"Парни из Островецких лесов" - читать интересную книгу автора (Бискупский Станислав)

Горячий

Запасы, захваченные в Илже, выручили ребят. Некоторые из них носили потрепанные пиджаки, сквозь которые проглядывало голое тело, или шагали босиком по лесным тропам, разбивая в кровь ноги. Они научились переносить дневную жару и ночные холода. Однако гораздо большую боль причиняли им не покалеченные ноги, а насмешливые улыбки крестьян, у которых им приходилось реквизировать продовольствие. Ну что ж, они не виноваты в том, что обращались за помощью прежде всего к таким же бедным людям, как и сами.

После удачной операции в Илже их положение резко изменилось к лучшему. Теперь они стали похожими на настоящую армию. С чувством гордости и радости примеряли они новенькие ботинки, тужурки, брюки.

Часть захваченных трофеев была спрятана, другую надо было развезти по отрядам. Такое задание получила спецгруппа Кена непосредственно от Зигмунта, неожиданно появившегося в отряде.

— Наши ряды растут, — сказал он, — поэтому необходимо иметь снаряжение и для новых партизан. Да и нам самим оно еще пригодится.

У Мовиса в Воле-Груецкой был приготовлен тайник под землей. Место было выбрано исключительно удачно. Он, не задумываясь, уступил его под лесной склад.

— Чтоб мне сдохнуть, если фрицы о нем пронюхают! — заверял он партизан.

Он гордился своей предусмотрительностью и находчивостью. До войны он не имел ничего общего с земляными работами, будучи по профессии художником по росписи фарфора. Под его рукой белые стенки фарфоровой посуды покрывались яркими узорами. А теперь он сменил кисточку на винтовку и лопату.

— Работа не совсем художественная, но вполне подходящая, — любил говорить он.

К вечеру Здзих закончил осмотр подвод, проверил, все ли в порядке, после чего доложил Кену:

— Готово, командир, можем трогаться!

— Хороший парень! — произнес доктор Кароль, когда Здзих исчез в дверях.

— Горячий, — усмехнулся советский партизан, которого за кудрявую прядь волос, упрямо спадавшую на лоб, прозвали Чубчиком.

— У нас все хорошие, — не без гордости заявил Кен.

— Правильно, — согласился Кароль.

Подошли к месту сбора. Подводы выстроились в ряд. Лошади, уткнувшись в торбы, доедали корм. Партизаны стояли возле подвод. Кен выслал вперед дозор. Тронулись.

По сложившейся партизанской привычке шли не по дорогам, а напрямик. Лошадям было тяжело идти по бездорожью.

Лось шел рядом со Здзихом. Последний, с переброшенной через плечо винтовкой и болтающимся у пояса пистолетом, выглядел не по годам серьезным. Он принимал близко к сердцу каждое задание, каким бы простым оно ни было, как, например, то, которое им предстояло сейчас выполнить. В конце концов, они шли не в бой, а лишь сопровождали обоз. В регулярной армии это считается второстепенной обязанностью и не служит поводом для особой гордости. Но здесь, в лесу, все выглядело иначе. В любую минуту обоз может принять бой. В лесу фронт повсюду. В партизанской войне не бывает тыловых отрядов.

— Гестаповцы освободили Богуся, — заговорил первым Лось.

Здзих усмехнулся:

— Знаю. Только в лес не хотят его отпускать.

— Теперь отпустят. У него с фрицами свои счеты.

— Разумеется…

— Немцы арестовали его отца.

— Потерял отца, мать, сестру… и собственную руку.

— Негодяи! — выругался идущий сзади Рубанок.

— Я бы им этого не простил, — сжал кулаки Здзих.

— Это ты…

— И он такой же.

— Это не для него. Его место здесь.

— У Богуся своя работа. Не менее важная.

— Это не для него. Его место здесь, — повторил Лось.

— Не беспокойся, он еще здесь будет.

Телеги подпрыгивали на неровной дороге, поскрипывали оси. Июньская ночь была теплой. На рассвете они должны быть на месте.

— Хорошо здесь у вас, — промолвил Володя, украинец из-под Киева.

— У вас тоже, наверное, хорошо.

— Да, хорошо, — вздохнул Володя. — Кто не видел это собственными глазами, тому не понять. В это время у нас уже готовятся к жатве, а тут человек вынужден бродить ночью по лесу…

— Ничего не поделаешь — война, — отозвался Кароль.

— Эй, там, придержи лошадей! — крикнул Кен первой подводе, которая слишком далеко оторвалась от основной группы. Торопиться было некуда. Дорога не такая уж дальняя. К тому же ничто не указывало на присутствие поблизости немцев.

После нескольких часов перехода начало светать, стали видны очертания деревьев, видимость постепенно улучшалась.

На рассвете колонна остановилась на опушке леса. Стоявшие на отшибе две хаты вместе с хозяйственными постройками создавали хорошие условия для обороны. На них и остановили свой выбор. Соблазн отдохнуть под крышей был так велик, что партизаны решили выйти из надежно укрывавшего их леса. Подводы заехали во двор, партизаны распрягли лошадей и отвели их на водопой к колодцу.

Деревня, расположенная в котловине, производила впечатление тихого и уединенного уголка. Кен объявил короткий сбор, распределил партизан по хатам, расставил часовых. Теперь можно было и отдохнуть.

Здзих оказался в одной хате с Кеном и Каролем. Хозяин, который знал партизан по предыдущим визитам, принял их, как всегда, радушно.

— Может, покушаете чего-нибудь? Вы же с дороги…

Однако на этот раз гости сами решили угостить хозяина. Надо было по мере возможности отдавать старые долги. Эту возможность предоставила им в какой-то степени операция по захвату складов в Илже.

— Сегодня вы будете нашим гостем, — сказал Кароль, протягивая хозяину сверток с продуктами, в котором была соль — настоящая ценность.

Спустя полчаса хозяин появился вновь. Он нерешительно стоял на пороге, не зная, с чего начать.

— Доктор, — обратился он наконец к Каролю, — у соседей заболел ребенок. Мы уже давно вас ждем. Не могли бы вы зайти к ним?..

Кароль молча собрал медицинские инструменты и вышел из хаты.

— На отсутствие пациентов жаловаться ему не приходится, — проворчал Кен.

— Да, с голоду он не умрет, — согласился Здзих, разбирая на окне затвор винтовки и тщательно прочищая каждую деталь.

Кен обошел хаты, где расположились партизаны, и вернулся в дом. Здзих уже стелил себе постель. После ночного перехода сказывалась усталость. Кен широко зевнул.

— Подремлю немного, — сказал он, ложась рядом с Здзихом.

Когда Кароль пришел от больного ребенка, оба уже спали. Хозяев дома не было, они ушли в поле. Кароль бросил взгляд на Здзиха. Тот спал, ровно дыша.

«Горячий», — подумал Кароль с симпатией. Он придумал для Здзиха другой псевдоним, свой собственный — «Непоседа». Ему импонировали энергия и жизнерадостность этого парня, его впечатлительность, заботливость, дружелюбие. Во время одного из переходов Кароль стал невольным свидетелем разговора Здзиха с несколькими новыми партизанами.

— В партизанском отряде, — говорил Здзих, — нет места для молокососов. Был у нас один такой. Однажды после боя он тащился, еле волоча ноги, ну и… отстал от отряда. Может, попал в руки немцев — одним словом, черт его знает.

— Врешь, Здзих! — вмешался Лёлек.

Здзих покраснел.

— А что, разве не отстал?

— Отстал, потому что натер до крови себе ногу.

— Тогда почему споришь?

— Отстал, да не совсем. Ты же сам помог ему дойти, правда? Все видели…

Здзих покачал головой:

— В следующий раз я его брошу!

— Ну да, ты не из таких…

Кароль с симпатией смотрел на спящего Здзиха. Он вспомнил свою молодость.

«Слишком рано, — подумал он про себя, — такие ребята, как Здзих, познают худшие стороны жизни, не успев вкусить ее прелестей. В их возрасте меня учили лечить людей, возвращать им здоровье, продлевать жизнь. Их же учат убивать. Правда, тоже во имя жизни».

Кароль подошел к окну и, глядя на свекольное поле, продолжал размышлять: «Не наша вина, что мы их этому учим. Нас вынудили. Плохо, если новое поколение молодых людей будет завидовать им, что на их долю выпало столько приключений. Не зависть, а сочувствие и благодарность должны испытывать они при воспоминании о тысячах юношей и девушек, для которых жизнь в лесу была лишена свойственных их возрасту радостей».

Кароль перевел взгляд на сонную, изнуренную жарой деревню. Красивые здесь окрестности! Зеленые холмы, поля и луга, по которым время от времени лениво тащилась одинокая подвода, нагруженная сеном. Пахло скошенной травой.

Доктор задумчиво смотрел на тихую, словно задремавшую деревню.

Но вот на пустынном свекольном поле он увидел фигурку маленькой девочки. Беспокойно озираясь по сторонам, девочка то и дело бросала настороженный взгляд в сторону ближайшего холма. Вдруг она сорвалась с места и побежала к дому, где расположились партизаны.

Кароль не спускал глаз с пригорка. Ничего подозрительного он не заметил. Удивленный поведением девочки, он вышел из дома и направился ей навстречу. Еще издали он увидел ее раскрасневшиеся щеки. Остановился. Девочка торопливым жестом показывала на возвышенность.

— Немцы! — кричала она, с трудом переводя дыхание. — Там, на пригорке. Спускаются… Много немцев!

Кароль только теперь заметил их. Пулей влетел в дом и крикнул с порога:

— Немцы!

Кен и Здзих вскочили на ноги. Соседний дом успели поднять по тревоге часовые. Партизаны выбежали на улицу. Вокруг хат тянулся высокий плетень, за которым они и залегли.

Неровная цепь немцев спускалась вниз, окружая деревню. Кен, Здзих и Кароль лежали рядом и наблюдали за маячившими вдали фигурами фашистов. Взвесили свои шансы: сто против двенадцати. Здзих вдруг вспомнил про отца. Хорошо, что его здесь нет. Один прикрывал бы другого, и в результате оба погибли бы. Возможно, отцу повезет больше. Так и должно быть. Было бы ужасно несправедливо, если бы мать осталась одна.

Месяц назад он через связного послал ей письмо. Сидя на пне, с трудом подыскивая нужные слова, он написал тогда: «Мало, слишком мало я сделал для рабочего дела».

Кен отстегнул от пояса лимонку, вырвал предохранительную чеку и стал ждать. Кароль, прижавшись щекой к прикладу, искал через прорезь мушки цель.

Немцы были еще на расстоянии нескольких десятков метров, когда партизаны услышали ненавистную гортанную речь. Вероятно, это был авангард фашистов.

Кен решил больше не ждать. Вскочил и со всего размаха бросил гранату в гущу немцев. Голоса смолкли. На секунду все замерло. Слышно было, как стучат от волнения сердца.

Здзих вначале услышал грохот, а спустя минуту чей-то пронзительный крик, который вскоре затих.

На хаты посыпался град пуль. Немцы не могли понять, где расположился противник и какова его численность. Стреляли в каждый плетень, в каждую постройку, в каждый куст, за которым им мерещились партизаны. Чубчик, Володя и Кароль отвечали короткими автоматными очередями. Однако кольцо постепенно сжималось. Выход был только один. Кен выхватил из-за пояса последнюю гранату и жестом увлек за собой партизан.

— Вперед, ребята!

— Вперед!

— Ура!

Здзих поднялся вслед за Кеном. Возле дерева, за которым спрятались немцы, поднялось облако пыли. Раздался грохот.

Не успели немцы опомниться, как ребята пробежали несколько шагов. Впереди виднелась крутая возвышенность, покрытая зеленью свекольной листвы, — единственный путь отступления.

Кен жестом показал направление отхода:

— Бегом… — и вдруг почувствовал сильный удар в грудь. Схватился рукой за сердце, словно хотел вырвать жар, который невыносимо жег его. Земля поплыла у него под ногами, глаза заволокло туманом. Некоторое время он еще видел знакомые глаза доктора Кароля. Тот что-то говорил, но Кен уже не мог разобрать слов.

— Кен, Кен, что с тобой? — повторял Кароль, нервными движениями разрывая на нем рубаху, которая покрылась огромными пятнами крови.

Несколько пуль просвистело возле Кароля. Через брешь, проделанную гранатой Кена в рядах противника, прорвались несколько партизан. Они уже карабкались по склону пригорка в направлении свекольного поля. Кароль опустился на одно колено. Автомат подрагивал в его руке. Он, не отрываясь, смотрел на тени немцев, припавших к земле.

Здзих, отстреливаясь, показывал Каролю дорогу к лесу. Лицо его пылало, глаза лихорадочно блестели. Он был последним, кто прикрывал отход. Бросил взгляд на пригорок. Несколько человек уже достигли леса. Сердце радостно забилось в груди. Значит, спасение возможно! Лишь бы ребята отошли как можно дальше!

Немцы были уверены, что эти двое не вырвутся из их рук. Они осторожно подкрадывались к ним, намереваясь взять партизан живыми. На автоматные очереди немцев Здзих отвечал одиночными выстрелами. Он то и дело косился на гранату, боясь потерять ее. Это было бы невосполнимой потерей.

Выстрелы звучали все реже и реже. Немцы, преградив им путь к отступлению, приближались все ближе к Здзиху и Каролю.

— Хенде хох! Хенде хох!

Здзих не спеша, как на учениях, зарядил винтовку. Он остался один. Раненый Кароль лежал рядом.

Непонятно почему, но ему вдруг вспомнился давнишний разговор с отцом.

«Что такое великие дела?»

«Это те, за которые борются всю жизнь».

«До самой смерти?»

«До самой смерти».

«Вся жизнь» Здзиха — это семнадцать лет.

Сколько времени длится этот бой? Минуту? Две? Пять? Остальные товарищи уже в лесу.

Здзих сунул руку в карман. Да, теперь винтовка уже не нужна. Немцы, уверенные в успехе, шли почти во весь рост.

Здзих держал гранату наготове. Вскоре немцы остановились, напуганные его спокойствием и упорством.

— Вперед! — заорал на них сзади офицер.

Здзих бросил последний взгляд на лежащего Кароля. Ему показалось, что раненый, поняв его намерение, с благодарностью улыбнулся ему. Здзих освободил палец, послышался сухой щелчок — последний отзвук этого мира.

Затем все исчезло. Он не слышал испуганных воплей неосмотрительно высунувшихся вперед гитлеровцев.

Здзих лежал на земле лицом к солнцу. Когда немцы подбежали к нему, тело его еще не успело остыть.