"Счастливый костюм" - читать интересную книгу автора (Карбовская Варвара Андреевна)Варвара Карбовская Счастливый костюмОн сидел за столом, погруженный в теоретические основы электротехники, и штудировал двенадцатую главу – «Реактивные катушки и трансформаторы с железными сердечниками», когда откуда-то позвонила мама: – Игорек, это ты? Ты дома? Немедленно приезжай! Дивная вещь! Ты помнишь Названова в этой пьесе… Мы еще смотрели по телевизору, тебе понравилось?… Совершенно то же самое, точка в точку! Игорь заложил пальцем «Теоретические основы», поморщился от слишком резкого материнского голоса в трубке и пожал плечом. – Но, мамочка, я совершенно не собираюсь в театр. – Ах, да не в театр же, боже мой! В магазин. Сядешь на шестой номер, доедешь до дома е кариатидами, встанешь к ним лицом и по левую руку… Я не могу больше говорить: мне стучат, потому что я говорю из телеви… Ум за разум заходит! Из автомата… Гражданин, не стучите, это же не какая-нибудь пустяковая любовная болтовня, это серьезный разговор. Я вызываю своего ребенка в магазин, я не могу заглазно купить ему костюм за такие деньги!.. Тут Игорь наконец понял, что речь идет о покупке костюма, и крикнул в трубку: – Сейчас приеду! Костюм действительно оказался хорошим, сшитым будто по мерке и, главное, ярко-синего модного цвета. Вечером Игорь решил обновить покупку и пойти в новом костюме к приятелю. Он одевался перед зеркалом, и мама помогала ему, потому что ей еще раз хотелось убедиться, что обновка сидит превосходно и большие деньги заплачены не зря. Игорь смотрел на себя в зеркало и сдержанно улыбался. Неудобно же было в самом деле сказать про себя хотя бы и при одной только маме: «Ах, хорош!», тем более, что мама, очевидно с воспитательной целью, часто повторяла ему, что он некрасив. Да, конечно, если строго разбираться, у него маленькие, неопределенного цвета глаза, худое, узкое лицо, большой рот. Но почему-то раньше девочки на него не заглядывались, а теперь заглядываются. Впрочем, маме лучше об этом не говорить, а то она сейчас же начнет читать мораль, как надо порядочным мальчикам обходиться с порядочными девочками, и так далее, и тому подобное, и наведет тоску. Но на этот раз мама сама сказала: – Хорош! Ах, сыночка, совсем ты у меня взрослый, того и гляди, невесту в дом приведешь. – Ну, вот еще! – Игорь улыбнулся. – Пока что не собираюсь. – И не надо, родной! Можно погулять, потанцевать, даже пофлиртовать – мама иногда употребляла вышедшие из моды выражения, – но связывать себя с этих лет – 'Ни в коем случае! И потом в твоем, в сущности, еще детском возрасте характер не определился, вкусы изменчивы. Нынче тебе понравится одна и покажется, что краше ее нет никого, и если она не будет твоей, ты станешь несчастнейшим человеком на свете. И ты даже будешь готов просить ее руки и сердца… «Опять древнегимназические выражения, – подумал Игорь, – просить руки… При чем тут рука?» – А через неделю ты встретишь другую, которая будет в тысячу раз лучше первой, и тебе будет даже смешно, что ты мог увлекаться той. А уж если ты себя свяжешь… Из спальни послышался густой, заспанный голос: – Ух, матушка, какую ты, извини меня, ахинею плетешь, даже слушать тошно! Сегодня он увлечется одной, вскружит ей голову, завтра увидит лучше, стало быть, ту побоку. А послезавтра встретит раскрасавицу, лучше тех двух, вместе взятых, – значит опять новая любовь? Прежде про такую смену любвей говорили: меняет как перчатки. Нынче мы к перчаткам бережнее относимся, а уж к людям полагается и подавно. Гляди, сделаешь ты из мальчишки дон Жуана. – При чем тут Жуан? – сухо сказала мама. – Я просто учу ребенка, как надо жить. – Она выразительно посмотрела на сына. Они совсем забыли, что папа вернулся с работы и отдыхает. – Что-то не помню, чтоб у нас с тобой так жизнь складывалась, – сказал папа, и слышно было, как он ворочается на кровати. – Нам с тобой было по двадцать лет… – Положим, мне было меньше, – холодно произнесла мама. – Ну и хорошо, если меньше, – миролюбиво согласился папа. – Но вот мы живем вместе уже скоро тридцать лет, а ведь я не искал ничего лучшего и не кидался по сторонам. – Вам никто не запрещал кидаться! – отрезала мама и обменялась высокомерным взглядом со своим отражением в зеркале. Игорь очень любил свою мать, но он также любил и отца, а сейчас он будто со стороны посмотрел на обоих и подумал, что отец, несомненно, проявил выдержку и силу воли, раз и навсегда остановившись на своем выборе. Он, конечно, мог найти что-нибудь поизящнее, и чтоб нога не тридцать девятого размера, и чтоб характер получше… Но, поймав себя на таких мыслях о своих родителях, он нахмурился, почувствовал себя виноватым, обнял мать и поцеловал в щеку. А она это поняла по-своему: сын согласен с ней, а не с отцом – и улыбнулась не без кокетства: – Твоему папке просто повезло в жизни, вот он и не кидался по сторонам! – И добавила уже серьезно: – А костюм, сыночка, береги. Он денег стоит, да и хорош. Такой прекрасный материал не каждый день встречается. Не закапай чем-нибудь, не наставь пятен, об стенки не обтирайся. Придешь, вычисти щеточкой и повесь. Это вещь! – Я знаю. Спасибо, мамочка, – сказал Игорь. В этот же вечер, чувствуя себя неотразимо красивым в новом ярко-синем костюме, он познакомился с Маней и тут же влюбился в нее. Маня была маленькая, ему по плечо, говорила тоненько и смеялась, блестя белыми, хотя и редковатыми зубками. У нее были черные кудряшки и тонкая талия, затянутая широким поясом. Она с откровенным восхищением смотрела на Игоря, а он чувствовал себя безусловно достойным любви и, в свою очередь, влюбленным. И, конечно, если бы Кто-нибудь сказал ему, что он влюблен в себя, а не в Маню, он ответил бы, что это глупости. С первого же вечера он пошел проводить ее, а на третий вечер поцеловал. Она прошептала: «Ой, Игорь, не надо…», но так неубедительно и беспомощно, что он поцеловал ее еще раз и повторял это с одиннадцати вечера ровно до двенадцати ночи, по часам со светящимися зелеными стрелками. Он обещал маме вернуться домой не позднее половины первого. Так продолжалось два месяца. Он уже ходил на свидания с Маней в старом костюме и даже в линялом свитере и выгоревших Лыжных штанах. Мане нравилось все, что бы он ни надел, но все-таки ярко-синий костюм оставался самым любимым. Еще в начале их знакомства Игорь сказал: – Это счастливый костюм. Я в первый раз надел его, когда мы встретились. Но теперь он берег его и надевал только в театр. В театре Маня познакомила его со своей давней школьной подружкой Аней. Игорь посмотрел на Аню и заметил, что у нее густые рыжеватые волосы и толстенькая, но довольно складная фигурка. Ее улыбку он нашел несколько слащавой, а лицо обыкновенным, незапоминающимся. Но в следующем антракте, когда Аня подошла к ним со своей сладкой улыбочкой и посмотрела ему прямо в глаза, он подумал, что ее рыжеватые волосы, пожалуй, лучше черных кудряшек и что Мане следовало бы немного пополнеть, чтобы платье облегало ее так же, как и Аню, а не болталось, как на вешалке. После окончания спектакля в гардеробе, помогая девушкам одеваться, Игорь подумал, что меховая шубка Ани гораздо элегантнее, чем суконное пальто Мани. Они шли из театра втроем: он посредине, девушки по бокам. Они дошли до того дома, где жила Маня. У крыльца она вопросительно и тревожно поглядела на Игоря. – Спокойной ночи! – сказал он безукоризненно вежливо и, оставив Маню у подъезда, взял Аню под руку. – Пошли? Они шли медленно, и Аня пожаловалась, что ей холодно. Он решительным жестом расстегнул пальто и накинул на нее одну полу. Она погладила лацкан его пиджака. – Красивый костюм. – Это счастливый костюм, – томно и разнеженно произнес Игорь. – Сегодня я в нем, и я встретил вас. Он пришел домой поздно. Зеленые стрелки показывали три. Мать открыла ему, приложила палец к губам: – Шшш! Наконец-то, – слава богу! – и прошла к нему в комнату. Он иногда делился с ней своими впечатлениями, и она гордилась этим. – Аня рыженькая гораздо интереснее, – говорил он убежденным тоном, – вольно ж Маньке дуться, ведь я ей ничего не обещал. – Самое главное, сынок, ничего никому не обещай. Надо быть честным, – проникновенным басом говорила мама. – А если они тебе на шею вешаются, так надо голову на плечах иметь. Я, когда с твоим отцом познакомилась, головы не теряла. Только ты будь осторожнее, помни, что тебе рано связывать себя. Этих девчонок еще два десятка встретишь! – Она поцеловала Игоря и погрозила пальцем: – И все-таки на сон грядущий не могу без нравоучений: костюм свой кое-как бросать не надо. Это вещь! Такие каждый день не встречаются. Нужно быть бережливым. Ну, спи, сыночек. Шли дни. Игорь прибегал домой из института; наскоро, стоя в кухне, ел что-нибудь без разбора, к маминому огорчению. Говорил: – Мне некогда! – Садился к телефону, вел непонятный разговор: – Это я… Н-да… там же… тогда же… после… – и убегал на весь вечер. Мама не на шутку начала опасаться за здоровье мальчика и за его стипендию. А ну как нахватает троек! Она не брала из его стипендии ни копейки, однако предпочитала, чтоб у сына были свои собственные деньги на мелкие расходы. Но больше всего ее беспокоила мысль: нет ли тут серьезного чувства? – А если и есть, что ж тут плохого? – удивился папа, – Будут дружить года три, до окончания института, а там видно будет. Настоящая дружба, чистая любовь… что может быть лучше. – Лучше, чтоб мальчик не связывал себя по рукам и ногам никакой любовью, – твердо говорила мама. – Все это придет со временем. – Угу, годам к пятидесяти, – подсказывал папа, и они ссорились. Выбрав вечер, когда Игорь почему-то сидел дома, мама сказала равнодушным тоном, как говорят о вчерашней погоде: – Видела я твою Аню. Простовата. Похожа на домработницу. Игорь продолжительно зевнул и сказал неожиданно для мамы: – Хорошо, когда девушка талантлива: поет, играет, пишет стихи… «Неужели у Аньки проявились таланты?» – опасливо подумала мама и пожала плечом: – Смотря по тому, какие таланты и что за стихи. Игорю очень хотелось поделиться. – Ох, мама, с какой девушкой я познакомился! Ее зовут Ирина. …В письменном столе Игоря скопилось уже довольно много фотографий. Смеющаяся Маня черненькая (редковатые зубы, такой фотографией не похвалишься); Аня рыженькая в купальном костюме (один из приятелей небрежно сказал: «Кувалдочка», – и этого было достаточно, чтобы засунуть Аню под прошлогодние тетради); задумчивая Ирина у рояля, фотография Ирины надорвана. Вообще с этой девушкой было немало неприятностей. Больше неприятностей, чем удовольствия. Она требовала свою фотографию обратно, узнав, что появилась Валентина. Она пришла к ним домой, плакала и говорила, что взамен этой карточки она пришлет другую, где она будет снята в гробу… Игорь стоял у окна, боялся обернуться и мучительно завидовал мальчишкам, гонявшим во дворе голубей. По счастью, в комнату вошла мама и сказала солидно и басом: – Во-первых, девушка, вы уже не сможете прислать фотографию, если вы будете в гробу… Тьфу, тьфу! Не дай бог! Я даже слышать об этом не хочу! А во-вторых, у вас должна быть совесть и голова – Так неужели же в нем нет ничего доброго, ни капли бережности к чужой душе? Ирине никто на это не ответил, и она убежала, захлопнув за собой дверь. Мама три дня боялась, что она пришлет фотографию с гробом, но этого не случилось. Лучше всех портрет Валентины! В жизни она еще красивее. На улице на нее буквально все оглядываются, а на Ирину не оглядывались. Аня и Маня вообще не в счет, о них можно не вспоминать. Даже смешно, что он когда-то гулял с ними до трех часов утра, торчал у крыльца, целовался… Валентина! Эта совсем другая. Она прищурилась и сказала: – Вам идет синий цвет. Он ответил: – Это счастливый костюм, если он вам нравится. Портрет Валентины он даже, хотел вставить в рамку и специально купил золоченую за пятнадцать рублей тридцать копеек, чего не делал для фотографии Ирины, а уж тем более для Ани рыженькой и Мани черненькой, но раздумал и поместил в золоченую рамку свою цветную фотографию в ярко-синем костюме. |
||
|