"Булавинский бунт. (1707–08 гг.). Этюд из истории отношений Петра Великого к Донским казакам" - читать интересную книгу автора (Крюков Федор Дмитриевич)

V

Известие о взятии Булавиным Черкаска, чего так боялся Петр, произвело сильное впечатление на царя. В письме к Толстому от 28го мая он пишет, что обязательно сам явится на Дон, а пока двинул из Киева два полка — драгунский Кропотова и пеший, снабдив их подробной инструкцией. Он немедленно двинул полки на усиление Азова и Таганрогу, за целость которых теперь более всего боялся.

Майор Долгоруков тянул время самым бесполезным образом. Явившись в Воронеж только 12го мая, он засел в этом городе, поджидая войска:

«Как я приехал на Воронеж, не токмо б чтоб все были в готовности, хотяб меньше половины было — я бы без всякого мешканья того ж часу пошел; и коего часу я приехал, того часу послал указы к кн. Волконскому, Гагарину и другим, чтобы они немедленно шли в указные места, и они и по се число в указные места не бывали; Шидловский пишет, что ему без Московских ратных людей с одними Черкаскими полками идти ненадежно».[63] [64]

Между тем сюда прибыли пленные казаки, взятые в битве при Курлаке. Как назначенный усмирителем бунта, Долгоруков тотчас же выказал готовность распорядиться с ними и 15 мая отправил к царю отчет о своих предполагаемых действиях над бунтовщиками. Отчет гласил следующее:

«Которые воры взяты на бою 143 человека, в том числе старых казаков 23, а достальные все разных городов сходцы: и я, государь, по дороге к Пристанскому велел поставить 20 виселец и буду их вешать 17го числа, и несколько четвертовать и по кольям распинать».[65]

Но к искреннему сожалению распорядительного и решительна майора, ему не пришлось самому и в назначенный им день привести в исполнение своего намерения. Петр тем временем получил от казаков отписку, в которой они выражали желание служить великому государю всеми реками преусердно, если царские полководцы «перестанут учинять им всякое разорение». Поэтому царь поспешил отменить свое прежнее распоряжение Апраксину относительно взятых в плен «воров Булавинцев», чтобы не раздражить казаков, которые, в случае не исполнения предложенных ими условий, грозили уступить царю Дон со всеми запольными реками и уйти к Турецкому султану. 16 мая Долгорукий получил от Петра распоряжение и внушение поступать с казаками милостиво, «жестокостями не усиливать слухов о месте за брата». Долгоруков не без сожаления отвечал на это письмом от 25го мая:

«143 человека казаков хотел я вершить, и мая 16го числа получил от всего войска Донского отписку с покорением вин их, и тем винным казакам смертной казни не учинил для такого случая до вашего государева указа. И мне, государь, какая польза, что смерть брата своего мстить? Я желаю того: дай Бог, чтоб они тебе вину свою принесли без великой крови».[66]

А в следующем письме (от 28го мая) предписывал Долгорукому собирать скорее войско и стать с ним на удобном пункте:

«Господин майор!

Как к тебе сей указ придет, и ты больше над казаками и их жилищами ничего не делай, а войско сбирай по первому указу к себе, и стань с ним в удобном месте».[67]

Большего всего беспокоила царя мысль о возможности смуты в окрестностях Азова и Таганрога.

Того же 28го мая государь писал к Толстому следующее (письмо было отправлено с солдатом Спицыным):

«Господин губернатор!

«Письмо Ваше я получил, в котором пишете, что как случилось в Черкаском, на которое ответствую: что как возможно храни гарнизоны от прельщения, для чего и денег не жалей, но как возможно, с помощию Божиею, сего храни, а я к вам конечно буду, и в том имей надежду совершенно, а казакам ничего не чини, ежели от них ничего вновь не явится».[68]

Долгорукий между тем перешел из Воронежа в Острогожск и там засел так же, как и в Воронеже, вследствие неявки нужного количества войск. 2го июня он жаловался в письме царю на чрезвычайно медленный сбор ратников, назначенным в этот поход самим государем:

«Царедворцы, которым велено со мною, не токмо что отправлены ко мне, и имян их не прислано; а они, государь, люди молодые и богатые, тем было и служить, а они отбывают от службы, в одном городе у одного дела человек пять-шесть живет; а они, государь, зело нужны на этих воров: известно тебе самому, каковы Донские казаки, не легулярное войско, а царедворцы на них зело способны, на Шведов они плохи, а этот народ зело способны».[69]

Через неделю Долгорукий получил от Азовского губернатора письмо, в котором тот писал, что Булавин грозит повесить его, Толстого, и всех Азовских и Троицких офицеров и «иным многия похвальныя слова пишет с великими грозами». Нужно было спешить туда, дабы предупредить исполнение угрозы со стороны Булавина, тем более, что получались известия и помимо того о движении Булавина. Но Долгорукий был связан указом государя и продолжал сидеть в Острогожске, дожидаясь дальнейших царских распоряжений и, по-видимому, очень сожалея о том, что «в указе написано, чтоб мне больше над казаками и над их жилищами ничего не делать». Соответствующее распоряжение от царя пришло не скоро. Только 12 июня Петр узнал о состоянии дел на Дону и того же числа писал Долгорукому следующее:

«Господин Майор!

Три ваши письма, одно чрез Полибина, а другие чрез куриеров, присланных от вашего сына, до нас дошли, и по оным о всем состоянии вора Булавина известны; и хотя пред сим писано к вам с солдатом нашей роты Спицыным, чтоб без указу на оных воров вам не ходить, но токмо сбираться с полками в удобном месте, а ныне паки разсудили Мы, что лучше вам собрався идти к Северскому Донцу, понеже мы известилися, что оный вор послал на двое своих людей, одних с Некрасовым водою или в верховые городки, или на Волгу, а другую посылку с Драным против вас, с которым только с две тысячи; и ежели тот Драный не поворотился, то лучше над ним искать, с помощию Божиею, так и над прочими такими ж. Также приезжий казак из Черкаского сказывал, что за посылками вышеписанными при Булавине только с 1000 их осталось. Буде же весьма крепко оные сидят, и никуда не посылаются, то лучше бы дождаться отсель посланных полков. Прочее вручаем на ваше разсуждение, по тамошнему делу обороту смотря; ибо издали нам нельзя знать, как там будучи».[70]

Среди многообразных видов народного горя не было более жестокой тягости, как рекрутчина того времени. В старых песнях о ней еще и до сих пор звучит то жгучее страдание, которое пришлось пережить истомленному народу.

О тяжести солдатской жизни и говорить нечего.

Поэтому в царских войсках возможность брожения была вполне вероятна. Встревоженный царь в ряде писем приказывал зорко следить за настроением в войске, не жалеть денег на их содержание, всеми мерами отлучить их от сношений с казаками и спешить с усилением гарнизонов новыми войсками.

Это было самое больное место его положения: сочувствие народа, простого народа было скорее на стороне Булавина, и войско, солдаты, вышедшие из этого народа, могли, без долгих колебаний, примкнуть к разгоревшемуся казацкому движению:

«Господин Майор!

Хотя до сего времени солдаты в Азове крепки, только для лучшего их укрепления надобно с полками нам поспешать; опасно того, чтоб вор их чем не прельстил».[71]

В тот же день Петр получил от Долгорукого тревожное письмо о том, что часть Запорожцев двинулась на соединение с отрядом Драного, высланным Булавиным. Долгорукий не уведомил государя о своих планах относительно этого движения, и это еще более тревожило Петра. На следующий день, т. е. 14 июня царь писал г. майору следующее:

«Получили мы от вас ведомости, что запорожцы идут в случение к Булавину, а не пишет того, что ты против сего хочешь делать; и того накрепко смотрю, чтобы оным не давать случиться, но конечно, с помощью Божиею, на одну из них половину, то есть или на Донских, или на Запорожцев поди, понеже, когда случатся, тогда хуже будет».[72]

Опасение Петра за медленность действий князя Долгорукого вполне оправдались через пять дней, когда царь получил от майора уведомление и отчет в его действиях. Между тем Долгорукий медлил не двигаясь путем к Черкаску и остановил даже полки, высланные Петром из Киева для защиты Азова. Петр письмом от 19го июня приказал двинуть на Дон батальон Ингерманландского и Бильсова полков и написал князю письмо, в котором выразил свое неудовольствие по поводу его медленных действий и давал инструкцию к более решительным и быстрым действиям.

«Господин майор!

Письма Ваши до меня дошли, из которых я выразумел, что вы намерены оба полка, то есть Кропотова драгунский и пеший из Киева удержать; на что ответствую: что пешему ежели опасно пройтить в Азов, то удержать у себя, а конный не мешкав конечно отправить в Таганрог. Также является из ваших писем некоторое медление, что нам было неприятно; и когда дождалися нашего баталиона Ингерманландского и Бильсова полков, тогда тотчас подите к Черкаскому и сослаться с Губернатором Азовским, чини немедленно, с Божиею помощью, промысл над теми ворами; и которые из них есть пойманы, тех вели вешать по городам Украинским. А когда будешь в Черкаском, тогда добрых обнадежь, и чтоб выбрали Атамана доброго человека, и по совершении оном, когда пойдешь назад, то по Дону лежащие городки також обнадежь; а по Донцу и прочим рекам лежащие городки по сей росписи разори и над людьми чини по указу. Piter

P. S. Надлежит опустошить по Хопру с верху Пристанный по Бузулук, по Донцу с верху по Лугань. По Медведице — по УстьМедведицкий, что на Дону. По Бузулуку все. По Айдару все. По Деркуле все. По Калитвам и по другим задонным речкам все. А по Илавле — по Илавлинский, по Дону до Донецкого надлежит быть так, как было».[73]