"Вопрос — ответ" - читать интересную книгу автора (Сваруп Викас)

ПРОЛОГ

Меня арестовали. За победу в телевикторине.

Прошлой ночью. В такую темень явились, когда последняя дворняга под кустом дрыхнет. Взломали дверь, надели наручники и повели меня к джипу с красной мигалкой.

Без шума, без крика. Никто из местных и носа не высунул из своей лачуги. Только старый сыч заухал на ветвях тамаринда.

Аресты в Дхарави — дело привычное, как воры-карманники в пригородном поезде. Дня не пройдет, чтобы какого-нибудь бедолагу не забрали в участок. Некоторых полицейские волокут силком, а те вопят и брыкаются всю дорогу. Другие уходят по-тихому. Те, кто догадывается, даже ждут ареста; такие облегченно вздыхают, увидев джип с красной мигалкой.

Я бы тоже мог вопить и брыкаться. Доказывать свою невиновность, перебудить соседей. Да что толку? Местные и пальцем не шевельнули бы в мою защиту. Ну, выползли бы, протирая мутные глаза, насладились бы спектаклем, обменялись бы избитыми фразами типа «Еще одного забрали» и, широко зевая, вернулись бы спать. Мое исчезновение из величайшей в Азии трущобы никоим образом не повлияет на их жизни. Наутро, как всегда, выстроится та же очередь за водой, и каждый будет лезть вперед, чтобы к семи тридцати успеть на пригородный поезд.

Никто и не задумается, за что меня, собственно, взяли. Верите ли, даже я не ломал над этим голову, когда среди ночи хлипкая дверь затрещала под ударами. Когда вся твоя жизнь проходит «вне закона», то есть на грани полной нищеты, когда сражаешься за каждый клочок земли на городском пустыре и занимаешь очередь даже за дерьмом, арест превращается в нечто неизбежное. Так и ждешь: в конце концов кто-нибудь выпишет ордер, и за тобой приедет джип с красной мигалкой.

Найдутся люди, которые скажут, что я сам накликал беду, ввязавшись в эту викторину. И, тыкая в меня пальцами, напомнят слова местных старейшин: мол, никому не дозволено пересекать черту, отделяющую богатеев от бедняков. Ну в самом деле, с какой стати понесло меня, официанта без гроша в кармане, участвовать в мозголомке? Голова не тот орган, которым нам положено пользоваться, в отличие от рук и ног.

Но если б они только видели, как я отвечал!.. Жаль, передача еще не вышла в эфир. Хотя слухи уже просочились. Говорят, я что-то там выиграл. Вроде как в лотерею. Узнав такую новость, товарищи-официанты закатили для меня крутую вечеринку в ресторане. Мы пели, плясали, пили до поздней ночи. В первый раз на ужин была не дрянная стряпня от Рамци; нет, мы заказывали куриный бириани[1] и сикх-кебаб[2] из пятизвездочной гостиницы на Марин-драйв.[3] Бармен, дрожа от волнения, предложил мне руку и сердце дочери. Ворчун-хозяин, и тот благосклонно улыбался и даже, представьте, выдал вашему покорному слуге давно задолженную зарплату. В ту ночь он не обзывал меня тупым ублюдком. Или паршивой собакой.

А теперь вот Годбоул обзывает и так, и похлеще. Сижу, скрестив ноги, в камере размером шесть на десять футов, напротив ржавой железной двери, смотрю, как сквозь маленькое квадратное окно с решеткой падает пыльный солнечный луч. Здесь жарко и влажно. По полу размазаны остатки перезрелого манго, над ними жужжат мухи. Грустный таракан пытается влезть на мою ногу. Меня начинает пробирать голод. В желудке ноет.

Наверное, скоро меня во второй раз отведут на допрос. И вот после бесконечного ожидания за мной приходят. Да не кто-нибудь, а сам инспектор.

Годбоул не очень стар, где-то за сорок. Голова у него лысеет, зато усы на круглом лице — как руль от велосипеда. Когда он грузно топает по коридору, упитанный живот нависает над брюками цвета хаки. «Чертовы мухи», — бранится инспектор, замахиваясь на ту, что кружит над самым лицом. И не попадает.

Годбоул сегодня явно не в настроении. Злят его не только мухи, но и жара. Со лба стекают ручьи пота. Инспектор утирается рукавом. Больше всего слугу закона сердит мое имя.

— Рама Мохаммед Томас, что за бред? Все религии намешали в кучу! Или мамаша так и не разобралась, кто твой отец? — в который раз горячится он.

Пропускаю оскорбление мимо ушей. Привык уже.

Констебли перед кабинетом для допросов вытянулись по стойке «смирно». Верный знак: внутри находится важная персона. Еще с утра они жевали паан[4] и обменивались грязными шуточками. Годбоул буквально заталкивает меня в кабинет, где у настенного плаката, отображающего количество убийств и похищений за год, стоят двое мужчин. Одного из них — длинноволосого, словно женщина или рок-звезда, — я помню, он присутствовал на записи телевикторины, передавал ведущему команды через наушник. Второй — белый и лысый — мне совершенно незнаком. На нем розовато-лиловый костюм и яркий оранжевый галстук. Только белые носят костюмы в такую удушливую жару.

Вентилятор наверху работает в полную силу, однако воздух почти не колышется, ведь окна-то нет. Зной поднимается от беленых стен и зависает под низким деревянным потолком. Из обстановки здесь только проржавленный стол посередине и три стула вокруг него. С длинной тонкой балки, что делит комнату на две равные части, точно над столом свисает металлический абажур.

Годбоул представляет меня белому незнакомцу, будто инспектор манежа, объявляющий выступление дрессированного льва:

— Вот и он, сэр. Рама Мохаммед Томас.

Тот промокает лоб носовым платком и разглядывает меня, как обезьянку неизвестной породы.

— Явился наш прославленный победитель! Признаться, он выглядит старше, чем я думал.

Сообразить бы, что у него за акцент. Пожалуй, этот гнусавый выговор я слышал из уст богатых туристов, приезжавших в Агру из дальних мест вроде Бостона и Балтимора.

Американец присаживается. У него темно-синие глаза и розовый нос. Зеленые вены на лбу напоминают ветви деревьев.

— Здравствуйте, — обращается он ко мне. — Я Нейл Джонсон, представитель «Нью эйдж телемедиа» — компании, которая лицензировала телевикторину. А это Билли Нанда, продюсер.

Молчу. Обезьянки не разговаривают. Тем более по-английски.

Американец поворачивается к Нанде:

— Он ведь понимает наш язык?

— С какой стати? — возмущается тот. — Нейл, вы в своем уме? Господи, он же тупой официант в захолустном ресторане!

Воздух прорезает вой приближающейся сирены. В кабинет вбегает констебль, шепчется с Годбоулом. Инспектор пулей вылетает наружу, возвращается в обществе низкорослого дородного человека в форме высшего полицейского чина и широко улыбается, выставляя напоказ желтые зубы.

— Мистер Джонсон, прибыл комиссар Сахиб.

Американец поднимается с места.

— Спасибо, что приехали, комиссар. Полагаю, вы уже знакомы с Билли.

Тот важно кивает.

— Я сразу же отправился в путь, как только получил сообщение от министра.

— Ах да… Он же старый друг мистера Михайлова.

— Итак, чем могу быть полезен?

— Комиссар, ваша помощь нужна «КХМ».

— «КХМ»?

— Сокращение от «Кто хочет стать миллиардером?».

— А что это?

— Телевикторина, которую наша компания недавно запустила в тридцати пяти странах. Реклама расклеена по всему Мумбаи, видели?

— Не обращал внимания. А почему миллиардером?

— Почему бы нет? Вы ведь смотрели «Кто хочет стать миллионером?»?

— А как же, «Каун банега кроперати»! Вся страна с ума сходила. В нашей семье не пропускали ни одной передачи.

— Скажите, что заставляло вас смотреть?

— Ну… интересно же.

— Теперь подумайте, сохранился бы ваш интерес, составляй выигрыш не миллион, а десять тысяч?

— Э-э… Пожалуй, нет.

— Именно. Видите ли, больше всего на свете людей волнует не секс, а деньги. Чем выше ставка, тем сильнее страсти.

— Понятно. И кто ваш ведущий?

— Лицо программы — Прем Кумар.

— Прем Кумар? Второсортный актер? Он и вполовину не так популярен, как Амитабх Баччан[5] из «Кроперати».

— Догонит, не волнуйтесь. Конечно, отчасти мы были вынуждены взять его как владельца двадцати девяти процентов акций в индийской дочерней компании «Нью эйдж телемедиа».

— Начинаю улавливать. Ну а при чем здесь этот парень, как бишь его, Рама Мохаммед Томас?

— Он принимал участие в съемках пятнадцатой передачи.

— И?

— И разгадал все двенадцать вопросов. То есть выиграл миллиард рупий.

— Не может быть! Шутите?

— Нет, не шучу. Мы удивились не меньше вашего. Этот юноша сорвал величайший джек-пот в истории. Передачу еще не выпускали в эфир, так что в курсе немногие.

— Ладно. Раз вы говорите «выиграл», значит, выиграл. Так в чем загвоздка?

Джонсон медлит с ответом.

— Можно нам с Билли потолковать с вами наедине?

Комиссар машет рукой в сторону инспектора. Годбоул мрачно смотрит на меня и выходит. Я остаюсь, но этого никто не замечает. Что такое простой официант? Ему даже не полагается понимать по-английски.

— Хорошо. Говорите, — произносит Сахиб.

— Видите ли, комиссар, мистер Михайлов не в состоянии выплатить подобную сумму прямо сейчас.

— Так зачем обещал, если на то пошло?

— Ну… Назовем это коммерческой уловкой.

— Погодите, все равно не понимаю. Уловка или нет, но ваша программа станет лишь популярнее, разве не так, если кто-нибудь получит главный выигрыш? Помню, каждый раз, когда в «Кто хочет стать миллионером?» участник побеждал, число зрителей удваивалось.

— Все дело во времени, комиссар, во времени. Программы вроде нашей не могут полагаться на случай, на то, как масть ляжет. Здесь без расчета нельзя. По нашему расписанию победитель должен был появиться месяцев через восемь, когда доходы от рекламы возместят нам большую часть вложений. И вот этот самый Томас разрушил все планы!

Комиссар кивает:

— Ладно, что вы от меня хотите?

— С вашей помощью мы думаем доказать, что он смошенничал. Парень бы не ответил на все двенадцать вопросов, если бы не имел сообщника. Сами посудите. В школе он сроду не учился, даже газет не читал. Невозможно, чтобы такой человек честным путем сорвал главный приз.

— Э-э… Всякое бывает. — Сахиб чешет в затылке. — Случается, необразованные мальчишки с возрастом превращаются в гениев. Разве Эйнштейна не выбросили в свое время из средней школы?

— Послушайте, господин комиссар, сейчас вы увидите, что перед нами никакой не Эйнштейн.

Джонсон делает жест Нанде. Тот приближается, проводит пальцами по густым волосам и обращается ко мне на хинди:

— Мистер Рама Мохаммед Томас, раз уж вы показали себя столь блестящим игроком, можно попросить вас подтвердить свои познания прямо здесь? Итак, еще одна короткая викторина. Задания очень просты, любой человек среднего интеллекта в состоянии с ними справиться.

Тут он усаживает меня на стул.

— Готовы? Вопрос первый. Назовите современную валюту Франции. Варианты: a) доллар, b) фунт, c) евро и d) франк.

Я молчу. Внезапно комиссар замахивается и сильно хлещет меня по щеке.

— Оглох ты, что ли, ублюдок? Отвечай, а то зубы пересчитаю!

Нанда принимается скакать точно сумасшедший или рок-звезда.

— Пожааааалста, нельзя ли вести себя цивилизованнее? — блеет он и смотрит на меня. — Ну, каков ответ?

— Франк, — угрюмо говорю я.

— Неверно. Правильный вариант: евро. Ладно, задание второе. Кто первым из людей ступил на поверхность Луны? Был ли это: a) Эдвин Алдрин,[6] b) Нейл Армстронг, c) Юрий Гагарин или d) Джимми Картер?

— Не знаю.

— Это был Нейл Армстронг. Вопрос номер три. Пирамиды расположены: a) в Нью-Йорке, b) в Риме, c) в Каире или d) в Париже?

— Не знаю.

— В Каире. Задание четвертое. Кто сейчас президент Америки? Варианты: a) Билл Клинтон, b) Колин Пауэлл, c) Джон Керри и d) Джордж Буш.

— Не знаю.

— Президент Америки — Джордж Буш. Сожалею, мистер Томас, вы ни разу не ответили правильно. — Обернувшись к Сахибу, Нанда переходит на английский: — Видите? Я же предупреждал, он полный тупица. Значит, его победа — жульничество чистой воды.

— Но вы хоть представляете, как он это проделал? — интересуется комиссар.

— В том-то и сложность. Эксперты отсматривали запись передачи чуть не под микроскопом — ни единой зацепки. Однако в конце концов что-нибудь непременно вылезет наружу.

От голода у меня сводит не только желудок, но и горло. Голова начинает кружиться. Перегибаюсь пополам и захожусь кашлем.

Лысый американец Джонсон резко разворачивается в мою сторону.

— Помните, господин комиссар, тот случай несколько лет назад, в Лондоне? Ну, когда армейский майор выиграл главный приз передачи «Кто хочет стать миллионером?»? Компания отказалась платить. Полиция провела расследование, и вскоре мошенник сознался. Он вступил в сговор с профессором, который подавал ему сигналы условным кашлем. Наверняка мы имеем дело с чем-то похожим.

— Так, может, проверить запись насчет посторонних шумов в зале?

— Не стоит, уже проверено. Все чисто. Очевидно, парень пользовался другими подсказками.

— Вибрация пейджера или мобильника?

— Нет. Никаких приборов на нем не было. К тому же ни пейджеры, ни сотовые в студии не работают.

Сахиба озаряет новая догадка.

— А что, если у него в голове имплантирован кристалл памяти?

Джонсон вздыхает.

— Боюсь, господин комиссар, вы насмотрелись научно-фантастических фильмов. Впрочем, что бы там ни было, ваша задача — помочь нам выяснить всю подноготную. Нам неизвестно, кто его сообщник. Мы не представляем, как он подавал сигналы. Но я на сто процентов уверен: парень смухлевал.

— А вы не думали откупиться? — с надеждой предлагает собеседник. — Я хочу сказать, может, он и не в курсе, сколько нулей у миллиарда. Подбросьте голодранцу пару тысяч рупий, и пусть радуется.

Врезать бы ему по почкам, этому комиссару!.. Положа руку на сердце, до участия в викторине я и впрямь не знал, сколько это — миллиард. Но теперь-то знаю. И намерен биться за свой выигрыш. Со всеми девятью нулями.

Ответ американца Джонсона меня успокаивает.

— На это пойти никак нельзя. Тогда мы будем уязвимы перед законом. Видите ли, он либо честно победил, либо сплутовал. То есть либо миллиард, либо тюрьма. С вашей поддержкой мы надеемся добиться второго, потому что третьего не дано. Мистера Михайлова хватит удар, заставь его кто-нибудь раскошелиться на такую сумму.

Комиссар глядит лысому прямо в глаза.

— Понимаю, к чему вы клоните, — произносит он, растягивая слова. — Но мне-то какой интерес ввязываться?

Джонсон будто по сигналу подхватывает Сахиба за локоть и ведет в дальний угол. Мужчины приглушенно переговариваются. До меня долетают лишь два слова: «десять процентов». Комиссар заметно оживляется.

— Согласен, мистер Джонсон. Считайте, все уже сделано. А теперь не мешает потолковать с Годбоулом.

Вызывают инспектора.

— Годбоул, вам удалось из него что-нибудь вытянуть? Тот бросает на меня злобный взгляд.

— Ничего, комиссар Сахиб. Ублюдок заладил одно и то же: он, дескать, знал ответы. Ему, мол, повезло.

— Повезло, значит? — щерится лысый американец.

— Да, сэр. Но мы еще не применяли допросы третьей степени. А то бы он уже пел канарейкой. Позвольте, сэр, и я вытрясу имена сообщников, не успеете глазом моргнуть.

Комиссар смотрит на Джонсона и Нанду.

— Не возражаете?

Продюсер энергично трясет головой, мотая длинными волосами.

— Вот еще. Никаких истязаний. Газетчики уже пронюхали об аресте. Стоит им узнать о плохом обращении с узником — и нам крышка. У меня и так забот по горло, не хватало только поцапаться с чертовыми защитниками гражданских прав.

Комиссар отечески хлопает его по спине.

— Билли, с каких это пор вы превратились в американца? Не тревожьтесь, Годбоул — мастер своего дела. На теле не останется следов.

От желчи мой правый бок раздувается, точно тяжелый воздушный шар. Хочется сблевать на пол. Сахиб подходит к выходу.

— Годбоул, мы с джентльменами пока удалимся, но к завтрашнему утру я желаю знать имя сообщника и все подробности. Любой ценой выбейте из него нужные сведения. Но поосторожнее. Имейте в виду, от этого зависит ваше продвижение по службе.

— Спасибо, сэр. — Инспектор сверкает искусственной улыбкой. — Не беспокойтесь, сэр. Когда я с ним разберусь, парень сознается и в убийстве Махатмы Ганди.

А в самом деле, кто его убил? Помню только, перед самой смертью он крикнул: «Иду к тебе, Рама!» Я еще удивился: это же мое имя! И отец Тимоти терпеливо растолковал, что Махатма призывал индуистского бога Раму, изгнанного в джунгли на четырнадцать лет.

Между тем Годбоул, проводив комиссара и его спутников, врывается в кабинет, захлопывает за собой дверь и, тыча в меня пальцем, тяжело сопит:

— Ну, все, засранец, раздевайся!

Острая пульсирующая боль истекает из каждой поры на коже. Мои руки привязаны к балке шершавой бечевкой. Деревяшка расположена в девяти футах над полом, так что ноги болтаются в воздухе. Такое ощущение, будто конечности отрывают от тела. Я совершенно голый. Ребра торчат наружу, как у голодающего ребенка из Африки.

Годбоул издевается надо мной больше часа — и до сих пор не закончил, каждые полчаса меняя орудия пытки. Сперва загнал мне в задний проход палку, намазанную красным чилийским перцем. Казалось, внутри ползает обжигающая змея. Я извивался, давясь от боли. Потом он сунул мою голову в ведро с водой и держал там, пока легкие чуть не взорвались. Я фыркал, задыхался и почти утонул.

Теперь инспектор сжимает в руках провод под напряжением, словно бенгальский огонь на Дивали.[7] Пританцовывая, как пьяный боксер, инспектор внезапно бросается на меня и тычет проводом в левую ступню. Электрический ток пылающим ядом простреливает все мое тело.

Годбоул вопит:

— Говори, ублюдок! Ну, как ты победил в телешоу? Кто подсказывал ответы? Сознайся, и мучения кончатся. Получишь хороший горячий обед. Можешь даже пойти домой.

Но дом — это далеко и нереально. А уж от горячего меня сразу стошнит. Если долго не есть, голод съеживается и умирает, оставляя после себя лишь тупую боль в подложечной ямке.

Накатывает первая волна тошноты. Начинаю терять сознание. Сквозь густой туман вижу высокую женщину с развевающимися волосами. Ветер воет за ее спиной, и длинные локоны, черные как смоль, закрывают лицо. На женщине белое сари из тонкой ткани, которая полощется и трепещет подобно легкому воздушному змею. «Сын мой… — плачет она, воздевая руки. — Сыночек… Что они с тобой делают?»

— Мама! — кричу я и рвусь к ней через пропасть из тумана и мглы.

Однако инспектор грубо хватает меня за воротник. Отчаянно перебираю ногами, ни на шаг не приближаясь к цели. Годбоул бьет меня, и дурнота отпускает.

Инспектор вновь протягивает черную ручку без колпачка. Перо отливает золотом. На кончике поблескивают синие чернила.

— Подписывай! — требует Годбоул.

Бумага составлена очень просто. «Я, Рама Мохаммед Томас, настоящим подтверждаю, что десятого июля принимал участие в телешоу „Кто хочет стать миллиардером?“ и признаюсь, что ради победы прибегнул к мошенничеству. Я не знал ответов на все вопросы. Настоящим отказываюсь претендовать на главный, а также любой другой выигрыш и прошу прощения. Я пишу это заявление в трезвом уме и здравой памяти, без какого-либо нажима с чьей-либо стороны. Подпись: Рама Мохаммед Томас».

Можно не сомневаться: еще немного, и я сделаю так, как он хочет. Долго не выдержу. Меня всегда учили не перечить полиции. Уличные мальчишки, подобные мне, находятся в самом низу пищевой цепочки. Выше нас — мелкие преступники вроде карманников. Над ними — ростовщики с вымогателями. Потом идут мафиози, потом — крупные дельцы, но выше всех — констебли. В их руках — инструменты власти в чистом ее виде. Полиции никто не указ — как призвать к порядку служителя порядка? Так что я, конечно, поставлю подпись. Через полсотни затрещин. Через пять, от силы шесть ударов током.

Внезапно из коридора доносится какой-то шум. Кричат констебли. Кто-то говорит на повышенных тонах. Дверь вздрагивает и с грохотом распахивается. В кабинет врывается молоденькая женщина, стройная, среднего роста. У нее изящно выгнутые брови и красивые зубы. В середине лба — крупная синяя бинди.[8] Одежда состоит из белого камеез,[9] синей дупатты[10] и кожаных сандалий. В незнакомке явно есть что-то мистическое.

Годбоул настолько растерян, что прикасается проводом к собственной руке и взвизгивает от боли. Он готов уже вытолкать непрошеного гостя взашей, но вдруг понимает: перед ним дама.

— Кто вы такая, черт побери? Почему врываетесь без спроса? Не видите, я занят!

— Меня зовут Смита Шах, — невозмутимо сообщает женщина. — Я адвокат мистера Рамы Мохаммеда Томаса.

И, посмотрев на меня, поспешно отводит глаза.

Инспектор ошарашен. Он даже не замечает моего изумления. Впервые вижу эту Смиту Шах. У меня и на такси-то не хватит, не то чтобы нанять защитника.

— Простите? — хрипит Годбоул. — Вы сказали — адвокат?

— Да. И все, что сделали с моим клиентом, неприемлемо и абсолютно противозаконно. Я требую прекратить подобное обращение. Согласно параграфам триста тридцатому и триста тридцать первому уголовного кодекса Индии, он имеет право подать в суд. Немедленно предоставьте бумаги на его арест. Я вижу, никто не ведет протокол допроса. И обвинение не было предъявлено в надлежащем порядке, как требует двадцать вторая статья конституции. К тому же вы нарушили параграф пятидесятый уголовного кодекса. Теперь, если у вас нет официального ордера, я забираю клиента для личной консультации.

— Э-э… мммм… Я… Я должен поговорить с комиссаром. Погодите минутку, — вот и все, что удается выдавить из себя Годбоулу.

Он беспомощно смотрит на женщину, качает головой и выскальзывает из кабинета.

Я впечатлен. Никогда не подозревал, что адвокаты наделены такой властью над полицейскими. Придется пересмотреть пищевую цепочку.

Не знаю, когда именно инспектор вернулся и что сказал непрошеной защитнице или что она ему сказала: я отключился раньше. От боли, голода и счастья.

Сижу на кожаном диване. В руках дымится чашка чая. Квадратный стол усеян газетами, которые придавлены стеклянным пресс-папье и красной настольной лампой. Стены покрашены в цвет гвоздики. Кругом висят свидетельства и дипломы в рамках. На полках выстроились толстые черные книги с позолоченными буквами на корешках.

Смита возвращается с тарелкой и стаканом. Пахнет едой.

— Вы, должно быть, голодны. Я принесла немного салата и колу. Это все, что нашлось в холодильнике.

Ловлю ее за руку. Ладонь теплая и чуть влажная.

— Спасибо.

Я до сих пор не ведаю, как и почему она очутилась в полиции. Говорит, прочла об аресте в газетах и примчалась, как только смогла. И вот я у нее дома, в Бандре. Лучше не любопытствовать, когда и зачем эта женщина привезла меня сюда. Чудо есть чудо, и не нужно вопросов.

Принимаюсь за угощение, так что за ушами трещит. Набрасываюсь на чапати. Уписываю салат. Выпиваю всю колу. Ем, пока глаза не лезут из орбит.

Поздний вечер. Я уже покушал и поспал. Сижу на большой кровати с голубым покрывалом. У моей бывшей хозяйки, кинодивы Неелимы Кумари, спальня была другая. Вместо зеркал и полок, уставленных наградами, тут книги и огромный плюшевый мишка со стеклянными глазами. Зато есть такой же телевизор «Сони» и даже DVD-плейер.

На краю постели сидит Смита, в руках у нее диск.

— Смотри, я раздобыла копию записи с твоего телешоу. И мы с тобой изучим его самым тщательным образом. Тебе придется в точности рассказать мне, как было дело, почему ты ответил на все вопросы. Но говорить нужно только правду.

— Правду?

— Даже если ты обманул их, мое дело — защищать. Твои слова не будут использованы против тебя в суде.

В голову закрадываются первые сомнения. Не слишком ли все хорошо, чтобы оказаться правдой? Уж не Джонсон ли подмазал эту женщину, чтобы вытянуть позорное признание? Можно ли ей доверять?

Пора принимать решение. Достаю из кармана монетку в одну рупию. Орел — иду на сотрудничество. Решка — делаю ручкой.

Монетка взлетает в воздух. Орел.

Я спрашиваю:

— Знаешь Альберта Фернандеса?

— Нет. А кто это?

— У него подпольная фабрика в Дхавари. Выпускает застежки к ремешкам от часов.

— Ну и?

— Он любит резаться в «матка».

— «Матка»?

— Запрещенная карточная игра.

— Понятно.

— Так вот, Альберт Фернандес любит резаться в «матка», и в прошлый вторник случилось что-то поразительное.

— Что же?

— Он выиграл пятнадцать раз кряду. Представляешь? Загреб за вечер пятьдесят тысяч рупий.

— Ну и что? Не вижу связи.

— Разве? Ему повезло в карты. Мне повезло на шоу.

— Хочешь сказать, что ты по чистой случайности двенадцать раз выбрал верный вариант?

— Нет. Ответы-то я знал.

— Ты знал ответы?

— Да. На каждый из вопросов.

— Тогда при чем здесь удача?

— Так ведь они спрашивали только то, что я твердо мог сказать!

Выражение на ее лице говорит мне все. Не в силах терпеть, я разражаюсь печальной и гневной тирадой:

— Понимаю, о чем ты думаешь. Годбоул тоже удивлялся, с чего меня понесло на ту викторину. Ты тоже считаешь меня способным лишь подносить жареного цыпленка да разливать за стойкой виски. Живи как собака и сдохни как насекомое. Верно?

— Нет, Рама. — Она берет меня за руку. — Этого я никогда не подумаю. Но ты пойми. Я собираюсь тебе помочь и должна уяснить, каким образом ты добился выигрыша. Честно говоря, понять трудно. Боже, да я сама не ответила бы на половину вопросов.

— Те, у кого нет денег, тоже умеют задавать вопросы. Держу пари, если бы викторину устроил бедняк, любой богач провалился бы на первом же туре. Пусть я не в курсе, какая валюта во Франции, но без запинки отвечу, сколько денег задолжал Шалини Таи соседу-заимодавцу. Понятия не имею, кто первым ступил на Луну, зато легко скажу, кто в Дхавари выпустил первый пиратский DVD. Ну-ка попробуй, разгадай мою викторину!

— Послушай, Рама, не горячись. Я не собиралась тебя обидеть. Наоборот, хочу помочь. Если ты не врал, объясни, откуда взял ответы.

— Не могу.

— Почему?

— А ты замечаешь каждый свой вдох и выдох? Нет. Но при этом знаешь, что дышишь? Вот и я знал. Хотя не учился в школе. И не читал книг.

— Получается, мне нужно выслушать историю твоей жизни, чтобы докопаться до истины?

— Может, и так.

Смита кивает.

— Значит, вот он, ключ к разгадке. В конце концов, на викторинах проверяются не столько познания, сколько память. — Она оправляет голубую дупатту и смотрит мне прямо в глаза. — Итак, я готова выслушать твои воспоминания. Можешь начать с самого начала.

— В смысле с рождения?

— Нет. С первого вопроса. Но прежде пообещай мне, Рама Мохаммед Томас, говорить одну правду.

— То есть, как выражаются в кино, «правду, только правду, и ничего, кроме правды»?

— Именно.

Я испускаю глубокий вздох.

— Хорошо, обещаю. А где же книга для присяги? Сойдет любая: Бхагавадгита, Библия, Коран.

— В этом нет необходимости. Я твой свидетель. А ты — мой.

Смита достает из футляра блестящий диск и вставляет его в DVD-плейер.