"Фабрика звезд по-русски" - читать интересную книгу автора (Серебряков Дмитрий)

Вечер седьмой ВОСКРЕСЕНЬЕ, 10 МАЯ

Сумерки заползали в окно рабочего кабинета Совина. Мягко светился экран компьютера, мурлыкал радиоприемник, настроенный на волну родной станции. Дымилась чашка кофе, поскольку чай в закромах кабинета рекламной службы закончился аккурат перед праздниками.

Последний нерабочий день был весьма продуктивным. И вечером Дмитрий пошел не домой — откровенно говоря, было страшно, — а на работу.

Съел разогретую в редакционной микровол-новке пиццу, заварил кофе и сидел перед своим компьютером — он называл это «сидеть на машине».

Открыл текстовый редактор, создал свою папку, запрятал ее в недра машины среди других, служебных, файлов. Назвал папку так, чтобы никто и не подумал, что в ней хранится информация, да еще защитился паролем от любопытствующих, если вдруг таковые появятся.

И сейчас делал записи. Позже все записи он скопирует на дискету и перетащит их на винчестер своего домашнего компьютера. А записи из домашнего компьютера скопирует на свой рабочий. Никогда не помешает иметь лишнюю копию своих рабочих материалов. Мало ли что…

Хорошие они ребята — эти старушки. С раннего утра сидят себе на лавочке. Общаются. И рады поговорить с любым, лишь бы поговорить. И на любую тему.

На лавочке перед подъездом дома, в котором жил якобы владимирский бизнесмен Олег, а на самом деле коммерсант из Москвы Владимир Борисович Глебов, сидели как раз такие старушки. Не сильно доброжелательные, но словоохотливые. Да и ладно. Совину детей с ними не крестить.

Стандартный ход, известный, наверное, с тех самых пор, как человек научился говорить: Дмитрий назвался приятелем Глебова, забывшим номер квартиры, долго охал по поводу постигшего друга юности несчастья и выяснил, что тот сейчас в больнице (это через полгода-то после аварии!), а жена дома.

Такой же способ, поднявшись в искомую квартиру, использовал и с женой Глебова. Судя по красивому, но жесткому лицу женщины, судьба супруга ее не очень интересовала. Разговаривала она нехорошо, торопилась скорее закончить, однако адрес больницы дала и попрощалась.

Совин поехал в больницу…

Да, это не была больница для богатых. Скорее наоборот. И палата не радовала чистотой и порядком. Хотя в ней лежал только один человек.

Совин поздоровался, не услышав ответа, сел на стоящий рядом с кроватью стул и начал выкладывать на тумбочку принесенные с собой фрукты. Судя по всему, посетители больного не баловали. Совин уже знал от медсестры, что лежащий здесь человек обречен на жалкое существование инвалида — у Глебова был серьезно поврежден позвоночник. Ходить Владимиру Глебову более не суждено. Хорошо — руки действовали да головой можно было ворочать.

Оба молчали. Больной — красивый черноволосый мужчина — рассматривал посетителя. А посетитель не знал, как начать.

— Вас Ленка прислала? Или Толстый? — вдруг спросил Глебов.

— Кто?

— Понятно. Значит, не они. Зачем я им такой сейчас нужен?

— Лена — это Мосина, певица? — поинтересовался Совин. — А Толстый кто?

— Ну вы точно не от них. Иначе бы и вопросов таких не задавали. Чему обязан? — Глебову не хватило только вздернутого подбородка для столь аристократического вопроса.

— Откровенно говоря, ни Лена Мосина, ни ее Толстый меня не интересуют, — ответил Совин, изрядно при этом соврав: они как раз его очень интересовали.

И Совин не зря еще раз повторил имена. И возражений на них опять не последовало. Значит, Глебов знаком и с Мосиной, и с неким Толстым. Уже какая-то информация, хотя неясно пока, с чем ее можно связать.

— Владимир Борисович, меня Снегирева интересует. Я журналист, собираю материалы о ней, — начал Совин и вдруг неожиданно для себя решил идти напролом. — Почему вы во Владимире назвались Олегом?

— Не знаю — команда такая была, и всё.

— Какая команда? От кого? — не понял Дмитрий.

— С Мариной познакомиться. Толстый так сказал.

— А зачем?

— Понятия не имею. Стихи ему Маринины привозил, фотографии.

— А это зачем?

— Да откуда я знаю! Толстого не поймешь. Какие-то свои дела. А мое дело маленькое: сказали, заплатили — я сделал…

— Ладно, Бог с ним, с Толстым. Меня всё-таки Марина Снегирева интересует, — перевёл разговор Совин. — Что она была за человек?

На самом деле Дмитрия уже не интересовал внутренний мир погибшей женщины. Он продолжал задавать вопросы о Марине и механически слушал ответы. Его занимал Толстый.

А собеседник разговорился. Он как бы ушёл от своего жалкого существования в мир, где был здоров, где рядом с ним была красивая женщина, которой, похоже, он тогда не на шутку увлёкся…

— …И Андрей передал, что пятнадцатого Толстый будет ждать Марину. Она же хотела пробиться на эстраду. Поехали — тут «урал» в лоб нам и вышел. Марина рядом сидела, а я, конечно, влево руль дернул — её под удар и подставил. Очнулся в больнице… — Глебов замолчал.

— Какой Андрей? — очнулся Совин.

— Сергеев, какой же еще? — удивился Глебов.

«Адвокат из Владимира!» — догадался и удивился Совин.

— А как вы с Мариной познакомились? — спросил Дмитрий, уже зная ответ.

— Так Андрей и знакомил. Она иногда в кафе забегала, в Доме работников искусств. Он меня туда и привез. И познакомил…

— А адвоката вы откуда знаете?

— Так Толстый дал его адрес и телефон, чтобы на Марину выйти.

Они поговорили ещё полчаса. Глебов ушёл в воспоминания. По правде говоря, Дмитрий слушал вполуха. Значимой информации в воспоминаниях не было. Совин незаметно подвел разговор к завершению и распрощался. И только выйдя за территорию больницы, достал из кармана куртки диктофон, с которым никогда не расставался, и выключил его.

Это был третий, записанный на кассеты разговор, включая разговоры с Гаврилиной и с адвокатом…

Дмитрий перегнал записанный с помощью диктофона разговор с микрокассеты на обычную кассету. Качество было не лучшим, но слова — вполне разборчивы. Совин попеременно щёлкал клавишами магнитофона и компьютера, слово в слово занося в него все три разговора…

Давно стемнело. Совин выключил компьютер, уселся в кресло и попытался заснуть. Поза была не совсем удобной. Ещё менее удобными были мысли. Он заснул под утро…