"Кольцо художника Валиади" - читать интересную книгу автора (Кораблинов Владимир Александрович)

Глава шестая

События следующих дней показали, что Валиади все-таки просчитался.

С раннего утра на город с небывалой силой обрушились вражеские бомбы. Пожары, особенно в центре, бушевали сплошной стеной. С жалобным звоном лопались стекла окон, земля дрожала от тяжких ударов. Тусклым красноватым угольком взошло солнце и померкло в черном дыму.

«Неужели конец? – мелькнула страшная мысль. – Да как же так? Ведь только позавчера приезжал Приходько… сам приезжал, предлагал, настаивал даже… Нет, нет, не верю! Не желаю верить!»

Попросив старуху Дрознесс посидеть возле Лизы, Валиади кинулся в горисполком. С трудом пробирался он по разрушенным, сделавшимся вдруг незнакомым улицам. В иных местах пламя так полыхало, что приходилось обходить переулками, через разгороженные сады. На единой души не попалось ему на пути, точно и не было никого в городе.

В горисполкоме Валиади застал одну уборщицу. Он встречал эту пожилую краснощекую женщину и прежде. Она всегда сидела возле вешалки и, сердито поглядывая на входящих, что-то вязала крючком, какие-то все крошечные вещицы, и он даже как-то раз подумал, что внукам, наверно.

Она и сейчас преспокойно вязала.

– Никого нету, – сердито сказала она, – все на станцию побегли.

– А товарищ Приходько?

– – Так я же вам объясняю: все побегли и сам побег. Там, слышь, давеча шалон с беженцами разбомбили. В отправку, значит, собрались, думали от судьбы от своей уйтить, – строго, осуждающе поджала губы. – Не-ет, милок, от ней не уйдешь, да-а-аго-нит! В обязательном порядке догонит!

Видно, ей надоело сидеть одной, она обрадовалась новому человеку.

Да вы это… садитесь, отдохните. – указала на стул. – Ишь ведь как запалились-то… Вон водицы попейте – студеная, только счас принесла.

Валиади жадно выпил кружку воды и устало опустился на стул.

– Он, Степан-то Митрофаныч, бывало, мне говорит, – продолжала болтать уборщица, – – бога, говорит, нету, Настя, – это меня Настей зовут, – бога, говорит, нету, и судьбы, говорит, тоже нету. Так. А это что?

– Какой Степан Митрофаныч? – рассеянно спросил Валиади.

Какой, какой… Да Приходько же наш, а то какой же. Как же так нету судьбы, когда такая вещь вышла? Ну, ладно, – бабка бросила вязать и торжествующе поглядела на Валиади, – ладно, шалон разбомбили, пускай. А ежели б не разбомбили, тогда что?

– Уехали бы, что же, – улыбнулся Валиади.

– Прыткой какой! А он, мост-то, слышь, еще прежде разбомбили… Первей шалона.

– Как?! – вскочил Валиади. – Мост разбили!

– Про что и говорю-то! – весело даже как-то воскликнула румяная бабка. – Теперь небось и Приходько расчухал… а то – поди-ка: судьбы нету!

«Конец», – подумал Валпади и побрел домой.

Все так же пустынны были затянутые дымной кисеей, полуразрушенные улицы совсем еще недавнего красивого, зеленого города. На Петровском бульваре Валиади обогнала большая, нагруженная рогожными тюками машина. Какой-то человек, с тяжелым мешком на плече, крадучись, пробирался вдоль стен и все озирался, пока не юркнул в глубокие темные ворота; в мешке, видимо, была дыра: что-то тонкой струйкой сыпалось на тротуар, белая дорожка из муки или сахара тянулась за человеком в ворота. У входа в кино «Иллюзион», раскинув в стороны руки, лежал человек. На его груди, пришитые к серому холщовому переднику, поблескивали десятка два металлических кругляшков – затычек от нарзанных бутылок; на длинной свалявшейся рыжеватой бороде чернела запекшаяся кровь. Это был дурачок Тимоша, по прозванию Мухарик, торговавший на базаре мушиными липучками и воображавший себя заведующим земным шаром.

Наконец Валиади добрался до своего тихого, с обеих сторон заросшего садами переулка. Дым, правда, и тут реял в воздухе, но пожаров не было. Этот уголок города все еще оставался нетронутым.

Случается, что измученный житейскими ударами человек потеряет всякую надежду на будущее, у него уж и руки опустятся в бессилье, как вдруг неожиданно поправится какое-нибудь дело, и словно огонек затеплится в ночной тьме, и видит человек, что нет, не все еще пропало, что сто́ит еще пожить и побороться. Так и с Валиади случилось: шел домой, уже ни на что не надеясь, махнув рукой на все; был уверен, что над Лизой стоит смерть, – так безнадежно было ее состояние в последние дни. И как же удивился он, войдя в дом и увидев Лизавету Максимовну такой, какой давно не видывал. Исхудавшая, но аккуратно причесанная и словно бы сияющая, она полулежала на кровати, привалясь к подушкам, а возле нее хлопотала старуха Дрознесс, поила ее чаем.

От изумления он слова не мог вымолвить, стоял столбом. Лизавета Максимовна улыбнулась.

– Иди, иди сюда, – тихо сказала, – выкладывай, что там в городе… Только, пожалуйста, правду. Я ведь почти все знаю, мне Бела Наумовна рассказала…

«Черт бы попрал эту Белу Наумовну! – с досадой подумал Валиади. – Больно уж правда-то нехороша…»

– Ну, слава богу, Лизушка, что тебе полегчало! – бодро сказал он. – Ты не волнуйся, ничего особенного. Судя по всему, немцы жмут, но ведь и наши не сидят сложа руки.

– Какая-то неразбериха у меня в голове, – болезненно поморщилась Лизавета Максимовна. – Все эти дни такой грохот… Вижу, будто земля лопнула, как арбуз, и я падаю в черную трещину…

– Ты бредила, – сказал Валиади.

– Да? Может быть, это и к лучшему: наяву-то, верно, еще страшнее было.

– Ох, уж и не говорите! – всплеснула руками Бела Наумовна. – Вы себе и представить не можете, какой ужас! Какой ужас! Мой Ханан, он же, знаете, глухой, как вот эта табуретка, ему ничего, а я ну просто умирала от страха!

– Это правда, что город сдадут? – спросила вдруг Лизавета Максимовна.

– Кто это тебе сказал? – нахмурился Валиади, снова мысленно посылая ко всем чертям болтливую старуху. – Я только сейчас видел товарища Приходько, – солгал он, – он мне ничего не говорил.

– Вот как? – сонно проговорила Лизавета Максимовна. – А я думала… думала…

Она вдруг умолкла. Голова ее бессильно склонилась набок, к плечу, веки медленно опустились. Валиади сделал страшные глаза. «Спит!» – шепнул он старухе, и они оба вышли на цыпочках из комнаты.

– Товарищ Валиади, – уже на пороге дома громко зашептала старуха Дрознесс, – разве я не понимаю: вы хотели успокоить свою супругу, но ради всего святого скажите, что вы слышали от товарища Приходько? Мой Ханан уверяет, что по плану эвакуации мы отправляемся послезавтра. Как вы думаете, до послезавтра ничего не случится?

– К сожалению, – Валиади оглянулся, точно боясь, что его подслушают, – к сожалению, Бела Наумовна, уже случилось. Мост разбит… Понимаете, что это значит?

– О, бог мой, бог! – задохнулась старуха. – Так что же делать? Что же делать, товарищ Валиади?

Она заплакала. Валиади молчал. Ну что он мог ей сказать?