"Масштабная операция" - читать интересную книгу автора (Рощин Валерий)

2

Утро выдалось прохладным. Солнце норовило надолго спрятаться за слоями тонких облаков, а с берегов Финского залива повеяло свежим ветерком, слегка трепавшим темные волосы Стаса, неспешно бредущего по оживленным улицам Санкт-Петербурга.

Покинув тесную комнатушку бывшего сослуживца, молодой человек в узких очках и черной кожаной куртке вновь проделал известный маршрут и занял позицию на той же лавочке в сквере, откуда вел наблюдение вчерашним вечером. Теперь, после встречи и разговора с Иваном, он был твердо уверен: ожидать предстоит не напрасно — интересующий его человек по-прежнему заправлял в бригаде и обитал в гарнизонной пятиэтажке.

Не успел Гросс развернуть газету, как ко второму подъезду подкатила серебристая иномарка и несколько раз протяжно просигналила.

«Уж, не за моим ли знакомцем?» — насторожился он и, отложив прессу, приготовился встать.

Однако из дома неожиданно выпорхнула Елизавета.

Тысячу раз Торбин представлял их встречу. Нет, разумом он понимал: даже намека на связь с Лизой отныне быть не может, и она до конца дней не узнает всей правды о нем. Ни к чему. Однако каждый раз торопливо, пока в воображение не вторгался фантом ее отца, в дивных красках рисовал счастливое свидание, непременно случившееся бы при других — более благоприятных обстоятельствах…

Из автомобиля вышел невысокий мужчина, разодетый в дорогой и ладно сидящий на худощавой фигуре костюм, белоснежную рубашку и яркий галстук. Поцеловав подставленные Елизаветой губки, он услужливо открыл правую дверцу. Дождавшись, когда барышня устроиться на сиденье, аккуратно прикрыл ее, и занял водительское место. Представительское авто плавно тронулось и исчезло за поворотом, унося с собой последние иллюзии Станислава…

Иногда он спрашивал себя: отчего я не организовал убийство эмира и не исчез из лагеря раньше — прошлым летом, когда получил относительную свободу или же зимой, переселившись после празднования Курбан-байрама в отдельную палатку и оставив не у дел трех арабов-надсмотрщиков? Зачем столько выжидал, теряя драгоценное время? Неужто не придумал бы способа перехитрить службу безопасности Губаева, раздавить Шахабова и незаметно просочиться мимо расставленных вокруг базы постов? Впрочем… «Стоит ли укорять себя за медлительность? — каждый раз отвечал сам себе спецназовец, — уж не оттого ли я занят подобными вопросами, что кто-то за это время успел занять мое место возле Лизы? Эким же я становлюсь собственником! Ни себе, ни людям. Один бы черт с ней ни чего не получилось, даже если бы я вернулся сюда следом за Щербининым и сумел доказать свою непричастность к измене».

Ну, а кроме сих объективных доводов, говорящих о том, что торопиться было незачем, существовал и давний обычай Гросса не подвергать критике собственные поступки в далеком прошлом.

— Коль растянул подготовку акции «Вердикт-2» на целый год — значит, того требовали обстоятельства, — прошептал он, наблюдая за игравшей неподалеку, невзирая на раннее время и утреннюю прохладу, детворой. — Кто знает, чем обернулась бы необдуманная поспешность? А Елизавета… — потащил Стас из пачки сигарету, — Елизавета — живой и вполне нормальный человек. Не в монастырь же ей было подаваться после известия о моей «смерти». Небось, одних косых взглядов в спину сколько пришлось вынести! Как-никак, полгода ходила под ручку с «предателем»…»

Вряд ли молодой человек сожалел о канувших в небытие отношениях с Лизой. Увиденное несколько минут назад лишь окончательно развеяло последние сомнения и разложило по нужным полочкам давно свершившиеся факты. Отныне оставалось одно неотложное и наиважнейшее дело — страстно хотелось повидаться с командиром бригады. И скоро его заветной мечте суждено было сбыться — из подъезда неторопливо, или точнее сказать — чинно, выплыл Юрий Леонидович…

За год полковник немного раздобрел, седина на висках стала заметно гуще. Одетый в военную форму он, вероятно, направлялся в штаб, что находился в трехстах метрах, посему, не воспользовавшись служебной машиной, решил пройтись пешком.

Гросс в миг сорвался с лавочки и быстрым шагом пустился наперерез. Когда дистанция между ними сократилась до двадцати метров, негромко окликнул:

— Господин Щербинин! Вам просили передать привет.

Шеф местного спецназа остановился, словно перед ним возникла неведомая преграда и, резко обернулся. Стас замедлил шаг и приближался, зорко следя за каждым его движением.

— Ты?! — изумленно пробормотал тот, воровато оглядываясь по сторонам. Правая ладонь его машинально приподнялась к тому месту, где на ремне висела кобура.

— Не дергайся, — предупредил капитан, слегка отводя полу куртки от рукоятки готовой к стрельбе «Гюрзы».

Наверно в памяти Юрия Леонидовича еще оставались свежи воспоминания об отменой реакции и умении молниеносно стрелять точно в цель с обеих рук бывшим подопечным, ибо полковник заметно побледнел, судорожно сглотнул вставший поперек горла ком. Рука его безвольно опустилась.

Теперь он стоял перед Торбиным, лихорадочно гадая, что же произойдет дальше…

— Беслан Магомедович передал вам свой последний привет из дремучих лесов Панкисского ущелья, — с недоброй усмешкой молвил нежданный гость. — Вы не рады?

Пожевав губу, тот кивнул на скверик и предложил:

— Пойдем, Станислав — посидим, потолкуем…

Гросс окинул взором пространство возле пятиэтажки. Место действительно не подходило для разговора — изредка, то тут, то там из подъездов выходили люди и, спеша на работу, заворачивали за угол. Неровен час, кто-нибудь признает или помешает долгожданной встрече.

Сделав полшага в сторону, он предложил ему пройти первым. Комбриг поплелся к длинному ряду деревянных лавочек на асфальтовой дорожке…

Где-то справа, меж невысоких деревьев резвилась стайка детворы, однако их родителей и прочих взрослых в парке не было. Дойдя почти до конца тропинки — как можно дальше от оживленного пятачка перед домом, Щербинин сел. Бывший офицер, ставший по его милости «изменником», устроился на такой же лавке напротив. Их отделяло узкое пространство аллейки, и ни одно телодвижение полковника не ускользнуло бы от его внимательного взгляда. Пожилой, обрюзгший мужчина жалобно смотрел на пышущего здоровьем и силой Торбина, среди пальцев левой ладони которого снова замельтешила монетка…

— Не знаю, важно ли это для тебя, но Елизавета ведь не поверила в твою смерть, — выдохнув, заверил Юрий Леонидович и попытался растянуть губы в подобии улыбки. — Мне кажется, она до сих пор тебя ждет…

У спокойного Стаса ухмылка получилась более естественной:

— Не пытайтесь врать там, где уже не требуется. Уверен, Лиза ждала бы, если бы не красочные байки о моем «предательстве» и «смерти» в ожесточенной перестрелке от вашей «героической» руки. Небось, и за этот «подвиг» кителек дырявили для правительственной награды?

— Я, разумеется, виноват перед тобой.

— Вот как?.. Только передо мной?

— Знаю-знаю, Станислав. Не только… И перед друзьями твоими — Воронцовым, Шипилло…

— Вы подзабыли Львовского, с ликвидации которого развернули бурную деятельность в нашей бригаде, — серо-голубые глаза капитана сверкнули, но тут же погасли — затянулись непроницаемой холодностью. — Хотелось бы так же напомнить и об остальных членах моей группы, и о двух пропавших командах, ушедших устранять вашего дружка еще до старта «Вердикта». Да и отрезанную голову Серова с его вспоротым животом не грех приобщить к сегодняшней беседе.

Произносить обвинительные речи, равно как и выслушивать оправдательный лепет, в планы Гросса не входило. Он собирался все обставить быстро и без проволочек, но беспорядочно бегающие, наполненные животным страхом глазки полковника, цеплявшегося за любую возможность продлить жизнь, слегка выбили из намеченного графика, вновь заставив проснуться душивший гнев.

— Я уже не молод, Станислав. Все, что у меня осталось — Елизавета. Единственная дочь… Она рано лишилась матери. Недавно вот надумала уехать во Францию — хочет продолжать учебу там, — сбивчиво тараторил осужденный Гроссом, но видя бесплодность попыток разжалобить своего палача, решил предложить выгодную сделку: — Послушай, у меня есть деньги! Копил не для себя — для дочери. Готов поделиться с тобой — нет проблем! Я ведь, как-никак, в большом долгу…

Станислав не переставал удивляться циничности и лживости Юрия Леонидовича, которому на самом деле было абсолютно наплевать на чувства Елизаветы. Он сам видел и строил будущее собственной дочери: без какого-то там полунищего капитана Торбина, а с перспективным богатеньким женишком; не в голодной и наводненной преступностью России, а в сытой, самодовольной загранице.

Подавив кипевшие эмоции, и не прекращая гонять между пальцев монету, Гросс покачал головой:

— Благодарю, господин Щербинин за щедрость, но меня вполне сносно профинансировал ваш покойный приятель. К тому же я наметил другую программу.

— Могу узнать, какую? — насторожился комбриг.

— Почему же нет?.. Запросто. Случалось ли вам слышать от Беслана Магомедовича выражение «багровая мошна»?

Полковник отшатнулся. Лицо стало белее простыни, на лбу выступила испарина. Две капли — одна за другой, покатились от седого виска к шее и юркнули под рубашку. На воротнике тут же расплылось темное пятнышко пота. Похоже, он до сих пор не опомнился от неожиданной встречи, а грядущий апокалипсис, стремительно надвигавшийся подобно горной лавине, вызывал в его душе не меньшую панику. Вероятно, Иуда уже давно и безвозвратно утратил покой, безмятежное настоящее, веру в будущее… А тут еще свалившийся на голову Торбин предвещал скорое и мучительное расставание с жизнью.

Он сунул руку в боковой карман кителя и тут же замер, узрев предупреждающий взгляд Гросса.

— Платок, — осипшим голосом объяснил Юрий Леонидович, — у меня там всего лишь платок.

Медленно потянув вверх ладонь, он и впрямь вытащил носовой платок. Тщательно промокнул им шею, тяжелый подбородок, и перед тем, как спрятать, стал машинально складывать вчетверо.

— Стало быть, про «мошну» вам известно, — вздохнул Стас. — А мне, признаться, едва не «посчастливилось» испытать ее на собственной шкуре. Ну, что ж, тогда…

Он не успел договорить — в руке оборотня, секунду назад пихавшей в карман платок, сверкнул вороненой сталью небольшой пистолет. Дальнейшее происходило молниеносно.

Гросс прыгнул влево, одновременно метнув в него монету с заточенными краями. В ту же секунду раздался щелчок выстрела из малокалиберного ПСМ и страшный хрип Щербинина.

Асфальтовая дорожка была узкой — не более двух метров и следующим движением Станислав выбил ногой из его руки пистолет, но сам после этого, схватившись за грудь, медленно осел. Да, всего лишь на мгновение он упустил из виду, что напротив сидит такой же спецназовец, а не курсант из лагеря Шахабова. Пуля небольшого калибра ударила правее сердца — по-видимому, в легкое. Запоздай он на мгновение с прыжком, беспроигрышность этой партии была бы безвозвратно утеряна.

Торбин медленно распрямился и глянул по сторонам — дети продолжали игру в парке, не обращая внимания на происходящее меж двоих взрослых. Полковник запрокинул голову на спинку лавки и беспорядочно елозил ногами по асфальту, — один начищенный до блеска полуботинок уже слетел со стопы и валялся рядом подошвой кверху. Юрий Леонидович беспрестанно издавал отвратительные хрипящие гортанные звуки, пытаясь пальцами ослабить ворот рубашки и сорвать галстук. Монета вошла в шею — точно под кадык и, верно, застряла где-то в дыхательном горле.

Нужно было поскорее заканчивать казнь предателя, но давала о себе знать и собственная рана: кровавое пятно на бело-черной футболке увеличивалось в размерах с каждой минутой. Капитан достал из-за пазухи тонкую прямоугольную фляжку, отвинтил крышку и приложился к горлышку. Затем выудил из кармана джинсов платок и плеснул на него спирта. Беспорядочно скомкав тряпицу, затолкал ее под футболку и прижал к пулевому ранению. Отыскав отлетевший на газон ПСМ, Гросс осторожно снял куртку, обернул ею плоский пистолет. Поднеся его к груди Щербинина и ни секунды не раздумывая, трижды подряд нажал на спусковой крючок. В ответ оборотень столько же раз дернулся всем телом и… затих.

Не делая резких движений, молодой человек снова надел куртку. Орудие убийства следовало взять с собой, — с монеты, застрявшей в горле ненавистного врага, много отпечатков не снять, а вот на пистолетной рукоятке их останется предостаточно.

Последним же действием, перед тем, как покинуть гарнизон, Стас сделал то, что, возможно, объяснило бы следственным органам многое. Очень многое! В его объемном бумажнике покоились два списка агентов эмира Шахабова. Теперь оба аккуратно перекочевали в накладной карман полковничьего кителя.

Взяв с противоположной лавки кейс, капитан с минуту постоял возле бездыханного тела изменника. Три пятимиллиметровые пули прошили мундир, оставив крохотные и неприметные дырки на левом лацкане.

«Этот акт возмездия и есть то наиважнейшее обстоятельство, заставившее меня навсегда забыть о любви к Елизавете. Жаль, но по-другому быть не могло. Отныне операция «Вердикт-2» завершена», — подумал он, деловито поправляя на шее пожилого человека галстук — так, чтобы скрыть небольшую рану с кровоподтеками.

Улыбнувшись пробегавшим мимо ребятишкам, нарочито строго погрозил им пальцем:

— Ну-ка не шумите. Разве не видите — дядя отдыхает.

Девчушка лет шести притормозила, перейдя с резвого бега на шаг, а, проходя мимо и кося на полковника, шепотом поинтересовалась:

— А почему дядя до сих пор спит? Ведь уже давно утро.

— День и ночь работает. Устал от трудов праведных, вот и сморило, — так же в полголоса объяснил он.

Наивный и сознательный ребенок взял валявшийся посреди дорожки ботинок, аккуратно поставил его возле лавки, приложил пухлый пальчик к губкам и на цыпочках удалился.

Торбин развернулся в другую сторону и, держа левую руку под курткой, медленно зашагал прочь…

До Серафимовского мемориального кладбища, где обычно хоронили бойцов бригады особого назначения, он добрался на такси. Рассчитавшись, с трудом покинул легковой автомобиль и, миновав витиеватые ворота с аркой из красного кирпича, неторопливо направился знакомому маршруту.

Ушлый водитель-частник, видимо не гнушавшийся и «гнилой» работенки, еще по дороге заметил в зеркало заднего вида окровавленную футболку, бледность и странное, хриплое покашливание подсевшего пассажира. Тут же смекнув о возможности поживиться за счет ослабленной жертвы, решил проследить за молодым человеком. Обширный и избавленный в будний день от многочисленных посетителей погост представлялся идеальным местечком для осуществления темной затеи. Тщедушный таксист следовал за пассажиром на приличном расстоянии, в надежде дождаться, когда тот окончательно обессилит. Но парень, хоть иногда и покачивался, однако продолжал упрямо идти в известном только ему направлении, не оборачиваясь и не замечая слежки.

Метров через двести он свернул с главной аллеи в боковую. «Извозчик» перешел на легкий бег и, не успев юркнуть за угол, столкнулся лицом к лицу со своей «жертвой»…

— Я мало тебе заплатил? Или ты решил отказаться от чаевых? — с недоброй усмешкой молвил Торбин.

— А?.. Привет… Да нет!.. Я тут… на минутку… — понес лиходей всякую ахинею, потом выпалил: — У меня здесь братан старший похоронен. Вот и забежал проведать…

У Стаса не было желания разговаривать с человеком, наглость для которого являлась не вторым, а первым и единственным счастьем. Недолго думая, он приставил к его брюху Щербининский ПСМ. Любитель поживиться за чужой счет закатил глазки и стал судорожно глотать ртом воздух, напрасно подбирая слова, чтобы вымолить прощение.

«Нет, пожалуй, довольно на сегодня крови! Надобно просто проучить шакала, дабы неповадно было», — подумал спецназовец, исподволь прикидывая, достаточно ли осталось для будущего урока сил.

Он не стал напрягать ослабевшего организма, а просто и несильно ткнул пальцами распрямленной левой ладони в болевую точку на шее. Водила обмяк и качнулся, пытаясь втянуть открытым ртом побольше воздуха. Постоял несколько секунд в недоумении, потом неведомая сила повела его куда-то в сторону — к боковым могилкам. Там он запнулся непослушными ногами об ограждения и завалился промеж захоронений. «Очень смахивает на заурядного алкаша — внимания редких прохожих не привлечет», — оценил Гросс и поморщился от усилившейся боли в груди.

По-прежнему придерживая платок под футболкой, и хрипло покашливая, он дошел до Аллеи Героев. Два «метростроевца», с которыми друзья заключали сделку о приобретении пяти метров земли, сдержали слово: все три могилы были аккуратно устроены рядышком, вслед за надгробием полковника Львовского. Первая — прапорщика Шипилло, вторая — капитана Воронцова и третья — самого Торбина. Все три могилы по злой иронии судьбы оставались пустыми — без своих вечных постояльцев.

Он закурил, но тут же закашлявшись, выбросил сигарету и долго, словно в забытьи, стоял у бордюрного камня. Платок уже давно набух от крови, и ее капли одна за другой стекали по его левой руке вниз — на асфальт. Однако Гросс не замечал этого и разговаривал с друзьями так, будто они лежали не в далекой кавказской земле, а именно здесь — в паре метров…

— Помнишь Серега, ты рассказывал о своем сне?.. Как вернулись мы втроем из командировки живые и невредимые. Вернулись, да никто нас не признает. Мы спрашиваем прохожих, возмущаемся… А они отвечают: не существовало среди нас таких никогда. Не числилось в списках и штатных расписаниях.

Он снова достал плоскую фляжку и пару раз глотнул обжигающей жидкости из узкого горлышка. Вместо закуски, по устоявшейся традиции, затянулся следующей сигаретой.

— И у меня ведь накануне предчувствия были — хуже некуда. Все так и вышло… — продолжал беседу капитан, все чаще кривясь от боли. — Но как бы там ни было, задание мы выполнили! Все вместе выполнили — ввосьмером! А сегодня я отомстил за вашу смерть. Одним словом, каждый свое получил: и эмир, и Щербинин. Так что спите спокойно, мужики. Кто знает, может, скоро и свидимся. Все под Богом ходим…

Станислав опустился на бордюрный камень и ненадолго прикрыл веки, крепко сжимая ладонью рану.

— Вам плохо? — раздался чей-то голос.

Подняв голову, он увидел склонившегося старичка с букетиком первых тюльпанов.

— На кладбище только мертвым хорошо, — отозвался спецназовец.

— Что верно — то верно, сынок, — тряхнул седой головой дед и зашагал дальше по аллее, опираясь на тонкую трость.

С трудом поднявшись, Торбин в последний раз глянул на три могилы и, все так же держась за простреленную грудь, направился к выходу. Пока недюжинный организм еще сохранял силы, хотя Стас все отчетливее ощущал во рту привкус крови, толчками поднимавшейся из поврежденного легкого.

Остановившись неподалеку от ворот, он посмотрел на солнце, проглядывавшее сквозь тонкий слой облаков. Порывистый ветер ослаб, и его легкие дуновения больше не обжигали неприятной прохладой. Похоже, взяв полдня на раздумье, погода решила-таки наладиться.

Отчего-то именно в эти минуты вспомнилась Анжела. Но перед глазами явился не образ человека неопределенного пола в мешковатом пятнистом костюме, машущего кулаками посреди толпы кавказцев. Не сосредоточенное на предстоящем террористическом акте лицо смертницы. Нет! Ее упрямый, бойцовский нрав и напористость в страстном желании слепой мести за смерть родителей бесследно размылись в памяти. Отныне в душе и мыслях безраздельно господствовал образ той девушки, что, дрожа, прижималась к нему той последней ночью в лесу. Затем, подобно Золушке, преобразилась из замарашки и предстала чудесной красавицей в гостиничном номере. А немногим позже, не сдерживая слез, прощалась с ним на вокзале Назрани…

Сейчас он догадывался, что вся наигранная жестокость и напускная напористость Анжелы были ни чем иным как защитной маской, спасающей от экстремальных для обычного человека условий. Когда же волею счастливого случая она вырвалась из них, маска растаяла — исчезла за ненадобностью. Отныне он не сомневался, какой она была в настоящей жизни. Как удивительно гармонично сочетались в ней обаятельная мягкость, женская беззащитность и привлекательная внешность. Там, в учебном лагере ее сердце безошибочно подсказало правду о затеянной Сайдали Татаевым игре, но она все решила по-своему и неожиданно для него, а может и для самой себя, стала самым преданным, самым надежным человеком в стане врага.

«Похвально, что нашел силы сдержаться и не пообещал навестить в Нальчике, — пронеслось в голове Торбина эхо каких-то далеких, смутных и скверных подозрений. — А то нехорошо бы получилось. Вдруг не доехал бы…»

Прощаясь ранним утром с Иваном Бояриновым, капитан лукавил, утверждая, будто собирается отбыть на Дальний Восток. Вероятно, перестраховывался, следуя еще одной давней привычке. В действительности же никто сейчас не мог предположить, куда держит путь этот человек с пластиковым кейсом в правой руке. Левой он так и прижимал окровавленный платок к ране под кожаной курткой.

Возможно, не знал о направлении и сам Гросс, как не ведал и о том, сколь долго ему еще предстоит прожить…