"Хоро" - читать интересную книгу автора (Страшимиров Антон)

III

Дед Рад, стоя внизу в темном коридоре, ощупывал шею, тер лицо, горевшее от подзатыльников Миндила.

Конечно, он сам виноват: нужно было держать язык за зубами. Это вино его попутало. На то он и панагюрец, чтоб не быть простофилей. Не время теперь, когда брат убивает брата, языком болтать.

Старик ползал на коленях по земляному полу, разыскивая очки. Хорош он будет, если они разбились... Тю, какой срам... Нет, он, дед Рад, больше ни капли не возьмет в рот. И будет держать язык за зубами, просто проглотит язык.

Его руки коснулись какой-то двери, она приоткрылась, и Карабелиха вытянула шею.

— Кто там? Кто пришел? Сашко мне приведите, моего красавца писаного, ученого, умного, самого ученого и самого умного!

Дед Рад вполз в комнату на четвереньках.

— Это-то его и погубило, Карабелиха! Зачем ему было учение, зачем у-ум?

Старуха схватила тазик, стоявший у изголовья, и начала стучать им об пол:

— Внука хочу видеть! Дайте мне его-о-о! Не помру, пока не уви-и-жу его-о!

«Помрешь, и еще как! — Дед Рад смотрел на свою сверстницу, теперь желтую, как воск. — А какой красавицей она была когда-то! О-ох, какой крас-а-авицей!»

И панагюрец, боязливо оглянувшись, начал снова:

— Убит он, Карабелиха, убит, слышишь? Вместе с другими тремястами таких же, как он, с другими тремя тысячами, молодыми и зелеными, о, господи!.. Зарезали их — ху-ху-ху! А разве это грех, господи, разве это грех? Ху-ху-ху! Грех это, зверье бешеное? Ху-ху-ху!

Старуха вытаращила помутневшие глаза; руки ее, тяжелые, словно пасхальные свечи, свесились по сторонам лежанки.

Плач панагюрца перешел в кашель.

Прибежала испуганная Марга, взглянула на барыню и всплеснула руками — все было ясно. Она выскочила из комнаты, ушиблась, споткнувшись на лестнице.

— Божье проклятье, ой-ой!.. Свадьба и отпевание в один день! Барыня помирает, ой-ой-ой!

Женщины, сидевшие за свадебным столом около кухни, повскакали. Но Миндил, пристав, остановил их и сам пошел в покои умирающей. Дед Рад все кашлял. Пристав огляделся и поставил старика на ноги.

— Вставай, старая галоша, что раскис? Иди принеси уксус, будем ее в чувство приводить.

И он вытолкал деда Рада за дверь.

Миндил знал, что делать. Он сунул руки под подушку умирающей, нащупал там бархатную сумочку с перламутровой ручкой и, пыхтя, начал перекладывать ее содержимое в задние карманы своей куртки. Затем он снова сунул сумку на место — под тяжелую голову хозяйки.

Уксус, принесенный дедом, не понадобился: веки умирающей задрожали. Можно было бы, конечно, дать ей понюхать уксус, но какой в этом смысл! Зачем? Кому нужно, чтоб еще жила Карабелиха? Дед Рад, вытаращив глаза, подошел к старухе, но Миндил оттолкнул его руку.

— Оставь, не надо... Разве не видишь: помирает. И тем лучше!

Пристав был спокоен.

Служанка Марга уже доползла по лестнице до второго этажа и — бледная, растрепанная — вбежала в зал. Ничего нельзя было понять из ее слов. Но Миче побледнела и вскрикнула:

— Бабушка!

Глупая служанка! Дура набитая — дать бы ей как следует! Умерла старуха — экое чудо! Завтра ее и похоронят. Не могла уж помолчать! Что за брачная ночь будет после всего этого?.. Впрочем...

Гости опустили головы.

Но Миче опомнилась, оттолкнула мужа: пусть оставят ее наедине с ее горем. Пусть оставят!

Тут и жена кмета принялась обнимать Миче, ласкать, целовать. Пусть Миче возьмет себя в руки. Покойнице не поможешь. Завтра ее омоют, оденут и похоронят.

— Миче, голубушка, не расстраивай свадьбу, только мы развеселились!

У Миче заискрились глаза. Может, решила, что надо делать. Взгляд скользнул по гостям, лицо потемнело, губы задрожали. Вот-вот крикнет, чтоб убирались... а-а-а!.. чтоб все убирались.

Полковник, подбоченившись, смотрел на молодого: на его губах еще блестели капли только что выпитого вина.

«Вот ведь индюк!»

— Ну, что ты тут ошиваешься? Говорю тебе, иди закрой бабушке глаза. Да поищи под подушкой у нее, пока тебя не опередили.

Косоглазый встрепенулся. За ним пошли и женщины, но на лестнице он опередил их.

Пристав Миндилев уже выходил из комнаты старухи. Он вытянулся в струнку.

— Еще не умерла, господин начальник. Отходит.

...Умирающая встретила зятя блуждающим взглядом. Но тот посмотрел на деда Рада.

«Этот дурак тоже здесь!»

Разумеется, нужно было спешить. И зять стал шарить под изголовьем старухи. Нащупал бархатную сумочку, сжал ее в кулаке и заложил руку за спину.

Умирающая, вероятно, что-то почувствовала и зашевелила пальцами мертвеющей руки. А Миче уже причитала в коридоре:

— На кого ты меня оставляешь, бабушка!

— Чего не кричишь громче? Ори, чтоб тебя весь город услыхал! Миче, тебе говорю, перестань! Перестань! Ну?

Его кривой глаз был широко раскрыт, но Миче его не замечала. Она оттолкнула его руку и повалилась на постель умирающей.

— Не могу больше, бабушка! А-а, не хочу жить! Возьми меня с собой! С тобой хочу умереть, бабушка, с тоб-о-ой!

Сотир обнял ее. Ему, может быть, даже поцеловать ее захотелось. Она нравилась ему, когда плакала от боли, когда отчаянно кричала. Но он овладел собой и лишь приподнял ее с подушки.

И погладил окоченевшие руки старухи, даже улыбнулся ей.

— Держись, мать. Завтра позовем священника, причастит тебя. Ведь и это нужно. Держись. Умереть тоже не так-то просто.

Карабелиха взглянула на него как-то одним глазом, но смотрела она уже с того света. Губы ее зашевелились, она что-то говорила. Все нагнулись над ней. Зять растопырил руки.

— Что, бабушка, а? Скажи — где у тебя деньги? А? Деньги, говорю. Может, спрятаны где, а? Деньги, деньги?

Старуха забормотала. Начальник околии повернулся к деду Раду:

— Дед, слушай хорошенько.

— Слу-у-ушаю.

Жена кмета всем телом нагнулась над кроватью.

— Скажи, Карабелиха, мы все здесь.

Старуха взглянула угасающим глазом, остановила его на внучке и раскрыла рот.

— Что-о-бы се-е-мя ва-ше иссо-хло-о!..

Она отскочила. Новобрачный остолбенел:

— Что она сказала?

Миче зажала рот мокрым от слез платочком, который до того мяла в руках.

А старухе полегчало. Она закрыла глаза, лицо расправилось, словно после причастия. Вскоре нижняя челюсть ее отвисла...

Смерть пришла, но начальник околии не поверил: поднес зеркальце ко рту умершей. Стекло не запотело. Да, то, что затуманивает зеркальце, — отлетело. И слава богу...

— Теперь все наверх! Свадьба продолжается!

Начальник околии держал за спиной руку, сжимавшую пустую бархатную сумочку. Не обыскал ли ее раньше дед Рад? Или пристав Миндилев, быть может? Жена кмета обняла Миче. Что же теперь делать? Не расстраивать же свадьбу из-за умершей! Но Миче заголосила. Косоглазый снова вскипел и стал звать служанку — а руку по-прежнему держал за спиной.

— Марга, Марга!

Дура набитая! Кто знает, где она спряталась и ревет.

— Марг-а-а!