"Девочка с персиками" - читать интересную книгу автора (Яременко-Толстой Владимир)ГЛАВА ДЕВЯТАЯНа съемках. Макаронная фабрика. Русская красавица. Я шел на съемки, чтобы там кого-нибудь снять. В том случае, если это будет не порно. На улице у входа в ЛОСХ уже гужевался народ. В толпе я сразу узнал Игоря Баскина по его длинной, почти как у меня, шевелюре, и подошел к нему. Не успели мы обмолвиться словом, как к нам подвалил безумного вида итальянец и заорал: – Черто! Квести рагацци! Регарда, Анна! Чертиссимо! Черти, черти… Услышав всю эту чертовщину, Баскин перепугался, и чуть было не наложил в штаны. Я прочитал это у него на лице. Но я знал чуть-чуть итальянский и понял, что все эти тирады не имеют ничего общего ни с чертом, ни с рогами, ни с рыганьем, а означают всего лишь следующее – "Точно! Эти хлопцы! Посмотри, Анна! Именно то, что нам надо! Вылитые, вылитые…" – Они хотят, чтобы мы играли чертей, – сказал я перепуганному Баскину. – Я так и понял, можешь не переводить, – ответил он. - Итальянский язык очень похож на русский. – Дай! – заорал итальянец, оборачиваясь к следовавшей за ним девушке. – "Дай" означает "дай", – перевел я Баскину. – Все ясно, не переводи, – сказал Баскин. – Дай! – повторил итальянец девушке. Девушка подала ему блокнот в планшете, на котором он немедленно принялся что-то исступленно рисовать и писать. – Пойдемте со мной, – сказала она мне и Баскину, ничего не объясняя. А что надо было собственно тут объяснять? И так все было ясно – нас брали на главную роль! Все походило на то, что моя мечта близка к воплощению. Я взглянул на жопу идущей впереди меня Анны, обтянутую модной фирменной юбкой, и хуй у меня тут же восстал. Сопровождаемые завистливыми взорами толпы, мы поднялись по лестнице на третий этаж в выставочный зал бывшего Императорского Общества Поощрения Искусств, шикарное помещение под стеклянным куполом. Там уже были расставлены камеры, осветительные софиты и прочая киношная техника. – Ждите здесь, – сказала Анна. – Никуда пока не уходите, я вас позову. Ясно? Она была миловидной и пухленькой. Анна мне нравилась. Мы огляделись по сторонам. На стенах висели довольно странные работы, в ЛОСХ-е подобное не выставляют. Чуть поодаль стоял офортный станок, на котором, по одну сторону вала на входе лежали два гипсовых слепка с рук какой-то античной статуи, по другую сторону, на выходе, – две белые резиновые перчатки, словно расплющенные, прокатанные через станок руки. Это было смешно. Следов кровати нигде не было видно. Женщин тоже. Это весьма настораживало. А где же Русская Красавица, о которой снимают фильм? Вскоре появилась Анна и отвела нас к визажистке – огромной итальянской матроне, которая нас расчесала. Затем пришел еще один итальянец, чтобы на нас посмотреть. Он остался доволен. Затем снова пришла Анна и отвела нас к офортному станку. К нам подошла худая высокая телка лет тридцати восьми, похожая на борзую собаку. У нее была довольно хорошая фигура. Она нам улыбнулась. – Вы кто? – спросил я. – Я – художница Люда Белова. – Это ваши работы? – Мои. – Интересные. – Спасибо. – И героиня фильма тоже вы? – Да, я, но не главная. – А кто ж тогда мы? – Вы – диссиденты! – Мы – диссиденты? – Да, именно, вы – диссиденты! Действие происходит в семидесятые годы. Американская художница, то есть я, делает выставку в Москве. Но это просоветская американская художница, иначе бы ей никто не разрешил делать выставку в Советском Союзе. Она любит Ленина и Фиделя Кастро. Но тут к ней подходят диссиденты и начинают задавать каверзные вопросы. А рядом крутится агент КГБ. – Какая клюква! – возмутился Баскин. – Ну, кто бы допустил диссидентов на выставку в семидесятые годы? Да еще дал возможность задавать каверзные вопросы! – Конечно же, клюква! – улыбнулась Люда. – Но это фильм для итальянцев. Тем более что сценарий написал сын генерала КГБ – Витек Ерофеев. А Анечка перевела его на итальянский язык. Она – подружка продюсера. – Так здесь, наверное, даже секса не будет? – разочарованно промямлил я. – Насколько мне известно – нет. – Кому тогда нужен этот фильм? – А вот и агент КГБ! – сказала Люда. Молодой человек в костюмчике пожал нам руки. – Настоящие быдлусы! – восхищенно вымолвил он, и пояснил. – В 70-ые "быдлусами" в органах презрительно называли стиляг и длинноволосых. Это была своеобразная производная от слов "быдло" и "битлз"! – А вы откуда знаете? – удивился я. – Я ведь агент КГБ! – Камера! Гоу!!! – истошно заорал режиссер. И зал стала заполнять публика. – Это пока не для нас, – сказал агент КГБ. – Стоп! – заорал режиссер. Публика поспешно ретировалась назад. – Камера! Гоу!!! Публика снова пошла. – Стоп! – А почему снимают ночью? – полюбопытствовал я у агента. – Так они договорились с администрацией. – Камера! Гоу!!! – Странно. – Стоп! – Я думал, что будет порно. – Камера! Гоу!!! – Они будут мучить нас до утра. – Стоп! – А деньги заплатят? – Камера! Гоу!!! – Заплатят. – Стоп! В перерыве я подошел к Анечке, скромно забившейся в уголок. Вид у нее был загнанный. Оглянувшись, она украдкой достала из сумочки бутылочку французского коньяка "Мартелль" и сделала большой глоток. Затем протянула бутылочку мне. Я отхлебнул тоже. Мы познакомились. Она жила в Милане. Я сказал, что живу в Вене. Среди статистов была дочка Люды Беловой – Даша. Миловидная девочка лет семнадцати с такой же фигуркой, как у мамы, только что поступившая в университет. Однако вокруг нее вился какой-то грязный кобель – толи студент, толи просто какой-то разъебай, следивший за тем, чтоб не досталось ни ему, ни другим. Когда мы пошли под утро в "Макдональдс" за гамбургерами, он с трудом наскреб мелочи только на один бутерброд. Но сам его не ел, а отнес Даше. Впрочем, меня этот жест не тронул. К концу съемочной ночи я познакомился с какой-то юной статисткой и пригласил ее к себе фотографироваться. Она была ужасной простушкой с длинными русыми волосами. Ничего особенного. Работала где-то в Невском районе на швейной фабрике мотористкой. Мы пришли ко мне, и я ее сразу выебал. Затем мы пошли в утренний Таврический сад, где я поснимал ее голой для будущих выставочных проектов. Через сад к метро по своей натоптанной муравьиной тропе уже бежали первые люди, не обращая на нас никакого внимания. "Словно запрограммированные" – подумал я. Мы вернулись ко мне, попили чай, я выебал ее еще раз, и она ушла на работу. На швейную фабрику, где работала мотористкой. Я не запомнил, как ее звали. А, может, просто забыл спросить. Я окрестил ее для себя – Русской Красавицей. |
|
|