Глава 4. Перелет в другое измерение

Кандидат медицинских наук Гайкин Александр Васильевич последний раз «отрихтовал» мой позвоночник, и уже через четыре часа в аэропорту «Шереметьево-2» я прощался с провожающими меня братом Юрой, Валерой, «Полковником» и его женой Ритой.

Я шагнул за ограждение турникета, обозначающего границу страны, и оказался один на один со своей экспедицией, океанами, которые собирался пересечь, и континентами, за которыми лежала заветная Антарктида. Команда экспедиции, состоящая из почти незнакомых мне людей, уже ожидала меня в Лиссабоне, на «Урании-2».

И сразу же, с первых шагов этого самостоятельного пути, стали происходить совершенно непредсказуемые события. В очереди к окошку паспортного контроля я оказался за красивым высоким парнем, лицо которого показалось мне знакомым. Я старался вспомнить, где пересекались наши пути. Как потом выяснилось, он, как и я, старался разрешить тот же вопрос. А через минуту мы вспомнили, что примерно год назад я был в его мастерской, тогда Александр Пономарев, так звали моего знакомого, выиграв конкурс проектов, стал Главным Художником российской секции на «ЭКСПО-98» в Лиссабоне. Он знал про нашу экспедицию и сделал мне комплимент по поводу того, что мы единственная команда из всего проекта «Глобальной Инициативы», оказавшаяся в состоянии начать экспедицию. Общаясь вплоть до последнего дня с Зобовым и «Авророй», он обладал кое-какой информацией по другим экспедициям и их людям. Проект Артура Чилингарова (буксировка айсберга от берегов Гренландии в Лиссабон на «ЭКСПО-98»), на который, раскручивая весь проект «Глобальной Инициативы», сделало ставку рекламное агентство «Аврора», не состоялся. Более того, он по- тянул на дно всю цепочку других экспедиций. Александр высказал мнение, что все пошло прахом из-за подозрительного исчезновения из Москвы Чилингарова, причем именно в тот момент, когда после почти года усилий «Аврора» нашла ему спонсоров за океаном.

Артур Николаевич ушел за пределы досягаемости на пару недель. Этого было достаточно, чтобы спонсоры, облившись кофе и выслушивая оптимистические планы Володи Филиппова, президента «Авроры», поглядывая на чистый горизонт, развернулись и исчезли. Может быть, здесь были другие причины, но, представляя кухню больших экспедиций, я был согласен, что Артур «ушел», видимо, разумно считая, что он сам не потянет это дело в добавление к своей официальной работе в Думе. Да и времени уже совсем не оставалось, так что в подготовку мог включиться только авантюрист. «Боевые пловцы» из «Ассоциации моржей», которые должны были плыть рядом с айсбергом через всю Атлантику, от Гренландии до Португалии, тоже потеряли шанс войти в историю. Проект «Желтая Подводная Лодка» также лег на дно, хотя ВМФ выделил для этой экспедиции дизельную подводную лодку, и Саша ездил в Мурманск на ее раскраску. Писатели, художники и музыканты получили приглашения на участие в этом мирном плавании от Мурманска и до Лиссабона, с заходом в страны Европы. Но дальше этого дело не пошло. И еще порядка пяти экспедиций закончились, так и не начавшись.

Саша вынул из бокового кармана куртки плоскую бутылку виски, купленную в Шереметьево, и мы, сидя в кормовой части ИЛ-62, регулярно прикладывались к ней. Прекрасный напиток способствовал появлению на свет тем о путешествиях, и, обсуждая их, мы не заметили, как перелетели через всю Европу.

Во время этой беседы произошел второй за этот день интересный случаи, когда мы в карточках, которые раздала стюардесса, в графе «цель приезда» написали — посещение выставки «ЭКСПО-98». Такая формулировка отвечала реальности, так как моя экспедиция была действующим экспонатом российской секции на «ЭКСПО- 98», а Саша был официальным сотрудником выставки. Вечерело, когда наш самолет приземлился в столице Португалии. У турникета, обозначавшего теперь уже границу Португалии, сначала Сашу, а потом и меня остановили и отвели в сторону. После того, как все пассажиры нашего самолета благополучно прошли мимо нас, пограничники объяснили нам, что для нашего выхода из аэропорта необходимо письменное подтверждение по факсу управляющего «Экспо-98» о необходимости нашего участия в выставке. Если такой факс не придет в офис пограничной службы, то в пять часов утра мы будем отправлены назад в Москву тем же рейсом Аэрофлота, за свой счет, естественно. Саша нашел свой пропуск, выданный администрацией выставки, и был пропущен через турникет. Он крикнул, что найдет встречающих меня ребят и вместе они что-то попытаются сделать. Я видел Василия Константиновича Агапова — заместителя торгового представителя по Португалии, как он, показывая свои документы, пытался пробиться ко мне, но его развернули на «втором редуте» и оттеснили к первому. Нас разделяли двадцать метров зала, мы видели друг друга и без слов все понимали. Потом пограничник повел меня длинными коридорами, и я печенкой чувствовал, что влип в дикую, непоправимую ситуацию. Все документы у меня были изъяты, и я оказался в большой комнате, заполненной в основном чернокожими молодыми людьми. В комнате сидели, лежали на полу эти люди, их дети, играя в мяч, кричали как на стадионе. По телевизору, включенному па полную громкость, шла мыльная опера. На столах размещалось дикое количество бутылочной воды — представление властей о нуждах арестованных сводилось до элементарных понятий. Ужас моего положения состоял еще и в том, что полицейские, загнавшие меня в эту тюрьму, не знали не только русского, но и английского языка и поэтому не воспринимали мои попытки что-то объяснить им. В конце концов после длинной, с чувством сказанной охранником фразы я понял, что выходить из этой адской комнаты мне не позволено до тех пор, пока не придет факс, а если его не будет, то они про меня не забудут и рано утром отправят назад в Россию. Это были меры, принятые португальской стороной, чтобы поставить заслон многочисленному потоку всякого народа, захлестнувшего Лиссабон под маркой посещения «Экспо-98».

Я понимал, что в этот поздний час офисы выставки закрыты и никто не напишет и не отошлет нужный мне факс. Моя судьба теперь полностью зависела от действий и везения встречающих меня в аэропорту, и в первую очередь Василия Константиновича. Для меня, преодолевшего до этого множество преград на пути экспедиции, возврат в Россию и необходимость повторного поиска денег на авиабилет могла стать последним и уже непреодолимым препятствием. Мысленно встречая рассвет, я был почти уверен, что это конец, но когда я пошел брать штурмом полицейский офис, мне вдруг отдали мои документы. Я понял, что факс пришел.

Моя злость выразилась лишь в том, что я не поблагодарил тех, кто вернул мне документы. Дежурный офицер проводил меня до турникета, сказал что-то бойцу, тот движением, заметным только мне, показал, что я могу идти. Я быстро прошел через пустынные залы, на ходу подхватив рюкзак и сумки в багажном отделении, и пулей вылетел на улицу, где увидел совершенно опустошенных ожиданием Сашку-боцмана и Василия Константиновича. Оказывается, Василий, убедившись в невозможности вытащить меня через «Экспо-98», нашел Посла России, находившегося этой ночью за городом, и через него вызволил меня из заточения. Тут же стояла машина торгпреда, в которой также всю ночь просидела жена Василия — Галя. Мы погрузили вещи в машину и по утренним, еще пустынным улицам Лиссабона понеслись на набережную реки Тежа, где ожидала «Урания-2».

Сопровождая отрешенным взглядом мелькавшие за окном здания, деревья скверов и просторы площадей, я почувствовал, как начинается моя новая жизнь. В этой ситуации нужно было полностью забыть о своем прошлом или просто попытаться на время из него уйти. Если оно тебя не отпустит, ты можешь сломаться — и это будет тихой катастрофой. И еще, надо всегда помнить: это твоя кругосветка, и ты должен испытывать не только тяготы, но и удовольствие (не припомню только, чтобы когда-нибудь я находил его в подобных предприятиях), иначе все это не имеет никакого смысла.

Встреча с яхтой, которую ты покинул на долгое время, — событие трепетное, всегда предполагающее мучительный вопрос: как она тебя встретит? Идя к своей экспедиции, часто напролом, не чувствуя своей и чужой боли, с опаской возвращаешься в мир отношений с яхтой, кажущейся тебе живой. Что бы ты там ни говорил — если она вдруг не примет твою абстрактную идею, то все человеческие усилия превратятся в ничто. Ибо она равный тебе компаньон в этом предприятии. В первые минуты такой встречи ты пролетаешь от кормы до парусной, ощупывая ладонями ее всю, постепенно освобождаешься от страха и, прислонившись к бизани, целуешь ее, прося прощения и возвращая себе ее любовь.

Яхта, где в мое отсутствие шла своя жизнь, встретила меня неожиданными новостями. Дима и Саша устроились работать на местной стройке и теперь, вот уже неделю, вместо того чтобы готовить яхту к выходу, вкалывают с семи утра до восьми вечера и возвращаются на яхту без сил. Валера и Иван работают на яхте, но занимаются только дизель-генератором. Лена освоила камбуз и успевает водить свою десятилетнюю дочь Женю, этого шахматного вундеркинда, на различные шахматные состязания Лиссабона. Прибытие Сергея Инсарова, его друга Миши Рыбочкина и фотожурналиста Аркадия Колыбалова ожидалось на следующий день.

Еще на «Урании-2» жили Владимир Лысенко и художник Виталий Мельничук, совершающие кругосветную экспедицию на автомобиле и приехавшие в Лиссабон из Африки. Они отдыхали на яхте, готовясь к броску через Европу. Им предстояло добраться до Москвы — и дальше через всю Россию до Магадана, Аляски и до Панамы — места старта их кругосветного автопробега. Это было серьезное путешествие, которое наши соотечественники делали без шума, получив загранпаспорта и имея несколько сот долларов на все расходы, включая и бензин, — этого может быть достаточно, чтобы проехать вокруг света. Когда-то мы с Лысенко, зная друг о друге, но не будучи знакомы, одинаково азартно занимались спортивным сплавом по горным рекам России. А потом сменили «коней»: Володя на автомобиль, я на яхту; расширили поле экспедиционной деятельности, чтобы далеко, уже за пределами России, неожиданно встретиться и познакомиться.

Вскоре после моего прибытия Дима с Сашей тихо улизнули на свою стройку, а я взялся составлять список работ по подготовке судна.

Лодка простояла почти год. Все ее системы нужно было опробовать и запустить. Они могли сопротивляться и отвечать сюрпризами, в основном неприятными. Аккумуляторы, которые спасал Сашка в наше отсутствие, возив их на тележке для зарядки на русский корабль, стоящий тогда в километре от «Урании-2», дотянули до нашего приезда, но были слабые. Иван подсчитал, что для того, что бы их зарядить как следует, придется гонять наш маленький дизель-генератор неделю без перерыва. Запуск главного двигателя тоже был проблемным моментом, так как год назад в Ла-Манше в его цилиндры попала забортная вода, и хотя тогда все кончилось благополучно, это могло проявиться сейчас.

Трещал без умолку дизель-генератор, синий дым его выхлопа тек из машинного отделения в рубку, где я из большого 50-килограммового рулона путевых карт отбирал необходимые для Атлантики и складывал их в определенной последовательности в штурманский стол. Предстоял и осмотр обеих мачт сантиметр за сантиметром, проверка рангоута, соединения талрепов, вант, краспиц, вант-путенсов — любая трещина или раскрутившееся соединение могли привести к потере мачты. Паруса, высушенные нами год назад и уложенные в большие мешки-кисы, лежали в парусной, носовом отсеке яхты. Их нужно было вчетвером, протаскивая через люки и двери яхты, выволочь наружу и там, на палубе, стакселя пристегнуть карабинами к штагам, переднюю и нижнюю шкаторины грота и бизани завести на мачты и гики и после этого, не торопясь, со смаком, завести все рифления — эти элементы будут работать во время будущих штормов. Нужно разнести шкоты и проверить, чтобы они не соприкасались с другими снастями, а свободно шли от шкотовых углов стакселей вдоль всей длины борта до шкотовых лебедок в кокпите. Нужно было ставить радиостанцию, закреплять спасательные плоты, стоящие на корме сзади рулевого, наводить порядок в форпике, красить палубу и борта. Кроме того, предстояло залить в танки три с половиной тонны пресной воды, заправиться керосином для камбузной плиты, затариться провизией. Нужно было сделать попытку найти продуктового спонсора из местных португальцев, используя связи нашего персонала на «Экспо-98», получить бразильские визы, утрясти все вопросы с миграционными службами и капитаном порта.

То, что происходило на яхте и как шли дела по подготовке, абсолютно меня не устраивало. Работы было много, рук не хватало. Лысенко и Виталий, отдыхая по вечерам от своей кругосветки, выпивали большое количество сухого вина, активно привлекая к этому занятию безвольную и податливую часть команды. Но через пару дней, когда я «накалился» и готов был к тому, чтобы отрывать головы, произошли некоторые положительные изменения. Нашелся незнакомый, но, несомненно, добрый человек, который подъехал к стройке, где трудились Дима и Боцман, и сфотографировал их за этим занятием, зафиксировав тем самым факт нарушения законодательства Португалии. Этот факт произвел на них до того сильное впечатление, что они, побросав лопаты, моментально оказались на яхте. В тот же день Лысенко и Виталий, выкупив свою машину, ожидавшую их на штрафной стоянке, и оставив на яхте батарею пустых «гусей», незамедлительно рванули в сторону Парижа, надеясь там разжиться деньгами на бензин и продукты. Третьим положительным моментом стал приезд последних членов экспедиции. У меня был готов список всех дел по яхте, и процесс пошел. Работа кипела и прерывалась лишь криками Лены, звавшей на обед. Она не прекращалась тогда, когда был готов ужин, ее не могла остановить темнота наступившей южной ночи. Каждый вел свое дело и не желал ударить лицом в грязь. Мы с Димой обследовали мачты, отрегулировали талрепами натяжение вант, законтрили все соединения, завели паруса и шкоты. Болтаясь в беседке у топа мачты на 24-метровой высоте, я видел, как команда внизу красит, передвигает, привязывает под азартную музыку, долетавшую из рубки. Лена с Боцманом подвозили продукты на яхту. Коробок и мешков было столько, что Боцман забил ими всю ходовую рубку, и к вечеру мы потеряли возможность пробраться в кают-компанию. Боцман сиял, желающим он показывал ящик, полный литровых бумажных пакетов-«кирпичей» фантастически дешевого сухого красного вина.

День был заполнен работой, а ночь приносила мне страдания по поводу зыбкости нашего предприятия: уже сейчас я упирался в стену, стоящую где-то между Антарктидой и Австралией, откуда предполагалось наше безденежное существование. Я знал, что на том конце земного шара, где-то на полпути кругосветки, уже нечем будет платить за продукты, солярку, стоянки, возможные ремонты, визы. Приходящий день, наполненный работами, уводил от этих предчувствий, но по ночам я был в их полной власти.

У механиков Ивана и Валеры дело не шло. Вкладыши, которые мы привезли из Москвы, не подошли, и дизель-генератор пришлось собрать не отремонтированным, в надежде, что на Канарах на российской базе мы достанем их. Система аварийного осушения трюмов «Урании-2» была рассчитана на 10-киловаттный дизель-генератор 44, который продолжал оставаться полутонным балластом. «Северная Верфь», впервые создавая парусную яхту, сделала прекрасный корпус, применив лучшие принципы отечественного кораблестроения, насытила ее системы тяжеловесной и ненадежной советской техникой.

В этой лодке было около километра труб разного калибра, больше сотни задвижек и кранов, четыре электросети — 12, 24, 220, 380 вольт!!! Для поддерживания всех этих систем предполагался значительный штатный персонал, ничего общего не имеющий с яхтингом. Могучие насосы, призванные откачивать попавшую в корпус забортную воду, работали от 380 вольт, но источник питания этих насосов — знаменитый дизель «44», конечно же, пребывал в своем привычном нерабочем состоянии. Поэтому мы купили яхтенный насос американской фирмы, с приличным расходом и работающий от аккумуляторов. Вопрос безопасности был решен.

Итак, команда собралась. Первым приехал сюда Саша Харитонов — наш боцман, родом из Петрозаводска. Три года назад он участвовал в строительстве парусных кочей и ходил на них от Владивостока на Аляску. Потом путешествовал в свободном состоянии по США и Канаде в течение почти двух лет. Вернувшись в Россию, Сашка понял через некоторое время, что именно эти два года были лучшими из всей его тридцатидвухлетней жизни. И поэтому, когда я через Диму вышел на него с предложением о кругосветке, он тут же оказался на Сибирском проезде в Москве, где среди глобусов, карт и деловых писем все сильнее проглядывала синь Океана. Он безукоризненно знал английский язык, располагал к себе, вдруг «загорался», обнажая такие утесы и глубины, что удивлял даже своих. Было у Боцмана еще две страстки. Первая — гитара и висящая на шее губная гармошка. Одновременно играть на гитаре и губной гармошке и петь при этом английские песни — это Боцман делал мастерски, к слову сказать, битловские песни в его исполнении можно было слушать. Лет десять назад, занимаясь в Петрозаводске строительством кочей, Боцман умудрился отпилить себе фалангу указательного пальца, работая на циркулярке. Но, по счастью, медики успели палец пришить, и сейчас это было незаметно — остался небольшой шрам. Вторая страсть Боцмана всегда предшествовала первой, так как он не мог взять гитару, не отхлебнув из высокого яхтенного стакана доброго красного вина. В наше отсутствие он сидел в Лиссабоне на самолично придуманной диете — белый хлеб, сухое красное вино и зелень. А его любимая книга «Наука выпивать с пользой для здоровья» Аркадия Спички встретила нас на самом видном месте в кают-компании у портрета крестной матери «Урании-2» Татьяны Савониной. Мы с Сашкой занимали кормовую, по левому борту, каюту.

Было отрадно видеть, как Валера Пикулев тихо, без лишних слов, делает много полезных дел. Радист по образованию, имеет навыки по электрике и механике. Иван наконец-то получил добровольного и способного помощника, и теперь они везде вместе, и, судя по их воркованию, доносящемуся из машинного отделения, они подружились. Валера занял носовую по правому борту двухместную каюту. Он жил там один и в силу своей природной скромности добровольно занял верхнюю койку. Иван традиционно занимал среднюю каюту. Здесь по-военному не было лишних вещей, и каюта была как будто пустой, не то что бардак у нас с Сашкой. Когда штормило, Иван ложился на пол, между койкой и переборкой, и храпел так, что заглушал рев океана и удары волн. Мне казалось, что это было единственное место на всей яхте, где стоило только прикрыть глаза, как можно было почувствовать тонкий аромат рома.

Дима, его жена Лена и их десятилетняя дочь Женя, именуемые Боцманом коротким словом «семья», квартировали в кормовой каюте по правому борту. Лена приняла на себя обязанности по готовке еды, а посуду мы мыли по очереди. Женька обучалась в школе, где было всего два преподавателя — папа да мама. Папа преподавал точные науки и шахматы (Женя была способной шахматисткой и в свои неполные десять лет стала чемпионкой Дальнего Востока среди детей своего возраста), маме же достались все остальные. Забегая вперед, надо сказать, что школа работала по десять часов в сутки без перерыва на выходные дни. Ребенок переходил с учебниками от преподавателя к преподавателю, и если папа, например, рулил в кокпите, ребенок сидел рядом и отвечал урок или решал очередную шахматную задачу. Причем, как обычно в любой школе, преподаватели постоянно спорили друг с другом, каждый считал, что ему дали меньше учебных часов, чем это необходимо.

Сергей Инсаров, этот лохматый лев, и Миша Рыбочкин — два друга-парашютиста, обслуживающие туристов, прилетающих в апреле на Северный Полюс. Яхта — их новое увлечение, как минимум, на ближайшие месяц-два. Я вижу, как им интересно окунуться в новую для себя среду и как им не терпится быстрее выйти в море. Они поселились в носовой каюте левого борта и получили полный доступ к самым простым работам по подготовке яхты — полная окраска палубы и бортов.

Аркадий Колыбалов еще в Москве интересовался расположением кают на яхте, объясняя это желанием уединиться и творить. В Лиссабон он прилетел с рулоном больших черно-белых фотографий и пишущей машинкой «Москва». Выставка фотографий, сделанных, в основном, в российской глубинке, — это была серьезная работа талантливого фотожурналиста и производила сильное впечатление. Аркадий эту выставку планировал показывать в портах захода. К тому моменту, когда он появился на «Урании-2», все каюты были заселены, в некоторых еще остались свободные койки. Но Аркадий решительно стал обживать парусную, находящуюся в самом носу яхты, — узкое помещение, плохо подходящее под жилье. В соседстве с тюками, в которых хранились паруса, он сделал себе место, соорудил стол, на стол поставил пишущую машинку, и с этого момента, я полагаю, началась его долгожданная экспедиционная жизнь, которую он ждал, как он сам говорил, всю свою жизнь. Он так и светится радостью, говорит, что бывает вполне счастлив, если удается сделать хотя бы один хороший кадр. Накачав резиновую лодку и раздевшись до плавок, Аркадий взялся очищать шпателем днище яхты, которое за год порядком обросло водорослями и ракушками.

Комиссар российской секции на «Экспо-98» Евгений Зобов и особенно его помощник Игорь все-таки сработали. Их долгие обещания наконец-то увенчались приездом на яхту самого спонсора. Им оказался престарелый владелец группы предприятий по изготовлению пивных бутылок. В кают-компании «Урании-2» усилиями Лены был накрыт стол, мы рассказали про свои планы, и после этого он распахнул багажник своей большой машины, в котором ровными рядами были сложены коробки и банки с едой. Голодная смерть нам больше не грозила, во всяком случае до Огненной Земли.

«Экспо-98» была посвящена Году Океана, и мы еще раз перед самым выходом съездили на выставку. Здесь каждая страна, имея свой собственный павильон, демонстрировала свое понимание сущности и истории Океана, от физического многообразия его форм на отрезке в несколько миллионов лет до мистического представления о всеобщем происхождении. Постепенно, проходя из павильона в павильон, мы погружались в мир Океана, истории мореплавания. Многочисленные экспонаты, видеофильмы на больших экранах, музыка, сопровождающая картины моря, весь этот тысячелетний опыт совместной жизни Человека и Океана был предоставлен в наше распоряжение в тот момент, когда нам самим осталось сделать последний шаг, чтобы войти в него физически.

Дела продвигались хорошо, и за пять дней работы из моего списка были вычеркнуты почти все пункты. Яхта приобрела совсем другой вид — свежеокрашенная палуба, паруса, лежащие в ловушках на гиках. Днем нещадно палило солнце, со стороны города доносился гул проносившихся по шоссе машин. «Урания-2» покачивалась на волне, поднятой многочисленными прогулочными катерами, и была готова к выходу.

Пятого октября, несмотря на то, что это был понедельник, за полтора часа до наступления темноты мы отдали швартовы и отошли от пирса, где «Урания-2» отстояла почти год. Выйдя из гавани порта, «Урания-2» с отливом прошла мимо гигантской фигуры Христа на левом, высоком, берегу реки Тежу, мимо мемориального памятника мореплавателям, светящегося белого камня, и растворилась в просторах ночной Атлантики….

Когда мы под мотором вышли из-под прикрытия северного мыса Сан-Жулиан, сразу же пошла волна. Она подхватила яхту, и та отозвалась ей всем корпусом. Было уже темно, и я включил салинги на грот-мачте. Палуба, освещенная сверху, предстала нам как стартовая площадка: веревки, блоки, конструкции мачт и черная вода океана вокруг освещенной палубы. Выходим на ветер, и пошли вверх паруса: грот, стаксель и бизань. Народу много, это хорошо. Набили фалы, пошли уваливаться, подтравливая шкоты. Паруса «забрали», выключаем двигатель.

Приходит тишина, слышатся мягкие удары волн о борт, журчание воды за кормой и ровный, едва слышимый, но постоянно присутствующий шум моря. Громадных размеров грот стал препятствием свободно гуляющему над океаном ветру. Скроенный и сшитый определенным образом парус принял форму большого, упругого крыла. Шкоты натянулись, и яхта, оставляя за кормой яркий широкий след фосфоресцирующих микроорганизмов, полетела вдоль волны. Можно было еще добавить ходов, и я пошел на бак и с удовольствием занялся настройкой парусов, подсвечивая переднюю шкаторину стакселя электрическим фонарем, а Дима в кокпите работал со шкотом на лебедке, и я видел, как тугая погибь паруса движется, нависая над водой, и принимает оптимальную форму. Аркадий, первый раз получив штурвал в руки, пытался держать нужный нам курс 220 на подсвеченном лампочкой компасе. Потом так же настроили грот и бизань. Грот был из толстого дакрона, с длинными латами и хорошо держал форму. Он постоянно притягивал взгляд, было приятно любоваться этим боевым, но вместе с тем, казалось, ранимым крылом. Погода стояла хорошая, и не было волнений по поводу того, что яхта несла в первый раз, да еще — ночью, почти полную парусность. Днем при таком же ветре можно будет поставить геную или второй стаксель на внутреннем штаге. А сейчас — галфвинд правого галса, яхта покачивается на волне, но идет хорошо. Выключили палубное освещение, и паруса и мачты врезаются в черное звездное небо, волны океана угадываются за бортом, и ровный шум моря говорит о том, что все будет хорошо. Во всяком случае, начало выпало лучше, чем я его себе представлял. По левому борту все еще мерцают огни Португалии. Все. Началось.

Уже поздно, но никто не уходит спать. Все собрались в кокпите, вокруг рулевого, взоры обращены к парусам, небу и морю. Идет приятный, несколько романтический разговор. Наша вахта, Аркадий и Миша, по очереди «рулят». Представляю, что переживают они сейчас. Что может твориться в душе человека, впервые попавшего на большую парусную яхту в красивую ночь и сразу же за штурвал, да в Атлантике? Вероятно, это станет одним из сильнейших впечатлений в их жизни. Я тоже долго не мог уйти с палубы, хотя наша вахта закончилась и нас сменили Дима и Сергей. Все было сделано как надо, паруса настроены под курс и под ветер. Лодка хорошо режет небольшие волны, ветер ровный, и приятно видеть, как «Урания-2» идет по океану. Для нас с Иваном экспедиция продолжается, для остальных она только началась.

По вахтам распределились следующим образом: Гера, Аркадий и Миша с 0 до 4 и с 12 до 16 часов. Дима и Сергей с 4 до 8 и с 16 до 20 часов. Валера и Саша с 8 до 12 и с 20 до 24 часов. Освобождены от вахт были Иван Иванович, который занимался радиосвязью и электромеханическим хозяйством яхты, Лена и Женя, так как за бортом был уже октябрь и занятия в школе шли полным ходом.

Утро встретило нас хорошей погодой, португальский берег исчез, со всех сторон нас окружал океан. Ветер зашел, и нам пришлось поменять галс (перевести грот, бизань и стаксель на противоположную сторону). Эту простую, при среднем ветре, операцию, мы с Димой и Боцманом постарались продемонстрировать образцово-показательно, объясняя последовательность действий и то, что категорически делать не рекомендуется. Потом минут сорок я поработал экскурсоводом, пройдя с командой по всей палубе, от форштага до ахтерштага. Надо было торопиться с обучением, пока стояла спокойная погода и ветер, властитель океана, позволял нам быстро, ценой малых затрат накапливать опыт.

Вялость, связанная с морской болезнью, стала проходить у большинства, и на обед почти все собрались в кокпите — на природе. У Лены грандиозные планы по части меню, и меня это начинает беспокоить, хотя я продолжаю улыбаться, выслушивая ее задумки на ужин. Мы с Боцманом еще в Лиссабоне обсудили продуктовую стратегию, с тем чтобы стартовых продуктов хватило до Новой Зеландии, это его вопрос, пусть он и держит руку на пульсе, беззлобно поругиваясь с Леной на камбузе. У них старые отношения, сложившиеся под брезентовой парусиной поморских кочей.

Иван Иванович, оторвавшись от берегов, наконец-то получил возможность выйти на радиосвязь с Россией и пытается найти ближайшие радиостанции Испании и Португалии, передающие прогноз погоды по нашему району. У нас был неплохой японский трансивер и усилитель к нему, собственноручно собранный Иваном дома в Россоши. Пропуская сигнал через модем, Иван получал изображение погодной карты на компьютере и дальше, через принтер, распечатывал карту погоды и отправлял ее на штурманский стол. Все было просто и четко, когда получалось. У меня была своя, достаточно приятная обязанность. Заключалась она, в основном, в определении нашего местоположения на карте, что с появлением GPS стало элементарным делом, выборе генерального курса, затем, учитывая влияние течений, ветровой дрейф яхты, магнитное склонение компаса, я выдавал рулевым компасный курс. Вахтенные, принимая точку в начале своей вахты и ставя в конце вахты свою, измеряли расстояние, пройденное за свои четыре часа. Это был особенный момент каждой вахты, так как все мы нормальные люди, и нам не чужд дух соревнования. Это состязание имело свой бесспорный плюс: заинтересованность в настройке парусов, желание идти быстрее и ближе к генеральному курсу. Сейчас держали курс 220 градусов, на остров Гран Канария, порт Лас Пальмас. До Канарских островов от Лиссабона нам предстояло пройти 720 миль.

С парусами хватает работы. Ставим дополнительные блоки для завалталей обоих гиков, дополнительный вертлюг на реек внутреннего стакселя, блоки для шкотов второго стакселя.

Самый занятый на яхте человек — это Женька. Рано утром, пока папа спал после вахты, Лена занималась с ней русским, а вслед и английским языками. Проснувшийся папа гнал ребенка дальше — по ухабам задач математики, где надо было ехать из пункта А в пункт Б. Не успевал ребенок выйти из-за обеденного стола, как нужно было учить урок по географии, папа при этом имел подозрение, что его опять надули и сейчас самое время заниматься шахматами. Используя эту техническую неувязку, ребенок бежал на палубу, потому что верный дядя Аркадий крикнул, что подошли дельфины. Заканчивался день, но только не в школе. В ход пускался электрический фонарик, так как трудно уже было отличить ферзя от слона. Все сочувствовали Женьке, но никто пока не решался спорить с родителями. Как выход из положения Боцман советовал завести второго ребенка и не мучить первого. Правда, свое предложение он высказал не родителям, а Аркадию.

Вечером второго дня стало поддувать, и мы перед ночью взяли на гроте два рифа. А ночью в кормовой части появился какой-то посторонний звук, похожий на скрежет, и вскоре Сашка пожаловался на то, что штурвал стало труднее крутить. Утром радиостанция Португалии передала штормовое предупреждение по нашему району. Ветер с северо-востока набирал силу буквально на глазах, яхту стало приводить, и мы полностью зарифили грот и бизань. После этого сразу же почувствовалось облегчение на руле. В каюту через люк влетело около пары ведер забортной воды, причем в два этапа. Первый раз, когда волна прокатилась по палубе от борта до борта, второй раз, через две секунды, возвращаясь в океан. Я кинулся спасать вещи, бумаги, книги.

Пошли мощные шквалы, волна выросла. Яхту мотает, долбит, но она хорошо идет. К вечеру за кормой две противоположные картины меняли друг друга: стена воды высотой под первую краспицу бизани накатывалась на яхту, поднимая корму и открывая глубокую, в белых следах пены впадину, куда могли поместиться три яхты, такие как «Урания-2».

Ветер продолжал усиливаться, яхту стало приводить под полностью зарифленным гротом. Чтобы удержать ее на курсе, приходилось интенсивно работать на штурвале, упреждать момент, когда она «пойдет в разгул», подставляя потоку большую площадь пера руля. Ночью, когда «Урания-2» летала по громадным холмам и на руле шла бешеная работа, рулевое управление стало клинить, и в один из моментов мы не смогли провернуть штурвал. К этому времени у нас стоял зарифленный грот и небольшой стаксель. Вчетвером мы убрали паруса. Яхта продолжала идти под голым рангоутом 5-узловым ходом, а мы сидели в кокпите и под рев океана обдумывали, что же могло произойти с рулежкой. Через некоторое время Валера, стоящий у штурвала, сообщил, что «рулежка пошла», стала легче. Мы с Иваном спустились в форпик и наблюдали, как ходит шток гидравлики. Все это сопровождалось тем же хрустом. Пока можно было сказать о том, что перепускной клапан не держит давления и масло беспрепятственно курсирует по трубам, не совершая работы. Гидравлика стала работать лучше после того, как уменьшилось давление на перо руля со стороны океана благодаря тому, что мы сбросили паруса. Было ясно, что к штурвалу нельзя прикладывать чрезмерных усилий, что, по всей вероятности, создавало большое давление, которое не мог держать испорченный клапан, и масло, прорываясь через него, заполняло объем, который в данный момент должен быть пустым.

Под голым рангоутом яхта хорошо слушалась руля, мы сидели в кокпите в непромоканцах и обвязках, приходили в себя и соображали, что делать дальше.

Через некоторое время мы созрели дя того, чтобы все-таки поставить стаксель. При штормовом ветре это было непросто. На всю операцию у нас было не более десяти секунд, иначе ветер разнес бы в клочья тяжелый лавсановый парус. Команда хорошо сработала и вслед за фалом мгновенно обтянула шкот. Стаксель замер, забрав всей своей площадью напор ураганного ветра. «Урания-2» сделала прыжок вперед и полетела по водяным холмам, оставляя за кормой пенный след. Восхитительно и страшно было наблюдать этот бег в шторме, и мы еще долго сидели в кокпите, наслаждаясь полетом. Стаксель не создавал на приводе усилий, как грот, и рулить было гораздо легче. Яхта шла нужным курсом почти сама.

Не успели улечься волнения, связанные с рулежкой, поперла из-под пайол вода в кормовой части. Это был, несомненно, более неприятный момент, чем отказ рулевого управления. Быстро сняли пайолы — там гуляла вода и плавали вещи. Пока вскрывали остальные пайолы, в кают-компании и носовых каютах завели шланг насоса в корму и через люк начали откачивать воду. Насос хорошо работал, и вода шла полным сечением шланга. Ее уровень начал понижаться вместе с давлением в височных артериях. Через полтора часа осушили корму и начали осмотр. Прощупали все трубы, фланцы — поступлений нет. Чудеса! Откуда же в течение часа в корму набралось три куба воды? Вчетвером ползаем по яхте, просматриваем подозрительные места. Скорее всего, вода пришла по старой системе осушения яхты, по каналам, которые предназначены для того, чтобы воду гнать в обратном направлении, из яхты в океан. Нечто подобное три года назад случилось во время ходовых испытаний, когда мы чуть не затонули под синим безоблачным небом Балтики. Перекрываем все краны старой системы, еще раз все осматриваем и закрываем пайолами.

А снаружи, под луной, висящей, как лампа, полный разгул стихии. Аркаша рулит, как заправский мореход, рядом сидит Боцман для компании и Аркашиного спокойствия, оба пристегнуты за стойку рулевого и находятся в хорошем расположении духа. В проеме входного люка, одетый в громоздкий непромоканец, замаячил Валера.

— Заткнули дыру-то?! — кричит ему Боцман. Валера осматривает океан, смотрит на небо, не торопясь оценивает обстановку, потом произносит:

— А ты попробуй найди ее. Навалил своих банок, к борту не подберешься! — а сам доволен. И Аркадий с Боцманом по Балериной интонации чувствуют — нет дыры!

Специально, чтобы думали умные головы, не отвлекались, держу разговор вокруг этого происшествия. Еще раз перебираем с Иваном и Валерой все возможные и невозможные варианты. Похоже, что это особенность нашей лодки — время от времени ставить нас на уши. Что ж, мы согласны носиться вокруг тебя, Уранюшка, только уж ты не тони по-настоящему!

Пишу текст радиограммы Юре и Тиме, чтобы связались с Димой Рысиным в Питере, который делал гидравлику на «Урании-2», пусть подумает над причиной и шлет ответ. А запчасти, если они нужны, может привести в Бразилию Артур Чубаркин.

Странно, но страха нет. Идем в шторме с полудействующей рулеж-кой, с невыясненной до конца причиной прихода забортной воды, но я почти спокоен. Через люк в каюте я вижу, как топ бизани беспрерывно чертит по звездному небу, делая моментальные броски из стороны в сторону, метров по пятнадцать. Ситуацию, подобной этой, всегда сопровождала тоска. Я не знаю причин своего спокойствия, но сейчас это очень кстати. Мне также нравится, как держат себя ребята. Я это частично отношу на свой счет, полагая, что веду себя правильно. И это тоже меня поддерживает. Кажется, я нашел в себе того, каким хотел быть, нащупал. И теперь это приобретение за просто так не отдам!

Выхожу на палубу в Димину вахту и чувствую изменения в природе.

— Скисает?

Дима, продолжая крутить баранку и даже не приподняв взгляд над компасом, почти шепчет:

— Тихо, спугнешь…

Это действительно было получасовым затишьем. Потом шторм возобновился с новой силой и погнал нас вперед, и выдохся только перед самыми Канарами.

13 октября прямо по курсу появился гористый остров. К этому моменту ветер, дувший более трех суток, начал слабеть, и мы наслаждались радужной перспективой. Вообще, окончание шторма, тем более затяжного и тяжелого, воспринимается как заслуженное тобою разрешение на продолжение жизни. Как только ты ощутил, что ветер скисает, тебя, уставшего и измотанного, посещают радостные эмоции, в твое истерзанное штормом и гиподинамией тело вместе с радостью возвращаются силы, вытесняя страхи, которые главенствовали только что, и тебе самому становятся странными настроения, доминировавшие совсем недавно, когда еще крепко дуло. Где-то в момент смены таких настроений мы и увидели на горизонте остров Гран Канария. Эмоциональный подъем сопровождал нашу уборку в лодке: каждый «чистил» свою каюту и кусок общественной территории — кают-компании, рубки, палубы. Волна гуляла все еще приличная, так что рыболовецкий баркас, идущий в море нам навстречу, временами уходил из виду со всеми своими надстройками. За два часа мы поэтапно отдали рифы грота и бизани; подняли большой стаксель.

Первый этап, в котором мы «схватили шторма», подходил к концу. Подсознательно я чувствовал — есть попадание! Собралась команда, с большой вероятностью отвечающая этой экспедиции. Действительно, все было не так плохо, как могло показаться в Москве. Но еще тогда я был уверен в своих спутниках, так как видел в них те же пружинки, которые подпирали меня самого. А что до их опыта, то он был ценен тем, что эти люди прошли через многие экстремальные моменты, и в сочетании с глубокой мотивацией каждого из них и с той настойчивостью, с которой они шли к этому, я был уверен за них еще в России.

Дима, Лена и Боцман прошли на кочах на Аляску. Валера чуть не погиб в своем первом яхтенном походе по Охотскому морю и, вместо того чтобы сделать «правильный вывод», он пробился в экспедицию на «Ура-нию-2». Сергей Инсаров и Миша Рыбочкин сделали по полтысячи парашютных прыжков и по десятку экстремальных — на Северный полюс. Объехали полмира, прыгая с парашютом на вершины гор. Иван Иванович, обкатанный на этапе из Питера до Лиссабона, вел себя так, как будто всю свою жизнь провел в плаваниях на яхте, а не на химическом заводе континентальной Россоши. Аркадий — полный новичок, не замочивший ног ни в одном океане, не дрогнул, когда получил то, о чем мечтал большую часть своей жизни. Занял денег, уволился с работы и в назначенный час в болотных сапогах появился в Лиссабоне на «Урании-2». Что до меня самого, я не был профессиональным яхтсменом, но опыт, который я получил за последние при-

мерно десять лет, форсированным порядком осуществляя свои парусные экспедиции на деревянной «Урании», позволил мне почти спокойно пойти в океан с новичками. Слабым местом для меня оставалось обслуживание двигателя и электрика «Урании-2», но этот пробел позволял все-таки спать здоровым сном, так как вопросы механики и электрики с хорошим запасом компетенции закрывал Иван Иванович. Валера удачно скрасил одиночество Ивана, и теперь они в две головы и четыре руки «окучивали» машинное отделение. Я старался подчеркнуто, с уважением акцентировать внимание на их механической деятельности, и это, думаю, приносило свои результаты, так как Иван, как большинство умных, имеющих золотые руки и удачливых по жизни людей, был нормально честолюбив.

Когда совсем стемнело, уже явно обозначились огни Лас Пальмаса, а позже появились рассыпающиеся одуванчики далеких фейерверков. Кстати, эти праздничные салюты всегда будут встречать нас, в какие бы порты Бразилии и Аргентины мы ни заходили. Ими начинается любая ночь на знаменитых курортах.

Уже ночью «Урания-2» зашла в длинную бухту порта, где слева, в большой гавани, стояли на якорях десятка два яхт. Опасаясь навала на них, мы, громыхнув цепью, отдали свой якорь мористее этого флота.

Момент прихода в порт — это всегда волнующее событие. Здесь разом уходят последние отрицательные эмоции, связанные с переживаниями в море и спрессованные болтанкой до высокой степени плотности. В этом конгломерате есть любые ощущения и чувства. Но состояние защищенности появляется только по прибытии в порт. К слову сказать, появляется всегда. И сейчас, сидя в кокпите, мы «вперились» глазами в огни города, в 150 метрах от нас по побережью проносились автомобили… Мы смотрели на все это с такой жадностью, как будто целый год провели вдали от берега. А внизу, в кают-компании, уже был накрыт праздничный ужин. Действительно, первый переход в этом году был завершен благополучно, экспедиция начала осуществляться, во всяком случае, до Канарских островов мы дошли.

Лас-Пальмас — это компактный курортный город, расположенный на узком перешейке острова Гран Канария, в северо-восточной его части, так что если идти по главной улице, то слева, и справа от себя видишь просторы Атлантического океана.

Переправа на берег осуществлялась на нашей красной надувной лодке, оснащенной 4-сильным бензиновым моторчиком. Стоило кому-то из наших появиться на берегу напротив яхты, а для ускорения процесса еще и громко свистнуть, как от яхты к берегу отходила надувнушка.

С Лас-Пальмасом у меня были связаны надежды на решение двух проблем. Предстояло найти российскую организацию, именующую себя «Интерфлотом», и попытаться достать через них вкладыши для нашего дизель-генератора, а также заправиться дизтопливом. Канарские острова — это место, где самая дешевая солярка на планете. Сюда же Василий Агапов должен был прислать наши паспорта с оформленными в Лиссабоне бразильскими визами. Пока нам надлежало делать вид, что у нас все в порядке, и не совершать резких движений, чтобы Канарские власти не заподозрили, что у нас и документов-то нет. Конечно, это была рискованная затея, но потеря недели для меня была более нежелательной, чем даже объяснение с властями. Опоздание по срокам подхода к Антарктиде я начинал уже чувствовать печенкой. А если кто-то хотел испортить мне настроение, то мог смело заводить разговор о сроках наших приходов в порты.

Утром, переправившись на берег, я отправился искать «Интерфлот». Оказалось, что он находился недалеко от нашей стоянки, и через двадцать минут я входил в его офис.

Шеф «Интерфлота» Петр Ротарь оказался напористым, с виду простым, типично советским парнем лет 45–47, казалось, умеющим делать дело и не стесняющимся пересыпать свою речь крепкими непечатными выражениями. Я рассказал ему об экспедиции и попросил помочь. Он резко понажимал кнопки на столе, потом крикнул своему заму и в приказной форме, не забывая вставлять в свою речь смачные словечки, переложил на него наши проблемы. Я взял визитку зама, получил заверения, что большая часть вопросов просто не составляет труда и не далее чем завтра мы получим первые ответы.

На яхте меня ожидала первая в этот день плохая весть: якорь, на котором мы встали, самопроизвольно отдался и остался лежать на дне, теперь уже не имея никакой связи с яхтой. Произошло это из-за того, что резьбовое соединение скобы оказалось не законтрено. Надо сказать, что потеря якоря всегда считалась весьма нехорошей приметой…

Глаза Боцмана смотрели вниз, он заявил, что будет нырять и якорь достанет. Его не смущало то, что яхта стояла на глубине десять-одиннадцать метров и портовая вода была безнадежно мутной. Пока мы завели второй якорь, но потерю нужно было восполнить. К сожалению, беды дня этим не закончились. К вечеру у борта «Урании-2» мы не обнаружили своей надувной лодки. Моментально оказавшись отрезанными, как на острове, в бинокль осмотрели акваторию порта, но лодки не обнаружили. Дул ветер, и можно было определить, в какую сторону ее унесло… Впрочем, если ее тривиальным образом не украли…

Проходящей мимо моторке с французом на руле мы объяснили в чем дело, и поиск начался. К первой моторке присоединилась вторая, и они уже в темноте барражировали по гавани, у берегов. Я был ни жив ни мертв. Уже в темноте все-таки притащили нашу лодку, и состоялось знакомство с нашими спасителями, французами Ирвином и Жаком.

Ирвин владел яхтой, на которой жил с женой и тремя маленькими детьми. Они стояли здесь уже два месяца и ждали ноября, чтобы идти на острова Зеленого Мыса. У Жака тоже была своя яхта, которая стояла в сорока метрах от «Урании-2». Он никуда не собирался, проживая здесь на яхте уже несколько лет. Водка «Смирновъ» понравилась обоим французам, и мы расстались друзьями, получив приглашения на завтра посетить обе яхты.

Утром на своей моторке приехал Ирвин и сообщил, что нашел в яхт-клубе подходящий нам якорь. Мы с Димой сели в его лодку, поехали в яхт-клуб, где за 40 долларов купили отличный 35-килограмовый якорь. Продавец якоря, он же капитан большой и уже неходячей яхты, был, казалось, счастлив не меньше нашего.

Попутно мы прочесали весь яхт-клуб, узнали, где можно заправиться пресной водой, посмотрели подходы. Все в яхт-клубе, начиная от занимаемой им территории и до стоящих в марине яхт, было компактным и экономным. Заходить сюда на нашей лайбе было — как слону в посудную лавку.

Беленький домик отделения морской префектуры мы предусмотрительно обошли стороной. Я полагал, что паспорта экипажа с бразильскими визами должны уже придйти на Кана-ры. По телефону, стоящему в живописном месте под пальмами, я позвонил Василию в Лиссабон. Он отправил наши паспорта на «Интерфлот» только вчера, и завтра, по его расчетам, мы должны их получить. Я знал, что Василий со свойственной ему обстоятельностью и заботой, без малейшего пренебрежения к мелочам, аккуратно исполнит всю операцию.

Под пальмами на территории яхт-клуба мы с Димой как бы в первый раз увидели, что нас окружает экзотический южный пейзаж. Теплый ветер Атлантики, пропитанный запахом эвкалипта, шелестит жесткими листьями пальм, вся природа погружена в дремотное состояние тепла и покоя. Это почему-то напомнило Хибины Кольского полуострова, где мы с дочерью Галей совсем недавно по колено в снегу пробивали себе дорогу к перевалу Юкспорлак. Там тоже, как и здесь, нужны были светозащитные очки.

Хорошее начало дня — покупка якоря и информация от Василия — придало нам сил. Вместе с Димой мы поспешили на яхту, чтобы оттуда бежать в «Интерфлот» и добывать вкладыши для дизель-генератора. Ирвин, блестяще исполнивший роль спасителя, был счастлив не меньше нашего. Позавтракав, команда разошлась по делам: Боцман с Леной — в город, для изучения цен на продукты и поиска оптовых точек, Иван с Валерой — разбирать дизель-генератор и готовить его к установке новых вкладышей. Женька, в силу того, что на родителей навалились общественные дела и они физически не могли охватить ребенка занятиями, могла идти в город с одним из них; Сергей и Миша укладывали вещи — их яхтенное путешествие заканчивалось на Канарах, и они улетали в Москву. Аркадий оставался печатать на машинке. Когда мы собирались в город, в порт входил большой парусник. Его тащили мимо стоящей на якоре «Урании-2» два крохотных настырных буксирчика. Это был «Крузенштерн», я узнал его сразу же, хотя видел впервые…