"Охота на короля" - читать интересную книгу автора (Юрин Денис)

Глава 2 Вдали от цели, вдали от дел

Время от времени каждый солдат рисует в воображении красочные картины собственной смерти: порой героической, порой глупой, а иногда и ужасно мучительной. Мастера ратного ремесла чаще других встречаются с беззубой старухой с косой и поэтому весьма склонны к мрачным мыслям. Бывало и Палион размышлял о своей кончине, не пугаясь неизбежного, но просто гадая, какой она будет. Однако бывший майор ни разу, даже в самых изощренных фантазиях не представлял, что его жизненный путь оборвется в кромешной темноте, в сыром подземелье, возле толстой стальной решетки да еще бок о бок с трясущимся и клацающим зубами от холода божеством.

Пока еще у парочки авантюристов был свет, но последняя свеча догорала, и мрачный подземный зал вот-вот должен был погрузиться во тьму. Мерзкий колдун, точнее его телесное воплощение, покинутая материальная оболочка, низко обманул наивных простаков, пришедших свести с ним счеты. Решетка, перекрывшая выход из зала, естественно, не поднялась ни через час, как было обещано, ни через целый проведенный в заточении день, долгие двадцать четыре часа, а если точнее – тридцать семь свечей, которыми неудачники-компаньоны мерили время.

Жалкий огарок заунывно мерцал, запас всех возможных тем для разговора был уже давно исчерпан. Палион с Вебалсом успели многое обсудить, но только не главный, насущный вопрос, как выбраться из готового превратиться в их могильник подземелья. Блестящая в темноте сталь решетки была слишком крепка, а под рукой у попавших в западню не было подходящих инструментов, только мечи, от которых было мало толку.

– Возможно, она открывается снаружи. Наверняка возле лестницы должен быть маленький рычажок, – после долгого молчания изрек Палион и с надеждой посмотрел на озябшего колдуна.

– Чего уставился?! Я в птичек да таракашек превращаться не обучен, – с досадой изрек Вебалс из рода Озетов и пнул ни в чем не повинный кубок, случайно оказавшийся возле его ноги. – Если бы мог, уже давно в тварь ползучую обратился бы, наружу прополз и западню открыл. Но нет, не могу, пробелы в образовании, Вулак их задери, так что нам, видать, сдохнуть придется.

– Жаль, – философски изрек Палион и снова погрузился в молчание.

– Действительно жаль, – вдруг ни с того ни с сего возобновил через четверть часа прерванную беседу колдун. – Кергарн в столицу направился да еще нескольких дам с собой прихватил, я в зале их былое присутствие чувствую…

– По запаху? – поинтересовался Палион просто ради того, чтоб как-то поддержать разговор.

– Не важно, главное, что они здесь были, притом долгое время, – ответил Вебалс, гипнотизируя взглядом еле тлеющий огарок, который вот-вот должен был погаснуть. – В столице жизнь интересная, хоть и опасная.

– Жаль, мы с тобой туда не доберемся, но в нашей ситуации имеется и пара приятных моментов.

– Это каких же?

– Да твою гнусную, рыжую морду больше не увижу, – рассмеялся Палион всего за секунду, как свеча погасла, и мир вокруг погрузился во мрак.

– Весьма резонное утешение, – ответил колдун, – но должен тебя огорчить. Увидишь, притом довольно скоро.

Не успел Палион задать сам собой разумеющийся вопрос, откуда взялась такая оптимистичная уверенность, как рядом раздался скрип. Это тяжелая решетка пришла в движение и медленно, со скоростью перегревшейся под жарким южным солнцем черепахи поползла вверх. Откуда-то издалека, сверху, донеслись гулкие шаги, и мрак залы разорвали отблески света. Кто-то осторожно спускался вниз, кто-то пришел им на помощь, что само по себе уже вызывало удивление, ведь друзей и даже временных союзников у парочки не было, притом на целой планете.

Палион хоть и обрадовался неожиданному спасению из заключения, но все же положил ладонь на сырую рукоять меча, поскольку мотивы спасителя были столь же таинственны, как и его личность. Даже среди прирожденных искателей приключений, которые, кстати, появляются на свет не так уж и часто, найдется немного отчаянных голов, осмелившихся бродить по кишащим нежитью лесным болотам и спускаться в пещеры, перед входом в которые навалено с десяток довольно свежих трупов.

– Не волнуйся, свои, – успокоил разведчика Вебалс, хоть и стоявший немного позади, но уже определивший по показавшимся на лестнице толстым икрам, кем являлся их спаситель.

Вслед за босыми, перепачканными болотной тиной ногами, показалось разодранное платье, укороченное отчаянной дамой аж до колен. Потом из-за замысловатого переплетения перил выплыли упитанные, округлые бедра и могучий торс, принадлежащий явно не светской даме. Еще до того, как в поле зрения освобожденных мужчин попала широко улыбающаяся физиономия в грязевых разводах и копна растрепанных густых волос, с лестницы донесся мурлыкающий женский голосок.

– Ну, вот и вы, миленькие мои, наконец-то я вас, горемычных, нашла, – проворковала непонятно как добравшаяся до подземелья через лесную глушь Терена.

Едва ее полная ножка успела ступить на мраморные плиты пола, вдовушка буквально накинулась на Озета и крепко прижала его к пышной груди. Со стороны получилось довольно забавное зрелище. Рыжие шевелюра и бакенбарды колдуна потонули среди холмов глубокого декольте, а снаружи осталась лишь тонкая косичка, вставшая дыбом и выпрямившаяся в струнку, как настоящий флагшток. Для полноты картины не хватало лишь прикрепить к секущимся кончикам волосяных отростков маленький кусочек материи, и можно было бы смело приниматься за написание бессмертного полотна: «О стяг победный, развевайся!»

– Хватит миловаться! – не вытерпев затянувшихся нежностей, выкрикнул Палион и вдруг испугался.

Несмотря на то, что для действия, происходящего у него на глазах, можно было подобрать более двух десятков современных и не менее ярких слов, он почему-то употребил именно устаревшую языковую форму. Формально подобное случилось впервые, но с недавних пор разведчик начал ловить себя на том, что хоть язык автоматически еще и употребляет современные слова, но в голову прежде всего приходят их старые эквиваленты. Вроде бы недолгое пребывание на РЦК 678 уже имело определенные побочные эффекты, пока безобидные, но кто знает, что ожидало его впереди. Немного испугавшемуся за свой рассудок Палиону вдруг снова захотелось домой, в мир, который его отверг, точнее, как отработанный материал, как плевок, изрыгнул на Шатуру.

– Терен, ему завидно! – рассмеялся раскрасневшийся от ласк колдун и, звонко шлепнув спасительницу по толстой ягодице, изрек: – Поди поприветствуй приятеля.

– Не-е-ет! – прокричал разведчик, но было поздно, он уже тонул в теплых, нежных объятиях и не находил в себе сил вырваться.

– Ну хватит, хватит, отпусти его! – через пару минут сжалился над товарищем колдун. – Скажи лучше, милая, почему Дукабес покинула и как нас в лесу нашла?

– А может, мы сначала выберемся отсюда? – предложил Палион, с неохотой отпущенный толстушкой.

– Зачем? – удивился колдун. – Снаружи зябко, сыро, а здесь тепло, не каплет, да и творения Кергарна под ногами не снуют. По-моему, именно здесь наиболее комфортные условия для разговора.

– Вебалс, не будь занудой, парню на свежий воздух хочется, надышался, чай, всякой дрянью, поди, – неожиданно подала голос и встала на защиту разведчика обычно немногословная вдовушка.

– Ладно, Вулак с вами, – нехотя подчинился воле большинства колдун. – Наружу, так наружу, пошли! А ты, проказница, давай не тяни, рассказывай подробно и по порядку!

Злоключения дородной вдовушки, бывшей, по мнению странствующего божества, идеалом домашней хозяюшки, начались незадолго до того, как мостовая Дукабеса содрогнулась под копытами коней «Небесного воинства». Парочка нахальных верзил, состоящих на службе то ли у местного герцога, то ли у Ордена, что в принципе было не столь уж и важно, ворвались в ее дом и бесцеремонно отвлекли от приготовления чудесного жаркого, описание которого отняло никак не меньше четверти часа у довольно терпеливых слушателей, хоть и крививших физиономии при подробнейшем перечислении всех главных и сопутствующих кухонных процедур, но так и не решившихся перебить вошедшую в раж рассказчицу.

Душевные переживания кумушки по поводу безвозвратно загубленной лиходеями снеди во сто крат усилила физическая боль. Решившие расспросить ее о Вебалсе гости вели себя по-хамски и распускали руки. Нет, у них и в мыслях не было приставать к обнаруженной на кухне толстушке, а вот заламывать кисти и пытать Терену они не постеснялись, совершенно позабыв, как должен вести себя гость в чужом доме, притом неприглашенный.

Несмотря на неповоротливость полной фигуры и не сходящее с лица добродушное выражение, порой ставящее под сомнение умственные способности тучной дамы, в опасной ситуации Терена проявила достойную прыть и завидную смекалку. Огрев одного из мучителей по макушке, а второго угостив кипящим варевом из котелка, женщина молниеносно ретировалась с арены ристалища, ей хватило ума не встать пышной грудью на защиту разгромленной кухни и еще частично годной к употреблению еды.

Вот в принципе и все, что компаньонам удалось узнать с момента сказочного освобождения до окончания их долгих, утомительных блужданий по топям вутеркельского леса. Терена была просто не в силах одновременно сочетать три сложных умственных процесса: утопая в мутной воде по то место, где у остальных дам находится талия, следить за дорогой, поддерживать логическую цепочку повествования и рассказывать дорогим ее нежному сердцу мужчинам о своих страхах и душевных переживаниях. Когда накапливается слишком много дел, то необходимо сконцентрироваться на главном, оставив на потом все второстепенное. Так и поступила спасительница: на время прервав рассказ, стала внимательней смотреть себе под ноги и сетовать, чего ей довелось за последние дни натерпеться.

Палион поначалу злился и даже пытался совершить невозможное, то есть заставить женщину пересмотреть сомнительную, с его точки зрения, систему ценностей, однако это было столь же бесполезно, как принудить курицу запеть петухом. Вскоре бесплодные попытки разведчика были довольно грубо прерваны неожиданно вставшим на защиту своего творения Вебалсом. Озет не торопился узнать, что произошло с Тереной потом. Говоря откровенно, дальнейшие мытарства чудом выбравшейся из города дамы колдуна не очень-то и интересовали. Он понял главное: разыскивающие его были из Ордена, притом до нападения на дом Терены у них состоялся «серьезный разговор» с кем-то еще. По крайней мере вдовушка утверждала, что до того, как она познакомила физиономию старшего из нахалов со своей горячей стряпней, его лицо уже было обмотано окровавленной тряпкой. Кто-то выдал его и навел врагов на тщательно выбранное убежище. Друзей у колдуна в Дукабесе не было, поэтому на незавидную роль предателей претендовали только вампиры, с которыми раньше ему приходилось иметь дела.

«Ирония судьбы, по-другому не скажешь, – усмехался про себя Озет, не спешивший делиться с товарищем смелыми предположениями. – Кровососы выдали меня Ордену, а я, даже не подозревая о том, вынудил их отвлечь охотящихся за мной рыцарей на себя. Интересно, из их общины хоть кто-нибудь выжил? И должны ли меня мучить угрызения совести? Наверное, да, хотя, с другой стороны, с лживыми и алчными пиявками по-другому общаться нельзя. Если ведешь игру честно, то непременно надуют, да потом еще и бахвалиться будут, как ловко простачка наивного провели».

Размышления на тему, стоит ли дать мукам совести немножко потерзать себя, были неожиданно прерваны довольно ощутимым тычком в бок. Локоть у Палиона был острым и, пройдя вскользь по ребрам, доставил колдуну несколько неприятных мгновений.

– Смотри, что это? – вопросил разведчик, указывая перепачканным тиной пальцем на завалившуюся на бок избушку, одиноко возвышавшуюся на небольшом островке среди болот.

– Королевские покои, – проворчал в ответ Вебалс и, самое удивительное, не соврал.

Давно, еще в те времена, когда вутеркельский лес не потонул в зловонных болотах, эти места были любимыми королевскими угодьями. Уродливое, наполовину истлевшее строение являлось когда-то маленьким уголком комфорта и уюта в дремучей глуши, точнее его небольшой и не самой лучше частью. Шикарные апартаменты для королевских особ уже давно были разобраны и перевезены в другое место. Лесничие оставили в вутеркельском лесу лишь пристрой, в котором жил сторож, и неказистый сарай для инвентаря. Глядя сейчас на развалившуюся избушку, было трудно сказать, коротал ли в ней холодные ночи лесничий или мирно покоились лопаты, вилы да грабли. Время и сырость постарались на славу, почти до конца уничтожив следы присутствия человека в дикой, лесной глуши.

– Может, погреться зайдем? – робко предложила Терена.

– Ага, а если крыша обвалится, – возразил Палион, адресуя свою речь не даме, а всеведущему колдуну, бывшему знатоком окрестностей, а следовательно, и авторитетным экспертом, на мнение которого приходилось полагаться.

– Стены обпинывать не будешь, так и крыша устоит, – проворчал Вебалс и, приводя неоспоримые аргументы в пользу посещения памятника болотной архитектуры, направился в сторону развалюхи. – Близится ночь, нам нужен отдых. К тому же мы замерзли, а внутри можно найти парочку относительно сухих досок. Мне кажется, тепло костра нам не повредит.

– Я могу что-нибудь вкусненькое приготовить, – поддакнула Терена, но осеклась под строгим взглядом Озета.

– И не думай об этом! Болотную гадость жрать не намерен, так что о стряпне позабудь!

Слова колдуна прозвучали как строжайший приказ. Действительно, единственной живностью, из которой можно было бы сварить похлебку, были лягушки, но расплодившаяся в мутной воде мелкая ползучая нежить уже давно уничтожила последнюю квакающую особь. Вебалса и так удивляло, чем питались снующие под ногами скользкие, мерзкие твари.

«Наверное, от нехватки в окрестностях мяса они перешли на тростник и кору. Еще одна ошибка Кергарна, еще один существенный просчет, – злорадствовал Вебалс, осторожно карабкаясь по шатким пням и протискиваясь между торчащих из воды веток упавших деревьев. – Люди уже давно не захаживают в глубь леса, а если парочка придурков в год случайно и забредет, то с ней живо расправятся более крупные хищники: оборотни да вутеры. Полнейшее истребление популяции лесной живности в скором времени приведет к необратимым последствиям. Примитивные формы нежити быстро приспособятся к новым условиям, и гнилая древесина вместе с болотной травкой превратятся для них в самое желанное лакомство. Если через годик-другой в эту глушь забредет человек, то он сможет спокойно расхаживать между безобидных, травоядных тварей. Кергарн хороший тактик, но ужасный стратег. Наполняя мир своими отвратительными творениями, он и не подумал учесть неумолимый фактор времени, то неуклонное обстоятельство, что природа все равно расставит все на свои места. А может быть, и наоборот? А что, если как раз на это он и рассчитывал? Действительно, какой же я наивный дурак, не вижу явного! Нежить всего лишь инструмент, она завоевала местность, отбила ее у людей, а затем превратилась в безобидных существ, мирно доживающих свой век и не оставляющих потомства. Кергарн хочет покорить мир, а не уничтожить или изменить. К тому же он довольно ленив и явно не собирался перемещать ползунов из одной местности в другую. Гораздо проще сотворить новых тварей, чем таскать за собой огромный террариум. Нежить для него всего лишь одноразовый инструмент, который после использования можно смело выбросить, как старую, отслужившую свой век половую тряпку».

– Только после вас, Ваша Божественность, – с ехидной ухмылкой на лице произнес Палион и легонько толкнул дверь сарая, которая тут же и отвалилась.

Погруженный в мысли Вебалс не заметил, как они добрались до заброшенного строения, больше напоминавшего хлев, нежели былое жилище неприхотливого простолюдина-лесничего. Пары зловония, копившиеся внутри темного помещения долгие месяцы, ударили в нос и парализовали обоняние. Если Палион с Тереной просто поморщились, то лицо колдуна исказилось от острой боли. Озету на миг показалось, что в его чуткие, способные определить на тысячу запахов больше, чем человеческие ноздри вставили раскаленные щипцы и не забыли, по доброте душевной, их пару раз провернуть.

– Не порти имущество королевское! – со свойственным для чиновников-казнокрадов пафосом заявил Вебалс, довольно быстро отошедший от потрясения. – Пока я внутри осмотрюсь, чтоб все как было поставил, нам лишний сквозняк ни к чему!

Осмотр пристанища продлился всего пару секунд, притом по той простой причине, что осматривать, собственно, было абсолютно нечего. Покрывшийся каким-то грибком стол на поломанных ножках, пара калек-табуретов и кровать без днища и матраса, все ужасно гнилое и омерзительно пахучее. Последний лесничий покинул жилище очень давно; оставалось только гадать, почему под хлипкой крышей заброшенного дома не резвились верихвосы, гарбеши и прочие отвратительные создания. Наверное, их отпугивал резкий запах гниения, а может, были и иные причины. Ни Палиону, ни Вебалсу не хотелось тратить времени на разгадку сложной, но бесполезной для них загадки, им было нужно быстрее развести огонь и скорее согреть продрогшие тела.

Задача оказалась не из легких, поскольку сухих дров не было и в помине, а гнилая, расслаивающаяся древесина мебели, испещренная норками каких-то крошечных букашек, увы, не хотела гореть. На помощь уже опустившим руки мужчинам пришла Терена, весьма убедительно подтвердившая присвоенное ей Вебалсом звание хранительницы очага и жрицы уюта. Пока оба ее спутника рубили мебель мечами, тщетно пытаясь найти хоть небольшой кусочек, хоть пару щепочек сухой древесины, дородная женщина довольно шустро залезла в погреб, пренебрегая тем обстоятельством, что он доверху был заполнен холодной и вонючей водой.

От одной только мысли о возможном купании, да еще и нырянии с головой Палиону стало не по себе. Вебалс тоже не разделял безумной затеи спутницы, но не стал перечить женской причуде, резонно рассудив, что, сколько ни отговаривай даму от глупости, она ее все равно совершит, да еще и взвалит вину за постигшую неудачу на богатырские мужские плечи. Однако на этот раз Терена добилась своего: купание, почти граничащее с самоубийством, увенчалось успехом. Мужчины поняли это сразу же по широкой улыбке, озарившей мокрое лицо вынырнувшей купальщицы. Трясущимися от холода руками купчиха осторожно поставила на пол довольно большой глиняный горшок, плотно обтянутый сверху овечьей шкурой, а затем принялась вызволять из морозных оков ледяной воды свои объемные телеса.

Одичавшие в долгих скитаниях и окончательно позабывшие о галантности мужчины увлеченно наблюдали за интригующим действом. Если в карманах путников завалялось бы хоть пара грошей, то они непременно сделали бы ставку, сколько времени займет у купчихи подъем. Палиону казалось четверть часа с несколькими передышками, Вебалс был убежден, что гораздо меньше.

Но вот покрытая тиной русалка наконец выбралась из воды и, не растрачивая слова на пустые негодования, рывком стянула с себя мокрое платье. Эстет Вебалс предусмотрительно отвернулся, глазам же Палиона предстал впечатляющий набор трясущихся жиров. В иной ситуации у разведчика непременно испортился бы аппетит, а его тяга к женскому полу взяла бы отпуск на несколько долгих недель, но походные условия творят чудеса: любое омерзительное зрелище не способно удержаться в памяти долее десяти минут.

– Ну, что вы, мальчики, встали? Давайте-ка дровишек порубите, – как ни в чем не бывало пропел тоненький голосок вдовушки, в котором не слышалось ни злости, ни разочарования в отсутствии мужской поддержки.

Абсолютно не смущаясь своей наготы и наплевательски относясь к изъянам округлых форм, Терена развесила под потолком мокрые тряпки и, мурлыча себе под нос какую-то песенку, принялась разворачивать овчину, в которую был завернут горшок.

– А дамочка-то того… на головку здорова ли? – удивленно наблюдая за уверенными действиями толстушки, прошептал на ухо Вебалсу Палион. – Знаешь, ведь с женщинами после сорока всякое может случиться. Потеря мужа, сильное моральное потрясение, резкая смена обстановки, отсутствие мужского внимания…

– Нет, – весело рассмеялся Озет и хлопнул товарища по плечу. – Конечно, в твоих словах есть доля истины. Подавляющее большинство женщин подвержено душевным недугам в результате сильных потрясений, но с Тереной все в порядке. Я же сам ее сотворил. Неужели ты подумал, что я не предусмотрел маленький предохранитель, препятствующий казусам подобного рода? А вообще, чего ты встал, как нищий на паперти? Тебе сказали дрова рубить, вот и руби!

Вебалс еще раз хлопнул товарища по плечу и, вынув из ножен меч, подал наглядный пример, как эффективнее разбирать на щепу старую, трухлявую мебель. Палион так обрадовался, что им не придется в ближайшие дни подтирать слюнки душевнобольной, что воодушевленно принялся за работу. Хоть мозг разведчика и констатировал странность в словах колдуна, но привычка доверять своему союзнику в мелочах взяла свое. Чуждое для РЦК 678 слово «предохранитель», ненароком вылетевшее из уст колдуна, резануло слух Лачека, но не побудило к размышлениям. Разведчик уже привык, что Озет копается в его голове, и спокойно относился, когда колдун в целях наибольшей доходчивости своих аргументов оперировал привычными для него понятиями.

Через пять минут усердных трудов кровать превратилась в бесформенную кучу трухлявой древесины, в которой копошилась всякая мелкая живность. К тому времени Терена уже справилась с тугими тесемками, обтягивавшими широкое горлышко горшка, и легким движением оторвала прилипшую к краям овчину. В ноздри мужчин снова ударил резкий запах, иной, чем аромат гниющей древесины, но столь же неприятный.

– Ну, что вы морщитесь, мальчики? – с недоумением промурлыкала Терена, мило улыбаясь и интенсивно хлопая густыми, длинными ресницами. – Это же жир, обычный олений жир, перемешанный с мочой трехгодичного кабана, выжимкой из отрубей и…

– Достаточно! – взмолился Палион, затыкая себе нос.

– Убери от меня эту мерзость… быстрей! – выкрикнул Вебалс, героически борясь с приступом накатившей дурноты.

Терена невозмутимо пожала плечами и, игнорируя истеричные вопли забившихся в дальний угол избушки мужчин, принялась орошать содержимым горшка гору трухлявых щепок, весьма напоминающую со стороны муравьиную кучу. Когда неприятный процесс был закончен, в руках женщины, как по волшебству, появилось огниво, а через миг гнилушки затрещали в языках пламени и коморка наполнилась приятным дымом костра.

– Прям как маленькие! – негодовала Терена, как квочка, похлопывая себя ладонями по мокрым бедрам. – Да, запашок не из приятных, но зато жир и для костра, и от простуды полезен! А ну, живо оба сюда… к костерку… греться!

Как маленькие дети, заигравшиеся во дворе и позабывшие, что их дородная мамуля готовит вкусное «мням-мням», компаньоны нехотя пошли на зов своей попутчицы. Терена оказалась права, когда олений жир горел, точнее сложная смесь, в которой сам жир был всего лишь одним из двадцати природных компонентов, то запах был неприятным, но уже так сильно не раздражающим ноздри. Купчиха действительно обладала даром создавать комфорт буквально из ничего. Через пару минут путники согрелись и, самое удивительное, свыклись с непривычным амбре. Рваные дорожные плащи, перепачканные кровью, грязью и, естественно, тиной, органично дополняли болотную идиллию и немало поспособствовали тому, что путников стало быстро клонить ко сну. Однако Терена по-прежнему продолжала стоять и задумчиво взирать на горшок, на днище и стенках которого еще имелись остатки зловонной смеси.

– Ты чего это задумала? – спросил боровшийся с негой наступавшего сна Озет, первый почувствовавший неладное в странном оцепенении хозяюшки.

– Здесь еще чуток осталось… – многозначительно косясь на недра горшка, заявила купчиха. – Жир и для костра, и для втирания хорошо… согревает, хоть и вонюч!

– Ты на что это намекаешь, старая грымза! – впервые повысил голос на толстушку Озет. – Уж не думаешь ли, что позволю тебе нас этой пакостью обмазать?!

– Вас, нет… незачем, вы и так у костра согреетесь, – невозмутимо произнесла Терена и вдруг победоносно заулыбалась. – А вот мне-то, родимые, чо делать прикажете? Мне ведь тоже согреться надо, платьице-то вон висит, мокрое… зябко совсем…

Палион протяжно присвистнул и, ужаснувшись предстоящему, хлопнул ладонями себя по лицу. До Вебалса тоже стало постепенно доходить, на что деликатно намекала вдовушка.

– Одним словом, выбирать вам, господа хорошие, – решила окончательно и бесповоротно прояснить свою позицию соскучившаяся по близости с мужским телом купчиха. – Либо я этой гадостью мажусь и вам во сне воздух порчу, либо…

Договорить Терена не успела, испугавшись кошмаров, которые определенно навеяла бы спертая, удушливая атмосфера испарявшихся жиров, мужчины одновременно откинули плащи, приглашая хозяйку разделить теплое ложе возле костра.

Палион проснулся утром, а может быть, днем, но только не ночью. Поднявшийся с болот туман укутал окрестности густой пеленой грязно-серого цвета, в которой растворялись и пространство, и время. Летучая субстанция просочилась сквозь щели в досках хибары, затушила все еще тлевший костер своим холодным дыханием и заставила спящих путников плотнее прижаться друг к другу. Собственно, из-за проделок тумана Палион и проснулся первым, озябшая во сне Терена заворочалась, стягивая теплую материю на себя, и бессовестным образом выпихнула разведчика из-под одеяла, наспех сделанного из двух дорожных плащей.

Бороться с агрессором за теплое местечко в буквальном смысле слова у Палиона не хватило бы сил. Разведчик реально оценил шансы прямого силового вмешательства, как истинный профессионал, введя необходимые поправки на массу захватчика и на все еще плескавшиеся в глубинах его души остатки интеллигентности. Компания вряд ли увенчалась бы успехом, но гораздо вероятнее могла бы привести к нежелательным последствиям, его союзник-колдун мог бы, как и он, оказаться за пределами теплого одеяла. Именно это обстоятельство заставило Палиона отказаться от борьбы, точнее от грубых методов ее ведения. Вместо силы разведчик решил использовать хитрость, балансирующую на грани между невинным соблазном и коварным обманом. Рука мужчины подобно змее скользнула под одеяло, и чувствительные кончики пальцев легонько стали поглаживать теплую и мягкую женскую спину. Терена заворочалась во сне, что-то зашептала, улыбаясь и пуская слюну изо рта, а затем резко откинула одеяло, схватила соблазнителя в охапку и, как проворная лиса, поймавшая зимой нерасторопного зайчишку, увлекла его за собой в теплую норку, не забыв при этом тщательно заделать разрушенный во время охоты вход. Все это купчиха проделала за несколько секунд и не просыпаясь. Палиону было не противно, а наоборот, очень-очень приятно нежиться в жарких объятиях, хотя бы на миг позабыв, что вскоре придется вставать и на пустой желудок топать по зловонному, ледяному болоту.

Блаженство озябшего солдата было весьма неделикатно прервано противным смешком, раздавшимся по другую сторону огромной грелки.

– Слышь, Палач, а я думал, ты не сообразишь, – тихо прошептал Вебалс, видимо, тоже боявшийся разбудить живую печку.

– Не соображу что? – переспросил Палион, уже чуть было снова не заснувший.

– Да ладно тебе, я такое раньше тоже часто проделывал, – давясь со смеха, шептал колдун. – Обмануть спящую женщину просто, а вот когда проснется, как оправдываться будешь. Ты ведь ее вроде того… обнадежил.

Едкие, как змеиный яд, слова отбили охоту ко сну. Палион повернулся на другой бок, осторожно выбрался из плена теплых рук, сомкнутых у него за спиной, и, сделав глубокий вдох, решительно выбрался из-под плаща. К счастью для Вебалса, все силы разведчика ушли на борьбу с холодом, иначе звучной тирадой отборных ругательств инцидент бы не был исчерпан. От громких криков, вызвавших цепную реакцию истошных воплей пары десятков встревоженных птиц, проснулась и Терена. Приподнявшись на локте, вдовушка удивленно заморгала густыми ресницами и одарила быстро бегавшего из угла в угол крикуна самой очаровательной и невинной из своих улыбок.

– Неужто я во сне чаво ему нечайно придавила? – забеспокоилась проснувшаяся красавица.

– Придавить-то ему точно, кой чего придавили, да только не ты и не сейчас… – рассмеялся Вебалс, – …самолюбием называется. А такая тяжкая травма без последствий не обходится, она пробуждает спящие в глубинах души комплексы и приводит к неадекватной оценке собственной сущности в окружающей действительности, порой хоть и субъективной, но данной нам в ощущение, а следовательно, вполне реальной, если, конечно, воспринимать всерьез теорию относительности, учение материалистов и аксиоматичную константу словесных форм.

– Ты хоть сам-то понял, чего твоя жевалка изрекла? – прервав забег по сараю, спросил Палион. – Из чужой башки словечки вылавливать, это тебе не картошку с соседского огорода тырить! Их еще правильно вместе складывать надо уметь, а то полнейшая белиберда получается.

– Зато благозвучная и мудрено звучит, – возразил Вебалс, гордо распушив свои рыжие бакенбарды. – К тому же главной цели я все равно достиг. Ты вон успокоился вроде, отфырчался, отпыхтелся, слюной отбрызгался и перед глазами мельтешить перестал, чего я, собственно, и добивался. А до слов этих ученых мне и дела нет, можешь их тайный смысл при себе оставить. Несколько тысяч лет без них жил, и сейчас как-нибудь проживу. Сядь лучше. – Колдун хлопнул ладонью по лежащему на полу плащу. – Сначала рассказ Терены дослушаем, как ей из Дукабеса бежать удалось да нас в глухомани найти. Вдруг чего полезное услышим. А затем думу думать будем, куда нам, грешным, дальше плюхать!

– В столицу, куда же еще? – хмыкнул Палион, но все-таки опустился на пол и приготовился слушать душещипательную балладу о горемычных скитаниях домохозяйки.

Трудно, очень трудно лишиться в одночасье буквально всего и при этом сохранить здравость рассудка. Хоть Вебалс и утверждал, что Терена – точная копия человека, голова купчихи имела ограниченный запас серого вещества, расходуемого экономно и строго на определенные цели. Так уж задумал ее создатель, так уж придумал чудак-колдун, заботящийся отнюдь не о совершенстве своей тяжеловесной Галатеи, а об удовлетворении своих насущных мужских потребностей: покой, уют, вкусная еда и ненавязчивое, но приятное женское внимание, расслабляющие его во время кратких передышек, иногда выпадающих на его тяжкую долю борца за счастье человечества и вечного скитальца. Однако, несмотря на явную ограниченность мыслительных процессов купеческой вдовушки, она не была оранжерейным цветочком, созданным лишь для красоты и неспособным позаботиться о себе. Иначе искусственной женщине было не выжить в Нижнем Дукабесе в долгие месяцы, когда ее благодетель, творец и защитник не грелся у теплого очага, пожирая со скоростью проголодавшегося кабана скромные запасы съестного.

Убежав от мучителей, Терена не собиралась покидать город или кидаться на поиски заступника Вебалса. Первое было, с точки зрения женщины, абсурдной нелепицей, а второе строжайше запрещалось правилами, основательно вбитыми в голову ее предусмотрительным хозяином. Беглянка могла привести недругов к Озету, если бы, конечно, те оказались бы немного умнее и оставили караулить вход в дом хотя бы одного часового. Вдовушка не могла знать, что налетчиков всего двое, и, опасаясь навредить существу, служение которому было смыслом ее по большому счету счастливой жизни, решила вернуться в захваченную обитель, как только незваные гости устанут мародерствовать и уйдут.

Ловко задрав подол длинного платья аж до округлых ягодиц и совершенно не беспокоясь о приличиях (оголение дамами щиколоток на РЦК 678 считалось развратом), тяжеловесная дамочка, как беспризорник-мальчишка, вскарабкалась на крышу соседнего дома и заняла удобный наблюдательный пост на покатом карнизе. Мерзнуть и терзать себя по поводу безвозвратно испорченной стряпни и разгромленной чужаками кухни купчихе пришлось недолго. Вскоре дверь ее дома открылась, точнее, отвалилась, поскольку еще во время налета была вырвана из петель, и на пороге показался тот самый верзила, лицо которого она ошпарила кипятком.

Грозный мерзавец совершил непростительное: испортил ее любимую тряпку, купленный два года назад кусок материи, из которого тучная дама собиралась пошить себе выходное платье с весьма соблазнительным, если не сказать откровенным, декольте. Нещадно порвав атласное сукно на мелкие лоскуты, великан обмотал его вокруг окровавленной головы. Дороговизна перевязочного материала и его явная ценность для женского сердца были безжалостно втоптаны в грязь солдатскими сапогами. В том, что налетчик состоял на армейской службе, к тому моменту Терена уже не сомневалась. Только неотесанный солдафон способен совершить такой акт вопиющего вандализма, даже олухи из городской стражи вели себя деликатнее: хоть и бесчинствовали во время облав, но не осмеливались портить дорогое имущество. Сказывались деревенские корни: не взлелеянное родителями уважение к людям, а врожденные стяжательство и прижимистость потомственных куркулей, чей мозг работал в ином направлении, чем у наемников: не уничтожить чужое добро, а приберечь; как-нибудь извернуться и улучить возможность присвоить нажитое арестованными.

Великан ушел, а его напарник остался. Терену удивило безрассудство врагов, оставивших в засаде всего одного человека. Таких сил было слишком мало, чтобы поймать колдуна, тем более одного из Озетов. Хоть лапищи у молодого товарища раненого вандала были крепкими, ратное умение парня и его проворство вызывали сомнение даже у далекой от приключений хозяюшки. Если бы не его неуклюжесть и неторопливость мыслительных процессов, то ей никогда бы не вырваться из крепких объятий мучителей и скорее всего палачей.

Довольно быстро преодолев все свойственные людской породе страхи, сомнения и колебания, дамочка спустилась с крыши и решилась вступить на порог разгромленного, но все же милого сердцу родного дома. Перевернутая мебель и разбитые плошки, раскиданное по полу содержимое сундуков и разорванные перины со следами грязных сапог, все это было цветочками по сравнению с тем, что хранительнице домашнего очага, жрице вкусной еды и домашних тапочек довелось увидеть в святая святых, на кухне. Широко раскинув конечности, между пучками затоптанной зелени и уже остывшим котелком лежало мертвое тело молодого налетчика. Парня убил свой же командир, по крайней мере еще кого-либо у себя в доме вдовушка не приметила. Торчащий из груди меч не оставлял ни единого шанса вылечить юного недотепу. Острие пронзило сердце, и даже выдающиеся умения дородной целительницы не помогли бы склеить кровеносный сосуд, разрезанный точно на две ровные части.

Из всех возможных вариантов действий Терена выбрала единственно верный: ждать возвращения Вебалса, коротая тянувшееся время в тщетных попытках привести дом в порядок. Однако уборка не продлилась долее получаса. Снаружи стал доноситься шум: крики, вопли, цокот конских копыт и топот множества деревянных башмаков, вдруг дружно забарабанивших по булыжникам мостовой. Всего одного взгляда на улицу было достаточно, чтобы окончательно и бесповоротно убедиться, что в тихий город Дукабес пожаловал карательный отряд «Небесного Братства». Дольше ждать возвращения Вебалса было бессмысленно, более того, в доме стало опасно находиться. Мозг женщины быстро сопоставил факты и пришел к неутешительному выводу, что налетчики были переодетыми храмовниками. Родной кров мог в любой миг превратиться в одно из самых опаснейших мест в городе, ведь ненавистного Озета рыцари стали бы искать прежде всего у нее, а значит, и самой вдовушке, даже будь она обычной женщиной, не миновать было настоящих пыток и лютой смерти на колу или костре.

– Про зверства Ордена можешь опустить, – снисходительно разрешил Озет, вставая с плаща и разминая затекшие ноги.

– Ты лучше про то, как тебе из города улизнуть удалось, расскажи, – подхватил эстафету бестактного прерывания Палион, необычайно злой в это холодное утро.

Насмешки Вебалса это пустяк, к ним чужак в этом мире уже успел привыкнуть, а вот холод и сырость, царившие в окрестностях, напоминали Лачеку о весьма недостающих ему прелестях «небесного мира»: о крепком кофе, обжигающем рот и согревающем внутренности лучше теплого пледа; об огромной сигаре между зубов, от дыма которой по телу разливалась приятная нега, а лица окружающих наполнялись тоскою по свежему воздуху. Прежняя жизнь надолго ушла, возможно, насовсем. Разум разведчика понимал бесплодность и даже вредность пустых мечтаний, но предательница-память поднимала из глубин целый ряд приятных воспоминаний, как будто насмехаясь над хозяином и заставляя его признаться себе самому, какой он неудачник и неисправимый дурак.

– Давай, Теренушка, не тяни, а то у твоего дружка, вишь, как рожа искривилась, – опять сел на своего любимого конька Озет, не пропускающий ни одного подходящего случая, чтобы немного поиздеваться над компаньоном.

Палион раздражал его тем, что хоть и пребывал на Шатуре уже долее двух недель, но до сих пор цеплялся за глупые предрассудки и стереотипы, подавляя и загоняя в дальний угол сознания свои естественные и вполне уместные желания. Главное, чего так и не удалось понять колдуну, зачем разведчик шел на никому не нужные жертвы и неустанно мучил самого себя.

– А дальше-то и рассказывать нечего, – поразила Терена мужчин своим абсурдным, не укладывающимся в узкие рамки логики откровением. – Выбралась из города, потом в лес пошла да вас нашла.

– Вот так вот просто нашла… как грибы! – вдруг прокричал не на шутку разозлившийся Озет и со всей силы ударил кулаком по полу.

Хоть и толстая, но наполовину прогнившая доска не выдержала яростного напора мощного кулака и треснула пополам, отчего в полу образовалась огромная дыра, через которую внутрь сарая тут же хлынула отвратительно пахнущая, мутно-зеленая жижа. Повскакав с мест, Палион с Тереной дружно схватили дорожные плащи. Путники не могли позволить, чтобы промокла их единственная сухая одежда, дающая им шанс на спасение. Путь до ближайшей придорожной корчмы, где можно было поесть и согреться, был не близким, до ближайшей деревни – и того дольше. Однако вошедший в раж бузотер не замечал учиненного им беспорядка: продолжал сидеть на полу в бурлящих потоках прорывающихся сквозь доски вод и что есть мочи орал, выражая в экспрессивной форме свое недоверие словам добродушной толстушки.

– Нет, ты только подумай, Палач, у красавицы нашей все так замечательно, легко и просто! Это мы с тобой дураки, столько из Дукабеса выбирались да по болотам плутали! Она же просто подошла к городским воротам и попросила стражу их открыть! А подземелье в лесу как нашла, по звездам или по мху! – неистовствовал взбешенный колдун, брызгая слюной и продолжая ломать находящиеся под полуметровым слоем болотной воды доски.

Вебалс успокоился так же внезапно, как и начал этот бессмысленный, приведший лишь к маленькому наводнению концерт. Его рука наконец-то перестала стучать по полу, от которого к тому времени уже почти ничего не осталось, а глаза удивленно уставились на доходившую уже до его груди воду. Резонно рассудив, что воспаление легких может доставить ему массу неудобств, а сбежавшие из сарая компаньоны его все равно не слышат, представитель древнейшего на Шатуре рода быстро поднялся и пустился в погоню за неуважительно оставившими его в одиночестве собеседниками.

– Нет, ты только подумай, Палач, только вспомни, как нам тяжко пришлось! – прокричал в самое ухо разведчика Вебалс, предварительно догнав его, схватив за плечо и резко развернув на сто восемьдесят градусов. – Терена, такого не может, просто не может быть! – продолжал выражать свое негодование колдун, на время потеряв интерес к растерявшемуся Палиону и обратив свой пыл на вот-вот готовую разрыдаться Терену. – Город был окружен войсками Ордена, по улицам рыскали отряды, хватавшие всех, кто попадался им на пути. Как, скажи, как тебе удалось избежать Эшафота Испытаний?! Я же тя сам делал, я ж знаю, на что ты способна, а на что нет! Ты научилась гипнозу, иль невидимкой становиться умеешь, а может, у тя крылья на спине отросли?! – прокричал Озет, довольно сильно и звонко хлопнув женщину ладонью между лопаток.

– Успокойся, родимый! Коль важно, я все-все расскажу! – Готовая сама заплакать Терена бросилась успокаивать разошедшегося Озета: улыбаясь сквозь слезы, преданно заглядывала в его бешено вращающиеся глаза и нежно гладила пухлой ладошкой по вставшим дыбом бакенбардам. – Я ж в Дукабесе уж долго живу, не только каждую улочку, но и каждый закуток, каждый сарайчик и лужицу знаю. Сначала сама выбиралась, а когда уж совсем невмоготу стало, супостаты небесные со всех сторон окружили, мне добрые люди помогли. Они ж и из города вывели, через стену да вал крепостной перебраться сподручили…

Вспорхнувшая вверх рука Озета быстро зажала вещунье рот. Вебалс замолк, а на его гладком лбу мгновенно образовалась сетка глубоких морщин. Колдун неотрывно смотрел в глаза Палиона, пытаясь убедиться, что он не сошел с ума и что его компаньона так же взволновало абсурдное словосочетание «добрые люди». Кроме того, что эти два простых слова абсолютно не отвечали на простейший вопрос: «кто?», они еще и противоречили имеющимся представлениям об окружающем мире. Не только в провинциальном Дукабесе, но и во всем Лиотоне не было людей добрых настолько, чтобы ни с того ни с сего помочь попавшей в беду женщине и выступить против рыцарей Ордена, да еще во время проводимой ими облавы.

– Кто они такие и сколько их было? Как именно они тебе помогли и что говорили? – уже мелодичным, плавным голосом продолжил расспрашивать Терену успокоившийся колдун, естественно, не позабыв убрать ладонь от ее рта.

– Трое их было, как звать не представились, – одергивая платье, пробормотала обиженная, мягко говоря, неделикатным поведением хозяина Терена. – Они на подмогу пришли, когда храмовники меня на задворках Сивика-бондаря схватили…

– Сколько их было? – перебил колдун, вновь одарив Палиона многозначительным взглядом.

– Кого: добрых людей или супостатов? – не поняла вопроса Терена.

– И тех, и других, дура! – прикрикнул колдун, но тут же успокоился и нежно погладил женщину по руке.

– Трое горожан и шестеро мерзавцев из Ордена. Глянь, какой синячище один из них мне поставил, – пожаловалась вдовушка и поспешно принялась закатывать левый рукав, демонстрируя слушателям огромный, светившийся всеми цветами радуги синяк, идущий от запястья до самого локтя.

– Потом, об этом потом, – произнес Вебалс и обратился к товарищу: – Тебе не кажется, немного странный расклад? Трое простолюдинов, пусть даже здоровенных подручных кузнеца, отдубасили шестерых «небесных» солдат.

– Они не подручные, я всех подмастерьев у Карбика, кузнеца нашего, знаю, – уточнила Терена, закатывая обратно рукав. – А этих ребят я вообще впервые вижу, хотя ты прав, они здоровенные и одеты как-то странно… не по-нашему.

– Мешковатые рубахи, как у крестьян, и вороты слишком широкие? – поинтересовался Палион, до этого принимавшей в беседе весьма пассивное участие.

Терена кивнула, подтверждая предположение разведчика. Мужчины снова обменялись многозначительными взглядами, смысл которых был понятен только им. Трое находившихся в городе оборотней или вутеров почувствовали родную кровь, признали в купчихе тоже искусственное создание и пришли ей на помощь. Вполне логично, если учесть, что оба колдуна – и Кергарн, и Вебалс – были из рода Озетов и создавали жизнь одним способом и из одного материала.

– Что было дальше? Они тебе что-нибудь говорили, о чем-нибудь спрашивали? – продолжил беседу большую походившую на допрос Вебалс.

– Нет, – интенсивно замотала головой женщина, – даже имен своих не назвали, хоть я и спрашивала. Зато до городской стены проводили и взобраться на нее помогли.

– А стража, то есть лучники Ордена, которые на стене были? – спросил Палион.

– Копейщики, там копейщики были, – уточнила Терена, – но когда я наверху оказалась, они уже были мертвы. Ребята с ними жестоко поступили, очень жестоко… – почти заплакала вдовушка, – хотя я до сих пор понять не могу, как им сладить с солдатами удалось, оружия-то у парней не было.

– Мы тебе потом объясним, – не стал вдаваться в подробности Палион, которого, как и колдуна, больше интересовало, что приключилось, когда загадочная компания оказалась за пределами города.

– Потом мы по лесу шли, долго шли, – продолжила рассказ Терена. – Они сказали, что знают, где вы находитесь, и что меня к вам, родимые, и отведут. Не обманули, хоть и вели себя странно. Всю дорогу молчали, а когда мы уже до пещеры добрались, вдруг замолчали, а потом…

Терена внезапно замолчала, в ее глазах появился испуг. Забавно хлопнув пухленькими ладошками по раскрасневшимся на морозе щекам, женщина вдруг взвыла и начала причитать, нанося взбесившимися ладошками урон не только лицу, но и своим волосам.

– Ой, милые мои, простите дуру убогую-ю-ю! – стенала купчиха, рвя на себе волосы и, как сумасшедшая, мотая головой. – Я ж, бестолковая, совсем позапамятовала… забыла слова их вам переда-а-а-ать!

– Все в порядке, все хорошо. – Вебалс заключил в объятия бьющуюся в истерике женщину и принялся успокаивающе гладить ее по взлохмаченной голове. – Чуть раньше, чуть позже, значения не имеет. Успокойся, Теренушка, что они передать-то просили?

Хоть Палион Лачек и не был излишне впечатлителен, но слова, которые прошептала в тот миг взявшая себя в руки попутчица, почему-то надолго засели в его голове: «Кергарн направился к королевскому двору. Мы вам не друзья, но и не враги, мешать не будем. Ни один из нас не покажется три месяца в столице!»

Смысл послания был ясен, но только в общих чертах. Ни Вебалс, ни Палион так и не смогли понять, кто скрывался под абстрактным «мы»: странная троица или вся лиотонская нежить? Кроме того, было совершенно не понятно, почему те, кто привык лишь рвать да терзать, вдруг пошли против своего хозяина и хоть и пассивно, но помогали его врагам. Загадки, загадки, загадки, над ними можно было долго ломать голову, но разрешить только одним способом: посетить лиотонскую столицу, куда, собственно, компаньоны и так собирались направить свои стопы.