"Крайняя мера" - читать интересную книгу автора (Стивен Мартин)

Глава 8

На улице уже стемнело, прогуливающийся между домами порывистый зимний ветер принес с собой дождь, который поначалу покрывает шерстяные плащи ковром из мелких драгоценных бусинок, а потом незаметно просачивается внутрь.

— Прошлым вечером я увидел этого человека в совершенно ином свете, как будто раньше мы не были знакомы, — сказал Фрэнсис Трэшем, с мрачным видом сидевший за столом, которым всего несколько дней назад хотел проломить голову Генри. Время от времени он отпивал из бокала великолепное вино, предложенное Грэшемом. — Кейтсби — настоящий стервятник. Большую часть жизни я был околдован его чарами, а вчера мне удалось избавиться от этого наваждения только благодаря вашему присутствию. Наконец-то я увидел его истинное лицо. Ему наплевать на Всевышнего, ведь так? А возможно, он сам возомнил себя богом? Во всяком случае, вчера я ясно понял, что Роберта Кейтсби волнует только собственная персона.

«И в этом вы с ним очень похожи. Вот почему ты раскусил господина Кейтсби быстрее, чем все остальные», — подумал Генри. Его борода и волосы вновь приобрели естественный темный цвет, не считая нескольких прядок, которые сохранили оранжевый оттенок, когда на них падал свет.

— Я мог бы расспросить о вас Джонсона, — заявил вдруг Трэшем, имеющий обыкновение резко менять тему разговора.

Не исключено, его мысли перескакивали с предмета на предмет, как и беспокойно бегающие глаза, которые ни на чем не задерживались дольше пары секунд, как будто потом их начинало жечь огнем. Или же он хотел таким образом застать собеседника врасплох, вероятно, это была одна из особенностей его переменчивой и неуравновешенной натуры.

— Разумеется, мог бы, — спокойно ответил Грэшем, у которого надежность Джонсона не вызывала сомнений. Фрэнсис и сам очень скоро бы понял всю бесполезность своей затеи.

— Расскажите подробнее о своем предложении.

— Когда у нас накопится достаточно информации по заговору, ты получишь проездные документы во Францию, тысячу фунтов и тайный пропуск на корабль, который увезет тебя подальше от друзей и Сесила. Не знаю, кто из них проявит более горячее желание разделаться с тобой.

— А как вы это сделаете?

«Я давно разработал план по освобождению сэра Уолтера Рейли и его отправке в надежное убежище в Европе. Рейли от него отказался, так как считает бегство признанием своей вины».

— Я могу это сделать, а больше тебе ничего не надо знать. Тебя доставят на южное побережье, посадят на корабль и переправят во Францию. Тысяча фунтов — дополнение к тем деньгам, которые ты можешь добыть сам, выполняя мое задание. Тебе ведь надо привести в порядок дела и оставить побольше денег жене и семье? Ты получишь документы на другое имя, которые не вызовут никаких подозрений при любой проверке.

— А как быть с моей семьей?

— Решай сам. Они могут приехать к тебе позже, когда утихнет вся суматоха, или можешь их бросить. Потом скажешь мне, что надумал.

Если Трэшем и принял какое-то решение относительно семьи, на его лице ничего не отразилось.

— Думаю, в понедельник меня введут в курс дела. Я снова приглашен на обед к лорду Стоуртону в Кларкенуэлл. Он мой родственник, но приглашение я получил от Робина.

— Я знаю твоих родственников, — сказал Грэшем, хранивший в памяти полный список родственных связей английских католиков. — Лорд Монтигл тоже твой родственник, об этом все знают.

— Странно, что приглашение пришло от Кейтсби, а не от родственника. Это наводит на мысль, что меня приглашают не ради приятной компании.

— Значит, ты должен идти.

— Насколько я свободен в своих действиях?

— Что ты имеешь в виду?

— Мне можно говорить от своего лица или только по написанному вами сценарию?

— Я ставлю всего два условия. Во-первых, говорит только то, что поможет тебе оставаться в курсе всех событий, и если удастся довести дело до конца, что ж, тем лучше. При любых обстоятельствах веди себя так, чтобы тебя не отстранили от заговора. Без информации ты мне не нужен. Во-вторых, ты должен немедленно сообщать обо всем, что там происходит.

— Я должен прийти сюда?

— Да, но не в понедельник. В Кларкенуэлле есть трактир «Русалка». Скажешь, чтобы тебя проводили в комнату, которую снял мистер Сесил. — Глаза Трэшема расширились от ужаса. — Мистер Робин Сесил. Я тебя там встречу.

— Можно ли ему доверять? — тихо спросила Джейн. Она уже успела прочесть и по достоинству оценить новую пьесу Джонсона, которая называлась «Вольпоне, или Лиса», и теперь снова страдала от скуки и тосковала по театру.

— Скоро узнаем. А пока над нами висит угроза, ты не должна отходить от меня ни на шаг.

— Знаю, — просто ответила Джейн. — Но если нас обнаружат, от меня не будет хлопот. Когда надо, я тоже умею хранить тайны.

Многие из тех, с кем Трэшем подружился в школе и в более поздние годы, уже отошли в мир иной. Одни умерли от чумы, других сбросила лошадь, а третьих поразили болезни, не имеющие ни названия, ни лекарства, которым их лечат. Один из друзей погиб в пьяной драке и, уже умирая, пытался весело болтать с Фрэнсисом. Смерть отца потрясла Трэшема гораздо больше, чем полагали его так называемые друзья. Несмотря на то что при жизни отца они были врагами, старик, как ни странно, обеспечил Фрэнсису безопасность и комфорт, став для сына надежной опорой, а с его смертью уверенность исчезла.

В молодости Трэшем был очень храбр, а сейчас страх заглушал все остальные чувства.

Район Лондона Кларкенуэлл еще недавно был деревней. Он находился за стенами Сити и примыкал к нему с севера, гранича с долговой тюрьмой «Флит» с одной стороны и с Чартерхаусом — с другой. Вскоре ведущий неумолимое наступление Лондон поглотил деревушку, но жители этого района упорно утверждали, что свежий ветер с Ислингтона, гуляющий над Кларкенуэллом, не дает разразиться эпидемии чумы.

Стоуртон женился на сестре Трэшема Франциске и, несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, подружился с Кейтсби. Леди Франциска Стоуртон постоянно выглядела уставшей от жизни и рассеянной, как будто самые важные события происходили не рядом с ней, а где-то очень далеко.

— Добро пожаловать, Фрэнсис, мы всегда рады тебя видеть, — устало, но с нежностью в голосе приветствовала она брата.

Леди Стоуртон и ее супруг носили траур по покойному сэру Томасу Трэшему. Фрэнсис отметил рассеянность лорда Стоуртона и не совсем обычное для него поведение. Кейтсби был в своем амплуа и изо всех сил старался очаровать леди Стоуртон, а потом переключился на ее супруга. Обед закончился рано, и Кейтсби попросил Трэшема задержаться на пару слов. Фрэнсис почувствовал, как екнуло его сердце.

Зима потихоньку вступала в свои права, но яркий огонь в новом камине согревал квадратную комнату с зарешеченным окном, выходящим в сад. Новая панельная обшивка стен была слишком светлой и не успела потемнеть от времени. Гордые предки Стоуртонов сурово смотрели на Трэшема с развешанных на стенах портретов.

Глядя на Трэшема, Кейтсби в очередной раз ощутил знакомое беспокойство. Долгое время Фрэнсис был просто игрушкой в его руках, инструментом, на котором можно сыграть любую мелодию, и все же этот человек не надежен, и с ним всегда приходится быть настороже. На Томаса Перси тоже нельзя положиться, хотя он совсем не похож на Трэшема. Перси не привез вовремя арендную плату за дом в Вестминстере, в подвале которого скрывается страшная тайна. Фокс под видом слуги Перси должен был отправиться к Генри Ферресу и Уиниарду, чтобы расплатиться с ними за дом. Фокс, в свою очередь, настойчиво требует денег, на которые он наймет корабль и отправится из Гринвича за границу сразу же после взрыва парламента. Гая Фокса пригласили из-за его умения обращаться с порохом, и никто не рассчитывал, что он останется в Англии после взрыва, однако такой настырности Кейтсби от него не ожидал. Эверард Дигби, это великовозрастное дитя, денег дал, но Трэшем тоже получил наследство, и его годовой доход составит три тысячи фунтов. Кроме того, он принадлежит к одной из самых влиятельных католических семей, и настал час обратиться к нему за помощью.

Когда Кейтсби стал излагать план заговора, при удачном осуществлении которого большая часть английской знати отправится в преисподнюю, Фрэнсис Трэшем похолодел от ужаса. Трудно представить себе более безумную затею. А как рассказать о ней человеку в черных одеждах? Фрэнсис сделал глубокий вздох и приготовился дать достойный отпор. Он успел хорошо изучить тактику Кейтсби: сначала ошеломить собеседника, а затем обрушить на него поток страстных речей, полностью оправдывающих все свои действия. Трэшем поднялся с места и сделал протестующий жест рукой.

— Прекрати, кузен! Замолчи! — Никто и никогда не приказывал Кейтсби замолчать. В глазах Робина сверкнули опасные желтые огоньки, но тут же погасли. — Ты сошел с ума и хочешь навлечь проклятие на наши головы? — Трэшем мерил комнату шагами, крепко стискивая руки, как будто хотел выжать из них нужные слова.

— Не проклятие, а спасение, — возразил Кейтсби, которому не терпелось произнести пламенную речь.

— Прости, но я не знал, что Господь убрал из своей заповеди «не убий» одно коротенькое словечко. Как можно благословить убийство множества людей, не разбирая, кто виновен, а кто нет?! Зачем понадобилось убивать вместе с врагами и наших верных друзей? Кузен, с чего ты вдруг решил, что имеешь право вершить суд Божий?

— У меня такого права нет, но им обладают те, кто благословил наш план. Ты слышал проповеди отца Гарнета, в которых он говорит, что малое зло допустимо во имя великого блага. Если в осажденном городе, погрязшем в грехе, есть невинные, они разделяют участь остальных жителей. Я покажу тебе цитаты из Библии…

— Будь ты проклят со своими глупыми цитатами и безумными священниками, которые их зачитывают! Не морочь мне голову! Я не ученый теолог, но если ты действительно считаешь, что церковь одобряет такие действия, то тогда и меня, Фрэнсиса Трэшема, надо причислить к лику святых. Будь проклята Библия! Говорю же, ваш план — настоящее безумие и иначе чем убийством его не назовешь! Он погубит всех нас!

— Ты хочешь стать единственным католиком во всей Англии, который из трусости отказался участвовать в благородном деле? Ты хочешь…

— Замолчи! — Трэшем перебил Кейтсби уже во второй раз, чего раньше никогда себе не позволял, как и все остальные, когда Робин, стремясь добиться желанной цели, в полную силу использовал природный дар подчинять людей своей воле. Отец Кейтсби называл эту способность сына стихийной силой, с неодобрением наблюдая, как девушки-служанки благоговейно падают перед ним ниц. — Оставь свои старые штучки с обвинениями в трусости. Они больше на меня не действуют. Помнишь беднягу Тома, который вместе с нами забрался в соседский сад?

Это случилось в Харроудене много лет назад. Трое мальчишек решили совершить набег на фруктовый сад соседа и полакомиться сладкими яблоками, которыми тот очень гордился. Заметив соседа, работающего в дальнем углу сада, Трэшем и Том принялись обсуждать план отступления, и Кейтсби назвал их трусами. В ответ на обвинение друга Том отважно спрыгнул со стены и пополз к яблоням. Оставшиеся по другую сторону ограды Трэшем и Кейтсби долго слушали отчаянные вопли товарища, которого сосед, не жалея сил, угощал розгами.

— Представляю, как приятно было старине Тому в шкуре героя! — сердито прошептал Трэшем, взбешенный уловками Кейтсби. — Речь идет не о трусости. Ты подумал, как ужаснется весь народ, узнав, что это страшное деяние совершено по религиозным соображениям? Ведь религия проповедует мир между людьми! Ваш заговор развяжет руки врагам и станет оправданием для любых гонений и казней. Против нас поднимутся простые люди, и не только они. Каждый приличный человек в королевстве потребует возмездия! Это приведет не к спасению, а к гибели католической веры! Ты что, совсем рехнулся?!

Если пламенная речь Трэшема и произвела впечатление на собеседника, понять что-либо по его непроницаемому лицу было невозможно.

— Дело нужно довести до конца, — спокойно ответил Кейтсби. — Во имя всех католиков на земле мы вынуждены прибегнуть к крайним мерам, и выбора у нас нет.

— И откуда вы ждете поддержки? Где войска, где армии, готовые вторгнуться в страну? Думаешь, Испания подписала мирный договор, чтобы снова развязать войну?

— Испанские войска направятся из Дувра в Рочестер, перекроют Темзу и блокируют Лондон. С севера придут ополченцы Перси, и католики в Европе тоже окажут помощь.

— И кто же дал такие заманчивые обещания? Король Испании лично обещал предоставить в твое распоряжение войска? Думаешь, всемогущий Перси сорвет своих крестьян с места и среди зимы погонит через всю страну защищать правое дело? Да он этих крестьян в глаза не видел! А может, полководцы в Европе дали письменное обещание совершить изнурительный переход и устроить в Лондоне пожар, который никогда не утихнет? Ты сошел с ума, кузен! Совсем утратил рассудок!

Казалось, слова Трэшема оставили Кейтсби равнодушным, и только его глаза засветились странным огнем, а речь стала неестественно спокойной и ровной.

— Фокс — солдат, человек проверенный, не раз на деле доказавший свое мужество. Он был в Европе и от имени высокопоставленных лиц гарантирует поддержку Испании. Он Также обещает, что сэр Уильям Стэнли придет нам на помощь вместе с английским полком. Что касается графа Нортумберлендского, он сообщает о своих намерениях через Томаса Перси, и его слова заслуживают полного доверия.

— Чепуха! Кто такой Гай Фокс? Готов поклясться, что он так же далек от испанского короля, как мой нос от задницы! Стэнли — потрепанный жизнью старик, который ищет подходящий предлог, чтобы благополучно вернуться домой, и храни вас Господь от таких союзников, как Перси! Этот без конца потеющий придурок продаст за фартинг собственную мать!

— Успокойся, кузен, и выпей вина. — Трэшем только сейчас заметил кувшин с вином и два изящных кубка, предусмотрительно принесенных в комнату. Они выглядели совершенно новыми, как и все в доме Стоуртона. — Понимаю, мои слова тебя ошеломили, но у людей, которым давно известно о готовящихся событиях, они не вызывают таких чувств. Дай время, ведь мы, твои давнишние и испытанные друзья, этого заслуживаем.

— Кстати, о наших друзьях. Какая судьба ждет Монтегю, Мордаунта и моих родственников, Монтигла и Стоуртона? Нельзя же перебить всех английских католиков знатного происхождения!

Трэшем тяжело опустился на табурет и сделал большой глоток вина, чувствуя, как бешено колотится его сердце.

— Мы постараемся предупредить их, — пообещал Кейтсби. — Наступили страшные времена, и всем людям приходится сталкиваться с серьезными опасностями.

— Что касается денег, я их вам дам.

Кейтсби поднялся с места, с трудом сдерживая желание заключить Трэшема в объятия.

— Нет, я дам денег не для того, чтобы осуществить ваш дурацкий план, а чтобы вы смогли уехать из страны. — При этих словах Кейтсби нахмурился. — Пусть парламент проведет заседание — и посмотрим, какие законы он примет. Кто знает, может быть, все зловещие слухи так и останутся пустыми сплетнями? Возьми сто фунтов или больше, забирай нетерпеливых друзей и отправляйся вместе с ними в Испанские Нидерланды. Обдумайте все хорошенько и посмотрите, как будут развиваться события.

— И оставить тридцать бочонков с порохом под палатой лордов, чтобы их случайно обнаружили, а нас всех казнили на площади за то, что мы не сумели вовремя расправиться с врагами? Нет, кузен, об этом не может быть и речи.

Кейтсби разговаривал с Фрэнсисом и упрекал его, словно ребенка, который наделал ошибок в переводе.

— Так ты идешь с нами или предашь общее дело?

Несмотря на волнение, Трэшем подумал, что обвинение в предательстве звучит весьма странно из уст человека, собирающегося взорвать правительство Англии. Фрэнсис почувствовал непреодолимое желание бежать куда глаза глядят от Кейтсби и его проклятых затей, но он прекрасно понимал, что это совершенно бесполезно. Слишком уж он сблизился с заговорщиками, и когда все выйдет наружу, их повесят вместе. Разговор с Кейтсби определил дальнейшую судьбу Трэшема. Уж если смогли бросить в темницу Рейли, то что говорить о таком незначительном человеке, как Фрэнсис Трэшем? Кроме того, чувство самозащиты подсказывало, что единственный путь к спасению ведет к человеку с пронзительным взглядом и его красивой шлюхе. Какая теперь разница?! С этого момента, что бы Трэшем ни сделал, его будут считать одним из заговорщиков. Он посмотрел Кейтсби в глаза и понял, что совсем не знает этого человека. В случае отказа он просто убьет Фрэнсиса, а его спокойствие и невозмутимость гораздо опаснее любого гнева.

— Вы втянули меня в свой запутанный заговор. На прошлой неделе мы вместе ужинали, а сегодня обедали. Ты ведь постарался, чтобы даже самая тупая ищейка могла сразу же выйти на мой след! Мы знакомы друг с другом всю жизнь, и если этот заговор провалится, неужели ты надеешься, что кто-то из нас уцелеет? Ты подцепил меня на крючок, кузен, а я даже не заметил, как проглотил наживку.

— Так ты идешь с нами или предпочитаешь стать предателем? — Голос Кейтсби звучал мягко, но в нем чувствовалась непреклонность.

— Я боюсь твоих затей, Робин, а в труса меня может превратить только очень скверное дело.

Когда Фрэнсис пулей вылетел из дома лорда Стоуртона, уже начало смеркаться. Он с трудом пробирался по улочкам Кларкенуэлла. Летняя пыль превратилась в липкую грязь, заполнившую глубокие выбоины, и попавшего в них пешехода не спасали самые высокие сапоги, которые можно было легко потерять, увязнув в густой навозной жиже. Трэшем отыскал трактир «Русалка» и, как было договорено, спросил мистера Робина Сесила. Угрюмый хозяин позвал слугу, который проводил Фрэнсиса до комнаты на втором этаже. Трэшем постучал в дверь, но никто ему не ответил. Он осмотрелся по сторонам. На деревянном балконе, окружающем трактир с трех сторон и выходящем во двор, не было ни души. Казалось, все обитатели «Русалки» внезапно вымерли. Люди, живущие в Кларкенуэлле, имели достаточно средств, чтобы питаться дома, и не ходили по тавернам. Фрэнсис снова постучал, а затем толкнул дверь, которая сразу же открылась. В комнате было темно, и создавалось впечатление, что здесь давно никто не живет. Оставив дверь открытой, Трэшем спустился по шатким ступенькам и вышел на улицу, где уже почти совсем стемнело.

— Какие новости? — громом прозвучало над ухом.

От неожиданности он вздрогнул и схватился за шпагу, но тут же узнал человека в черной одежде.

— Не здесь же, — заикаясь пролепетал Фрэнсис.

По лицу его собеседника пробежала усмешка. Он отвел Трэшема в комнату с другой стороны двора, войдя в которую тот сразу же заметил на столе остатки роскошной трапезы. Сказочная красавица и верзила-слуга находились здесь же. Слуга принялся молча убирать со стола, а женщина стала ему помогать. Этих людей связывали какие-то непонятные отношения. Кто они: хозяин, слуга и любовница — или все же законная жена? Может, они друзья или участники какого-нибудь невероятного заговора? Они понимали друг друга без слов и не соблюдали субординации.

Трэшем уселся на табурет и взял кубок с вином, который ему предложили.

— Я знаю, что они задумали. — Трэшем заметил, что после этих слов женщина и слуга пододвинулись поближе.

— Говори, — приказал человек в черном одеянии.

— Мой кузен спрятал под палатой лордов тридцать шесть бочонков с отменным порохом. Он хранится в погребе, в доме, который арендует Томас Перси. Заговорщики собираются взорвать парламент, когда тот соберется на заседание, убить короля, наследного принца, лордов и членов палаты общин, всех, кто там будет. Это произойдет пятого ноября. Осталось всего три недели. — Трэшем с трудом перевел дыхание.

Джейн изумленно вскрикнула, и даже невозмутимый Манион не мог скрыть своего потрясения. Грэшем сидел неподвижно, словно каменная статуя.

— У них серьезные намерения? — спросил он после долгого молчания.

— Серьезнее не бывает. Они сделают то, что задумал и, — Трэшем вновь вернулся к волновавшей его теме. Странно, но он чувствовал себя гораздо комфортнее в обществе этих почти незнакомых ему людей, чем рядом с мужем сестры и кузеном Кейтсби. — Порох доставил в погреб человек по имени Гай Фокс, которого наняли по рекомендации Стэнли. Он приехал из Европы. Дом снят на имя моего кузена Перси, который получил должность постельничего, а Фокс выступает в роли его слуги, и его называют Джоном, или Джеком Джонсоном. Они собираются похитить принцессу Елизавету и посадить ее на трон.

— Они сошли с ума! — прошептал Грэшем.

— Я сказал Кейтсби то же самое, но он никого не хочет слушать.

— Кто еще замешан в заговоре?

— Одних вы знаете, а других — нет. Если нужно, я назову их имена.

— Думаю, они все получат по заслугам, но не от меня.

— Помимо тех, кого вы знаете, в заговоре также участвуют Амброз Руквуд, Эверард Дигби и Том Бейтс, слуга Кейтсби. Больше мне ничего не известно.

— Странно, среди них нет людей знатного происхождения. Кто же станет протектором в случае, если заговор удастся? — поинтересовался Грэшем. — Кто у них зачинщик? А что ты скажешь о Нортумберленде?

— Я слышал о нем от Томаса Перси, который пообещал Робину поддержку ополченцев Нортумберленда сразу же после взрыва парламента. Однако в устах такого надутого индюка, как Перси, это может оказаться пустым бахвальством. Кроме Нортумберленда, Робин не упоминал ни одного знатного имени. Господи, Стоуртон — муж одной из моих сестер, так же как и Монтигл! Ведь все они — моя семья!

«Еще недавно семья значила для тебя не слишком-то много», — отметил про себя Генри.

— Можно мне высказать свое мнение? — спросила Джейн, и Грэшем согласно кивнул в ответ. — Что из всего этого выйдет? Почему твои приятели решили, что помогут своей религии, устроив кровавую бойню?

Трэшем в очередной раз усталым голосом поведал об испанских войсках, Английском полке и обещанной графом Нортумберлендом поддержке.

Генри принялся расхаживать по комнате, не скрывая тревоги.

— Это бессмысленно. Нортумберленд совсем не знает свои северные земли и не может рассчитывать на верноподданнические чувства мелкопоместных дворян в надежде, что они отправятся походом на Лондон, чтобы сложить головы на плахе.

— Пролить красную кровь можно и без участия крови голубой. Люди, не имеющие титулов, тоже умеют убивать, — вмешался в разговор Манион.

— Но им нужен предводитель, — возразил Грэшем, поворачиваясь к слуге. — Даже крестьян повел за собой Уот Тайлер.

— Может ли таким предводителем стать Кейтсби? — Джейн наконец задала вопрос, который давно витал в воздухе.

— Чтобы Робин задумал занять место протектора? Нет, не может быть! — Трэшем гнал от себя страшную мысль, которая очень быстро перерастала в уверенность.

— Люцифер решил, что может одержать победу над Господом и воцариться на небесах, — заметила Джейн. — Почему бы земным воплощениям дьявола не последовать его примеру? Ведь гордыни у них не меньше.

С виконтом Монтегю Кейтсби встретился совершенно случай но, когда тот прогуливался по району Лондона под названием Савой, направляясь в сторону Стрэнда. Повернув за угол, Кейтсби столкнулся лицом к лицу с молодым лордом, исповедующим католическую веру. Храбрый юноша провел пять дней в тюрьме «Флит» за то, что выступил в парламенте против законов об отказе католиков присутствовать на англиканском богослужении. Именно таких людей и оплакивал Трэшем, думая об их неизбежной гибели при взрыве парламента. Неужели непонятно, что если Христос принял смерть во имя спасения человечества, то гибель нескольких человек ради спасения Христа — цена ничтожно малая?

Кейтсби не мог пройти мимо Монтегю, который его заметил. Знатные католические семьи Англии не только хорошо знали друг друга, но часто были связаны узами родства.

— Доброе утро, милорд, — приветствовал его Кейтсби, отвешивая низкий поклон. — Как поживаете? — Такой вопрос, заданный представителю одной из знатнейших семей, граничил с наглостью, но Кейтсби вошел во вкус и решил рискнуть. Если Монтегю и обиделся, то виду не подал и, в свою очередь, любезно поинтересовался здоровьем Кейтсби.

— Ваша светлость прибыли в Лондон по парламентским делам? — поинтересовался Кейтсби, зная, что имение Монтегю находится в Суссексе.

Молодой лорд рассказал Кейтсби, что приехал в Лондон навестить тетушку и надеется получить разрешение короля не присутствовать на заседании парламента. Ему не было нужды рассказывать Кейтсби о причинах такой просьбы, так как оба понимали, что преданный своей вере юноша не сдержит возмущения, если на заседании парламента будут принимать очередные законы, направленные против католиков, рискуя попасть в тюрьму уже на более длительный срок.

— Думаю, вашей светлости пребывание в Лондоне не доставляет большого удовольствия, — сочувственно предположил Кейтсби.

— Если Монтегю получит разрешение короля не присутствовать на заседании парламента, Робину всего лишь нужно было поставить об этом в известность Трэшема и других заговорщиков.

Кейтсби чувствовал приближение бури. Его заговор зиждился на католических семьях Англии, связанных кровным родством и, несмотря на идущую между ними непрестанную грызню, представляющих собой большую силу. Но эти семьи прилагают все усилия для собственной защиты, и смерть нескольких членов, которые долгие годы их возглавляют и имеют высокое происхождение, может стать камнем преткновения при осуществлении заговора. Самое важное сейчас — укрепить их решимость, и сделать это надо как можно скорее.

Кейтсби знал, что Фокс, братья Райты и Том Уинтер со слугой встречаются сегодня в таверне «Колокол» в Дэвентри. Робин отправил туда Тома Бейтса, чтобы тот присмотрел за заговорщиками. Настало время собрать всех в Лондоне, несмотря на возрастающий с каждым днем риск. Все должны находиться у Робина на виду, только тогда можно быть уверенным, что эти люди пойдут по намеченному пути. Кейтсби и прежде доводилось наблюдать разногласия при подготовке заговоров, и он не раз видел, как разобщенность участников приводит к крушению самых удачных планов. Он объединит людей и поведет за собой, потому что только с ним заговорщики обретут силу, необходимую для осуществления великого замысла.

— Мне нужно повидаться с епископом и посетить колледж богословия, — заявил Грэшем.

— А что такое «богослов»? — сердито спросил Манион, который, сорвавшись с короткого поводка, отсутствовал полдня, а когда наконец вернулся в Альзацию, имел подозрительно довольный вид.

Джейн и Грэшем нарочно не спрашивали, как он провел время. Они жили в Альзации уже достаточно долго, но до сих пор Генри не обнаружил никаких признаков слежки. Самое главное — его голова совершенно не чесалась. Он жалел, что не может предоставить Джейн такую же свободу, как Маниону, хотя она, несомненно, выбрала бы для прогулок другие места. Может быть, стоит устроить очередной маскарад и сходить в театр?

— Чем они помогут? — спросила Джейн.

Было уже поздно, и всем полагалось спать, но Грэшем поднял их с постели, чувствуя, что должен взять перо и бумагу и набросать основные задачи, которые предстоит решить.

— Я выслушаю епископов и нисколько не сомневаюсь, что если сделаю наоборот, то поступлю правильно. Я также выслушаю споры богословов и приду в такую ярость, что приму решение только для того, чтобы прекратить их болтовню.

— Будет ли от этого толк?

— Возможно… кто знает?.. Нужно решить, что делать дальше. Думаю, что история с порохом, несмотря на всю невероятность, не является выдумкой. Нет, порох лежит в погребе, а вот почему он там оказался и что с ним делать, решить гораздо труднее.

— Но мы точно знаем, почему он там оказался, не так ли?

— Мы знаем, как Кейтсби и другие заговорщики собираются использовать порох через несколько недель. Но такой жуткий план… Я не верю, что за ним не стоит никто из знати.

— В распоряжении Сесила три пэра-католика: Суффолк, Нортгемптон и Вустер. Они правят половиной страны.

— В том-то и загвоздка. Какая им выгода от свержения короля и его главного советника? Они прекрасно ладят с обоими и великолепно себя чувствуют, восседая на собственной куче дерьма каждый. С их стороны раскачивать лодку — полное безумие, не говоря уже о том, чтобы разнести ее в мелкие щепки.

— Остается Нортумберленд?

— Возможно, но если и так, то он не имеет к этому прямого отношения. Старый граф вовсе не похож на профессионального заговорщика. Он предпочитает сидеть в кабинете, заниматься опытами и размышлять о том, как жесток к нему окружающий мир. К тому же он глуховат, а глухие люди пребывают в постоянном страхе, что вокруг происходит нечто такое, о чем им неизвестно. Нортумберленд боится больше остальных. Он знает историю своей семьи и понимает, что в Лондоне никто не окажет доверия человеку из рода Перси. Если он и участвует в заговоре, то только в качестве кукловода.

— Но ведь все это не так уж важно, правда? Речь идет о страшном злодеянии, которое надо предотвратить. Разве нельзя забыть о гордости, пойти к Сесилу и рассказать ему всю правду?

— Ты забыла, что Сесил жаждет моей смерти? Я не могу пойти к нему, не подвергая опасности жизни дорогих мне людей.

— Тогда Рейли? Нет, сэр Уолтер никогда бы не ввязался в такое гнусное дело!

— Сэр Уолтер? Да ни за что на свете! Рейли никогда в жизни не прятал порох, и если бы он захотел организовать заговор, я бы узнал об этом первым. Но жизнь Рейли висит на волоске, и Сесил только ищет удобный предлог, чтобы его перерезать. Один намек на заговор, и можно считать Рейли покойником. Сэру Уолтеру вовсе не надо в нем участвовать, потому что Сесил воспользуется любой малостью, чтобы обвинить его во всех смертных грехах. Рейли действительно представляет угрозу для Сесила. Несмотря на то что он гниет в Тауэре, люди выстраиваются на берегу, чтобы поприветствовать его во время ежедневной прогулки, и король, осудивший сэра Уолтера на заключение, не осмеливается его казнить. Рейли представляет собой угрозу не только для короля, но и для главного советника, который предал друга! Популярность — великая вещь, Джейн, а Рейли стал очень популярен.

Грэшем поднялся с места и заходил по комнате.

— Именно популярности у Сесила никогда не было, и только она вызывает у него страх! Он очень умен, коварен, осторожен сверх всякой меры и несказанно богат, в его руках сосредоточена огромная власть, а угрожает ему только бунт простых людей, которых он совершенно не знает и не любит. Роберт Сесил может сидеть у себя во дворце, плести интриги и заговоры и манипулировать людьми, но в отличие от Рейли он не может приблизиться к народу, понять его душу и одним своим видом заставить сердца людей трепетать от радости. Поэтому он и боится Рейли больше, чем всех остальных, и опасается, что тот может одержать верх над королем, даже находясь в заточении. Ах, мой бедный капитан!

— Рейли символизирует любовь народа и силу, которой никогда не будет у графа Солсбери, и Сесил испытывает перед ним страх и в то же время завидует.

— Но какая связь между твоими словами и «пороховым заговором»? — искренне удивилась Джейн.

— А вдруг Сесил что-то знает? Разумеется, подробности ему неизвестны. Такой человек не станет сознательно хранить тонну пороха под собственным троном. Но предположим, до него дошли какие-то слухи, и он хочет с помощью этого заговора наконец доказать виновность Рейли? Допустим, Сесил выжидает, а потом схватит всех заговорщиков, которых сможет отыскать. И кто из них не признается под пытками, что именно Рейли является зачинщиком заговора? Это объясняет многое. Почему Сесил так отчаянно стремится убрать меня с дороги, испытывает передо мной непонятный страх и пускает по ложному следу? Я не скрываю своей преданности сэру Уолтеру. Господи, да я открыто навещаю его в тюрьме! На свете мало людей, способных расстроить заговор, с помощью которого можно представить Рейли изменником, и еще меньше тех, кто, как я, стремился бы к этому всей душой. Может быть, я и есть тот единственный человек.

— Из-за этого и убили Уилла Шедуэлла? — спросила Джейн.

— Разумеется, — ответил Грэшем. — Должно быть, Перси что-то сболтнул спьяну. Интересно, не побежал ли Уилл со всех ног к Сесилу, чтобы поделиться новостью? Славная шутка! Сесил следит, как зреет его маленький заговор, который станет отличным предлогом, чтобы навсегда избавиться от Рейли, а тут прибегает Уилл Шедуэлл и может все испортить своими разоблачениями. Я сам себе льщу, воображая, что Уилл летел ко мне, тогда как, готов поклясться, он улепетывал от Сэма Фогарти и его дружков. Уилл обнаружил погоню и видел во мне единственного человека, способного защитить его от Сесила.

— И все-таки я не понимаю, почему ты не можешь пойти к Сесилу? — спросила Джейн, озадаченно глядя на Грэшема. — Ты разоблачишь заговор и предотвратишь кровопролитие…

— И отдам себя в руки Сесила, как это случилось с Рейли! Его пример служит мне хорошей наукой. Представляешь, что будет, если я приду к Сесилу и изложу подробности этого невероятного заговора — я, яростный сторонник Рейли, преданный ему всей душой? Да меня бросят в тюрьму, как только я открою рот, и вместо того чтобы спасти своего господина, я стану причиной его смерти! Как легко превратить меня из человека, раскрывшего заговор, в одного из его организаторов! Уже есть подложное письмо, представляющее меня католиком, можно подделать и другие письма. Я ведь ужинал с заговорщиками, так? Меня могут в мгновение ока причислить к их компании и отправить на дыбу, пока я не скажу то, что им нужно. Отпадает даже необходимость в открытом суде. Вспомни, как поступили с Рейли. Его главный обвинитель и не появился на процессе!

— Ты никогда не дашь свидетельских показаний против Рейли! — воскликнула Джейн.

— Я никогда не сделаю этого добровольно и находясь в сознании. Но не хватит никакого мужества и выдержки, чтобы вынести все пытки, Джейн. Даже сам Христос отрекся на кресте от отца. На дыбе терзают не только тело, но и рассудок человека. Со временем можно сломить любого.

— То есть ты не можешь говорить, но хранить молчание тоже не можешь. Нет ли еще людей, которым можно доверить эту тайну?

— В этом и заключается ответ. Кстати, молодой Трэшем осложняет дело. Нельзя допустить, чтобы он улизнул. Этот человек по природе импульсивен. Очень скоро он взвесит все «за» и «против» и придет к выводу, что ему лучше удрать во Францию без нашей помощи. На месте Трэшема я бы так и поступил, ведь ему грозят тюрьма и обвинение в измене, если его сумасшедший братец сболтнет лишнее не тому, кому следует.

— Так с кем и о чем ты собираешься говорить?

— У трона обретается достаточно напыщенных дураков, готовых руками и ногами ухватиться за возможность раскрыть заговор, но в нашем случае этого недостаточно. Если порох найдут, не составит труда доказать, что он принадлежит Рейли или любому другому человеку. Нет, нужно сделать так, чтобы след привел к католикам и подтвердил религиозный характер всей ужасной затеи.

— Хорошо, — согласилась Джейн, — тогда возьми перо и бумагу и вспомни всех сочувствующих католиков.

Кто-то из слуг громко плакал, и эти рыдания не могли заглушить царившие в доме суматоха и непрестанное хлопанье дверей. Трэшем еще не пришел в себя после бешеной скачки из Лондона в Нортгемптоншир. Многие слуги провели в его доме всю жизнь, работая на Трэшемов, а теперь им придется покинуть насиженное место, но они еще не понимают, что это гораздо лучше, чем гнев Сесила, который обрушится на дом человека, обвиняемого в государственной измене. Как бы там ни было, он оставляет Раштон, и уже сейчас кажется, что дом принадлежит другому владельцу.

Трэшем все еще верил, что может помешать заговору, и в этом случае двери Раштона снова будут открыты. Он надеялся, что грядущая смерть католиков-дворян станет главным аргументом для отсрочки заговора. Конечно, такой довод не подействует на Кейтсби, но он может убедить других. Фрэнсис все обсудил со своим ангелом-хранителем в черных одеждах, который совершенно не похож на подвыпившего шотландца Александра Селкирка, сопровождавшего Бена Джонсона во время ужина в «Ирландце». Фрэнсис до сих пор не мог поверить, что это одно и то же лицо. Мнимый Селкирк, внимательно выслушав Трэшема, не стал возражать против его доводов и только пристально посмотрел Фрэнсису в глаза.

— Ты должен сделать все, что сможешь, и лучше тебе не знать о другом плане, который расстроит заговор, до его осуществления. Тем приятнее будет сюрприз, когда все удачно завершится. И что бы ни случилось, не отступай от правды.

Трэшем долго думал над словами человека в черном, не понимая их смысла, а потом попросил разрешения съездить на север и привезти в Лондон семью.

— Зачем тебе это надо? — поинтересовался человек в черном.

— Как бы ни обернулись события, я на некоторое время покину Англию. Нужно привести в порядок все дела, собрать деньги и объединить семью, чтобы во время моего отсутствия они могли поддержать друг друга. Следует также учесть и вероятность моего ареста.

— Почему?

— Достаточно одного неосторожного слова самих заговорщиков, и их тут же выдадут. — Трэшем словно повторял мысли Генри. — Я окажусь в числе подозреваемых и в случае ареста стану утверждать, что пытался помешать заговору — а это чистая правда! — и оставался с Кейтсби, только чтобы расстроить его дикий план. Если я перевезу семью в Лондон, это подтвердит мою невиновность, ведь тот, кто боится огня, не сядет рядом с очагом.

— Верно, — согласился Грэшем, — но тот, кто хочет его разжечь, наверняка сядет.

Грэшем удивился оптимизму, который испытывал Фрэнсис по поводу своей дальнейшей судьбы в случае, если заговор будет раскрыт. Что ж, надежда умирает только вместе с человеком, и делу это не вредит.

— Человек менее дальновидный и рассудительный бросил бы на твоем месте дом, вывез все добро и вернулся в Лондон, чтобы потом тихо скрыться, прежде чем поймут, что происходит.

Неужели незнакомец в черном одеянии умеет читать чужие мысли? В голове Трэшема зрел именно такой план.

— Разумный человек не станет всерьез рассматривать такие перспективы по двум причинам: во-первых, сбежавший продолжает жить, а значит, его можно найти, и, во-вторых, за тобой постоянно следят. Эта работа поручена настоящим профессионалам, которые таким образом зарабатывают себе на жизнь и могут как убить, так и отыскать тебя в любом месте. Мы вместе решим, когда ты уедешь из Англии. Пусть это будет наш собственный маленький заговор.

После этого разговора Трэшем сломя голову помчался в Раштон. В доме все стояло вверх дном. Когда снимали портьеры и дорогие ковры, поднялась пыль, осевшая на одежде и постельном белье, которое пришлось трясти, прежде чем упаковывать в многочисленные сундуки, загромоздившие прихожую и лестницы. Весь дом пропитался дымом от горевших каминов, так как двери постоянно открывались и закрывались, когда выносили вещи, чтобы погрузить их на телеги, стоявшие возле дома.

Трэшему предстояло выдержать гнев и непонимание жены, матери и сестер, но самым главным были семейные документы, которые долгие годы собирал и бережно хранил его отец. Фрэнсис позаботился, чтобы их надежно запаковали и спрятали подальше от глаз недоброжелателей. Все эти сборы сильно напоминали похороны.

Закончив все дела, Трэшем направился в Уайт-Уэбз, в дом Анны Во в Энфилд-Чезе. Он знал, что там будут отец Гарнет вместе с Кейтсби, Фоксом и Томом Уинтером. Кейтсби уверял, что Анна ничего не знает о заговоре, но Фрэнсиса не покидало чувство беспокойства. Уайт-Уэбз стал главным местом встречи заговорщиков. Дом находится недалеко от Лондона, и в нем полно тайных убежищ для священников. Трэшему не верилось, что Анна Во одобрит массовое кровопролитие в парламенте, но он сомневался по поводу ее неосведомленности, принимая во внимание то огромное влияние, которое английские католички имели на веру. Отец Гарнет — болтливый дурак, и доверять ему можно не больше, чем любому иезуиту, но неужели он согласился на дикую затею? Кейтсби утверждает, что Гарнету известно о заговоре и он его поддерживает.

Подойдя к знакомой двери, Трэшем почувствовал себя полностью опустошенным. А ведь когда-то посещение этого дома приносило радость. Помимо Кейтсби, Фокса и Тома Уинтера, в комнате находился Роберт Кейтс. Трэшем невзлюбил Фокса еще с первой встречи, сразу же почувствовав его презрение к гражданским, с которыми ему временно приходится иметь дело. Неприязнь лишь усилилась, когда стало известно, что именно Фокс доставил порох в погреб и ждет удобного момента, чтобы поджечь запал. Черт бы побрал всех лордов вместе с парламентом! Может, они и заслужили такую участь. Порох не разбирает, кто прав, кто виноват, но самое страшное, что отзвуки взрыва могут погубить самого Фрэнсиса Трэшема.

Фрэнсис сразу заметил перемену, происшедшую с Кейтсби. Заговорщики собрались в комнате со стенами, отделанными панелями из красильного дуба, на которых не висело ни одной картины. Многостворчатые окна со стойками выходили в ухоженный сад и огород, где служанка старательно выбирала самую лучшую зелень, чтобы отнести ее повару на кухню. Трэшем с завистью смотрел на склонившуюся над грядками женщину, целиком поглощенную своей работой. Сможет ли и он хоть когда-нибудь зажить так же спокойно и мирно?

— Нам придется взорвать нескольких единоверцев. Речь идет не о простых людях, а о тех, кто нами руководит и от чьих решений зависит наша жизнь. Кем мы себя считаем: добрыми католиками или людоедами, которые пожирают себе подобных? — Трэшем особо подчеркнул последние слова.

Фокс презрительно усмехнулся. Говорил он редко, и его речь представляла странную смесь йоркширского и испанского акцентов.

— Люди гибнут на войне, невинные и виноватые, не говоря уже о солдатах.

— Слишком долго битва велась с помощью наших идей, убеждений и веры. А надо сражаться за них. И в этом заключается наш долг. Неужели вы думаете, что члены палаты лордов, которые могут погибнуть при взрыве, сочли бы свою жертву напрасной, если благодаря ей в Англию возвратится царствие Божье?

— Они не смогут нам ответить, так как будут мертвы, — хмыкнул Трэшем.

— Не все. Многие не придут на заседание, так как знают, что там будут приняты законы против католиков. Остальных мы можем предупредить.

Заговорщики стали изучать длинный список пэров, среди которых был молодой Томас Говард, недавно получивший титул графа Арундельского. Как можно отправить на верную гибель юного лорда Во? Ведь женщины его семьи так много сделали для католической веры. Трэшем, как и собирался, затеял спор по поводу своих родственников: Монтигла и Стоуртона. Оставался еще Монтегю… Господи, ведь с двумя из них Кейтсби ужинал на прошлой неделе. Неужели он ел угощение, зная, что подписывает им смертный приговор? Заговорив о лорде Мордаунте, Фрэнсис неожиданно для себя обрел союзника в лице Роберта Кейтса. Кейтс был крупным рыжебородым мужчиной одного возраста с Трэшемом. Несмотря на бедность, он имел благородное сердце. К заговору он присоединился одним из первых. Их дружное выступление в защиту Мордаунта и заставило Кейтсби показать клыки.

— Мордаунт! — с издевкой в голосе воскликнул он. — Да я не доверю ему тайну за все сокровища мира! Именно из-за таких людей мы не можем открыто говорить о своих намерениях, потому что они тут же нас погубят. Уж лучше самим пойти к королю и рассказать всю правду…

— Но молодой граф Арундельский! — перебил его Трэшем. — Убивая таких, как он, мы убиваем свою надежду на будущее!

— Так найди способ помешать ему прийти на заседание парламента. Неужели не отыщется человек, который легко ранит графа Арундельского, и тому придется неделю или две полежать в постели?

Заговорщики принялись обсуждать наболевшие вопросы, и Кейтсби некоторое время им не мешал.

— Хватит! — твердо заявил он после пятнадцати минут безрезультатных споров. — Я лично предупредил Монтегю. — Он оглядел всех присутствующих, как будто те собирались оспорить его право. — Возможно, я предупрежу еще одного или двух пэров за несколько часов до взрыва, если сочту нужным. Предоставьте решать мне.

Над столом повисло тягостное молчание.

— Это не какая-то мышиная возня, — продолжил Кейтсби тихим голосом, в котором зазвучал металл. — Речь идет о битве за душу Англии. Разве не принял смерть Христос, чтобы искупить наши грехи? А ведь сам он был безгрешен. И разве его мать и отец не оплакивали смерть сына? Иногда, чтобы выиграть сражение, невинные должны погибнуть вместе с грешниками.

Заговорщики решили встретиться еще раз 23 октября в трактире «Ирландец», а на следующий день была назначена более важная встреча в таверне «Митра» на Брэд-стрит, между Чипсайдом и Темзой. Но заговорщиков туда не пригласили. Кейтсби с бодрой улыбкой сообщил своей дьявольской компании, что встречается с послами к эрцгерцогам. Роберт распустил слух, что вместе с Чарльзом Перси, братом Томаса Перси, формирует отряд, который отправится сражаться в Европу. Это делалось, чтобы пустить по ложному следу шпионов, буде таковые присутствуют в трактирах и тавернах, где встречаются заговорщики, и чтобы успокоить Анну Во и отца Гарнета. На самом деле эта поездка служила прикрытием для закупки очередной партии оружия и лошадей.

Трэшем подумал, что с Брэд-стрит открывается прекрасный вид на Тауэр и Белую башню с новенькими куполами, похожими на перечницы, а также на собор Святого Павла, стоявший по-прежнему без шпиля, в который ударила молния еще во время царствования Елизаветы. Тауэр и собор Святого Павла являлись главными местами проведения казней. При этой мысли у Трэшема противно засосало под ложечкой. Неужели еще до 5 ноября в одном из этих мест соберется толпа зевак, чтобы полюбоваться, как его выпотрошат живьем?

Нет, это безумие надо остановить любыми средствами.