"Три кольца" - читать интересную книгу автора (Рыбаков Артём Олегович)

Глава 4.

Я почувствовал, как «струна», намотанная на мой палец натянулась, и включил фонарь.

«А, несладко тебе, милый! – шнур натянулся ещё сильнее, как будто я вываживал крупную рыбу. – Вот теперь можно и глаза открыть».

Мой пленник скорчился, пытаясь проморгаться после того, как луч фонаря резанул его по глазам. Открыть глаза после пары часов темноты и комфортного беспамятства и получить такое – неприятно, что и говорить. Постепенно зрение вернулось к нему, и он исподлобья попытался осмотреться.

– Спокойнее, Томас, спокойнее! – при звуках моего голоса он замер.

Вы можете спросить, откуда я знаю его имя? Элементарно, Ватсон! (именно через «В», а не зарубежное «Уо», так у нас говорят!) Начальники своего подопечного вызывали по радио? Вызывали. А рация-то у меня! Причём если первые пять раз они звали его по позывному, «Поорис», что по эстонски значит «Вихрь», то потом плюнули на конспирацию и стали звать по имени. Добавляя, впрочем, и весьма нелестные эпитеты вроде «ленивый пёс» и «тупоумный засранец». Я в эстонском не особо силён, но ругаться умею и объясниться в корчме – тоже. Потом, осознав, что их «вихрь» куда-то унесло, терзать радиоэфир прекратили и даже с волны ушли. А минут через пять, покумекав, неожиданно вызвали меня на том канале, по которому я с Гедеваном трещал.

– Заноза, это Михаил Владимирович. Поддубный. Ответь.

«Ха, нашли карапуза. – мне даже стало смешно от наивности оппонентов. – Я отвечу, вы пеленг возьмёте и через десять минут вокруг лёжки будут топтаться человек двадцать… Держи карман шире, Владимирович!»

Погундев в рацию минуты три, «Дуб» перешёл от увещеваний к угрозам. Довольно банальным, надо признать. Обстоятельно, но не изобретательно, он рассказывал, что со мною сделают, когда поймают. Потом перешёл на семью. Потом опять вернулся к увещеваниям… Надеюсь, наши ребята, что за эфиром следят, всё тщательно записали. Жаль сейчас не старое время и нельзя привлечь к ответственности, за «угрозы сотруднику при исполнении». Наконец радиоспектакль без заявок слушателей закончился, и я остался в тишине и темноте. И даже смог вздремнуть минут сорок в «полглаза».

К моему удивлению, беседа с Томасом-«Вихрем» прошла, как говориться, «в тёплой и дружеской атмосфере». Тертый наёмник и «человек войны» кочевряжится не стал, и довольно откровенно рассказал мне, что знал.

Первое время он привыкал к своему новому положению, украдкой пробуя путы на разрыв, но, оценив качество моей работы, сник. На принятие решения ему потребовалось секунд десять, не больше. Коротко промычав что-то неразборчивое, он аккуратно, мешала удавка на шее, мотнул головой, приглашая меня к диалогу.

– Ну, Вихрь, что мне хорошего, доброго и умного скажешь? – спросил я, вытащив кляп из его рта.

– А ты хороший боец… – попытался подлизаться ко мне пленный. – Как легко меня взял!

– Знаю… – жеманничать, как и вестись на лесть я не стал. – Что же вас не предупредили, на кого охотитесь?

– Мы вообще не должны были тебя ловить, это эти… идиоты, что с Бергом всё испортили.

– С каким таким Бергом? – поинтересовался я новым действующим лицом.

– Вы его «Тупом» называете…

Я попытался вспомнить кто такой этот «тупой», но быстро сообразил, что это «Дуб» с эстонским акцентом. Причём акцент был не нарочитый, просто Томас несколько нервничал вот и произнёс ключевое слово неправильно.

– Они заверили, что возьмут тебя легко. Кто же знал, что ты такой ловкий? Ну, а потом Берг нам снова не сказал, что главного… Как это по-русски? Объект, вот! Упустил. Сказал, пёс, что местный проводник убежал, который к Занозе привести нас должен.

– Так, понятно… А ты сам кто? Кайтселит или армия?

– Ни то и ни другое. «Вольный стрелок».

– Какая команда? – крупные объединения наёмников я знал все от Таллина и Вильнюса до Киева и Воронежа.

– «Белые дрозды». Значок в кармане, – и он покосился на свой нагрудный карман.

Покопавшись там, я действительно нашёл какую-то металлическую бляшку.

«Ага, Вуди Вудпеккер[33] ошкуренный», – смешно, но данная группировка в качестве опознавательных знаков использовала силуэт заокеанского мультяшного дятла! От большого ума, видать. Или чувство юмора у основателей клана такое было, а под рукой пара ящиков значков детских оказалась. Кто сейчас знает?

– А не заливаешь ли ты мне, Томас, по прозванию «Вихрь»? Когда контракт подписал?

– Семнадцатого мая.

– А ехали как?

– Даугавпилс, потом Великие Луки, ну а сюда уже через Ржев выбрались.

«Сегодня у нас двадцать второе число… Это что же, они караваном тысячу с лишком километров за пять дней проехали? И ещё успели тут пообжиться? Сказки и ненаучная фантастика!»

– Вот я и говорю, врёшь ты всё… – лениво проговорил я и вытащил из кармана трофейный мультитул. – И, чтоб тебе легче было, я представлюсь… Занозой меня зовут.

Парень дёрнулся, что в его положении не очень получилось:

– Ты сын Беса! – приятно, когда так далеко о тебе и твоей семье знают столько подробностей, чёрт возьми!

– Верно, знаешь. И понимать должен, что в радиусе полутысячи километров никто тебе не поможет, а мне претензии предъявлять не будет, верно? – где-то в глубине души я даже сочувствовал этому парню, но жизнь у нас такая. Дикая и к чужакам немилостивая. Мы тут все не ангелы, но, по крайней мере, в беженцев никто из гаубиц не палил и огнесмесью их не поливал, как некоторые. Может именно поэтому наши вожди с югороссами и не задружились ещё. И новгородцы тоже. Простить не могут, невзирая на экономические выгоды. Целесообразность целесообразностью, но и звереть не дело совсем. Нам в этом плане полегче пришлось, не спорю, поток беженцев меньше был, но ведь и по Твери жахнули, химкомбинат разнеся, да и из Москвы с Питером отдельным горемыкам выбраться удалось. «Отдельным» – это я немного преуменьшил. Тысячи их были. Тысячи. А первые две зимы пережили сотни. Так что миндальничать не время и не место. И не я на полях Эстонии резвиться пришёл, а парень этот в наши болота залез.

Видно, Томас в ситуацию въехал, и, торопливо сглотнув, заговорил быстро-быстро:

– Э, слетопыт, извини! Я не прав, извини!

– Люблю я вас, культурных европейцев – чуть что, сразу «извини». А выделываться чего начал? Я, вроде на слабоумного не похож? Или похож? А? – щелкнув для острастки пару раз трофейными пассатижами, я продолжил. – Так как же вы в наши палестины добирались?

Пассаж с упоминанием библейской местности «Вихрь» не понял, но общий смысл до него дошёл:

– Нас на хеликоптерах перебросили, Заноза! – причём от волнения моё прозвище в его устах как «Саноса». – Людей и электронику перебросили сразу под Ржев, а тут нас машины и тяжёлое… Все тут пыло… Поверь!

– Вот теперь верю. Почти… – и я ещё раз щёлкнул инструментом. Для стимуляции. – На что у тебя был контракт?

– Клупокая экспедиция, с возможным боевым контактом с аборигенами, – как по писанному ответил Томас. Хотя по чему «как»? Они там действительно договоры на бумаге записывают, и верят им больше, чем честному слову.

– Объект экспедиции?

– Скасали, подробно проинформируют перед входом в активную зону, – пленного уже немного «отпустило», и речь его стала правильнее.

Сняв первую информацию, я призадумался:

«С одной стороны получается, что ловушка расставлена конкретно на меня. Причём, если побыть немного параноиком и принять во внимание пропавших наших – силки разворачивать начали чуть ли не год назад. И задумка не местных, те, во-первых, попроще будут, а во-вторых, не полезет никто из ближних на нас, только если Пионеры трёхнутые… А тут налицо кто-то, завязки по всему Северо-Западу имеющий.

С другой стороны, надо мне на кого-то чуть более чем наёмник-неразумник, знающего выходить. На „Дуба“-„Берга“, к примеру. Пока он не улетел в „голубом вертолёте“!» – случайно всплывшие в голове слова детской песенки вызвали у меня непроизвольную улыбку, и, одновременно направили мои размышления в другую сторону:

«А что есть у нас такого, чего ни у кого в округе нет? Те самые вертолёты и есть. А где они базируются, в Общине знают хорошо, если полтора десятка человек. Это – если самих потомственных лётчиков-вертолётчиков не включать. И, рассматривая проблему с этой стороны, понятно становится, почему пришлые не постеснялись на меня „наехать“! Три десятка боевых вертолётов – это в наших условиях штука посильнее „фаустпатрона Гота“!» – что такое – этот «фаустпатрон» я не знал, но отец частенько поминал его в разговоре с друзьями.

«Ну что ж, версия не фантастическая совсем. И так уже три десятка лет секрет храним, должна же была информация наружу просочиться. Хотя бы после Второй Чудской битвы»… – и я сделал шаг по направлению к лестнице.

– Э, Следопыт, ты куда? – спросил наёмник.

– На муда, вшей гонять! – ответил я грубо больше для того, что бы напомнить эстонцу, кто в доме хозяин. – Поскучай тут без меня, белоголовый. И смотри, не шали, а то отшлёпаю…

Томас мой посыл понял верно, и права качать не стал.

Поднявшись в «нычку» я снова подключился к антенне и вышел в эфир:

– Заноза вызывает Гедевана. Приём!

Мне пришлось повторить формулу вызова ещё раз семь, прежде чем Валера ответил.

– Гедеван на связи. Слушаю тебя, Илья.

– Ара, охота идёт лично за мной. Причём нужен я им непременно живым. Они разнюхали про «диких зверей». Как понял?

– Понял хорошо. А кто это «они»?

– Прибыли из Ревеля, – я употребил русское название бывшей эстонской столицы, так бесившее прибалтов во время последних столкновений, впрочем, название «Колывань» их раздражало ещё больше. – Причём их перекинули воздухом, понял меня ара?

– Понял отлично. Какая помощь нужна?

– Куда труба ведёт?

– Кхр-шшшш, – ударил мне в уши «белый шум».

«Похоже, что люди за мной пришли действительно серьёзные. Догадались погасить мою волну. И пеленг, скорее всего, уже взяли. Ну, дай Бог ноги!» – я вытащил из подсумка гранату и, отхватив ножом метр «струны», принялся прилаживать ловушку к люку. Минуту спустя я уже тормошил своего пленника:

– Пойдём, Томас, прогуляемся. А то на холодном лежать вредно, мама тебе, наверное, говорила…