"Дочь оружейника" - читать интересную книгу автора (Майер Генрих)

Часть вторая

I. Похищение

Фрокар, узнав все, что ему было нужно, поспешил выйти из Амерсфорта и скоро был в лагере Перолио у Нардена. Ему надобно было предупредить его, что Шафлер будет просить пропуск у бурграфа Монфортского, которого надобно было уговорить, чтобы он отказал в этом графу.

С первых слов бандита Перолио пришел в бешенство от одной мысли, что соперник его овладеет Марией и, чтобы помешать этому, он готов был на все. Он тотчас же продиктовал письмо к бурграфу, извещая, что несколько неприятельских офицеров хотят просить пропуск под предлогом свидания одного из них с невестой, но что они намерены проникнуть до приверженцев епископа и с их помощью овладеть городом. Стало быть, опасно и безрассудно давать пропуск в такое время.

Когда письмо было запечатано, Видаль получил приказание доставить его, как можно скорее, самому бурграфу Монфортскому. Стало быть, Шафлеру было мало надежды на согласие бурграфа. Успокоенный на этот счет, Фрокар взял четырех воинов, получивших приказание повиноваться ему беспрекословно; кроме того, капитан пожаловал своему наперснику несколько золотых монет на мелкие издержки. Отпуская его, Перолио прибавил, чтобы он не смел употреблять силы, не делал никакого шума в монастыре и не заставил его поссориться с бургомистром.

Бандит обещал, что все пойдет хорошо, зная однако, что если ему одному удастся похитить молодую девушку, даже и с шумом, то Перолио защитит его от бурграфа или скроет так, что никто не найдет виноватого. Впрочем, он успел придумать план и надеялся на успех.

Сам он пошел прямо в Зест, а помощников своих послал в Утрехт, чтобы они там переоделись и купили удобные, прочные носилки, в которых переносят больных или хрупкие вещи. Он назначил им день и место, где они должны сойтись.

Все это было исполнено. Фрокар был в Зесте через три дня после свидания Шафлера с Марией.

Он явился в монастырь в ливрее служителей герцога Монфортского и, назвавшись посланным от управляющего бурграфа, заказал большое количество пирожков и разных печений, требуя, чтобы все было готово в три дня, к большому празднеству, которое будет в Утрехте.

Настоятельницы и монахини были рады случаю показать свое искусство и, чтобы угодить высокому покровителю, принялись за работу. В эти три дня Фрокар изучал местность монастыря и часто бывал на монастырской кухне, в саду, и узнал очень хорошо все привычки монахинь. По вечерам он приходил в трактир, где назначил место свидания своим товарищам и размышлял о том, как бы ему вызвать Марию подальше из монастыря, чтобы не делать шума и потом увезти.

Во второй день он сидел угрюмый в трактире, не зная на что решиться, когда в комнату вошел крестьянин и спросил трактирщика:

– Далеко ли монастырь св. Бригитты?

– Полчаса ходьбы, не больше.

– Тем лучше, я успею еще сегодня побывать там.

– А что у тебя за дело в монастыре? – спросил любопытный хозяин.

– Дела никакого, только надо отдать письмо.

– Так сегодня не ходи понапрасну. Теперь все спят в монастыре и для тебя не отворят ворота. Отложи письмо до завтра.

– Нельзя, хозяин, завтра я должен быть в Амерсфорте.

– Так надобно было придти сюда раньше.

– Я и торопился, но дороги так дурны, что удивляюсь еще, как я не остался в болоте.

– Ты издалека, любезный? – спросил вдруг Фрокар, прислушивавшийся к разговору.

– Из Дурстеда.

– Из Дурстеда! – повторил бандит радостно. – Стало быть, ты идешь от наших врагов, от трески?

– Ну что? – возразил крестьянин. – Треска водится везде, где есть вода.

– Да, зато везде есть и удочки.

– Мне это все равно. Я не принадлежу никакой партии, а работаю на тех, кто мне платит.

– Но если солдаты бурграфа встретят тебя с письмом от одного из начальников епископских войск… потому что, вероятно, ты послан каким-нибудь дворянином… признавайся!

– Да, – проговорил озадаченный крестьянин.

– И ты знаешь имя этого дворянина?

– Имени не знаю, только он заплатил мне щедро за услугу.

– А ведь если найдут у тебя письмо, то примут за шпиона и, не разговаривая долго, повесят на первом дереве.

– Неужели? – вскричал крестьянин с ужасом. – Я этого не хочу.

– Верю, любезный, только обязанность каждого служителя бурграфа взять тебя за шиворот и представить утрехтскому судье.

И Фрокар указал на герб бурграфа, украшавший его кафтан; посланный Шафлера побледнел и задрожал как в лихорадке.

– Но… что я сделал? Что может быть преступного в письме к монахине…

– Ты не понимаешь политики, болван, – прервал Фрокар. – Враги наши употребляют все средства сделать нам зло… Я вижу, что ты по глупости попал в это дело и прощаю тебя с тем, чтобы ты отдал мне письмо. Сам же убирайся поскорее, потому что если завтра я встречу тебя здесь, то тебе не избежать пенькового галстука.

– Благодарствуйте, мессир, – сказал крестьянин, подавая письмо. – Впредь я буду осторожнее; прощайте!

И он выбежал, как будто за ним гнались по пятам, а Фрокар, смеясь над глупостью крестьянина, заперся в своей комнате с письмом Шафлера, потому что нельзя было сомневаться, чтобы письмо было от него. Адрес был на имя настоятельницы, но она, вероятно, должна была передать его Марии.

Бандит распечатал пакет. Шафлер уведомлял Марию, что бурграф отказал в пропуске и что он уведомил мастера Вальтера, чтобы тот сам ехал в монастырь и взял бы Марию, и что воины его, переодетые крестьянами, будут охранять ее всю дорогу, до аванпостов Дурстеда, где сам он с Франком будут ждать молодую девушку.

– Хорошо придумано, – сказал бандит, – только и я догадлив, что овладел этим письмом. Вот средство вызвать Марию из ее комнаты… А если оружейник приедет прежде?.. Не может быть!.. Верно этот же крестьянин несет и ему письмо… Он упоминал об Амерсфорте. А я, дурак, отпустил его… притом я один. Завтра придут товарищи и завтра же, в то время, как папенька будет собираться в дорогу, дочка будет уже в моих руках… А если нет?.. Это невозможно, сатана поможет мне. Красавица будет в объятиях капитана, а я прижму к сердцу сто золотых флоринов.

И запечатав письмо так искусно, что трудно было заметить, что его уже читали, Фрокар бросился на кровать отдохнуть, и поутру, чем свет, отправился на утрехтскую дорогу, ждать своих товарищей. Те показались не скоро, с носилками, в ливреях бурграфа, с большими корзинами для печенья. Бандит назначил им всем роли, и в сумерки все они пробрались к монастырю св. Бригитты.

Настоятельница сказала Фрокару, чтобы он прислал за печеньями людей со стороны сада, откуда был вход прямо в кухню, и Фрокар исполнил это, придя с корзинами к калитке сада, в то время как двое из его помощников посильнее должны были похитить Марию.

В то время как Фрокар, со стороны сада, принимал разные печенья и укладывал их в корзины, расположенные на ручной тележке, два бандита принесли носилки к главному входу в монастырь, и дюжий немец Готфрид позвонил у ворот. На вопрос привратницы, сделанный из-за дверей, он отвечал, что приехал из Дурстеда, с письмом от графа Шафлера к настоятельнице.

– Дайте я снесу письмо, – сказала монахиня. – Вам нельзя теперь видеть нашу начальницу.

– Вам нечего и беспокоить ее, – заметил Готфрид, – я знаю, что письмо не к настоятельнице, а к невесте моего капитана.

– К Марии?

– Да, и сверх того я желал бы ее видеть, чтобы передать ей некоторые поручения от моего начальника насчет нашего путешествия.

– Хорошо, подайте мне письмо и подождите ответа.

Готфрид подал письмо в маленькое окошечко и ворчал про себя, что если ему не отворят дверей, то он отказывается пролезть в это отверстие и не берется похитить красавицу.

В это время настоятельница хлопотала на кухне, отпуская печенья, а Фрокар говорил ей о брате ее, патере ван Эмсе, называя его своим другом и благодетелем. Когда привратница принесла письмо и сказала, что оно от ван Шафлера, настоятельница послала ее к Марии. Молодая девушка, узнав, что посланный графа желает ее видеть, пошла в приемную комнату, а привратница побежала отворять двери.

«Хорошо, – сказал про себя Фрокар, услышав издали скрип огромной двери, – мой волк попал в овчарню и овечка пошла ему на встречу. Надобно теперь занять этих монахинь и привлечь сюда привратницу; кажется, она лучший советчик в монастыре».

Он не ошибался. В то время образование доставалось не многим, а между женщинами было редкостью, и потому не удивительно, что вся письменная и счетная часть лежала на одной из монахинь, которая в то же время исполняла должность привратницы.

Фрокар нарочно завел спор, что счет составлен неверно, и только монахиня-настоятельница могла убедить его, что все сделано, как он заказывал. После этого заплатив деньги, он попросил привратницу написать расписку и сам продиктовал ее, как можно длиннее.

Все это продолжалось довольно долго. Что же происходило в это время в приемной комнате?

Готфрид вошел первый в приемную, осмотрелся и стал за дверью, в которую должна была войти Мария.

Только она переступила порог, держа в руках письмо Шафлера, как бандит быстро захлопнув дверь, накинул плащ на голову Марии, и, прежде чем она успела закричать, схватил ее, как ребенка и побежал к выходной двери. Но дверь была заперта, и надобно было найти ключ, который висел всегда в комнате привратницы. Немец боялся, не зная, что ему делать и куда девать Марию. Наконец он опустил ее на пол и, закутав плащом так, что крики ее были не слышны, связал ей руки и побежал в келью, где впотьмах не скоро нашел ключ… Дверь отворилась. Другой бандит, ждавший немца, помог ему перенести бесчувственную девушку в носилки и они быстро удалились, как приказал им Фрокар.

Последний, рассчитав наконец, что похищение совершилось, отправился тоже со своими припасами и скоро догнал носилки.

Так как было уже поздно и темно, Фрокар приказал остановиться и, открыв носилки, развязал и распутал бедную девушку.

– Не бойтесь ничего, – сказал он сладким голосом. – Вас никто не тронет. Граф Шафлер приказал нам беречь и защищать его невесту.

– Это ложь! – вскричала Мария. – Граф Шафлер не способен на такой низкий поступок.

– Вы угадали, он и не знает о вашем похищении, но оно было необходимо. Соперник его, Перолио, хотел похитить вас на дороге в Дурстед, и надобно было действовать тайно и быстро, чтобы спасти вас.

– Если это правда, зачем вы не предупредили настоятельницу, не сказали ничего мне?

– Вы бы не поверили мне и я потерял бы много времени в объяснениях.

– Но завтра мои родители приедут за мной; что они скажут, узнав, что меня нет?

– Мессир ван Шафлер наверно предупредит их.

– Так вы приведете меня к ван Шафлеру в Дурстед?

– Да, к аванпостам.

Мария не знала, что подумать. Простая и откровенная, она не могла подозревать обмана, хотя догадалась бы об измене, если бы увидела лицо Фрокара.

– Заклинаю вас всем священным для вас, – говорила она умоляющим голосом. – Скажите мне правду… вы ведете меня к Шафлеру?

– Клянусь всеми ангелами рая, – отвечал бандит, которому ничего не стоили клятвы, – только вы понимаете, синьорина, что должны молчать всю дорогу, если хотите добраться целой до… аванпостов.

Мария обещала, хотя не была совершенно спокойна, а Фрокар был очень доволен, что уговорил девушку, потому что к Нордену надобно было проходить через Амерсфорт, или близ него, а там могли встретиться какие-нибудь препятствия.

Во время разговора бандита с его жертвой, четыре помощника были тоже очень заняты. Они начали пробовать печенье монахинь св. Бригитты и истребив почти все сласти, почувствовали необходимость выпить. Напрасно Фрокар приказывал и даже просил продолжать путь и нести поскорее носилки – разбойники не слушали его и направились к ближайшему кабаку. Напившись вдоволь, они пошли дальше нехотя, и когда поравнялись еще с одной гостиницей, то объявили, что остановятся здесь и отдохнут ночь.

Это была половина дороги между Зестом и Амерсфортом, и хорошо придуманный и исполненный план Фрокара мог нечаянно разрушиться и лишить его ста флоринов. Но делать было нечего, он подошел к носилкам и сказал Марии:

– Мы остановимся здесь, синьорина. Погода ужасная, и мы боимся за ваше драгоценное здоровье. Потрудитесь войти в гостиницу и отдохните, а мы будет охранять сон невесты графа ван Шафлера. Прошу вас еще раз, если не хотите попасть в руки Перолио, не говорите ни с кем, не открывайте кто вы.

– Хорошо.

– Не призывайте также никого на помощь. Клянитесь мне жизнью ваших родителей не отвечать ни на чьи вопросы.

– Я клянусь молчать до тех пор, пока вы будете обращаться со мной прилично.

– О! Вам нечего бояться нас, – проговорил бандит. – Пойдемте же.

Он побежал вперед посмотреть, нет ли кого в гостинице и вернулся со служанкой, которая отвела Марию в собственную комнату и предложила ей свои услуги. Но молодая девушка выслала ее и, не раздеваясь и не собираясь спать, начала усердно молиться. Молитва немного успокоила ее и, сев на стул у изголовья постели, она заснула. Служанка разбудила ее, сказав, что пора отправляться.

Фрокар долго не мог разбудить своих сообщников, которые с вечера напились, а Мария, подойдя к окну, вскрикнула от радости и удивления. Она увидела, что к гостинице подходят ее отец и мать. Мария бросилась к двери, чтобы бежать им навстречу, но Фрокар был уже на пороге. Он быстро оттолкнул ее назад и, войдя в ее комнату, запер дверь на ключ.

– Извините, синьорина, мой невежливый поступок, – сказал он. – Но я увидел вблизи гостиницы разбойников Черной Шайки и боюсь за вас.

– Вы лжете! – вскричала Мария. – Вы увидели моих родителей и хотите спрятать меня от них. Вы сами сообщник злодея Перолио, я вас узнала. Вы приходили в монастырь, чтобы приготовить преступление, но Бог сжалился надо мной. Батюшка и матушка, спасите меня!

И она хотела подбежать к окну, но разбойник схватил ее.

– Выпустите меня отсюда! Я буду кричать, отец услышит мой голос и сломает дверь.

– Вы забыли вашу клятву, синьора? Вы клялись молчать.

– Вы обманом вынудили у меня эту клятву.

– Все-таки клятвопреступление будет наказано. Скажите слово, вскрикните – и ваши родители будут убиты.

Молодая девушка побледнела и замолчала.

В эту минуту Готфрид вошел тихо и сказал Фрокару:

– Они вошли в комнату возле этой и спросили завтрак.

– А где товарищи?

– Здесь у дверей.

– Ваши кинжалы с вами?

– Всегда, – отвечал немец и вынул острый, блестящий кинжал.

– Хорошо. Приготовьтесь по первому знаку моему вбежать в соседнюю комнату и убейте оружейника и его жену.

– Сжальтесь! – прошептала Мария, падая к ногам бандита.

– Молчите же, если хотите спасти их.

– Я буду молчать, – твердила девушка рыдая, – убейте меня, только пощадите их.

– Я вам сказал, что нечего бояться ни вам, ни им; пусть только они уйдут отсюда.

– И я не увижу их, и не прощусь с ними в последний раз?

– Нет.

– О, как вы жестоки! – шептала девушка, стараясь заглушить свои рыдания, чтобы их не услышали те, которые и не подозревали, что любимая их дочь так близко, и что она находится во власти злодеев.

Она не могла уже сомневаться: ее похитили для человека, который уже раз покушался на ее честь. Тогда спас ее отец, и теперь он мог бы спасти ее. Он так близко, что стоит закричать и он прибежит, если убийцы пустят его. И ее мать тут же, и она не смеет назвать ее, не смеет взглянуть, чтобы не быть причиной смерти своих родителей.

Эта невыносимая пытка продолжалась почти час.

Готфрид опять отворил дверь, чтобы сказать, что оружейник с женой уходят.

Мария сделала движение, чтобы броситься к двери, но Фрокар загородил ей дорогу и принудил опять сесть.

В это время послышались шаги оружейника, который проходил мимо двери и говорил Марте:

– Торопись, жена, скоро обнимешь дочку!

Мария не могла больше выдержать; она громко зарыдала, но Фрокар зажал ей рот рукой, а его товарищи начали громко говорить и смеяться, чтобы заглушить рыдания их жертвы. Наконец Вальтер с женой вышли из гостиницы и скрылись вдали.

– Ушли! – закричал бандит, карауливший у окна.

– И мы сделаем тоже самое, дети мои, – сказал палач. – Только будьте осторожны… принесите носилки к маленькой калитке, поближе к черной лестнице; мы не пойдем через общую залу, чтобы нас не заметили.

Два разбойника вышли.

– Посмотри-ка! – вскричал Готфрид. – Девочка кажется умерла.

Действительно, Мария не могла перенести такого сильного волнения и лишилась чувств.

– Она в обмороке, – отвечал Фрокар, – тем лучше! По крайней мере, не будет стонать и плакать. Она очнется на воздухе, снесем ее скорее в носилки.

И бандиты скрылись со своей жертвой.

Оставим на время Марию и ее похитителей и обратимся к мастеру Вальтеру и его жене, которые так веселы и счастливы, потому что надеются скоро увидеться с любимой дочерью.

Выехав из Амерсфорта рано утром, они остановились в гостинице, где Мария провела ночь, и через час, пустились опять в путь, так что в три часа пополудни были в монастыре св. Бригитты.

Каково же было их удивление, когда они узнали, что накануне приходил посланный от Шафлера, с которым молодая девушка ушла, не предупредив никого. Настоятельница и монахини не понимали, как это случилось и, не подозревая похищения, были уверены, что Мария повиновалась приказаниям своего жениха. Притом не было никаких следов насилия, никто не слыхал ни крика, ни шума, так можно ли было предполагать, что в их монастыре случилось такое преступление?

Однако напрасно монахини хотели передать свою уверенность Вальтеру и особенно Марте; сердца родителей чувствовали недоброе и не могли успокоиться.

Действительно, они получили накануне письмо от Шафлера, который назначил им свидание. Стало быть, этот побег был для них тайной, а может быть и несчастьем. Оружейник хотел тотчас же идти в Дурстед, узнать, что случилось, но было уже поздно, и Марте надобно было отдохнуть от дороги и волнения.

Она осталась на ночь в монастыре, а Вальтер ночевал в трактире, в Зесте.

На другой день, когда оружейник и его жена прощались с настоятельницей, в монастырь явился Франк, переодетый крестьянином, с двенадцатью товарищами, чтобы проводить Марию до Дурстеда и защищать ее на дороге.

Можно себе вообразить отчаяние матери и гнев отца, когда они узнали, что Мария похищена и что в похитителе не трудно было узнать Перолио, потому что, после рассказов настоятельницы о заказе печенья, в то время как с другой стороны явился посланный с письмом Шафлера, нельзя было сомневаться в адском заговоре против Марии.

Но где найти виноватого? Как спасти Марию? Вальтер рвал на себе волосы, Марта упала на стул, как пораженная громом, но при виде отчаяния мужа и слез Франка не проронила ни одной слезы, не вымолвила ни одного слова.

Вдруг она встала, машинально подошла к мужу и, взяв его за руку, сказала тихим, но раздирающим голосом:

– Бедный Вальтер! Мне жаль тебя. Ты будешь страдать долго… дольше меня… Я чувствовала, что не увижу ее больше… Я тебе говорила это, а ты не верил… В ночь после отъезда Марии я видела сон: ко мне явился ангел и сказал: «Ты увидишь Марию на небе».

– О, Марта! – вскричал Вальтер, рыдая. – Не отнимай у меня последней надежды, не терзай мне сердце!

– Мария! – твердил Франк, почти в помешательстве. – Она во власти этого злодея, и я не могу спасти ее, не могу бежать за похитителем, потому что не знаю, где он. Но если я не могу спасти ее… мою сестру… то клянусь отомстить за нее… Да, батюшка, даю тебе слово, что настигну Перолио, если он будет окружен всей своей шайкой, и поражу его, как убийцу.

И взяв руки своих воспитателей, он прибавил:

– Прощайте, бедные родители… здесь я не могу ни помочь вам, ни утешить вас; иду к Шафлеру, расскажу этому благородному человеку, какое несчастье его постигло и потом, позволит ли он или нет, но я отправлюсь мстить за Марию.

И он выбежал из монастыря, как помешанный.

Вальтер тоже торопился. Он хотел ехать прямо в Утрехт, принести жалобу бурграфу, но Марта не хотела оставаться в монастыре, и просила вернуться в Амерсфорт.

– Я не хочу умирать здесь, – говорила она, – я умру в той комнате, где родилась Мария, где я видела ее и обняла в последний раз.

– Ты обнимешь ее еще, моя бедная Марта, – говорил Вальтер, прижимая жену к сердцу. – Бог сжалится над нами… бурграф не откажет нам в правосудии, нам отдадут дочь.

Марта молча покачала головой. Без слез и жалоб она доехала до Амерсфорта и войдя в дом, начала ходить по комнатам, останавливалась в местах, где Мария обыкновенно сидела, и шепча про себя молитвы.

Вальтер зашел домой только для того, чтобы взять документы, что он синдик своей корпорации и, поручив Марту Маргарите, побежал в резиденцию бурграфа.