Крис Уэйнрайт Голос Крови

Офирский торговец не обманывал — ларчик и впрямь был на редкость хорош. Полированные стенки из темно-коричневого дерева украшали прихотливые инкрустации из серебра и перламутра; изящные маленькие петли и замочек, распластавшаяся на крышке серебряная змейка — все было выполнено тонко, филигранно, мельчайшие детали проработаны скрупулезно и точно. Отличная работа!

— Нет! Ты только посмотри, как отделано внутри! Как будто сам Солнцеликий приложил руку! — Торговец вцепился в рукав киммерийца, не желая отпускать покупателя.

Он отодвинул задвижку, открыл шкатулку и поднес поближе к лицу Конана. Переливчатый кхитайский шелк с вытканными цветами и птицами заблестел под лучами солнца.

— Где еще увидишь такую красоту? — Офирец даже пальцами прищелкнул от восхищения, любуясь ларчиком.— Согласен сбросить еще пару монет, но только для тебя, киммериец! Клянусь Белом, это будет самая выгодная покупка в твоей жизни!

Варвар остановился в задумчивости. Ему очень хотелось сделать подарок Денияре, но в кошельке было только десять серебряных монет, а торговец просил дюжину. Бел-заступник, как быстро испаряются эти проклятые монеты! Еще десять дней назад их была тьма-тьмущая, а сейчас не наскрести на какую-то там шкатулку… Конан усмехнулся:

— Давай за десять монет — и мой кошелек в придачу. Посмотри, какой красивый, да еще и почти новый! Для тебя эта сделка также окажется очень выгодной — видно, боги благоволят тебе, мошенник! — Теперь уже киммериец, словно заправский торговец, начал расхваливать свою вещь: — Видишь, кожа не вытерта. Застежка серебряная, бисер… Да где ты еще сможешь купить такой за пару монет?

Торговец засопел, вертя кошелек в руках. В общем-то вещь была ему не нужна, однако выгода представлялась очевидной. Варвар не обманывал: это могло стоить и больше пары серебряных.

— Ладно, по рукам, но только потому, что мы знаем друг друга не первый день, Конан. Другому ни за что бы не отдал, пусть сожрут меня демоны, если вру!

За то время, что варвар провел в Шадизаре, редкий человек на аренджунском базаре не узнал его; да что базар! — весь город если и не видел, так слышать-то уж точно слышал о могучем, ловком, отважном и удачливом киммерийце. Об его делах ходили невероятные слухи — такие, что когда они достигали ушей самого Конана, он с трудом мог догадаться, что это, оказывается, о нем. Сногсшибательные подробности его подвигов, навороченные изобретательными языками умелых рассказчиков, превращали некоторые из его проделок чуть ли не в подобие древних сказок. А там ведь за давностью лет никогда не разберешь, что на самом деле было, чего не было, да и было ли все это вообще.

Варвару такая слава была приятна, а иногда — как сегодня, например,— и полезна: выторговать такой ларчик всего за дюжину монет! В подобных вещицах Конан знал толк, они не раз проходили через его руки — мало ли сундуков успел он очистить за время, что провел в Городе Негодяев…

Расставшись с торговцем и своим кошельком, киммериец отправился к дому Денияры. Она будет рада подарку, хотя повода для этого вроде бы и не было — просто захотелось порадовать любимую женщину.

Уже подходя к знакомому дому, окруженному старыми развесистыми чинарами, варвар услыхал возбужденные голоса женщин вперемешку с плачем и причитаниями. Он ускорил шаги, постучал в калитку, однако никто не выбежал ее открыть.

«Что происходит? Даже стука не слышат»,— забеспокоился киммериец. Не дожидаясь, когда ему откроют, он подтянулся на руках, перемахнул через ограду, пересек двор, вошел в дом и увидел трех женщин — они были так увлечены разговором, что даже не заметили появления киммерийца. Денияра сидела на диванчике спиной к нему, а ее служанки, Мадина и Шариза, рассказывали что-то наперебой, ломая руки и глотая слезы.

— В чем дело, радость моя? — Голос Конана заставил девушек вздрогнуть, и они обернулись, на мгновение застыв от неожиданности.— Что случилось, я спрашиваю? Рога Нергала мне в печень, если у вашего дома уже не собралась толпа любопытных — вы так кричите, что на базарной площади слышно,— продолжил киммериец.

— Конан! Конан! — Служанки бросились к нему, не скрывая радости.— Этот мерзавец, порождение ехидны и шакала, он схватил нашу Замиру! Они затащили ее в паланкин и увезли, надо спасти ее! Он хочет ее к себе в наложницы…

— Ничего не понимаю.— Варвар развел руками.— Вы можете говорить по очереди — так, чтобы можно было разобрать ваши слова? А то стрекочете, словно рой цикад в жаркий полдень! Даже уши заложило, Кром свидетель…

— Тихо! — прикрикнула Денияра на служанок и поднялась с дивана.— Перестаньте стенать — слезами дело не выплачешь! Сейчас я тебе все расскажу.— Она взяла варвара за локоть, и тот почувствовал, что пальцы женщины чуть заметно дрожат.— Ой, а это что? — Она заметила ларец, который Конан вертел в руках, не зная, что с ним делать.— Какая красота! Неужели это мне, милый?

Ох уж эти женщины! Даже в те мгновения, когда, кажется, им совсем не должно быть никакого дела до чего-нибудь еще, они обязательно заметят красивую вещицу, да еще и позаботятся о том, чтобы выглядеть подобающим образом. Но их ведь не переделаешь — таким создали прекрасный пол боги!

— Да вот, хотел тебе подарить,— слегка смутился Конан,— но вижу, что не вовремя. Так что же все-таки произошло?

— Спасибо! — Крепкий поцелуй стал наградой киммерийцу.— Удивительно красивая шкатулка.— Денияра поставила ларчик на стол и лишь тогда начала рассказывать: — Замиру увидел как-то на рынке или на улице, не знаю уж где именно, советник правителя — чернобородый, помнишь? Тот, с которым ты имел дела…

Как не помнить! Это благодаря ему Конан едва унес ноги из дома лекаря, а уж о походе в поместье Горбатого Лиаренуса и вспоминать не хочется, хотя, благодарение Митре, в конце концов все обошлось благополучно, но могло ведь кончиться куда хуже — уж больно жуткими были эти темно-зеленые монстры… Чернобородый ублюдок надеялся сшибить лбами Лиаренуса и его, Конана,— это и без гадалки сказать можно. Да к тому же он так и не рассчитался за это, а ведь обещал, Нергалово отродье, пять чаш серебра!

— Придется мне все же заняться этим мерзавцем! — Конан стиснул зубы.— Так что он такое натворил?

— Прислал ко мне своего управляющего — лысого такого, не знаю, как его зовут. Тот предложил мне продать Замиру этому вельможе, но я, естественно, отказала. А теперь вот,— Денияра всхлипнула,— его люди похитили девушку, когда она с Мадиной шла с базара.

— Доигрался, сын шакала! — сжав кулаки, прорычал киммериец.— Клянусь Кромом, я заставлю его пожалеть о сделанном, чего бы это ни стоило! С ним и у меня кое-какие счеты остались! Плевать, что он большой вельможа, чернобородая гиена! Я ему паршивую бороденку в глотку засуну! Когда Замиру похитили?

— Недавно — около полудня.

— Что ж, до вечера времени еще много, успею хорошенько подготовиться. А потом надо будет наведаться в гости к этой смердящей куче ослиного дерьма — давненько я там не был.

Подготовиться действительно было нужно — Конану раз-другой пришлось побывать во дворце этого советника, и он хорошо представлял себе, как трудно туда проникнуть; да и внутри было отнюдь не безлюдно: охранников у чернобородого хватало. Конечно, они не бойцы — так себе, на одну руку троих даже и маловато, но числом могли все же задавить. Тут надо не только умение, а и придумать кое-какую хитрость.

Киммериец вышел на улицу и, продолжая на ходу размышлять о том, что предстоит ему сегодня вечером, зашагал по направлению к Пустыньке: там жил Ловкач Ши Шелам, к которому в трудных случаях всегда обращался варвар — эта хитрая лисья морда неизменно находила какое-нибудь решение. К тому же у Ловкача хранился весь арсенал киммерийца: веревки, крюки, метательные ножи — в общем, весь необходимый воровской инструмент, обеспечивавший квалифицированное потрошение закромов местных богатеев.

К счастью, Ловкач был дома. При виде киммерийца, через узенькую калитку протискивающегося в маленький дворик, он радостно потер руки:

— Привет, бычий загривок! Хорошо, что пришел,— будет с кем опустошить этот бурдюк.

С ловкостью фокусника Шелам вытащил откуда-то две хоть и щербатые, зато огромных размеров кружки и, водрузив их на большой камень, исчез в своем логове. Мгновением позже он уже вернулся, неся вместительный бурдюк.

— Садись.— Ловкач указал на травку под деревом, где было обычное место Конана, а сиживать здесь киммерийцу приходилось не раз, даже трава вытерлась кое-где под могучими телесами варвара.— Ну, и чего ради Бел принес тебя сегодня? — разливая вино по кружкам, спросил Ши Шелам.

— Пока я пришел сам, обглодыш,— отозвался варвар, отхлебывая вино,— а Бел нам может помочь в дальнейшем. Кстати, вино недурное, повтори-ка еще по одной. Где ты его спер на этот раз?

— Покупное. Рассказывай, что там у тебя. Конан коротко изложил Ловкачу суть дела.

Тот наморщил лоб, по лицу было видно, что мозги его напряженно работают.

— Не напрягайся так, а то окочуришься, не приведи Митра, что я без тебя делать буду? — поддел варвар.— Полегче, полегче, приятель!

Он налил собеседнику и себе еще по кружке. Несколько минут оба сосредоточенно молчали.

— Этот ублюдок тебе еще и денег должен? — спросил наконец Шелам.

— Угу,— кивнул киммериец.

— Вряд ли у тебя получится и девчонку вытащить, и долг взять,— задумчиво протянул Ловкач,— за один раз это не так-то просто.

— Главное — Замира,— ответил киммериец.— Я обещал ее освободить. Деньги — вода, утекли — еще добудем, но с этой гиеной я сегодня рассчитаюсь, клянусь печенью Крома!

— Ну, кое-что я придумал,— сообщил наконец Ловкач.— После полудня его управляющий почти каждый день сидит либо в «Улыбке Иштар», либо на заднем дворе у Абулетеса, ты ведь и сам когда-то встречался с ним именно там. Так что возьмешь его за жабры, и в его же паланкине въедешь во дворец без шума и пыли. Дальше сам сообразишь, этому тебя учить не надо. Хотя, если бы меня спросили, я в первую очередь занялся бы деньгами. Подумаешь, девчонок много, не одна, так другая — какая разница.

— С паланкином это ты здорово сообразил, лисья морда,— хлопнул приятеля по плечу киммериец,— мне это в голову не пришло. А вот насчет Замиры ты не прав — тут, знаешь ли, случай особый. Давай допьем, а потом я схожу на базар: дам мальчишкам задание, чтоб разнюхали, где именно сшивается сегодня этот лысый.

Связанную и заплаканную девушку вытащили из паланкина, и два здоровенных чернокожих раба отнесли ее в просторное светлое помещение, выложенное мраморными плитами. Посередине находился бассейн с прозрачной голубоватой водой, по стенам — мраморные скамьи с высокими спинками. Весь пол был застлан пушистыми коврами, расшитыми яркими, сочными узорами.

Замира была крепко связана широкими шелковыми кушаками и даже взнуздана кожаным ремешком, чтобы не вздумала кусаться. Девушка стонала от боли и унижения, извивалась, пытаясь высвободиться от пут, но те держали крепко. Рабы положили ее на пол и ушли, переговариваясь на незнакомом языке.

Прошло некоторое время, показавшееся ей вечностью, и в зале появились две пожилые женщины, облаченные в длинные белые рубахи, и невероятно толстый мужчина, державший в руке короткую плеть. При виде их Замира вся сжалась от предчувствия недоброго, но толстяк успокоил ее:

— Будешь вести себя хорошо, никто тебя не тронет. Но если вздумаешь сопротивляться…— Он выразительно помахал плетью.

Голос у него был писклявый, как у женщины. «Евнух»,— догадалась Замира.

— Развяжите ее и разденьте,— приказал толстяк женщинам, а сам присел на скамью, обмахиваясь веером; пот градом катил по его одутловатому красному лицу.

Служанки повиновались, и вскоре обнаженная девушка была поставлена перед евнухом. Старухи цепко держали Замиру с обеих сторон, пока толстяк, сопя и причмокивая губами, сальным взглядом блуждал по ее телу.

— Поверните… так, теперь боком… теперь нагнись… так… — пронзительным голосом приговаривал евнух.— Сложена хорошо,— насмотревшись, решил он.— Теперь приготовьте ее.

Старухи принесли флаконы с различными притираниями и мазями, полотенца и, усадив девушку в бассейн, принялись мыть и скрести ее тело так, словно перед этим она обитала в помойной яме. Понимая, что ничего не может изменить, Замира молча повиновалась.

— Какая хорошенькая! — ворковали старухи, растирая ее душистыми зингарскими губками.— Ты не бойся, тебе повезло, наш господин — человек богатый и щедрый. Если угодишь ему, будешь жить, как в раю. Девушек тут много, так что скучать не придется. Господин будет дарить тебе платья, украшения, сласти, шербет — все, что захрчешь и сколько захочешь.

Замира почти не слушала их трескотню — переживания сегодняшнего дня напрочь лишили ее каких-либо желаний. Девушке хотелось лишь одного: исчезнуть так, чтобы никто ее не нашел.

Старухи вымыли ее, обсушили полотенцами и велели лечь на мраморную скамью, где умастили тело девушки душистыми мазями и растерли кошачьими шкурками, отчего кожа стала гладкой и матовой. Потом на Замиру надели короткую сорочку и шальвары из тончайшего прозрачного шелка сиреневого цвета. Потом они принялись за лицо: насурьмили брови, подкрасили ресницы, наложили на щеки легкие румяна и яркой киноварью подкрасили губы.

— Смотри,— старуха поставила девушку перед большим зеркалом,— господин будет доволен.

«Все равно убегу,— думала про себя Замира,— что бы вы тут со мной ни делали!»

Некоторое время спустя евнух вернулся на этот раз вместе с лысым управляющим. Причмокивая губами от восхищения, оба долго рассматривали Замиру, заставляя ее то поднимать руки, то поворачиваться, а потом велели пройтись несколько раз вдоль бассейна.

— Хорошо, очень хорошо,— кивали они,— хозяин будет доволен.

— Серьги, бусы и браслеты из аметиста,— распорядился лысый,— господину это понравится. Ждите, когда он захочет ее увидеть.

— Да, да, понравится,— писклявым голосом подтвердил евнух,— я позову, когда господин распорядится. Отведите ее в белую комнату.

Девушку провели по устланной коврами лестнице и оставили в небольшом помещении, стены которого были выложены снежно-белыми мраморными плитами. Из мебели там была только низкая скамейка, накрытая пушистым покрывалом.

— Сиди здесь.— Старуха указала на скамью и вышла.

В замке повернулся ключ, и пленница осталась одна, без всякой надежды выбраться на волю. Стены были гладкими и глухими, а единственное окошко, забранное узорчатой решеткой, находилось высоко под потолком. И думать было нечего, чтобы каким-то образом попытаться вырваться на свободу…

— Можешь идти.— Советник махнул писцу рукой.— Завтра к утру пусть всех по этому списку приведут ко мне!

Он огладил окладистую черную с проседью бороду и, довольный, усмехнулся. «Завтра приползут эти торговцы, что пытались утаить солидную часть подати, и посмотрим тогда, как они будут умолять не передавать этот список повелителю. Придется им слегка раскошелиться — не бесплатно же мне хлопотать в их пользу!» Советник трижды хлопнул в ладоши.

— Ужинать! Здесь! — коротко бросил он вбежавшему слуге.

Тотчас же зал наполнился роем снующих и хлопочущих вокруг своего господина слуг. Одни несли чашу для омовений и мягкую ткань, чтобы вытереть руки; двое других — изящный полированный столик; за ними появился мальчишка с белоснежной скатертью, которую с ловкостью фокусника расстелил перед хозяином. На столе мгновенно появились кубки, кувшины с вином, блюда с фруктами, и вот уже процессия подавальщиков во главе с поваром несет подносы с аппетитно пахнущей жареной дичью, соусники с пряными приправами, нежную, тающую во рту рыбу, приготовленную по кхитайскому рецепту — чего только не стряпали для господина искусные повара! Поесть он любил — это было видно и по его комплекции, и по заплывшим лоснящимся глазкам, алчно глядящим на пищу в предвкушении предстоящего удовольствия.

Была еще одна причина, по которой советник пребывал в прекрасном расположении духа: сегодня наконец он попробует эту девчонку, к прелестям которой давно уже стремилась его сладострастная натура.

«Дура! — обругал он про себя хозяйку невольницы.— Не захотела ее уступить! И кому? Мне! Вот теперь и служанки у тебя нет, и платы за нее нет тоже». Довольный собою, он потер пухлые руки, выбирая самый лакомый кусок, с которого следовало начать трапезу. Вокруг, ожидая приказаний, почтительно склонились подавальщики. «Девчонка хороша! — Он представил себе, как проведет с ней сегодняшнюю ночь, в чреслах возникло знакомое томление, и он даже зажмурился от удовольствия, продолжая тем не менее равномерно двигать челюстями.— За такую можно было бы и чашу серебра отдать… Видят боги, это я и предлагал неразумной женщине!»

У советника было множество невольниц из разных мест: рослые белокурые и белотелые красавицы из Гандерланда; смуглые, пышные брюнетки из Турана; стройные зингарки, чернокожие кушанки и дарфарки, не говоря уж о заморанских прелестницах — по числу и разнообразию гарем советника уступал разве что гарему его повелителя. Но со временем девушки надоедали советнику, и хотелось чего-нибудь новенького и свежего; тогда, проезжая по улицам Шадизара, он обращал внимание на какую-нибудь из местных красавиц — и не успокаивался до тех пор, пока очередной предмет вожделений не оказывался в его опочивальне.

Он с ухмылкой поглядел на евнуха, стоящего поодаль и ожидающего знака господина. «А тебе этого не дано, кастрат,—подумал он, но от этой мысли по спине пробежал неприятный холодок: в свое время евнух был оскоплен за распутство, принявшее столь невероятный размах, что возмутило даже привычный ко многому Шадизар, и повелитель вынужден был вмешаться.— Ну нет, клянусь Митрой, со мной такого не произойдет, повелитель меня любит, да и ничего непотребного я не делаю…» На миг чернобородый перестал жевать и зашептал молитву, прося богов ниспослать всяческое благоденствие повелителю, после чего кивнул слуге, и тарелка вновь была наполнена.

Прожевывая молодые побеги кхитайского бамбука, он вспомнил, как потчевал сим изысканным яством того варвара. Мысль о могучем киммерийце заставила советника зябко поежиться; приподнятое настроение внезапно испарилось без следа, по спине заструился холодный пот. «Что, если этот киммерийский гигант вздумает явиться за обещанной наградой? — содрогнувшись, он вспомнил холодный блеск синих глаз.— Лекаришку-то не спасли ни стража, ни толстые стены, ни крепкие двери… Может, я и зря не выполнил своего обещания насчет этих пяти чаш серебра?»

— Где управляющий? — рыкнул он на слугу.

— Сейчас, мой господин.

Словно выпущенная из лука стрела, слуга вылетел из зала: приказания здесь привыкли исполнять молниеносно. Вскоре он вновь появился перед хозяином и, распластавшись на полу, дрожащим голосом произнес:

— Господин, он уехал в город, чтобы приказать купцам быть завтра здесь!

— Отродье, вечно его нет в самый нужный момент! — выругался советник.— Как появится, мигом ко мне!

Завтра — нет, сегодня вечером — он прикажет своим соглядатаям разыскать этого варвара и заманить к себе. Как бы за наградой, но… Советник на мгновение задумался. Конечно же, яд! Подсыпать киммерийскому ублюдку яду в вино — и дело сделано! Он снова повеселел, предвкушение вечернего события вновь овладело его мыслями, и слуги, с напряженным вниманием следившие за каждым движением господина, облегченно вздохнули — на этот раз, похоже, пронесло!

Ужин закончился. Советник в изнеможении отвалился на подушки и лениво полоскал пальцы в серебряной чаше. Завершив омовение, он кивнул ожидающему его взгляда евнуху и, с трудом поднявшись и поправляя сползающий с живота кушак, направился в опочивальню.

Как на иголках сидел Конан в дальнем углу таверны Абулетеса. Уже наступил вечер, а никаких известий о лысом управляющем советника не было.

«Подожду еще чуть-чуть, а потом придется идти самому,— решил киммериец.— Делать нечего, придется лезть через забор». Он еще раз убедился, что необходимая амуниция на месте: веревка с крюком, три метательных ножа, кинжал, меч — все при нем; потом велел принести еще кружку вина и задумался, как будет действовать во дворце чернобородого.

— Конан,— привлек его внимание шепот шустрого мальчишки, вместе с приятелями нередко исполнявшего мелкие поручения Шелама и киммерийца.

— Ну что?

— Его паланкин направляется сюда!

— Молодец,— похвалил варвар,— завтра приходите, расплачусь.

Конан выскочил из таверны и проулками побежал к потайной двери, выходящей на задний двор: не желая поднимать лишнего шума, он решил встретить лысого там, где бы их никто не увидел. Когда шестеро невольников в окружении стражи принесли носилки и управляющий, раздвинув занавеси, уже собрался было выйти, варвар метнулся к нему. Стражники знали киммерийца и не придали значения тому, что он захотел побеседовать с хозяином — на это, собственно, и рассчитывал Конан.

— Чего тебе, киммериец? — важно спросил управляющий.

— Срочное дело к твоему господину,— ответил Конан,— давай поговорим внутри.

Ничего не подозревавший толстяк допустил промашку и пригласил варвара, а когда занавеси задернулись, почувствовал, что к горлу приставлен нож.

— Жить хочешь?

— Да, да,— закивал головой лысый.

— Тогда давай во дворец, и не вздумай поднять шум!

Когда паланкин поднесли к дворцовому крыльцу, Конан, для устрашения чуть сдавив рукой горло управляющего — у того глаза на лоб полезли,— строго сказал:

— Сейчас мы вместе выйдем и направимся в твои комнаты. Ты пойдешь первым, и если пикнешь или позовешь на помощь, тут тебе и конец. Ты меня хорошо понял?

Тот послушно закивал, на лбу выступили мелкие капельки пота.

— Да не бойся,— пообещал киммериец, нехорошо усмехаясь,— я тебя зарежу легко, даже боли не успеешь почувствовать. Пошли!

Они прошествовали в дальнее крыло, где помещались покои управляющего. Весь путь прошел нормально, если не считать, что толстяк то и дело собирался хлопнуться в обморок со страху, и киммерийцу всякий раз приходилось поддерживать его за локоть.

Ключ в двери повернулся, и на пороге в сопровождении двух женщин появился евнух.

— Пойдем, господин ждет тебя!

Смирившаяся со своей участью Замира послушно поднялась со скамьи и двинулась следом. «Значит, так угодно богам,— повторяла она про себя, глядя в жирную спину важно шагавшего впереди евнуха.— Что я могу поделать?»

Наконец длинный коридор закончился, и они очутились перед небольшой дверью, по обеим сторонам которой с обнаженными мечами стояли двое чернокожих рабов устрашающего роста и телосложения. «Только Конан мог бы спасти меня,— с тоской думала девушка, глядя на могучих черных стражей.— Но где он, да и знает ли, что произошло?»

Они оказались в комнате — роскошно убранной и устланной коврами. Евнух прошел в следующую дверь, а старухи с Замирой остались ждать. При мысли о том, что ей сейчас предстоит, девушка задрожала вновь.

Евнух вернулся в сопровождении двух молоденьких, одетых почти так же, как Замира, невольниц — они под руки отвели девушку в опочивальню. Первое, что бросилось ей в глаза,— огромное ложе, убранное расписным шелковым покрывалом, и множество разбросанных на нем подушек. Замира даже не заметила сразу чернобородого мужчины, который, сидя в углу на маленьком диванчике, пожирал ее щелками заплывших жиром глаз.

— Ну, что, голубка,— услышала она твердый голос, привыкший повелевать,— понравилось ли тебе у меня?

Замира не могла ответить, от взгляда на будущего повелителя у нее перехватило дыхание — столь отвратительным он показался. Девушки подвели ее поближе к хозяину, и жирные пальцы дотронулись до тела; Замира вздрогнула.

— Не бойся, я не кусаюсь,— рассмеялся чернобородый.— У меня тебе будет хорошо.

Чернобородый ощупывал ее тело сквозь почти невесомую ткань, и глаза его наливались нетерпением.

— Разденьте ее,— коротко приказал он невольницам.

Поскольку то, что было на Замире, можно было назвать одеждой лишь при чрезвычайно богатом воображении, все было исполнено мгновенно.

— Теперь меня.

Наложницы засуетились вокруг господина, и то, что вскоре предстало перед Замирой, было еще омерзительнее, чем в одежде. Жирное, дряблое тело, свисающие складки большого живота, седые волосы, покрывающие пухлую, как у женщины, грудь. Девушка в испуге попятилась к стене, а советник, знаком приказав служанкам удалиться, бросился на нее.

Замира пыталась увернуться от жирных нетерпеливых рук, но это лишь еще больше распаляло мужчину. Она пыталась вырваться, и на мгновение это удалось, но советник с неожиданным для его тучности проворством вновь схватил ее и бросил на ложе. Не помня себя от страха, девушка закричала и, отчаянно извиваясь, попыталась освободиться, однако чернобородый навалился на нее, выкручивая руки. Лицо его было искажено желанием и яростью.

— Сейчас я тебя! — повторял он, дыша Замире в лицо и брызжа слюной.— Ты у меня получишь! Ишь какая неподатливая!

Замире удалось вырвать одну руку и, не понимая уже, что делает, не думая ни о чем, а только желая прекратить это мерзкое истязание, она вцепилась ногтями в лицо советника, оставляя на рыхлой коже глубокие кровавые полосы.

— А-а-а! — истошно взревел от боли чернобородый и ударил ее кулаком.— Стерва! Как ты посмела!

На крик хозяина в комнату вбежали евнух и наложницы. Советник еще раз ударил Замиру — с такой силой, что та отлетела в угол.

— Потаскуха! — брызжа слюной, орал чернобородый, размазывая по лицу кровь.— Ты, ничтожная тварь! Клянусь богами, я заставлю тебя пожалеть об этом!

В другое время вид пожилого голого мужчины, в ярости трясущего жирными телесами в окружении толстого евнуха и двух полуодетых девушек, мог бы вызвать только смех, однако несчастной Замире было не до веселья — почти теряя сознание, она сжалась от страха и боли, уверенная, что сейчас ее просто убьют.

— Высечь ее хорошенько! — кричал советник.— Или нет! — Он указал на девушку вбежавшим телохранителям.— Отнесите ее к стражникам! Пусть они позабавятся ею! Тварь базарная!

— А ты неплохо устроился,— одобрительно заметил Конан, когда слуга в почтительном поклоне затворил за ними дверь, и они с лысым управляющим остались одни. Действительно, было от чего прийти в восторг: помещения поражали богатой драпировкой, дорогими коврами и роскошной мебелью красного дерева.

— Чего ты от меня хочешь? — заискивающе спросил управляющий.

— Во-первых, свистни своего стражника и скажи, чтобы нам не мешали, пока ты сам не позовешь; во-вторых, покажи мне другой выход отсюда — я знаю, он должен быть непременно; в-третьих… ну ладно, это потом,— закончил речь варвар, подталкивая лысого к дверям.

Управляющий отдал приказания и, отодвинув висящий на стене ковер, показал киммерийцу потайную дверь.

— Куда она ведет?

— Прямо в по-по-покои советника,— заикаясь, произнес лысый,— прямой ко-коридор.

— Понял,— перебил его варвар.— Стража есть?

— Нет, но дверь господина заперта.

— Изнутри?

— Да.

— Еще двери в этом коридоре есть?

— Есть… в зал, где стра-стра-стражники.

— Тоже заперта?

— Да.

— Давай ключи от нее!

— Но их у меня н-н-нет!..

— Вот это ты врешь! — Варвар схватил его за горло.— Что же они, у господина? Или у стражников? Давай — и побыстрее, или, клянусь Кро-мом, сию минуту выпущу из тебя кишки!

Дрожащими руками лысый вытащил из ящика стола два огромных бронзовых ключа.

— А говорил — нет! — зловещим шепотом упрекнул его Конан.

Бедняга посерел лицом и бухнулся киммерийцу в ноги:

— Прости, во имя всех богов! О-о-один от мо-мо-моей двери, другой от т-той…

— Смотри у меня, отрыжка верблюжья! — Варвар связал ему руки подвернувшимся под руку кушаком от халата и, оторвав кусок ткани от подола, запихал управляющему в рот.

— Лежи смирно — тогда, может быть, и уцелеешь! — С этими словами киммериец затолкал управляющего под диван, после чего тщательно запер входную дверь на засов.

Отойдя на пару шагов, он критически посмотрел на содеянное, потом придвинул к двери огромный шкаф кедрового дерева. «Так, пожалуй, будет надежней»,— решил киммериец и вышел через потайную дверь.

Коридор был темен и пуст; ощупывая стены, варвар продвинулся на несколько шагов, прислушиваясь, нет ли опасности. Движение воздуха заставило Конана на мгновение замереть, потом он осторожно двинулся дальше. Через несколько шагов стена кончилась, он ощупал слева — то же самое.

«Еще один коридор, вот почему подуло,— догадался киммериец,— пожалуй, без света здесь не обойтись. Вернусь и все-таки возьму лампу, вроде бы я видел ее в комнате лысого».

Жестокое наказание придумал извращенный и воспаленный от ярости ум хозяина для непокорной рабыни! Когда Замиру бросили в помещение, где за огромным столом, уставленным едой и напитками, сидели шестеро огромных черных мужчин со зверским выражением лиц, она вскрикнула, понимая что ее ждет, и потеряла сознание.

— Вам подарок от господина,— крикнул телохранитель, захлопывая дверь.— Делайте с ней что хотите!

— Н'Богу,— вставая с лавки, сказал один из гигантов,— в прошлый раз я проиграл тебе в кости, да и заморийки тебе по вкусу, можешь быть первым.

— Ладно, Н'Дона,— вытирая сальный рот огромной пятерней, ответил тот, к кому обращались,— огромный, с выпуклыми рельефными мускулами невольник-дарфарец, судя по уверенности, с которой он говорил, старший среди стражников.— Уговорил. Пожалуй, я не прочь попробовать.

Обтирая руки о шаровары, он направился к неподвижно лежащей девушке, схватил аметистовое ожерелье и сорвал его с шеи Замиры. Камни, рассыпавшись, застучали по каменному полу.

— Что, мешать будет? — захохотал Н'Богу. Остальные подхватили шутку; их громоподобный смех, казалось, сотрясал каменные своды.

Девушка очнулась и с ужасом, не в силах двинуться, ожидала, когда эта черная громадина подойдет к ней. Словно клещами обхватив за талию, Н'Богу легко поднял ее на руки. Замира инстинктивно пыталась отстраниться, но чернокожий держал крепко.

— Освободи-ка стол,— рыкнул он на одного из своих товарищей,— на нем будет удобнее.

Блюда и кувшины были сдвинуты в сторону, и он бросил девушку на жесткие, отполированные временем доски столешницы. Замира не могла даже двинуться — четыре огромные ладони накрепко припечатали ее руки и ноги к столешнице. Пять пар глаз впились в неподвижное тело несчастной, ожидая зрелища, которое устроит сейчас их предводитель. У Замиры уже не было сил кричать или стонать — в комнате слышалось только шумное дыхание и звон расстегиваемых железных пряжек одежды Н'Богу.

«Все, конец»,— пронеслось в голове Замиры, когда она почувствовала, что громадное тело дарфарца наваливается на нее. Она пронзительно закричала, зная, однако, что на помощь прийти некому.

Конан вернулся в комнату управляющего. Да, он не ошибся: светильник стоял на столе. Киммериец взял бронзовую лампу, потряс ее возле уха,— масла было достаточно,— высек огонь, зажег, задвинул колпак и прислушался. За дверью было тихо, только лысый сопел под диваном. Варвар вновь осторожно вышел через потайную дверь, посветил себе, вглядываясь в темноту и, не увидев ничего подозрительного, закрыл дверь и быстрыми легкими шагами направился вперед, к первому повороту. «Спасибо Митре, надоумил»,— пробурчал про себя киммериец.

С лампой в руках путешествовать по коридору оказалось гораздо удобнее. Конан свернул в левое крыло поперечного хода, дошел до дверцы и приложил к ней ухо. С той стороны было тихо, а свежий воздух, проходивший сквозь щель, показал варвару, что за этой дверью, скорее всего, сад. Тогда киммериец двинулся в противоположный проход, миновал несколько поворотов и вдруг услышал душераздирающий женский крик. Голос показался знакомым. «Замира!» — вспыхнуло в мозгу.

Крик раздавался совсем рядом. Конан пробежал еще с десяток шагов и обнаружил в правой стене железную дверь — женские вопли и хохот нескольких мужчин слышались именно оттуда. Он лихорадочно отвязал с пояса ключи и, вставив первый в замочную скважину, попытался повернуть. Тщетно!

— Копыта Нергала!

Он схватил второй — один оборот, два… Замок подался, и киммериец распахнул дверь. В первое мгновение он ничего не понял. Пятеро огромных — под стать ему самому — негров столпились вокруг стола, а шестой, голый, весь в буграх могучих мышц, опершись руками о край, готовился залезть наверх.

Конану все стало ясно. Он прыгнул вперед и, не прибегая к оружию, которое просто не успел выхватить, коротким ударом кулака сбил пытавшегося взобраться на стол голого стражника. Тот с недоуменным воплем отлетел к стене.

Остальные, оторопев от неожиданности, отпрянули от стола, открыв лежащее среди объедков и разбросанной посуды беззащитное женское тело. Замира! Встретившись с ним взглядом, девушка тихо всхлипнула, в глазах ее плескался дикий ужас.

Опомнившись, стражники отскочили в стороны и схватились за оружие. Н'Богу еще валялся у стены, пытаясь приподняться на локте: удар киммерийца был довольно силен.

«Этот пока не в счет»,— решил варвар. Он выхватил меч и, сделав ложный выпад по направлению к ближайшему из противников, отчего тот отскочил в сторону, вдруг развернулся к другому и молниеносным ударом снес ему голову.

Извергающее фонтан крови туловище осело прямо на третьего, и пока тот освобождался из-под трупа, варвар метнул в него нож — с такой силой, что лезвие, пробив шейные позвонки, вышло с другой стороны.

— Что, верблюжье дерьмо, не нравится? — захохотал Конан.

Он запрыгнул на стол, стараясь не задеть Замиру, которая сжалась в комочек, закрыв руками голову. Трое оставшихся стражников, похватав мечи, встали полукругом у дальней стены, готовясь к нападению.

Варвар нагнулся, его могучие руки вцепились в тяжелую лавку. Миг — и скамья, вращаясь в воздухе, уже летела в сторону чернокожих невольников. Удар оказался страшен — несмотря на то что негры пытались смягчить его, перехватив метательный снаряд на лету. Весельчаку Н'Доне край толстой доски ударил между глаз, и он, охнув, рухнул на пол. Впрочем, двое его сотоварищей быстро оправились и бросились на киммерийца.

Конан спрыгнул со стола — прямо на все еще пытавшегося подняться Н'Богу, всей массой обрушившись на врага; тот икнул, из раскрывшегося рта хлынула кровь.

— Болваны! — крикнул Конан двум уцелевшим пока противникам.— Где ты учился владеть мечом, вонючая козлиная блевотина? — выбивая оружие из рук ближайшего, поинтересовался он.

Тот запрокинулся, пытаясь дотянуться до клинка, но сделать этого не успел: киммериец воткнул ему в живот острие меча.

— Так будет с каждым! — пообещал он единственному, оставшемуся на ногах.

Варвар не обманул.

Удар. Выпад. Еще выпад. Противник взмахнул мечом, киммериец пригнулся и нанес молниеносный удар снизу. Располосованный почти надвое, стражник рухнул. Конан вернулся к Н'Доне и прекратил его мучения: не столько из жалости к бедняге, скользко затем, чтобы на некоторое время обезопасить себя — кто знает, с чем еще здесь предстоит встретиться? А мертвый противник всегда доставляет меньше хлопот, чем живой.

Потом киммериец подошел к столу и осторожно взял на руки все еще сотрясаемое дрожью тело девушки. Она с такой силой стиснула шею варвара, что он чуть не задохнулся.

— Конан, Конан,— сквозь судорожные рыдания без конца повторяла она, не в силах произнести ничего более связного.

— Полегче, малышка,— шепнул он, ставя ее на ноги,— теперь все будет хорошо.

Он еще раз осмотрел разгромленное помещение и лежащие на полу трупы, потом прижал столом входную дверь, а, выводя Замиру в потайной ход, запер замок.

«Пока хватятся этих стражников,— подумал он,— я, пожалуй, успею сделать кое-что еще». Конан вернулся в комнату лысого; Замира, уцепившись, как ребенок, за рукав его рубахи, не отходила ни на шаг.

— Тебе придется подождать меня здесь,— закутывая девушку в покрывало, сказал киммериец.— Не бойся, я скоро вернусь.

Он снова двинулся по коридору, разыскивая дверь, ведущую в покои советника. Неровный свет лампы выхватывал из темноты грубо отесанные каменные плиты; изредка попадались двери, запертые на крепкие, толстые засовы. Конан осторожно открывал их — все вели наружу, в сад.

«Это ты хорошо придумал, чернобородый ублюдок,— усмехнулся про себя варвар,— легче будет исчезнуть отсюда».

Конан сделал еще шаг-другой и вдруг пошатнулся — плита под ним поехала вниз, и киммериец рухнул во тьму. Лампа выпала из его руки и погасла. Удар был не слишком силен; к тому же пол помещения, куда он свалился, был посыпан толстым слоем песка. Варвар прислушался: тихо; судя по всему, шум падения не привлек ничьего внимания.

— Подлая тварь! — продолжал изрыгать проклятия советник, пытаясь попасть в штанину шаровар, которые предупредительно поддерживали слуги.— Где управляющий? Он обязан был подготовить ее как следует.

Съежившись от страха, евнух молча наблюдал за происходящим.

— А ты что делал? — набросился на него хозяин.— Дармоед! Так вы все заботитесь о своем господине? Эта тварь чуть не выцарапала мне глаза! Дети шелудивой гиены!

— Господин,— прибежавший слуга бухнулся на колени,— управляющий приехал вместе с киммерийцем, и они заперлись в его комнатах!

— Стража! — завопил советник.— Все ко мне!

Комната наполнилась стражниками, сбегавшимися со всех уголков дворца. Окруженный вооруженными людьми, советник почувствовал себя гораздо уверенней. «Такое воинство не одолеть даже этому киммерийскому медведю»,— пронеслось у него в голове.

— Взломать дверь управляющего! — приказал он и сам направился туда в сопровождении охранников.

Двери во дворце, надо отметить, были до чрезвычайности крепкими, и потому прошло изрядное время, прежде чем телохранители, действуя алебардами и пиками, сумели взломать запоры массивных створок и, опрокинув придвинутый Конаном шкаф, ворвались в покои управляющего.

— Вот ты и попалась, гадина! — взревел чернобородый, увидав Замиру.— Как ты здесь очутилась?

Сжавшись от страха, девушка молчала.

— Ладно, с тобой еще поговорим! — пообещал советник.

С Замиры сорвали покрывало и, крепко связав руки за спиной, передали старухам, которые отвели ее в какую-то темную комнату и заперли. Услышав шум, под диваном зашебуршился управляющий, и его извлекли оттуда — полузадохшегося и ошалевшего от страха.

— Где киммериец, ты, шакалья отрыжка? — потрясая кулаками, набросился на него советник.

— По-по-потайной ход…— клацая зубами, еле выговорил лысый.

— Быстро проверить комнату стражи, арену и коридор! — скомандовал советник.

Бряцая оружием, стражники разбежались по указанным местам.

Когда глаза варвара освоились с полумраком, царившим в просторном помещении, куда он провалился, Конан рассмотрел, что высоко под потолком есть два оконца, откуда падал тусклый лунный свет. По одной из сторон можно было разглядеть длинный балкон, а в стенах — несколько дверей. Киммериец обошел зал по кругу, пробуя двери на прочность, однако ничего хорошего для себя не обнаружил: створки были массивными, без ручек, и открывались вовнутрь. «Пожалуй, выбить их я не смогу,— задумался Конан.— Но раз есть балкон, то наверху должен быть еще один выход».

Конан размотал веревку с крюком, висевшую на поясе, и прицелился, готовясь забросить ее за каменные перила балкона. Вдруг наверху послышался шум отпираемой двери, топот множества ног, и наконец показались несколько вооруженных стражников с зажженными факелами.

— Вот он!

— Господин, он здесь! — наперебой заорали они: каждый стремился первым сообщить хозяину радостную весть.

С опаской глядя вниз, медленными шагами на балкон вышел сначала управляющий, а за ним и сам советник.

— Что, киммерийский ублюдок, пришел за платой? — ухмыльнулся чернобородый, увидев стоящего внизу Конана.

— Клянусь Кромом, я доберусь до тебя, лживый пес! — зарычал варвар, нащупывая на поясе метательный нож. Только сейчас он узнал этот зал — когда-то ему пришлось сразиться здесь с чернокожими бойцами советника. Но тогда он бился голыми руками, а сейчас был неплохо вооружен. Разглядывая стоящих наверху, Конан прикидывал, как лучше нанести первый удар.

— Что ты можешь сделать, сын свиньи? — засмеялся чернобородый.

— А ты попробуй, возьми меня здесь! — откликнулся киммериец.— Где твои хваленые бойцы? Помнится, я уже как-то имел с ними дело… Давай их сюда, давай!

— В этом нет надобности.— Чернобородый окончательно овладел собой; теперь в его голосе чувствовалась прежняя привычка повелевать.— Ты сдашься сам, ублюдок. Смотри! — По его знаку на балкон вытолкнули обнаженную связанную девушку; лицо ее было закрыто распущенными волосами.— Погляди на своего защитничка! — Схватив девушку за волосы, советник запрокинул ее голову.

— Замира! — не удержался от возгласа киммериец.

— А ты думал? — усмехнулся чернобородый, наслаждаясь произведенным впечатлением.— Брось все свое оружие и отойди туда к помосту, или я…

— Твоя взяла, копыта Нергала тебе в брюхо! — Варвар отстегнул ножны с мечом, размотал веревку, вытащил три ножа и кинжал и бросил все это на песок.

— Сейчас тебя закуют в цепи,— объявил советник,— и если попробуешь дернуться, твоей девке тут же перережут глотку. Понял?

— Понял,— ощерив зубы в недоброй усмешке, отозвался варвар.

Он отошел назад, как было приказано. Тут же из дальней двери вылетела куча прислужников с цепями, алебардами, саблями — в общем, целый отряд на одного безоружного варвара. «Если бы не Замира, показал бы я вам, отродье! — невесело усмехнулся про себя киммериец.— Нергал вам в печень, достали бы вы меня, как же!»

Конану сковали цепями руки и ноги и повели к выходу.

— До утра посидишь в темнице, а завтра решу, что с тобой делать,— объявил чернобородый на прощание.— Девчонку тоже в клетку,— распорядился он и, очень довольный собой, удалился в сопровождении бряцающих мечами стражников.

Темница находилась в подвале и представляла собой ряд клеток из толстых железных прутьев, расположенных вдоль длинного прохода, мощенного каменными плитами. Конана втолкнули в самую дальнюю, а Замиру, судя по доносившемуся шуму, в ближнюю ко входу. Окон здесь не было, и едва стражники закрыли дверь, узников окутала кромешная тьма.

— Конан, где ты? — донесся до варвара слабый голос девушки.

— Не бойся, голубка, что-нибудь придумаем: ночь длинная,— попытался успокоить ее киммериец, обходя свою клетку.

Он не привык терять присутствия духа ни при каких обстоятельствах. Несмотря на юный возраст, в его жизни было уже столько передряг, что смалодушничай он хоть в одной из них, то не удалось бы дожить и до этих лет.

— Хвост Нергала! — выругался Конан, пытаясь скованными за спиной руками ощупать толстенные прутья решетки. Увы, при постройке дворца мастера потрудились на славу: прутья были ровными, без единого задира, и даже в местах переплетения ковка оказалась гладкой и цельной. «Такого, клянусь Белом, не бывает, всегда хоть что-то должны сделать похуже,— размышлял варвар.— Может, дверные петли?»

Он не ошибся: петли были грубыми, а в некоторых местах на железе чувствовались как бы оборванные края. «Спасибо тебе, светлый Митра! Я знал, что ты меня не оставишь»,— возликовал киммериец. Он нащупал подходящую петлю и, присев, начал перетирать самое тонкое место своих оков — кольца на запястьях.

В темноте, да еще сидя спиной к двери, это было совсем нелегким делом. Иногда рука срывалась, и варвар чувствовал, как врезается в кожу острый металл. Однако обращать внимания на ссадины было некогда: ночь могла оказаться не столь длинной, чтобы успеть выполнить задуманное.

Прошло достаточно много времени, показавшегося варвару вечностью, пока его предприятие наконец не завершилось успехом: кольцо ослабло. Теперь его удерживала в целости лишь тонкая перепонка.

Конан удвоил усилия, все сильнее и сильнее нажимая на металл, и в конце концов достиг желанного результата — кольцо лопнуло! Варвар освободил левую руку; на правой оставался пока второй «браслет» с прикрепленной к нему тяжелой цепью.

«И хорошо,— решил Конан,— какое-никакое, а все-таки оружие. Теперь главное — освободить ноги!»

С ножными кандалами дело Пошло быстрее. Как показалось варвару, он мгновенно перетер звено цепи, удерживая ее двумя руками. Конечно, любой другой узник, не обладавший силой киммерийца, вряд ли справился бы с этой работой и за неделю. «Хвала Солнцеликому,— порадовался про себя Конан,— полдела сделано. Почти свободен»

Свою работу Конан завершил действительно вовремя — едва он отошел от двери, чтобы хоть немного посидеть на соломенной подстилке и перевести дыхание, как послышался скрип отодвигаемых засовов. Киммериец бросился на пол и лег спиной к стене, сдвинув ноги, чтобы с первого взгляда никто ничего не заподозрил.

Освещая себе путь факелами, в подземелье вошли трое стражников. Они миновали клетку, где была заперта Замира, и направились к киммерийцу. Старший, просунув факел сквозь прутья решетки, осветил внутренность узилища.

— Вставай, сын обезьяны! — гаркнул он.— Пойдешь к господину, он хочет тебя видеть!

— Да пошел он! — процедил варвар, почти не разжимая губ.— Еще рано, я хочу поспать!

— Ты что! Ты… — Старший тюремщик чуть было не задохнулся от такой наглости.— Вставай, верблюжья моча, уже давно рассвело!

— Сам ты выкидыш пьяной верблюдицы! — хохотнул варвар, раззадоривая стража.— Где тебя только нашли, такого косоротого ублюдка?

Поскольку рот стражника и вправду располагался на лице не очень-то ровно, бедняга прямо-таки закипел от злости.

— Ну… ну… я тебя сейчас! Поднимите его! — отодвигая засов, приказал он двоим стражникам.

Те поочередно вошли в камеру и, направив на варвара алебарды, стали остриями колоть его в ноги и плечи.

— Оставьте! Щекотно! — рассмеялся киммериец.

Стражники на минуту разинули рты от удивления. Это их и погубило. Они уже никогда не смогли объяснить себе, что произошло в следующее мгновение: только что лежавший у стены скованный узник вдруг очутился с ними лицом к лицу. В прыжке Конан ударил одного из них ногой в живот, а шею второго зажал, точно клещами, левой рукой. Не дав противнику опомниться, он правой рукой с намотанной на кулак цепью превратил его лицо в кровавое месиво. Издав слабый булькающий звук, стражник рухнул. Уже не обращая на него внимания, варвар принялся за второго и буквально размазал его по стенке могучими ударами кулака и ноги. Все произошло в считанные мгновения. Когда в тусклом сознании старшего тюремщика начала вырисовываться картина происходившего, было уже слишком поздно.

— Так будет веселее, ублюдок! — воскликнул варвар, ухватив пятерней гребень шлема последнего противника.

Он чуть потянул его вперед, в проем, и ударом ноги в дверь расплющил голову стража вместе со шлемом, который треснул, словно яичная скорлупа.

— Да, не умеют все-таки в Шадизаре делать доспехи! — пожалел стражников киммериец. Выбрав себе меч подлиннее, он прихватил также пару кинжалов и направился к выходу.

Замира, которая затаилась в дальнем конце коридора и не видела, что происходит, осторожно позвала:

— Конан! Ты жив?

— А как же! — выбирая из связки ключ и подходя к клетке, заявил киммериец.— Я же говорил: выход должен найтись всегда!

Варвар открыл дверь, и девушка бросилась ему на шею, не в силах сдержать бурные рыдания — видимо, события последних суток оказались слишком сильным испытанием для ее нервов.

— Не плачь, все устроится,— поглаживая плечи Замиры, повторял киммериец.— Только прошу тебя — потерпи еще немножко, девочка, мне осталось сделать одно небольшое — ну совсем-совсем небольшое дело.

Он повел ее переходами дворца — открыто и не таясь стражников. У каждой двери стояло не больше двух охранников, в эти утренние часы еще сонных, и пока до них доходило, что идущий быстрыми шагами по направлению к ним человек являет собой опасность, либо пущенный твердой рукой нож, либо молниеносный удар меча навсегда прекращали любые раздумья.

Наконец Конан распахнул дверь в гарем советника. Сонный евнух вместе со стражем вскочили со скамьи, протирая глаза. Ударом могучего кулака киммериец чуть не вбил голову охранника в плечи по самые уши. Потом, схватив евнуха за горло, варвар резко приказал трясущемуся от ужаса хранителю цветника наслаждений:

— Оставляю тебе девушку! Одень, накорми! Ты, распутная свинья, отвечаешь за нее своей поганой башкой! Если с ней что-нибудь Случится, я заставлю тебя захлебнуться в собственной блевотине, уж можешь поверить! Да запри двери — откроешь только мне. Ясно?

Затем киммериец обернулся к Замире, которая уцепилась за его одежду и не хотела отпускать:

— Не беспокойся, я скоро вернусь. Сама посуди: не ходить же тебе голой по дворцу!

Довод подействовал. Конан задержался взглядом на ее стройном теле и вздохнул, затворяя за собой дверь:

— Придется идти, Нергал раздери этого мерзавца!

Утренняя трапеза советника была не столь обильна, как обед или ужин, но все же достаточно изысканна и разнообразна. Фрукты, немного рыбы, овечий сыр, печеные перепелиные яйца, творог с медом, вазочка печенья и прочих сластей, шербет, а после бокала сладкого тягучего вина — чашечка-другая терпкого чая, кхитайского или из Вендии. Слуга не успевал утирать пот с побагровевшего от пережевывания пищи лица своего господина.

— Что посоветуешь сделать с этими тварями? — спросил советник лысого управляющего, бочком сидевшего в отдалении на мраморной скамье.— Может быть, бичевать, пока не сдохнут?

— Если господина интересует мое недостойное мнение, то можно сперва высечь, а потом отдать страже повелителя. Пусть их посадят на кол на базарной площади.

— Ты что, дурак безмозглый, забыл, кто убрал у повелителя любимого лекаря? — взвизгнул советник.— Хочешь, чтобы моя голова тоже была там, на колу? Если этот киммерийский ублюдок расскажет, что послал его я…

— Господин, господин,— лысый бросился на колени,— прости своего недостойного слугу, я совсем не хотел этого!

— Думай, болван, прежде чем открывать свой гнилой рот! — прихлебывая душистый напиток, бросил ему советник.— Безмозглый сын безмозглого отца!

Управляющий проглотил обиду — куда денешься — и, наморщив лоб, погрузился в размышления.

— Придумал, слава богам! — вдруг радостно завопил он.

Советник вздрогнул от неожиданности, горячий чай пролился ему на колени.

— А-а! Сын шакала! — завизжал он.— Больно! Я обжегся — и все из-за тебя, куча ослиного дерьма!

Слуга бросился к хозяину и принялся задирать ему штанину. Советник оттолкнул его и запустил сосуд с остатками чая в незадачливого управляющего. Бросил с завидной меткостью: кружка попала тому прямо в лоб. Теперь от боли и неожиданности взвыл виновник переполоха.

— Молчи, сучий помет! — заорал на него хозяин.— А ты что стоишь как истукан? — напустился он на ошалевшего слугу.— Сделай что-нибудь! Ой! Больно! Всех высеку, придурки, а потом вообще не знаю, что с вами сделаю!

На шум из боковой двери прибежал домашний лекарь. Под оханья и причитания господина он смазал ему покрасневшее место мазью из серебряного флакона. Советник слегка успокоился и обратился к лысому, который все это время сидел, обреченно склонив голову и закрыв лицо руками:

— Что ты там еще придумал, ублюдок? Говори, пока я тебя не убил!

За дверью послышались какой-то шум и звон металла. Открывший было рот управляющий захлопнул его снова, выжидательно глядя на господина.

— Ты что оглох, горшок с помоями? — прикрикнул на него чернобородый, не обращая на посторонние звуки особого внимания. Его сейчас больше интересовало, что же такое надумал управляющий. А шум — да мало ли что там может происходить…

— Господин,— торжественно произнес управляющий, видимо донельзя довольный своей придумкой,— прикажи отодрать их кнутами, а потом отрежь языки. Тогда они ничего не смогут рассказать!

— Моло…— хотел похвалить его советник, но слова застряли в его горле.

Дверь слетела с петель, и на пороге с обнаженным мечом в руке вырос Конан.

— Язык отрезать, говоришь? — В мертвой тишине голос киммерийца звучал подобно грому.— Ловко придумал, мудрец! Тебе-то я его и отрежу, вот только погоди немного.

Последнее было сказано напрасно. Лысый оцепенел на своей скамье, и сейчас никакая сила не могла бы сдвинуть его с места хоть на волос. Прошло несколько секунд — и вдруг его тело брякнулось на пол: ужас оказался сильнее жажды жизни.

— Жаль,— усмехнулся киммериец,— но, видно, боги пощадили его. А что скажешь ты, сын гиены?

Тот, к кому столь несоответственно высокой должности обратился варвар, молчал. Он пытался вдавиться в дизанные подушки, но выходило неважно — похоже, подушки обрели твердость камня и не поддавались, или это ему только так казалось?.. Конан сделал два шага вперед и схватил советника за ворот рубахи:

— Про должок помнишь, зловонный мешок с требухой?

Советник упорно продолжал молчать, будто язык проглотил. Варвар отвесил ему легкую затрещину — зубы чернобородого клацнули, и тут его словно прорвало. Он зачастил скороговоркой — так болтают обычно с толпой базарные фигляры; слова понеслись из него, как водопад:

— Пощади, киммериец! Я пошутил! Я все тебе отдам, все, бери что хочешь! Деньги, камни, мой гарем! Только не убивай, умоляю! Ты же знаешь, как я тебя уважаю! Помнишь, я ведь всегда плачу!

Варвар встряхнул его, как тряпичную куклу. Руки и ноги советника безвольно болтались в воздухе. — Заткнись, ублюдок!

Тот не умолкал — скорее всего, был просто не в состоянии остановить словесное извержение. Он продолжал что-то бессвязно говорить, умолять, хватал Конана за руки, стараясь запечатлеть на них поцелуй.

— А, надоел ты мне! — Раздосадованный варвар дал советнику по шее ребром ладони.

Тот дернулся пару раз, и Нергал забрал еще одну законную добычу.

Конан присел на диван и наскоро проглотил несколько кусков рыбы, остававшихся на блюде,— голод давал о себе знать, киммериец не ел со вчерашнего дня.

— Хм, неплохо ты питался, клянусь брюхом Крома! — Он поглядел на тело советника и увидел, что под ним лежит какой-то свиток. Конан потянул пергамент на себя. Слава богам, что он научился читать!

— Так, список должников по податям…— разобрал киммериец. Несколько имен были ему знакомы.

— Ба, да это все почтенные люди,— присвистнул он.— Попади этот список к повелителю, несладко им придется. «Ладно, возьму с собой, глядишь, и пригодится»,— решил варвар, пряча свиток в рукав. Потом еще раз оглядел зал.

— Хорошо все-таки жил этот шакал. Красиво! Однако пора и честь знать! Что-то мы здесь задержались…

Он вышел и неспешно зашагал по коридорам. Стражников на пути больше не попадалось — то ли он их всех перебил, то ли те предусмотрительно попрятались. Их дело! Дойдя до дверей гарема, варвар шарахнул по створке кулаком.

— Кто там? — спросил дрожащий голос евнуха.

— Я! — коротко бросил киммериец.

Дверь отворилась. Толстяк бухнулся ему в ноги:

— Вот твоя девушка, с ней все в порядке, я все сделал, как ты сказал,— затараторил он своим писклявым голосом.

Замира сидела на скамье, закутанная в дорогой наряд из кхитайского шелка. Перед нею красовался столик с яствами. Конан сглотнул слюну:

— Жаль, что некогда! Копыта Нергала! Целые сутки ничего не успеваю: ни поесть, ни поспать, ни… Ну да ладно,— махнул он рукой,— значит, не судьба. Пойдем отсюда, Замира.

Выйдя на дворцовое крыльцо, они увидели у ворот толпу богато одетых людей, которые о чем-то возбужденно переговаривались между собой, временами бросая косые взгляды на парадный вход.

«Торговцы! — догадался варвар.— Пришли заплатить, чтобы он не подавал повелителю списка. Отлично, вот заработок сам ко мне и приехал!»

Увидев вышедшего с мечом в руке Конана, купцы поплотнее сбились в кучку и выжидательно глядели на варвара.

— О! Знакомые почтенные лица! — весело приветствовал их киммериец.— И чего же вы здесь ждете? Сегодня господину советнику не до вас: похоже, он сильно, на редкость сильно занемог. И вообще, вашим делом он не сможет заняться очень долго. Если сказать совсем честно, Нергал прислал за ним, и он пошел — а что еще ему оставалось делать?

Варвар разразился таким громоподобным хохотом, что у некоторых слушателей заложило уши.

— Так что расходитесь-ка по домам! — посоветовал Конан; и вдруг, когда они понуро побрели к воротам, передумал: — Нет, пожалуй, можете остаться!

Торговцы послушно замерли — вид варвара с огромным мечом не оставлял ни малейшего желания перечить.

— Почтенный Калой, у тебя рожа вроде бы не такая глупая, подойди ко мне,— поманил киммериец купца.

Тот приблизился и с опаской уставился на Конана.

— Ты человек ученый, наверное, и читать умеешь?

— Конечно,— ответил торговец, в душе проклиная себя, что напросился на прием к советнику.

— Посмотри-ка этот свиток, почтенный. Понимаешь ли, те, кто его составил, уже довольно далеко отсюда, и я ума не приложу, что с ним делать.

Калой робко протянул руку и взял пергамент. Пробежав глазами первые строчки, он похолодел: донос на него и еще на нескольких купцов повелителю! Он искоса взглянул на невозмутимого киммерийца. Тот равнодушно зевнул, ожидая ответа.

— Да так, какое-то прошение, ничего особенного,— решил схитрить купец, уверенный, что варвар, конечно же, не знает грамоты.— Ни к чему тебе и время тратить на такую ерунду! Пустяк, право…

— Я так и думал,— еще шире зевнул Конан.— Значит, имеет смысл отнести его во дворец, пусть чиновники повелителя читают. Пошли скорее, Замира!

Он свернул свиток в трубочку и сделал шаг в сторону ворот.

Почтенному купцу Калою чуть не сделалось дурно.

— Постой, Конан,— жалобно заблеял он,— дай я еще раз посмотрю!

— Да ну тебя,— отмахнулся варвар,— тут тебе не скрипторий! Сам ведь говоришь, какой-то пустячок…

Торговец понял, что совершил ошибку и, может быть, ошибку смертельную.

Он вцепился в рукав киммерийца, плохо соображая от ужаса, что можно сделать. Варвар широкими шагами шел к воротам, волоча за собой почтенного торговца.

Остальные разинули рты от изумления, совершенно не понимая, что происходит. Никогда прежде им не доводилось видеть такого обращения с одним из купцов. Это было нечто поразительное.

«Уже ничего не соображает,— понял киммериец,— как бы бедолагу удар не хватил». Он остановился. Руки торговца разжались, и он упал лицом в пыль.

— Что с тобой, любезный? — заботливо осведомился киммериец.

— Я передумал,— едва отдышавшись, сказал Калой.

— Чего это ты передумал? — прикинулся ничего не понимающим варвар.— В толк не возьму, о чем речь!

— Пергамент очень важный!

— Да-а?..— переспросил киммериец, изображая удивление.— Вот что значит грамотный человек — не сразу, но сообразил, в чем дело,— он воздел руки к небу,— а мне, дикому, и невдомек, что там.

Калой уже понял, что Конан издевается над ним.

«На кол бы тебя, варвар! — злобно подумал торговец.— И где это он умудрился обучиться грамоте?.. Жалость какая, теперь придется платить куда дороже…»

— Я же говорил, ты кажешься умнее, чем твои товарищи! — захохотал киммериец, посмотрев на Калоя и догадавшись, о чем тот думает.— Видишь, они ничего не понимают, а ты уже кое-что сообразил.

— Сколько? — тоскливо спросил торговец, сознавая свое бессилие.

Конан пристально оглядел столпившихся купцов:

— Посоветуйся с ними, хитрый пес! Я подожду, но учти — очень недолго.

Купцы окружили Калоя и загудели, как пчелиный рой.

Через некоторое время один из них отделился от толпы, неся на вытянутых руках небольшой ларчик.

Подойдя к киммерийцу, он откинул крышку: в лучах утреннего солнца заблестела груда золотых.

«А не умел бы я читать? Прав был старик,— вспомнил варвар чародея Арруба, обучившего его искусству понимания начертанных на бумаге знаков,— неграмотный человек подобен слепцу. Слава Солнцеликому, мне повезло».

— Чудесный ларчик,— усмехнулся Конан,— подумать только, за какой-то там пустяковый свиток — и такая плата! Возьми пергамент, почтеннейший! Да, кстати, вот тебе золотой,— он вытащил из ларца монету и дал купцу,— подвези нас в своей коляске до базара, видишь — мы торопимся!

— Дело сделано, но из города придется исчезнуть! И, боюсь, не только мне. Слишком уж мы примелькались тут. Наворотили дел… Лучше и впрямь на время уехать,— задумчиво протянул киммериец, наливая новую кружку вина.— Уф! До чего ж во рту пересохло! У этого чернобородого, говоря по правде, меня встречали не ахти как хорошо!

Они с Дениярой сидели за столом, уставленным блюдами и подносами с едой.

Киммериец до того проголодался, что мог бы съесть целого быка,— так он, по крайней мере, думал.

— Все-таки это был первый советник повелителя. Уже завтра утром — хорошо, если не сегодня — его ищейки разнюхают про Замиру и про тебя, и тогда вам нельзя здесь оставаться, Нергал мне в печень, если я не прав! Так что давайте собирать вещички.

— Все что ни делается, делается к лучшему,— отозвалась Денияра,— я уже давно подумывала, не уехать ли в Шем или Зингару. Вот случай и представился, боги за нас решили, что делать. Так что и думать нечего: едем! Спасибо тебе за совет, Конан. Он пришелся нам всем как нельзя кстати.

— А Нинус? — спросил киммериец.

— Я говорила с братцем, он тоже решил покинуть эти места. Наверное, поедем вместе. Все веселее в дороге.

— Тогда надо собираться,— решил варвар.— У меня тоже найдутся дела за пределами Заморы: может быть, наведаюсь в Офир. Звезда Хораллы — хороший повод, чтобы познакомиться с тамошней королевской семьей. Как-никак — это их фамильная драгоценность. Не может быть, чтобы там не обрадовались этому камешку! Вот и поглядим…

Киммериец засмеялся, предвкушая очередное приключение. Его неугомонная натура вечно не давала ему покоя.

Эх, а славный все же камешек, видит Кром!

Конан развернул платок, положил на ладонь тускло заблестевшее серебристое кольцо, повернул — и Синий Сапфир заиграл гранями, словно там внутри скрывался таинственный огонь.

Истинное чудо, даже трудно поверить, что видишь его своими глазами! Конан с грустью смотрел на самоцвет, словно предчувствуя скорую разлуку. Впрочем, у него ни золото, ни камни никогда не задерживались надолго. Словно Бел, бог воров, шутил над своим непутевым приемным сыном. А, может, так оно и было?

Остальные тоже молча глядели на камень, каждый задумался о своем.

Что ждет впереди?..

И разве мог сейчас знать киммериец, что с таким трудом добытый им когда-то сапфир спустя многие, многие годы, после того, как он благополучно спусти его за игрой в кости, вновь вернется к Конану в туранском городе Замбуле, который обретет камень повторно, чтобы возвратить истинной владелице — королеве Офира Марэле… Но это будет еще нескоро.

— У меня для тебя еще один подарок,— сказал вдруг Конан, вытащил из мешка ларчик и отдал Денияре.

— Ты же мне вчера уже подарил один! Как ты щедр, любимый!

— Открой — этот мне понравился еще больше,— усмехнулся Конан.

— Ой! Столько золотых! Откуда такое богатство?

— Немного возьму себе на дорогу,— выуживая несколько монет, сказал киммериец.— А остальное — тебе. Я себе еще добуду, да и все равно монеты сквозь пальцы утекут. Тебе нужнее. Бери, красавица!

Расстроганная девушка залилась слезами. Еще никто и никогда не заботился о ней так, как этот неотесанный северянин.

У Денияры на миг в душе поселился страх: а как она будет дальше жить без него?! Может быть, броситься ему на шею, попросить взять с собой…

Но женщина знала, что это будет тщетно. Как бы ни был привязан к ней киммериец, свободу он любит еще больше.

И потому, как мудрая женщина, она не стала омрачать разлуку своей грустью, а постаралась устроить все так, чтобы их прощальный вечер запомнился северянину надолго.

…Когда Конан покинул гостеприимный дом Денияры, была глубокая ночь.

Прощание с женщиной оказалось трогательным и столь бурным, что даже такой могучий человек, каким был варвар, испытывал легкую слабость в коленях.

На следующее утро небольшой караван выехал из южных ворот Шадизара: несколько всадников на горячих туранских жеребцах сопровождали четырех женщин и двоих мужчин; замыкали кавалькаду несколько мулов с поклажей. Когда городские стены скрылись за барханами, один из всадников отделился и взял путь на север.

— Прощай, Конан! — помахали руками женщины, утирая глаза, полные слез.— Увидимся ли еще когда-нибудь?

— Жизнь велика, а боги милостивы! — отвечал всадник.— Счастливо тебе, Денияра, и вам, красавицы! Прощай и ты, Нинус!

Он проскакал несколько сот локтей и оглянулся. Освещенный лучами восходящего солнца караван шел по гребню.

С этого расстояния уже нельзя было различить человеческих лиц, фигуры все уменьшались и уменьшались, пока не превратились в едва заметные точки.