"Случайный вальс: Рассказы. Зарисовки" - читать интересную книгу автора (Богданов Евгений Федорович)

СТАРОЕ И НОВОЕ

Каргополь стоит на перекрестке когда-то бойких торговых путей, которые вплоть до начала XIX века связывали его с другими районами страны, и поток товаров и разных грузов шёл по этим путям. С юго-запада на северо-восток и дальше, вдоль реки Онеги, а затем через паромный перевоз у села Архангело этот путь вёл на Северную Двину. Пудожский тракт через Печниково и Лядины пролегал в Карелию, Няндомский — к Шенкурску, Ошевенский тракт прорубился сквозь леса на запад, к Ошевенску, а от него — в Кенозеро и на Поморье.

С постройкой и открытием в 1897 году узкоколейной железной дороги Архангельск — Вологда связь с внешним миром стала осуществляться через станцию Няндома. Правда, Каргополь оказался в стороне от железной дороги, почти в ста километрах.

По поводу этого в Каргополе долго передавалась из уст в уста такая анекдотическая история. Когда инженеры-проектировщики прибыли в город, якобы для того, чтобы решить вопрос — должна ли пройти железная дорога через Каргополь и следует ли начинать изыскательские работы, городской голова Басов ушел мыться в баню и мылся там столь долго, что инженеры не могли его дождаться и так ни с чем и уехали. Они решили, что железная дорога каргополам не нужна. А Басова отправили в баню городские купцы: для них такая дорога была не выгодна.

Действительной же причиной того, что город оказался в удалении от железнодорожной станции, было скорее всего то, что он не имел большого промышленного значения, и потому дорогу вели кратчайшим путем через Обозерскую, Плесецк, Няндому на Коношу и дальше к югу. Сплав леса вёлся по Онеге, а больше никакой промышленности не было, если не считать небольшого клюквенно-экстрактного заводика, полукустарных мастерских, да пивоваренного завода купца Серкова.

Но старинные ямщицкие тракты еще долго служили, да и теперь служат каргополам, став путями сообщения местного значения. Они связывали уездный, а затем и районный центр с глубинкой. По этим трактам на праздничные ярмарки и в будние торги — «сборы» по понедельникам в город съезжалось много крестьян из окрестных деревень.

Обилие церквей в Каргополе и в селах да три монастыря — два в городе и монастырь Александра Ошевенского на Ошевенском же Погосте — способствовали распространению религиозности в городской и сельской среде. Все праздники в прежние времена соблюдались неукоснительно и сопровождались непременным посещением церквей.

Но в советское время, в двадцатые — тридцатые годы эти празднества стали понемногу утрачивать свое культовое содержание. В троицу, в Иванов день, в пасху лишь небольшая часть населения шла в действующую церковь. Подавляющее большинство каргополов ее не посещало или посещало редко. Жители окрестных деревень приезжали теперь в город в праздничные дни для того, чтобы участвовать в ярмарках, продавать и покупать там вещи, нужные в крестьянском обиходе. Молодежь приезжала погулять, повеселиться, покататься на карусели.

Разнаряженные девушки в сарафанах, в цветистых шелковых и атласных кофтах, с широкими лентами, вплетенными в длинные косы, ходили по центральной улице в ряд по восемь — десять человек, взявшись под руки, пели песни и частушки. Иногда их сопровождали гармонисты. Женщины носили кокошники с тяжёлыми, унизанными бисером кистями, свешивающимися над лбом, а девушки надевали перевязки. Это было необыкновенно красиво. Такие гулянья являлись своеобразными «ярмарками невест». Здесь парни и девушки заводили знакомства, в результате которых создавались новые семьи.

На Торговой площади в центре города в праздничные ярмарки бойко торговали всем, чем было богато Каргополье: зерном, мукой, мясом, рыбой, негашеной известью, красками, кистями, одеждой, обувью. Деревенские кустари работали, бывало, весь год, чтобы прибыть на ярмарку со своими изделиями. Тут продавались деревянные ушаты, кадки, треноги (деревянные трехногие бадьи), бочонки, грабли, расписные дуги, колеса к телегам, гнутые полозья для саней, плетёные из щепы корзины, бураки и бурачки, из бересты — порочки (туески), лапти, солонки, пастушьи сумки, рожки, заплечные кошели (пестери). Гончары привозили возы горшков, крынок, латок, подвесных рукомойников, корчаг (большие глиняные сосуды с крышками для тушения угольев), блюд и, наконец, знаменитые каргопольские игрушки. Их изготовляли многие мастера, у каждого свой ассортимент, своя манера лепки, раскраски. Были на ярмарке и лубочные решета, домотканые дорожки, вязаные шерстяные варежки, перчатки, чулки, носки и гарусные пояса с кистями, кушаки, вышитые полотенца, скатерти, льняные холсты.

Удивления достойно, сколько тогда на Каргопольщине было искусных мастеров и мастериц, насколько богат и разнообразен бывал торг! У городских мальчишек наибольшим спросом пользовались глиняные игрушки — утушки. Они были дёшевы, и в них можно свистеть на разные голоса, прикрывая пальцем то одну дырочку, то другую. Тогда эти игрушки были предметами самыми обыкновенными. Это теперь они продаются в сувенирных магазинах, а прежде игрушки имелись во множестве в любом доме, где росли дети, и стоили недорого — по пятаку, гривеннику за штуку.

На зимних ярмарках продавали валенки домашней катки, овчины, кожи, дрова и — что самое любопытное — целыми возами мороженые тушки зайцев. Их в те времена в окрестных лесах водилось множество. Продавали также дичь — тетёрок, глухарей, рябчиков, куропаток.

В летние праздники Каргополь шумел, смеялся, пел, бурлил. На базаре с шутками-прибаутками отчаянно торговались продавцы и покупатели, били друг друга по рукам. В толпе шныряли лошадники-цыгане, надувая неопытных покупателей, сбывали больных и слабосильных лошадей, прибегая к уловкам подобно тем, на которые поддался шолоховский дед Щукарь при покупке кобылы… В сторонке у коновязи крестьянские савраски хрупали сено или овёс. Солнце заливало площадь ярким светом, кругом шумели под ветром берёзы. Поодаль непрестанно крутилась карусель, заливалась гармошка, а иногда играл и духовой оркестр местной пожарной команды. Разнаряженные парни и девушки, пощёлкивая семечки, садились в деревянные решётчатые подвесные зыбки. Дюжие мужики наверху, под полотняным куполом, поплевав на руки, принимались крутить карусель, ходя там по кругу на помосте, и зыбки плавно шли тоже по кругу. Смех, шутки, непередаваемый каргопольский говорок.

А вечером базар и карусель затихали, и на улицы опять выходили те самые девчата, и тогда начинались с новой силой песни и частушки. Какая-нибудь девушка с особенно чистым серебристым голосом выводила:

Уговаривал, старался Девушку насилушку. Подруги дружно подхватывали: Из-за белого платочка Прогулял всю зимушку.

Пауза, гармонист делает «проигрыш», и снова над улицей взвивается другой голос, пониже тембром:

Подружка — отлет О залётке ревёт Не реви, вертоголовая, Никто не отберет.

Пели частушки и парни, шедшие следом за девчатами:

То не поезд, не машина, То — хорошая моя. Каблуками в три аршина Завлекаешь ты меня.

Девушки, выслушав парней, отвечали им:

Мой милёночек лукав, Меня дёрнул за рукав, Я — лукавее его, Не взглянула на него.

Песенный поединок иногда продолжался долго. Горожане, гуляя по деревянным мосточкам, с улыбками смотрели на парней и девчат, прислушивались к их песням.

Деревня заполонила городок, покорила его разнообразием живописных нарядов, весельем. Каргополь как бы слился с нею в единое целое. Да он и сам был наполовину деревенским — многие его жители недавно были пахарями, а потом перебрались сюда на жительство.

* * *

Уже в двадцатых-тридцатых годах старинный Каргополь, где жизнь шла размеренно и по-патриархальному спокойно, стал приобщаться к новой жизни.

В 1923–1924 годах здесь построили электростанцию, в домах загорелись лампочки Ильича, начал работать кинотеатр. Фильмы показывали в профсоюзном клубе, затем в здании Дома культуры.

Помнится, с удивлением и восторгом смотрели мы фильмы «Броненосец Потёмкин», «Поэт и царь», «Крушение империи» и другие.

В 1929 году Каргополь стал называться районным центром. На Советской площади в годовщину Октябрьской революции, в день 1 Мая проходили праздничные митинги и народные паяния. В начале коллективизации в районе появился первый колесный трактор, и первые пассажирские автобусы пошли на станцию Няндома.

Активно начинали работать первые комсомольские ячейки, на Валушках, в помещении бывшей деревянной церкви, открылся пионерский клуб. Молодёжь по вечерам слушала лекции о коммунистическом обществе, занималась ликвидацией неграмотности, участвовала в атеистической пропаганде. В городе была создана небольшая молодежная коммуна. Молодые люди объединялись в спортивные секции, кружки, участвовали в массовых военизированных играх, спортивных состязаниях.

В довоенные годы главная улица Каргополя называлась Театральной. Она начиналась в северо-западной части города, у выхода на Ошевенский тракт, шла через весь город к пристани на Онеге. Теперь это улица Победы. А Театральной она называлась, вероятно, потому, что в центре города на ней находилось, да и сейчас еще находится здание Дома культуры, где в середине тридцатых годов организовался народный театр. В театре работал приглашённый из Петрограда режиссер, давались спектакли, концерты хора и струнного оркестра. Культурная жизнь заметно оживилась, были даже попытки показать каргополам оперетту. Играли в театре любители-энтузиасты, преимущественно учителя школ и педтехникума, служащие.

Мы, каргопольские мальчишки, по вечерам осаждали Дом культуры. Уж очень хотелось пройти на спектакль, а билетов не было. Мы выжидали удобный момент, когда кто-нибудь из доброжелателей достанет нам контрамарки, или проникали в зрительный зал через чёрный ход, а то и через пожарную лестницу и чердак.

В зрительном зале имелся балкон, в партере стояли ряды дубовых решетчатых скамей со спинками, похожих на садовые скамейки, очень прочные и долговечные. На спинке каждой скамейки были обозначены номера, и зрители занимали места «согласно купленным билетам».

Нас, мальчишек, в неописуемый восторг приводили сцены со стрельбой из револьверов и пулеметов, хотя мы знали, что выстрелы имитировались с помощью доски, которой за сценой хлопали об пол, а пулеметную стрельбу заменяла деревянная трещотка. Но однажды мы испытали колоссальное удовольствие от того, что сбоку из-за кулис выкатили большую картонную пушку, и она бабахнула так, что мы завизжали от восторга. Из жерла пушки блеснуло пламя, появился дым. Это было что-то новое, не похожее на хлопанье доской за кулисами. Уж как там она бабахнула и чем, мы не ведали. На нас зашикали, и мы умерили восторги, ожидая, когда пушка бабахнет еще. Но она больше не стреляла, дальше нам показалось неинтересно, но мы все же высидели спектакль «до победного конца».

Когда мы стали постарше и ходили на спектакли уже по билетам, то стали разбираться, что к чему, внимательно следя за действием.

Помнится, шёл спектакль по пьесе А.М. Горького «На дне». На сцене, изображающей ночлежку, на нарах в живописных позах мы увидели своих любимых учителей. Мы узнали их сразу, хотя они загримировались. Преподаватель алгебры Андрей Григорьевич Артёмов воодушевлённо произносил монолог Сатина: «Человек — это звучит гордо! Надо уважать человека!» — говорил он, сопровождая речь энергичными жестами. А учитель химии Пётр Сафонович Коренев в узких брючках и кургузом пиджачке играл роль Актёра. Молодой учитель рисования изображал Ваську. Он растянулся на полу во весь рост с гармоникой и что-то орал, выражая этим бунт против социальной несправедливости…

Помнится постановка «Ревизора» Н.В. Гоголя, где молодой в то время паренёк, известный жителям города больше по прозвищу «Коля Модный», исполнял роль Хлестакова. Он был одет во фрак, эффектно рисовался перед дамами и нёс околесицу, как и положено Хлестакову, помахивая зажатыми в руке белыми перчатками.

Наверно, играли артисты хорошо и вдохновенно, раз они остались у меня в памяти на всю жизнь. Костюмы на сцене носили настоящие, не бутафорские. Костюмерная в театре была богатая, собранная по всему городу усилиями энтузиастов.

Народный театр в Каргополе в двадцатые — тридцатые годы был очень популярен. Кроме спектаклей, выступала «Синяя блуза», почему-то переименованная потом в «Красную рубаху», видимо, из преувеличенного пристрастия к революционной терминологии. Выступления «Синей блузы» били в цель, вскрывали отрицательные явления.

Каргополы заботились о Доме культуры, привели в порядок территорию вокруг него, разбили садик с клумбами и газонами. На них было много цветов.

Весной, после таяния снега, когда солнце уже достаточно хорошо пригревало, город отряхивал с себя зимнюю дрёму и устраивались коммунистические субботники. Все выходили на улицы с метелками, граблями, старательно приводили в порядок главные улицы, территорию возле Дома культуры. Вместе со всеми трудилось районное начальство из райисполкома, из райкома партии. После субботника его участники, собравшись возле широкого крыльца Дома культуры, фотографировались на память. У меня сохранилась фотография тех лет, на ней запечатлена большая группа участников субботника. Разумеется, и мы, мальчишки, пристроились сбоку. Снимал группу местный фотограф Кондатский, мастер своего дела. По совместительству он вёл у нас в школе уроки пения. Он приходил к нам в класс со скрипкой, играл на ней и пел дребезжащим баском, а мы ему старательно подпевали. Помнится такая песня:

Джим подшкипер с английской шхуны Плавал шестнадцать лет, Знал моря, заливы, лагуны, Старый и Новый свет…

Что там дальше было с Джимом подшкипером, я теперь не помню, но учитель пения — фигура по-своему оригинальная и колоритная — и сейчас стоит у меня перед глазами.

Фотографируя, он засовывал голову под покрывало из черной ткани, наводил аппарат, потом, опустив ткань, брался рукой за крышку объектива фотоаппарата, установленного на треноге, и говорил: «Внимание! Спокойно! Снимаю! Спасибо».

В те годы в Каргополе, в центре, разбили сквер, в нём по периметру высадили молоденькие ёлки. Они постепенно разрослись и стали высокими и густыми. Посреди сквера установили памятник В.И. Ленину. На открытой площадке часто бывали танцы под духовой, оркестр, а рядом сражались на спортивной площадке волейбольные команды.


Горожане любили свой театр, и он существовал довольно долго — вплоть до начала Великой Отечественной войны. После неё драмколлектив снова возродился, но уже не в прежнем составе, и, кажется, выступал с меньшим успехом.

Традиционными были новогодние карнавалы. В них участвовали многие горожане. Обязательным условием входа в Дом культуры была маска. Пусть у пришедшего нет костюма, но маску он был обязан надеть на лицо.

Карнавальные вечера проходили с танцами при большом стечении публики. Тогда не было ни радиол, ни магнитофонов, ни эстрадных ансамблей. Танцевали под музыку популярного в то время гармониста Клавдия Воронкова. Сухощавый, стройный, подтянутый, с лихо закрученными «чапаевскими» усами, он садился на табурет и весь вечер наяривал краковяки, польки и вальсы. В то время входили в моду танго, румба, фокстрот, но их гармонист не знал, играл старинную музыку. Под нее танцевали все от мала до велика. Кажется, мелодичный звон воронковской гармошки до сих пор стоит у меня в ушах, хотя это было полвека тому назад.

Детей до шестнадцати на вечера не пускали, но нам с приятелем Петей Карякиным удалось обмануть бдительную контролёршу, дежурившую при входе.

Тогда только что вышел на экраны звуковой фильм «Дети капитана Гранта», и мы смотрели его не один раз. Особенно нам нравился один из героев фильма — Жак Паганель, роль которого исполнял талантливый актер Николай Черкасов. Вот мы и решили «изобразить» на маскараде Паганеля: сделали широкополую шляпу, склеили из картона подзорную трубу, наставили по низу полосой черной ткани широкое драповое мужское пальто. Так как я был невелик ростом и легок, то сел Пете на плечи, мы надели пальто — оно скрывало нас обоих — и в таком виде пошли на маскарад.

По дороге, чтобы не споткнуться, Петя выглядывал в щелку между полами пальто. Контролерша, дежурившая у входа в зал, очень удивилась, увидев перед собой долговязую фигуру в шляпе с пером, но пропустила нас, хотя билет был один на двоих.

В зале шли танцы, сыпалось конфетти, развевались ленты серпантина, горела огнями большая ёлка. Нарядные пары в пестрых костюмах кружились «в вихре вальса». Мы в это время стояли на пустой сцене за кулисами. Петя у стола, я — на столе. Ему было тяжело таскать меня на себе весь вечер.

Но вот в танцах наступил перерыв, и в зале появился Паганель с льняными буклями и подзорной трубой. Он важно и неторопливо прошелся взад-вперёд, остановился и стал смотреть через трубу на балкон. Публика ахала, смеялась, выражала одобрение.

Танцы опять начинались, и мы исчезали за кулисами.

Наши старания оценили: за этот костюм мы получили денежный приз.

Мой друг Петя Карякин в Великую Отечественную войну воевал лейтенантом, командиром взвода, был ранен в ногу и вернулся домой инвалидом.