"Азовская альтернатива" - читать интересную книгу автора (Спесивцев Анатолий Фёдорович)

Труба зовёт 23 июня 7146 года от с.м

«И в этом мире я не патриот в выборе средств передвижения. В прошлой жизни никогда не покупал «Таврию» или «Жигули» и в этом предпочёл турецкую галеру отечественному стругу. Спрашивается, как же такую сомнительную личность можно отправлять на изменение истории? — лениво размышлял попаданец, стоя на носу турецкой галеры. — Тогда меня смущало качество отечественных автомобилей и отсутствие элементарного комфорта. Сейчас к качеству стругов претензий нет, совершенные, в своём роде, судёнышки. Но вот с комфортом на них, дело совсем швах. Постоянно мокрые ноги, регулярное забрызгивание с головы до тех же самых ног… не говоря уже о жуткой болтанке. А здесь сухо и не так качает».

Галера с попаданцем, в составе более чем тридцати отбитых у осман судов и ста пяти «родных» стругов, двигалась к Темрюку. Правда, за вёслами сидели, большей частью, молодыки, причём, скороспелые. Вал беженцев из Малороссии накрыл не только Сечь, но и Тихий Дон. Ответственный за его взятие Татаринов, дал знать совету атаманов, что сухопутные работы по осаде этого города завершены, окопы подведены к его стенам. На совете решили обстрелять как можно больше новичков.

Аркадий вполне мог остаться в Азове. Работы над разработками нового оружия хватило бы ещё не на один век. Но его встревожило состояние Ивана Васюринского. Тот без походов и сражений начал явственно чахнуть. Чего не сделаешь ради друга? Да и личная причина повоевать немного, не слишком рискуя шкурой, у Аркадия была. Проклятый половой вопрос. Делать вид, что его нет, как большинство сечевиков и очень многие донцы, он не умел. Оставалось завести временную жену. Для чего, сначала необходимо было приобрести, то есть, захватить или купить, рабыню.

Казак в представлении современного человека — символ вольного человека. И не случайно. Но приходится признать, что эти, действительно вольные люди были… работорговцами. Не в такой степени, как ногайская или черкесская элита, но, безусловно, людишками казаки торговали. Богатых пленников отпускали за выкуп, что составляло немалую часть дохода от походов. Бедняков продавали тем же самым черкесам или туркам. Как сказал один из литературных героев (духовно казакам близкий): «Ничего личного — чисто бизнес».

Впрочем, если казак на Дону хотел в те времена жить с рабыней, то он должен был на ней жениться, объявив об этом публично. Жена автоматически получала статус вольного человека. Правда, в случае развода, такая женщина возвращалась в рабское состояние. С другой стороны, у такой женщины было много шансов остаться вдовой казака, то есть уже свободной навсегда, если не попадётся тем же татарам или черкесам.

Красивые женщины стоили дорого, Аркадия жаба задавила тратить такие деньги. Поучаствовав во взятии Темрюка, он рассчитывал взять свою долю добычи от ограбления города пленницей. Естественно, лезть на стены города с саблей в зубах он не собирался. Намеревался испытывать новые ракеты с корабля при штурме. По его прикидкам и мнению Ивана, старшинской доли на такое «приобретение» должно было хватить. Сам Васюринский давно обходился без общения с женским полом. На осторожные расспросы попаданца, во время пьянки, естественно, Иван ответил, что от соблазна спасается молитвой: «Аки человек божий».

Аркадий подивился, про себя, монашескому поведению людей, в остальном так сильно отличающихся от монахов. Но сам вести себя подобным образом не собирался. С искренностью молитв у него, по-прежнему, было не блестяще.

По утверждённому ранее плану, штурм должны были начинать с моря, с захваченных у врагов судов, якобы прибывших на помощь осаждённому городу. Разыгрывать спектакль с погонями и понарошными боями не собирались. Татаринову было точно известно, что осаждённые очень ждут скорой помощи из Стамбула. Поэтому, ещё не доплыв до цели, эскадра разделилась. Суда, построенные в Османской империи, продолжили путь к Темрюку, а струги, взяв мористей, двинулись к следующей вражеской крепости, Тамани. Её, куда хуже укреплённую, решено было взять сразу за Темрюком. И тем и другим пришлось грести, так как обе эскадры не имели развитого, «продвинутого» парусного вооружения. Ветер ост-ост-норд, вполне приемлемый даже для неповоротливых карак и галеонов, для судов Черноморья идущих на зюйд-ост попутным не был.

Осаждённые встретили прибытие эскадры кораблей турецкой постройки с радостью и энтузиазмом. К прибытию её к городу, многие её жители высыпали приветствовать освободителей. Забаррикадированные до этого морские ворота разблокировали и широко открыли. Поэтому переодетые в османскую одежду казаки легко проникли в Темрюк. Их радостно приветствовали. Недолго. Проникшие в город под чужой личиной казаки не смогли долго сохранять инкогнито. Расчищая дорогу идущим вслед за ними они начали резать встречавших. Быстро и эффективно. Радостные крики сменились воплями боли и ужаса.

Только после этого с кораблей был дан залп запугивающими ракетами. Эффективность этого залпа оказалась чрезвычайно высокой. Все, кто находились на стенах, попрыгали вниз. Хотя стены Темрюка были много ниже азовских, мало кто из спрыгнувших был в состоянии оказывать сопротивление. А тут же последовал и запуск ракет по стенам, защищавшим город с суши. Также очень результативный. Почти без потерь захватив вражеские укрепления, казаки со всех сторон ворвались в город.

В отличие от изнасилований, массовые убийства стариков, женщин и детей казацкими обычаями никак не порицались. Всех имевших товарную ценность, кроме пленников-христиан, хватали и вязали. Стариков, маленьких детей, посмевших оказывать сопротивление мужчин, беспощадно уничтожали. После гибели янычарского гарнизона и военной черкесской элиты на стенах, оказывать серьёзное сопротивление ворвавшимся в Темрюк врагам было некому. Помимо черкесов и турок, беспощадно были вырезаны и армяне, монополизировавшие в Черкессии торговлю, в том числе, и рабами.

Аркадий высадился на сушу уже после того, как стены Темрюка были очищены от защитников. Стараясь не вступать в кровавые пятна на земле и, не застывшие ещё, кровавые лужи на камнях, он поднялся на привратную башню, полюбоваться результатами обстрела.

Напалмовые боеголовки, во всех местах попадания, вызвали пожары, ещё не погашенные. А вот разрывные боеголовки оказались менее действенными, не все дома, в которые они попали, разрушились.

«Вот тебе раз. Взрывчатка здесь менее эффективна, чем напалм, точнее, его заменитель. Примитивный, кстати, и менее действенный, чем оригинал 20 века, заменитель. Закладывать в ракету больше взрывчатки? Тогда придётся переделывать боеголовку. То есть, фактически, всю ракету. А её и в нынешнем виде совершенной никак не назовёшь. Да и невыгодно это, больше селитры и нефти на единицу продукции уходить будет. Сюрприз, однако».

Аркадий опустил бинокль и осмотрел превратившийся в поле боя город без него. В отсутствии оптики картина выглядела далеко не так однозначно. Порадовавшись своей удаче, что прихватил его с собой, Аркадий повернулся и отдал прибор джуре. Не своему, кстати, а выделенному специально для хранения бинокля. Оптика двадцатого века произвела на атаманов сильнейшее впечатление, все они хотели иметь такую. Под это желание попаданцу удалось протащить постройку большой стеклоплавильной печи, ударными темпами возводимой пленными черкесами. Благо дешёвого и качественного топлива на Дону было много. Угольные копи, также руками пленных, рылись сразу в трёх местах.

Попаданец поморщился. Распространение рабского труда в создаваемой державе его не радовало. Известно, к чему это приводит. Но что поделаешь, если казачки пачкать руки работой принципиально не желают? Надежду на будущее распространение наёмного труда давал приток беженцев из земель, оккупированных поляками. Далеко не новички жаждали воинской доли. Многих разбойная судьба пугала, они предпочли бы продолжить свои прежние занятия, в основном, земледелие. Впрочем, среди беженцев были и ремесленники, и православные священники и монахи.

Крики уничтожаемых черкесов (плачь и визг женщин наводит на мысль, что запрет на изнасилование соблюдают не все штурмующие), воинственные вопли казаков, редкая стрельба (у казаков высадившихся с моря огнестрельного оружия было немного, у черкесов, почти совсем не было), шум битвы, постепенно отдалялись. Аркадию показалось, что уж очень медленно. Да, вполне возможно, что не показалось. Если в войске, штурмовавшем Темрюк с суши новичков было меньше трети, то с моря атаковали, как бы не на три четверти, именно новички. Васюринский всё сокрушался, что раньше казаки, так плохо подготовленных новичков, в бой не бросали. Что поделаешь, с захватом побережья Северного Кавказа стоило поспешить, а опытных казаков катастрофически не хватало. Немного улучшил положение указ царя о разрешении переезда на Дон охочих людей, продавленный князем Черкасским. Из Великороссии ехали, в основном, люди знающие, с какой стороны надо держать саблю. Но в свете предстоящих войн с мощными военными машинами Османской империи и Речи Посполитой, людей, опять-таки, было мало в крайней степени.

«Проблемы, проблемы, проблемы… Чтоб им!.. То же стекло, когда его выплавят, скорее всего, будет мутным, для оптики непригодным. А как варить прозрачное стекло, знает только бог и ремесленники в Европе. Хоть налёт на Мурано[25] организовывай! Только нам Венеция скоро будет важным союзником, так что, даже если бы такой налёт был возможен, совершать бы его было нельзя. Срочно надо вербовать людей в Германии. Там сейчас совершенная жопа, если немного приврать о безопасности наших земель, можно навербовать много ремесленников. Да где их селить? Нависающие над Доном и Запорожьем ногайские орды нормально жить не дадут никому. Блин!»

Изменение шумов на поле боя отвлекло Аркадия от раздумий. Медленно отдалявшийся, он теперь приближался, причём быстро. Он завертел головой, пытаясь определить, что и где случилось плохого. То, что неожиданный поворот в сражении — не к добру, попаданец не сомневался.

— Юрко, — обратился он к стоявшему рядом «биноклевому» джуре, — сбегай-ка на пристань, там стоит охрана галер. Скажи её начальнику, что дело плохо оборачивается, пускай гонит всех, кто там есть к воротам, а то черкесы вырвутся к морю и пожгут к чертям собачьим все наши галеры. Беги!

Сообразительный паренёк рванул выполнять распоряжение, будто кто ему пятки подпалил. А Аркадий бросился к воротам сам. На других, как известно, надейся, а сам — не плошай!

Понёсся вниз по лестнице, перескакивая через ступени, не смотря на риск сломать при этом себе не только ноги, но и шею. Успел вовремя, раньше беглецов, благо, торчал невдалеке. Из стоявшего при воротах десятка выглядел встревоженным только десятник, казак с обильной проседью в бороде и шевелюре. Его подчинённые, совсем юные ребята, беззаботно трепались о чём-то своём и удивлённо уставились на вылетевшего на них Аркадия.

— Закрывай ворота на засов! Скоро здесь черкесы будут! — крикнул попаданец. Переводя дыхание, он прикинул боевые возможности десятка. Они были очень скромными. Вооружением десяток воображение не поражал. По-настоящему, по-казацки, из них был вооружён только десятник. Длинноствольное, янычарское ружьё, три пистоля за поясом, кривая, персидского типа, сабля. Скорее всего, ему же принадлежала и прислонённая к стене пика. Остальные имели кто топор, кто прадедовских времён, если судить по ножнам, саблю… Огнестрельного оружия больше ни у кого из них не было. Одно хорошо, длинномерное оружие было ещё у троих. Двое, похожие друг на друга, высокие и плечистые (полтавские хлопцы, много похожих там видел), имели переделанные для боевого применения косы, а один, как пить дать, бульбаш, — пересаженные на более длинное древко сельскохозяйственные вилы.

— Ну, что стоите!? — мгновенно отреагировал на изменившуюся ситуацию именно десятник. Адриан, Панас, быстрее, быстрее! Прикрывайте створки! Закладывайте засов!

Он полностью развернулся к своим подчинённым, подкрепляя свои слова энергичными жестами. По нетвёрдой походке, с прихрамыванием на обе ноги и не полностью разогнутой спине Аркадию стало ясно, почему явно опытный воин оставлен в тылу.

«Как бы не радикулит с артритом в придачу. Естественное состояние для любителя морских круизов на чайках и стругах. На хрен славные традиции! Не в смысле — больше не будем грабить. Просто будем плавать на шхунах и фрегатах».

— И пошли кого-нибудь посообразительнее на галеры за пиками, или, хотя бы, баграми. А то налетят всадники и порубят нас как хозяйка капусту на щи. С запасом, пикинёры сейчас набегут, что б им! — Аркадий мотнул головой в сторону приближавшихся из города криков. И опять десятник отреагировал мгновенно.

— Что, волчья сыть, столбами стоите!!? Тихон, Григорий, бегом на галеры, скажите враги идут, пики и багры нужны. Бегом, бегом! Чтоб одна нога здесь, а другая уже там. Пошли!

Пока рослые, светловолосые, поморского типа парни исполняли приказ, протискивались через калитку, ворота были уже закрыты, Аркадий вспомнил, что, вроде бы, видел что-то пикоподобное, проскакивая через башню. Он подошёл к десятнику.

— Слушай, когда спускался по лестнице в башне, вроде бы, краем глаза, заметил что-то похожее на пики. Пошли кого-нибудь и туда.

— Не стоит, — помотал головой Иван. — Пока мои бестолочи там что-то найдут, бой уже кончится.

— Пожалуй, ты прав, — согласился с ним попаданец. — А вот и первый беглец. Что, кстати, положено у казаков за бегство из боя, да без оружия?

— Смерть.

Дурацкий, или, другими словами, риторический вопрос Аркадий задал не случайно. Конечно, он и сам знал, что полагается в любой военной структуре за бегство с поля боя. Ему не понравился вид переминавшихся с ноги на ногу молодых казаков. Может быть, кто-то из них и рвался всей душой в свой первый бой, но… лучше перестраховаться, решил он, и напомнить струхнувшим об ответственности за невыполнение воинского долга.

Тем временем десятник вышел навстречу первому из беглецов. Вдалеке показались и другие.

— Стой! — приказал казак беглецу сделав шаг ему навстречу. Ни сабли, ни пистолей он, при этом, не доставал, видимо не желая обнажать оружие против своих.

Захекавшийся, с неестественно бледным и блестящим от пота лицом, беглец на окрик отреагировал неожиданно для всех. Он ускорился, будто этим криком пришпоренный и сшиб плечом пытавшегося остановить его казака.

Заметив остекленевшие глаза дезертира, Аркадий понял, что обращаться к нему бессмысленно, ничего он не услышит. Прыгнув навстречу, попаданец от всей души всадил каблук своего сапога в солнечное сплетение беглеца. При расслабленных мышцах, тот должен был получить глубокий нокаут. Однако чёрт знает по каким причинам, дезертир, валяться в отключке не собирался. Здоровенный парень ростом не намного меньше самого Аркадия, а весом, благодаря мощнейшей мускулатуре, его, вероятно, превосходивший, упав от удара на спину, тут же начал подниматься. Судя по выражению лица, способность мыслить и слышать к нему не вернулись, а к месту событий подбегали уже другие беглецы. Вставая, дезертир не сделал ни малейшей попытки отряхнуть грязь и пыль со своей одежды, зелёной свитки, чёрных, более объёмных, чем обычно, шаровар. Шапку он успел где-то посеять. Как, кстати, и оружие.

— Стой, или будешь убит немедленно! — опять-таки, не для ошалевшего от страха беглеца, а для стоявших за спиной молодыков, крикнул Аркадий. Краем глаза он заметил, что десятник только начал ворочаться в попытке встать, но мышцы его плохо слушаются. Следовательно, вся ответственность за ситуацию у ворот и, скорее всего, за сохранность галерного флота у казаков, тяжёлым грузом ложилась на старшего из здесь присутствовавших. Самого попаданца.

Ополоумевший от страха юнец рванул к воротам и Аркадий привычно, вспоминая тренировки, выбросил вперёд руку с саблей. Карабель отечественного, запорожского изготовления (клинок, конечно, рядом с булатами, разве что лежал — во время пьянок хозяина) не подвела. Остриё почти прямого её клинка легко вспороло горло дезертира, пропахало его шею сбоку. Сразу после выпада попаданец сделал большой шаг влево, опасаясь, что беглец по инерции успеет сделать несколько шагов и окатит его собственной кровью. Как может хлестать кровь из разбитого горла, ему видеть приходилось.

Однако опасения Аркадия оказались напрасными. Парень остановился и попытался зажать страшный разрез, из которого, вместе с кровью, вытекала его жизнь. Смертельная рана сняла стеклянный налёт безумия с глаз беглеца. В них, как показалось попаданцу, мелькнули удивление и обида на несправедливость случившегося с ним. Впрочем, с такой раной долго не простоишь. Парень, тщетно пытаясь закрыть рану руками, обмяк и обрушился на землю, обильно орошая её собственной кровью.

Вид явно зло настроенного колдуна (многие из беглецов узнали Москаля-чародея) с окровавленной саблей в руках над агонизирующим телом их товарища, ставший рядом с ним десятник, также с обнажённым клинком, послужили хорошим тормозом для разогнавшихся казаков. Испытывать судьбу и прорываться к воротам с боем никто из беглецов не решился.

Аркадий, тем временем, ежесекундно ожидая появления преследователей-черкесов, оценивал боевые качества постепенно увеличивавшейся толпы беглецов. И без того уже плохое настроение, у него от этих прикидок стало проявлять стремление к падению в бесконечность. Толпа обескураженных, откровенно испуганных парней, выдержать серьёзного боя не могла. Скорее всего, они должны были побежать при первом же появлении врага и никакие уговоры переломить их настроение не могли.

«Комитета по защите проштрафившихся казаков здесь не предвидится, а появление озверевших от нападения на их родной город черкесов — неизбежно. И как, спрашивается, встряхнуть этих перепуганных пацанов, чтоб они могли защищать сами себя? Если не придумаю немедленно, покрошат их черкесы в рагу и не вспотеют. Странно, что их ещё нет, должны были давно ворваться, рубя отставших беглецов. И где, спрашивается, опытные казаки, которые были с молодёжью?»

Аркадий в тот момент не мог знать, что поначалу наступление по центру от морских ворот развивалось не менее удачно, чем по другим направлениям. Черкесские ремесленники, армянские и турецкие купцы, прочий невоенный люд Темрюка, всерьёз отбивать атаки казаков, даже плохо обученных, не могли. Огнестрельного оружия в городе почти не было, из луков стрелять они, большинстве, не умели, а сабли и топоры у них, зачастую, из рук выпадали от одного звериного казацкого крика. Всё шло хорошо до того, как эта колонна уткнулась в подворье воинов одного из кланов. По каким-то своим причинам никто из этого подворья на оборону стен не вышел. Соответственно, никто из них на стенах и не погиб.

Вот уж кого чьи-то вопли не могли смутить, так это черкесских рыцарей. К тому же, не имея ружей и пистолетов, они все прекрасно умели стрелять из луков. Именно из них они и расстреляли потерявших осторожность руководителей колонны, шедших впереди, показывая пример храбрости молодёжи. Лучше бы они демонстрировали образцы разумной осторожности. Лишённая руководства молодёжь под вражеским обстрелом заметалась, не зная, что надо в таких случаях делать, а потом обратилась в бегство. И быть бы им всем изрубленными на бегу черкесскими саблями, черкесы бросились в погоню на лошадях, да в дело вмешались несколько опытных донских казаков, задержавшихся из-за штурма мечети (никого в живых они там не оставили). Остановить позорное бегство молодёжи они не успели, но встретить погоню залпами из ружей и пистолей смогли.

Прекрасные кольчуги, покрывавшие не только всадников, но и лошадей, от пуль — плохая защита. Казачья привычка таскать по несколько пистолей позволила всего лишь нескольким казакам расстрелять головку погони, заставить остальных временно отступить. Ненадолго, естественно. В собственном городе черкесы легко нашли обходные пути и вырезали помеху, напав на казаков с тыла. Но немного времени на приведение в чувство беглецов у Аркадия появилось.

Толпа перепуганных, жавшихся друг к другу ребят напомнила Аркадию стаю бандерлогов перед Каа. Ещё несколько минут назад они грозно вопили, врывались во вражеские дома, хватая испуганных их обитателей, беспощадно расправляясь с осмелившимися сопротивляться вторжению. Рассматривая беглецов, он слышал дружный хор блюющих за спиной. Смерть, да ещё такая страшная — тяжёлое испытание для неокрепшей психики. Попаданцу и самому, правда, не в этом здесь и когда, пришлось избавляться от содержимого желудка после первого своего боя. Он повернул, на секунду, голову вбок, глянул назад. Человек пять или шесть стояли буквой «Г» и увлечённо рыгали. Отрадно, что остальные, видимо уже сталкивавшиеся с насильственной смертью, встретили расправу над беглецом перед их глазами совершенно спокойно. Радовало и то, что двое держали связки принесённых ими пик.

«Чем вооружать есть. Вопрос на засыпку: — А смогут ли эти засранцы воспользоваться оружием?» Аркадий перевёл взгляд на толпу беглецов.

«Жалкая картина. Скисли ребята после первого же серьёзного испытания. И как, спрашивается, заставить их идти в бой? Испуганы до усирачки. Если сейчас устроить проверку, наверняка не у одного штаны изнутри запачканы. Побегут, к гадалке не ходи, от одного вида появившихся перед ними врагов. В сражение их теперь загонит разве что ещё больший страх. Хм… использовать, что ли, методу Фридриха Великого? В переложении на местные условия и с учётом рекомендаций Киплинга». Обернувшись назад, он встретился взглядом с одним из молодых стражей.

— Ты! А ну-ка принеси мне вон тот бочонок.

У стража, судя по скорости исполнения приказа, сомнений в его праве командовать, не возникло. Аркадий встал на бочонок и обратился к продолжавшим переминаться с ноги на ногу беглецам.

— Все меня видите?!

Ответ дружным назвать было трудно, но сразу несколько человек подтвердили, что: — Да, они его видят.

— Все ли меня хорошо слышите?!

На сей раз, ответило большее количество людей. Они охотно подтвердили, что его слышат.

— Кто я такой, знаете?!

Выяснилось, что Москаля-чародея знают все обозвавшиеся, коих было немало. Порадовавшись своей популярности, Аркадий продолжил диалог с беглецами.

— А что полагается у казаков за бегство с поля боя и оставление в беде товарищей, знаете?!!

Хотя вокруг воцарилась тишина, почти абсолютная, если бы не громкие рвотные позывы от ворот, молчание, в данном случае, можно считать положительным ответом на вопрос. Они знали и боялись последствий. Но ещё больше они боялись страшных черкесов. Аркадий, то есть, в данном случае — Москаль-чародей, стараясь выглядеть как можно более зловеще (и очень надеясь, что не выглядит, при этом, смешно) продолжил воспитательную работу.

— Значит то, что всем вам полагается мешок с завязкой и громкий бульк, вы знаете?! — сгустил краски попаданец.

Сразу несколько человек в толпе попытались оправдаться, но звучали эти попытки, громкие или тихие, крайне неубедительно.

— Жить, сучьи вы… хотите?!

Хором отвечать начальству молодых казаков ещё не учили, поэтому ответ был нестройный, но однозначно положительный. Что характерно, никто не высказал обиды на крайне оскорбительное обращение к ним. Скорее всего, этого оскорбления никто и не заметил. Не до того ребятам было.

— Тогда слушайте меня и не говорите, что не слышали! Сейчас все вы станете строем перед воротами и будете защищать их не щадя своей жизни. Кому не хватает, раздадут пики. А кто вздумает бежать ещё раз… все меня слышат?!! Ответ, что слышат, прозвучал очень уж жиденько.

— Я спрашиваю, серуны трусливые, вы меня слышите?!!

На этот раз подтверждение о внимании к его словам прозвучало куда громче и из большего числа глоток. Что характерно, опять никто не высказал обиды на оскорбительное обращение.

— Так запомните! Всех! Кто! Повернёт к врагу спиной! Я превращу! В жаб! Слышите, черти полосатые?! В жаб, зелёных, с бородавками!

В другой момент многие из присутствовавших наверняка усомнились бы в таком могуществе Москаля-чародея. В другой, но не сейчас. Разве что у стоявшего невдалеке привратного десятника, промелькнуло удивление. Остальные поверили Москалю-чародею сразу и полностью.

Они вдвоём, с этим самым десятником, имени которого Аркадий узнать так до боя и не успел (некогда, знаете ли, было, спешка, чтоб её), успели сбить из толпы беглецов и привратного десятка подобие строя, жидко ощетинившегося пиками и другим длинномерным оружием.

«И где же, чёрт их возьми, охранники галер? Давно же за ними послал! Там хоть немного ружей и пистолей должно бы быть, у нас же, кроме меня и десятника огнестрельного оружия ни у кого нет. Почему же они не идут?»

Причины отсутствия помощи от охраны галер была проста и обидна. Никто оттуда на помощь и не рвался. Невольным виновником этого стал тот самый джура «при бинокле», которого послал Аркадий за помощью. Подбежав к сотнику, оставленному охранять корабли из-за разболевшейся старой раны в ноге, он закричал: — Идите быстрей в город! Москаль-чародей приказал усилить охрану ворот!

— Приказал? — подчёркнуто удивлённый голос сотника Тихона Улетайкина сочился ядом. Он был зол, как целая волчья стая зимой. Немного добычи и славы ему светило из-за не вовремя разболевшейся ноги при штурме Темрюка. А здесь какой-то молокосос, не имея на это ни малейших прав, пытается им командовать! Тихон, дружно поддержанный соратниками, встретил такую попытку крайне враждебно. Интересоваться причиной появления приказа, ему и голову не пришло. Которого, кстати, не было. Аркадий, скорее, попросил джуру информировать охрану галер о возникшей опасности для них. Слово «приказ» было инициативой джуры, с большим пиететом относившегося к Москалю-чародею.

Джуре внятно и подробно рассказали, кто он такой и куда ему идти с дурацкими приказами. Заодно совершив экскурс в генеалогию как самого джуры, так и наглого Москаля-чародея. Попытки чуть не плачущего мальчишки объяснить произошедшее вызвали только новый поток комментариев, из которого он смог узнать много очень неожиданного о своих предках и привычках человека, его пославшего. Разнообразные и оригинальные пожелания доброго пути джуре не были сопровождены активной помощью в его начале только потому, что Тихон знал, с какой любовью атаманы, все как один, относятся к опекаемой джурой игрушке.

Повеселиться по поводу удачного отлупа наглецам галерная охрана не успела. Из-за толстой стены прямо у ворот раздались выстрелы, крики, визг раненной лошади… Вот здесь Тихон потерял свой шанс отличиться при взятии Темрюка. Вместо того чтоб броситься всеми силами на шум боя, он начал обговаривать слышимое с соратниками, большей частью несмышлёными юнцами. Парочку из них он додумался послать проверить, что же там происходит, уже, когда бой затих. За что и вылетел из сотников в рядовые. Мог попасть и, в мешке, в воду, спасли старые заслуги. Доли в богатейшей добыче не получил никто из охранников галер. Джуру, самовольно изменившего слова сообщения, выпороли.

На толпу казаков, человек в шестьдесят, плохо изображавшую строй ощетинившийся пиками, вылетело восемнадцать всадников. Молодые, плохо обученные, бездоспешные люди против профессионалов войны, рыцарей прекрасно владевших любым холодным оружием. Впрочем, рыцарь — он и Черкессии рыцарь. Атаковали всадники весёлой, уверенной в победе толпой. Один раз обратив врагов в бегство, они были убеждены в своей лёгкой победе и здесь, ожидая, что казаки побегут от одного их вида. Не побежали. Хотя и очень боялись, что легко читалось по побелевшим, перекошенным лицам. Перед устоявшим казацким строем воцарился хаос.

Казаки благоразумно обставились с флангов телегами, поэтому атаковать черкесы могли только фронтально, в лоб, на узком участке. Прозвучавшие перед их столкновением с казаками три выстрела оказались роковыми для трёх рыцарей. Стреляли десятник из ружья и Москаль-чародей дважды подряд из своего волшебного пистоля. И не промахнулись, трое всадников свалилось перед строем, став неприятной помехой для атакующих товарищей. Врубиться в строй смогли только двое всадников, сразу начав выкашивать пехоту. Начать-то они начали, да продолжить не смогли. Одного снял с коня десятник из своего пистоля, стоявший, как и Москаль-чародей, сзади строя. У другого лошади вспороли живот. Бедолага, завизжав совсем не по лошадиному, упала, давя окружающих. Встать упавшему с ней вместе всаднику не дали, закололи его лежащего.

Вместо отвернувших перед пиками казаков атаковали их товарищи, строй окончательно разрушился, пехотинцы и всадники перемешались в страстном желании уничтожить друг друга. К удивлению черкесов казаки не показывали ни малейшего желания сбежать, хотя гибли в куда большем количестве, чем окольчуженные, умелые в бою их враги. Быть бы казакам битыми, если бы не точная стрельба двух их предводителей. Десятник убил из своих пистолей ещё троих, Москаль-чародей пристрелил ещё пятерых, последнего — не из ТТ, а из пистоля. Зарубив двух молодыков черкес вылетел на него в момент, когда он перезаряжал свой волшебный пистоль. Пришлось, для спасения собственной шкуры, стрелять из пистоля семнадцатого века, всерьёз моля Бога (наверное в первый раз), чтоб сработал кремнёвый запал. Он, таки, сработал. Черкес, получив тяжеленную свинцовую пилюлю прямо в рот, картинно откинулся на спину лошади. Но подозревать его в притворстве попаданец не стал, занялся ТТ.

Спешно перезарядив ТТ и передёрнув затвор, Аркадий огляделся ища всадников. Их не было. Лошади, как бы не целая дюжина, были, не считая убитых, а всадников на них уже не было. Попаданец пошарил взглядом по окрестностям, высматривая спешенных всадников. Но и их не было. Перебили. Значит, победа. Тогда он присмотрелся к своим и сердце невольно сжалось. Из более чем пяти десятков, на ногах, частично раненые, осталось человек пятнадцать. Большинство ошалело толклись на поле боя, разыскивая врагов. Кое-кто уже присел на бочонок или телегу, переводя дух после сражения. В этот раз упрекнуть было не в чем. Сражались, как могли, врага уничтожили, к галерам не допустили.

Аркадий внимательнее всмотрелся в уцелевших. Узнал только четверых: гонцов за пиками, одного из блондинов и старшего из «косарей». Последний упорно пластал на кусочки какого-то из убитых всадников. Наверняка давно мёртвого.

«Вероятно, именно этот черкес убил его родича. Косари были здорово похожи. И не объяснишь ему сейчас, что враг давно мёртв, а убитому родственнику от его бессмысленного, даже вредного занятия, над трупами издеваться нехорошо, счастливее никому не станет. Впрочем, лучше пусть пластает труп, чем вымещает свою злость на живых черкесах. Дорого далась нам победа. Вот и обвиняй потом в небрежении человеческими жизнями разных жуковых и мерецковых. А сам остановил прорыв врага, завалив его трупами своих солдат. Но у меня же не было другого способа остановить прорыв! Не оказалось здесь настоящих казаков, пришлось воевать с теми, кто был рядом. И никак, кроме запугивания, мне их к битве было не принудить. Война…»

Аркадий ещё раз внимательно всмотрелся в уцелевших. Живые, наверняка, были и среди лежащих, но при медицине семнадцатого века из них удастся поднять два-три человека, в идеале, пять-шесть, не больше. Из запомнившихся ему ребят привратного десятка на ногах действительно остались четверо. Учитывая, что беглецы полегли более чем на две трети — хороший результат.

«Если не случайность, то их десятник хороший педагог. Чёрт! Я же так и не узнал, как его зовут. Нехорошо».

Попаданец, с некоторым волевым усилием, встал с телеги, на которую было пристроился, и подошёл к сидевшему на бочонке десятнику. Тот, увидев подходящего к нему Аркадия, встал и повернулся к попаданцу. Связанности от болезни в его движениях, очень заметной перед боем, уже не было видно. Зато было трудно не заметить слёзы на его лице. Видимо, потери, показавшиеся Аркадию небольшими, для командира были потрясением. В одну минуту сгинуло больше половины его подчинённых.

— Мы так и не познакомились перед боем, не до того было. Я так и не удосужился спросить, как тебя зовут?

— Да уж. Нежданно-негаданно сбылись мечты моих ребят об участии в сражениях. Да только не все из них могут порадоваться победе. А зовут меня Афанасий, значит, по прозвищу Скрюченков. Ну а я про тебя наслышан. Кажись, в войске нашем, все Москаля-чародея знают.

— Для друзей — просто Аркадий, — протянул руку собеседнику попаданец.

— Ну, значит, а я… значит, Афоня.

— Надо бы посмотреть всех лежащих. Наших, если ранены, перевязать, черкесов — добить.

— Мои, значит, все, кто жив, на ногах. А беглецов, значит, эээ… надо бы, точно, проверить.

К проверке и сортировке тел приступили все, кто мог стоять на ногах. Добивать раненных черкесов не пришлось. Всех вполне качественно, по несколько раз, успели добить во время боя. Что лишний раз показало неопытность дравшихся казаков. Вместо того, чтоб лишний раз колоть или рубать труп, стоило озаботиться о поражении живых врагов. Из своих подавали признаки жизни семеро. Но трое из них, с разрубленными головами, как показалось Аркадию, были не жильцами. Кстати, большинство погибших казаков имели сходные раны. Своими саблями черкесские рыцари владели блестяще. Казаки с раной на плече и разрубленной рукой имели все шансы выжить, если не подхватят заразу. А в отношении ещё двух трудно было судить, на них свалились убитые кони, от чего оба не приходили в сознание. Рентгеновской установки, как понимаете, у Аркадия не было.

По другим направлениям штурма таких опасных обострений не было. Хотя на воинские подворья наталкивались все штурмующие колонны. Сказалась большая многогранность казачьих воинских умений и подавляющее преимущество их в огнестрельном оружии. Заметно превосходившие казаков в конной сшибке, черкесы вчистую проигрывали им по всем остальным параметрам. Ничего, кроме тяжёлой конницы и небольших пеших разведгруп психадзе, у черкесов не было. Очень способствовала казацким победам и совершенная разобщённость черкесов, где каждое племя, а то и каждый клан, вели отдельную, свою войну. И на помощь подвергшихся нападению соседям они не спешили. В городских боях умелая и опытная казачья пехота с большим количеством стволов, в том числе артиллерийских, сравнительно легко раздавила все очаги сопротивления.

К закату город взяли, захватив огромные материальные ценности и множество пленников. Выкуп за себя могли выплатить только купцы, турки и армяне, и представители высшей черкесской знати, следовательно, всем остальным предстояло стать собственностью казаков или попасть на рабские рынки Османской империи. Цены на рабов в связи с событиями в Северном Причерноморье там резко выросли.

Не силах послать на усмирение восставших татар и совсем потерявших страх казаков большое войско, султан приказал вымести с моря казачьи суда. Спешно ремонтировались старые галеры, достраивались на верфях в Мраморном море новые. Из-за ограниченности корпуса янычар и огромности Османской империи, перед Великим визирем встала серьёзная проблема: где взять экипажи на новые суда? Если в матросы, на большое жалованье охотно шли албанцы, греки, которых не останавливала даже необходимость смены веры, галерников всегда можно было нахватать, то янычар пришлось снимать из гарнизонов в других местах империи. Что автоматически вызвало в нескольких местах усиление сепаратиских тенденций. Чего-чего, а ненавидящих турок регионов и народов имелось в огромном количестве. А ведь янычарские пополнения очень нужны были султану Мураду и под Багдадом. Учитывая, что одновременно были повышены налоги, крайне нерационально расходуемые и катастрофически раскрадываемые, то государство затрясло всерьёз.

Известие о взятии, вслед за Азовом, и Темрюка вынудило Великого визиря и капудан-пашу отправить в поход эскадру на казаков задолго до её полной готовности. Они уже чувствовали шёлковые шнурки на своих шеях, если не чего похуже и ждать не могли. Эскадра в девяносто три (а не сто пятьдесят, как планировали) галеры, с недоукомплектованными на некоторых галерах экипажами, плохо отлаженной синхронностью гребков у галерников… Однако, если сам повелитель правоверных приказывает…

Дуван темрюкской добычи произвели в захваченном городе, так как у многих были планы продолжить грабительский поход. Аркадию достались быстроногий вороной конь; хорошая кольчуга; великолепная, настоящий персидский шамшир, сабля; немного денег и черкешенка лет двадцати пяти с двумя маленькими дочками. Выбор «старухи» лет двадцати пяти вместо «нетронутой» девушки вызвал оживлённые пересуды и разные, в том числе совершенно дикие предположения о его причинах.

Между тем, женщина была вызывающе красива, не смотря на пережитые четыре беременности. В первом случае у неё случился выкидыш, в первый родившийся ребёнок умер, не прожив и месяца. «Девушки» же по местным понятиям, с точки зрения Аркадия, были не подростками даже, а детьми. Представить себя валящим в постель малолетнюю, ещё толком не сформировавшуюся былинку он не мог. Всегда к педофилам относился с ненавистью.

Впрочем, в связи с загруженностью войной женитьбу пришлось отложить. Её отправили вместе с дочками в его азовский дом Аркадия в качестве рабынь.

«Называется: Приплыли. В новом мире, первым делом, занялся убийствами и грабежом, потом перешёл на морской разбой, интриги, теперь стал рабовладельцем. Хороший портрет для человека желающего изменить мир. И попробуй объяснить постороннему наблюдателю, что внутри себя я весь белый и пушистый, глубоко моральный. Остаётся утешать себя, что: «С волками жить — по-волчьи выть».

Казацкий галерный флот, увеличившийся на две галеры, отремонтированных в Азове, вышел в море.