"Дочь оружейника" - читать интересную книгу автора (Майер Генрих)

IV. Спасение

Но что же случилось с дочерью оружейника? Куда отвел ее Фрокар?

Вернемся к той минуте, когда ван Шафлер поручил Франку проводить Марию из монастыря в Дурстед.

Сам Шафлер хотел дождаться ее в небольшом селении по дороге в Дурстед, но когда собрался ехать, за ним прислал епископ Давид и ослушаться не было никакой возможности.

Епископ был в большом волнении. Он только что узнал о взятии блокгауза, и это его сильно опечалило, тем более, что на последнем военном совете Шафлер предсказал, что форт этот будет взять, и предлагал предупредить это нападением на Утрехт, но, по всегдашней своей нерешительности, Давид отложил эту меру, и теперь раскаивался искренно, что не послушался самого верного из своих приверженцев.

Гордый бургундец принял Шафлера очень ласково и просил его тотчас же отправиться в селение Гильверсум, и оттуда действовать по своему усмотрению, не допуская удочек занимать другие места.

Грустно было Шафлеру оставлять Дурстед в такую минуту, когда он ждал свою невесту, но обязанность воина не позволяла ему думать о своих чувства. Он собрал войско и готов был пуститься в путь, когда явился Франк с ужасной вестью.

Граф побледнел и зашатался, так поразил его неожиданный удар, однако перед войском надобно было скрыть свои чувства.

Видя все приготовления к отъезду, Франк думал, что Шафлер пойдет освобождать Марию или отомстит за ее честь, но как ни сильно было отчаяние жениха, долг рыцаря был выше, и он отвечал Франку:

– Мне невозможно идти, куда меня зовет сердце. Если бы я был свободен, то поскакал бы прямо в блокгауз и вырвал бы Марию из рук злодея. Но я начальник этих солдат; мой государь дал мне важное поручение, и если я не оправдаю его доверие, то лишусь чести. Я готов жертвовать жизнью для спасения Марии, но не имею права вести моих воинов на верную гибель.

Франк понимал, что граф справедлив и не может поступать иначе, но он был еще слишком молод, пылок и не привык к военной дисциплине, чтобы остаться довольным этим решением воина, жертвующего долгу своими лучшими чувствами. Названный брат Марии повиновался только движениям своего сердца и хотел возражать Шафлеру, как вдруг пришел приказ от епископа двинуться в путь.

Граф ван Шафлер молча выехал из Дурстеда со своими всадниками, приказав Франку прибыть на другой же день в Гильверсум со стрелками и обозами. Действительно, на другой день Франк был на своем посту, но тут они узнали, что Перолио оставил блокгауз со своей шайкой и стоит лагерем у селения Эмн, которое лежит на выгодной местности.

– Слава Богу! – вскричал Шафлер. – Теперь я могу отомстить, не изменяя присяге солдата. Я могу напасть на Перолио и его лагерь, и овладеть селением, которое очень важно для нашего государя. Похититель и поджигатель будет, наконец, наказан.

Но так как, вероятно, лагерь Перолио был укреплен и хорошо охраняем, надобно было послать кого-нибудь для его осмотра. Ремесло шпиона было всегда опасно, но за деньги всегда найдутся люди, готовые жертвовать своей жизнью, и потому тотчас же явился человек, который вызвался проникнуть к Перолио и разузнать все.

Мысль – проникнуть к Перолио – поразила Франка. Он решился сопровождать шпиона и, несмотря на все предостережения Шафлера, настаивал на том, что сам узнает вернее об участи Марии. Притом шпион был крестьянином из Эмна и не мог возбудить подозрения.

Шафлер не хотел удерживать молодого человека и, обняв его, сказал:

– Ступай с Богом, брат, и будь благоразумен.

Через несколько часов после ухода Франка с крестьянином, в палатку Шафлера вошел пастух Ральф, желавший видеться со своим приемником. Граф рассказал ему происшествия последних дней и сказал, что Франк отправился в лагерь Перолио.

– Напрасно вы его отпустили! – вскричал старик с необыкновенной живостью. – Он пошел на верную смерть. Бедный Франк! – И прежде чем граф мог ему отвечать, Ральф выбежал из палатки, и скрылся вдали.

Через четыре дня оружейник прибыл в лагерь и сообщил Шафлеру о смерти Марты и о том, что неизвестно, где находится Мария.

– Сколько дней прошло с тех пор, как вы говорили с оруженосцем бандита? – спросил граф.

– Шесть, – отвечал Вальтер, – потому что я прошел еще понапрасну в Дурстед.

– И вы полагаете, что в эти шесть дней, разбойники, похитившие Марию, не нашли средства провести ее к начальнику Черной Шайки? Этого нельзя думать. Несчастная или во власти злодея, или умерла.

И молодой человек в сильном волнении закрыл лицо руками; отец оставался неподвижным и безмолвным, но на лице его выражалось страшное отчаяние. Оба эти человека мрачно посмотрели друг на друга. Оба они желали скорее смерти девушки, чем ее бесчестья.

Наконец, Шафлер вскричал громовым голосом:

– Если мы не можем спасти ее, то можем, по крайней мере, отомстить. Епископ позволил мне распоряжаться военными действиями, и я, вместе с храбрым капитаном Салазаром и губернатором Голландии, хочу напасть на главные силы бурграфа. Надобно дождаться только возвращения Франка и крестьянина, чтобы иметь верные сведения о силе неприятеля.

Однако Франк не возвращался, и на это было достаточные причины. Выйдя из Гильверсума с крестьянином, который вел теленка и свинью, как будто на продажу, они на другой день прибыли в Эмн. Это довольно большое селение с одной улицей, при начале и при конце которой возвышались церкви, окруженные кладбищами. Улицу пересекал широкий канал, проведенный из реки Эмс, и через него вел дощатый мост без перил. Окрестности Эмна были болотисты.

При входе в селение, со стороны Утрехта, стоял отряд наемников ван Нивельда, и с этой-то стороны Франк и крестьянин решили пройти. Их пропустили беспрепятственно, но посреди селения два солдата остановили их и начали допрашивать. Солдаты удивлялись, отчего они не могли продать теленка и свинью, и когда крестьянин отвечал, что ему давали очень дешево, один из солдат вскричал смеясь:

– А кажется, теленок-то вкусный, я бы охотно попробовал его!

– Что же, купите, я возьму с вас недорого, – сказал крестьянин.

– Не дорого… да сам-то ты кто? Ты мне кажешься подозрительным; не правда ли, товарищи, что он похож на неприятельского шпиона?

– Да, похож, – подхватили подошедшие солдаты.

Крестьянин побледнел и не знал, что сказать, но Франк дал ему знак оправиться, и он отвечал:

– Какой я шпион? Меня здесь знают. Вы подержите моего теленка, а я позову сюда моих знакомых, которые докажут, что я здешний житель и честный человек. Только уж вы поберегите моего теленочка.

– Хорошо, только поторопись, приятель, если хочешь увидеться с ним, – заметил солдат, смеясь.

– Я уверен, что вы не захотите обидеть бедных людей, – проговорил крестьянин и, в душе прощаясь с теленком, оставил его в руках солдат, а сам с Франком и поросенком пошел далее.

Франк с вниманием осматривал укрепления, частью оконченные, частью строящиеся. Он заметил, что в канаве вбиты колья, чтобы сделать атаку с этой стороны невозможной. Перед мостом были укрепления на обеих сторонах, для остановки неприятеля. За мостом селение стерегли воины Перолио, ставившие везде палисады, втаскивавшие маленькие пушки на стены кладбища, куда вход был завален огромными бревнами, из-за которых стрелки могли безнаказанно пускать стрелы.

Однако наблюдая за работами, Франк не забывал главной цели, приведшей его в Эмн. Надобно было открыть, где Мария и, если она здесь, то пробраться к Перолио и спасти ее или убить ее похитителя. Это был смелый, безумный план, но Франк решился исполнять его, или умереть.

Прежде всего надобно было расспросить или заставить разговориться кого-нибудь из солдат-итальянцев. Для этого он вошел в кабак, где сидело несколько бандитов, смело сел возле них и приказал подать себе пива, а крестьянин сказал, что отведет свинью домой и будет ждать товарища у церкви, в конце селения. Солдаты, видевшие, что оба эти человека прошли свободно по мосту, были уверены, что они здешние, и не думали подозревать их. Они продолжали между собой разговор, не обращая внимания на Франка, прислушивавшегося к их словам.

– Ты говоришь, что этот проклятый Фрокар вернулся? – спросил один бандит.

– Говорю, потому что видел, как он вошел к капитану. Я стоял на часах, – отвечал другой.

– Стало быть треска не утопила его, как прошли слухи?

– К несчастью нет. Он умрет не от воды, так же как и мы. Выпьем еще.

– Дьявол спас его для нашего горя. Без него не было в лагере ни одной казни; теперь не пройдет и двух дней, чтобы кто-нибудь не был повешен.

– Что ты пророчишь беду. Смотри, не накличь на себя петлю.

– Ведь надобно же как-нибудь кончить. Не все равно, в воздухе или на земле, только я ненавижу Фрокара.

– А привез он с собой девочку?

– Разве ты знаешь, зачем он ездил?

– Как же! За дочерью оружейника, из-за которого нам чуть было не досталось! – вскричал Рокардо.

– Ну так я понимаю теперь, отчего капитан был так доволен.

– Стало быть, Фрокар, привел красавицу с собой?

– Нет, он оставил ее где-то близко. Я ходил перед дверью на часах и слышал отрывки разговора. Фрокар все рассказывал свои похождения, а капитан смеялся и потирал руки от удовольствия.

Франк слушал с замиранием сердца, хотя по-видимому, был занят своим пивом.

– Проклятый монах! – вскричал Рокардо. – Ему опять достанется порядочная сумма.

– А нам ничего.

– Да, капитан заплатит ему дорого, – продолжал часовой, – потому что он наказывал ему быть как можно осторожнее. А когда Фрокар спросил, привести ли эту особу сюда, капитан отвечал: «Нет. Пусть она останется там, там ей хорошо».

– А где она?

Франк весь обратился во внимание.

– Он не говорит о том, или я недослышал, только капитан прибавил: «Завтра я поеду в Амерсфорт, к бурграфу, и оттуда заеду к ней».

– И больше ты ничего не слыхал?

– Ничего.

– И Фрокар ушел?

– Да, только капитан приказал ему, чтобы завтра он был здесь, потому что он будет нужен.

– Ведь я говорил, что этот мошенник опять войдет в милость. Берегитесь, он доберется и до нас.

В эту минуту в кабак вошел еще один солдат и позвал Рокардо и его товарищей помогать переносить бревна. Все вышли тотчас же, и Франк остался один. Хоть он не узнал, где скрыта молодая девушка, но не мог не радоваться и тому, что Мария еще не видела Перолио. Однако, опасность была близка, нельзя было терять времени. Перолио на другой же день хотел увидеться с ней. Но где? Это знали только Перолио и Фрокар.

– Остается одно средство, – проговорил тихо Франк. – Надобно задержать Перолио здесь… во что бы то ни стало… надобно убить его.

Для этого необходимо было узнать, где живет начальник Черной Шайки. Молодой человек обратился к хозяину кабака. Уплачивая за пиво, он спросил, в самом ли селении живет итальянский капитан.

– Не совсем в селении, – проворчал хозяин. – Здесь живет его лейтенант, а сам он стоит вон в той ферме, в конце дороги.

И он показал Франку уединенный сельский домик.

Молодой человек вышел из кабака и направился к тому месту, где его ждал крестьянин в сопровождении своей свиньи. Оба они отправились прямо к ферме, и Франк учил дорогой, что должен делать крестьянин. Без сомнения, Перолио был не один. При нем были, вероятно, воины, и надобно было найти предлог вызвать их из дома и пробраться туда незаметно.

Перед фермой Франк отошел от своего товарища, и тот начал петь и кричать, как пьяный и принялся колотить свою свинью, которая не нашла нужным молча переносить побои и потому составился такой дикий дуэт, что стражи Перолио вышли из дома, узнать причину шума и подошли к интересной группе на дороге.

– Ах ты разбойник! Ах ты подлец! – кричал крестьянин, пошатываясь как пьяный и колотя животное без милосердия. – Я тебя проучу надувать меня… Разве так ведут себя порядочные свиньи? Проси прощения, бесстыдница… или я тебя убью.

Солдаты громко захохотали, видя борьбу пьяницы со свиньей.

– Эй ты! – закричал один из них. – За что ты обижаешь подобного себе?

– Как за что? Эта бестия ведет себя так дурно, что никто не хотел купить ее на рынке. Я должен вести ее домой и опять кормить. Нет, голубушка, ты не дождешься этого… Я тебя так отколочу, что ты околеешь, не дойдя до дома.

Солдаты, числом до десяти, продолжали смеяться.

– Да перестань же, – сказал один. – Мы не позволим обижать невинность.

– Что! Вы хотите защищать эту толстую дуру? – вскричал крестьянин запальчиво.

– Да, хотим! И теперь ты должен стать на колени перед свиньей и просить у нее прощения, а не то мы поколотим тебя.

– Как же! Так я и позволю вам. Нет, я позову моего работника и велю ему зарезать свинью, вот и будет ей прощение.

И хитрый крестьянин бросил свинью под ноги солдат и побежал от них, в полной уверенности, что за ним не погонятся. Действительно, стражи Перолио старались только поймать животное, чтобы полакомиться им.

Покуда происходила эта сцена и солдаты толпились вокруг крестьянина и свиньи, Франк, пользуясь сумерками, пробрался незаметно внутрь дома. Он очутился в темной комнатке, которую запер за собой. Тут он прождал немного, желая, чтобы крестьянин ушел подальше и, если его схватят, то не подозревали бы больше никого. Наконец он услышал, что воины, смеясь, тащили свинью в сарай, потом некоторые подошли к дому и заперли двери. Вероятно, все они отправились готовить себе ужин.

Франк подождал еще немного, потом вышел тихо из комнаты. Несмотря на темноту, он не мог заблудиться, потому что знал расположение всех сельских жилищ, в которых были обыкновенно всего три комнаты в нижнем этаже, и самая большая назначалась для хозяина. Вероятно, в ней помещался Перолио.

Молодой человек нашел ощупью дверь, отворил ее и при слабом свете лампы увидел похитителя Марии, лежавшего на постели и крепко спавшего. Никогда не мог представиться случай удобнее. Бандит был обезоружен, один, грудь его была открыта… Один шаг, одно движение и кинжал пронзил бы злодея. Но Франк не решался, он стоял неподвижно перед своим смертельным врагом, потому что этот враг спал и был беззащитен.

Франк чувствовал, что убить спящего не благородно, что храбрый, великодушный Шафлер не одобрит своего друга, и даже Мария будет краснеть за своего названного брата. При этой мысли он побледнел и рука с кинжалом опустилась.

– Нет, я не убью его сонного! – проговорил он громко топнув ногой. – Пусть он проснется и защищается, я хочу победить его в честном бою.

Эти слова и шум разбудили Перолио.

Увидев перед своей постелью человека с кинжалом и сверкающими глазами, он подумал, что это продолжение сна, но через секунду понял, что перед ним убийца. Не выказывая ни малейшего страха, он привстал и спросил Франка, принимая его за простолюдина:

– Что тебе надобно?

– Разве ты не понимаешь, зачем я здесь? – отвечал Франк, показывая кинжал.

– Ты хочешь меня убить?

– Если бы я был убийцей, то не разбудил бы тебя, и поразил, покуда ты спал. Защищайся теперь, бери оружие.

– Мне драться с тобой? Это смешно! Подобных тебе я вешаю на первом дереве, а не дерусь с ними. Ты очень глуп, что не воспользовался случаем и не убил меня, когда мог. Ты будешь строго наказан за свою неловкость.

И говоря это, Перолио, не переменяя положения, дотронулся до звонка, который зазвучал громко и в комнату вбежал Видаль с некоторыми воинами.

– Хорошо вы стережете меня! – вскричал капитан грозно. – Этот крестьянин пробрался ко мне во время моего сна, и если бы не струсил, ваш начальник был бы убит.

Воины с ужасом и недоумением смотрели на Франка.

– Завтра, – продолжал Перолио, – я разберусь, кто виноват в этом и накажу виновных так, что они долго не забудут. Теперь возьмите этого бездельника, дайте ему сотню палочных ударов и повесьте на первом дереве.

– Разбойник! – вскричал Франк, раскаиваясь в своем великодушии. – Ты прав: я был глуп, что не убил тебя, как собаку, но меня удержала не трусость, я не хотел быть таким же подлецом, как ты. Ты предпочитаешь убить меня, когда должен был драться со мной. Ты уже не в первый раз в моих руках, и я мог бы раскроить тебе голову молотком, когда ты в первый раз вздумал оскорбить невинную молодую девушку. Если бы меня не удержали, твои злодейства не довели бы до отчаяния целое семейство.

Перолио вгляделся в молодого человека.

– Узнаешь ли ты его, Видаль? Это работник оружейника, который смел угрожать мне и убил одного офицера бурграфа. Он убежал от виселицы и Шафлер взял его к себе. Теперь я понимаю, зачем он хотел убить меня. Надобно отложить казнь и судить его публично, как шпиона и убийцу. Пусть Шафлер порадуется. Видаль, заприте пленника и стерегите его до прихода Фрокара. Берегитесь, если он убежит.

Франк посмотрел с презрением на бандита и не сопротивлялся солдатам, которые притащили его в конюшню, связали руки и ноги, и потом привязали к яслям так, что он не мог сделать ни малейшего движения. Два солдата остались в конюшне, с приказанием не спускать с него глаз.

Франк понимал всю безнадежность своего положения, и так как одно мщение привело его в лагерь неприятеля, он должен был отбросить совесть и убить злодея. Теперь все было потеряно, и его смерть не могла принести пользы Марии.

Целый час прошел в молчании и в горьких размышлениях, как вдруг часовые почувствовали запах жареной свинины. Товарищи их угощались в соседнем сарае и солдаты тоже захотели попробовать лакомого кушанья. Пленник привязан крепко, дверь можно запереть и побежать на минутку в соседний сарай. Переговорив между собой, часовые тихо вышли из конюшни и заперли дверь.

В эту же минуту на крыше сарая открылся трап, оттуда опустилась веревка и по ней спустился человек. Франк поднял голову – перед ним стоял Ральф.

Читатель помнит, что после ухода молодого человека старый пастух пришел в лагерь Шафлера и побежал в Эмн, чтобы спасти своего воспитанника от опасности. Он был задержан в пути прорванной плотиной, но все-таки шел по следам Франка и был у фермы в ту минуту, когда солдаты с проклятиями вели пленника в конюшню и грозили ему страшной казнью на покушение на их начальника. Старик, спрятавшись за углом, выжидал удобного момента, чтобы спасти Франка. Он видел, как солдаты приготовили себе на ужин свинину и, пробираясь осторожно между строениями, нашел лестницу, влез на крышу конюшни, нашел трап в сеновале, зажег фонарь и когда увидел, что часовые вышли, спустился быстро по веревке.

Как описать радость молодого человека, когда он узнал своего старого друга?!

– Тише, – прошептал старик, развязывая веревки и освобождая Франка. – Ни слова, ни одного лишнего движения, если не хочешь погибнуть. Бери веревку и полезай вверх, я следую за тобой.

Молодой человек молча обнял пастуха и в несколько секунд был на сеновале; старик также скоро и ловко взобрался наверх, осторожно закрыл трап, потом оба они вылезли на крышу в слуховое окно, спустились на землю по лестнице и, пробираясь через огород, побежали от фермы.

Но это было еще не все. Надобно было пройти весь Эмн, наполненный солдатами, а в такую позднюю пору никто не выходил из домов. Чтобы обойти часовых, беглецы спустились к самой плотине и пошли по болотам, пересекаемым ямами. Если бы Ральф не знал хорошо местности, они, вероятно, утонули бы или завязли в болоте. Старик шел впереди, ощупывая землю своим посохом, Франк следовал за ним молча, боясь не за свою жизнь, а за своего благодетеля.

Через несколько минут они услышали за собой наверху плотины конский топот и голоса людей.

– Это меня ищут! – сказал Франк.

– Может быть, – отвечал пастух, – только тебя еще не нашли.

И свернув с дороги, он углубился дальше в болото, где погоня была невозможна. Так они дошли до того места, где река разделяла селение на две части. Пройти по мосту, охраняемому с одной стороны Черной Шайкой, а с другой солдатами ван Нивельда, было бы безумием, и потому Ральф, попробовав глубину реки, сказал тихо:

– Брод не опасен. Вода будет мне по пояс. Садись мне на спину; я перенесу тебя.

– Как батюшка, ты хочешь…

– Не отговаривайся, я так хочу, – сказал старик решительным тоном и, вбросив себе на плечи молодого человека, вынес его на противоположный берег.

Но здесь берег был плоский и нельзя было пройти незаметно. Ральф остановился и сказал Франку:

– Выбирать не из чего, сын мой, надобно пройти через селение. Иди за мной и, когда часовые окликнут нас, ты остановись, пока я пойду к ним. Когда же я ударю палкой по палисадам моста, ты беги вперед, не оглядываясь и не останавливаясь до конца селения.

– Но что будет с вами?

– За меня не бойся! Мне не угрожает никакая опасность, но тебя, сын мой, я прошу и даже приказываю тебе властью, данной мне твоими родителями: ступай прямо в лагерь Шафлера и откажись от роли убийцы.

– Я не убийца, батюшка, я не убил его, хотя и мог это сделать.

– Однако мысль о мщении и убийстве привела тебя сюда, Франк! Твоя безумная, преступная любовь внушила тебе это мщение, и если бы я не спас тебя, ты бы погиб завтра смертью убийцы. Разве честные люди умирают на виселице?

– Простите меня, отец мой, я увлекся, не подумал…

– Старый Ральф прощает тебя охотно… только обещай мне быть человеком и забыть свою любовь.

– Клянусь, что Мария будет мне сестрой и что даже мыслью я не оскорблю невесты графа Шафлера.

– Хорошо. Теперь дай мне руку. Мы, может быть, долго не увидимся… Не забудь сигнала. Пойдем к мосту.

Ральф направился к мосту, и часовой, услышав шаги, закричал:

– Кто идет?

Франк остановился.

– Друг и удочка, – отвечал пастух.

– Откуда ты, приятель? – спросил часовой.

– С той стороны.

– Да ты верно переплыл реку – ты весь мокрый.

– Будешь мокрый: моя лодка опрокинулась, задев за ваши проклятые колья.

– А что ты ночью делал на реке?

– Известно что: ловил рыбу, а теперь, когда выкупался, поневоле иду домой.

– Мы не можем тебя пропустить, – сказал другой солдат.

– Отчего же?

– Оттого, что какой-то молодой бездельник хотел убить капитана Черной Шайки и убежал.

– Разве я похож на молодого?

– Это не наше дело. Нам приказано брать всех, кто захочет выйти из селения.

– Меня все знают здесь. Спросите, кого хотите, все назовут вам пастуха Ральфа.

– Тем лучше для тебя. Полно разговаривать и пойдем на ту сторону моста. Мы передадим тебя солдатам Перолио.

Старик начал сопротивляться, воины бросились на него; в это время он ударил посохом по палисадам. Пользуясь суматохой и темнотой Франк пробежал мимо них и через несколько минут был в конце селения. Там он остановился, прислушиваясь, и хотел вернуться, чтобы узнать, не случилось ли что с Ральфом, но не смел ослушаться строгого приказа старика и пошел дальше.

Оставалось пройти одно кладбище, где тоже стояли часовые. Франк осторожно пробирался, прижимаясь к стене, как вдруг луна вышла из-за облаков и осветила всю фигуру беглеца. Часовой окликнул его но, не получив ответа, пустил стрелу, которая попала в ногу Франка, и он упал.

Рана была не опасна, но он не мог бы бежать, но подоспели другие солдаты и отвели его прямо в дом, занимаемый мессиром ван Нивельдом и графом Рюисом.

Хотя было уже заполночь, но благородные фламандцы еще не спали и пировали, вот по какому случаю:

В то время наемные войска получали жалование очень неаккуратно, потому что у начальников партий сундуки были часто пусты. Во избежание восстаний капитаны войск часто продавали и закладывали свои вещи, чтобы выплачивать им часть жалования.

В это время в Утрехте жил богатый ростовщик Соломон Берлоти, который охотно снабжал деньгами всех нуждающихся, только под верные залоги. Он не разбирал партий, только бы ему давали большие проценты. Перолио был знаком ему давно, еще в Италии и во Франции и, по его совету тот переселился в Нидерланды, где во время междоусобий всего выгоднее было торговать. Ростовщик давал в долг епископу Давиду и бурграфу Монфортскому, и губернатору Голландии, и Перолио, и Салазару, и удочкам и треске, словом всем, кто мог обеспечить долг хоть будущим грабежом.

Ван Нивельду тоже понадобились деньги, и он обратился к Берлоти. После многих переговоров дело было сделано и сам ростовщик принес деньги капитану.

Вот по какой причине ван Нивельд праздновал и угощал Берлоти. Все начальники удочек были приглашены на пир, кроме Перолио, которого ван Рюис не хотел видеть после смерти бедного своего родственника Баренберга.

Праздник был блистательный. Французские вина лились в изобилии. Из Утрехта привезены были цыганки и комедианты, забавлявшие гостей песнями, плясками и представлениями. В то время подобные увеселения были необходимостью каждого пира.

Между цыганками одна молодая девушка отличалась необыкновенной красотой. Она была в коротеньком голубом платье, усеянном золотыми звездочками, не скрывавшем ее прелестных форм. Густые, черные волосы лежали локонами на ее античной шейке и на них надет был венок из васильков. Талия ее была стянута золотым кушаком, богатые браслеты и кольца украшали руки, но ярче камней блистали черные, страстные глаза красавицы Жуаниты.

Когда она пела свои фривольные песни или танцевала, гости не могли удержаться от восторга и громко ей апплодировали.

Особенно старый ростовщик не мог налюбоваться на хорошенькую плясунью, и когда она подошла к столу с подносом, чтобы собрать дань в пользу артистов, он забыл свою обычную скупость и бросил две серебряные монеты.

Ван Рюис смеялся от души над влюбленным и шепнул Жуаните, когда она была возле него:

– Твои глаза свели с ума старого богача.

– Не зевай, Жуанита, – прибавил ван Нивельд. – Начало сделано, старик готов осыпать тебя золотом.

– Благодарю мессиры, – отвечала девушка, – мне не нужно подарков.

– Напрасно гордишься, красотка, – возразил ван Нивельд. – Берлоти может купить всю Голландию и подарить ее тебе, если ты только захочешь.

– Не захочу, – отвечала девушка и пошла подальше.

Старик ростовщик не спускал с нее глаз и когда увидел, что все дворяне кладут на поднос золотые монеты, вынул, вздохнув, золотой флорин и подозвал Жуаниту. Однако он долго не выпускал монету из дрожащих рук, глядя на красавицу и, взяв ее за талию, шепнул ей, касаясь губами ее атласного плеча:

– Ты прекрасна, дитя мое. Приходи в Утрехт к Берлоти и ты увидишь много сокровищ, браслетов, кушаков, великолепных венецианских материй…

Но молодая цыганка вырвалась из рук старика, не дослушав его обещаний, и подошла к товарищам.

Гости начали смеяться над неудачей Соломона, но ван Нивельд вскричал:

– Напрасно вы думаете, что почтенный наш банкир отвык от волокитства. Еще вчера я видел у него хорошенькую девушку, которая показалась мне очень испуганной.

– Вы ошибаетесь, мессир, – отвечал ростовщик, довольный замечанием капитана. – Я не хочу присваивать себе чужих побед. Эта девушка… родственница моего друга.

– Не обманывайте нас, не верим! – вскричал ван Нивельд.

– Клянусь, я только оказал гостеприимство этой красавице.

– Гостеприимство не дается даром, да еще хорошеньким женщинам.

– Нет, мессиры, – продолжал старик еще веселее, – я не намерен ссориться с моим могущественным другом и покровителем.

– Назовите этого таинственного друга.

– Это мой соотечественник, знаменитый Перолио. Его служитель Фрокар привел мне эту девушку с просьбой дать ей убежище на несколько дней, и я сам не знаю кто она и откуда.

Вероятно, вино и красота Жуаниты развязали язык осторожного Берлоти, потому что он обещал Фрокару не говорить никому ни слова о пленнице. В эту минуту вошел офицер и доложил ван Нивельду, что на кладбище поймали молодого человека, который хотел бежать из селения и не отвечает на вопросы.

– Вероятно, это тот самый, который покушался убить начальника Черной Шайки, – прибавил офицер.

– Свяжите его покрепче и завтра по утру сведите к Перолио. Пусть он сам повесит его.

Говоря это, ван Нивельд сожалел в душе, что убийца был неловок и не успел зарезать итальянца, которого все ненавидели.

Через несколько минут Жуанита с ее товарищами простились с гостями, и старик опять приглашал цыганку навестить его в Утрехте.

Проходя по нижней зале, где стояла стража, Жуанита увидела в углу связанного Франка, бледного и окровавленного. Она узнала того, кто спас ее от грубых солдат и кого она потом спасла от Фрокара. Черты молодого человека врезались в память плясуньи, но Франк почти забыл о цыганке.

Припомнив слова ван Нивельда, Жуанита поняла, какая участь ожидает Франка, и в голове ее мелькнула мысль спасти его еще раз. Она развязно подбежала к офицеру и сказала ему твердым голосом:

– За что это, мессир, вы обижаете этого бедняка? Он привез нас сюда на телеге.

– Этот разбойник приехал с вами, моя красавица? – спросил лейтенант Йост, любуясь цыганкой.

– Он совсем не разбойник, а честный малый, – возразила девушка еще смелее. – Он всегда нас провожает из Утрехта; неправда ли, друзья мои? – прибавила она, обращаясь к товарищам.

– Правда! Правда! – закричали цыгане, понимая в чем дело, и соглашаясь со своей любимицей.

– Да вы его ранили! – вскричала Жуанита жалобно, увидев кровь на одежде Франка. – Какие вы злые.

Франк не знал, что подумать о девушке, принимавшей его за другого, но офицер возразил недоверчиво:

– А зачем он старался убежать из селения, зачем не отвечал, когда его спрашивали?

– По очень простой причине. Он глух и пошел за нашей телегой, которую мы оставили за кладбищем. Погодите, я поговорю с ним.

И нагнувшись к Франку, она прокричала ему на ухо:

– Зачем ты не подождал нас, Тоби, и куда ты хотел идти?

– Я хотел посмотреть нашу лошадь, – отвечал Франк, поняв, что хорошенькая цыганка хочет его спасти.

– Снимите же с него веревку, мессир, – хлопотала девушка. – Нам пора ехать.

– Погоди, моя красоточка, – сказал Йост. – Мне приказано доставить этого молодца начальнику Черной Шайки.

– Да ведь он не преступник, вы теперь уверены в этом…

– И все-таки я не смею…

– Ну, так вы сейчас получите приказание, – сказала Жуанита и смело вернулась в залу пира.

Лейтенант последовал за ней.

– Мессиры, – проговорила она ласковым голосом, обращаясь к ван Нивельду и ван Рюису. – Ваши храбрые воины ошиблись. Они взяли и ранили бедного крестьянина, который привез нас сюда в своей телеге. Прикажите, чтобы его отпустили, и чтобы он довез нас до Утрехта.

– Спрашивай об этом не у нас, а у оруженосца мессира Перолио, – сказал ван Нивельд, показывая на Видаля, который был прислан с известием, что начальник Черной Шайки отправляется поутру в Утрехт и сдает начальство ван Нивельду.

Жуанита задрожала, Франк должен был погибнуть.

– Что такое? – спросил Видаль Йоста. – Вы поймали кого-то?

– Да, какого-то дурака, и думали, что он убийца.

– Наш Тоби убийца! – вскричала цыганка, заливаясь веселым смехом, хотя сердце ее сжималось от ужаса. – Да он такой трус, что не убьет и цыпленка. Мессир оруженосец, – прибавила она, обращаясь к Видалю. – Помните, три дня тому назад, вы встретили всю нашу труппу на дороге в Утрехт? Я не забыла этого… и, кажется, вы тоже удостоили меня вашим вниманием. Наш Тоби правил тогда лошадью.

Видалю было очень лестно, что такая красавица заметила его, однако он отвечал:

– За что же арестовали Тоби? Верно подозревали его…

– Он не отвечал на оклик часового, – сказал Йост.

– Разве глухой может отвечать вам? – вскричала девушка, смеясь. – Разве глухота преступление?

– Нет, красотка, – возразил ван Рюис, – и если ты отвечаешь за нравственность своего кучера…

– Отвечаю головой! – вскричала цыганка, обводя огненными взглядами все собрание.

– Ого! Это такой драгоценный залог, – заметил ван Нивельд.

– Я тоже верю тебе, цыганочка, – сказал Видаль, – только подожди немного. Я передам мои поручения мессиру начальнику, а потом пойду с тобой и посмотрю на Тоби.

– Что на него смотреть! – вскричала девушка, бледнея. – Ведь вы его видели третьего дня, вы даже улыбнулись, посмотрев на его доброе лицо.

– Ты хочешь сказать – глупое.

– Действительно, – заметил Йост, – молодец должен быть глуп. Никто не добился от него ни слова.

– Как же он может сделать какое-нибудь зло? – продолжала Жуанита. – Нам пора в Утрехт, мессиры, мы не умеем править лошадью, отпустите Тоби.

– Пусть он идет, – сказал Видаль любезно.

– Благодарю, – проговорила цыганка, глядя на него нежно, и хотела уйти.

– Погоди, красавица, – вскричал ван Нивельд. – За твоего неоценимого кучера надобно заплатить выкуп, а то мы его не выпустим.

– Выкуп? – повторила девушка и открыла своей мешочек с деньгами.

– Ты должна перецеловать всех нас.

– Это очень дорого, – сказала Жуанита, краснея, – но что делать… я заплачу.

И она с легкостью танцорки обежала вокруг стола и дотронулась губками до щек всех гостей.

На другое утро, чтобы не пропадала веревка, приготовленная для Франка, Перолио приказал повесить двух солдат, стоявших на часах в конюшне и вышедших полакомиться свиньей. Фрокар, для примера, повесил их на колокольне, и вместе с ними поместил и голову свиньи, которую накануне они не успели доесть.