Не ждите ответа

Год Чехова

Не ждите ответа

ЖИЗНЬ В ВОПРОСАХ И ВОСКЛИЦАНИЯХ

Режиссёры в большинстве своём не любят объяснять зрителю, почему они ставят того или иного драматурга. Но в отношении Антона Павловича было сделано исключение. В один из осенних вечеров чеховского года Леонид Хейфец, Дмитрий Крымов, Михаил Левитин и Иосиф Райхельгауз, откликнувшись на приглашение Алексея Бородина, собрались в Чёрной комнате РАМТа для разговора по душам. О Чехове. О времени. И о себе.

Укаждого из участников встречи под официальным названием «Интерпретаторы Чехова» свой опыт обращения к этому автору. Леонид Хейфец ставит его практически всю жизнь, а Михаил Левитин сделал это пока лишь дважды. На счету Алексея Бородина и Дмитрия Крымова тоже по две постановки, и оба так или иначе прикоснулись к «Вишнёвому саду». В юбилейном же году отважились на микс: Бородин приготовил «Чехов-GALA» из водевилей, Крымов – «Тарарабумбию» – из сюжетов «больших» пьес. А Иосиф Райхельгауз известен своим «хулиганским» отношением к классику: в его театре помимо собственно чеховской «Чайки» идут детективная «Чайка» в версии Бориса Акунина, «настоящая оперетка» с тем же названием и опера-балет для драматических артистов «А чой-то ты во фраке?».

Начиналась беседа самым что ни на есть классическим вопросом: что должно случиться в жизни режиссёра, чтобы он захотел поставить Чехова?

Дмитрий Крымов честно признался, что «Тарарабумбию» решил ставить из-за юбилея: если есть возможность заняться Чеховым, то грех её упускать. А вот «Торги» были буквально спровоцированы извне: для режиссёра и его студентов здание театра Анатолия Васильева на Поварской было родным домом, и вот этот дом в одночасье решили отнять. Чистый «Вишнёвый сад»!

Признание Алексея Бородина тоже было абсолютно искренним. Бывают у режиссёров моменты, когда надо что-то ставить, а что ставить – не знаешь. В один из таких моментов пришла мысль: «Я ни разу не ставил Чехова. Да что ж такое, я ж помру скоро – а ни разу не ставил!» Так появился «Вишнёвый сад». А «Чехов-GALA» дорос до своего окончательного размера из задумки поставить что-то маленькое, на два-три человека, чтобы не отвлекать артистов от репетиций других спектаклей (количество премьер в минувшем сезоне в РАМТе превысило все мыслимые размеры).

Леонидом Хейфецем, когда он взялся за «Дядю Ваню» в Театре Советской армии, двигало желание ободрить и поддержать зрителя. Человек нередко попадает в ситуацию, когда жизнь его становится невыносимой. Как и у чеховских героев. И кардинально изменить эту ситуацию у него нет либо возможности, либо сил. Вот тут и возникает единственный аргумент в пользу того, что опускать руки ни в коем случае нельзя – знаменитое, легендарное, пресловутое «надо жить»... Шёл 1969 год, и всем уже было ясно, что «оттепель» сошла на нет, так и не оправдав надежд, которые на неё возлагались.

А Иосиф Райхельгауз, не устающий декларировать свою нелюбовь к классикам, исключает Антона Павловича из этой компании на том основании, что у него чеховские произведения вызывают ощущение только что написанных, независимо от того, какой год на календаре. А значит, действительно в них можно найти ответы на вопросы, которые время от времени начинают терзать каждого нормального человека. И главное, он даёт возможность режиссёру сочинять собственную драматургию внутри его текста, благодаря чему и существует такое неимоверное количество взаимоисключающих трактовок пьес, которые принято считать каноническими.

Возможно, дискуссия и дальше текла бы по своему мирному руслу, если бы не Михаил Левитин, заявивший, что Чехов никаких ответов ни на какие вопросы не давал. Он их только ставил. В этом-то как раз его и упрекали современники, причём как друзья, так и недруги. Он задавался ими, не будучи даже уверенным, что они, эти вопросы, так уж сильно интересуют общество. И тот простор для собственной драматургии, каковой якобы получает режиссёр, с точки зрения Левитина, есть не что иное, как использование Чехова для демонстрации представлений о жизни самого режиссёра, и использовать его для «самореализации» как минимум некорректно: «Ставить его надо как непостижимого, а не как подушку или одеяло для своего творчества!»

О принципиальной непостижимости Чехова для нас, сегодняшних, очень точно сказал Крымов, сравнив его пьесы с осколками хрупких стеклянных сосудов, созданных в ином веке иными руками. И любая постановка – это всего лишь попытка в осколке разглядеть отражения солнца, неба, самих себя и того, что с нами происходит. И вот тут среди гостей произошёл ещё один «раскол». Хейфец, не скрывая своей консервативности, заявил, что единственное, чего он не может принять, – это когда в постановке чеховского материала звучат слова, написанные кем-то другим. Для Леонида Ефимовича это «образец бессилия и профессионального краха!». Оппонентом, как легко догадаться, выступил Райхельгауз. Не оспаривая канонического подхода, он со свойственным ему пылом отстаивал право режиссёра на игру с чеховскими сюжетами, персонажами, даже с философскими принципами. И Чехова от этого, по его мнению, «не убудет». Только надо быть честным и перед собой, и перед зрителем: вот здесь – я режиссёр чеховского спектакля, а здесь – автор/соавтор постановки, вдохновлённой его гением.

Ершистая продвинутая молодёжь, битком набившаяся в Чёрную комнату, просто не могла не задать вопрос, буквально витавший в воздухе: можно ли сделать из произведений Чехова коммерческий проект, нужно ли это делать и как вообще его популяризировать? Конечно, коммерческий проект можно сделать из чего угодно. Но вот будет ли он успешен? Бородин привёл в качестве примера «Вишнёвый сад» в постановке Адольфа Шапиро, идущий в МХТ в зале на 1200 мест. Как сделать так, чтобы 1200 человек пришли и купили билеты? Для этого в спектакль пригласили Ренату Литвинову. Но этого недостаточно для того, чтобы на каждом спектакле был аншлаг. А если бы играла не Литвинова? Найдутся ли в Москве 1200 человек, которые придут не на звёздный состав, а на просто хорошую режиссуру и хороших артистов? На премьеру – да, придут. А на 20-й спектакль? А на 100-й?

Надо ли вообще специально заманивать зрителя в театр? Если видеть в нём учреждение, обязанное себя окупать и приносить прибыль, то надо. А если относиться к нему так, как относились к нему у нас испокон веков, – как к храму?.. Государство всеми доступными ему средствами пытается надеть на театр хомут «прибыльности». А он упирается из последних сил. В маленькой комнате большого театра собираются люди и спорят о том, как можно и как нельзя ставить Чехова. И похоже, они действительно верят в то, что мы когда-нибудь всё-таки увидим небо в алмазах…

В.П.

Прокомментироватьgt;gt;gt;

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: