"Игрушка богов" - читать интересную книгу автора (Коронько Станислав)

Глава 14

Совсем незаметно солнце перевалило за точку зенита и покатилось к горизонту, а небо затянулось редкими облаками. Поднялся встречный ветер, и прежде ровная гладь озера стала напоминать поверхность стиральной доски. Волны были отнюдь не гигантскими — сантиметров двадцать в высоту- но лодку раскачивали исправно и немного затрудняли продвижение вперёд. Пока что они доставляли только небольшие неудобства, но не стоило забывать, что в достаточно большом водоёме сильный ветер легко мог бы сотворить шторм в миниатюре. А для небольшой лодки с низкими бортами это уже представляло серьёзную опасность. Самодельное судно в мгновение ока наберёт воды и пойдёт ко дну, как утюг, а вот пассажирам добираться до берега придётся очень и очень долго.

Конечно, два сменяющих друг друга гребца существенно увеличили скорость передвижения, чему существенно способствовало их дурацкое состязание в выносливости. Собственно говоря, именно для этого Курц его и затеял. И именно по этой же причине Себастиан поддержал его и всё ещё продолжал в нём участвовать. Просто говорить об этом вслух они считали ниже собственного достоинства. Вместо этого, и один, и второй предпочитали зубоскалить и отпускать в сторону друг друга ядовитые замечания по поводу и без. Вспышка раздражения Тимура заставила их ненадолго умолкнуть, но через некоторое время всё вернулось на круги своя. К счастью, физический труд выматывал достаточно сильно, чтобы вскоре гребец переставал реагировать на своего сменщика и отвечал лишь по инерции. Сей факт немало радовал Тимура. В противном случае, почти пять часов, прошедшие с момента встречи с Эзекилем, серьёзно сказались бы на его душевном равновесии и способности рассуждать.

Тимур, сидя на корме перед только что сменившимся Себастианом, как и обычно устроившимся на дуге на днище, вяло жевал полоску вяленого мяса и думал. Вспоминал все события, приключившееся с ним за последние дни, и всё, что сумел разузнать. Пытался представить себе цельную картинку, происходящего на Наутике. Информации отчаянно не хватало, и картинка получалась слишком размытой и туманной, в ней не хватало огромных кусков, но кое-что вырисовывалось достаточно отчётливо. Особенно в свете последнего разговора с Эзекилем и подключению к терминалу.

Например, стало абсолютно очевидно- всемогущий хранитель не может распоряжаться большинством систем станции. Почему так происходило- неизвестно. Скорее всего, Эзекиль страшился открывать своему слуге- наместнику- подлинную мощь станции, но могла быть и иная причина. Какая- неизвестно, но, должно быть, достаточно веская. Ведь овладей наместник управляющими системами станции по-полной, и тогда ничто не смогло бы спасти драконов от окончательного истребления в течение нескольких минут. Станция нашла бы их где угодно, в какой угодно степени активности и просто спалила бы их. Это было несложно- она неусыпно следила за своими созданиями.

Второе, что занимало Тимура, — Диана. Каким-то образом она вступила в связь с терминалом Эзекиля и сумела его разблокировать. Вещи, непонятные и просто недоступные для понимания образованного и развитого человека с Земли, были для неё совершенно естественны. Она была такой с рождения, а точнее с момента, когда в её тело проникли медиаторы, связав её со станцией. По какой прихоти механизм древних вдруг пожелал делегировать неразумному ребёнку такие огромные силы и почему сразу после этого бросил её, беспамятную, на произвол судьбы- вопрос крайне занимательный, но Тимур, в момент прикосновения к истине, даже и не пытался найти на него ответ. О чём очень сильно жалел.

Одно теперь было ясно наверняка, и полностью подтверждало догадки хранителей- рождение Дианы не случайность, не ошибка и не аномалия. Имелась причина, по которой станция создала её такой, какой она была, поместила её вдали от себя и дала ей способность скрываться от Эзекиля. Причина простая и очевидная, но, в силу невежества, для разумения Тимура пока недоступная. На этот счёт можно было построить сотни предположений и теорий, и какая-нибудь из них обязательно окажется верной, но гадание никогда не приведёт ни к чему хорошему. Уверившись в чём-то одном, разубедить себя порой бывает сложно. А иногда и невозможно.

Гораздо важнее другое- как быть дальше? Что делать по прибытию в Йонбен, теперь, когда Эзекиль предупреждён и напуган? Теперь, когда он сам признался, что недооценил опасность, исходящую от направляющихся к нему людей? Вряд ли он будет просто сидеть и ждать. К их встрече подготовятся. Теперь всерьёз. Оставалось лишь надеяться, что хитроумный Курц, старательно прикидывающийся простаком, продумал этот вариант заранее. Впрочем, излучаемая им уверенность как раз на это и указывала.

Курц бросил грести, скинул куртку, положил её рядом с собой.

— Что, уже выдохся? — тут же спросил Себастиан.

Удостоив священника презрительным взглядом, Курц стянул через голову кофту, пристроил её поверх куртки. Отстегнул от запястья кинжал, положил его рядом и снова взялся за вёсла.

А Тимур, забыв про пережёвываемое им мясо, с удивлением и содроганием уставился на его разогретый трудом торс. Вроде бы ничего необычного- среднестатистический человек в хорошей физической форме. Не особо мускулистый, зато сухой и поджарый. Во время гребков отчётливо проступает каждый мускул, видны их волокна. Кожа смуглая, загоревшая- таким Курц был ещё вчера в землянке, когда переодевался. Вот только чего нельзя было различить в слабом свете фонаря, но стало отчётливо заметно под солнечными лучами- бледные полоски- шрамы. Их было много- десятка три на груди и на животе, на плечах и на руках. Все различной длинны, ширины и глубины. Какие-то из них остались от очень опасных ран- возможно, они должны были убить. Или же на это надеялись люди, их нанёсшие.

Не меньше Тимура такой коллекцией шрамов был впечатлён и Себастиан.

— И откудаво такое богатство? — спросил священник.

— Отовсюду, — ответил Курц.

— Отовсюду- это всё же откудаго? Не при битве же в Уэно ты их заполучил?

— Нет, конечно. Какими-то на тренировках мои учителя меня наградили. Некоторыми- враги да разбойники.

— Учителя? — переспросил Тимур.

— Ага. Не на тренировочных же мечах и в латах настоящее мастерство постигается, а в бою смертельном. Вот и резали меня бывало. Каждый в меру надобности и моей медлительности.

Тимур вынул изо рта мясо, сглотнул. Сипло произнёс:

— Суровые, должно быть, учителя у тебя были.

— Не то слово, — беззаботно подтвердил Курц. — Ещё как меня гоняли. Думал порой- не выживу. Зато, когда до дела настоящего доходило, над любым врагом победу одерживал. Сколько бы их не было и чем бы я не бился. Однажды против дюжины стражников и надзирателя выстоял. С одним кинжалом.

Сказав это, Курц лучезарно улыбнулся, обнажив ряд ровных, правда, чуть желтоватых зубов. Улыбнулся легко и непринуждённо. Словно поведал только что не об опасных тренировках и смертельных схватках, многие из которых должны были окончиться для него плачевно, а о чём-то совсем обыденном, о каком-нибудь достижении в учёбе, которым он по праву мог гордиться. Наверное, так оно и было. Курц гордился своим мастерством и выдержанным экзаменом. И ничуть не смущался тому, что признался в убийстве тринадцати человек. А ведь это был лишь один эпизод из его бурной жизни. За плечами этого приветливого и легкомысленного с виду парня таких должно быть ещё немало.

Но это было нормально. Тимур уже хорошо усвоил, что находится в другом мире с другими правилами. Наутика- развитое средневековье, и мораль на ней соответствующая. А Курц к тому же был воином, и менталитет у него был воинский. Пусть для обычных, законопослушных граждан этого мира убийство- событие из ряда вон выходящее, для Курца действовали совсем иные нормы. Для него убийство в схватке- достижение. Это важная и неотъемлемая часть его становления как воина.

Пусть и очень мерзкая часть… Но это уже была субъективная точка зрения воспитанного юноши с Земли, проживавшего на протяжении двадцати лет в комфорте и достатке. Её можно было оспорить.

Тимура зацепило другое:

— А стражники-то в чём были виноваты? Неужели они все такие плохие, что заслуживают смерти?

Курц помрачнел. Исподлобья взглянул на Тимура и ответил:

— Нет, стражники мне не враги. Но те- были ими.

— Чем же они так провинились?

— Тем, что защищали надзирателя, которого я должен был убить.

— И всё? Только из-за этого?! — поражённо воскликнул Тимур.

В глазах Курца нельзя было прочесть ничего. Его лицо стало воплощением равнодушия. Очень жёсткого и беспощадного.

— Да. Только из-за этого.

Несмотря на смену настроения Курца и его явное нежелание общаться на эту тему, Тимур, испытывая какое-то извращённое, садистское удовольствие, продолжил допытываться:

— Так ты, получается на каждого встречного надзирателя кидаешься?

— Нет, не каждого. Только на того.

— Он был особенный?

— Да, особенный.

— И чем же?

— Лучше не спрашивай об этом, — искренне, но с какой-то зловещей интонацией в голосе посоветовал Курц.

— Почему? — назло своему собеседнику спросил Тимур.

Ответ пришёл от Себастиана:

— Потому что тот надзиратель был причастен к сожжению его родного города- Уэно. Точнее, покойный брат Уильям командовал армией, совершившей двадцать лет назад тот победоносный поход. Однако ж три или четыре года назад, уже будучи почтенным старцем и служа в мирном сане епископа, во время поездки за стену столицы Гардкики на него и его стражников, коих было ровно двенадцать, напали душегубы. И сдаётся мне, что с этими душегубами как раз и был наш спутник. Так ли это?

— Ага, — промычал Курц. — Только не было со мной никаких душегубов. Я был один.

— И целых двадцать лет ты носил в себе ненависть к брату Уильяму? Всего за то, что волею наместника его во главе армии поставили?

— Нет, не за это. А за то, что он лично казнил моего отца и мать.

Себастиан собрал бороду в пучок и принялся нервно за неё дергать.

— Погодь-погодь. Помню я это, был я там. Но… но ведь тогда получается, что ты…

— Да, — прервал священника Курц, — я сын правителя Уэно.

— Вот те на! — воскликнул Себастиан. — Да ты у нас знатный оказывается. Аристократ в седьмом поколении.

— Бывший аристократ, — поправил Курц. Горько добавил: — Да и что это такое- быть знатным, я так толком и не узнал. Не успел. Был слишком мал.

Себастиан прекратил терзать свою бороду. Подозрительно произнёс:

— А мне казалось, что наследника правителя вместе с ним смерти предали. Почему ж ты выжил?

— Потому что сын соратника отца мною назвался. А меня из окружённого города дракон вынес.

— Ксандер? — догадался Тимур. — Это он ваш бунт организовал?

— Да, из города меня вынес Ксандер. Только к бунту он отношения никакого не имеет. Не его это была затея, а отца моего. А помогал ему хранитель по имени Сальваторе. Затем и ещё драконы примкнули. Ксандер же предвидел, что другие города бунт не поддержат и что в одиночку Уэно не выстоит, потому отца моего от восстания вооружённого отговорить пытался.

Тимур растерянно потряс головой.

— Чего-то я недопонимаю. Между драконами тоже разногласия какие-то есть?

— Ага, — подтвердил Курц.

Тимур прищурился.

— А идея взять в этот поход Диану, случаем, не одному лишь Ксандеру принадлежит?

— Да, только ему. Остальные драконы никогда бы не согласились подпустить ведьму к инкубатору.

— Почему?

— Потому что боятся дарованной им власти. Они не знают, зачем она им дана, но знают, что таких людей, как Диана, в этом мире быть не должно. Если почувствует дракон ведьму, то указывает людям, где её найти можно, а уже те надзирателям её передают.

— Как у вас тут всё запутанно… — растерянно протянул Тимур.

Уже не оставалось сил чему-то удивляться, поражаться и возмущаться. Разбираться, где хорошие, где плохие, — напрасная трата времени. Что-то переиграть не получится. Выбор уже сделан, враг известен. Нужно идти и сражаться. И за себя, и за Диану. Больше в этом мире ей никто не поможет.

— Почему ты не сказал мне этого раньше? — спросил Тимур.

Курц, как и предполагалось, на секунду вынув вёсла из воды, пожал плечами.

— А что это изменило бы? Тебя бы сейчас не оказалось в этой лодке?

Захотелось что-нибудь сломать. Но под рукой не оказалось ничего подходящего, а стучать в ярости ногами по днищу лодки вдалеке от берега, по крайней мере, просто неразумно. Тогда Тимур просто вскочил со своего сиденья, с силой метнул в воду недоеденную полоску мяса и заорал:

— Нет, я был бы здесь! Но тогда бы я знал, что, даже если из всего этого похода что-то да выгорит, Диану всё равно убьют!

— Я не посчитал нужным говорить тебе об этом. Ведь если из нашего похода что-то да выгорит, то, что там уже дальше будет с Дианой, решать только тебе.

Тимур опустился обратно. Осторожно спросил:

— Мне? С чего бы это?

— Ты действительно не понимаешь?

— Нет, — признался Тимур.

— А если немного подумаешь, а потом ответишь, каким могуществом будет обладать человек, который сумеет перехватить управление инкубатором и избавиться от Эзекиля?

От воспоминания о миге единения со станцией по спине пробежали мурашки. Не мешкая, Тимур ответил:

— Безграничным.

— Правильно, — тоном, которым хвалят малых детей, протянул Курц. — Ты станешь новым правителем этого мира.

Заикаясь, Тимур с большим трудом выдавил:

— Я… Зачем я… А ты?

— А что я? — Курц состроил шутовскую гримасу. — Я мускулы, а не мозг. Я убийца, а не правитель. Моя задача дотащить тебя до этого инкубатора и помочь расправиться с Эзекилем. Остальное мне не интересно.

— Не поверишь, но мне тоже, — мрачно буркнул Тимур. — Меньше всего на свете мне хочется стать правителем этого мира. С какой такой радости мне это надо?

— С такой, что ты идеально подходишь на эту роль. Ты сделаешь это не из желания власти, а из необходимости позаботиться о Диане и обуздать драконов, обязательно пожелающих расправы над сторонниками Эзекиля. Ты издалека, ты не имеешь ни к кому личных счётов. Значит, сможешь остаться справедливым. Ты не желаешь власти. Значит, не превратишься в тирана.

Не придумав достойного ответа, Тимур беззвучно выругался. Курц всюду прав. Более непредвзятого кандидата для управления станцией, чем человек с Земли, не сыскать во всём свете. Кандидат вдобавок всячески избегает какой-либо ответственности и, если повезёт, через некоторое время, возможно, пожелает сложить с себя полномочия. Наутика вновь перейдёт под власть уцелевших драконов, и всё вернётся к прежнему порядку вещей. А зная, что сей порядок был заведён людьми несравнимо более древними и мудрыми, позволить себе задержаться внутри станции будет довольно сложно.

— Ладно-ладно, — пробормотал Тимур. — Ещё вопрос, стану ли я правителем. А вот узнать, почему Ксандер не поддерживает остальных хранителей, мне хочется сейчас.

— Да почём мне знать, что там на уме у дракона, — произнёс Курц.

— Верно, поэтому поведай-ка нам, каким же образом ты связался с ним.

— Да зачем тебе это надо? — недовольно пробурчал Курц. — Это моя личная жизнь.

— А вдруг удастся что-нибудь интересное разузнать?

— Не удастся.

— Но хуже мне от этого не будет. Так что попробуй рассказать хоть что-нибудь. Начни, например, с того, почему Ксандер остальным драконам с бунтом помогать не стал.

Курц некоторое время размышлял. Махал вёслами и молчал. Затем всё же решился и без всякого вступления начал:

— Идея моего отца была по-наивному глупа. Она была обречена на провал. Тогда я этого не знал- мне было-то всего пять лет- но сейчас, обойдя всю Гардику, я это хорошо понимаю. Никто не должен был поддержать бунт Уэно- все слишком довольны властью Эзекиля. Повстанцы предстали в глазах людей не как герой-освободители, а как самодуры, пожелавшие подчиниться чудовищам. Это мне объяснил Ксандер, а потом я понял это и сам. Из-за этого бунт провалился.

Но отец слишком верил в свою исключительную роль избранного, в свою роль человека, призванного вернуть в мир власть драконов. Он был наивным дураком, но слишком сильно верил в себя. Поэтому за ним последовали его подданные, а, когда он изгнал надзирателей, призвал драконов и все увидели их, услышали их речи, идея свержения Эзекиля завладела почти всем городом. Задумка была хороша, и она могла бы увенчаться успехом… если бы её поддержали люди и наше восстание докатилось до Йонбена. Драконы честно пытались привлечь сторонников в соседних городах, но, когда один из них не вернулся, оставили эту затею. А на воззвания наших приверженцев из числа людей почти никто и не откликнулся. В этот-то момент мы и проиграли.

Ксандер предвидел такое развитие событий и пытался всех вразумить, заставить сдаться, но мой отец не успокоился. Он решил дать бой посланной на усмирение города армии и этим примером поднять многочисленные восстания. Пока у укреплений города стояли обычные солдаты, всем удавалось сдерживать их атаки, а помощь драконов была просто неоценимой. Затем пришла армия надзирателей, а уж те умели и шёпоту хранителей противостоять, и сражался каждый за десятерых. Они дали шанс некоторым покинуть город, а тех, кто остался верен отцу и хранителям, истребили. Вместе с городом. Спаслись только драконы. Меня же… меня же по просьбе мамы унёс Ксандер. Чтобы меня не искали, мною назвался другой человек.

Пару месяцев обо мне заботился Ксандер. Всё мне объяснял, учил читать, писать. Хотел, чтобы я выбрал судьбу ученого мужа. Но я пожелал стать его орудием и отправился овладевать искусством убивать. Переходя от одного учителя к другому, я путешествовал и копил знания о мире, об Эзекиле и об испытании. Изучал историю и искал то, чего всемогущий бог боится больше всего. Так и условились мы с Ксандером попробовать подослать в Йонбен ведьму. А ещё и Игрока с ней отправить. Дабы шансов и возможностей достать бога побольше было. Убьёт Игрок наместника- отлично. Не согласится он с нами пойти- ну и пусть, есть ещё и ведьма. Уж с ней-то обязательно что-нибудь получится. Но, к счастью, Игрок нам попался покладистый, на всё согласный. Не особо обидчивый, в меру трусливый, на роль бога годный…

Несомненно, это была месть. За то, что был вынужден рассказать о себе. В противном случае, ни за что и никогда Курц не позволил бы себе конфликтовать со своим драгоценным «грузом». И Тимур это понимал достаточно хорошо. Вот только не обидеться после этих слов было довольно тяжело- уж слишком точно и больно они разили.

Но был ещё один человек, которого по неосторожности задели эти высказывания. О Диане, беззвучно сидящей на носу лодки, никто и не вспоминал вот уже довольно давно. Её присутствия просто не замечали- настолько незаметной она была. Забыл о ней и разгорячившийся Курц. Однако девочка напомнила о себе способом весьма неожиданным и эффективным- оплеухой со всего маха.

Курц бросил вёсла, с неподдельным изумлением обернулся. Через мгновение, когда боль дошла до мозга, приложил к ушибленному уху ладонь, вскрикнул.

— Ай! Ты чего дерёшься?!

Видимо, Курц и сам до конца не понимал, что только что сказала и как сильно обидел девочку. Впрочем, если и можно его было в чем-либо обвинить, то уж точно не в тупости. С виноватым лицом он приготовился было принести девочке свои извинения, но немного опоздал- девочку уже было просто так не остановить.

Срывающимся голосом, тыча в плечо Курца указательным пальцем, Диана закричала:

— Дурак, замолчи немедленно! Если больно тебе- не смей делать больно другим! Ты, трус! Если боишься- бойся сам!

— А? Чего это я боюсь?

— Того, что умрёшь, и никого не убьёшь! Вот и боишься! Тебе на всех наплевать, кроме этого Эзекиля и наместника. Только и можешь, что ненавидеть! А сам ни наместника, ни бога не лучше! Из-за тебя моя бабушка умерла! Только затем, чтобы ты представление то разыграть мог! Трус! Нормально поговорить боялся. Ничтожество лживое! Только и нужно тебе, чтобы всё по-твоему шло и Тимур тебя слушался!

Курц побледнел, его лицо вытянулось. Но он всё же нашел в себе силы и мужество ответить:

— Да, Диана, ты права. Я действительно боюсь, что последние двадцать лет я прожил зря. Что всё, что я освоил, что достиг, окажется ненужным, абсолютно бесполезным. Потому я хитрю, потому я задумал то представление. Чтобы быть уверенным наверняка. Я использую людей, как мне того нужно. Потому что не святой. И не собираюсь им быть. Ради достижения своей цели я сделаю что угодно- обману, предам, убью и умру сам. Я пройду по трупам и любому, кто попробует меня остановить, перегрызу глотку. Но своего добьюсь. Такой я есть. — Он ткнул пальцем в Тимура. Затем в Диану, и та в испуге отпрянула на нос лодки. Строгим тоном продолжил: — А вам двоим стоит помнить, что совсем недавно вашей судьбой было сдохнуть в самое ближайшее время. И это случилось бы, не сомневайтесь. Даже три к одному для Игрока- слишком ненадёжная ставка. Но теперь со мной у вас появился шанс уцелеть. Он очень мал, но это лучше, чем ничего. Вы должны это понимать. Можете ненавидеть меня, можете проклинать- мне всё равно. Скорее всего, к полудню завтрашнего дня нас всех не станет. Но, если мы всё же каким-то образом сумеем всё преодолеть и уцелеем, можете впоследствии делать со мной что хотите. Я с радостью приму любое наказание.

После столь проникновенной речи в лодке повисло гробовое молчание. Только едва слышно поскрипывали уключины да бились о борта волны.

Первым решился что-то сказать Тимур. Но ничего, помимо одного единственного слова, ему в голову так и не пришло:

— Откровенно.

— Ага, — подтвердил поостывший Курц. Обернулся назад, робко улыбнулся напуганной им девочке. Сказал: — Извини. Я не хотел высказываться так резко. Просто… просто не сдержался. Не хотел, чтобы меня и дальше принимали за героя. Если бы у вас была возможность выпутаться из этой истории без меня, я бы посоветовал вам воспользоваться ею. Но вы, к сожалению, не можете позволить себе подобной роскоши, поэтому вам придётся терпеть такого человека, как я.

Прозвучало это как-то зловеще, за этой фразой пряталось чувство вины, но никто не придал этому значению- появилась более насущная проблема.

— Спешу вам сообщить, господа, — официальным тоном изрёк Себастиан, — впереди появилось что-то похожее на лодку. И, судя по всему, она направляется к нам.

Все вздрогнули, проследили за взглядом священника. В самом деле, далеко на горизонте, чуть правее от курса лодки, совершенно незаметно для увлечённых выяснением отношений путников возникла чёрная клякса, по бокам от которой слабо угадывались волоски вёсел в количестве нескольких штук.

— Кто это может быть? — обеспокоенно спросил Тимур.

Курц бросил вёсла, взял с лавки свой кинжал, принялся пристёгивать его к запястью. Ответил:

— Если не рыбаки, то стража. Больше тут никого быть не может.

— Стража, — уверенно заявил Себастиан. — Рыбаки бы под парусом шли- ветер-то им попутный.

— Стража, так стража, — равнодушно произнёс Курц и натянул на себя кофту.

— Что-то ты, Курц, не выглядишь слишком взволнованным, — нервно заметил Тимур. — Ты же говорил, что у тебя есть безопасный маршрут.

— Ага. Мы ему как раз следуем.

— Тогда почему он безопасный, если нам навстречу плывёт лодка с солдатами?

Курц раскрыл свой рюкзак, вынул из него щитки на руки, принялся прилаживать первый на предплечье поверх кофты. Спокойно, словно речь шла о чём-то незначительном, ответил:

— Он потому безопасный, что плывёт именно шлюп, в котором не может находиться больше дюжины человек. Рыбацкие баркасы, в которых могло бы поместиться народу поболее, ещё на рассвете покинули порт Йонбена, и вернуть их у Эзекиля просто так не получится. Так что сейчас я от этих молодчиков избавлюсь и можно плыть дальше.

Равнодушие и безмятежность Курца поражали. Он не воспринимал плывущих навстречу людей как живых. Они были помехой на пути, которую следует устранить. Без жалости и особых эмоций.

— А нельзя… это… как-нибудь без убийств обойтись? — с надеждой спросил Тимур.

Курц пристегнул второй щиток, одел куртку. Оглянувшись на отчётливо видневшуюся вдалеке лодку, ответил:

— Не-а. От шестивёсельного шлюпа нам не уйти.

— Но нельзя же сразу поножовщину устраивать. — Тимур нервно схватился за рукоять своего меча. Проверил, вынимается ли он из ножен. Оказалось- да. Загнал его обратно в ножны. — Может, им вообще до нас дела нет.

Курц фыркнул.

— Ага. Они заблудились просто. А теперь плывут к нам дорогу спросить.

— Но… э…

— Не волнуйся, Тимур. Не собираюсь я сразу же на них кидаться. Попробую для начала зубы им заговорить. Вдруг пройдёт это. Хотя я сильно сомневаюсь. — Курц взялся за вёсла, развернул лодку, принялся не спеша подгребать к шлюпу, до которого оставалось не больше сотни метров и с которого на них пялилось пять человек, не считая трёх гребцов, сидящих спиной к носу. — Там у них вроде бы арбалет имеется. Поэтому, когда я крикну «ложись», ты, Тимур, и Диана падаете на дно и прижимаетесь к бортам. Ты, Себастиан, делай что хочешь. Главное- не мешайся.

— Не боись, не помешаюсь, — пообещал священник. — Может, даже подсоблю чуток.

И у этого тоже- ноль эмоций. Словно два мясника готовились разделать пару туш. Сначала ляжки, затем рёбра…

— Никто не умрёт. — В голосе Дианы смешались запредельная уверенность в себе и отчаянное желание помочь случайным встречным. Он прозвучал очень по-взрослому, хотя был, наверное, тоньше мышиного писка. — Я справлюсь… Я справлюсь…

До шлюпа оставалось метров пятьдесят. Стали видны красные туники семерых солдат, выглядывающие из-под них рукава кольчуг. Стоящий на носу держал в руках арбалет с натянутой тетивой. На двух кормовых скамейках попарно сидело четверо. На скамье, располагавшейся перед гребцами, рядом с солдатом располагался длинноволосый юноша, одетый в чёрное. Вояка явно смущался такого соседства и старался держаться от него как можно более дальше, из-за чего ему приходилось буквально вжиматься в борт. Чем был так страшен юноша стало ясно, когда на его груди сверкнул серебряный медальон.

Курц обернулся назад, озабоченно спросил:

— С чем ты справишься, Диана? Что ты задумала?

Но девочка, сгорбившись на скамье, как заклинание, повторяла:

— Я справлюсь… Я справлюсь… Я справлюсь…

— Только не надо ничего придумывать. Мне надо, чтобы они подплыли поближе. Ты… Ах… Вот жопа…

Сказано это было оттого, что девочка вдруг поднялась на ноги, развернулась лицом к приближающемуся шлюпу и вытянула перед собой правую руку. На шлюпе, до которого было уже метров двадцать, тут же всё пришло в движение. Солдаты и надзиратель напряглись, блеснул чуть выдвинутый из ножен клинок. Торчащий с ложе арбалета наконечник стрелы оказался направлен куда-то в борт лодки, прямо под Дианой. Но всерьёз к чему-то опасному эти люди так и не приготовились. Более внимательно они следили за мужчинами, чем за ребёнком. Именно от них они ожидали угрозы, но никак не от хрупкой, болезненно-бледной девочки.

— Слушайте… — Голос Дианы стал холодным, вкрадчивым, неожиданно низким. И, казалось, звучал прямо в голове… — Опустите оружие… Перед вами нет врагов. Перед вами никого нет.

Лица людей в шлюпе вдруг стали какими-то безмятежными, умиротворенными. Глаза- стеклянными. Головы повернулись строго перед собой, взгляды устремились прямо по курсу лодки, куда-то в бесконечную синеву озера. Лишь надзиратель как-то странно хмурился и кривился. Но тоже слушался.

Те же самые метаморфозы происходили с Себастианом и Курцем. Впрочем, не такие явные. Они, вполне очевидно, испытывали сходное желание расслабиться и погрузиться в себя, но каким-то образом умудрялись противостоять ему. И лишь Тимур с неподдельным изумлением наблюдал за происходящим, не ощущая каких-либо странных позывов, навеянных чем-то извне.

Шлюп, бывший раза в три больше самодельного судна Курца, проплыл мимо, метрах в трех от лодки. Гребцы даже не сделали попытки замедлиться.

Провожая стражников и надзирателя взглядом, Диана продолжила:

— За весь день вы никого не встречали, не видели ничего необычного…

Солдаты внимали этому голосу, превратившись в зомби. Они полностью подчинились.

Но не надзиратель. Он сопротивлялся и в какой-то миг вышел из-под контроля Дианы. Молниеносным движением вынул из-за спины меч, вскочил на ноги и полоснул себя по предплечью.

В тот же миг в его горло вонзилось лезвие метательного ножа, пущенного уверенной рукой Курца. Оно вошло почти на всю свою длину. Снаружи осталась торчать лишь плоская, металлическая рукоять, от которой вниз побежала тонкая струйка крови.

Юный надзиратель пошатнулся, беззвучно открыл рот. Поднёс к шее руку. На его лице появилось непередаваемое выражение удивление, когда пальцы наткнулись на какой-то чужеродный предмет. Видимо, парень ещё не успел до конца прийти в себя от воздействия Дианы, ибо поступил удивительно глупо и неразумно- вынул нож. Струя крови брызнула из перерезанной артерии, как вода из перебитого шланга. Она окропила лицо сидящего в трансе солдата, его одежду, лодку. Попала в озеро. Надзиратель скосил глаза на предмет, извлечённый у себя из шеи, разбрызгивая во все стороны кровь, обернулся к гребцам. Завалился в сторону, выпал из лодки в озеро и под тяжестью своего меча, который так и не выпустил, ушел под воду.

— Вы не будете помнить, что с вами был человек в чёрном. — Доносилось вслед уплывающему шлюпу. — Вы не будете видеть кровь. — Диана устало опустилась на колени на дно лодки, прислонилась к борту. Нормальным, но очень слабым голосом произнесла: — Надо… плыть… отсюда… До берега… уже близко…

Курц спрятал за поясом второй метательный нож, накрыл его курткой, взялся за вёсла. Сориентировавшись по солнцу, чуть развернул лодку и погрёб в прежнем направлении.

— Никогда не знал, что ведьмы способны на такое, — почти шёпотом пробормотал Себастиан.

— И никто не знал. Даже драконы. — Курц кинул быстрый взгляд за спину. Как бы невзначай спросил: — А вот интересно, что же ты ещё можешь?

Ответа он не дождался. Как раз в этот момент девочка сползла по борту, уткнулась лицом в днище и потеряла сознание. Хотя привести её в чувство не составило особого труда, расспросы пришлось отложить. Тем более что она упорно не желала ни с кем разговаривать, а только беззвучно плакала.