13. БОБИНЕТТА

В тихом провинциальном Буживало Элен вела спокойный образ жизни. Ее здоровье быстро укреплялось. В один прекрасный день доктор Манен, сказал ей:

— Ваше здоровье, слава Богу, не внушает мне больше опасений. Мне теперь нет нужды наблюдать вас каждый день. Я буду навещать вас два или три раза в неделю. Я знаю одну прекрасную женщину, которая сможет пожить с вами, скрасить вам одиночество и помочь по дому.

Элен приняла предложение доктора, и на следующий день перед ней предстала молодая женщина лет тридцати — тридцати пяти, с симпатичным серьезным лицом и прекрасными манерами. Обе женщины понравились друг другу. Компаньонку звали мадемуазель Берта. Элен представилась ей как Елена Майенбургская, поскольку с момента своего замужества она считала, что таково ее настоящее имя.

Свое время Элен заполняла прогулками, беседами с мадемуазель Бертой и чтением посланий Фандора, кратких, по исполненных страстного чувства. Чтобы не тревожить жену, журналист старался не касаться наиболее драматических сторон своего пребывания в Голландии.

Однажды во второй половине дня, после прогулки, две женщины отдыхали в зимнем саду. Берта читала книгу, а Элен, утомленная прогулкой, задремала, вытянувшись в шезлонге. Время от времени, приоткрывая глаза, она ловила па себе внимательные взгляды своей компаньонки. Наконец Элен не выдержала и спросила:

— Мадемуазель Берта, почему вы так смотрите па меня?

Та смутилась, покраснела, стала бормотать что-то невнятное. Потом, словно решившись, сказала:

— Вы не рассердитесь, если я задам вам один вопрос?

— Спрашивайте...— ответила Элен, заинтригованная таким вступлением.

— Видите ли, мадемуазель... или, вернее, мадам, поскольку вы ведь недавно вышли замуж...

— Действительно, я замужем,— улыбнулась Элен.— Это не тайна.

— Но фамилия, которую вы носите, не принадлежит вашему мужу?

Элен нахмурилась.

— Елена Майенбургская — это мое девичье имя,— сказала она.

— А мужа вашего зовут Жером Фандор?

Элен покраснела от досады. Ей совсем не улыбалось вступать в

обсуждение своей личной жизни. Но и уклоняться от заданного вопроса у нее не было оснований.

— Да,— сказала она,— Я действительно жена Жерома Фандора.

Необыкновенное волнение отразилось на лице Берты. Она бросилась на колени перед Элен и нежно сжала ее руки:

— Ах, мадемуазель... мадам! Недаром говорят, что только гора с горой не сходятся! Я так мечтала встретиться с вами!.. Но скажите... значит, вы... вы... дочь Фантомаса?

«Эта особа неплохо информирована»,— подумала Элен, хмурясь все больше и больше. Но волнение и сочувствие, написанное на лице Берты, смягчили досаду жены Фандора.

— Есть вещи,— сказала она со вздохом,— которые трудно объяснить и мучительно вспоминать. Я вам сказала, кто я. Но требуйте от меня большего. Не заставляйте меня бередить воспоминания, которые я хотела бы похоронить навсегда!

Сделав видимое усилие, Берта поборола свое волнение.

— Не сочтите меня назойливой,— проговорила она,— и поверьте, что мои вопросы были продиктованы не праздным любопытством. Теперь я должна рассказать о себе, а вы должны меня выслушать... Доводилось ли вам слышать о Бобинетте, с которой Фандор был знаком о прежние промена?

— Да, Фандор рассказывал мне о некоторых событиях, в которых была замешана некая Бобинетта...

— И как он о ней отзывался?

— Он говорил, что эта девушка вела странный и не вполне добродетельный образ жизни. Что она была замешана — возможно, помимо своей воли — в неблаговидную историю со шпионажем. Но потом она исправилась и постаралась загладить свою вину. Он считал, что по природе своей она — порядочная женщина и заслуживает прощения.

В то время как Элен говорила, выражение лица ее собеседницы неоднократно менялось. Наконец она прошептала дрожащим голосом:

— Если бы вдруг... если бы однажды эта Бобинетта оказалась перед вами, мадам... согласились бы вы пожать ей руку?

Элен все поняла. Она встала с шезлонга и сжала в своих руках руки мадемуазель Берты.

— Вот видите? — сказала она.— Я ответила на ваш вопрос!

Элен почувствовала, как что-то горячее капнуло ей на грудь: это Берта, она же Бобинетта, плакала, уронив голову ей па плечо.

Обе женщины сели рядышком и предались воспоминаниям. С тех пор как Бобинетта, благодаря помощи Жюва и Фандора, смогла вырваться из-под власти Фантомаса и его приспешников, она вела уединённый образ жизни, не переставая следить по газетам за перипетиями борьбы, которую полицейский и журналист вели против Короля преступлений.

Бобинетта раскрыла перед Элен одну из темных страниц своей биографии. Много лет назад, когда она работала санитаркой в психиатрической больнице в Пасси, одна больная, которую врачи объявили безнадежной, умоляла устроить ей побег. Бобинетта обещала ей помочь, но свое обещание не сдержала. До сих пор воспоминание об этом мучило ее, ибо она была убеждена, что несчастная женщина, которую считали сумасшедшей, на самом деле таковою вовсе не была.

— Но я уверена,— продолжала Бобинетта,— что теперь, когда мы встретились с вами, мы сможем общими усилиями помочь бедной мадам Рамбер...

Элен побледнела:

— Как вы сказали? Мадам Рамбер?

— Да... Вы ее знаете?

— Она... Она...— У лен задыхалась от волнения.— Она мать моего...

Молодая женщина не успела закончить фразу. В комнату кто-то вошел — это был доктор Манен. До самого вечера у них не было возможности вернуться к прерванному разговору. Когда вечером Бобинетта зашла в спальню Элен, она увидела свою хозяйку в плаще и со шляпкой на голове.

— Вы куда-то собрались? — с удивлением спросила Бобинетта.

— Напротив, я только что вернулась: я была на почте, откуда телеграфировала мужу, что завтра вечером я выезжаю в Амстердам...

— Но это совершенно невозможно! Вы не в таком состоянии, чтобы...

Элен жестом остановила ее:

— Мое решение принято. Я его не изменю!

— Но что вы скажете господину Фандору?

— Я расскажу ему то, что сегодня узнала от вас о судьбе его матери — несчастной мадам Рамбер...

— Мадам! — прервала ее Бобинетта.— Вы думаете принести вашему мужу радостную весть, но на самом деле вы можете причинить ему большое горе... Событие, о котором я вам рассказала, произошло десять лет тому назад. Кто знает, что случилось за это время с мадам Рамбер? Десятилетнее пребывание в заведениях такого рода может помутить разум и у здорового человека. Кроме того, мадам Рамбер уже в те годы была немолода, так что...

— Вы правы...— вынуждена была согласиться Элен.— Я не стану сообщать мужу новость, которая может обернуться для него новым горем... Но я постараюсь, ничего не говоря ему прямо, навести его на след его матери...

— Я вижу,— сказала Бобинетта, — ничто не удержит вас от поездки в Амстердам. Но я умоляю вас принять необходимые меры предосторожности. У меня есть два надежных человека. Разрешите им сопровождать вас в путешествии. Это два простых парня, их разговор вряд ли сможет вас развлечь, но вы можете быть уверены, что они будут охранять вас как зеницу ока, и не позволят ни одному волосу упасть с вашей головы...

— Что же это за верные рыцари? — спросила Элен, улыбаясь.

— Один из них — мой брат Жоффруа по прозвищу Бочка, а его друга зовут Бенуа Сундук... Оба они работают грузчиками на Центральном рынке. Нельзя сказать, что у них ума палата, но силы в них столько, что вдвоем они справятся с целой ротой!

— Я вижу, что Фандор был прав, когда говорил о вас как о человеке, на которого можно положиться,— сказала Элен. — Я благодарна вам от всей души!

Две женщины дружески обнялись, и Бобинетта сразу же поспешила в Париж. Двоих приятелей она нашла в подвальчике под вывеской «Свинья Святого Антуана», где они сидели перед огромными мисками дымящегося капустного супа.

— Ты поставишь нам выпивку, сестричка? — осведомился Жоффруа, увидев Бобинетту. И, не дожидаясь се ответа, подозвал хозяина: — Эй, старый сквалыга, тащи нам бутыль красного да закуску получше — моя сеструха платит!

Пока два силача ели и пили, Бобинетта изложила им суть дела. Им надлежало быть на следующий день ровно в семь часов на бульваре в Буживале и ожидать там молодую особу, которую они должны будут сопровождать в Амстердам, защищать и охранять вплоть до ее встречи с Фандором. Билеты в оба конца и все прочие расходы будут им, разумеется, оплачены. Бобинетта не сомневалась в ответе. Для Жоффруа она была непререкаемым авторитетом, ради своей «сеструхи» он готов был скакать на край света на одной ноге. Точно так же поступил бы и его закадычный друг Бенуа, с которым они никогда не расставались. Но в данном случае был один смущавший их момент.

— Вот только по-английски мы не волокем... — со вздохом признался Жоффруа Бочка.

Для двух друзей, имевших весьма приблизительные понятия о географии, во всех странах, кроме Франции, люди говорили по-английски, Бобинетта улыбнулась:

- Не бери в голову! Но завтра вечером постарайтесь не надраться и ровно в семь будьте на месте!

Оба поклялись ей, что будут «как стеклышко»!

Вечером следующего дня Элси вышла из ворот своего дома в Буживале и пошла вдоль бульвара. Не успела она сделать и ста шагов, как из-за деревьев вышли два человека и приблизились к ней.

— Мадам,— сказал один из них,— нам поручено сопровождать вас до Амстердама.

Из своего окна Бобинетта наблюдала за происходящим. Несмотря на сгущавшиеся сумерки, ей было видно, как все трое сели в поджидавшую машину. Бобинетта еще несколько минут сидела у окна, прислушиваясь к затихающему шуму мотора и радуясь, что все идет как по маслу. Примерно через полчаса она затворила окно и спустилась вниз. Вдруг она услышала, что кто-то звонит у ворот. «Кого это принесло?» — подумала она и, накинув на плечи пальто, пошла открывать. Но едва она отворила калитку, как возглас удивления вырвался из ее груди: перед ней стояли две массивные фигуры — это были Жоффруа Бочка и его дружок Бенуа Сундук.

— Вы? — едва могла выговорить Бобинетта.— Почему вы здесь? Что вы сделали с Элен?

Два силача казались пристыженными и смущенными.

— Тут такое дело, сеструха,— начал Жоффруа заплетающимся языком.— Ведь мы с Сундуком — дружки, не разлей водой... Куда один — туда и другой... И если один захотел хлопнуть стаканчик, то и другой должен... Законно? Но дело есть дело! Ежели обещали, то вот они мы!

— Вы только сейчас пришли?

— Оно, конечно, мы опоздали... часа на... пол! Но у нас есть уважительная причина... По дорого столько бистро... ведь в каждое надо зайти... и пропустить — ну хоть по маленькой! Вот и не рассчитали... Сначала угостил Бенуа... потом была моя очередь... потом опять его... А иначе, сама понимаешь, нельзя! Потому что — невежливо...

Бобинетта его не слушала. Она была ошеломлена. «Если эти двое только что пришли,— спрашивала она себя,— то с кем же уехала Элен?» Ею овладел приступ ярости.

— Идиоты! Кретины! — кричала она, кидаясь на брата с кулаками.— И по стыдно вам? Напились оба как свиньи!

.Два колосса стояли перед ней, понурив головы.

- Сдастся мне, дали мы с тобой маху,— заметил Бенуа Сундук своему дружку.— А то с чего бы малышке так разоряться?

— Похоже, что так,— согласился Жоффруа Бочка,— Сеструха вон как распалилась... Хоть бы сказала, чем мы проштрафились...

— Они еще спрашивают! — бушевала Бобинетта. — Вам хоть кол на голове теши!.. Боже мой! Боже мои!.. Я хотела помочь Элен, а в результате могу стать причиной ее гибели!..

Однако она понимала, что жалобами делу по поможешь, и, бросив двум силачам короткое «Пошли со мнои!», направилась в дом. Побросав в саквояж самое необходимое, она выскочила на улицу и умчалась па вокзал. Два приятеля еле за ней поспевали.

— Когда поезд на Париж? — спросила она в кассе.

— Через пять минут.

В вагоне пригородного поезда она не проронила ни слова. Бенуа и Жоффруа только пыхтели и таращили глаза. Едва поезд прибыл па вокзал Сен-Лазар, как Бобинетта потащила их к такси.

— На Северный вокзал! — приказала она шоферу.

На Северном вокзале она узнала, что экспресс на Амстердам ушел двадцать минут назад. Бобинетта в отчаянии заломила руки.

— Но есть еще пассажирский поезд, мадам,— сказал ей служащий. — Он отходит через сорок пять минут и доставит вас в Амстердам завтра к полудню.

Молодая женщина тут же приняла решение ехать этим поездом. Другого выхода не было: надо было как можно скорее предупредить Фандора, что Элен выехала в Амстердам, и в случае, если их встреча не состоялась, начать поиски. Через сорок пять минут она уже сидела в купе вагона вместе с Жоффруа и Бенуа, окончательно протрезвевшими и исполненными глубокого раскаяния. И поезд тронулся...