"Восход Чёрной Звезды" - читать интересную книгу автора (Пол Фредерик)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

Юп в день Великого События отправился на охоту, поэтому, когда все свершилось, его не было дома. События застали его врасплох. Лично у него были совсем другие планы. Он предполагал, что до прибытия Настоящих Американцев пройдет не менее нескольких дней. Он просчитался, и все пропустил: посадку президентской яхты, церемонию приветствия, все. Он запоздал по дороге домой, чтобы подстрелить чернильника, потому что обожал закусить ломтем свежего сочного ростбифа из чернильника, мясо у которого очень нежное и тает во рту, если предварительно выщелочить из него все железистые соли. Теперь он чернильника в рот не возьмет, никогда. Юп влетел в родное гнездо — в жарком влажном воздухе Мира он обильно потел, и мимоходом сорвал пушистый листок, чтобы промакнуть пот, — где старшие сестры встретили его насмешками и упреками.

— Ты все проворонил, Юп, болван ты этакий!

— Вот так всегда — приспичит тебе на охоту как раз в тот момент…

— Юпи, ты бы посмотрел на ПРЕЗИДЕНТА! И…

— Юп, он такой красавчик!

— Что? — взревел Юп, когда до него дошел, по крайней мере частью, смысл услышанного. Он швырнул чернильника на пол, отчего старшая сестра Марсия сердито запричитала — опять он испачкал кровью чистые циновки, — но Юп не слушал.

— Они прилетели? — возмущенно воскликнул он. О! Нет во вселенной справедливости! — И мне никто не сказал? — Разумеется, никто, потому что никто и не мог его предупредить, они сами ничего не знали, как с удовольствием тут же объяснили ему старшие сестры. Другие, особенно те, что были на сносях, отшатнулись прочь, при виде его яростно покрасневшего лица и сжатых кулаков, которыми Юпитер размахивал, как мельница крыльями. Юпитер никогда бы не причинил им вреда намеренно, и в этом они не сомневались. Но случалось, что он, разволновавшись, принимался размахивать руками, и кое-кто ему под горячую руку попадал. Юп был вспыльчивым юношей.

— Юпитер, пожалуйста, остынь, — взмолилась одна из младших сестриц, осторожно подойдя сзади. Ей было десять лет, у нее были веселые яркие глаза, и звали ее Сьюзифи, и она принесла мягчайший лист-полотенце, чтобы обсушить взмокшего Юпитера, намаслить и начисто стереть с бронзовой кожи кровь чернильника. Она ласково отвела Юпа в сторонку, подальше от кровяного пятна на полу. Марсия уже пинками загоняла в комнату бригаду глупиков, чтобы занялись делом: вымыли пол, оттащили свежее мясо на кухню. Юпитер тем временем сыпал проклятиями и топал от досады ногами — плохие новости крайне его расстроили.

То есть наоборот! Новости превосходные, потрясающие! Плохо только, что в самую звездную минуту Юпитер в поисках приключений куролесил по ближним лесам, вместо того, чтобы помчаться в Космогород или, по крайней мере, вместе с сестрами приникнуть к индекс-просматривателям. Такой шанс жизнь дает человеку лишь раз! И он его прошляпил! И запуск президентской яхты с китайского космодрома, — изображение передавали зонды-лазутчики, запущенные на орбиту вокруг земного солнца, — и как яхта провалилась в переходное пространство, когда транспортировщик перебросил ее из одной вселенной в другую; и как яхта была поймана в манипуляторы челнока; и посадку, и первую встречу, и радость, от которой лопались сердца всех верных янки Мира.

Он все пропустил! Все случилось без него!

Сестры Юпа, разумеется, взволнованно щебетали, взахлеб пересказывая для Юпа новости, перебивая друг друга, так что он лишь постепенно составил из отдельных кусочков цельную картину. Президент прилетел один — то есть других мужчин на яхте не было. Само собой, при нем находились две сестры, но ты знаешь, Юп, они такие забавные, одна старая, с морщинками, желтоватая и злющая, а другая — тоже желтоватая и злющая, но молодая! Кто их встречал в Космогороде? Конечно же, губернаторша, Большая Полли! Да, она произнесла речь. Да, они речь записали, они вообще весь репортаж записали, до последней минутки; если Юп желает, они ему тут же прокрутят запись.

Нет, запись он смотреть не собирается! Его место — там, в Космогороде! И как можно скорее он отправляется в Космогород!

Дело было не только в том, что Юп — горячий патриот, патриотами были они все, и не в том, что он прошел военную подготовку. Все его сестры тоже были обученными солдатами: военная подготовка среди гражданских обязанностей занимала второе по важности место после деторождения. Юпитер, будучи по биологическим причинам к рождению детей неспособным, от первейшей обязанности освобождался. Но мужчины Мира, составлявшие малую долю его населения, не просто были в любой миг готовы ринуться в битву, они просто сгорали от неутолимого желания скрестить с врагом мечи. Они были подобны гранате, из которой выдернута чека, и если только освободить рукоятку… Все прочие жители Мира это хорошо понимали. Сестры были готовы сражаться, потому что они обязаны сражаться. Мужчины рвались в бой, потому что мужчины — это воины. У Юпитера накопилось много претензий к устройству вселенной, но главным образом миропорядок не устраивал его в том отношении, что в непосредственной близости не наблюдалось подходящего противника, которому можно было бы объявить войну. Не с кем было в Мире воевать. Урни, как глупики, так и умники, не годились в противники, хотя бы потому, что урней слишком много (к тому же, в определенном смысле, это была их планета). Можно, конечно, выследить и убить чернильника или дикую верховую птицу, и это хорошая забава, вот только беда — тупые создания не умели защищаться, никогда не отвечали ударом на удар. Юпитеру крайне был необходим враг. Вот чего жаждала его душа с младых ногтей, еще с того дня, когда ему, пятилетнему мальчугану, подарили его первый набор боевых посохов.

Любому янки гарантировался враг, разумеется, но до настоящей схватки было далеко. До сегодняшнего дня, когда свершилось великое событие.

— Накормите мою птицу! — отрывисто приказал Юпитер сестрам, которые ухаживали за верховыми летунами.

— Принесите мой мундир! — рявкнул он на двенадцатилеток, входивших в хозяйственный наряд, занимавшийся домашними делами.

— Состряпайте мне легкий завтрак! — велел он дежурившим на кухне.

Он бросал приказы направо и налево, и все гнездо всполошилось, засуетились, забегали сестры. Впрочем, так всегда случалось. Сестры всегда из кожи вон лезли, опекая своего единственного любимчика — мужчину их гнезда.

Быть эмигрантом — нелегко. Сознание того, что проведешь, быть может, всю жизнь вдали от Родины, у тебя украденной — это иногда пугает, а иногда наполняет гордостью. Потому что Родину предстоит вернуть, вновь завоевать. Освободительный дух стал топливом для всех янки Мира, наполняя живой энергией все их помыслы. Точно такое же пламя пылало в груди всякого кубинца, всякого поляка или еврея — они были свято и на всю жизнь преданы полумифической родной земле, которую даже никогда не видели. Чем невероятнее становилась идея отвоевать Родину, тем ярче и жарче разгоралось пламя.

Юпитер жаждал сражаться за Родину. Он очень, очень хотел воевать, и в том не было его вины. Он был типичным сыном своей эпохи и своего мира. И рабом, конечно же, своих мужских генов. Кто-то из древних, кажется, его звали Дэниел Патрик Мойнихан, заметил однажды, что любое общество подвержено нашествию варваров — однажды, в течение одного поколения, — и варваров этих создает само общество внутри себя. Варвары эти — молодые мужчины в возрасте от семнадцати до двадцати трех.

Юпитер был отличным образцом: здоровенный, первосортный варвар, продукт своего общества. Он грезил о городах, которые предстояло захватить и разграбить, о врагах, чьей кровью обагрит он землю; к этому его принуждали собственные железы внутренней секреции, непрерывно качавшие в кровь гормоны воинственности. Кроме того, он был эмигрантом в третьем поколении, судьба забросила его предков за сорок с чем-то световых лет от дома, поэтому боевой импульс и был надлежащим образом сфокусирован. Освободить! Отвоевать! Отомстить! Вот ключевые слова, повторяемые как молитва, которые Юпитер впитал с молоком матери.

Поскольку на каждые сто семьдесят женщин приходился только один мужчина, войска вторжения не могли состоять исключительно из представителей сильного пола. Слабый пол тоже примет участие в битве. Их к этому подготовили. И они не в меньшей степени, чем Юпитер, преданы идее Освобождения. Но железы не наводняют их кровь огненными гормонами. Поэтому восхищенные сестрицы, оживленно тараторя, суетились вокруг Юпитера, включая даже тех, что не меньше, чем он сам, ждали случая выпустить пар в хорошенькой потасовке. Глупые урни носились по всему гнезду: тащили Юпитеру мундир, смахивали пылинки и вытирали пятнышки, наглаживали складки до бритвенной остроты. Под восхищенными взглядами сестер, собравшихся со всего гнезда, Юпитер, приняв ванну и выбрившись, осматривал себя в зеркале, отрабатывая свирепую, воинственную мину. Даже старшая сестра Лойола покинула ясли с пятнадцатью самыми юными членами гнезда, еще не умевшими говорить; бригада глупиков под присмотром двенадцатилетней сестрицы позаботится о младенцах и накормит их.

— Как бы и мне хотелось полететь с тобой, Юпитер, — вздохнула старшая сестра. — Может, подождешь, пока я уложу птенчиков спать?

Юпитер не удостоил ее отрицательного ответа. Он лишь захохотал и состроил свирепую воинственную мину, одну из тех, что он только что отрабатывал перед зеркалом. Старшая сестра так же хорошо знала ответ, как и Юпитер. Ждать Юпитер не намеревался — никого и ничего — кроме разве что обязательной аудиенции у Мать-сестры, входившей в обязательный ритуал перед отлетом из гнезда.

Встречу с Мать-сестрой он оттягивал насколько возможно.

После того как Юпитер убедился, что все сестры гнезда организованно трудятся над заданием, каковым была подготовка его, Юпитера, к вылету в Космогород, он решил позавтракать и милостиво разрешил сестрицам-кухаркам накормить себя. Ему подали бифштекс из мяса чернильника, но не того, что он принес из лесу, а из морозильника. К бифштексу прилагались свежайшие овощи из гнездового огорода и бокал ледяного фруктового вина. Гнездо Юпитера было одним из старейших и, как считали все его птенцы, едва ли не самым лучшим — в особенности, если речь шла о питании. Члены гнезда питались превосходно.

Разумеется, любое гнездо в том или ином отношении считало себя чем-то исключительным, из ряда вон выходящим. И они не так уж не правы. Гнезд, в принципе, было совсем не много, и поэтому каждое вполне могло чем-то особенным отличаться от прочих. Даже после полувека интенсивного размножения людей в Мире все еще было маловато.

Янки, как правило, устраивали гнезда сразу за чертой одного из громадных древних городов урней. В самих городах люди поселялись крайне редко. Слишком в городах было душно и жарко, слишком много хлопот доставляли воздушные кондиционеры, без которых в парком воздухе Мира не обойтись. По правде говоря, воздух в гнезде был не прохладнее наружного. За три поколения американцы привыкли к постоянным восьмидесяти с хвостиком градусам,[14] а урни, разумеется, которых сама эволюция приспособила к влажной жаре, просто блаженствовали. Главное и решающее отличие заключалось в том, что внутри гнезда воздух был намного суше, чем снаружи. Мешочки с гигроскопической солью, подцепленные к вентиляторам, впитывали изрядное количество водяных паров. Когда мешочки насыщались до предела, глупики их снимали и просушивали в духовках — или собственным теплом, когда сбегались в кучу на ночлег, или просто пообщаться, или заняться любовью. Урни, будь то умники либо глупики, не возражали против того, чтобы промокнуть. Наоборот, им это нравилось.

Другая причина, по которой американцы преимущественно жили за чертой городов, состояла в том, что умники так хотели. Селить американцев в городах они почему-то избегали. А планета ведь, по сути говоря, принадлежала им.

В известном смысле.

Покончив с завтраком, Юпитер выпятил квадратный, очень воинственно-мужественный подбородок и решил, что наступило время предстать пред очи Мать-сестры Нэнси-Ар. Оттягивать визит дальше не представлялось возможным. Поэтому, как только мундир был вычищен и выглажен и полностью готов к употреблению, а из птичника доложили, что его личная верховая птица, по кличке Молния, послушно и с аппетитом поглощает обед, Юп покинул большое гнездо, направляясь к аккуратному симпатичному домику под джоу-деревом, принадлежавшим Мать-сестре Нэнси-Ар и ее супруге.

Мать-сестра Нэнси-Ар была женщиной лет пятидесяти с небольшим. До сих пор она сохраняла ослепительную красоту. Все остальные женщины в гнезде Юпитера были вполне миловидны, выше среднего; случалось, что братья из прочих гнезд, отправляясь побродить по Миру, частенько застревали в юпитеровом гнезде на неделю, а то и две, каждую ночь вкушая прелести очередной сестрицы. Покидая гнездо, все они непременно рассыпались в комплиментах насчет их красоты. Раз десять или больше братья предлагали Нэнси-Ар разделить с ними ложе, несмотря на ее далеко не юный возраст, но Нэнси-Ар отличалась завидным постоянством сексуальных наклонностей, будучи целиком и полностью лесбиянкой. Моногамной. Она и Сюзи стали подругами лет тридцать назад, успели за это время завести пятнадцать детишек, которыми крайне гордились, а сейчас ждали еще одного. И все детишки — исключительно их собственные; никаких имплантов из морозильной камеры для любимой женушки Нэнси-Ар!

Между Нэнси-Ар и Юпитером давно разгорелось соперничество за власть в гнезде, оба старались любым способом, правдами и неправдами, захватить главенствующую роль. Юп был Мужчиной гнезда, но Нэнси-Ар — Мать-сестрой.

Собственная мать Нэнси-Ар (не донор, а родительница) принадлежала к числу Первопоселенцев. Конечно, не тех, кто действительно ступил первыми на землю Мира, не из экипажа корабля, совершившего посадку в 2047 году. Все женщины в том экипаже успели к моменту высадки слишком состариться, и уже не могли ни зачать, ни выносить пересаженные эмбрионы. Немудрено, что Нэнси-Ар унаследовала от матери стиль жизни и манеры. Она была несколько старомодной дамой. Во всяком случае, некоторые взгляды, которых она придерживалась… например, когда все ее сестры-погодки достигли зрелости и зачали первого ребенка, Нэнси-Ар вынашивать ребенка отказалась, что заставило многих сестер удивленно приподнять изящно изогнутые брови. Нэнси-Ар упорно стояла на своем. Она готова забеременеть, но только от любимого человека. Представляете? О старомодных привычках Мать-сестры говорило само убранство домика, достаточно бросить взгляд. Номер один: на настенном экране реет звездно-полосатый стяг. Номер два: повсюду, где только можно, на всех столиках и полочках и любых прочих плоских поверхностях торчат фотографии с подписями — фотографии Первопоселенцев, с их собственными автографами для Нэнси-Ар. Номер три: в дворике коттеджа, в знак уважения к хозяевам планеты, — статуя длинношеего, с тонкими вытянутыми ножками, с телом головастика существа, одного из этих Живых Богов, которым поклоняются урни.

— Наконец-то ты явился, — окликнула Мать-сестра Юпитера, когда он влетел в дворик сквозь ворота-арку джоу-дерева, придерживая на плече сумку с мундиром.

— Я не знал… меня в гнезде не было, — с неохотой объяснил он свое опоздание. Он отвесил легкий поклон Живому Богу и, приплясывая в нетерпении, ждал, пока Нэнси-Ар уступит ему дорогу, и он сможет войти в коттедж.

Старшая женщина и единственный мужчина гнезда вели скрытую позиционную войну. Юп набирал очки, стараясь не попадаться на глаза Нэнси-Ар, если предполагал, что поступки его вызовут неодобрение Мать-сестры. Нэнси-Ар выигрывала порой раунд благодаря своей проницательности — она, если удавалось, «рассчитывала» действия Юпитера вперед. Она хорошо понимала, зачем он явился.

Даже мужчина обязан испросить разрешения, если он хочет покинуть территорию гнезда. Юпитеру не терпится умчаться в Космогород, это ясно как день! Черт возьми, найдется ли американец, который не желал бы узреть своего президента! И она понимала, какая грянет буря, если она разрешения не даст. Будучи ловким тактиком, Нэнси-Ар поспешила перехватить инициативу:

— Почему ты до сих пор здесь, Юп? Я хочу, чтобы ты немедленно отправился поприветствовать президента!

Настороженно-хмурая мина на лице Юпитера мгновенно растаяла, сменившись радостной улыбкой.

— Спасибо, Нэнси-Ар, спасибо!

Он тут же сбросил набедренную повязку и начал натягивать форменные брюки. Красивое тело, отметила про себя Нэнси-Ар, обладавшая развитым эстетическим вкусом. Красивое для мужчины, естественно.

— Урни собирают мой вещмешок… буду готов вылететь через десять минут, — добавил Юпитер.

— Превосходно, мой милый. Ты решил взять Молнию? У нее вот-вот начнется течка. Все дорогу будет гоняться за птичками.

Улыбка Юпа поблекла, уголки губ опустились, дрогнули веки. Нэнси-Ар поспешно добавила:

— Но ты с ней справишься, Юп, я уверена. Кроме тебя она никого не послушается. Не желаешь ли оставить рапорт, прежде чем улетишь в Космогород?

— Затем и пришел, — согласился Юп. Он с добродушной улыбкой подождал, пока Нэнси-Ар позовет жену, Сюзи, и Сюзи, с огромным, торчащим вперед животом, вперевалку выйдет из коттеджа, чтобы записать донесение Юпа. Юп дружелюбно погладил ее раздутый живот.

— Везет же тебе, Сюзи. В твоем возрасте — и всё еще твои яйцеклетки жизнеспособны!

Сюзи захихикала, опустила в гнездо аппарата иглу и кивнула, давая знак начинать.

В задачу Юпа входило разведать площадку для нового гнезда. (Уклониться от маршрута, чтобы поохотиться на чернильника — эта идея к нему пришла потом.) Гнездо созрело и было готово к разделению — сто тридцать одна сестрица в возрасте старше восьми. Возможности начать новое гнездо радовались все. Деление гнезда означало, что одна из старших сестер станет главной и не придется ждать, пока умрет Нэнси-Ар. Более того, в новом гнезде родится еще один мальчик, не нарушая установленного соотношения «1 к 170». Самое главное, появление нового гнезда вновь докажет: Америка жива и процветает, и растет!

Доклад Юпа был краток. Поблизости от озера полно хорошей пахотной земли. Озеро расположено рядом с городом урней, и город в приличном состоянии. Наблюдаются в избытке глупики (для черной работы) и умников тоже хватает (для компании). Озеро обеспечит гнездо водой (пробы воды доставлены для анализа), стоком, и местность, вдобавок, очень милая: невысокие холмы на горизонте, чистое и обширное озеро.

— Полагаю, разделение можно начинать в любой момент, Нэнси-Ар, — закончил свой доклад Юпитер и с удивлением заметил, что Мать-Сестра скептически поджала губы. — Что-то не так?

— Я вот думаю, а захотят ли сестры разделяться?

— Захотят ли? Разумеется, все мы хотим начать новое гнездо! Разве не так?

Нэнси-Ар подмигнула Сюзи. Юпитер проиграл очко! Он явно не продумал ситуацию до конца.

— Не так. Возможно, очень скоро все мы отправимся обратно на Землю, — сказала она, наслаждаясь впечатлением, которое слова ее произвели на Юпитера. Юпитер испытал шок, переходящий в безудержный восторг.

В своем мундире Юп выглядел внушительно и знал об этом. Мундир скроили умники, с любовью и тщательным вниманием изучив старинные снимки и руководствуясь моделью, предложенной сенатом: брюки, фуражка с козырьком, китель с эполетами, кобура с личным оружием.

Револьвер был как настоящий и даже стрелял, хотя точность стрельбы оставляла желать лучшего так же, как и дальность. Всем американцам после десятого дня рождения шили мундиры. Мундиры полагалось надевать для парадов в День Ветеранов и Четвертого Июля; в мундиры облачались по всякому подходящему случаю, это была парадная, торжественная форма одежды. Повседневный костюм Юла состоял из набедренной повязки и тонкого слоя масла, которым он растирал тело. Но в мундире, как он отметил, посмотревшись в зеркало Нэнси-Ар, он выглядел очень внушительно, даже импозантно!

Поскольку у Молнии, верховой птицы Юпа, близился период течки, в загоне Юп ее не нашел. Глупики, кувыркаясь друг через дружку и радостно скуля, показывали в небо. Вот где она была — в воздухе, преследовала птиц, чтобы полакомиться ими на десерт после обеда и накопить запас белков для близящегося сезона спаривания. Наконец Молния тяжело опустилась в загон, ее длинные тонкие крылья величественно взмахивали, а пасть была испачкана черной кровью. Впрочем, когда Юп погладил брюшную сумку, она послушно открыла ему проход.

— Эй, Юп! Старина! Влетаешь?

Юп, одной ногой уже стоявший внутри мягкой теплой сумки, обернулся. Один из умников, Айк, переваливаясь на толстых коротеньких лапах, спешил в его сторону. Айк тоже облачился в мундир, — насколько это понятие применимо к урню. Тело его было раскрашено во все полагающиеся мундиру цвета, а козырек форменной фуражки был такой же блестящий, как у Юпитера.

— Можно мне с тобой? — вежливо попросил он. — Хватит места?

— Он наш президент, а не ваш, — с подозрением заметил Юл.

— Нет, нет! — заскулил урень. — И наш, наш тоже, Юп! И вообще, я хочу на парад. Юп, пожалуйста!

— Ладно, влезай, — вздохнул Юп, что прозвучало почти как «Черт бы тебя подрал!», но урень желаемого добился. По правде говоря, Юп неплохо относился к Айку. Они несколько раз вместе отправлялись охотиться, и если Юп давал сто очков Айку по физической силе, Айк давал Юпу сто очков вперед по тонкости обоняния и умению застыть, притаившись в засаде, выжидая, пока чернильник не подойдет поближе. Айк был стар даже для урня. Лет на десять старше самой Мать-сестры; и он тоже собственными глазами видел Первопоселенцев.

Кроме того, для урня Айк был крупной особью, размером приблизительно с земного колли. Увидев, что ей предстоит нести двойной груз, Молния недовольно зафыркала, хотя вторым пассажиром был всего лишь урень. На самом деле ой просто было лень стараться, потому что сил у нее хватало с избытком. Эволюция наделила Молнию способностью за один раз переносить в сумке до восьми детенышей, в легком поле притяжения Мира крылья и мускулы Молнии с такой работой вполне справлялись.

Тем не менее, в набрюшной сумке свободного места было маловато. Пару раз Молния обиженно застонала, когда стенку мешка болезненно задевал то ботинок с жесткой подошвой, то пряжка ремня, то твердая кобура.

— Поосторожнее! — сурово приказал Юпитер урню, и Айк виновато втянул когти, с помощью которых урни ловко карабкались на деревья.

Молния зафыркала, сжала мышцы набрюшной сумки, но стоило лишь Юпитеру ухватить ее за соски как следует и дернуть их вверх, как Молния послушно взлетела в пропитанный влагой воздух.

Как все верховые птицы, Молния росла и воспитывалась вместе со своим седоком. Малютка Юп протиснулся в едва начавшую плодоносить сумку юной Молнии, когда им обоим от роду было почти ничего. Они росли вместе. Молния слушалась руки Юпа с легкостью, которую дает долгая привычка, хотя время от времени Юпитеру приходилось и власть применять. Аппетиты Молнии разгорались все сильнее, поэтому, когда мимо пронеслась неосторожная птичья стайка, Юпитеру пришлось сурово пресечь попытки его птицы броситься в погоню. В остальном же Молния вполне ровно летела сама по себе. Юп позволил себе расслабиться, поболтать с умником Айком, поглазеть на проплывавший внизу пейзаж. Но в основном время он тратил на беседу с урнем.

— Как? — воскликнул Айк, потрясенный. — Ты не видел встречу даже в записи?

Юпитер поддерживал урня, чтобы тот мог выглядывать поверх края сумки.

— Времени не было, — сухо сказал он.

Айк с упреком шевельнул нижней челюстью. Челюсть урней была почти единственной частью тела, двигая которой они могли выражать эмоции, наподобие того, как люди машут головой. Голова урней жестко крепилась к торсу, как у кита или клопа. Движение челюстью означало негодование.

— Ты пропустил самое важное событие в истории Мира! — сказал Айк и порылся в сумочке на поясе, отыскивая карманный просматриватель. Молния протестующе пискнула, когда углом просматривателя урень задел мягкую чувствительную подкладку набрюшной сумки.

— Смотри, — велел урень, набирая код записи, демонстрирующей встречу президента.

— Нет-нет, назад прокрути, — попросил Юпитер, и урень послушно выполнил просьбу. Юпитер, впившись взглядом в экранчик, ахнул от возбуждения, когда президентская яхта в точно рассчитанном месте ворвалась из переход-пространства в нормальное. Яхта не пыталась убежать от приблизившегося челнока. Захваты ловко поймали кораблик — «клак-клик!», — изображение расплылось, потому что урень включил ускоренную перемотку вперед, возвращаясь к сцене посадки, и Юп увидел Большую Полли, губернаторшу всего американского Мира, торжественно подъезжающую к яхте, чтобы поприветствовать президента. Урень заглядывал в экранчик через плечо Юпа.

— А президент совсем маленького роста, как ты считаешь?

Лицо у Юпа стало деревянное.

— Маленького роста? Рост у него вполне нормальный, — сказал он жестким, военным тоном. Нечего всяким урням критиковать Настоящих Американцев, да еще в присутствии Юпа! Что он себе позволяет? Впрочем, Большая Полли и вправду нависла над президентом, словно башня.

Не имеет значения. Главное, президент наконец ступил на поверхность Мира. Грядут великие события! Уже сейчас, как сообщил индекс-просматриватель, президент и две желтокожие сестрицы, прибывшие с ним на яхте, проводят совещание с сенаторами, которые успели собраться в Космогороде. И новые сенаторы, новые конгрессионессы, военные лидеры и офицеры, вроде Юпитера, поспешно стягиваются к Космогороду. С каждой минутой…

— Так поспешим же, — взмолился Айк. — Вдруг пропустим парад? Я не хочу пропускать парад!

— Молния и так летит как может быстро, — строго возразил Юпитер, но, тем не менее, тайком сжал управляющий сосок птицы. Молния вновь протестующе застонала, но скорости все-таки прибавила, самую малость. Юп понимал, что большего из птицы не выжать. Пристроившись рядом с урнем, он предался созерцанию местности, проплывающей внизу, и погрузился в мечтания; постепенно губы его раздвинулись в широкой счастливой улыбке, которая уже не покидала его лица.

Если бы, скажем, Кастор или Делила наблюдали за полетом Юпитера снизу, то их глазам предстало бы необычное и несколько пугающее зрелище. Над краем сумки торчали две головы: одна человеческая (пусть даже с очень загорелым лицом и суровым выражением), а вторая столь же мало напоминала человеческую, как морда какого-нибудь крота. Урни относились к млекопитающим животным, в известной степени. И по крайней мере, были они теплокровными, с преимущественно мягкой кожей почти по всему телу. Но внешне скорее напоминали насекомых размером с собаку-терьера; а лица их вообще ни на что похожи не были, невозможно было подобрать земного соответствия. Внешний вид Молнии, с ее плотным кургузым туловищем, набрюшной сумкой и восьмиметровыми стрекозьими крыльями, был тоже весьма причудлив — с точки зрения землянина. Скорее всего, землянин, завидев подобное создание, сначала застыл бы на месте, широко раскрыв от изумления рот, а потом бросился наутек со всех ног. Но внизу сейчас не было случайно заблудившихся землян. Работавшие в полях урни поднимали головы, провожая птицу взглядом, глупики в знак приветствия принимались весело кувыркаться, пока умник-бригадир щипками и угрозами не принуждал их вернуться к работе. Юп вел птицу на небольшой высоте, чтобы избежать лишних встреч с птичьими стаями, и они почти на бреющем полете проносились над зданиями и верхушками деревьев. Они отчетливо слышали все звуки, доносившиеся снизу, в особенности, если случайный умник или человек приветствовал пролетающую верховую птицу и ее седоков: «Почтение вашему Живому Богу — президенту!», «Свобода Америке — навсегда!»

Юпитер и сам не знал, почему с таким нетерпением ждет прибытия в Космогород. Что произойдет после этого? Он рухнет на колени перед президентом, а за спиной его будет реветь миллионная радостная толпа урней? Немедленного призыва к оружию, дабы отразить натиск китаез-коммуняк? Наверняка ему представлялось что-то драматически-возвышенное и воинственное!

Но вместо этого он получил брошенный мимоходом приказ сенаторши своего гнезда Марты-Дабл-ю:

— Беги вот в тот зал, Юп, скоренько! Освободи помещение! Нам нужен зал для чествования президента!

Поэтому битый час после своего прилета Юп занимался исключительно тем, что по-хорошему или по-плохому, то есть пинками под зад, изгонял из аудитории хихикающих глупиков. По слухам, президент был где-то здесь, неподалеку. Отдыхал, наверное. Или ожидал, пока подготовят зал и начнут парад. Аудиторию построили люди, добавив это здание к башням и призмам Космогорода, еще в те времена, когда все взрослое человеческое население Мира, и мужчины и женщины, поместились бы в нем целиком. Глупики устроили в нем себе логово, потому что здание было такое необычное, непохожее на остальные. Изгнать глупиков из зала было не легче, чем пасти стадо мышей. Глупики подчинялись, без сопротивления покидали помещение, но как только янки поворачивались к ним спиной, глупики, весело скуля от счастья, вкатывались обратно — происходящее представлялось им забавнейшей игрой. Только после того, как появилась команда суровых, видавших виды умников с электрическими жезлами-шокерами, глупики сдались и, весело повизгивая, отступили на обширную желто-зеленую лужайку.

Дело этим не окончилось: оставалось еще вымыть после них зал.

Люди передавали друг другу свежие слухи. Говорят, президент сейчас беседует с губернаторшей, заместителем губернаторши и главными урнями. Президент якобы призвал к немедленному освобождению Америки, и начата раздача оружия, боевого оружия. Наоборот, президент решил, что для вторжения пока недостаточно транспортных средств, что следует из этого — пока неизвестно. Но своими глазами президента не видел никто.

Президент Соединенных Штатов Мелкинс Кастор, в свою очередь, уже слишком много всего насмотрелся! Он никак не мог оправиться от пережитого потрясения. Окружающая действительность напоминала жуткий сон, была слишком пугающа и непонятна, чтобы к ней приспособиться, и президент был близок к коллапсу, к побегу внутрь себя, чтобы хоть там обрести безопасное убежище.

«Сопровождающие лица» чувствовали себя не намного лучше. Цзунг Делила отделывалась краткими ответами, преимущественно из односложных слов, а на лице ее застыла, как замороженная, маска, представлявшая смесь отвращения и презрения. У Фенг Миранды началось словесное недержание, она тараторила без умолку, не в силах себя контролировать. Они сидели в комнате треугольной формы, полной цветов, и каких цветов! На Земле таких не бывает, с подобным запахом: то ли тошнотворно-сладким, то ли наоборот, ароматно-удушающим, и слушали, что им говорилось, и едва понимали то, что слышали. Слишком много всего навалилось сразу! Им предстояло выслушать лекцию по истории Мира, и губернаторша Полли, и так называемый «урень» по имени Джач все рассказывали и рассказывали!

Начнем с того, что само открытие способности разговаривать у существ вроде урней потрясло землян до глубины души. На Земле ничего подобного не существовало, и они оказались абсолютно не готовы к ситуации, от которой голова шла кругом: их почтительно приветствовали животные! — нет, насекомые! нет, просто какие-то создания — с чрезмерным количеством ног, с телами насекомых и усами, наподобие кошачьих. Даже присутствие людей (но почему практически все они — женщины, ради всего святого?) уверенности не прибавляло. Люди на этой планете были чрезвычайно крупные. Даже Кастор рядом с ними выглядел недоростком, а из двух китаянок-хань едва ли получилась бы хоть одна местная великанша.

Все, что им рассказывали обитатели планеты, было еще хуже. Получалось, что на планете этой (с потрясающим самодовольством они называли ее «Миром»!) затерянная колония людей уже несколько поколений лихорадочно размножалась — их плодовитости позавидовали бы кролики и мушки дрозофилы, — вооружалась всякого рода страшным оружием, страшнее, чем Кастору могло бы представиться в самом фантастическом сне, и, вступив в союз с этими кошмарными созданиями, урнями, готовилась к вторжению на Землю — любой ценой, пусть даже ценой полного собственного уничтожения!

Люди появились в Мире, как поняли Настоящие Американцы, пятьдесят восемь лет назад. Они были членами космической экспедиции, запущенной в те далекие дни, когда человечество, окрыленное успехами, предвкушало все новые и новые космические приключения — незадолго перед тем, как полетели ракеты с ядерными боеголовками, положив конец всем космическим приключениям на обозримое будущее. Астронавты предвидели опасность: напряжение нарастало с середины двадцатого века и вплоть до старта экспедиции. Тем не менее, когда разразилась ядерная война, событие это застало их врасплох.

И будущего больше у них не было.

Когда экипаж экспедиции, пятьдесят пять сильных, умных, молодых (но не вечно же им было оставаться молодыми) мужчин и женщин, осознал, что мир, который они покинули и куда рассчитывали вернуться, больше не существует, их корабль миновал точку, до которой еще возможно было повернуть обратно.

Поэтому они решили продолжать полет, как было приказано, к звезде Ван Маанена.

Там их поджидал новый удар, вернее, два. Первый: ни на одной из каменистых планеток звезды Ван Маанена не оказалось ни воздуха, ни воды: высаживаться было некуда.

Второй удар оказался одновременно и приятной неожиданностью. Приятной потому, что означал — астронавтам больше не грозит перспектива умереть один за другим в стальном гробу, вращаясь вокруг тусклого недружелюбного солнца, — а ведь именно такая участь ждала весь экипаж, всех пятьдесят пять мужчин и женщин. Это был большой плюс. Но имел место и большой минус: астронавты обнаружили урней.

— То есть не самих урней, — объяснила Большая Полли, благожелательно ухмыляясь Джачу и прочим созданиям, его сородичам, которые пищали и подергивались, сидя вокруг стола. — Урни не посылают корабли с экипажами. Их разведывательные корабли автоматические. И на каждом разведчике установлен Переходник. Именно с таким транспортирующим устройством столкнулись Первопоселенцы. — Она мечтательно закатила глаза и нежно улыбнулась. — Ах, как они, наверное, были удивлены!

В самом деле, астронавты пережили истинное потрясение, потому что устройство перехода поймало корабль экспедиции столь же бесцеремонно, как был выхвачен из пространства солнечной системы корабль Кастора и его команды и, пронесясь по головокружительному тоннелю сквозь нереальное переход-пространство, выбросило на орбиту вокруг Мира, где корабль поймал «жук»-челнок, стащил вниз, на поверхность…

Межзвездное путешествие окончилось. Астронавты ступили на поверхность Мира, где их приветствовали урни.

Возникла проблема общения; урни, разумеется, об английском языке не слыхивали. Но на протяжении своей истории урни, неоднократно вступавшие в контакт с другими разумными существами, выработали у себя умение быстро обучаться новым языкам. Им уже не раз приходилось этим заниматься. Через неделю Первопоселенцы могли общаться со своими хозяевами или похитителями.

Намного больше времени ушло, чтобы понять все, что они от урней услышали.

Поначалу Первопоселенцы не заметили разницы между глупыми урнями и умными урнями. Внешний вид у них был одинаковым, не считая того, что умники, как правило, носили больше одежды и украшений и отличались определенным эстетическим вкусом (но глупые урни тоже обожали играть в маскарад). В первое время это приводило к путанице и разного рода неловким ситуациям, например, когда глупики, вскарабкавшись на колени гостям, вспрыгивали на стол и лакали у землян прямо из блюд. Первопоселенцы, естественно, пришли к выводу, что у всех урней отвратительные манеры.

Урней янки тоже не в меньшей степени ставили в тупик — поначалу. Урни обнаружили, что янки четко разделены на два поколения, а в раздутых животах женщин ожидает появления на свет третье. Старшее поколение состояло из женщин, входивших в первоначальный экипаж корабля, и всем им было лет по пятьдесят или около этого. Урни слишком мало знали о землянах, чтобы раздавшиеся животы женщин, миновавших климакс, могли их изумить, но все же кое-что они понимали и кое-что показалось им странным. Второе поколение — двадцатилетние женщины (которые опять-таки намного превосходили численностью мужчин) тоже были поголовно беременны.

Все эти странности потребовали определенных объяснений, прежде чем янки начали понимать урней, а урни — янки. Чуть-чуть понимать.

Для янки здесь ничего непонятного не было, наоборот, все было разумно и объяснимо — с точки зрения требований ситуации. Перелет к звезде Ван Маанена занимал тридцать один год по земному времени, двадцать девять — по времени корабля. Слишком долго, чтобы предполагать, будто пятьдесят пять членов экипажа достигнут цели столь же юными и свежими, какими они покидали Землю. Если бы они разбились на семейные пары, приблизительно к моменту, когда корабль пересекал орбиту Нептуна, то по прибытии к звезде Ван Маанена их детишки оказались бы в самом расцвете сил, чтобы заняться исследованиями и открытиями — если будет что исследовать и открывать.

Возникла одна проблема: никому не нужны почти три десятка орущих, пачкающих пеленки младенцев на борту космического корабля, где и без них тесновато. Более того психодинамики предсказывали ужасающую неустойчивость таких семейных пар, предупреждали о потрясающе высоком проценте разводов, если пары, конечно, удосужатся официально оформить свои отношения.

Поэтому они не стали себя утруждать, отбросив брачные узы. Самыми различными способами экипаж корабля удовлетворял тягу к чувственным наслаждениям и общению между собой, в той степени, насколько позволяла совесть каждого отдельного члена экипажа (или пары… или, случалось, группы помногочисленнее). Раз в месяц каждая женщина отправлялась в медотсек, взбиралась на кушетку со стременами и позволяла аккуратненько извлечь из внутренностей их детородной системы свежую яйцеклетку. Мужчины же, строго по очереди и тоже ежемесячно, получив большую, чем обычно, дозу наслаждения, вносили свою лепту — несколько кубиков спермы, чтобы яйцеклетка, когда сочтут нужным, расцвела и принесла плод. Расцветали яйцеклетки исключительно in vitro.[15] То есть все свершалось внутри пробирки из пирексового стекла. Цветку позволяли распускаться восемь дней, затем крошечный зародыш, с уже определенным полом, типом, классифицированный и помеченный всем, чем нужно, окунали в жидкий азот на шесть лет.

На шестом году полета среди почти двух тысяч эмбрионов отобрали двадцать восемь — те, что, согласно анализам, должны были развиться в сильных, энергичных, с хорошей приспособляемостью младенцев. Четыре зародыша были мужскими. Двадцать четыре — женскими. Каждая из двадцати восьми женщин экипажа строго по очереди удалилась в медотсек и устроилась на знакомой кушетке со стременами. Но на этот раз не для того, чтобы расстаться с крохотной частицей себя. На этот раз в их организм кое-что было добавлено.

Девять месяцев спустя двадцать пять женщин из двадцати восьми родили здоровых младенцев. После чего возобновился сбор, обработка и замораживание оплодотворенных яйцеклеток, а на борту космического ковчега наступила пора постройки гнездышек, смены пеленок и воспитания подрастающего поколения.

В результате, когда «Отважный», затормозив, вышел на орбиту вокруг звезды Ван Маанена, на борту он нес, кроме основной команды, более двенадцати тысяч замороженных восьмидневных эмбрионов и двадцать пять брызжущих здоровьем юношей и девушек. Вот им всем и устроили урни торжественную встречу.

Они встретились… вступили в переговоры… и каждая сторона обнаружила в другой нечто, чего ей крайне недоставало.

Янки обнаружили неожиданного союзника.

Урни нашли правое дело, за которое могли бы бороться.

А в это время дома, на Земле, остатки человечества, выжившие после взаимного ядерного самоубийства, пытались сложить обугленные осколки старого мира в некое имеющее смысл целое, и ведать не ведали о планах, которые строили среди далеких звезд янки и урни.

— Ну, хорошо, — сказала Большая Полли слегка севшим голосом, ведь ей пришлось продолжительное время ораторствовать без передышки, — вы покушали? Может, еще немножечко явы?[16] Или капельку ягодного вина? — Гости взглянули на тарелки, к которым почти не притронулись, и слабо покачали головами. — Тогда приступим к торжественному параду и приему!

Когда аудитория, наконец, была подготовлена к приему, гордость Юпитера, его мундир, пропитался потом, измялся, а на штанинах темнели грязные пятна. Юпитер осмотрел себя в золотом зеркале скульптурного фриза, украшавшего вход в зал — фриз изображал долину Фордж[17] или, решил Юпитер, другое священное место, называемое Окинавой, кажется. Он чертыхнулся в сердцах. Но времени привести внешний вид в порядок не оставалось, потому что до слуха его донеслись возгласы людей и пискливые вопли урней.

— Они готовы! Парад начинается! Все в строй, все в строй!

Сотни урней и десятки янки помчались со всех ног, отыскивая положенное им место. Из людей не все должны были участвовать в торжественном прохождении, конечно. Кто-то ведь и обязанности зрителей выполнять должен. Поэтому сенаторы и конгрессонессы не маршировали. Не маршировала губернаторша со своим аппаратом; все они поднялись на платформу, вместе с полубожественной троицей, совсем недавно явившейся в Мир. Участники парада с любопытством вытягивали шеи, чтобы хоть краешком глаза увидеть трех полубогов.

К тому же не все гнезда успели прислать своих представителей в Космогород, в то время как Конгресс заседал почти непрерывно с того самого мгновенья, когда транспортирующий разведчик урней достиг солнечной системы, и начали поступать первые сигналы.

Поэтому зрители численно превосходили бы обозреваемых, если бы не три роты добровольного ополчения урней, приписанных к Космогороду.

Взводы людей открывали и завершали парадный строй, а роты урней располагались между ними, как начинка сандвича между ломтями хлеба. По счастливой случайности Юпитеру выпал жребий маршировать в составе взвода, открывавшего парад.

Если бы Юпитер мог взглянуть на это зрелище глазами Делилы, оно представилось бы ему забавнейшим спектаклем, чуть ли не комедией. (Делила, сидевшая на возвышении платформы, хранила угрюмое выражение и действительно находила его таковым.) Слабое притяжение Мира плохо сочеталось с маршевым ритмом в тридцать шагов в минуту. Ступни марширующих не успевали достаточно быстро коснуться земли. Их приходилось силой заставлять опускаться. Поэтому американская армия впервые за свою историю изобразила нечто вроде гусиного прусского шага. Урни-добровольцы смотрелись еще комичнее. У них не было ни ног, подходящих для строевого шага, ни туловищ, чтобы облачиться в соответствующую военную форму. С помощью аэрозолей они разрисовали тела в черный и оливково-коричневый цвет и подпрыгивали, как мячики, в такт маршу Джона Филипа Суза.[18] Юпитеру парад не казался комичным. Он был уверен, что выглядят они внушительно. Услышав команду «Равнение направо!», он почувствовал, как громко забилось взволнованное сердце и впервые узрел своего президента.

Совсем молодой!

И такой мелкий; а две сестрицы, сопровождавшие президента — они еще мельче, и у них странная желтоватая кожа, а черты — гм, тоже странные… Юпитер обеспокоился, не заболели ли они. Даже у президента вид был рассеянный, несколько загнанный, пока мимо проплывали знамена и он отдавал честь, отвечая на приветствия.

А потом они миновали платформу, она осталась позади, и вся военная мощь янки в составе двухсот двадцати бойцов, включая урней, выполнила команду «Правое плечо вперед!», обогнула край платформы для зрителей, остановилась повзводно и по команде «Разойдись!» разошлась.

К Юпитеру, восторженно чирикая, подкатился Айк.

— Ой, Юп! Здорово было! А что нам теперь делать?

Юп посмотрел на него с превосходством.

— Что вам делать — не знаю, — сказал он. — А меня пригласили на прием.

— Да, правильно, на прием. Мы все идем на прием, — затараторил Айк, чем выбил почву из-под ног Юпитера. — Ты видел его? А скажи, Юп, он в самом деле коротышка? Говорят, мужчины среди Настоящих Американцев поголовно маленькие, не выше ста семидесяти сантиметров… как ты думаешь, это гравитация виновата?

— Ну и что? Это всем давно известно, — обозлился Юп. — Ты разве только что узнал? — Он заметил, что принимавшие участие в параде войска постепенно растворяются, рассасываются кто куда, и вновь окрыленный воскликнул: — Побежали! Если мы хотим успеть на прием и банкет, занять хорошие места, придется поторопиться! Иначе останемся с носом!

Они напрасно торопились, опасаясь, что все хорошие места займут до них, потому что никаких мест на приеме не было. Люди и урни прохаживались туда-сюда по просторной комнате рядом с банкетным залом, и, к изумлению Юпа, здесь были расставлены буфетные столы с разнообразными вкусностями: паштетами из чернильного мяса, древесными сырами, лимоногрушами и прочим. Но в зале за широкими дверями были тоже установлены столы; неужели им приготовлено два угощения подряд?

Впрочем, какая разница? Главное, что все трое Настоящих Американцев стояли в ряд около дверей, и все присутствующие мало-помалу выстраивались в очередь, один за одним проходили мимо и пожимали им руки. Пожимали руки! Юпитер радостно усмехнулся: обычай, распространенный среди Настоящих Американцев, который Юп выучил еще ребенком, но до сих пор еще ни разу не видел в действии.

Он занял место в очереди, хотя, что его немного огорчило, довольно далеко от начала, сразу позади старого урня по имени Джач. Юп был с ним знаком. Джач занимал высокое положение в совете урней. Он был особью преклонных лет, шкура его поблекла, половины когтей не хватало, но щебетал он так же жизнерадостно, как Айк.

Юпитера вдруг осенило.

— Послушай, а как ты собираешься пожимать руки?

Вибриссы[19] урня раздраженно задергались.

— Тебя разве не проинструктировали? Нам всем зачитали инструкции. Мы, урни, должны приподняться на задних лапах, вот так. — Он приподнялся, оторвав передние пары конечностей от пола. — Потом они легонько хлопнут по нашим костяшкам. А мы скажем: «Привет! Добро пожаловать в Мир! Мы все едины в борьбе за свободу!» И проходим дальше. Ты разве подобных указаний не получил? Тебе ничего не объяснили?

— Я был крайне занят, — сухо ответил Юп.

— Понятно, — вежливо сказал урень. — Тогда ты, возможно, не в курсе… не знаешь, что должны делать люди…

— Я — человек! Разумеется, я знаю!

Урень задумчиво опустил вибриссы, глядя на Юпитера.

— Разумеется, — проговорил он с усилием, стараясь быть тактичным. — Ты ведь не забыл, что подавая руку, предварительно полагается наклонить голову и слегка склонить вперед туловище.

— Еще бы! Это всем известно! — фыркнул Юп, старательно запоминая слова урня. — А еще насчет людей были какие-нибудь указания?

— По-моему, ты только что сказал, что тебе все прекрасно известно.

— Да, известно! Я просто хотел проверить, правильно ли переданы были инструкции — знаешь ли, люди из некоторых гнезд не пользуются преимуществами, какими могут пользоваться, скажем, я.

— Ага, понимаю, — сказал урень, помахивая вибриссами, чтобы сосредоточиться. Он напряг память. — Нет, пожалуй, касательно церемонии ничего больше не припомню. В общем-то, инструкций было не так уж много.

— А что объяснять? — пожал плечами Юпитер. — По мне, так все проще простого. Рукопожатие — настоящий американский обычай, приветствуя кого-нибудь, положено пожимать ему руку. Поклон — знак уважения… Всякому ясно, что президенту надлежит выразить почтение, а значит, сделать поклон!

— Я имел в виду не саму церемонию, — пояснил Джач. — Просто забавно дважды откушать угощение: видишь, в том зале тоже установлены столы. Скоро мы туда пройдем и снова будем есть.

— Мы туда пройдем? — озадаченно переспросил Юп, потом встряхнулся и уверенно сказал: — Ну да, конечно. То есть, ты не понимаешь, почему мы едим дважды?

— Да, не совсем понимаю, — признался урень.

— Так бы сразу и спросил, — добродушно пожурил его Юп. — Видишь ли, по древнему земному обычаю сначала устраивают так называемый «коктейль»…

— Понимаю, — сказал урень, — но зачем дважды есть одну и ту же еду?

Юпитер вздохнул с сожалением.

— Было бы время, я бы тебе объяснил, но мы почти уже в голове очереди! Смотри, не забудь: приподнимись на задних лапах, чтобы президент и сестры могли хлопнуть тебя по передним костяшкам. Договорились?

— Да, спасибо, — сказал урень, благодарно дернул усами и помчался вперед засвидетельствовать почтение высокопоставленным гостям. Юпитер смотрел ему вслед, и чувства переполняли его. Еще несколько секунд, и он коснется руки подлинного президента Соединенных Штатов, единственного и неповторимого! Это было подобно мистическому откровению! Это было как фантастическая мечта детства, внезапно, невероятным образом воплощенная в реальную жизнь!

Хотя, знаете ли, когда все кончилось, переживание оказалось не столь уж мистическим и не столь уж откровением. Президент Соединенных Штатов… нет! Он не разочаровал Юпитера, об этом и речи не могло быть. В собственном президенте разочароваться невозможно! Но все же, по правде говоря, Юп не предполагал, что президент окажется молодым человеком, едва ли старше самого Юпа, и почти столь же несведущим в тонкостях протокола. Когда Юпитер сжал ладонь президента в своей, ему в голову пришло сказать лишь: «Привет!» Но президент, кажется, его не услышал, он был занят, озабоченно разглядывая очередь и хмурясь, потому что в очереди людей и урней оставалось по-прежнему немало. Сестрицы, сопровождавшие президента, тоже особого впечатления не производили. Вид у них был какой-то несолидный. Разумеется, обе были высокого звания, будучи членами кабинета, но отчего у них такая забавная внешность? Почему черты лица странно плоские, а глаза жгуче-черные? Может, пересадка эмбрионов прошла неудачно? Неужели все Настоящие Американки на них похожи? (Если так, то каково с ними совокупляться?) Покинув помост, предварительно небрежно пожав руку губернаторше и еще паре янки, чьих лиц он даже не запомнил, Юпитер едва не споткнулся об урня Джача.

— Ох, прости, — сказал он и покраснел. Он смутился не потому, что наступил на урня — урень сам виноват, нечего под ногами путаться, — а потому что его застали врасплох, когда он все еще глазел на президента, не в силах отвести взгляд.

— Ты зарезервировал место за столом? — поинтересовался урень.

— Зарезервировал место? Нет. А что это значит?

— Боюсь, ты опоздал в таком случае, — сказал урень озабоченно. — Впрочем, буду рад видеть тебя за моим столиком.

— Спасибо, — сказал Юпитер, лихорадочно соображая, что теперь делать. — Я, гм, наверно, схожу в… э-э… отхожее место.

— Да, конечно, — сказал урень, уступая дорогу.

Очень благовоспитанный урень, с одобрением подумал Юпитер. Придумав предлог, он решил, что и в самом деле неплохо бы справить нужду. Он зашагал вдоль очереди, словно был уверен, что единственным стоячим писсуаром сейчас никто пользоваться не будет, как будто это было нечто само собой разумеющееся. Писсуар в самом деле оказался свободен, поскольку своей очереди ожидали исключительно сестрицы. Пока он возился с неудобной ширинкой форменных брюк, проклиная себя за собственную неуклюжесть, он перекинулся парой веселых слов с сестрами, поджидавшими, когда освободятся кабинки.

Покидая отхожее место, Юп неожиданно столкнулся с конгрессонессой собственного гнезда, Мэри-Мэй.

— Я думала, ты ширинку до вечера не расстегнешь, — шутливо поддела она Юпа. — В гнезде ты был ловчее, с ширинками проблем не возникало, по-моему.

Юп добродушно усмехнулся в ответ. Поскольку мужчиной гнезда был он, то и выбор конгрессонессы оставался за ним, так же, как гнездового сенатора выбирала Мать-сестра, поэтому в определенном смысле Мэри-Мэй была его протеже.

— Это смотря для чего штаны снимать, — объяснил он. — Эх, была бы здесь одна из Настоящих Американок…

Ожидающие в очереди сестры хором захихикали и одобрительно засвистели.

— Уродины! — воскликнула одна из сестер помладше. — Видели, какая у них нездоровая кожа? А носы? Не носы, а не знаю что… Но, конечно, — добавила она, запинаясь, с запозданием припомнив, чью внешность только что подвергла столь уничтожающей критике, — они с таким достоинством держатся, правда ведь? — Она повертела головой, ища поддержки, но поддержать ее никто из сестер не торопился. Тогда она предприняла новую попытку. — А знаете, я около двух часов простояла почти бок о бок с ними, — заявила она гордо. — Мне поручили сопровождать зрителей на трибуну, и я стояла так близко, пока проходил парад, что могла даже дотронуться. И слышала, что они друг другу говорили, почти все слышала.

Эти слова произвели совершенно иное впечатление. Промах, допущенный сестрицей, был счастливо забыт и все, кто стоял в очереди, подобрались поближе, чтобы не пропустить рассказа. Даже Мэри-Мэй с любопытством повернула голову, потому что на трибуне ей досталось место, весьма удаленное от почетных гостей, и о том, чтобы услышать, какими секретами делятся земные сестры между собой, нечего было и думать. Даже Юпитер вполне был не прочь задержаться и послушать рассказ счастливицы, но его волновала проблема места за банкетным столом. Вдруг для него не найдется свободного стула? Почему никто не предупредил его об этой, как ее, «резервации»?

Обойдя банкетный зал по периметру, он обнаружил, что ему грозит серьезное поражение. Во главе зала стоял стол для гостей: узнать его было нетрудно, поскольку установили его на возвышении, высотой в метр, на фоне громадной голограммы, изображавшей объемную фигуру Живого Бога. Вокруг концентрическими кругами располагались столики для участников банкета, и столиков было достаточно. Но на каждом красовалась табличка «Заказано». Имелись именные карточки (как снисходительно объяснил Юпитеру умник-официант, которого Юп поймал за пуговицу), обозначавшие места, заранее приготовленные для высокопоставленных урней и людей. Для таких, как Юпитер, то есть людей, занимавших среднее по важности положение, места не были предусмотрены. Им предоставили шанс попытать счастье и добыть себе местечко за свободными столиками. Вскипев, Юпитер ворвался обратно в отхожее место и схватил конгрессонессу за руку как раз в тот момент, когда подошла ее очередь.

— Мэри-Мэй! — вскричал он. — Кошмар! Не сидеть же мне под самой стенкой, в дальнем углу! Ты можешь посадить меня за свой столик?

— Что ты, Юп! Свободных мест нет! Он смерил ее угрожающим взглядом.

— Ты забыла, чья ты конгрессонесса?

— Нет, Юп, не забыла, — постаралась успокоить его Мэри-Мэй, дружелюбно улыбаясь. — Меня выбрал ты, я знаю. Но распределением мест занималась не я… и, понимаешь, Юп, милый, из-за меня вся очередь стоит, и вот-вот начнется банкет…

Он угрюмо посмотрел на нее и отпустил. Оставалась надежда на приглашение урня Джача. Он уже повернулся, чтобы уйти… но вспомнил юную сестрицу, которая во время парада дежурила на трибуне. Он подождал, пока она не вышла из кабинки, взял за руку и отвел в сторонку.

— Можешь сесть за мой столик, — гостеприимно предложил он.

Обнаружив Джача, который уже сидел за столиком под дальней стеной, он сообщил урню:

— Это моя знакомая. Я пригласил ее за наш столик.

Если урень и был против, возражения он оставил при себе.

Впрочем, сам банкет оказался событием волнующим и необыкновенным, и те, кто был обречен сидеть у дальней стены, не чувствовали себя обделенными. Умники-официанты разносили чашечки с вымоченными в вине нарезанными фруктами. Глупики то и дело пытались стащить какую-нибудь чашку, что вызывало у гостей приступы хохота. Постепенно настроение у Юпитера улучшилось. Черт подери, ведь это же величайшее событие его жизни!

Компания за столом подобралась приятная. Урень Джач, оказывается, занимал в иерархии урней весьма солидное положение. Юпитер понять не мог, отчего же он не добыл себе места за столиком для именитых гостей, но в делах урней по-прежнему многое для янки оставалось загадкой, даже сейчас, два поколения спустя.

Более того, сестрица, которую он пригласил за стол и звали которую Эмилия, поведала целый мешок интереснейших подробностей о Настоящих Американцах. По ее словам, президент крайне застенчив. Он почти ни разу не обратился к членам своего кабинета, только отвечал на их вопросы.

Самое поразительное, по словам Эмилии, это то, что Настоящие Американцы оказались чудовищно невежественны.

— Представляете? — Эмилия с торжественным видом посмотрела на Юпитера и Джача. — Они впервые услышали о Живых Богах! — При этих словах все сидевшие за столиком, и люди, и урни, невольно обернулись и взглянули на голографическое изображение фигуры Живого Бога позади главного стола.

— Тогда как же, по их мнению, мы, урни, стали умными? — удивленно поинтересовался Джач.

— Они вообще не видят разницы между глупыми и умными урнями, — захихикала сестра. — Помните ту сестрицу, старшую, которую Делилой зовут? Она стояла рядом с президентом, принимая гостей? Парочка глупиков проскользнула в зал, наверное, хотели что-нибудь из еды стащить, так вот эта Делила пожала им руки! То есть, хлопнула по костяшкам!

Подобных забавных эпизодов сестрица Эмилия, оказывается, знала еще немало, и за приятной беседой Юпитер проглотил пальмовый суп и фрикасе из чернильника, а официанты-урни то и дело подливали яву в чашечки, собирали грязную посуду и напоминали всем не забывать пригласительные билеты. Эмилия оказалась разговорчивой девушкой. Она многое услышала и запомнила. Например, беседу Настоящей Американки Делилы с Эй-Белинкой, умником, отвечавшим за работу перебрасывателя материи. Забавно, но Делила с явной неохотой отнеслась к идее отправки на Землю военных кораблей. Она не хотела об этом говорить, что для земной сестрицы, было явно неудобно, потому что умник сидел у нее на коленях. Настоящая Американская сестра чувствовала себя не в своей тарелке, хихикнув, сообщила Эмилия. А другая сестрица, Миранда, постоянно перешептывалась с сенаторшами и конгрессонессами, пытаясь выяснить, как работает правительство янки в Мире. От каждого гнезда — по сенаторше и конгрессонессе, понятно, но чем они занимаются в правительстве? Принимают законы? А как их выбирают? Сенатора назначает сама Мать-сестра, а конгрессонессу — мужчина гнезда? И все? А выборы? Разве выборы не проводятся?

— А зачем нам эти «законы»? — удивился Юп.

— Не знаю, Юпитер, она не сказала. И не объяснила насчет «выборов». Честное слово, Настоящие Американцы такие забавные! Особенно президент! Вот я вам расскажу…

Но закончить очередной рассказ о странностях президента Эмилия не успела, потому что губернаторша, поднявшись, звонко постучала по чашечке с явой своей тяжелой стеклянной вилко-ложкой, привлекая внимание собравшихся.

— Президент Соединенных Штатов! Дамы и господа! Почтенные урни! — объявила она.

В зале наступила тишина, хотя и не мертвая — если в зал проникли глупики, пищат и возятся под столами, нечего рассчитывать на полную тишину. Наверное, от этого и вид у президента был какой-то смущенный — глупики пронзительно вскрикивали то от радости, то обиженно, видно, кому-то из них наступили на лапу. Может быть, дело было в чем-то другом; Юп обратил внимание, что президент Кастор Мелкинс с тревогой поглядывает на государственного секретаря, Делилу Цзунг.

Речь президенты отличалась определенным своеобразием.

— От имени народа Соединенных Штатов Америки, — начал он и вынужден был остановиться, потому что губернаторша принялась поправлять микрофон, прикрепленный к лацкану.

— Благодарю, — сказал президент, облизнул губы и, бросив взгляд в сторону Делилы Цзунг, продолжил: — От имени народа Соединенных Штатов Америки мы благодарим вас за предоставленную мне возможность выступить перед вами и за то, что мы вообще оказались здесь. Важность этого события трудно переоценить. Оно войдет в историю, и грядущие поколения, благоговейно листая страницы летописей, будут вспоминать о нем, как о поворотном моменте, определившем судьбу наших народов на тысячелетия вперед.

— Зачем он это все говорит? — пробормотал Юп, ни к кому конкретно не обращаясь.

Урень Джач упрекнул его:

— Это ведь политическое выступление, Юпитер. Тебя, кажется, очень небрежно проинструктировали. Полагается сидеть тихо и слушать, кроме моментов, когда нужно аплодировать, конечно.

— А когда мы должны аплодировать? — поинтересовался Юп.

— Увидишь. Прошу тебя, слушай.

Юпитер пожал плечами и сосредоточился на выступлении президента.

— …немалое время прошло, — говорил в этот момент президент. — История не стоит на месте. Время движется вперед, и мы движемся вместе с ним, изменяемся вместе с ним. Многое из того, что было справедливо сто лет назад, больше таковым не является, не так ли?

Похоже, наступило время аплодисментов, потому что сестрица Делила подалась вперед.

— Верно! — крикнула она. Подсказка была более чем очевидной, и урни, и янки с энтузиазмом последовали ее примеру. По всему залу все янки и все урни, говорившие по-английски, вскричали: «ВЕРНО! ВЕРНО!» Юп тоже старался не ударить лицом в грязь. Он от души развлекался. Он был в восторге от участия в настоящем патриотическом митинге, с настоящим президентом! Правда, его несколько смущали некоторые вещи, которые говорил президент, но все-таки!

— Итак, — вновь продолжил президент и еще раз покосился на свою желтолицую американскую сестрицу, — мы обязаны помнить об осторожности. Мы не имеем права на ошибки. Мы обязаны научиться слушать и понимать друг друга, понимать потребности друг друга и проблемы. Верно?

На этот раз возгласы «ВЕРНО!» зазвучали с меньшим энтузиазмом, как будто многие слушатели начали задаваться вопросом: а о чем же собственно идет речь? Хотя к поощрительным возгласам на этот раз присоединились даже устроившиеся под столами глупики — они взвизгивали и что-то нечленораздельно вопили, наслаждаясь новой игрой.

Юпитер обвел взглядом аудиторию. На лицах людей было написано недоумение — в той или иной степени. Что было написано на мордах урней — это, разумеется, определить не представлялось возможным. Тем не менее, Джач наклонился к Юпу и спросил:

— А почему президент ничего о войне не говорит?

— Тшш! — свирепо одернул его Юп, которого мучил аналогичный вопрос.

Президент продолжал речь:

— Наша основная цель — узнать все, что мы можем выяснить о вашем мире, чтобы затем, в свою очередь, передать вам все, что знаем мы. Мы достигли соглашения с вашим губернатором, — он отвесил вежливый поклон в сторону Большой Полли, — и в течение недели мы постараемся познакомиться с вашей жизнью. Мы совершим короткую поездку по вашему Миру. Сопровождать нас будут десять ваших соотечественников. Имена назовет жребий. За это время мы постараемся познакомиться с Миром, насколько сможем полно. А затем обратимся к населению Мира — и к людям, и к э-э-э, дур… урням — по телевидению.

Он замолчал и с сияющей улыбкой обвел аудиторию взглядом. Юпитеру показалось, что улыбка президента была несколько натянутая.

— Благодарю за внимание, — произнес президент и сел.

Речь была вознаграждена пристойной овацией, но постепенно аплодисменты перешли в нерешительное молчание — все ждали, что произойдет дальше, полагая, что произойти что-то обязательно должно. На самом деле практически ничего интересного не случилось. Губернаторша что-то шептала на ухо президенту, сестрица Делила явно с изрядной долей ядовитого раздражения выговаривала что-то второй американской сестрице, Миранде, той, что помоложе и поупрямее. Юпитеру ничего не было слышно из происходящего на возвышении, где стоял главный стол.

Урень Джач положил переднюю лапу на плечо Юпитера и прочирикал:

— Слушай, Юп, объясни мне. Война будет?

— Естественно, будет, — огрызнулся Юп. Смахнув лапку урня, он сказал строго: — Ты что, вообще ничего не соображаешь? Думаешь, захотелось тебе — вот и война?

— У нас всегда так было, — печально протянул урень.

— Вы — урни! А мы — американцы! Сперва правительство выработает политическую линию. Затем военные разработают план действий. А потом — ну, как это называется? — обмен дипломатическими нотами. — Юпитер импровизировал, вылавливая из памяти обрывки знаний, полученных на уроках истории. — А только потом уже — ультиматум, и начнется война! Вот такой порядок!

— На мой взгляд, чересчур много лишней суеты, — заявил урень.

— Эта война — американская! И вести ее мы будем по-американски. Урням нечего тут советы подавать.

— Но, Юп, в самом деле, — возразил урень. — Ведь мы же даем вам и оружие, и космические корабли, и все остальное, чтобы вести войну. У нас тоже есть свои права. И не забывай, немало урней будут сражаться плечом к плечу с вами.

Юп раздраженно тряхнул головой.

— Урни только и делают, что сражаются, — отметил он. — Для того они существуют, правильно? Поэтому напряги внимание и кое-чему полезному научишься. Человеческие правила ведения войны просты и разумны…

Но до изложения простых и разумных правил военных действий Юпитер не добрался, потому что соседи на него зашикали:

— Эй, вы, двое! Заткнитесь лучше. Не то все прозеваете.

— Что прозеваем? — вспылил было Юпитер, а потом и сам увидел, что оркестр в центре сцены, где терпеливо стояла Большая Полли, как раз кончил играть «Да здравствует вождь!»

Губернаторша вежливо поаплодировала и громко объявила:

— Соотечественники-американцы! Мы готовы начать жеребьевку. Надеюсь, все вы сохранили корешки пригласительных билетов. Обратите внимание, корешки пронумерованы. Номера, выбранные наугад с помощью жребия, будут объявляться. Любой, будь то урень или янки, владелец корешка с выигравшим номером имеет право присоединиться к президенту и его помощницам во время ознакомительной поездки президента по всему Миру!

Номер корешка, который сжимал Юпитер, выиграл шестым.