"Азовская альтернатива" - читать интересную книгу автора (Спесивцев Анатолий Фёдорович)

Благородные разбойники на морской дороге Азовское море, … 7146 года от с.м

«Чуден Днепр при тихой погоде». Таки классик был прав, чуден. Особенно если выходишь на водохранилище на яхточке, пусть совсем не роскошной, в тёплой, дружной компании с весёлыми девушками. Никакого сравнения с весенним Азовским морем. Бурным его при ветерке в метров в пять, не назовёшь, но ощущения при перемещении по нему на струге совсем другие. Волны здесь какие-то дурацкие, отошедшая, вроде бы задница, опять побаливать начала. Из-за низкой посадки струга брызги регулярно освежают мой не нуждающийся в подобной процедуре организм. Ноги, если бы не купил в кредит по двойной цене сапоги, давно бы промокли и промёрзли. Сухим дно струга не бывает. Холодно, сыро, зябко и… неспокойно на душе. От себя скрывать не будем, некоторый мандраж от предстоящих морских боёв присутствует. Нервы не железные. Как там Горелик ощущения своей Галки перед первым абордажем описывает? Чёрт, забыл».

Сказать, чтоб Аркадий рвался к славе Моргана и других знаменитых пиратов, так нет. Не рвался совершенно. И не привлекала его возможность вживе услышать знаменитое «Сарынь на кичку!» (надо будет узнать, что это выражение означает).[13] Однако среда обитания диктовала поведение. Трус, пусть даже инженер с гениальными мозгами, среди казаков авторитетом стать не мог. А быть в таком обществе неполноценным — сомнительное удовольствие. Значит, хочешь, не хочешь, необходимо показать себя храбрецом и удачливым командиром. После чего можно будет почивать на лаврах.

«Хмельницкий, руководя восстанием, помнится, в атаку не бегал и от врагов из ружья не отстреливался. И никто его за это трусом не считал. Будем пробиваться в командиры. Быть просто руководителем оружейных проектов здесь не стоит».

При почти северо-восточном попутном ветре струги бойко (по меркам того времени) неслись под парусами к Керченскому проливу. Довольные тем, что не надо мучиться на веслах казаки весело травили байки, весьма ядовито, но незлобиво прохаживались по привычкам и случаям из жизни друг друга. Весьма большой популярностью пользовались рассказы Аркадия о жизни пиратов Карибского моря. Большая их часть ещё не случилась, да и неизвестно, случится ли вообще. Но с реалиями Мэйна даже весьма образованные товарищи наподобие Хмельницкого знакомы не были, так что быть пойманным на вранье попаданец не боялся.

Не с меньшим интересом казаки слушали его прожекты о постройке больших боевых судов, раз уж теперь у них будут порты. Храбрость храбростью, но каждый раз лезть на пушечный огонь, не имея возможность достойно ответить, им надоело. Перспектива самим расстреливать беспомощных осман, наоборот, понравилась. Любопытно, но идею шверта они восприняли легко и, на словах, конечно, оценили. Как и идею расширения парусного вооружения стругов и чаек. В отличие от строителей стругов, объявивших эту его идею дуростью несусветной. Их не устраивало некоторое утяжеление судна при такой переделке, и увеличение осадки. «Не отходя от кассы» он тут же договорился с несколькими казаками о паевом строительстве струга с укладываемой, в случае необходимости, мачтой и опускаемом на шверте килем. Хотя, в этом случае, Аркадий не был уверен, что новое судно можно назвать стругом. Да и правомерно ли именовать килем опускаемую на глубину деталь корпуса? Помимо нескольких путешествий на яхтах по водохранилищу, его морская эрудиция опиралась на романы Сабатини, Горелик и цикл «Грон» Злотникова. Плюс, конечно же, комменты к разнообразным альтернативкам. Самая «морская» из них, «Варяг», к сожалению, ничем здесь помочь не могла. Не тот технологический уровень.

Рассказ о строящихся в Корее броненосцах воспринимался с нескрываемым скепсисом. Обвинять во вранье двух колдунов, да ещё, при этом здоровенных амбалов, опасались. Но и доверием от их вопросов о таком чуде и не пахло.

«Ничего, посмотрят на кораблики со швертом, поудивляются невиданной скорости лодок-тримаранов, оценят ласты и скоростное подводное плавание с ними, глядишь, уже сами начнут расспрашивать о неуязвимых для врагов дубовых броненосцах. Терпение и труд… кстати, очень неплохо было бы завезти сейчас сюда, на Дон, побольше немцев. Там сейчас полная жопа, согласятся поехать куда угодно, лишь бы смыться от тридцатилетней войны. Отношение к немцам здесь вполне приличное, вон один, так и в обсуждении планов по взятию Азова участвовал. Надо будет с ним поговорить обязательно».

С шедшего первым струга раздался какой-то вопль, Аркадий не расслышал его смысла, но сидевший рядом Васюринский разъяснил.

— Турок заметили. Навстречу идут, значит им от нас не уйти. Хотя… от нас здесь никто уйти не может.

Иван, как и остальные, тут же занялся разматыванием казённых частей своих ружей, выниманием пробок из стволов. Другие казаки занялись тем же, кто не был приставлен к гаковницам, те, естественно, принялись их заряжать. Взялся за своё единственное, пока, ружьё и Аркадий. Считавший себя неплохим стрелком, он из этого раритета стабильно хорошо стрелять, ещё не научился. Недавняя попытка приделать к нему прицел и мушку с треском провалилась. С ходу сделать их правильно не получилось, а на серьёзную доводку нужно время. Которого по-прежнему дико не хватает. Да и какая прицельность может быть у гладкоствольного оружия?

«Дура чёртова! Тяжеленная и бестолковая! Фузея-из-музея. Ею ворога изничтожить можно только путём ударения этим антиквариатом его по голове. Никакой шлем не спасёт. Если она его не проломит, так голову в плечи вобьёт».

Впрочем, не смотря на мысленное критиканство, руки попаданца споро готовили мушкет к стрельбе. Свои пистолет-пулемёты он в море не взял, а ТТ висел у него под мышкой в собственноручно изготовленной кобуре для самого крайнего случая. При долговременном отсутствии возможности пополнить запас патронов, приходилось обходиться местными изделиями. Как бы руки не тянулись к чему-то более совершенному.

Турецких галер (сами они свои суда по-другому называли, но не будем излишне усложнять сущности), было пять. Что давало, при семнадцати стругах, минимальное преимущество в числе бойцов казакам. При значительном доминировании осман в артиллерии. Турки шли против ветра, с усталыми от долгой дороги гребцами, струги, как и чайки, существенно превосходили их в скорости и манёвренности. Уйти от турок казаки могли легко. Но, спрашивается, зачем они тогда в море выходили? Бой же, при таком соотношении сил, обещал быть кровавым и непредсказуемым. Янычары стрелять и рубиться умели не хуже казаков.

Передовой струг несколько замедлился, позволяя другим кораблям подтянуться и стать в более плотную группу. То же самое сделали и османы. Впрочем, никакого линейного боя, как в последующих веках, в данном случае быть не могло. Не та артиллерия на судах была, даже на турецких. Правда для утопления струга и среднего ядра могло хватить. Нижняя палуба, пригодная для расположения тяжёлых пушек, у осман была занята гребцами-рабами. На струги же ничего существенного поставить нельзя по определению.

Казаки неоднократно выигрывали подобные сражения, но на сей раз, турецкий адмирал имел основания надеяться, что хотя бы часть его судов прорвётся в Азов. На палубах было больше чем обычно янычар, часть из них добиралась на пополнение азовского гарнизона. Он позволил себе улыбнуться в свои роскошные усы, надеясь вскоре праздновать победу над злейшими врагами правоверных. Возможно, в привычном бою галер со стругами произошло бы именно то, на что он рассчитывал.

При лобовом сближении эскадр огонь по казачьим судам могли вести только две небольших носовых пушечки передовой галеры, в струги так попасть и не сумевшие. В ответ, на что казаки шмальнули из нескольких гаковниц. Раза три попали, только галере их ядрышки — что слону дробина. Капудан-паша каравана вынужден был воздержаться от разворота к приближавшимся врагам бортом. Это сбило бы его корабли в кучу, да и эффективность стрельбы при боковой качке была сомнительна. Приходилось рассчитывать только на абордаж. Он не сомневался, что проклятые гяуры полезут на захват судов правоверных, не подозревая о числе воинов аллаха на них. Появлялся прекрасный шанс взять полон прямо в море и отомстить за сожжённые и разграбленные османские города. Верховный капудан-паша в Стамбуле, не мог не отметить бы человека, привёзшего для публичной казни много врагов. Однако использовать свой козырь он не смог.

С уже близко подошедшего к османскому флагману струга взлетело нечто ужасное. Взлетело и направилось на деятельно готовившихся к рукопашной турок. Конечно, если бы у моряков и янычар было время, они бы познали ракету, а немного погодя и, точно такую же, вторую, что, в общем, безвредно для судна перелетели через турецкий корабль. Но в боях побеждают, обычно, именно те, кому времени хватает без всяких если.

Безвредно для судна не всегда — безвредно для экипажа. Рёв, вой, свист, раздававшиеся с летевшего на них объекта, для храбрых воинов и моряков прозвучали совершенно инфернально, потусторонне. Не бывает в природе таких звуков. Звуков, от которых кто-то умирал, кто-то, от боли в сдавленной, будто тисками голове, бросался в море. Большинство просто застыли от боли и страха.

Однако казаки, уже слышавшие подобную какафонию, движения не прекратили. Поэтому, когда османские воины начали приходить в себя, на их кораблях, сначала флагманском, затем остальных, уже вовсю хозяйничали казаки. Бой как таковой османам удалось дать только на последней галере, ракеты на которую запустили издали, да ещё не очень точно. Там шок был куда меньше и короче, а казаков встретили пушечный залп, правда всего один, и отчаянное сопротивление многочисленного экипажа. Те три струга, которые поначалу на неё набросились, вряд ли бы смогли добиться победы самостоятельно. Но к начавшим проигрывать абордаж казакам немедленно подошли на помощь ещё несколько стругов. С потерями много большими, чем на всех остальных османских кораблях вместе, сопротивление турок подавили, всех защитников этой галеры беспощадно вырезали. Нельзя не отметить, что на остальных кораблях было захвачено как никогда много пленников. Что не могло не радовать, угольные и железные копи нуждались в рабочих руках.

Аркадий принял активное участие в бою, но на борт вражеской галеры вступил только после её захвата. По его же предложению, пять стругов изначально заняли положение вблизи каждой из галер и весь бой её обстреливали из гаковниц и ружей. Вплоть до захвата вражеского судна собратьями с других стругов. Вынужденные реагировать на вторжение абордажников, не сумевшие прийти в себя после адской какафонии, османы почти не отстреливались, давая возможность, в четырёх случаях из пяти, вести отстрел всех приходящих в себя. В результате чего большинство янычар очухалось уже в плену.

Пятый из «стрелковых» стругов получил сполна за все остальные четыре. Именно по нему дала залп галера, выбив пятую часть бывших в нём казаков и вынудив немедленно присоединяться к абордажу. Пока их струг не потонул. Успели, кстати, с большим трудом. Тростник, валом огораживавший борта, не сразу рассыпался и удержал наплаву полностью заполненный водой корабль.

Аркадий весь бой заряжал ружья для более метких стрелков. Врываться на вражескую галеру, когда там были ещё боеспособные янычары, для него было бы самоубийством. Клинком он владел ОЧЕНЬ условно. Его уже начали усиленно натаскивать бывший янычар и польский шляхтич, обучавшийся фехтованию в Венгрии и Италии, но до возможности защитить себя в бою холодным оружием ему было ещё очень далеко.

Бой показал высокую эффективность правильно применённой ракеты и бесполезность запущенной не вовремя. Что было решено донести до всех, кто в дальнейшем будет их использовать. Аркадий пообещал, что вскоре, к концу года, будет у казаков и куда более грозное, реально поражающее оружие. Да такое, какого ни у кого нет.

Помимо трофеев, казаки не скрывали своей гордости за освобождение множества пленников. Ведь на вёслах галер сидели пленники-христиане. Попаданец также испытывал чистые, незамутнённые радость и гордость, пока не увидел тяжело кашляющего, явно больного пленника.

«Туберкулёзник! Ёпрст! Нам здесь только эпидемии туберкулёза не хватает. Особенно если учесть, что люди постоянно перемерзают и плохо питаются».

Он подошёл к Ивану и, показав на больного, спросил: — Ты знаешь, чем он болен? Тот, посмотрев на указанного ему человека, посмурнел.

— Да, знаю. Не жилец он на белом свете.

— А то, что болезнь эта заразная и особенно хорошо цепляется к слабым, больным, раненным, недоедающим, знаешь?

— Догадывался. Только что здесь поделаешь? Не топить же их в море. Они то в своей болезни не виноваты.

— Не виноваты, согласен. Только и заражать наших, еще, слава богу, здоровых, тоже не годится. И они ведь не виноваты.

— Что ты предлагаешь?

— Собрать всех таких больных в одном месте. Сухом, тёплом, кормить их, по мере возможности хорошо. И агитировать… ну…то есть…уговаривать их отомстить за их мучения и погубленное здоровье. Не постесняться и внушить им такую идею. А при штурме Азова, напоить чем-нибудь укрепляющим и бросить в самое опасное место.

— На убой?

— Да! Если хочешь, на убой. Им всё равно не жить, так они хоть наших больных другими болезнями или сильно недоедавших, с собой на тот свет не прихватят. Вылечить то мы всё равно их не можем. Или, характерники могут?

На этот вопрос Иван ответил не сразу. Долго смотрел на то и дело заходящегося в тяжёлом приступе кашля человека, явно счастливого своим освобождением. Вздохнул.

— Нет, не умеем мы лечить чахотку. А в вашем времени умеют?

— Да, умеют. Но только все равно, всех вылечить не удаётся, очень уж болезнь тяжёлая. Главная беда при её лечении то, что сам больной должен многое делать. А много другого, например, пьянствовать, ни в коем случае нельзя.

— Ишь, ты! Что, в самом деле, нельзя и в рот брать?

— Да, причём целый год. Но ты не ответил на мой вопрос.

— Ладно. Поговорю с атаманами, характерниками. Думаю, послушаем мы твоего совета. Хоть это, как-то… не по-людски.

— А, по-моему, как раз по-людски. Нельзя позволять уже мёртвым затаскивать с собой в могилы живых. Имей ввиду, что посуду после таких больных от заразы не отмоешь. Лучше выбросить. Или, долго-долго кипятить. С полдня, по-крайней мере.

Иван спор продолжать не стал, позже все рекомендации выполнил, но видно было, что полностью Аркадий его не убедил.

Приятным добавлением к победе для Аркадия лично стала добыча, что ему с захваченных кораблей причиталась. Среди турок оказалось несколько рослых янычар и один ага. Что существенно расширило его гардероб, а небольшая толика денег помогла разнообразить стол, избавив от ежедневного кошмара саломахи или щербы на суше. В морском походе, как выяснилось, казаки не брали с собой воды, а употребляли для восполнения влаги в организме именно доставшие Аркадия саломаху и щербу.