"Десантура" - читать интересную книгу автора (Ивакин Алексей Геннадьевич)6— Итак, давайте, герр Тарасов перейдем к действиям вашей бригады… — Не моей… — А чьей же? — удивился обер-лейтенант. Тарасов глубоко вздохнул: — Цель бригаде была поставлена простая. Взять Демянск. По расчетам командования Северо-Западным фронтом, в котле должно находиться пятьдесят тысяч солдат и офицеров второго армейского корпуса. Из них сорок пять тысяч на передовой, пять тысяч в тылу. Фон Вальдерзее так удивился, что перестал писать: — Сколько, сколько? — Пятьдесят тысяч. Обер-лейтенант покачал головой: — Военную тайну я не раскрою, если скажу, что ваше командование ошиблось почти в два раза… Тарасов криво улыбнулся: — Я уже понял. Примерно девяносто тысяч. Так? — Вы хороший офицер, господин подполковник… — удивленно покачал головой фон Вальдерзее. — Наша бригада, а также двести первая должны были рассечь котёл на четыре части, взять Демянск и парализовать второй армейский корпус путем уничтожения штаба группировки. Обер-лейтенант ещё больше удивился: — Ваше командование… — Генерал-лейтенант Курочкин… — Он… Представлял себе трудность подобной задачи? Тарасов засмеялся… Февральское небо било гроздьями звезд по земле. Тарасов стоял на крыльце избы, где располагался штаб фронта, и смотрел в эти звезды. Медведица, Кассиопея, Орион… Он не был романтиком. Он был военным. Надя всегда ворчала на него, что он не видит красоты, а только воображает позиции предполагаемого противника… — …Коль, смотри как красиво! Какая излучина… — Вижу… Вот там и там поставить два пулемёта и под фланкирующий огонь… — Коля! Ну так же нельзя… — Подполковник! Тарасов! Зайдите ко мне… Круглолицый и вечно улыбчивый Ватутин махнул Тарасову рукой, приглашая его обратно в дом. — Николай Ефимович! — начал начштаба фронта, когда они зашли в маленькую спальню. Видимо здесь, обычно, и квартировал генерал-майор. Над узкой кроватью висела огромная, исчерканная разноцветными карандашами карта. На маленькой тумбочке и на полу валялись книги. — Итак, Николай Ефимович, чаю? Тарасов кивнул. Ватутин приоткрыл дверь и крикнул: — Два чая мне. С лимоном. И это… Печенья овсяного! — Николай Ефимович, задача перед вами стоит архисложная. Вы сами это прекрасно понимаете, осторожно начал Ватутин. — Товарищ генерал-майор, я понимаю, — Тарасов никогда не был деликатным. — Вы что-то хотели от меня? Ватутин почесал нос: — Тезка, а давайте без иконопочитания? Вы комбриг, а я начштабфронта. Если бы не известные нам обстоятельства, то мы могли бы поменяться местами. Так? — Вы про колчаковский фронт? Или про арест? Так я был, между прочим, реабилитирован товарищем Берией и войной! — оскалился Тарасов. Не в его характере было играть в игры… — Если не доверяете мне, тогда меняйте на любого другого, но… Ватутин зло сплюнул на пол: — Тьфу! Да я совершенно не об этом хотел поговорить! — А о чем, Николай Федорович? — Тарасов держался ровно и отстраненно, хотя при его взрывном характере это было неимоверно сложно. — О бригаде! Спасибо! — Дверь приоткрылась и адъютант, в звании старлея, протянул поднос двумя стаканами чая и двумя блюдцами. На одном желтел посахаренный лимон, на другом лежало овсяное печенье. Тарасов взял за ручку подстаканника свой чай и осторожно подул на кипяток. Потом взял печеньку с блюдца. Надя такие любила, да… — Николай Ефимович! — Ватутин бросил дольку лимона в стакан и зазвенел ложкой. — Ваша бригада идёт первой. идёт тихо, осторожно, обеспечивает лагерь в котле у немцев. За вами идёт гринёвская — двести четвертая. Параллельно вторая маневренная под Лычково свою задачу выполняет… — Я уже знаю, Николай Федорович, — отхлебнул Тарасов чай. Крепкий, кстати. И тоже положил в стакан лимон. — Я волнуюсь за связь, товарищ подполковник. Не будет связи, не будет операции. Сумеете обеспечить? — А что мне остается делать, товарищ генерал-майор? Конечно, обеспечу! Ватутин потер красные глаза: — Ошибка в одну цифру и продукты с боеприпасами будут сброшены немцам. Понимаете? — За кого вы меня держите-то? — начал вскипать Тарасов. — За командира бригады, которая может решить исход всей зимней кампании. А значит всей войны. Это наш первый — слышите? ПЕРВЫЙ! котёл! Пятьдесят тысяч немцев там. Пятьдесят! Строем этих сволочей проведем по Москве. А самое главное — дыра тут будет. Смотри! — Ватутин вскочил и рубанул рукой по карте, отсекая весь левый фланг фрицев. — И из этой дыры мы ударим до Прибалтики. До Балтики! И вся группа армий «Север» в Сибирь поедет! Куда они так стремились! Сссуки! Ленинград освободим! Глаза Ватутина горели яростным огнём — Ты, Ефимыч, только своё дело сделай! А мы уж тебя поддержим. Мы сдюжим. А ты сделаешь? Тарасов дохлебнул чай: — Сможем, товарищ генерал-майор! — Коньячку? — Нет. Спасибо. Я не пью… — Правильно! Не пей! Связь, главное связь! Подполковник Тарасов вышёл на крыльцо и снова посмотрел в морозное небо. Звезды, звезды… Кому вы светите сегодня, звезды? Кому на погоны упадете завтра? Кому на могилы? Тарасов открутил крышку фляги. Понюхал. Поморщился. Хлебнул водки. Опять поморщился. — В бригаду! — Есть, товарищ подполковник! Старший сержант Сенников — комвзвода ездовых — нещадно стегнул лошадку по спине. Лошадка мотнула мохнатой головой и потрюхала санями в расположение первой маневренной воздушно… Лошадка знала, что ее там покормят… — Как жрать-то охота… — грустно сказал рядовой Ефимов, безуспешно обыскав в очередной раз свой рюкзак. — Заткнись, а? — старшина Шамриков плюнул в снег. — Без тебя тошно. Странно, но вот такое бывает на фронте. Старшине было сорок два года. На фоне восемнадцатилетних мальчишек он казался стариком. А вот добился же, чтобы его зачислили в десантную бригаду. Он пришёл в Монино, где проходили десантники последние свои обучения, своим ходом, прямо из госпиталя. Наплевав на патрули, на предписание, на все на свете — грея на груди письмо, переданное ему в госпиталь из рук в руки, а потому безцензурное: «Здравствуй, папа! Наконец-то нас отправляют на фронт. Вскорости будем прыгать на головы немцам. Сейчас заканчиваем тренировки. Маме не пиши ничего. Я сам напишу. Мы сейчас в Монино. Прыгаем с парашютами. Извини за почерк. Спешу. Ты-то как? Как рука? Все, бегу, зовут. Твой сын Артём» Когда старшина прочитал записку, то понял, что должен повидать сына. Полгода на фронте — от Гомеля до Москвы — смерть, кровь и грязь. И Артёмка, глупыш, прыгает туда… В эту смерть, кровь и грязь… Всеми правдами, под угрозой обвинения в дезертирстве, старшина Шамриков добрался до расположения десантников. И уговорил подполковника Тарасова взять его в бригаду. Как он орал на старшину…. Перестал после одной фразы Шамрикова: — Товарищ подполковник… Негоже, когда поперек батьки в пекло… — Старшина, ты сам посуди… Нелегко ведь будет… — Тарасов чесал в затылке, думая как избавиться от этого крепкого, сильного, но… Но уже не молодого старшины. Старшина Шамриков помялся, а потом сказал: — Вона, говорят, девки с вами идут. Нешто, девки меня лучше? — Девки моложе… — И глупее. — Мне, старшина, не ум нужен. А сила и выносливость. Шамриков шмыгнул носом: — Ну так спытай… На всеобщее удивление Шамриков уложился во все нормативы. А по некоторым — укладка парашюта, сборка-разборка «СВТ» — даже опередил некоторых мальчишек. На вопрос, где он так сноровисто парашютом научился владеть, шмыгнул и ответил: — А я с сыном гулять любил у парашютной вышки. А последним аргументом для командования бригады стали слова старшины: — Вот, кабы, товарищ подполковник, твой сын был бы, так ты думаю вприпрыжку бы побежал за ним… И Тарасов согласился. Хотя и скрепя сердце… И вот сейчас старшина Шамриков лежал в снежном окопе — где-то внутри Демянского котла — и выслушивал стоны рядового Ефимова — единственного своего подчиненного из ездового взвода. Смех один. Ездовых на весь батальон — два человека. И без лошадей. Принеси-подай. А вот что ты — штатное расписание! Зато Артёмка рядом… — Дядь Вов… Ну, ведь есть что пожрать у тебя, а? — Нету. Вчера вечером с тобой последний сухарь дожрали. — Куркуль, ты, дядь Вов… — Ефимов перевернулся на другой бок и подогнул ноги к животу. Так, почему-то, хотелось есть меньше. — Снег жри, поди полегчает… — флегматично ответил старшина Шамриков. — Говорят, скоро продукты сбросят. Вот тогда и пожрешь, как следует. — Злой, ты, дядя Вова… — вздохнул Ефимов, снова переворачиваясь на другой бок. — Ага. Злой. И что? — Да ничего… Так… Стой, кто идёт! — рядовой подскочил, как смог, выставив перед собой трёхлинейку. — Не ори, а? Иди-ка погуляй… — Сержант Шамриков прохрустел снегом мимо рядового, откинув рукой штык винтовки Ефимова. Тот оглянулся на старшину: — Гуляй, Вася, гуляй… — Я Сережа! — воскликнул Ефимов. — Насрать. Гуляй, боец! — старшина Шамриков почесал нос. Когда Ефимов скрылся в зарослях, он спросил сына: — Ну как ты? — Бать, дай закурить? — Ты же вроде бросил перед операцией, м? — Снова начал. Дай закурить, не нуди, а? — младший Шамриков протянул дрожащую руку к отцу. — Артёмка… Последняя… Сам смотри… Старшина достал из вещмешка бумажный кулек: — Ладошки подставь… Артём сноровисто подставил ковшичком ладони. Старший Шамриков не спеша, аккуратненько, развернул сверток. Затем — так же аккуратно — оторвал кусочек газеты, сложил его пополам, насыпал в него табачные крошки и, лизнув края, свернул цигарочку. Потом не спеша понюхал ее, глубоко вдыхая… — Бать… Не томи, а? — Помолчи. Огонь давай, да? Сержант Шамриков торопливо щелкнул немецкой зажигалкой, подаренной ему старшиной Шамриковым перед выходом бригады в котёл. Дядя Вова глубоко затянулся… Раз… Другой… Потом протянул самокрутку сыну. — Бля… Хорошо-то как… — дымом промолвил… Именно промолвил, не сказал, не крикнул, а промолвил, почти шёпотом тот. — Аж голова кругом… — Жрать небось хочешь? Артём, ошалело глядя в синее мартовское небо, только кивнул… — На… — протянул старший Шамриков сыну сухарь. — Последний, Артёмка. Тот, опьянённый долгожданным никотином, лениво стал его грызть: — Вот оно счастье-то… Бать… — по рукам Артёма пробежали иголочки, голова зашумела, пальцы онемели. — Чаво? — Почему мне так мало надо? Пара затяжек и сухарь… И я счастлив… — Блевать не вздумай, счастливый. И чинарик отдай. — На… Старший Шамриков осторожно вытащил окурок из рук сына и сделал ещё пару пыхов: — Думать чего-то надо, Артёмка. Иначе сдохнем тут и мамка не дождется…. Старшина не успел ответить. По лесу захлопали выстрелы немецких карабинов… |
||
|