"Уголовного розыска воин" - читать интересную книгу автора

Последний налет Культяпого

Улицы города пестрят вывесками всевозможных коммерческих заведений, которые за годы нэпа расплодились как грибы после летнего дождя. Давно закончились бои на фронтах гражданской войны. Страна жила мирной жизнью. Но еще гремели выстрелы, лилась кровь невинных людей.

Деклассированные элементы, профессиональные преступники, воспользовавшись трудностями переходного периода, временной слабостью карательных органов молодой Советской власти, заметно активизировались. Грабежи, кражи и другие преступления, совершаемые не только ночью, но и днем, были для Уфы обычным явлением.

В это будничное сентябрьское утро в комиссионном магазине братьев Разуваевых, что на углу улиц Егора Сазонова и Бекетевской, было немноголюдно. Молодая, модно одетая женщина, бегло оглядев витрины и торговый зал, вышла на улицу. В ее руке мелькнул белый платочек и исчез в изящной сумочке. Это был условный сигнал.

Через минуту в магазин вошли четверо, один остался у входа. Увидев закрытые черными масками лица и направленные дула револьверов, продавцы и немногочисленные покупатели подняли руки. Через несколько минут все они были связаны и лежали на полу. Когда налетчики торопливо рассовывали по карманам золотые и серебряные вещи, драгоценные камни, случилось непредвиденное.

Дверь открылась, и на пороге появился поп в рясе — атлетического телосложения. Соучастник грабителей, оставленный для встречи случайных посетителей, с ним не справился.

Священник, вырвавшись, с криком «Караул, грабят!» побежал по улице. Преступники выскочили из магазина и бросились в разные стороны. Несколько мужчин из числа прохожих кинулись за убегавшими. Бандиты стали отстреливаться. Вблизи оказался сотрудник угрозыска Якин. Он послал подвернувшегося под руку парнишку сообщить в милицию, а сам стал преследовать одного из налетчиков. Тот, перебежав улицу, между домами вышел к Гостиному ряду, затем мимо рынка подался в сторону улицы Большой Казанской.

К этому времени прибыли работники милиции. Быстро сориентировавшись в обстановке, они разбились на группы и, расспрашивая на ходу очевидцев, начали преследовать преступников.

С помощью подоспевших товарищей Якин оцепил квартал от улицы Центральной вниз по Большой Казанской. Начали проверять все дома. Оказалось, что стоявший на улице извозчик видел, как неизвестный мужчина вбежал во двор второго от угла дома. Немедленно окружили дом, начали проверять. Один из милиционеров, заглянув под крыльцо, заметил там какой-то сверток. Это был плащ, а в нем фуражка, самодельная маска из черного материала и наган, еще пахнувший пороховой гарью. Значит, бандит недалеко!

Дав команду никого со двора не выпускать, Якин стал проводить тщательный обыск во всех помещениях. В этом доме находилась типография областной газеты со множеством кабинетов и несколькими десятками служащих.

Два раза обошли все комнаты и ничего подозрительного не заметили. Когда уже собирались уходить, уборщица типографии потянула милиционера за рукав и, показав на кабинет редактора, боязливо шепнула: «Вон он».

Там, развалясь на стуле и углубившись в чтение газеты, сидел тот, кого искали. Воспользовавшись отсутствием редактора, он спокойно дожидался конца обыска и был уверен, что пронесет и на этот раз.

В тот же день был пойман еще один участник налета.

Документов у задержанных не было. Назвались явно вымышленными фамилиями, на первых допросах давали противоречивые показания.

Инспектор уголовного розыска Гальцев, которому было поручено вести расследование, чувствовал, что в руки милиции попали участники хорошо организованной шайки. Поэтому он решил еще раз тщательно изучить все материалы о действующих бандгруппах, которые поступали из Москвы и других городов. В одной из ориентировок Центророзыска Иван Васильевич нашел сообщение о том, что по городам страны длительное время гастролирует группа, которая специализируется на ограблении ювелирных и комиссионных магазинов, касс учреждений и предприятий, кассиров, инкассаторов. Руководит ею некий Ершов, он же Осипов, по кличке Культяпый. Приложенная к документу фотокарточка имела сходство с одним из задержанных. А главное, совпадала особая примета — отсутствие указательного пальца на правой руке.

После предъявления фотографии арестованный сознался, что он действительно Ершов-Осипов, а второй соучастник Зенкович.

При дальнейшем расследовании выяснилось, что Ершов-Осипов — преступник с дореволюционным стажем, хорошо известный петербургской и московской полиции, неоднократно сидевший в тюрьмах еще в царское время. Он был очень удивлен и огорчен, что, умея легко уходить от знаменитых полицейских сыщиков, так глупо попался в захолустной Уфе. Во всяком случае, Ершов был уверен, что его провал является тщательно продуманной операцией Центророзыска.

О задержании Ершова-Осипова сообщили в Москву. Оттуда ответили, что в Уфу срочно командируется группа работников Центророзыска, и посоветовали усилить охрану арестованных.

Это предостережение оказалось не напрасным. Уже на вторую ночь после водворения в камеру Ершова и его соучастника сотрудники уголовного розыска и кавалерийского взвода были подняты по тревоге. Оставшиеся на свободе члены шайки предприняли попытку освободить своего главаря. Несмотря на перерезанные телефонные провода, охрана тюрьмы сумела вовремя сообщить о нападении, и оно было успешно отражено. После этого Ершов и Зенкович были переведены в более надежную камеру.

Вскоре из Москвы прибыли представители Центророзыска товарищи Савич, Варганов, Радченко.

Старшим группы был начальник Орловского губрозыска Филипп Иванович Варганов, который до этого много занимался розыском Ершова и расследованием деятельности его шайки. Из документов, привезенных Варгановым, стали известны и другие подробности.

Особенно бурную деятельность Осипов развил при белых в Омске. Комендантом города оказался его старый друг, соучастник по нескольким крупным аферам в Москве. Вскоре Осипов сделался его помощником.

Большие полномочия давали ему возможность производить обыски в домах богатых купцов, арестовывать проезжих коммерсантов, бежавших от революции дельцов и своих же коллег, сумевших сорвать где-либо хороший куш. Большинство из этих людей бесследно исчезали в подвалах комендатуры.

Карьера Осипова в Омске продолжалась недолго. Во время одной операции он нарвался на казачий патруль, в завязавшейся перестрелке был ранен в руку и еле успел скрыться. С тех пор за ним укоренилась кличка Культяпый.

В течение нескольких лет Ершов вел вольготную жизнь, переезжая из города в город.

Уверовав в счастливую звезду, Культяпый развернул свою деятельность на широкую ногу. Его приближенные выезжали обычно в крупные города специально для подыскивания подходящих объектов, предварительного изучения обстановки. После согласования с главарем на место прибывали другие. Первым делом они приглядывали подходящий дом где-нибудь в тихом переулке, а при необходимости поближе к выбранному объекту, и покупали его, оформляя, разумеется, на чужую фамилию по поддельным документам. Были случаи, когда для прикрытия истинных целей пребывания открывали сапожную или портновскую мастерскую.

Обжившись на новом месте и окончательно все подготовив, соучастники сообщали Культяпому. Как правило, он сам проверял выполнение намеченного плана, распределял роли среди участников и лично возглавлял налет. После удачного «дела» все исчезали, чтобы через некоторое время появиться далеко от этого места, в другом городе. Это в значительной мере способствовало неуловимости Ершова.

Из его наиболее близких подручных были известны Зенкович, сожительница Низковская и ее отец — старый уголовник, освобожденный с каторги в 1917 году. Он являлся главным советником и «консультантом» по наиболее сложным делам.

Во многих областных и городских отделах уголовного розыска имелись материалы по фактам дерзких ограблений, убийств, крупных мошенничеств, в которых фигурировали Ершов-Осипов или члены его шайки.

Поэтому выбор Варганова в эту командировку был не случаен.

По прибытии в Уфу Варганов встретился с начальником Башкирского угрозыска Прохоровым, ознакомился с материалами и решил проверить надежность охраны и условия содержания Осипова. С ним поехали Прохоров, Савич и инспектор Козлов.

Как только вошли в камеру-одиночку, Козлов по данному ему ранее инструктажу приступил к обыску Осипова. Арестованный, будучи захвачен врасплох, выхватил из кармана какие-то бумаги и стал заталкивать их себе в рот. В результате короткой борьбы часть измятых и изорванных записок удалось отобрать, остальные Осипов проглотил.

Большая часть изъятых бумажек была исписана цифрами, очевидно, каким-то шифром. На нескольких клочках удалось разобрать написанные карандашом фразы: «...отдай сто миллионов...», «...понедельник побегу...», «...если не согласится, постращай бузой[1]...» Было ясно, что Осипов с помощью своих сообщников готовил побег. Арестованный немедленно был переведен в другую камеру, для его охраны приставлен специальный военный караул.

Днем к Прохорову подошел надзиратель Фролов и сказал, что Осипов просил его отнести на почту письмо и он обещал ему это, а сам имел в виду передать письмо в уголовный розыск. Это было очень подозрительно. Похоже, что надзиратель опасался, как бы о нем не стало известно из отобранных бумаг.

— Александр Николаевич, — сказал Варганов Прохорову, — по-моему, Осипов поддерживает связь с волей через него. Распорядитесь-ка задержать Фролова.

— Согласен с тобой, Филипп Иванович, но давай подождем, может, через него сумеем на остальных выйти.

По возвращении в отдел Варганов разложил на столе все изъятые у преступника бумаги и с лупой в руках стал тщательно изучать их. Культяпый, видимо, не зря прибег к шифру, в этом тексте должно было быть самое важное.

Хорошо зная по материалам дела, что Осипов-Ершов самой верной помощницей считает Шуру Низковскую, Варганов предположил, что записка, вероятнее всего, адресована ей. Эта догадка привела к расшифровке первых двух слов — «Милая доченька». Таким образом стали известны значения 12 букв. Но дальше дело продвигалось с большим трудом.

Пригласили местного специалиста по шифровкам. Через несколько часов он подобрал ключ к шифру, и записка была прочтена полностью.

Ее содержание превзошло самые худшие опасения.

Осипов-Ершов писал: «Дела мои очень скверны... планую день и ночь, с ума схожу... держат меня черт знает как строго и все время следят... Без помощи мента[2] уйти невозможно, а ему довериться нельзя. Мне придется так: если мент поможет, то в ограде придется только одного шлепать, если без его помощи, то надо будет четверых шлепать в корпусе и двоих в ограде, не считая еще на улице... да и то без помощи может ничего не выйти. Но откладывать больше нельзя. Про меня уже навели справки, узнали, что у меня липа, не за горами и Омск... Буза у меня, ксиву[3] тоже получил...»

Медлить было нельзя ни минуты. Помимо усиления охраны, за тюрьмой было установлено специальное наблюдение.

Дав указание Прохорову о немедленном аресте и допросе Фролова, Варганов с Савичем лично занялись обыском всех трех камер, в которых до этого содержался Осипов. В отдушине стены, где проходила труба парового отопления, был найден наган с семью патронами и английский бурав, в щели цементного пола под кроватью были залеплены хлебом два ключа от дверей, ведущих в тюремный двор.

Под давлением улик Фролов признался в пособничестве бандитам. Он передавал письма от Осипова какой-то Шуре, от нее арестованному. Встречался с ней на улице, иногда она приходила на квартиру.

Засада на квартире Фролова результатов не дала, очевидно, Низковская была уже предупреждена. На последующих допросах Фролов показал, что один раз относил записку в дом номер 106 по улице Тобольской какой-то Женьке.

Ночью там были задержаны еще двое из шайки Культяпого — Михаил Котляров и Евгения Семенова. Затем, на другой квартире, и Александра Низковская. Как показала дальнейшая проверка, остальные члены банды уехали в Казань.

Варганов знал, что в Москве уже собраны все документы, все уголовные дела, возбужденные по преступлениям шайки Ершова-Осипова, следствие подробно разберется во всем и он сполна ответит за содеянное. Но ему хотелось сейчас же, по горячим следам, узнать все о банде — численность, местонахождение, дальнейшие намерения, тайники, где спрятаны оружие и награбленные ценности. От этого могло зависеть предотвращение многих новых злодеяний, полное разоблачение всех соучастников и пособников.

Уже на первых допросах Ершов понял, что Варганов и Прохоров опытные работники с твердым характером, объективностью, большой эрудированностью.

Филипп Иванович часто удивлял его знанием подробностей его биографии. Это способствовало тому, что главарь шайки дал Варганову много правдивых показаний о своей деятельности.

Остро переживая свою неудачу, Осипов неоднократно пытался «прощупать» Варганова и Прохорова, чтобы узнать, где же он промахнулся, в чем была его ошибка. Однажды в конце многочасовой беседы он еще раз повторил свою попытку:

— Филипп Иванович, а ведь, говоря откровенно, если бы не тот долгогривый идиот, вы бы меня ни за что не взяли. Так что вам просто помог случай.

— Не согласен. То, что вам помешал поп, это, допустим, вышло случайно. Но то, что на улице оказался наш сотрудник, что граждане оказали помощь в задержании грабителей, — это не случайность.

Они встречались и в Москве во время следствия. Трудно было поверить, что такой матерый бандит почувствовал какие-то угрызения совести. Но, видимо, все же разговоры не прошли даром. На одной из фотокарточек уголовного дела, относящегося к уфимскому эпизоду, Осипов сделал такую надпись:

«...Большая заслуга перед человечеством раскрывать преступления и уметь ловить преступников. Но еще большая заслуга — уметь их исправлять. Если бы мы встретились раньше, моя жизнь пошла бы по другому пути...»

В конце 1924 года Осипов и его ближайшие подручные были по приговору суда расстреляны.