"Все равно!" - читать интересную книгу автора (Кусакин Владимир)

Апрель 2004

С паршивой овцы хоть шерсти клок, применительно к товарищу Фельдману.

Я не ожидал многого от нашей беседы, и надо сказать не разочаровался. Информации было с гулькин нос. Как и предполагалось. Формулы и расчёты мне были не нужны, а благодарное человечество обойдётся.

Пластину действительно распилили на шесть частей. Две находились в Москве, одна в Краснодаре, понятно что одна в Гамбурге, а про остальные он не знал.

Про Москву и Краснодар герр доктор узнал чисто эмпирически, из разговора с курьером, который возил документы входящие и исходящие. Лаборатории вели исследование физики кристаллического тела, коей и оказалась эта пластина. Вернее не так. Если вы приклеите на стекло алмазную пластинку, то это и будет оно. Только вот здесь клея нет. Одно целое, а из за этого ещё непонятней.

Кристалл и антропоморфная структура. Как собака с кошкой. Кристалл каким-то образом делает информацию доступной, но они пока научились путём снятия одного кольца, только лишать людей памяти. Москва пошла в этом отношении дальше, оно и понятно, там количество умников на квадратный метр в сто раз выше чем в Занзибаре на тысячу километров. Теперь их зомби выполняют приказы записанные через компьютер, прямо в мозг.

И одуряющее количество информации, но нечитабельной.

Вопрос: Что делать с господином доктором?

Ответ: Не знаю.

Послать его в развивающуюся страну, под присмотр тамошней резидентуры, как тех двух, что я оприходовал на взлётной полосе? Но этим занимались Араб и Али. У меня нет ни адресов, ни связи. Кстати, надо разобраться с тем что оставил Араб. Я никак не мог заставить себя засесть за бумаги. Договариваюсь сам с собой: — Как только, так сразу.

— Объявляется приговор! — сказал я, голосом судебного заседателя. — Именем Российской Федерации, Фельдман Я.Х …, какие-то неприличные у вас инициалы, вы не находите? Поступает в полное владение …, имя мы опускаем ввиду секретности. В качестве наказания он приговаривается к частичному стиранию памяти, а именно двух последних лет, включая сегодняшний день.

Должно быть он давно ждал ужасную и мучительную смерть. Выражение радости было весьма уместным в создавшейся ситуации.

— Последний вопрос. — он быстро-быстро закивал. — Где лежат все нечестно нажитые сбережения?

Мокрые штанины хлопали по его тощим ляжкам. От него воняло, когда он бежал в лабораторию вынимать деньги из вытяжного шкафа

— Помогите мне! — его дрожащие руки не могли справиться с тяжестью металлической полки забитой изнутри банковскими упаковками.

— Неплохо! — сказал я, прикинув на глаз сумму. — Тысяч шестьсот?

— Шестьсот тридцать две. — ответил он, — С вашими было бы …

— Ну-ну! Ты не забывайся, математик!

Он испуганно сжался ожидая удара.

— Отсчитай двести пятьдесят, и уложи в свой саквояж. Теперь садись.

Я набил на компьютере несколько команд, подвёл аппарат к его голове …

Побежала секундная стрелка; один, три, пять, стоп!

Закрыл шторку и сказал:

— Маносаровар — озеро, где водятся злые рыбы.

Он встал, сделал один шаг и присел три раза. Действует!

Это была контрольная фраза.

— Где твой паспорт?

Он вынул из ящика стола паспорт и протянул мне.

Я сидел минут двадцать исправляя латинскую V на W.

— Es ist Ihre passport, herr Weldman. (Ваш паспорт, герр Вельдман.)

— Jawohl, mein herr! Ich fahre nach Munich. (Слушаюсь, господин. Я уезжаю в Мюнхен.)

— Ja, est gut. — Я устало махнул рукой, сунул в руки саквояж с деньгами и вывел его за дверь. Там он сел в мой Опель, и через несколько мгновений красные огоньки стоп сигналов машины с гражданином Вельдманом исчезли за поворотом.

Машина глухая и внешность я ему переделал основательно. Через шесть часов он явится в госпиталь и попросит помощи, потом снимет квартиру и будет отзванивать на знакомый мне телефон два раза в месяц.

К полудню, на машине доктора я доехал до Майнца. На Бремерштрассе снял комнату в маленьком мотеле для шоферов-дальнобойщиков. Затащил сумку с подарками из Гамбурга и позвонил Мишке.

Согласно нашему уговору, он должен был следовать за доктором в Мюнхен, а оттуда самолётом в Москву.

— Как прошло с фрау Мартой?

— Она со мной едет!

— Миша, дорогой! Не забывай что это очень серьёзный и ответственный шаг в твоей молодой жизни. Тебе всего двадцать шесть, а ей сорок пять. У тебя уже есть одна мама.

— Дурак! Она была в Краснодаре по делам лаборатории.

— Продолжай!

— Адрес она не помнит и по-русски ни бум-бум. Хочет показать на месте. Посодействовать…

— Я так понял, ты ей уже посодействовал. Карта у тебя далеко? — я лихорадочно соображал. — Найди Альпензее, это в Австрии. Я буду там завтра. Жди меня в первом отеле-мотеле с левой стороны дороги.

— Нашёл!

— Тогда всё.

"Мишку нельзя баловать, и побольше самостоятельности.", так Петрович говорил. Так и делаю.

— Хорошо что он ни про Араба, ни про Али не знает. — подумал я. — Слышал конечно, как не слышать, да только никогда не встречался, калибр не тот.

Дмитрий Васильевич и сам не афишировал свою работу.

Я открыл сумку и вынул со дна кожаную папку которую дал мне Араб перед расставанием. Страницы на русском и на немецком. Перевод. С одного на другое.

Та-ак, что здесь? Фабрика по производству молочных продуктов.

Список продуктов. Я улыбнулся. Араб не любил молоко, ему нравился коньяк в пузатых бокалах. Адрес: Бирхольц штрассе, 23, Вормс. Это совсем рядом.

За полчаса доеду. Акционеры: только один — Алишер Гиреевич Бекмурзаев, наследница: жена, Фарида Ренатовна Бекмурзаева, детей нет.

Пятьдесят один процент принадлежит Евгению Александровичу Ронину, он же президент гешефта. Управляющий: Юрий Генрихович Штейн. Русский немец, женат, прекрасный работник… Ладно, познакомлюсь.

Экспорт: USA, UK, Russia и другие.

Товарооборот за первые три месяца: шестьдесят миллионов евро!?

Молоко оно что, золотое? Надо ехать, всё узнать самому. К Юрию Генриховичу, кстати, здесь его телефон…

— Юрий Генрихович, это Евгений Ронин. Я здесь проездом в Майнце, заглянуть можно? Нужно? Тогда еду, через полчаса… Да, здесь есть карта города. Найду. До встречи!

Через тридцать пять минут я въезжал на территорию небольшой фабрики, окружённой трёхметровым забором с колючей проволокой и сенсорами на столбах.

Совсем неплохо для молокозавода, расположенного на берегу Рейна, и стена к стене с заводом "Джонсон и Джонсон".

Юрий Генрихович ждал у ворот, его я узнал сразу. Что-то в глазах, видимо.

— Извините ради бога, опоздал. Давайте знакомиться. Сразу скажите, что такое важное произошло? Зачем вам моё присутствие? Дело в том что у меня дела в Австрии. Вы курите? Женаты?

Управляющий сначала внимательно слушавший мою ахинею, засмеялся.

— Именно таким я вас и представлял. — сказал он, — Мне Дмитрий Васильевич вас хорошо описал, только он сказал что вы не появитесь месяц или два, а прошло уже три, и он больше не звонит. Я понимаю, ушёл от дел, отдыхает.

Я медленно сел на землю, подперев спиной стенку караульного помещения.

— Их убили, Юра … и Али убили … я один остался. Извини что я так тебя.

— Ничего. — он сел на землю рядом со мной, в своём шикарном костюме и тоской в глазах. — Я закурю?

— Дай мне тоже, а выпить у тебя есть?

— В конторе.

— Тогда давай покурим и пойдём выпьем. Хорошо?

Он кивнул головой, пряча глаза.

Охранники вооружённые с ног до головы, с изумлением глядели на нас.

Как и всё у Араба, молоко было обыкновенным прикрытием.

Когда я подписал кучу документов, я более или менее понял, чем тут занимались.

Изобретение безвестного химика, нарасхват покупали оружейные заводы стран НАТО и России. Основа — молоко, правда Юра сказал, что мы могли бы делать, и гораздо проще, то же самое из нефтепродуктов. Но молоко, прикрытие гораздо лучшее. Да и безопаснее, город всё таки.

— А как же работники? — задал я мучивший меня вопрос. — Неужели не догадываются?

— А как? — спросил он. — Для этого надо знать тридцативосьмизначную формулу.

Даже собаки не разбирают, где настоящее молоко, где наше.

— А ты знаешь?

— Не знаю! — он заметно охмелел. — И знать не хочу! Я даже не знаю для чего эта штука нужна. Ружья чистить, или взрывчатку делать. А может они его пьют?

За такие-то деньги?

— Время будет, разберёмся. Теперь насчёт проблемы…

— Да, — он виновато заморгал. — Я не специалист, но за последние два месяца мы потеряли трёх сотрудников, мне это подозрительно.

— Почему?

— Какая-то возня вокруг нашей фирмы, повторюсь, я не специалист, но кто-то пытается раздобыть секрет изготовления, или формулу. Хоть что-то. Только они не знают, что Дмитрий Васильевич привозил ингредиент из Москвы. В простой грелке. Потом он заполнял её ацетоном и сжигал.

Я думаю искать шпиона следует среди этих трёх.

— Угу, если их просто не подкинули тебе, чтобы было чем заняться.

Юра с удивлением посмотрел на меня.

— Кто у вас начальник службы безопасности?

— Курт Виллерман, но он сейчас дома.

— Звони! Скажи, президент здесь, срочно вызывает.

Он попробовал сначала один телефон, потом другой.

— Не отвечает …

— На смене кто-нибудь есть?

— Да, его заместитель, мне иногда кажется что он живёт здесь.

— Зови!

Через минуту в кабинет вошёл молодой мужчина с жёстким, но приятным взглядом. Тигр хищник, но он вам нравится, этот выглядел так же.

— Франц Тодт. — представился он, глядя на меня.

— Das unzere President, Franz! — сказал Юрий. (Это наш Президент, Франц!)

Он вытянулся и щёлкнул каблуками.

— Принесите личное дело вашего патрона, Франц! И не забудьте своё тоже. Переведите Юра!

— Я говорю по-русски. — неожиданно ответил Франц. — Всё равно это можно узнать из моего дела, зачем скрывать? Только ключи от сейфа одни, у начальника безопасности. Никто кроме него …

— Пойдёмте, посмотрим! — я поднялся.

Втроём мы прошли к кабинету номер пять.

— Здесь. — сказал Юрий. Он подёргал дверь. Закрыто.

— Ломайте!

Франц вопросительно посмотрел на меня. Я показал на дверь.

Он вынул радиостанцию и что-то сказал.

— Сейчас принесут. — пояснил он.

В конце коридора показался охранник тащивший здоровенную кувалду.

— Можешь идти. — отпустил его Франц, взял кувалду и ударил по замку, потом второй раз. Дверь была открыта и мы вошли.

Сейф был громадным чудовищем.

— Пусть вас это не пугает. — сказал Франц. Он покрутил рукоятку запорного механизма и открыл дверь. За ней была панель управления.

— Нужна карта! — сказал он.

Я достал из кармана несколько карточек, которые были в папке Араба, проверил.

— Есть!

Подошла карта с номером HQ-91, я вставил её в приёмник.

— Приложите палец.

Я вспомнил, как Араб снимал мои отпечатки пальцев на компьютер. Готовился заранее. Или что-то знал? Значит Али тоже знал, но не смог его бросить.

А меня всерьёз не приняли, поэтому я здесь…

Что-то щёлкнуло и дверь отъехала влево. Внутри стоял обычный металлический шкаф, забитый фолдерами личных дел сотрудников, лежал пистолет и в самом низу стояли четыре картона с молоком.

— Ваша продукция?

Я выгреб папки, позади них лежал брусок программатора, какой привёз мне Али в госпиталь, положил его в карман.

Быстро просмотрел личное дело Франца с помощью Юрия; служба в армии, Иностранный легион, пять языков, однако, работа на молокозаводе. Два года, между легионом и работой здесь выпадали. Показал ему два пальца. Где?

Франц улыбнулся.

— В России! Школа снайперов, потом Чечня, госпиталь, и сюда.

— Я не знаю ничего о помощи союзников.

— Это не была помощь, Дмитрий Васильевич послал меня туда. Как тренировка.

— Ясно. Здесь ничего нет о ваших родителях.

— Мать, с 2000 года в госпитале.

— Где вы живёте?

— Последние три месяца здесь.

— Понятно. Во дворе моя машина, принесите оттуда бумажный пакет, пожалуйста.

Он щёлкнул каблуками и ушёл.

Я взглянул на Юрия.

— Как ты мог? Кажется он живёт здесь! — передразнил я его. — Сейчас придёт начальник службы безопасности, вместе с ним разберётесь, кто живёт здесь, а кто шпионит.

— Так я же не смог дозвониться. Как же он придёт?

— Он уже здесь. — ответил я, показывая глазами на Франца в проёме двери.

— Ваш пакет! — отрапортовал он.

— Отсчитай двести тысяч, это тебе подъёмные, как новому начальнику службы безопасности. Соответственно зарплата… Сколько ты имеешь сейчас?

— Семьдесят тысяч в год.

— А у его начальника какая, а Юра?

— Триста …

— Понятно, почему тут у вас шпионы заводятся! Прибавишь Францу ещё пятьдесят, к трёмстам. Я тут записал номер своего телефона на столе, боюсь сотрётся. Дай ножик, Франц! Нацарапаю.

— Я сам. — сказал он. — А что с Куртом?

— Ты началнык, твой башка умный. — ответил как Али. — Но я бы его убил. Хотя бы за тех троих, что пропали.

Франц посмотрел на меня серьёзно, и кивнул.

— Будет сделано!

Формальности с визой уладили быстро. Немного денег в благодарность за срочность, и в паспорте Марты появилась вторая большая фиолетовая печать, разрешение на въезд в пределы Российской Федерации.

— Марта, а ты любишь Россию? — спросил Мишка.

— Ich liebe Russland! — подтвердила она. (Я люблю Россию.)

Никак не могу понять, как эти двое понимают друг друга? Флюиды какие может?

Судите сами: Марта не понимает по-русски, а Мишка ни в зуб ногой по-немецки.

Они вдвоём уехали первыми. Из соображений безопасности. В международных аэропортах после 9/11, кто только не следит за пассажирами. Но спецслужбы самые незаметные. В том числе и российские. Так зачем подставляться?

На следующий день, я как бонвиван, на ярко красном открытом "Феррари-612 Скаглиетти" взятом в агентстве Еврокар, подъехал к представительству "Аэрофлота".

— Здравствуйте, мне нужны два билета до Москвы. — сказал я приятной молодой женщине лет двадцати восьми.

Годы идут, а соотечественники не меняются.

— Что тебе ещё нужно? — спросил её взгляд.

— На какое число? — произнесла она вслух.

Её глаза профессионально ощупали меня. Замечательная женщина! Только зачем она нажала на тревожную кнопку? Спустя несколько минут, в зале появились двое в сереньких костюмах, и большими пистолетами под мышками.

Один подошёл ко мне, второй контролировал ситуацию со стороны.

— Вам не о чем беспокоиться, Евгений Александрович! — голос с лёгким прибалтийским акцентом.

Господи! Прибалтам-то что тут нужно?

Я посмотрел на женщину, она старательно делала невинный вид, на значке с эмблемой Аэрофлота было написано имя: Надежда.

— Надежды юношей питают. — произнёс я вполголоса и повернулся к моим преследователям? Нет всё таки. Тогда оппонентам? До этого тоже ещё не дошло.

— Кто вы такие, чёрт побери? ЦРУ, ГПУ? Тогда вы должны вытащить ваши пушки и орать: Всем лечь! Руки за голову! — показал я, как надо кричать.

Надежда фыркнула. Какая курочка! У неё есть чувство юмора.

— Муж работает в посольстве?

Она кивнула, улыбаясь.

— Дети?

— Нет, — сказали её губы беззвучно.

— Поедешь со мной?

— Почему? — спросила она глазами.

— Потому что, когда я появлюсь снова через двадцать лет, ты будешь всё также продавать билеты. Старыми, сморщенными руками …

— А с тобой?

— Мы будем жить быстро, и врядли доживём до старости.

— Нет! Я не могу так.

Я обернулся к приставалам с пушками в руках. Они уже достали их. Один целился в неё, другой в меня.

— Едем, господа!

И пошёл к дверям. В спину упирался ствол пистолета. Когда двери уже закрывались, сзади ударил приглушённый звук выстрела.

Надежды больше нет.

— Зря, — сказал я, останавливаясь у своего Феррари. — Она просто хотела жить…

— За руль! — коротко скомандовал он.

На Рейзенштрассе находятся множество посольств и консульств, поэтому здесь существуют ограничения, в виде полиции и специальных бугров на дороге, не дающих водителю ехать быстро.

Вся штука в том чтобы на скорости влететь задними колёсами на такое препятствие и затормозить, сразу после удара сзади. Пока колёса ещё находятся в воздухе.

То есть, ручной тормоз.

Его выкинуло как из катапульты, метра на три-четыре от того места где я остановил машину. Он ударился головой и почти чёрная кровь пузырилась на асфальте. Второй только начал движение на своём маленьком Фордике, и не видел того что произошло. Он встал сзади и дал сигнал: "Можно ехать!"

Я включил заднюю, вдавив педаль в пол. Раздался удар, в зеркале мелькнули разлетевшиеся останки пластикового бампера и ветровое стекло покрылось белой сеткой трещин. Выскочил, пробежал несколько шагов назад, и заглянул в окно.

Мотор въехал в салон придавив его сломанные ноги, он был без сознания. Пистолет с навинченным глушителем виднелся из под его левой ноги. Полиции не надо будет много думать о связи с убийством женщины в представительстве Аэрофлота. Перешёл на другую сторону дороги и взял такси, сумка в руках.

— Was ist los? — спросил шофёр. (Что произошло?)

— Ich weiss nicht, wovon Sie spricht.- ответил я. (Я не знаю о чём вы говорите.)

— Gebt fein acht, mein herr! (слушайте внимательно!) — я ткнул ему под нос карту, так близко, что он затормозил.

— Поедешь по дороге номер семь, потом вдоль границы с Чехией до Хаусдорфа. Там я выйду. Ausgang, verstehen?

Он только вздохнул, проклиная такого придурковатого клиента. Иностранец, Dummkopf! Таскайся теперь по дорогам в объезд. А вдруг что? Ещё неизвестно как заплатит. Это всё явственно читалось на его лице. Я порылся в кармане, вытаскивая бумажки. Три сотни. Гут?

Он улыбался во весь рот. Очень гут! Мамка, млеко, яйки. Зеер гут! Таксисты!

План у меня был простой, даже слишком, как в фильмах про шпионов. Это раньше надо было через пропускной пункт перебираться. Только такого в жизни я не видел, кроме как на нашей границе. Зато теперь, все автобусы следующие на восток, или север, всегда останавливаются, вроде как кинуть последний взгляд, на бывшей границе. В данном случае, в Хаусдорфе. Время было едва полдень, когда я вылез на площади из такси. Автобусы из России, Украины и Казахстана стояли на обочинах, а сама публика бегала по базару, оглашая воздух криками:

— Дывись Мыкола яки чудны штаны, давай зараз твоей жинке купим! Нехай як проститутка ковзается!

— Граждане, господа, товарищи! Имейте совесть! Вас здесь не стояло! И автобус ваш уже уехал!

Я быстренько купил тирольскую шляпу с пером, везде обман! Должна быть с пером фазана, а мне подсунули петуха. И маленькие тёмные очки. Почему-то все смотрят на большие, как будто за ними можно спрятать подозрительную физиономию.

— Эй, дядька!

Усатый водила с запорожскими усами обернулся.

— Чего тебе, хлопец?

— До Киева довезёшь?

— Який ты чудной людына! Плати гроши, в саму Коцапию отвезу.

— А сколько возьмёшь до Киева?

— Та недорого! Триста гривен … евросоюзных!

— Жадный ты. Весь тур триста не стоит.

— Вот и я говорю, — обрадовался он — не стоит. А жить надо … И бензин кусается.

Я засмеялся, он не обиделся.

— Пиво пить будешь?

— Та пойдём! Угощаешь?

Мы расположились под зонтиком в бистро.

— Говори давай! — сказал он, после того как намочил усы.

— Смотри сюда! — я раскрыл свою карту. — Въезжаем в Чехию, ты поворачиваешь на Брно. Объезжаешь его по кольцевой, и в Словакию. Летишь на полной скорости до Братиславы и сворачиваешь на север. Проезжаем Тренчин, ты так и идёшь по этой дороге до Михаловце, граница в пяти километрах. И Ужгород. Хороший маршрут?

Он крякнул, отёр усы и стал подниматься.

— Шутник ты парень! — хохляцкие мотивы из его языка исчезли. — Ты не миллионер часом? Знаешь сколько это будет стоить?

— Просвети!

— Двадцать пять тысяч! — назвал он первую цифру, которая пришла ему в голову.

— А за двадцать?

— А репутация?

Да, репутация это серьёзно. Мне вот тоже о своей надо заботиться.

— По рукам?

Он не ожидал. Подумал.

— Тогда добавляй ещё пять и я пойду Лёшке-напарнику ногу сломаю, а то туристы не поймут с чего такая спешка.

— Иди ломай, я буду через десять минут с деньгами.

Не открывать же при нём сумку, так человек может сна лишиться, чего доброго.

Объезд, он и есть объезд, не разбежишься. Дорога горная, и руки до неё видимо не доходят, зато если кто увязался, я сразу увижу. Так что пока буду считать что оторвался ненадолго.

Туристы стойко терпели до Попрада, а потом устроили бунт, дескать почему их не выпускают. Ни пописать, ни покакать. Вон там базар какой и туристы здесь не ездят, всё дешёвое наверняка!

Тарас Бульба косо взглянул на меня, что делать? Я кивнул. Коммунальный автобус предполагает некоторые неудобства. Тем более мне нужно было купить мешок побольше и набить его разным товаром для облегчения перехода границы.

Зря мы ругаем нашу таможню, конечно она коррумпированная, но за ней присматривают. Это не Украинская, когда в автобус влезают три-четыре человека, остальные ждут снаружи, и устраивают натуральный разбой, отнимая у пассажиров всё, что не укладывается в тесные рамки их восприятия.

Туристов было тридцать восемь человек, со мной тридцать девять. Пройти было

негде из за баулов, сумок, и узлов. Таможня знала что в автобусе их ожидает страшный ор и проклятия осатаневших от жадности соотечественников, закалённых в боях за валюту. Поэтому взяв список пассажиров, Сашко или Остап попробовал сосчитать нас по головам, сбился два раза, споткнулся о баул и заорал:

— А ну геть отсюдова! Приготовьсь к осмотру!

Мой мешок заинтересовал их больше других. Нюх у них что-ли?

— Развязывай!

Он посмотрел на сумку.

— А там шо?

— Вот берите, всё заберите! — сказал я дрожащим голосом, подавая сумку с деньгами, — Только мешок мой не троньте!

Сумка из его руки упала в пыль.

— Ну-ка, ну-ка! — он наклонился над мешком. — Хлопци, та вин же схоронив самою красчу горилку! Будем изымать!

Он уже держал в руках две бутылки Джека Дэниэлса.

— Якой шустрый. А протокол?

— Не надо протокол, ой что же я напарнику скажу? Каждая бутылка пятьдесят евро стоит!

— Запрещено провозить на территорию незаможней Украины больше чем одну бутылку на коцапску харю. И давай, иди, иди отсюдова, пока не заарестовали!

И трусы свои не забудь! — добавил он пиная мою сумку.

От автобуса на моё представление глядел наш шофёр, и довольно крякал.

— Ловко ты их! — сказал он, когда я влез в автобус. — Тильки я бы забрал одну, для достоверности. Раз уж одну можно.

— Пусть подавятся!

— На, поешь! — он протянул мне завёрнутые в бумагу бутерброды и бутылку Кока-Колы. — На словацком КПП купил. Ты у меня самый важный пассажир.

Вот я и подумал, вдруг от голода умрёшь? Сам не подавись.

Мы расстались у вокзала, мой путь лежал в Краснодар. Ну конечно же Москва важнее, только было бы ошибкой думать, что периферия ничего не знает и не видит. Она знает и видит гораздо больше, чем нужно для спокойной жизни. Вот поэтому там так неспокойно, и на этом можно было сыграть.

— Мне понравилось, как ты пытался охмурить эту особу в кассе. — сказала она.

Что правда — то правда. Только настоящие украинские женщины никогда не попадутся на удочку москалей. Что и было мне сказано.

Предстояло ехать в общем вагоне до Харькова. Старые фильмы о Гражданской войне грозили стать реальностью.

С этой мыслью я забрался на третью полку, надо было поспать и привести мысли в порядок, к тому же это единственное место, где тебя никто не толкает.

— А ну слезай! — голос был хорошо смазан салом, и отполирован стаканом горилки.

— В чём дело? — я еле продрал глаза, посмотрел на часы. Спал всего ничего, около двух часов.

— Сховався! Думаешь на найдём, бисов сын? И хде ж твой билет?

Я согнул ногу в колене и достал из носка железнодорожный билет.

— Вот он!

Они внимательно изучили бумажку.

— Почему спишь не там где положено?

Публика вокруг глядела с интересом, ожидая продолжения.

— Ну, так и быть! — я сделал вид что падаю, придержал падение о вторую полку напротив, и мягко приземлился, стащив сумку за ручки. И пошёл по вагону.

— Эй, ты куда? — спросил один. Я обернулся.

— Я понял что ты хочешь выделить мне персональное купе.

Бумажка в сто евро мелькнула перед его глазами.

— Так … это… Василь! — крикнул он. — Веди в своё купе!

— А где же я буду? Пан начальник?

— В ресторан пойдём, я угощаю. — Большим заскорузлым пальцем он запихнул банкноту глубже в нагрудный карман.

До Харькова меня никто не беспокоил.

Я вышел с вокзала на площадь и огляделся по сторонам. Украинские гаишники называются коротко и смешно — «Дай». По крайней мере их так зовут местные.

Мне нужен был один, чтобы помочь купить машину, да и передвигаться по городу не сравни удобнее. Тем более прибытие по железной дороге в Краснодар, всё больше напоминало мне приезд Его Императорского Величества в Сызрань, на открытие нового дома призрения. Его там встречали, полгорода точно.

Одинокий ДАИшник Гоша Сердюк, сидел в машине и откровенно зевал во весь рот. Клёва не было, ждал московский поезд. На своих всё равно много не заработаешь. Напарник опять у буфетчицы в подсобке. Развлекается там со своей лярвой.

— Не спи, замёрзнешь! — услышал насмешливый голос. Повернулся. Рядом с машиной стоял парень, лет тридцати, в стареньких джинсах, матерчатой куртке и такой же сумкой в руках.

— Тебе что? — буркнул он, не совсем уверенный что делать с наглецом.

— Помощь нужна. — ответил тот, — Помоги машину купить и оформить сегодня.

В голове у Гоши зазвенела падая золотая монета, потом ещё и ещё …

— За сколько взять хочешь?

— Три тысячи.

Золотой дождь иссяк. Сумма не та. Сколько он хочет сунуть мне за вознаграждение? Сто баксов?

— Иди отсюда, и не маячь. Увижу ещё раз и в кутузку. Беднота вшивая.

— А я хотел тебе тысячу дать, за помощь.

— Тысячу чего?

— Так ясно что не ваших тугриков, евро устроят?…

Гошины мысли понеслись с пугающей его самого скоростью, здесь были: две бутылки водки, шмат сала в морозилке, жена-лахудра, Президент Ющенко и телевизор.

— Телевизор… — сказал он, глядя в пространство стеклянным взглядом.

— Какой телевизор? — удивился приезжий.

— Большой, плоский, тысячу двести стоит …

— За эти деньги проводишь меня до границы. Ладно, не смотри так. До границы ещё пятьсот. О-кей?

Гоша кивнул и тронул машину с места.

— Эй, ты куда?

ДАИшник обернулся. Клиент стоял на тротуаре.

— Я думал ты уже сел. — сказал он виновато.