"Журнал «Если» 2010 № 2" - читать интересную книгу автора8Словообразование было коньком Людмилы Сергеевны. Она считала его одним из лучших инструментов по развитию мышления у детей пяти-шести лет. Еще великий сказочник и педагог Корней Чуковский отмечал, что в необыкновенной способности детей к придумыванию новых слов выражаются зачатки творчества и очень важно не загубить их грубостью или непониманием. Продуманная игра в слова способствует не только сохранению творческой жилки, но и позволяет быстрее осуществить переход — от мышления, примитивно фиксирующего момент, к сложно организованному, позволяющему анализировать прошлое, планировать будущее и выявлять связи между предметами и явлениями. Людмила Сергеевна и сама в детстве любила придумывать хитрые словечки, понятные только ей и обозначающие какую-то уникальную вещь. Самое смешное, что некоторыми из этих словечек она пользовалась до сих пор. Только один пример. Как-то отец привез из Питера импортную зубную пасту — в советские времена это была большая редкость, и купил он ее в «Березке» на чек Внешторгбанка, оставшийся после приобретения финского холодильника. Паста поразила Людочку тем, что была разноцветной — на щетку выдавливалась не привычная белая колбаска, а сразу три: белая, красная и зеленая. Цвета были яркие, словно леденцовые. Когда Людочка впервые увидела их, у нее возникло практически непреодолимое желание лизнуть, что она и проделала. Вкус разочаровал: паста как паста, но чтобы как-то выделить эту пасту из общего ряда, она придумала ей название — «трипаста». Позднее экзотические зубные пасты стали частью жизни, и трудно представить, что совсем недавно многочисленные гигиенические средства, занимающие целые отделы в супермаркетах, были дефицитом, но словечко у Людмилы Сергеевны закрепилось, и мысленно она продолжала его использовать. Однажды по рассеянности даже ляпнула в магазине: «Дайте трипасту, пожалуйста» — и, что характерно, продавщица ее поняла и выдала именно то, что требовалось. Дети с синдромом Дауна в этом смысле мало чем отличаются от обычных детей. Главное — четко различать, где они ошибаются, неверно произнося общеупотребимые слова, а где комбинируют их, пытаясь создать собственную описательную систему. Людмила Сергеевна собиралась использовать один из наработанных вариантов многоуровневой методики стимуляции творческого начала так, чтобы Ась сумел со временем подобрать более понятные заменители к тем словам, которые сегодня использует. Тогда и станет ясно, что означают все эти «кыш» и «раж». Однако для того, чтобы успешно применять игру в словообразование, необходимо было дать Асю новые впечатления. Он уже полгода сидел в клетке, а подобное ограничение свободы действует негативно даже на взрослых здоровых мужиков — что говорить о мальчике, навечно застрявшем в детстве? На этой почве у Людмилы Сергеевны созрел конфликт с Архангельским. Она потребовала немедленно изменить условия содержания Ася, выводя его на прогулку как минимум два раза в день. Гражданский генерал, не вникая, заявил, что это невозможно. Людмила Сергеевна настаивала и утверждала, что без этого мальчик будет вариться в собственном соку и деградирует в еще большей степени. Архангельский напомнил, что мальчик прибыл из будущего, о котором мы ничего не знаем и сказать не можем: вдруг он «поведет себя неадекватно» — и кто будет отвечать? Людмила Сергеевна не придумала в тот момент достойного контраргумента, но вечером, принимая душ и вспоминая минувший день, вдруг сообразила, что же ее насторожило в материалах комплексного медицинского обследования. Она тут же остановила воду, наскоро обтерлась и голышом выскочила в комнату, чтобы подтвердить догадку. Нашла расшифровку рентгеновских снимков, и прочитанное привело ее в ярость. В результате на вторую ночь она никак не могла уснуть и насилу дождалась появления Архангельского. — У него левая рука в трех местах сломана! — кричала она на обомлевшего генерала. — Что вы, сволочи, с ним делали?! Архангельский смутился, потом попытался оправдаться: — Это еще до меня. В первой группе был один псих — офицер ФСБ. Он считал, что пришелец специально прикидывается… э-э-э… дебилом, чтобы ввести нас в заблуждение. Ну, и применил к нему средства физического воздействия. Перестарался. Но мы исправили ситуацию. Офицер наказан за самоуправство. Людмила Сергеевна не была уверена, что Архангельский сказал ей правду, но это теперь не имело принципиального значения. — И где вы его пытали? Прямо там? В карантинном блоке? И вы всерьез рассчитываете, что мальчик пойдет на расширенный контакт там, где его пытали? Да вы его запугали до чертиков! Настоящие фашисты! Не удивлюсь, если окажется, что «кыш» означает палач! На Архангельского ссора произвела впечатление, и он пообещал решить вопрос с прогулками. На это у гражданского генерала ушла неделя. Все это время Людмила Сергеевна занималась с Асем, пытаясь научить его складывать из кубиков осмысленные фигуры и работать с конструктором. Хотя визиты «мамы» доставляли мальчику из будущего большую радость, с обучением получалось не очень. Наконец Архангельский принес добрую весть: прогулки разрешены, но не на улице, а в крытой оранжерее, которая, оказывается, имеется на территории этого исследовательского комплекса. И действительно вскоре Людмила Сергеевна и Ась получили возможность посидеть спокойно в тени пальм, погулять по утоптанной дорожке среди кактусов и орхидей, полюбоваться игрой солнечного света в брызгах воды из оросительной системы. Первое время Ась просто не мог работать — живые растения приводили его в неописуемый восторг, он носился и заходился смехом. Постепенно все же привык и изъявил желание узнать, как они называются. — Ась да. Мама хорошо. Мама, кто зеленые? Целых пять дней Людмила Сергеевна учила его правильно выговаривать: цве-ток, как-тус, де-ре-во, паль-ма, ки-па-рис, куст. В одной из ежеутренних бесед с Архангельским она высказала мнение, что, похоже, Ась никогда не видел такого разнообразия растительности, а если и видел, то это была какая-то другая растительность. Может быть, инопланетная? Ну где в Солнечной системе еще существует жизнь? Гражданский генерал не исключал подобной возможности: — Эксперты считают, что наши потомки действительно смогут летать на другие планеты. И не только в пределах… э-э-э… Солнечной системы. Вы слышали о новейших открытиях астрономии? Обнаружено множество планет у соседних звезд… Нет, не слышали? На некоторых из них может существовать жизнь, растительность. Я читал, что эта растительность не обязательно должна быть зеленой. Наоборот, зелень — как раз редкость. Растения, как известно, поглощают наиболее энергетическую часть спектра, для Земли — это синий и красный цвета, а зеленый отражается. А, скажем, у планет в системах красных карликов, где интенсивность светового потока намного ниже, листья будут выглядеть черными. Представляете? — С трудом, — призналась Людмила Сергеевна. — Честно говоря, я вообще не понимаю, как это сочетается: машина времени и полеты к звездам. Это ведь разные вещи? — Эксперты полагают, что, наоборот, это связанные вещи. Перемещения между звездами могут стать реальностью только при использовании технологии… э-э-э… мгновенных перемещений в пространстве. Они называют это телепортацией. Но материальные объекты не могут перемещаться со скоростью выше световой без нарушения фундаментальных законов Вселенной. Например, нарушаются причинно-следственные связи. Возникает парадокс, который разрешается в любую сторону. Если говорить упрощенно, то звездолет, использующий телепортацию, находится как бы везде одновременно. А значит, теоретически может вернуться назад даже раньше, чем отправился в путь. Потомки должны предусмотреть подобную возможность и как-то подстраховаться, но, наверное, и у них случаются сбои, поломки… Впрочем, вариант целенаправленной засылки Ася тоже не исключается. Из этого и будем исходить. — Заинтриговали, — сказала Людмила Сергеевна. — Не пора ли и мне ознакомиться с отчетами ваших экспертов? — Всему свое время, — сказал Архангельский непреклонно. — Вы же помните о проблеме корреляции результата?. В оранжерее Людмила Сергеевна отказалась от игры с кубиками и вооружилась пачкой бумаги и цветными фломастерами. Начинать следовало с основ. — Смотри, Ась, — говорила она, разложив чистые листы на складном столике. — Сейчас я нарисую во-он тот кактус, — и старательно изображала кактус. — А вот пальма, — рядом появлялся рисунок пальмы. — А это я, — между пальмой и кактусом появлялась стилизованная человеческая фигурка. — А ты сможешь так? Попробуй нарисовать кактус и назвать его. Мальчик из будущего смешно морщил лоб, но, кажется, понимал, что от него требуется. Он брал фломастер, неуверенно выводил овал, потом замирал. В сущности, ему оставалось только пририсовать колючки — маленькие черточки на овале, но это, по всему, было за пределами его способности к изображению натуры. А ведь рядом находился образец, созданный Людмилой Сергеевной. Не дождавшись продолжения, она перехватывала инициативу и дорисовывала колючки. Ась наблюдал за процессом и восхищенно шептал: — Кактус да, мама хорошо, игра хорошо. Кактус да. Мама, спасибо! — Ась, — говорила Людмила Сергеевна осуждающе, — ты мог сам нарисовать кактус. Но не захотел этого делать. Почему? Ты ленишься? Ты хочешь, чтобы я рисовала за тебя кактус? Нет, ты должен сам нарисовать. Ты рисуешь! Теперь нарисуй пальму… И все повторялось. За этими упражнениями Людмила Сергеевна впервые услышала странное словечко «чушики». После очередного фиаско Ась забрался на скамейку с ногами, весь сжался и выглядел таким несчастным, что его хотелось обнять и приласкать. Людмила Сергеевна, впрочем, сдержалась — не тот момент. — Чушики нет, — пожаловался Ась, подтвердив свое расстройство по поводу отсутствия неведомых «чушиков» соответствующей гримасой. — Чушики хорошо. Чушики надо. Игра лучше. Рисовать лучше. Людмила Сергеевна озадачилась. С одной стороны, ее порадовало, что мальчик из будущего наконец-то стал употреблять глагольные формы, с другой — он подкинул ей новую загадку, которая мешала двигаться дальше. — Что такое чушики, Ась? — спросила она прямо. — Расскажи мне. Ась повертел головой. — Чушики, — повторил он. — Чушики надо. И сделал несколько непонятных пасов руками. — Ты можешь назвать чушики по-другому? Помнишь, что я говорила? Кактус — это кактус. Пальма — это пальма. Кактус и пальма — это растения. А что такое чушики? Растения? — Нет. Чушики. — Ладно. А ты можешь нарисовать чушики? — она придвинула к нему чистый листок бумаги и фломастер. Ась вдруг заливисто рассмеялся. И сказал с интонацией, которая показалась Людмиле Сергеевне чуть ли не назидательной: — Чушики рисовать нельзя. Чушики рисовать лучше. Вернувшись вечером к себе в комнату, Людмила Сергеевна еще раз просмотрела изрядно замусоленный отчет психолога. «Чушики» наличествовали в ряду других слов, которые психолог считал сконструированными. Но психолог ошибся — Ась явно понимал значение этого слова и использовал его применительно к ситуации, которая сама по себе вызывала у него конкретную ассоциацию. «Чушики? Рисовать нельзя. Рисовать лучше». Что бы это значило? Может быть, это предмет, которым в будущем принято рисовать? Лежа в кровати, Людмила Сергеевна попыталась отпустить свое воображение, на разные лады повторяя это странное словечко. Чушики. Чушь. Ерунда. Ерундовая вещь. Ненужная вещь. Пустая вещь. Пустота… Нет, ничего не получается! Сплошная трипаста прет! На следующий день она заказала и принесла в оранжерею целый набор предметов для рисования, а также пластилин, аппликации и набор открыток с изображениями разных растений. Предметом для художественного осмысления и отображения вновь стал кактус. Сначала Людмила Сергеевна еще раз попросила Ася нарисовать кактус на бумаге, а когда тот заныл про «чушики», предложила ему свой инструментарий. Ась с интересом изучил кисточки и краски, помял в руках пластилин, разбросал веером фрагменты аппликаций, на открытках остановился. — Кактус, — сказал он с детским восторгом, тыча в соответствующую картинку. — Кактус да. Хорошо. Рисовать хорошо. — Это чушики? — спросила Людмила Сергеевна, сдерживая волнение. Ась задумался, повертел открытку и так, и сяк. Было видно, что он очень хочет помочь «маме». В конце концов он отбросил открытку и с обидой сказал: — Чушики нет. Чушики рисовать лучше. Людмила Сергеевна была готова признать свое поражение. И тут мальчик из будущего выдал совсем уж несусветное: — Чушики надо. Помадки надо. Вертячки надо. Вертячки, помадки, чушики, раж. Ась хорошо. Мама, Ась да? Людмила Сергеевна растерялась. Вопрос: «Мама, Ась да?» можно было перевести как просьбу что-то дать. Но откуда ей знать, что именно просит мальчик из будущего? Ась смотрел на нее с мольбой, и пришлось ответить так: — Конечно же, Ась, я выполню твою просьбу. Ты получишь и вертячки, и помадки, и чушики. Получишь в будущем. Людмила Сергеевна и сама заметила, насколько двусмысленно прозвучало ее последнее обещание. |
||
|