"Аутист" - читать интересную книгу автора (Романова Любовь)

Глава 2

— Филя, ты у себя? — Темноволосая женщина со скорбным заломом между бровей осторожно открыла дверь комнаты Филиппа.

Ее сын лежал на узкой кровати, подтянув колени к животу, и неподвижно изучал обои. Она села рядом. Тонкая рука легко, чтобы не вызвать раздражения, коснулась плеча парня.

— Мне звонила мама девочки из твоей гимназии. Насти, — Начала она, делая паузу перед каждым словом, точно сама не верила в то, что собирается сказать. — Благодарила. За тебя. Говорит, если бы не ты…

Фил почувствовал, как его сознание, где еще минуту назад метались обрывки фраз и ощущений, оставшихся от разговора с Настиной мамой, вновь наполняется словами. Он неожиданно узнал, что цвет обоев называется терракотовым, а дымчатые конусы под потолком — плафонами. Следом пришли чувства: сомнение, удивление, страх и надежда. Все то, что испытала его мать, услышав о подвигах сына.

Она в тайне надеялась, а вдруг ее Филя внезапно станет нормальным? Невзирая на здравый смысл и заверения врачей. Софья Валентиновна понимала: аутизм не ОРЗ — просто так не проходит, но все равно не могла запретить себе мечтать. Филу неожиданно захотелось повернуться и обнять мать. Кажется, впервые в жизни. Но он прикусил губу и начал сосредоточенно водить пальцем по узору на обоях. Заметив это, Софья Валентиновна тяжело вздохнула.

— Наталья Алексеевна, мама Насти, просила тебя не волноваться. Они с мужем по очереди дежурят возле ее постели. Пока девочка спит. — Неожиданно мать с силой сжала плечо Филиппа. — Это правда, что ты говорил с Натальей Алексеевной? Что дочку ее спас? Правда? Филя, ну скажи мне!

Филипп молчал. Он и сам толком не понимал, что с ним произошло. Наверное, так должен чувствовать себя моллюск, которого вытащить из родной раковины и заставили танцевать кан-кан перед залом, полным зрителей. Мир вокруг Фила стал большим, неуютным и одновременно — понятным. Правда, едва он покинул Настину квартиру, как образное мышление аутиста вновь взяло вверх над словами, но стоило ему в автобусе или подъезде оказаться рядом с каким-нибудь человеком, все повторялось — раковина открывала створки, и моллюск выходил к полыхающей рампе.

Надолго ли эти перемены? Не исчезнут ли они, стоит потерять или кому-нибудь отдать фигурку серебристого Пса? Фил не знал. Поэтому решил матери пока ничего не говорить. Сначала самому нужно разобраться.

— Может, она тебя с кем-нибудь перепутала? — Продолжала Софья Валентиновна. — Или кто-то твоим именем представился?

Постепенно надежда в душе женщины уступила место чувству вины. Она считала себя причиной болезни сына. Ведь до трех лет Филипп развивался без особых проблем. В девять месяцев начал ходить, в два года — говорить. А в три замолчал. Сидел часами на ковре и водил ладошкой по ворсу, создавая странные узоры. Детский врач из психоневрологического диспансера предположила, что все дело в психотравме. С мальчиками такое случается, когда отец уходит из семьи, как у Филиппа. Папа пропал из его жизни сразу после третьего дня рождения и больше не появился. Но Софья Валентиновна мужа ни в чем не винила. Это все она и только она — не удержала.

Умей Филипп говорить, он объяснил бы матери, что отец тут не причем. Угрюмый, вечно недовольный человек не слишком общался с сыном, чтобы его уход мог оставить такую рану. Причина была совсем другой. Как ни старайся, Софья Валентиновна вряд ли бы о ней догадалась.

Мать повздыхала еще немного и ушла. Едва на кухне зашумела вода, Фил вскочил с кровати. Он схватил со стола Айком, снял с шеи подаренную фигурку и сделал пару ее фотографий крупным планом. Теперь нужно войти в интернет, чтобы запустить графический поиск. Если этот Пес такой необыкновенный, он обязательно должен засветиться в глобальной сети.

Привычным жестом Фил поднес Айком к лицу. Уже несколько лет как буквенно-числовые пароли отошли в прошлое. Теперь в любой мало-мальски приличный Айком был встроен сканер сетчатки глаза. Слабая вспышка, и ты в своем базовом аккаунте.

Зеленый лучик скользнул по лицу Фила, но вместо знакомой трели, оповещавшей о входе в сеть, он услышал строгий женский голос: «В доступе отказано. У вас осталось две попытки, после чего аккаунт будет заблокирован».

Что за ерунда? Фил автоматически еще раз нажал на кнопку сканирования, и снова услышал сообщение об отказе в доступе. Теперь в запасе была одна единственная попытка. Он отложил коммуникатор в сторону и начал думать.

Думал Фил совсем иначе, чем большинство его сверстников. Перед мысленным взором аутиста каждый раз возникала таблица, нарисованная в последней версии Excel. Ее ячейки начинали стремительно заполняться яркими картинками.

В левом углу появился Акойм с окошком отказа в доступе. Справа от него по очереди вспыхнули живые иконки, обозначавшие возможные причины такой неприятности. Неисправность сканера — Фил увидел в квадратике таблицы, словно на голографической панели, как коммуникатор падает на асфальт. Сбой программы — в следующей ячейке появились цепочки цифр с закравшейся в них ошибкой. Умышленная блокировка аккаунта — чьи-то руки бегают по призрачной клавиатуре, лишая Фила возможности войти в сеть. Изменение сетчатки глаза — по темной радужке побежала рябь, точно над поверхностью смоляной воды задул сильный ветер.

Наконец, все ячейки оказались заполнены. После этого слева, под самой первой иконкой с отказом в доступе, по вертикали начали появляться картинки, отражавшие события в жизни Фила с момент последнего входа в сеть. Он тут же сверял их со списков возможных причин, решая, есть ли между ними связь. Спасение Насти и повреждение Айкома — нет связи. Разговор с ее матерью и умышленная блокировка аккаунта — нет связи. Сбой программы и появление в его жизни фигурки Пса — связь возможна. Если фигурка влияет на человека, почему бы ей так же не влиять на электронику? Фигурка и изменение сетчатки глаза…

Фил резко выпрямился. Похоже, он нашел ответ. Как ни фантастично это звучало, но Пес перестроил на молекулярном уровне весь его организм. Вместе с сетчаткой и роговицей. Это вполне может объяснить частичное исчезновение аутизма. Фил сделал шаг к платяному шкафу, одна из створок которого была большим зеркалом, и взглянул на свое отражение.

Он ожидал чего угодно. Точнее, не ожидал ничего — подобные изменения, скорее всего, неразличимы без специальной аппаратуры. Но то, что увидел Филипп, заставило дыхание участиться. Его глаза больше не были непроницаемо-черными. Правый стал зеленым, точно бутылочное стекло, подсвеченное солнцем, левый — ярко-синим, как у героев сериала «Дюна», полувековой давности.

Только каким-то чудом никто из взрослых не заметил столь радикальных перемен во внешности Фила. Настиной маме было не до того, а Софье Валентиновне просто не удалось заглянуть сыну в лицо.

Проблема маскировки решалась просто — он будет ходить в темных очках. Как большинство аутистов, Фил болезненно реагировал на громкие звуки и яркий свет. Луч прожектора или внезапный вой сирены мог вогнать его в панический шок. Учителя и одноклассники были в курсе проблем Фила, поэтому темные очки вряд ли могли вызвать вопросы.

Оставалось только придумать, как попасть в сеть. Теоретически Фил мог взломать защитную систему, но возиться весь вечер ему не хотелось. Поэтому он нашел другой выход. Стоило удалиться от Серебристого Пса на десять-пятнадцать метров, как глаза снова превращались в смоляные колодцы, а мир становился мучительно ярким. Это означало, что между фигуркой и ее новым хозяином исчезала связь — подарок Насти переставал действовать. Фил понял это, экспериментируя с Серебристым Псом — он прятал его в чулане рядом с кухней, а сам, глядя в зеркальце, пытался отойти как можно дальше. Насколько позволяли размеры их с мамой двухкомнатной квартиры, выделенной Фондом «Новые рубежи». Когда Фил вышел на маленький балкон, где цвели в ящиках белые тюльпаны, его глаза, наконец-то, поменяли цвет, и Айком, нехотя, разрешил доступ.

К разочарованию Фила, графический поиск ничего не дал. Ни фотографии, ни видеоизображение Серебристого Пса ни разу не попадали в интернет. Факт по нынешним временам невероятный. Он сжал фигурку в кулаке, чувствуя, как перетекает в нее тепло его тела. Завтра нужно зайти к Насте и попытаться выяснить все, что ей известно.

При мысли о девушке, Фил ощутил жжение в груди. С того момента, как фигурка коснулась его руки, чувство к скандинавской принцессе получило название — емкое название из шести букв. Настя больше не была для него размытым пятном света, затмевавшим все образы в голове. Она превратилась в живую девушку с большими карими глазами и потоком золотистых волос, вздернутым носом и совсем чуть-чуть выступающими вперед верхними зубами. Ей нужна помощь. Фил чувствовал это. Он должен защитить ее!

Как просто разобраться в себе, когда можешь думать словами.

На следующее утро гимназия встретила его волной горя и тревоги. Филипп едва не скатился кубарем с лестницы. Чужие ощущения, нахлынув неуправляемым потоком, вызвали головную боль и приступ тошноты. На подгибающихся ногах он шагнул к стеклянным дверям, и те разъехались перед ним, впуская в просторный холл.

Для утра в нем было непривычно тихо и сумрачно. Бордовые занавески на окнах впервые, насколько помнил Фил, оказались опущены. Учителя и гимназисты приглушенно переговаривались, стараясь не повышать голос. Из толпы слышались всхлипы. Старшеклассницы шмыгали носами и размазывали тушь по мокрым от слез лицам.

С противоположной от входа стены, между голубым глобусом в человеческий рост и рядом металлических шаров, подвешенных на тонких тросах, чтобы наглядно демонстрировать гимназистам принцип передачи энергии, смотрели две фотографии. Смутно знакомого парня, кажется, из Настиной параллели, и Светы Анохиной — одноклассницы Филиппа. Траурные рамки, свечи, гора роз и гвоздик — все это говорило о том, что ребят нет в живых.

— Господи, как же это…

— Такие юные…

— Бедные родители…

— Саха нормальным парнем был, без заскоков…

Слушая обрывки разговоров, Фил незаметно для себя оказался рядом с Аллой Алексеевной, миниатюрной, круглолицей женщиной. Она работала в гимназии завучем по творческому развитию. Возле нее стояла жилистая девушка со слегка раздвоенным кончиком носа. Квадратные очки и стянутые в пучок волосы наводили на мысль о муже, детях и солидном трудовом стаже. На первый взгляд, школьному психологу Анне Николаевне Гулько можно было дать тридцать с хвостиком. Но на деле ей едва-едва исполнилось двадцать четыре года. Чтобы выглядеть старше, она то и дело приправляла речь словами, вроде, «сензитивность» и «конгруэнтность».

— И как это могло случиться? — Испуганно спросила Алла Алексеевна.

— Не понимаю. Саша казался совершенно нормальным. Никаких признаков фрустрации. — Гулько нервничала. Фил чувствовал, как колотиться ее сердце и потеют ладони. Со школьного психолога за смерть учеников будут спрашивать в первую очередь. — Света, конечно, входила в группу риска, но я думала, что все давно позади. Господи, кто бы мог предположить, что они покончат с собой. Выбросятся из окна…

Психолог подозрительно покосилась в сторону Фила, но узнав аутиста, перестал его стесняться.

— Их же нужно постоянно наблюдать! Сами знаете, какие у нас дети учатся! Гении. У них не может не быть проблем с психикой.

— Алла Алексеевна, это вы мне рассказываете? Со Светой я только вчера разговаривала. Поверьте, она и не думала о суициде.

— Не думала, а с собой покончила! Знаете, что меня смущает? — Завуч по внеклассной работе понизила голос, и Филу пришлось напрячь весь свой слух, чтобы ее расслышать. — Все эти странные совпадения. Оба выбросились с шестнадцатого этажа. Практически, в одно и то же время — около половины второго дня. При этом они даже не общались друг с другом! Очень странно…

Фил не стал ее дослушивать. Способность мгновенно сопоставлять факты, заставила его выскочить из гимназии и броситься к ближайшей автобусной остановке.

Шестнадцатый этаж. Половина второго. Настя! Не ходи он за девушкой, словно привязанный, на стене гимназии висело бы сейчас не две, а три фотографии. Надо срочно с ней поговорить. Уроки подождут.

Если у тебя есть собранный вручную байк с объемом двигателя в тысячу кубов и динамиками на пять киловатт, то любая дорога, даже Ленинградское шоссе, превращается в Хайвэй. Садясь на своего зверя, Тарас чувствовал себя легендарным Ангелом ада, который плевал на бога и черта, дождь и ветер, гаишников и округлившийся живот. Последний самым наглым образом нависал тугой волной над ремнем кожаных брюк, купленных в комплекте с байком по случаю окончания очередных выборов.

Выборы в жизни Тараса случались не реже, чем раз в полгода. Тогда он на месяц, а то и два, перебирался в штаб кандидата в мэры или депутаты и садился за написание торжественных речей, программ по улучшению жизни населения, слезливых писем пенсионерам, детских сказок в главной роли с будущим слугой народа и поздравительных открыток.

Была у Тараса одна особенность — он без труда понимал, что нужно клиенту. Потом отключал голову, и писал строки, от которых домохозяйки рыдали, а мужики звали кандидата пить с ними водку. Сам спичрайтер считал, что обещая с три короба, главное — не стесняться. Не спрашивать себя: сможет ли клиент выполнить хотя бы половину? Например, вернуть Севастополь с Аляской в состав России? Как говориться, тактика — не нашего ума дела. Мы — стратеги. Наверное, поэтому, его регулярно звали на новые проекты и платили столько, что он смог купить себе немного потрепанный, зато укомплектованный по высшему разряду байк.

Правда Бывшая утверждала, что его зверь похож на стиральную машину, к которой приделали руль и колеса. Но на то она и Бывшая. Зато двенадцатилетний Васька при виде сверкающего чудовища округлял глаза, открывал рот и переставал подавать признаки разумной жизни. Как бандерлоги, загипнотизированные танцем Каа.

Тарас, в джинсовой жилетке поверх черной косухи и бандане защитного цвета катил по Ленинградскому шоссе. Оно, конечно, не Хайвэй, но это даже ничего. Что нам чужие Хайвэи? Если верить навигатору, до Левиного дома оставалось два с половиной километра.

Лена открыла не сразу. Тарасу пришлось долго ждать, пока за хромированной дверью зашаркают домашние тапочки. Глазок на секунду погас, пока хозяйка квартиры разглядывала гостя, и, наконец, звякнул замок.

Смерть Левы не сильно отразилась на внешности его вдовы. Лена принадлежала к тем женщинам, которых не меняло ни горе, ни возраст. Она была не высокой, по плечо Тарасу, который, слава богу, доставал макушкой до отметки в сто восемьдесят сантиметров. Ее кокетлива светлая стрижка и ярко-голубые глаза заставили Леву при жизни понервничать из-за слишком навязчивых кавалеров. Чуть удлиненное лицо по крупному счету не было красивым, но наивная улыбка скрадывала его недостатки.

— Спасибо, что приехал! — Выпалила она, бросаясь Тарасу на шею.

Тот осторожно похлопал ее по стройной спине и отстранился. Вдовы покойных друзей не входили в сферу его интересов.

— Где пацаны?

Лева за время своего не продолжительного, но на удивление благополучного брака, успел настругать двух мальчишек. Одному исполнилось четыре, другому — два года.

— Мать забрала. Пусть у нее пока побудут.

— Ну? Что там наш покойничек пишет?

— Не остри хотя бы сейчас! — Мягко попросила она и пригласила его в комнату.

Там, в полумраке, на низком дубовом комоде стояла фотография Гирина. Тарас опасливо потянул носом, боясь уловить запах смерти, но в комнате, служившей гостиной и, одновременно, кабинетом Лены, пахло свежестью, кофе и горьковатыми духами. За окнами плотной стеной стояла сирень, поэтому солнечный свет бывал здесь не частым гостем. Как, впрочем, и Тарас. А вот Лева захаживал в его неухоженную «однушку» чуть ли ни каждый месяц. Наверное, тосковал по холостяцкой вольнице.

На столе возле окна светился экран компьютера. Хотя это Тарас по привычке называл компьютерами все, что напоминало старую добрую пару: монитор плюс системный блок. На деле же над поверхностью стола плавало цветное облако объемной голограммы — аналог устаревшего экрана. Роль системного блока выполнял Айком. Он был одновременно компьютером с выходом в сеть, телефоном, фотоаппаратом, видеокамерой и далее по списку. Все зависело от модели.

Рядом висела такая же призрачная, как экран, клавиатура. В нее полагалось тыкать пальцами, ощущая при этом едва заметное покалывание. Тарас в таких случаях начинал чувствовать себя клоуном и вытаскивал из сумки свою собственную, свернутую аккуратной трубочкой, клавиатуру. Она была нарисована на прямоугольнике серебристой клеенке. Не важно, что старье — зато удобно.

— Вот, смотри, это письмо пару часов назад появилось. Я ничего не понимаю, — Лена успела прийти в себя и теперь была подозрительно спокойной. Тарас предположил, что тут не обошлось без транквилизаторов. Она поводила в воздухе пальцем, и на призрачном экране возникла довольная физиономия Гирина, а под ней небольшое текстовое сообщение.

— «Киска моя нежная, не горюй… — Начал скороговоркой читать Тарас. — Здесь не так тоскливо, как я всегда думал. Только тебя не хватает. Вспоминаю, как мы…»

— Прекрати! Прошу тебя!

— Прости, Ленусь. Больше не буду, — Дальше он читал про себя, удивляясь тому, какую насыщенную жизнь вел его приятель.

— Этого никто не знал кроме него и меня.

— Поверь, мужики в банях и не такие подробности друг другу выкладывают.

— Хочешь сказать, Лева с тобой делился?

— Нет, — нехотя признал Тарас. — Он об этих вещах молчал, как рыба об лед. Но, родная, сей факт не отменяет главного — Левушка наш отбыл в лучшие миры без права переписки.

— А вдруг…

— Что вдруг? Любит курицу индюк? Лева ожил и решил напомнить тебе о том, как хорошо вам было вместе?

Тарас наклонился к голографической клавиатуре и неуклюже ткнул пальцем в пару клавиш. На экране появилась лента последних сообщений от Левы. Предыдущее пришло три месяца назад. Еще до того, как у Гирина обнаружили рак.

В правом нижнем углу немедленно выскочил оранжевый прямоугольник оповещения: «Появились четыре мужских аккаунта. Соответствуют вашему запросу не менее чем на восемьдесят процентов. Отправить им предложение о знакомстве?»

Ленка дернулась и быстрым движением свернула окно.

— Кажется, я не разрешала тебе хозяйничать в моему Айкоме! — Прошипела она, заливаясь краской.

Понять ее смущение было не сложно. Вдовушку поймали на френд-поиске. Это развлечение появилось не так давно. Может, года два назад, когда интернет-сервисы усовершенствовались настолько, что их стлало можно просто попросить: «Поищи мне друзей». И они подбирали из бесконечного множества чужих аккаунтов те, что подходили тебе по внешности, возрасту, роду занятий, вкусам, чувству юмора и сексуальной ориентации. А потом выдавали каждому кандидату в друзья сертификат соответствия: «Этот жгучий брюнет подходит: по социально-демографическим характеристиками — на восемьдесят шесть процентов; по физическим параментам — на шестьдесят процентов; по эмоциональному профилю — на семьдесят три процента. Открыт к предложениям. Знакомимся?»

Искать можно было кого угодно. От партнера по игре в нарты — до принца на белом Феррари. Ну, или — отца для двух осиротевших пацанов. Ленку не сложно было понять — она принадлежала к тем женщинам, которые не переносят одиночества.

— Ладно, Лен, давай адреса, пароли, явки этого «Последнего приюта». Поеду — проведу виртуальную эксгумацию. Да, кстати, чуть не забыл. — Он достал из внутреннего кармана жилетки коричневый сверок и вручил его Лене, — Это тебе от Левы.

Увидев деньги, она испуганно уставилась на Тараса.

— Твои?

— Сказал же — от Левы. Он у меня полгода назад их припрятал.

— А почему раньше не принес? — Левина вдова подозрительно сузила глаза. — Потому, что ты про них не знал? Так?

— Ну… как это я мог про них не знать… — Тарас стушевался. Все-таки тетки бывают чертовски догадливыми.

— Ты тоже получил письмо от Левы. Правильно? И в этом письме он тебе рассказал, где лежат деньги.

Она не спрашивала. Она знала. Тарас видел, что переубеждать ее так же бесполезно, как тушить лесной пожар стаканом воды. Женщина все больше верила в то, что ее муж каким-то чудом нашел способ перебросить мостик с того на этот свет. Потоптавшись на месте, Тарас двинулся к выходу из квартиры.

— Подожди, у меня тут для твоего Хомяка фарш лежал. Егорка с Колькой у бабушки — готовить не для кого. Сама я мяса не ем. Чего добру пропадать?

И Тарас не успел открыть рот, как уже держал в руке прохладный полиэтиленовый мешочек с красно-коричневой массой.

— Лен, он же у меня на сухом пайке. В смысле, корме. Ему это нельзя! — Попытался отбиться Тарас.

— Тогда сделай себе котлеты.

— И куда, щедрая моя, прикажешь мне это засунуть?

— В жилетку. У тебя же там полно карманов.

Тарас крякнул и осторожно утрамбовал халявный фарш в самое большое отделение. Теперь он болтался тяжелым грузом, заметно оттягивая одну полу джинсовой жилетки.

— Ты поправился или мне кажется? — С едва заметной игрой в голосе спросила Лена, когда он уже собирался повернуть ключ в замке.

Тарас тут же подозрительно уставился в большое овальное зеркало, висевшее напротив входной двери. Тема живота последнее время становилась все актуальнее.

— С чего ты взяла?

— На викинга стал похож. Большой, как Терминатор, заросший. Еще шлем с рогами и можно идти войной на Рим.

— Нет уж, спасибо. Как-нибудь, без рогов обойдусь.

Тарас почувствовал, что не может больше находиться в Левиной квартире. Ленкино спокойствие давило сильнее, чем вчерашние рыдания на кладбище. Все-таки странная она женщина — два в одном. Хотя Вика была точно такой же. Хорошо, что он с ней расстался.

Через час Тарас уже подруливал к офису «Последнего приюта». Администрация виртуального кладбища занимала двухэтажный особнячок в Подкопаевском переулке, неподалеку от станции метро «Китай город». Узкое здание, недавно выкрашенное в бледно-желтый цвет, выходило на тихий перекресток узким торцом — остальное тело айсберга пряталось в глубине двора.

Над входом тускло поблескивала позолоченная табличка: ООО «Последний приют». Без пояснений: кому нужно — сами разберутся. Похоже, реальные посетители в офисе виртуального кладбища были такой же редкостью, как поклонники Николая Баскова на слете байкеров.

Войдя в задние и поднявшись на второй этаж, где находился кабинет генерального директора кладбища Вертушки И.И., Тарас тут же убедился в справедливости этого умозаключения.

В приемной за столом сидела девица с массивным кольцом в нижней губе и сбегающей по плечу татуировкой чешуйчатого гада. Погрузив пальцы в мерцающую клавиатуру, она неотрывно смотрела на голографическую панель. На панели, насколько мог видеть Тарас, ничего интересного не происходило. Там шло обычное слайд-шоу. Раз в пять секунд появлялась новая фотография: вечернее море, небо в кучевых облаках, фиолетовый цветок с желтой серединкой и так до бесконечности.

— Красавица, але! — Тарас не привык к отсутствию вниманий. Обычно его массивная фигура, кожаные штаны и бандана вызывали ажиотаж в рядах офисной братии. — Мне бы директора вашего повидать!

Ноль эмоций. Слайд-шоу интересовало секретаршу Вертушки И.И. гораздо больше, чем посетители шефа.

— Эй, милая! Ты меня слышишь?

По всему выходило, что не слышала. Тарас приподнял бандану и озадаченно поскреб обросший за полгода затылок. Его взгляд невольно скользнул по распечатанному на принтере листу пластика. Он висел на стене, возле массивной черной двери, ведущей в кабинет директора «Последнего приюта». «Прайс ритуальных услуг» — гласил заголовок, а дальше шел список того, что предлагалось друзьям и родственникам покойных. «Автоматическое возложение цветов. Раз в четыре недели — 3 евро, раз в две недели — 5 евро, каждый день — 11 евро (оплата производится ежемесячно). Установка надгробия. Металл — 2 евро. Дерево — 3 евро. Мрамор — 6 евро. Индивидуальный дизайн памятника — от 100 евро в зависимости от уровня сложности. Организация видеоконференции на могиле усопшего — 30 евро. В Пасхальную неделю и день рождения покойного — скидка 40 %…»

Тарас испытал легкую зависть к Вертушке И.И. Похоже, роя могилы, он откопал золотое дно. Что поделаешь, умирать в наше время — дорогое удовольствие. Не обращая больше внимания на неподвижную секретаршу, Тарас толкнул черную дверь.

Вертушка И.И. оказался тщедушным человечком с белесыми бровями и ресницами. Не привыкший к посетителям из плоти и крови, он носил серый, без претензий, свитер и голубые джинсы. Заметив Тараса, директор кладбища тряхнул светлым каре жиденьких волос и широко улыбнулся.

— Простите за секретаршу, — Сказал он вместо приветствия. Это все ай-дозеры. Чем дальше — тем хуже. А выгнать не могу — племянница жены.

Тарас обменялся с Вертушкой рукопожатиями и узнал, что И.И. означает Илья Иванович.

— Прямо-таки сидит на ай-дозерах? — Усомнился Тарас. — Разве «цифровые наркотики» не разводка для маленьких деток? Помниться, высокие лбы еще лет пять назад доказали, что эйфория от прослушивания звуковых файлов и просмотра картинок — бред обкурившихся программеров.

— Почти! — Вертушка указал гостю на узкое кожаное кресло. Тарас пришлось попотеть, чтобы втиснуть свое тело между двух пластмассовых ручек. — Большинство людей ничего не чувствуют, слушая эту гадость. А уж зависимость возникает вообще у одного из тысячи. Вот в эту тысячу и угодила наша Марьяша.

— Отлучать от компьютера не пробовали?

— Пробовали, но тогда она садиться на реальные наркотики. А это еще хуже. Вы по делу?

— Вообще-то, иес.

Откинувшись на спинку тесного кресла, Тарас обвел взглядом кабинет Ильи Ивановича. Кабинет ему понравился. Кремовые обои, огромные окна и застекленный шкаф во всю стену, до отказа набитый книгами. «Психология смерти», «Похоронные обряды у австралийских аборигенов», «Путешествие Орфея: сознательное и бессознательное». Тема, волновавшая директора виртуального кладбища, была очевидна. Ее как нельзя точно отражала цитата на стене, заключенная в тонкую металлическую рамку:

«Я научился смотреть на смерть просто как на старый долг, который рано или поздно придется заплатить. Альберт Эйнштейн»

— У вас кто-то умер? — деловито поинтересовался Вертушка.

— Умер и похоронен на вашем кладбище. Но вот ерунда, что-то ему не лежится спокойно. Все письма шлет друзьям и близким.

— Понятно. — Ничуть не удивившись, закивал головой Илья Иванович. — Лев Гирин? Мне звонила его жена, и я ей все рассказал — взлома не было. Пусть не волнуется.

— А письма?

— Понимаете, войти в аккаунт покойного могут только двое. Система надежна, как китайский банк — сканирование сетчатки глаза, плюс цифровой код. Его знает лишь клиент, в случае с Львом Гириным — его жена. Елена Александровна, если не ошибаюсь?

— А кто второй?

— Что второй?

— Ну, Вы сказали, что войти могут два человека.

— Второй — усопший, разумеется, — Усмехнулся Илья Иванович. — Это что-то вроде дани уважения. Рисунок его сетчатки тоже может быть пропуском в аккаунт. Понимаете?

— Понимаю. И даже, доверяю. Но, как говориться, проверяю. Давайте-ка, прямо сейчас позовем специалиста, и пусть он посмотрит, все ли нормально с аккаунтом моего покойного друга. А то совесть у меня — такая неспокойная дама.

Тарас вложил в улыбку все обаяние не бритого байкера-любителя.

— Хорошо. Не вопрос. Прямо сейчас и посмотрим. Только имейте в виду, это не первый случай. Родственники приходят, жалуются, угрожают, а потом выясняется, что сам клиент, жена там, любовник, все и подстроил. Люди не хотят мириться с потерей, вот и увлекаются театральными эффектами.

Вертушка наклонился к монитору — большому, квадратному, какие перестали производить лет пять назад. Тарас неожиданно понял, чем ему так симпатичен кабинет и его владелец. Он тоже предпочитал материальную технику. Сухие пальцы, судя по звуку, забегали по старомодной кнопочной клавиатуре.

— Не люблю голограммы, — Словно извиняясь, ответил на взгляд Тараса директор, — Что поделаешь, ретроград. Вы не волнуйтесь, мы прямо сейчас все проверим. Я программист. Сам разрабатывал ядро «Последнего приюта», и, скажу без ложной скромности, пока наши конкуренты не смогли сделать ничего подобного. Итак, Лев Гирин…

Тарас извлек себя из кресла, обошел массивный стол черного дерева и встал позади Вертушки.

— Вы знаете, — Поморщился тот, — Я не люблю, когда у меня кто-то находится за спиной.

— Я тоже, — С сочувствием ответил Тарас и остался стоять на месте.

— Вы разбираетесь в программировании?

— Немного.

На самом деле, конечно, не разбирался, но Вертушке знать это было не обязательно.

Смирившись с присутствием рядом визитера, директор кладбища повернулся к экрану. Там, над поросшим ядовито-зеленой травой лугом, порхали длиннохвостые птицы и плыли, похожие на диковинных животных, облака. Главная страница кладбища напоминала одновременно кадр из мультфильма для младших школьников и лубочную открытку.

Несколько щелчков серебристой мышкой — в магазинах таких уже не продавалось года три как — и на мониторе появилась знакомая фотография Гирина. Затем она сменилась бирюзовым фоном с рядами ничего не значащих для Тараса цифр и знаков.

— Так-так, как я и говорил, никаких признаков взлома, — забормотал Илья Иванович, — Сейчас мы узнаем, кто входил в аккаунт. Хотя все и так ясно… Что за черт!

Вертушка на полминуты припал к экрану, а потом резко развернулся в кресле и оказался лицом к лицу со своим гостем. Директор кладбища сейчас выглядел гораздо старше, чем подумалось в первый момент Тарасу. Он вдруг понял, что Вертушке, скорее всего, давно перевалило за сорок. Если не за пятьдесят.

— Сегодня Лев Гирин, действительно, отправил несколько писем на разные адреса, — Растерянно произнес Илья Иванович. — Причем, сделал это сам — на входе его параметры.

— Такое возможно?

— Да. Если мертвец встанет из могилы и проведет сканирование сетчатки глаза. Других способов я не знаю.