"Тайна, покрытая мраком" - читать интересную книгу автора (Бахнов Владлен Ефимович)



Загадка

Однажды, возвращаясь с работы, Сергей Петрович Лапов заметил на стенке лифта малограмотную надпись «Лапов дура». Слова были написаны неровными детскими буквами, мелом. Сергей Петрович, разумеется, догадался, что эти слова относятся не к нему, а к его сыну — первокласснику Мишке. И все же ему стало как-то неприятно. В конце концов, могли бы написать поконкретней. И пока лифт поднимался, Лапов старательно стер носовым платком свою фамилию. Так что обидное слово относилось теперь неизвестно к кому и носило абстрактный характер.

Однако спустя два дня тот же самый текст был написан тем же самым невинным детским почерком в том же лифте. Лапов снова стер свою фамилию и решил, что, пожалуй, следует принять какие-нибудь превентивные меры.

— Послушай, — как бы между прочим сказал он белобрысому ушастику Мишке, — кто пишет у нас в лифте «Лапов дура»?

— Это не я! — выпалил Мишка.

— Я сам знаю, что не ты. Не хватало, чтобы ты сам о себе сочинял такое! — Отец покачал головой и хмыкнул. — Но я хотел бы выяснить, кто все-таки пишет эти глупости?

— Не знаю, — промямлил сын, и правое ухо его сделалось красным, а левое со следами чернил на мочке заметно побелело.

— Но ты знаешь, что подобные слова нельзя писать в местах общего пользования?

— Знаю…

— Ты знаешь, что за порчу и загрязнение лифта можно попасть в милицию?

— Знаю… — еще тише повторил Мишка.

— Так кто же написал «Лапов дура»?

— Не знаю… — До школы Михаил три года ходил в детский сад, и эти годы не были растрачены впустую. Он твердо усвоил, что такое ябеда.

— Ну ладно. — Сергей Петрович решил изменить тактику. — А с кем ты дружишь?

Сын прикинул, не кроется ли в этом вопросе какой-нибудь подвох, и от напряжения пошевелил разноцветными ушами.

— С Кокой дружу.

Кока жил в соседней квартире. Ему еще не было пяти лет, и, следовательно, писать он пока не умел.

— А еще с кем?

— С Башиловым, с Козюрой, — по школьной привычке он называл своих друзей по фамилиям. — А еще с Галимжановым и Калиной.

— И все они живут в нашем доме?

— Живут…

— Значит, кто-то из них и сделал надпись в лифте! — торжествующе воскликнул Лапов-старший. Ловушка захлопнулась. Лапов-младший горестно подивился дьявольской хитрости взрослых, и разноцветные уши его поникли…

Для начала Сергей Петрович решил просто поговорить с родителями Мишиных друзей. В этот вечер по телевизору передавали хоккей, отцы были заняты, и Лапову пришлось в основном беседовать с мамами.

Мама Галимжанова сказала, что сын ее уже неделю лежит с ангиной и из дома не выходит. Алиби.

Мама Калинникова сказала, что ее сын никогда не занимался подобными вещами. Но если Лапов настаивает, она скажет сыну, чтобы он этого не смел больше делать.

У Вовы Козюры хоккеем увлекались и папа и мама. Так что разговаривала с Сергеем Петровичем Бовина бабушка, а может быть, и прабабушка. Поначалу она приняла Лапова за агитатора из агитпункта и стала толковать с ним о положении на Ближнем Востоке. А потом уразумела, по какому деликатному вопросу он пришел, и сразу же заявила, что Вовик этого сделать не мог. Не потому, что он не может написать таких слов, а потому, что боится заходить в лифт. В прошлом году он не боялся, и, если ему удавалось забраться одному в кабину, он безостановочно гонял лифт вверх-вниз до тех пор, пока дежурный монтер не выключал электричества. Но однажды лифт с Вовой застрял между этажами, и монтер сказал, что не станет спасать мальчика и оставит его навсегда жить в лифте. Целый час просидел бедный мальчик в полном одиночестве, не зная, выйдет ли он когда-нибудь на белый свет… И этот случай так подействовал на впечатлительного ребенка, что теперь его силой не затащить в лифт.

Значит, и Козюра отпадал. Лапов отправился к Башиловым.

Башиловы тоже смотрели телевизор. Лапов извинился и вежливо сказал, что может зайти попозже. Но Башилов-старший столь же вежливо ответил, что он абсолютно свободен, и увел Сергея Петровича в соседнюю комнату.

— Ведь меня что беспокоит? — сказал Лапов, кончая свою грустную историю. — Мы-то с вами понимаем, что эти глупые слова относятся не ко мне. А другие могут и не понять. И потом лучше в принципе выяснить, кто позволяет себе заниматься такими вещами.

— Та-ак… — улыбнулся Башилов. — Ну что ж, давайте поговорим с Гешкой. Может быть, он здесь и ни при чем.

Гешка был страшно недоволен тем, что его оторвали от телевизора.

— Вот отец Миши Лапова говорит, что в нашем лифте кто-то написал о Мише обидные слова. Это ты писал?

— Про Лапова не я, — прямо ответил Гешка.

— А про кого ты? — сразу же насторожился Сергей Петрович.

— Не про Лапова, — туманно пояснил Геша.

— А про кого же? — настаивал Сергей Петрович.

— Ну, про Коку…

— Ай-яй-яй! — сказал Башилов. — Хорош! Зачем же ты пишешь про Коку такие глупости? Он ведь даже читать не умеет!

— А я ему сам читаю, — оправдался Геша.

— Ну а про Лапова, про Лапова-то кто писал? — гнул свое Сергей Петрович.

— Не знаю.

— Ага! Значит, это писал ты! И все! — убежденно произнес Лапов.

— Позвольте! — удивился Башилов. — Каким образом вы пришли к такому заключению?

— А чего же он не признается? Если бы не был виноват, давно бы сам признался!

— В чем? — Башилов был озадачен странной логикой Лапова.

— Сам знает, в чем!

— Ступай, Геннадий, мы тут без тебя разберемся, — сказал Башилов, и довольный Геша вернулся к телевизору.

— Зря вы его отпустили, — нахмурился Лапов. — Он бы вот-вот все рассказал.

— Я привык верить своему сыну. В лифте писал не он.

— И вы это можете доказать?

— А почему я, собственно, должен доказывать? Вы возводите напраслину, вы и доказывайте!

— Ах так? Меня оскорбляют, и я же должен еще что-то доказывать? — Лапов встал. — Ну ладно!

…На следующий день к Башиловым зашел управдом Панбратов. Явно смущаясь, он сообщил, что от жильца Лапова поступило заявление о том, что сын Башилова пишет в местах общественного пользования всякие непристойности.

— Какие именно непристойности? — холодно уточнил Башилов.

— Вот этого не знаю: в заявлении просто сказано «непристойности». Лично я никаких таких непристойных надписей в наших подъездах не замечал, — добавил Панбратов. — Но раз пришло заявление, надо же с ним что-то делать.

— Надо, — согласился Башилов. — И я вам скажу что. Разорвите его и выбросьте в мусоропровод. Этот склочник Лапов поднял шум только из-за того, что о его сыне кто-то написал «Лапов дурак».

— И все? — удивился управдом. Но Башилов понял, что Панбратов ему не поверил.

В тот же день малограмотная надпись была обнаружена на тротуаре возле подъезда, и Лапов сфотографировал ее в качестве вещественного доказательства. А в конце недели Башилова пригласили в школу.

— Я не хочу скрывать, — сказала молодая учительница, — ко мне приходил отец одного из моих учеников и сообщил, что ваш сын пишет на стенах бог знает что и тем самым тлетворно влияет на всех детей.

— Так и сказал «бог знает что» и «тлетворно влияет»? — переспросил, багровея, Башилов. — Так вот имейте в виду, это гнусная инсинуация, и я знаю, кто распускает сплетни! — Башилов, торопясь и запинаясь, рассказал о своем разговоре с Лаповым.

— Да вы не волнуйтесь, — успокоила Башилова учительница. — Я, конечно, не думаю, что все обстоит так страшно. Башилов не такой уж испорченный мальчик, как считает Лапов. Но и вы где-то невольно смягчаете проступки вашего сына. Согласитесь, что вряд ли дело в одной надписи. Я бы на вашем месте выяснила, с кем общается ваш сын, и побольше времени уделяла его внешкольному воспитанию.

…А еще вызывали Башилова в профком и к директору. В профкоме лежало письмо Лапова «о недопустимых хулиганских выходках Башилова-младшего, подогреваемых неприкрытым попустительством Башилова-старшего». А у директора лежала копия этого письма.

В профкоме, разумеется, письму не поверили, но и рассказу Башилова, однако, не поверили тоже: не на пустом же месте выросло это склочное дело!

И директор прямо сказал, что письмо это рассчитано на дураков и писал его явный склочник. Директор громко хохотал, слушая рассказ Башилова. Но потом посоветовал все же с Лаповым помириться и по-настоящему заняться перевоспитанием сына. Пока не поздно!

— Да зачем его перевоспитывать? — закричал Башилов, видя, что и директор не принял его объяснений всерьез. — Что плохого сделал Геша, ну что?

— А ты не горячись, не горячись… Все мы считаем, что наши детки безгрешные младенцы. А потом каемся! — рассудительно закончил директор…

…Однако и Сергей Петрович Лапов все сильней выходил из себя, потому что обидная надпись опять и опять появлялась в самых неожиданных местах. Лапов забросал заявлениями управдома. И теперь, едва завидев Лапова, Панбратов бросался на чердак и там отсиживался среди поломанных, запыленных детских колясок.

И однажды, спускаясь на цыпочках с чердака, Панбратов неожиданно увидел маленького Коку, который старательно выводил мелом на дверях своей квартиры «Лапов дура». И что же оказалось? Оказалось, что этот вундеркинд Кока самоучкой одолел грамоту, хоть, правда, умел писать пока только два слова. Те два слова, за написанием которых его и застукали.

Так был обнаружен настоящий виновник всей этой шумихи. Коке досталось от мамы, и он понял, что образованность имеет свои теневые стороны. Сергей Петрович утихомирился и впервые уснул спокойно…

А назавтра в лифте опять появились те же сакраментальные слова «Лапов дурак». Но на этот раз они были сделаны четким чертежным шрифтом. А перед фамилией Сергея Петровича Лапова стояли инициалы С. П. Чтобы никто случайно не подумал, что эти обидные слова относятся к ни в чем не повинному первокласснику Мишке Лапову.