"Парни из Островецких лесов" - читать интересную книгу автора (Бискупский Станислав)

Молодость

Поиски

Эдек присвистнул сквозь зубы и многозначительно покачал головой.

— Сам понимаешь… — повторил он и задумчиво посмотрел вперед.

Здзих перевернулся на спину, подложил руки под голову и взглянул в небо. В вышине плыли белые облака. Где-то там, под голубым куполом, их трепал ветер, создавал из них фантастические фигуры причудливых очертаний.

— А оружие? — спросил Здзих и замер в ожидании ответа.

Эдек только таинственно улыбнулся. Воображение досказало Здзиху остальное. «У них-то должно быть оружие, — думал он, следя за кучевым облаком, которое теперь приняло форму сказочного замка. — Эдек молчит, потому что это тайна, понятно».

Он повернулся на бок и посмотрел вперед. Внизу лежал город Островец. Близкий, родной город, знакомый с детства. Он не изменился за последние годы.

Такой же, как всегда, темный дым грозно и беспокойно клубился над трубами островецких заводов, чтобы затем медленно потянуться вверх, упорно отыскивая дорогу к хмурому небу. Город лежал в котловине, окруженный рабочими районами. На его южной окраине серой стрелой взлетало ввысь шоссе на Опатув.

Эдек украдкой поглядывал на Здзиха, который в темном пиджаке и серых брюках гольф казался ниже, чем был на самом деле. Рыжевато-светлые волосы, которые он всегда старательно зачесывал назад, упрямо спадали на лоб. Узкие, плотно сжатые губы говорили о настойчивости и выдержке. С этой стороны Эдек знал Здзиха даже слишком хорошо. Худая, мальчишеская фигура Здзиха плохо вязалась со сосредоточенным взглядом его голубых глаз, со всем его обликом — обликом серьезного взрослого человека. И это чисто внешнее противоречие бросалось в глаза каждому, кто имел возможность повстречаться с ним хотя бы на короткое время.

Всего несколько дней назад Эдек пришел из «леса» и вскоре должен был вернуться туда. Он понял, ради чего Здзих вытянул его сегодня на эту прогулку. Он видел устремленные на него возбужденные, нетерпеливые глаза парня.

Стояла весна. Свежий запах зелени манил и звал на простор. Эта зима тянулась особенно долго. Здзих не мог дождаться ее конца. На протяжении бесконечных ночей и безнадежных дней он страдал от избытка энергии, не находившей выхода. Его злило, что на него все еще смотрели как на ребенка. А ведь он не был слепым, видел и понимал многое. И еще раз он мысленно вернулся к последним годам.

Не так давно, году в сорок первом, к ним приехал незнакомый мужчина. Дверь ему открыла мать.

— Мариан, это к тебе, — сказала она отцу и ушла из комнаты.

Отец долго разговаривал с незнакомцем, который просидел до позднего вечера. Когда наутро Здзих проснулся, дома никого, кроме родителей, уже не было.

Это посещение взволновало отца, но он постарался скрыть его от соседей. Но именно с того дня все и началось. Незнакомые люди приезжали все чаще, оставались ненадолго и исчезали. Отец Здзиха стал серьезнее, задумавшись, ходил по комнате, меньше разговаривал, зато все чаще пытливо поглядывал на сына. Здзиху казалось, что у отца появилась какая-то тайна, которая гнетет его и вместе с тем придает ему новые силы и энергию. Именно так ведет себя человек, который в горном бездорожье нашел наконец нужную тропинку и проворно, хотя и не без труда, взбирается по ней вверх.

Отец не раз разговаривал с сыном. Как-то, еще до войны, вернувшись из школы, Здзих застал отца мрачным и задумчивым. Сын чувствовал, что отца мучит нечто такое, в чем он не может признаться. Здзих прямо спросил его об этом. Тот ответил не сразу. В задумчивости он гладил свой колючий подбородок, подыскивая нужные слова.

— Видишь ли, — сказал он наконец, — человек должен ежедневно заботиться о десятках самых разнообразных дел, но все эти дела — мелкие, будничные. Но есть дела и большие…

— А что это такое, большие дела?

Отец на минуту задувался.

— Понимаешь, это такие дела, за которые борются иногда всю жизнь.

— До самой смерти?

— Да. Иногда до самой смерти, — сказал отец.

Нынешние посещения их дома, чтение тайных газет, призывавших к борьбе с оккупантами, к выдержке и сопротивлению, начали все яснее связываться в сознании Здзиха с тем давним разговором. Да, по-видимому, это были именно Большие Дела!

Его приятель Юрек был первым человеком, с которым Здзих заговорил на эту тему. Юрека это привело в такое же волнение, как и Здзиха. Они разговаривали подолгу и часто. Не было дня, чтобы они не встретились несколько раз. Из этих разговоров возникали туманные, расплывчатые планы. Среди них особенно манило обоих одно: партизанский отряд.

До Островца уже некоторое время доходили отголоски боев в близлежащих лесах. Когда же Эдек исчез из дому, Юрек и Здзих обменялись понимающими взглядами.

— Хорошо этому Эдеку, а?

— Еще бы…

Правда, никто не говорил ни, что Эдек ушел к партизанам, но, по их мнению, иначе и быть не могло. В Людвикуве, рабочем районе Островца, об Эдеке говорили как можно меньше. Ну был и пропал.

И вот несколько дней назад Здзих собственными глазами увидел его вновь. Эдек подъехал к дому на элегантной линейке, как помещик на гулянии. Здзих не мог сначала этому поверить. Подбежал, потрогал колеса, погладил коня и глянул Эдеку в глаза. Тот улыбнулся и протянул руку:

— Здорово, Здзих! Как поживаешь?

Здзих смотрел на него как завороженный. Эдек вырос, возмужал, стал каким-то…

Каким — вот этого Здзих не мог выразить точнее. Но было очевидно, что Эдек стал другим. Он был на два года старше Здзиха и Юрека, но это никогда не мешало им вместе проводить время. Теперь же расстояние между ними как-то увеличилось. Здзих уже не мог разговаривать с Эдеком, как прежде. По сравнению с ним он чувствовал себя совсем мальчишкой. Это было тем удивительнее, что Эдек отнюдь не давал к этому повода. Он не гордился, не хвастал, не кичился. Конечно, он вспоминал о своей жизни там, в лесу, но явно не договаривал все до конца.

Это пробуждало в Здзихе и Юреке беспокойную неудовлетворенность. Им хотелось приподнять существовавший, по их мнению, занавес, который загораживал от них лесную партизанскую жизнь. Образы, созданные их собственной фантазией, они принимали за действительные. Их влекла какая-то сила, в которой было что-то от юношеской жажды приключений, что-то от искреннего стремления к борьбе и что-то от желания доказать старшим, что они уже взрослые, зрелые люди, с которыми надо считаться. Каждый рассказ о «лесе» с новой силой пробуждал в них эту тягу. Они проявляли беспокойство, искали контактов на свой страх и риск. И скрывали свои намерения от родителей, заранее зная их отрицательное отношение к таким контактам. Они сроднились с мыслью об уходе в партизанский отряд и не могли теперь представить себе иной цели в жизни.

Здзих присматривался, кто, куда и когда отправляется. Наконец однажды он заглянул к Юреку. Они вышли во двор. У Здзиха горели щеки, светились глаза.

— Пойдешь? — спросил он.

Юрек не принял вопрос Здзиха всерьез.

— Ну… — неопределенно ответил он. — А как?

— Есть тут один…

Оказалось, что на «пункт» в Людвикуве прибыл связной из отряда с поручением. Здзих нашел связного и рассказал ему о своем «деле». Парень в ответ хитро улыбнулся:

— К партизанам, говоришь? Сложное дело, но подумаю.

— Подумай.

— Добро, но и ты должен мне помочь…

В результате все, что должен был сделать связной, выполнил Здзих. Он основательно устал, но вернулся довольный. Связной встретил его похвалой.

— Хорошо, — коротко оценил он работу Здзиха. — Я скажу о тебе командиру.

Договорились встретиться на следующий день на краю леса за Денкувом, около заброшенной хаты. Здзих предупредил Юрека, и оба незаметно улизнули из дома. В торбу положили кусок черного хлеба. Встреча со связным, правда, была назначена на пять часов, но, опасаясь «непредвиденных обстоятельств», друзья вышли в одиннадцать часов утра. Дорога оказалась короче, чем они ожидали, и меньше чем через час они были на месте. Лес манил своей красотой и таинственностью, тревожил воображение. Связной не появлялся долгое время.

Юрек проявлял все большее нетерпение.

— Жрать хочется, — протянул он, вспоминая, что дома в это время он обычно обедал.

Здзих презрительно скривил губы: — Партизан, а есть ему хочется.

«Значит, партизаны не едят», — подумал Юрек и почувствовал еще более мучительный голод. Он украдкой сунул руку в торбу. Сухой хлеб был вкусен, как никогда. Чавканье Юрека раздражало. У Здзиха слюна набегала в рот.

— На, съешь, — подсунул ему Юрек кусок хлеба.

— Отцепись!

Здзих лег лицом в траву и попробовал задремать. Вдруг до них донесся звук чьих-то шагов.

— Идет! — вскочил Здзих. Он одернул пиджак и поправил висевшую на плече торбу.

Юрек проглотил последний кусок хлеба. Итак, все в порядке — сейчас они отправятся в отряд. И в эту минуту он пожалел, что не простился с матерью. Все-таки он у нее единственный сын. Однако должен был поступить именно так, потому что она просто не пустила бы его.

Шаги приближались. Здзих нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Наконец сорвался с места, выбежал навстречу и… остолбенел.

По дороге шел его отец. Увидев сына, он остановился и поманил его пальцем.

— Ну-ка, иди сюда, иди!

Здзих стоял на месте, опустив вниз глаза. «Предал связной», — подумал он со злостью.

— А где же другой «партизан»? — спросил отец.

Другой «партизан» как раз выходил из-за угла хаты.

При виде отца Здзиха он почувствовал, как у него похолодела спина.

— Ну пошли, — мягко сказал Мариан.

Они возвращались той же дорогой. Когда уже входили в дом, Здзих вдруг обернулся к отцу и произнес голосом, в котором звучала решимость взрослого человека:

— А я все равно уйду…

Вопреки ожиданию, отец не возмутился, а нежно взял его за плечи, посмотрел в глаза:

— Конечно пойдешь. Только не так по-глупому. Подожди…

С тех пор Здзих ждал, и ему казалось, что время совсем не движется.

Здзих с нетерпением ждал, когда у Эдека будет свободное время. Они отправились за город. Вот уже два часа они лежали на траве. Эдек который раз повторял подробности последнего боя. А у Здзиха возникали все новые вопросы. Сегодняшний разговор вновь пробудил в нем старые надежды.

— Возьмешь меня? — вдруг спросил он прямо. Эдек не спешил с ответом.

— Горячий ты, — наконец произнес он. — Подожди немного.

— Все только «подожди» и «подожди»…

Эдек улегся поудобней и медленно произнес:

— Вот ты рвешься в лес. Ты молод и не знаешь, как там на самом деле. Голод, холод, немцы и вши.

— Ну и что?

— Мало тебе?

— Лучше это, чем дома.

— Ты везде можешь быть полезен.

Об этом Здзих прекрасно знал. Он уже был полезен. Он сумел собрать вокруг себя самых близких друзей, распределить между ними работу. Они переписывали кое-какие тексты на машинке, расклеивали обращения. Люди в Островце поговаривали, что в городе действует какая-то сильная организация. Это было уже кое-что. Но совсем не то, о чем мечтал Здзих.

— Ну так как, возьмешь? — напирал он.

— Только не сейчас. Сейчас не могу, понимаешь? — Тебе же нужны люди, разве нет?

Эдек задумался. Люди-то нужны. Именно для этого он находится здесь, а не в лесу. Но последние события заставляли его задуматься, кого брать во вновь создаваемый отряд. Дело не в том, что он не доверял Здзиху. Глядя на Здзиха, Эдек думал, что никогда не простил бы себе, если бы этот паренек погиб, как те…

Эдек несколько месяцев находился в отряде у «Бацы».[1] По-разному бывало в этом отряде. Неопытные, молодые партизаны вели ожесточенные бои в Свентокшиских горах с переменным успехом. Но этому пришел конец. После встречи с превосходящими силами противника отряд должен был отступить. Эдеку с тремя гвардистами[2] было приказано вернуться в Островец. По дороге они наткнулись на немцев. Окруженные, они отстреливались до той минуты, пока на четыре винтовки у них не остался один патрон. Пришлось отступить. Гвардисты скрылись во ржи, Эдек направился в Островец.

Молодые мальчишеские глаза смотрели на него с безграничным доверием. А ведь он, Эдек, не мог ничего гарантировать. Борьба беспощадная и ожесточенная. Если бы что-нибудь случилось с Здзихом, Эдек никогда не осмелился бы взглянуть в глаза его отцу и не простил бы себе этого до конца жизни. Но он не решился отказать Здзиху просто так, как отказал другим хлопцам. Для него надо было найти другие аргументы.

Он перевернулся на спину и проследил глазами за взглядом Здзиха. Солнце скатывалось вниз, к западной линии горизонта. Становилось прохладно.

— Ты спрашивал об оружии, — заговорил он.

— Ну… — Здзих насторожился.

Эдек повернулся лицом к парнишке:

— А зачем тебе знать?

— Да просто так. Хотелось знать, что бы вы мне дали…

— Каде…

— Что это такое?

— Эх ты, партизан, а не знаешь, что такое каде. Карабин деревянный…

— Ты что, с луны свалился?

То, что сказал Эдек, Здзих принял за шутку, но голос Эдека был совершенно серьезен.

— Говоришь, что хочешь к партизанам, но тебя интересует оружие, а не партизаны…

— И то, и другое, — прервал его Здзих. — Ведь без одного нет и другого?

Эдек приподнялся на локтях, подпер ладонями подбородок и посмотрел в глаза Здзиху.

— А ты как думаешь? Уважаемый пан идет себе в лес, там на первой же сосне висит табличка: «К партизанам просим идти этой дорогой»? Приходишь на место, к складу с оружием, выбираешь то, что тебе понравится, и — на сраженьице. Хорошо, если бы так было. Каждый бы так хотел. Но у нас, братец, иначе. Если хочешь идти к нам, то должен иметь оружие. Свое собственное оружие, понимаешь?

— Понимаю, — задумчиво произнес Здзих. — Понимаю, — повторил он.

Эдек видел, как сжались тонкие губы парня. Теперь он пожалел, что сказал ему это. Черт его знает, что он готов сделать.

Здзих вздохнул. На щеках, покрытых редкими веснушками, выступил пот. Пальцы сами собой сжались в кулаки. Зажатые в ладонях стебельки травы запахли терпко и свежо. Рыжеватая прядь волос упала на наморщенный в глубокой задумчивости лоб мальчишки. «Теперь это может пригодиться, — повторял он про себя. — Теперь это может пригодиться».

— У меня будет оружие! — сказал он твердо, с уверенностью. — Понимаешь, Эдек, у меня будет оружие…

В его голове возник конкретный план. Кто-то, конечно, должен ему помочь. Только кто?

Но и на этот вопрос у Здзиха уже был готов ответ.