"Охота на невесту" - читать интересную книгу автора (Михеев Михаил Александрович)

Глава 4

…Интересно, у неё рот закрывается, или постоянный трёп – это её физиологическая норма? А болтает-то – заслушаещься! Речь образная, выразительная, льётся непрерывным потоком… вот уже часа четыре, не меньше. А вот интересно, во сне она молчит, или тоже болтает? Вот же дар у девки – мне бы такой, Шахерезада из Ценевых сказок точно бы повесилась от зависти. Она ж любого мужика заболтает до смерти, вышли тут из леса парочка лесорубов, мать их за ногу. Ну что, говорят, девицы-красавицы, что же вы одни в нашей глухомани? А вдруг обидит кто? А не проголодались ли, может к нашему костерку пойдём – накормим, обогреем, приласкаем?… А сами уже ручёнки потные тянут – за волосы и до кустиков. Места то и вправду дикие, глухие… По тому тракту, где мы с Элией топали, только вот такие с топорами и шляются. И что бы вы думали? Только я начала морально себя готовить к выплеску, гнев копить, обиду и раздражение, как подруженька моя по несчастью заговорила (видать от страха оправилась). ЧТО она говорила – резать будут, не вспомню, а вот интонации успокаивающие, навевающие скуку, вялость, сон… Я с места сдвинулась, только когда Элька меня в спину буксировать начала со страшным шёпотом, типа, чего стала как неживая, бежим, пока их приморило. Гляжу – а насильнички-то наши сидят, обнявшись, на травке придорожной, по которой нас двоих катать собирались, глазки трут, а глаза – омуты бессмысленные. Страшно. А Элия тянет, шепчет – очухаются через часок, как бы догонять не собрались, бывало и такое…

А ведь когда встретились – чуть не взвыла, за что мне такая обуза на мою голову, а ведь не бросишь. Сама тогда только оклемалась – ни мёда, ни сахара, заползла, как гадюка, под корни, скрючилась, сколько лежала – Единый только знает. И вдруг стало отпускать. Чувствую – будто корни вокруг – как руки ласковые, обняла одну такую руку, прижалась щекой – вроде даже тёпло человеческое почувствовала, как в детстве, когда Марисса перед сном меня обнимала. К утру – как огурец! И не зелёный и пупырчатый. Такая я с вечера была. А бодрячком, и жить захотелось! Схватила котомку, которую с собой втихаря от матери в сундук дорожный сунула и которую в беспамятстве отползая за собой тянула, обняла толстый ствол на прощание – спасибо, дерево, как звать тебя не знаю. И вприпрыжку поскакала от дороги подальше – до заброшенного тракта, что в соседнее графство вёл, а после набегов да погромов весь почти зарос.

Только на тракт выскочила – сидит горемыка, прямо на земле, сопли-слёзы по лицу размазывает, а одета… Декольте – до пояса, юбка на кольцах, башмачки атласные, с лентами, прям пастушка с ярморочных лубков. Волосы каштановые, локонами завиваются, в талии переломить можно, но все выпуклости по рангу положенные присутствуют, приташил как-то Кирин картинки срамные и в сарае при лучинке парням показывал, я-то у них за девку не считалась, какая из меня девка, если в штанах да рубахе, да тоща, да язва, каких свет не видел. Свой парень, друган, мне можно. Так вот на тех картинках такие вот крали с декольте во всяких позах с приличными господами такое вытворяли, что даже на моей бледной физии румянец пробился – так до ночи и держался.

Сама-то я постеснялась бы спросить, не из ТЕХ ли она. Спрашивать не пришлось – как только до ручья отвела, умыла, пелеринку дала на плечи накинуть, так и полилась сказка о бедной служанке – ручей отдыхает…

Была Элия из дворни соседнего графа, потомственная, так сказать служанка. Жила не тужила, хозяйство вести с малолетства была обучена, работы не чуралась, пока первая кровь не капнула. С тех самых пор мужиков к ней стало тянуть со страшной силой, и быть ей уж не девицей, если б не её дар до потери пульса собеседника забалтывать. Начинает очередной кобель липнуть – включается сплошной поток красноречия, пока у невольного собеседника глаза плёночками подёргиваться не начнут. Доктор местный со смехом сравнивал разрушительную силу её УГОВОРОВ с лёгкой контузией.

А вот просто поболтать она не то что любила – остановиться не могла, и если от собеседника опасности не было, разговор шёл весёлый, лёгкий, радостный. Умела она даже о своих злоключениях так рассказать – Джу пару раз по траве от хохота каталась, слёзы вытирала. А злоключения от смешных были очень и очень далеки…

Приехал в их поместье дальний родственник графов, титул носил баронский, рожу мерзкую, всё глазками масляными её мазал да ртом слюнявым причмокивал. А как уезжать собрался – взял да и купил её у графа. Граф то старым был, немощным, только удивился – на что тебе эта болтушка. Ответ его устроил – толковой, говорит, прислуги днём с огнём не найти. У тебя-то все вышколены, а мои распустились, сволочи ленивые. Лично в моих покоях прислуживать будет. Граф и продал, не задорого… В дорогу одел баронишка новую покупку в то самое, что сейчас на ней и было – в приличный дом, голубушка, едешь, одеваться нужно соответственно, не позорить хозяина перед людьми, не быть деревенщиной.

А не успело поместье за лесом скрыться – накинулся как коршун, начал руки ремнями вязать, сундучок открыл – а там!… Плети, ножи, щипцы всякие, боже, страху натерпелась, поняла к кому попала – десять лет уже по всему графству то там, то тут находили изуродованные трупы молоденьких дев, узнать невозможно, взглянуть страшно, лучше сразу умереть, чем перед смертью такое вытерпеть. Хотел он ей кляп в рот сунуть – а она возьми да заговори. Постаралась на славу – само чудовище Элие и руки развязало, и себя связать дало, и петельку на шею приладить, а другой конец к лошадям привязать. Вывела его Элечка на дороженьку с лошадушками, как дитя сонного, да и шлёпнула по крупам с оттяжкой. Одним трупом изуродованным при дороге больше найдут. Даст Единый – последний…

Себя не помня брела долго, куда – не знает, а как силы кончились – села на дорогу и заплакала.

Элия оказалось умелой, задорной, ягод насобирала, огонь развела, обмылись, обсушились, перекусили чем лес послал, и пошли дальше, не сворачивая. Дело к ночи, трактир найти бы, поесть да поспать как люди.

А по дороге и Джурайя неожиданно для себя разговорилась – и про дар-проклятие своё, и про сватовство горемычное.

– И чем тебе де'Карри не угодил? – изумилась Элия, – были у нас проездом его люди из дворни, граф их у себя разместил да расспрашивал, а потом они пошли девок наших на сеновале валять, кто не против. Так даже среди гвардейцев насильников не было, всё полюбовно решали. А уж как о графе рассказывали – как об отце родном. Суров говорят, несдержан, это не отнять. Зато справедлив, как сто Поднебесных мандаринов.

Джу долго хмурилась, закусив губу, и наконец решилась.

– Да не в графе дело, а в даре моем. Цень говорит, если девственности лишусь, выплеск меня убьёт. Или дар выжжет. И буду я либо телом бездыханным, либо пустышкой никчёмной. Согласись, одно другого не лучше. А я в город иду – в соседнее графство. К любому магу – к самому захудалому – только бы в ученицы. Ученика дипломированного мага тронуть никто не посмеет. А мне с этим проклятием только в маги и можно, да и противно мне – долг-то супружеский исполнять. Сожгу похотливого старичка в первую брачную ночь, а потом меня на костре сожгут. И не спросят, кто виноват.

Солнце уже садилось – было слышно, как стрекочут цикады в траве…

– Эль, ты что, ЗАМОЛЧАЛА?!

– Ой, Джу… Не знаю что и сказать. Первый раз в жизни. Я тебя ни за что не брошу. Ты мне как сестра теперь, если с тобой что случится – не прощу себе!

…Ни чего себе!!! Это она, Элия, оказывается меня опекает! А я то дура думала – я её, бывает же такое. Не буду подруженцию разочаровывать. Я ведь тоже для себя решила – пока в хороший дом её не пристрою, вместе будем пробиваться. Благо сваты в руки кошель сунули – на дорожные расходы, благо я его СРАЗУ к котомочку пихнула. Думаю хоть на трактир то хватит, а о том что будет завтра – подумаем завтра…

Впервые в жизни у Джу была подруга. Странные, незнакомые ей раньше струны души затрагивала эта девушка с голосом русалки. Раньше, в прошлой жизни, ей не довелось испытать родства душ. Мать – на себе одной зациклена, отец всё больше прятался – или внутри себя, или в земляночке с настоечкой. Со сверстницами не сложилось – скучна и однообразна была их жизнь, наполненная скучными и однообразными маленькими радостями и игрушечными несчастьями, да и побаивались её и сторонились. А вот мальчики… Пока детьми были – лучшие друзья, братья названные, вместе без портков купаться, вместе огород чужой разорять, вместе в амбаре страшные сказки Ценя слушать, которые Джу навострилась рассказывать страшным голосом, а со своей бледной рожицей да с костлявыми руками, страшные тени при лучине отбрасывающими, даже самые стойкие бывалее не могли сдержать вскрика, когда рассказчица неожиданно выкрикивала, протягивая в их сторону скрюченные пальцы "Отдай своё сердце!". А как повзрослели, интересы общие на задний план отошли, занялись парни взрослыми делами – дело семейное вести, работу выполнять. Кто в город подался – подмастерьями, школярами, или в войско нанялись. А Цень – Цень учитель. Мастер. К нему у Джурайи было особое отношение. По-женски она его опекала в ведении хозяйства, и в то же время раскрыв рот внимала всему, что он говорил. Джу училась у него не только когда он УЧИЛ, а постоянно, наблюдая за ним, подмечая мелочи, не заметные равнодушному взгляду. Может быть поэтому она так остро ощущала сейчас вынужденную разлуку. Учитель подсказал бы, куда ей идти, что делать, кого просить, а кого сторониться. Может быть поэтому она так прикипела душой к своей неожиданной попутчице, словно пытаясь заполнить образовавшуюся где-то под сердцем пустоту.

… Как из под земли выскочил! Трактир, их трубы дымок, МЯСОМ пахнет!!! Стоп, а вдруг ищут? Элька хоть и говорит – искать не будут, не велика потеря, а всё же боязно. Потеря то может и не велика, зато гордость графская, да ни дай Единый, паладдинова, затронута по самое ого-го. Ищет, скорее всего. Только уже не жениться, а на кол посадить, или в Горелых выселках голову на воротах повесить, чтоб другим не повадно было. Мужики – они и так неуравновешенные какие-то, а таком-то возрасте преклонном – и до маразма не далече. А в трактир надо, желудок к позвоночнику прилип, в животе баталии – Элька думает, что я ей отвечаю, а это он урчит… И чего во мне тот маг сопливый нашёл такого необыкновенного, на бабу-то не похожа. Стоп. Не похожа. На бабу не похожа! Это ведь и вправду выход, да и учитель Цень говорил: "Не можешь изменить себе – измени себя"!…

– Элька, я на парня похожа?

Наверное, это было неожиданно – стоит с открытым ртом, на полуслове поперхнулась, проморгалась, сглотнула:

– Ну-у-у… Э-э-э… Ну не-е-т. У тебя прическа вон девичья, лицо гладкое, кость тонкая. Не. На парня не похожа. А вот за мальчишку – сойдёшь. Только волосы стричь придётся – а нечем.

– А ножом сможешь?

– А есть?

– А то? – и как чародей рраз! и достала из голенища мягких охотничьих сапожек хорошо заточенный обоюдоострый нож-бабочку. Ценев подарок. Чтоб по темноте не боялась домой возвращаться. Вообще то когда я по темноте домой возвращалась, даже собаки гавкнуть боялись – а ну как испугаюсь и спалю к едрене фене? Но у Ценя свой взгляд на мир, и я спорить не стала, подарок приняла с благодарностью, а потом до седьмого пота тренировалась из сапога незаметно доставать одновременно лезвие выкидывая. Пригодился подарочек, выручил. А вот как выручил, того знать Ценю не следует. Осквернила я священное оружие гильдии Воров, ничего не скажешь.

Элька кромсала мне волосы ножом, пытаясь придать моим патлам какое-то благородство и аристократизм. На крестьянина я точно не потяну, а вот на отпрыска обедневшего дворянского семейства – вполне. Среди них таких сухостоев, как я, навалом. Стоит такой фитилёк с мамашей и папащей на ярмарке возле оружейных рядов, в какую руку меч взять не знает. Да если б знал – всё равно не взял бы, Потому как неясно, кто кого толще – меч или дворянчик.

– Ну всё… вроде… Джу, а ты на эльфа похожа! На хорошенького. Картошку не забудь!- и прыснула в ладони.

– Картошку?! Зачем?

– А чтоб оттопыривалась! – уже не сдерживаясь, в голос хохотала Элька. Я тоже покатилась, поняв, КУДА нужно клубень пристроить.

– Ага, в верхней части ничего не оттопыривается, значит, в нижней оно просто обязано! А ты пелеринку-то приспусти, зайдём в трактир – вот смеху-то будет! У тебя сверху, у меня снизу – нашли скажут друг друга! Комнату выделят с самой скрипучей кроватью – и всю ночь у замочной скважины дежурить будут – чтоб клубничку не пропустить!!!

… Когда мы входили в трактир солнце уже село, а у нас обеих болели челюсти и животы. В трактире было пусто – не считая компании в углу – не то разбойники, не то наемники, не то и то, и другое в одном флаконе. Мы тоже присели в уголочке, дабы не привлекать лишнего внимания. Зря. Среди леса, в трактире, да в компании подвыпивших мужиков – заявился хлюпик смазливый с кралей. Явно дворянчики, в городе плесенью покрылись, вот и решили чувства освежить, жизни, так сказать, понюхать. Если бы мы ворвались конные, спариваясь на ходу, вряд ли мы произвели бы больший фурор. Вон мордоворот сидит – глазищами сверкает. На Эльку – презрительно, а на меня – так прям с ненавистью. А что я ему сделала-то? Шепчутся. Во-о-от! Уже начинается. От "наемников" отделился самый молодой с наглой рожей – и направился к нам. Вот и всё – хороший был трактир. В нём очень вкусно готовили мясо…