"След Рыси" - читать интересную книгу автора (Нейл Питер)

Глава четвертая

Городок Архарим оказался грязным и неуютным. Зажатый с двух сторон горами, он вытянулся в длину, точно жирная серая ящерица, караулящая муху. Крепостных стен не было и в помине — да и кому бы пришло в голову защищать это скопище убогих глинобитных хижин… и кому пришло бы в голову пытаться его завоевать?! Даже дома местных богачей представляли собой одноэтажные неуклюжие строения, сложенные из грубо обтесанного серого камня, исподлобья взирающие на мир окошками-бойницами. Их окружали приземистые каменные заборы. На плоских крышах было разложено сено для просушки. Козы толклись во дворах, беспрепятственно входя во все двери.

— Ф-фу, — невольно выдохнула Соня. Всем ее мечтам отдохнуть и понежиться в тепле и уюте стремительно приходил конец. — Что за отвратительное место!

Козы, все в репьях, со свалявшейся шерстью. Шелудивые собачонки с визгливым лаем гоняются друг за дружкой. Люди на улицах появляются редко — и ни у кого не встретишь обычной размашистой походки. Семенят, втянув голову в плечи, распространяя аромат немытых тел и тысячи болячек… От очагов, разложенных прямо во дворах, тянет гарью и прогорклым жиром.

Две женщины переругиваются с порогов домов. У одной, похоже, пропал петух — а у соседки что-то вдруг запахло похлебкой. Да откуда та взяла мясо, если они уже вторую луну одной травой кормятся… Вторая возражает. В спор радостно включается третья — и вот уже вся улица голосит надрывно, и слова теряются в мутном потоке брани.

Да и дети здесь ничем не уступают взрослым. Отовсюду доносятся визгливые вопли, нытье и непрекращающийся рев. Соня поежилась, точно злоба и отчаяние, витавшие тут в самом воздухе, могли запятнать ее.

Небо! Да как они здесь живут?!

Тощая девица с немытыми, наверное, года два волосами, заплетенными в неимоверное количество косичек, на которой, как на столбе, болталось выцветшее платье с полуоторванным рукавом, на вопрос, как добраться до ближайшего постоялого двора, хмуро ткнула пальцем вниз по улице, не переставая отскабливать от плоского круглого камня прижарившуюся лепешку.

Соня, представив, что за кухня ее ждет нынче вечером, страдальчески вздохнула. Велик был соблазн прикупить еды и отправиться ночевать куда-нибудь в горы — но это едва ли было разумно. Ночи все же стояли холодные, а ей и без того последние седмицы приходилось спать на голой земле. Не спасал даже теплый плащ и тончайшее, набитое легким пухом, невероятно теплое одеяло, подаренное в Храме Волчицы к северу от Вилайета, где ей довелось как-то побывать, отвозя очередное послание Старших.

Ниже по улице показалось вжавшееся в землю каменное строение, откуда доносился гул голосов, перемежавшийся пьяными выкриками. Поскольку это был единственный столь шумный дом на всю округу, Соня не без оснований предположила, что это и есть искомый постоялый двор. Слуг во дворе не обнаружилось, и ей пришлось самой отвести гнедую на конюшню, где уже стояли привязанными два жеребца. Вороного, правда, среди них не оказалось… но Соня на это не слишком-то и рассчитывала.

Оставлять свою лошадь без присмотра желания не было — хотя девушка знала, что прекрасно обученная кобыла скорее затопчет чужака до смерти, чем даст себя увести, несмотря на свой неказистый вид.

— Потерпи, Подружка. — Соня дружески похлопала ее по крупу. Лошадь всхрапнула, словно ей тоже это место не внушало особого доверия. — Сейчас вернусь и займусь тобой как следует…

Обеденная зала постоялого двора оказалась именно такой, как Соня себе и представляла. Пахло чем-то кислым и горелым одновременно. На полу было разбросано сено — якобы для чистоты, но его никто не менял уже невесть сколько времени, и оно начало преть. Два длинных стола с лавками из неоструганных досок стояли вдоль стен. За левым гуляла подвыпившая компания — шестеро пастухов в меховых накидках и смешных круглых шапках со свисающими по боками хвостиками. Пастухи были, как на подбор, бородатые, тощие и неимоверно шумные. Видно, за долгие луны, что проводили в одиночестве в горах, они успевали отвыкнуть от общества себе подобных — а привычка перекрикивать ветер, созывая стадо или клича собак, оставалась…

Правый стол стоял пустым. Лишь в дальнем конце, ближе к огромному, во всю стену очагу, сидел какой-то старик, гревший руки о дымящуюся глиняную кружку.

Один из пастухов окликнул Соню зычным голосом:

— Кого ищешь, красавица?

— Хозяина, кого же еще! Пастух поднялся с места.

— Я хозяин. На постой просишься — или только на ужин?

Лишь теперь она заметила, что он одет иначе, чем остальные: без шапки и без накидки, в одних холщовых штанах и рубахе, и в деревянных сандалиях на босу ногу… Лет пятьдесят на вид, седоусый, улыбающийся. Крючковатый нос, густые черные брови, от глаз лучиками разбегаются морщинки. Судя по виду, постояльцев во сне резать не станет…

Соня улыбнулась ему в ответ, подходя чуть ближе.

— А что, обязательно надо выбирать? Или можно получить и то, и другое разом?

Немудреную шутку подвыпившая компания оценила, разразилась хохотом, повторяя на все лады. И Сонино сердце невольно смягчилось при виде их детской радости. Может, не такой уж он и скверный, этот городишко…

Хозяин постоялого двора широко ухмыльнулся щербатым ртом:

— Получишь все, за что сможешь заплатить.

— За этим дело не станет. А чем покормишь?

Смуглый лоб пошел складками. Длинный нос вытянулся, принюхиваясь.

— Не, не готово пока, — наконец вынес седоусый свой приговор. — Мясо мы в углях печем. Ардаут принес. — Он ткнул пальцем в гордо расправившего плечи соседа. — Только еще чуть подождать придется.

— Договорились. Я пока лошадь почищу. Воды где взять?

— Да там, в конюшне и возьми…

Хозяин вновь взялся за кружку. Как видно, мысль о том, что гостья будет сама заниматься своей лошадью, ничуть его не взволновала. Равно как и то, что все съестное на вечер принесли его же гости. Интересно, это у них в порядке вещей — или просто ей так повезло?

Качая головой, Соня вернулась в конюшню. Впрочем, сердиться сил уже не было…

Гнедая встретила ее радостным ржанием. Оба жеребца подозрительно жались к стенам: должно быть, попытались проявить нежные чувства и получили законный отпор. Это Соне в Подружке особенно нравилось. Еще ни разу та не взглянула на другого коня иначе как с неприязнью и высокомерием, ни с кем не сводя дружбы, ни с кем никогда не заигрывая. Ей, похоже, вполне хватало общества хозяйки и своего собственного.

Распаковав одну из седельных сумок, Соня достала скребницу и принялась за работу. Сперва ослабить подпругу и чуть приподнять седло — пусть спина у лошади понемногу остынет. А то ведь потная — враз простудится. Затем снять узду, проверить, не натерла ли гнедая губы.

Она сходила за водой: у самых дверей, и правда, нашлось деревянное ведро, полное почти до краев. Сняла остальную упряжь, предусмотрительно отставив подальше. А то у Подружки была скверная привычка — тереться о седло потной мордой. Оно, понятно — чешется… но совесть все же иметь надо! Так она и сказала кобыле. Та оскалила желтые зубы: поняла, что над ней смеются.

Аккуратно и тщательно Соня прошлась по влажным бокам скребницей, счищая пот и грязь,

Проверила копыта, выковыривая попавшие камешки. Подковы пока в порядке, слава Небесам. В этом захолустье она бы никакому кузнецу не доверилась!

Потом пришел черед воды. Затем — вытереть насухо пригоршней соломы… Соня отступила на шаг, любуясь лоснящейся гнедой. Просто заглядение!

Интересно, а корм засыпать гости тоже должны сами? Соня огляделась по сторонам, но ясли были пусты, и никаких запасов что-то было не углядеть. Но тут за дверью конюшни послышались шаги. Хозяин.

— Я так подумал… то есть — парни сказали… — Язык у него слегка заплетался. — Лошадки-то, небось кушать хотят. Вот и Вентара жеребчик голодный… Он потрепал по холке одного из жеребцов. — И Ардаут тоже говорит — иди, покорми…

Он глубоко задумался, переводя затуманенный взгляд с одной лошади на другую, словно размышляя, так ли уж они голодны, как утверждали их владельцы, и не потерпят ли еще денек…

— Правильно они тебе сказали. Давай помогу. Где тут у тебя что?

«Что» оказалось за боковой дверью, открыть которую седоусому стоило огромных трудов, так что в конце концов девушке пришлось взять бразды правления в свои руки. С ее помощью и вопреки всем усилиям хозяина лошади получили по полной порции овса и довольно захрупали, не обращая больше на людей никакого внимания.

В обеденном зале, по счастью, перекрывая остальные запахи, стоял аромат жареной баранины и трав. Не дожидаясь приглашения, девушка подсела к пирующим пастухам, ясно понимая, что, стоит ей устроиться отдельно, как на ужин можно будет махнуть рукой. Забрав себе щедрую порцию мяса и полкувшина вина, она отодвинулась на другой конец стола и, довольная, принялась за еду.

Горцы продолжали что-то громогласно рассказывать, перебивая и не слушая друг дружку, но Соня уже настолько привыкла к раскатам их голосов, что ни на что уже не обращала внимания. Как вдруг вздрогнула, поняв, что обращаются к ней:

— Эй, красотка, заснула, что ли? Она подняла голову.

— Чего вам?

— Откуда едешь-то? Соня пожала плечами:

— С Заката.

— Ишь ты… А не врешь? Перевал-то закрыт. Шесть одинаковых черноглазых, смуглых лиц

смотрели на нее беззлобно и с интересом, как на забавного зверька. Как видно, обсудили уже все доступные темы — погоду этой зимой, прошлым летом и за два года до того — и решили поискать иных развлечений. В обычное время Соня бы оборвала их вежливо, либо не слишком… по настроению. Но сейчас она была рада возможности немного поболтать и заодно разузнать, что тут вообще творится. Ей не доводилось бывать в этих краях уже несколько зим.

— Кому закрыт, а кому и нет… Или сами не знаете? Соль вам разве не из Заморы везут?

Это было ее догадкой, но девушка говорила уверенно. Пошлины на соль в Туране за последнее время возросли неимоверно, и бедняки давно забыли ее вкус. А здесь, она заметила, мясо было посолено изрядно.

Пастухи хитро заухмылялись, пьяно подмигивая Соне: поняли, мол, что свой человек. Всякое стеснение тут же ушло, ей усиленно принялись подливать вина.

— А чего в наших краях ищешь?

Соня задумалась. Наемников мирный люд побаивался, а пугать архаримцев ей совсем не хотелось. На такой случай у нее давно было готово расхожее объяснение:

— Знахарка я. Брожу по городам и весям, учусь.

— Знахарка, говоришь? Это дело. — Пастухи одобрительно закивали. Знахарей здесь ценили, хотя и сторонились слегка, как любых ученых людей. Оставалось надеяться только, что никто из них не примется жаловаться на какие-то свои болячки, — хотя Соня была уверена, что, в случае чего, не ударит в грязь лицом. В травах она все же кое-что смыслила.

— А что за праздник у вас? — поинтересовалась она в свою очередь. Хорошие все же нравы здесь, в Кезанкии! Люди ценят прямоту и простоту. Если что-то хочешь узнать — спрашивай. Не понравилось что — бей. Не сравнить с южанами. Там один только ритуал приветствия может длиться добрых полсвечи — до тех пор, пока скулы сводить не начнет от зевоты. — Я думала, в это время все уже на выпасах.

Горцы одобрительно заухали. Вновь совершил круг полный кувшин вина.

— Верно подметила, красавица. Припозднились мы в этот раз. Скот торговали. — Глиняные кружки взметнулись разом, расплескивая бордовую жидкость. — За удачу!

Соня также поднесла кружку ко рту. Вино было совсем молодым, не то чтобы совсем скверным, но со скудным букетом, не слишком ароматное. Хотя под барашка годилось и такое.

— За вашу удачу… Покупали или продавали?

— Покупали. — Сидевший ближе всех к Соне горец с такими длинными висячими усами, что они едва ли не ложились на расшитый ворот льняной рубахи, наклонился к девушке, обдав ее ароматом чеснока и винных паров, и доверительно прошептал: — С Полуночи народ. С мест все поснимались. Быстро бегут, все с собой тащат. А куда им — с овечками-то?.. Вот овечек мы у них и взяли. Да по дешевке, скажу тебе, взяли… А руно у овечек — ну чистый шелк… что твои косы, красавица, правду говорю! — И довольно чувствительно тряхнул ее за рыжую прядь, словно в подтверждение своих слов.

Соня нахмурилась. Беженцы с Полуночи! Вот так новость!..

— Откуда же они бегут — не говорили? Это не с земель Гедрен?

Пастухи принялись испуганно переглядываться между собой, и девушка подумала, что поспешила с вопросом. Теперь, не ровен час, горцы совсем замкнутся… Но выпивка, как видно, победила осторожность, да и устоять перед очаровательной гостьей не было сил.

— Земли те не ее, — важно поправил Соню вислоусый. — У нее земель своих и нет вовсе — один замок на горе.

— Вот как? — удивилась девушка. — Разве не она правит в этих краях?

— Никто нами не правит, — возразил Вен-тар — чуть помоложе остальных, с длинными вьющимися волосами. Весь вечер он не сводил с Сони горящих глаз и, похоже, жалел, что сидит так далеко от красавицы… однако, хвала Небу, дальше взглядов и сожалений дело не шло. Соне не хотелось бы ссориться с гостеприимными хозяевами. — Тут у нас — земли вольные…

— А почему же тогда народ в бега ударился? — Чем дальше, тем меньше девушка понимала в происходящем. — Чего они испугались?

Пастухи одновременно пожали плечами. Вислоусый притянул непочатый кувшин и стал разливать вино.

— Кто их знает. Они не говорят — а мы особо и не пытали. Овечек купили — и то славно.

— А я слыхал, — подал голос другой, — будто душегубица совсем умом тронулась. Мол, девок к себе в замок забирает — каждую, почитай, седмицу. А потом от девок тех ни слуху ни духу… Да еще…

Сосед ткнул его локтем в бок.

— Помолчи, Беркет, добром прошу! Не знаешь — не говори!

— И то правда, — загудели остальные. — Что попусту болтать…

— Все равно, — в упор посмотрел на Соню вислоусый, — ты, знахарка, смотри, поосторожнее. В те края не суйся. А то угодишь в самое пекло, пропадешь ни за что! Сворачивай-ка лучше к Полудню. Там тебе и работа, и обучение. А на Полуночи что — камни одни!..

Соня была благодарна им за заботу — но главное она уже успела услышать. В замке Гедрен что-то происходит. Оставалось только выяснить, что именно и как это связано с талисманом… и с Алной.

Да, с Алной.

Соня испустила тяжкий вздох, поняв, что ей все равно никуда не деться от мыслей, от которых весь день сегодня пыталась укрыться то за злостью, то за мелкими хлопотами, то за пустой болтовней. Распрощавшись с захмелевшими пастухами, она отправилась искать место для ночлега. Хозяин постоялого двора, храпевший, уткнувшись носом в стол, был ей в этом деле явно не помощник…

По счастью, девушке не составило труда отыскать пустую комнатенку — скорее чулан, где едва помещался грубо сколоченный лежак и тяжеленный запертый сундук. Она перенесла туда свои пожитки и, достав из мешка костяной гребень, принялась неспешно расчесывать длинные, до пояса, волосы. Это всегда помогало Соне, когда нужно было успокоить мысли. Память возвращала ее к тому, что произошло у перевала…

* * *

— …Моя сестра мертва? — спросила она Калидора.

Слова сорвались с ее губ едва ли не против воли, и полный смысл их Соня сама осознала лишь в это мгновение. Ална умерла…

Рысь знала это доподлинно — и ей не пришло в голову усомниться в этом знании.

Она знала это с самого начала, не рассуждая, не пытаясь оправдать свое знание. Только никак не могла заставить Соню поверить. Ибо человеку свойственно затемнять самые простые вещи рассуждениями, запутывать паутиной околичностей и недомолвок. Он думает, что проливает свет разума на области Потаенного — но этот слабый свет порождает лишь еще более глубокие тени.

Звери, дети Богини, провожатые в мир Мрака, скользящие по зыбкой грани между миром Сим и Иным, способны узреть истинную суть вещей и явлений; но им не дано облекать свои видения в слова, и лишь Светлая Мать дарует им эту возможность.

Калидор не мог этого знать.

— Она жива! — воскликнул он с горячностью. — Когда я уезжал, с ней все было в порядке!

Он с вызовом посмотрел на Соню. Но взгляд серых глаз воительницы окатил его неприкрытым презрением. Она ненавидела корыстолюбцев, бахвалов, трусов, но превыше всего — лжецов!

— Ты совершил ошибку, Калидор. — Ледяной тон не предвещал ничего хорошего. — Я никому не позволю играть моими чувствами! Как давно она умерла?

Наемник не отвечал очень долго, и она начала терять терпение. Наконец он подал голос:

— Прости… Видит Небо, я не желал оскорбить тебя! Но иначе ты бы отказалась прийти мне на помощь!

Пальцы Сони сжались на рукояти меча.

— Мне нужны не извинения — но правда. Ты скажешь… или придется вырывать у тебя ответ силой?!

Растерянность воина была очевидна: он, похоже, не привык, чтобы женщина брала над ним верх, и сейчас чувствовал себя униженным. За всю свою жизнь Соне встретилось едва ли полдюжины мужчин, что могли быть с ней на равных… И Калидор был не из их числа.

— Ты права, — вымолвил он наконец. — Я солгал тебе. Твоя сестра покончила с собой, когда поняла, к чему принуждает ее Гедрен. Я был с ней тогда… Пытался убедить ее не делать этого… Говорил, что мы можем перехитрить ведьму, похитить Талисман и обратить его силу на саму Гедрен… — Он вздохнул, словно заново переживая те тяжелые мгновения. — Но Ална была непреклонна. Она заявила мне, что тогда сама сделается ничем не лучше колдуньи! Что поступить так, как я прошу ее, значит предать все то, ради чего она жила… Она верила, что когда ее не станет, Талисман никому не причинит больше зла. Но она недооценила Гедрен. Ведьма успела разгадать тайну кристалла…

И жертва оказалась напрасна. Бедная Ална!

Соня закусила губу. Сестра, с ее непреклонной, чистой верой вызывала в ней уважение пополам с досадой. Как это похоже на нее — отказаться от борьбы, отдать собственную жизнь… и ради чего! Сама Соня знала, что сражалась бы до последнего, даже когда не оставалось бы ни единого шанса на победу, — но не отступила!

А теперь Ална мертва. И, чего бы ей это ни стоило, Соня отомстит за нее!

Она взглянула на Калидора. Не зря Север предупреждал, что ему нельзя доверять! Но это и к лучшему.

Наемник пытался уверить ее, будто желает лишь одного: спасти из плена Алну и своих товарищей. Но, похоже, на самом деле его интересовал лишь Талисман. Жрица Айнсор прекрасно поняла это и отказалась стать орудием в его руках.

Еще меньше на эту роль годилась сама Соня!

— Ты просчитался, — бросила она воину. — Не знаю, зачем тебе Талисман, но с моей помощью ты его не получишь. Прощай!

Калидор в недоумении воззрился на нее:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что поеду дальше одна! Я не нуждаюсь в попутчиках. И не стану терпеть рядом предателя и лжеца.

Лицо наемника вспыхнуло:

— Ты слишком торопишься с обвинениями, Рыжая Соня. Это сослужит тебе дурную службу. Ты даже не подозреваешь, во что ввязалась! Без меня тебе никогда не выбраться отсюда!

— Ты уверен? — Девушка вскинула голову. Какая самонадеянность! Или он ждет, что она испугается и примется молить его о защите и покровительстве? Соня улыбнулась этой нелепой мысли.

И, не желая терять больше времени, уверенно пустила кобылу рысью в ту сторону, где, по словам Калидора, лежал город Архарим. Вслед ей донесся голос наемника:

— Мы еще встретимся, вот увидишь! И тогда ты поймешь, какую ошибку совершила…

Она не обернулась. В этом не было нужды…

* * *

Закончив расчесывать волосы, Соня отложила гребень в сторону. Пора спать — довольно

воспоминаний! Но прежде девушка постаралась насколько возможно обезопасить себя от любых вторжений: задвинула тяжелую щеколду и подтащила к двери тяжелый сундук. Через крохотное окошко под самым потолком, едва ли сумели бы пробраться злоумышленники…

Соня и сама затруднилась бы объяснить, чего она, собственно, так опасается. Городишко был тихий и мирный, постоялый двор, несмотря на все убожество, мог бы сойти за самое безопасное место, где ей доводилось ночевать за последних три луны… и все же она не находила себе места от тревоги.

Сказать точнее, это не находила себе места Рысь — а от нее беспокойство передавалось и Человеку. Соня, как ни силилась, не могла понять, что приводит ее звериную половину в такое неистовство, и это выводило ее из себя. Вместе с тем инстинктам она доверяла едва ли не больше, чем рассудку, а потому постаралась максимально обезопасить себя на ночь. Хотя все ее усилия нимало не удовлетворили Большую Кошку.

Вытянувшись на жесткой лежанке, девушка прикрыла глаза, с досадой шикнув на Рысь:

— А ну, спи! Не хватало мне еще из-за тебя до утра без сна ворочаться.

Та с ворчанием подчинилась. Сон пришел почти тут же, словно только и ждал этого мгновения.

* * *

…Искристые завесы, легкие, точно паутинка, трепетали на ветерке. За ними, в облаках багрового тумана, кружил хоровод теней. Но прежде чем Соня успела разглядеть их, призраки исчезли, растворившись в алой мгле — словно и являлись-то лишь затем, чтобы призвать девушку сюда.

А паутинные занавески продолжали колыхаться, точно несомые ветром. Трепещущие покровы со всех сторон окружали Соню, и девушке внезапно сделалось не по себе.

Такие прекрасные, светящиеся издали, вблизи они вдруг стали липкими и влажными. Они касались обнаженной кожи — Соня лишь сейчас поняла, что стоит совсем нагая! — то и дело норовя прилипнуть, и оторвать их с каждым разом делалось все труднее.

Соня в испуге огляделась по сторонам — но бежать было некуда. Искрящиеся покровы окружали ее со всех сторон. Вот прилип к бедру еще один уголок ткани… и когда она с силой рванула его, то увидела кровь. Боли не было — но целый лоскут кожи исчез. А проклятая тряпка засветилась победным багрянцем.

Соня не успевала отбиваться. Ей бы сейчас меч!.. Но она была совершенно безоружна. Ткань липла к рукам, плечам, груди, животу… Девушка едва успевала отдирать ее — всякий раз лишаясь кусков кожи.

Боли до сих пор не было. Крови, как ни странно, тоже. Но страх от этого не делался меньше. Нетронутым оставалось лишь лицо.

…Рысь! Да выпусти же Рысь наконец!..


Она не знала, чей это голос. Может быть, ее собственный?

Но чем Рысь может ей помочь?

Это твой страх! Твой собственный страх пожирает тебя! Чего ты так боишься? Выпусти Рысь — и она поможет тебе!

Но Рысь не поможет ей одолеть Смерть.

А что? Что поможет тебе?

Багровая ткань облепила ее с ног до головы. Соня задыхалась, не в силах пошевелиться, ни даже крикнуть. «Паутина! — мелькнуло в мозгу. — Это паутина. Сейчас придет паук и высосет меня, точно муху! Останется только оболочка!»

Ей казалось, она растворяется, исчезает, разлетается по ветру стайкой сухой листвы…

Теперь она знала Смерть.

И все же не умерла.

Смерть обрела имя.

Гедрен.

Нет! Ты умрешь первой, Гедрен!..

Ненависть взметнулась столбом ослепительно белого пламени — и внезапно багровая паутина затлела, серебристые искры побежали по ней, стремительно пожирая пульсирующую ткань.

Свободна!

Соня стряхнула с себя остатки тлеющей паутины и зарыдала от облегчения, увидев нетронутую белую кожу. Ненависть сожгла липкие путы, испепелила их, подарив ей свободу… Но… Была ли то ее ненависть?

Был миг — одно краткое мгновение, когда ей показалось…

Кто?.. прошелестели пересохшие губы. И Соня проснулась.

Проснулась от ощущения чужого присутствия.

И мгновенно позабыла о привидевшемся кошмаре, готовая дорого продать свою жизнь.

Первой мыслью было закричать… но едва ли кто-то из пьяных пастухов пришел бы ей на помощь.

Рука стиснула метательный нож, предусмотрительно оставленный у изголовья. Она изготовилась для броска…

Но серебристый луч выглянувшей из-за туч луны, проникнув в комнату сквозь узкое, затянутое слюдой окно, осветил пустоту. Кроме Сони, в комнате не было никого.

* * *

Наутро девушка первым делом отправилась к хозяину.

— Не появлялось ли вчера еще гостей — когда я ушла спать?

Седоусый окинул ее мутно-похмельным взглядом. Над вопросом он думал долго, морща лоб и скребя подбородок.

— Не помню, — выдавил он наконец. — Заснул я…

Соня стиснула зубы. Будь он неладен, этот город!

Она молча прошла на кухню.

Баранина еще оставалась, и она, не стесняясь, отрезала себе приличный ломоть. Сейчас она ее есть, конечно, не будет — нет ничего хуже застывшего бараньего сала! — но по пути, разогрев на костре… м-м, пальчики оближешь!

Теперь еще бы глотнуть чего-нибудь горячего… Но в этом заведении, похоже, из напитков водились только горячительные. Ладно. Только бы выбраться из города. Устроит привал у ближайшего ручья, вскипятит себе отвара с травами — там и позавтракает.

Сдерживая растущее нетерпение, Соня прошла на конюшню, снаряжать в путь Подружку. Та встретила хозяйку радостным ржанием. Как видно, ей тоже хотелось как можно скорее тронуться в путь.

За спиной послышались крадущиеся шаги… Опасность?!

Обернувшись рывком, Соня метнула нож. Лезвие, вибрируя, вонзилось в притолоку.

Хозяина постоялого двора спасла лишь шаткая, с похмелья, походка…

Он постоял несколько мгновений, хлопая глазами на гостью. Затем отвесил ей поклон и со словами: «Все понял, добрая госпожа. Ухожу», — поспешно испарился. Когда Соня вернулась в общую залу расплатиться за ночлег — хозяина не было и там. Должно быть, решил, что сегодня в постели будет куда уютнее и безопаснее… Поразмыслив, девушка оставила в кухне под блюдом с бараниной несколько монет — и вернулась на конюшню.

Затем выехала на улицу, повернула налево, проехала два десятка шагов до первого перекрестка. И застыла, дернув поводья так резко, что едва не разодрала бедной кобыле губы. Та негодующе всхрапнула, выгибая шею и норовя куснуть забывшуюся хозяйку за лодыжку… но Соня ни на что не обращала внимания, растерянно озираясь по сторонам.

В городке со вчерашнего дня не изменилось ничего.