"Аутист" - читать интересную книгу автора (Романова Любовь)

Глава 5

Фил

Большинство людей до совершенства отточили искусство прятаться.

«Пожалуй, я не буду встречаться с этим парнем. Да, с ним здорово, но он смахивает на бабника. Тот, с усиками, куда надежнее». «И зачем мне такой баламут в друзьях? Не заметишь, как втянет в какую-нибудь историю». «Нет, никуда с ними не поеду. Экзамены на носу. К чему лишни проблемы?»

И, правда, к чему? Куда проще отрезать от своей жизни все, что может вызвать неудобство или боль. Слишком сильную любовь, чересчур преданных друзей, не в меру навязчивых знакомых. Поменять ветреную половину на надежную и постараться избегать нелепых ситуаций.

Незаметно для себя человек обрастает панцирем. Не таким тесным, как у аутиста, зато не менее прочным. Снаружи кипит чья-то полная приключений жизнь, и бурлят чужие страсти, а внутри — тихо и уютно. Владелец панциря абсолютно счастлив.

Как может быть счастлива сытая улитка.

Но однажды особенно пронзительная весна просачивается запахом сирени под плотно закрытую дверь, и снова начинает хотеться настоящей любви и настоящей боли.

Не тут-то было.

Панцирь стал частью тебя. Все вокруг забыли, как выглядит твое лицо, и видят только спиральку окостенелой поверхности. Ты начинаешь метаться в тесной клетушке, пытаясь вырваться, но всего лишь бьешься своей скорлупой о раковины точно таких же улиток.

Трусливых улиток, когда-то отказавшихся от сильных чувств. Если вдуматься, то все истории настоящих героев начинаются со взрыва своего панциря…

Будь Фил способен думать словами, возможно, ему пришли бы в голову похожие мысли. Однако он этого не умел. Впрочем, и окончательно захлопнуть створки раковины у него тоже не поучалось. Серебристому Псу все же удалось пробить в ней брешь, через которую в сознание Фила просачивались болезненные образы.

Наградной «Макаров», увитый растительным орнаментом. Листья и стебли шевелятся, словно змеи, норовя переползти на сжимающую его руку. Настины глаза, затянутые тусклой пленкой. Сухая кожа лица покрывается мелкими трещинами и начинает осыпаться, обнажая белый череп…

Фил замер. Постоял немного, глядя на гуляющие по тополиной аллее пожилые парочки. Набрал в легкие воздуха, полного запаха юной травы. Развернулся и пошел назад.

Серебристый пес ждал его на краю канализационного люка. Фигурка из неизвестного сплава поблескивала на асфальте ртутной лужицей. Странно, Фил мог поклясться, что безделушка провалилась под землю. Он поднял ее и надел на шею. Теплый металл привычно коснулся груди сотней иголочек. О третьем уроке можно было забыть, но в расписании стояли еще четыре.

На них Фил успел. Вошел на перемене в класс и, молча, сел на свое место. К счастью, никому из учителей не пришло в голову отчитать его за прогул. Какой с аутиста спрос? Поэтому он вставил свой Айком в стационарное гнездо, вмонтированное в светлое дерево стола. Когда перед глазами возникла голограмма экрана, аутист погрузился в изучение темы ближайшего урока.

— Может, они встречались? Тогда это парное самоубийство, — Услышал Фил рядом с собой голос Ники Полыниной. Девушка сидела на парте в компании своих друзей, Сереги Архимеда и Васьки Баскакова. Она говорила, поигрывая крошечным пистолетиком на языке. Сделав полгода назад пирсинг, Ника гордо демонстрировала экстравагантное украшение всем желающим. И не желающим тоже.

— Нет, я бы знал! — Покачал головой Архимед. — У Сахи другая девушка была. Из его параллели. Высокая такая. Ее сегодня с уроков «Скорая» увезла — в обморок упала.

Фил прикрыл глаза, оценивая ощущения одноклассников. Щемящая печаль, смутная тревога, любопытство и едва заметный азарт. Похоже, ребятам приспичило поиграть в детективов.

— А если у него со Светкой была тайная любовь? — Не унималась Ника.

— Я их почтовые ящики проверил, — Вступил в разговор Васька Баскаков. Бася. — Друг с другом они не переписывались.

Весь класс знал, что Бася модемер — человек, способный входить в интернет без компьютера. Такие, как он, последние годы появлялись по всему миру. Сообщения о людях, способных усилием воли подключаться к сети, всплывали на новостных порталах и тут же исчезали — силовые структуры и крупные корпорации быстро прибирали к рукам юные дарования. Поэтому о таланте худенького патлатого паря с вечными кругами под глазами учителя говорили только шепотом.

— И все-таки у Сахи со Светкой должно быть что-то общее. Найдем — узнаем, почему они покончили с собой, — Уверенно сказал Архимед. — Народ, давайте сегодня после истории останемся. Поболтаем.

Тройка заговорщиков подозрительно покосилась на парня в темных очках, но не сочла его способным разболтать их планы. Все-таки аутизм — идеальная маскировка. По крайней мере, среди тех, кто о нем знает. Пока они, не таясь, договаривались о первом заседании сыскной группы, Фил понял, что нужно делать.

После истории народ расходился нехотя. Возбуждение, вызванное необычным событием, пусть даже трагичным, не давало одноклассникам расстаться друг с другом. Девчонки шептались у окна, незаметно пощипывая желтые фиалки в пластиковом ящике на подоконнике. Анатолий Афанасьевич, молодой историк с благородными залысинами на лбу, набирал последние экзаменационные билеты. Группа парней настраивала одну из трех голографических панелей, висевших на бежевой стене класса.

Все окна были распахнуты, и по просторному светлому кабинету гулял запах цветущей черемухи. Она росла на школьном дворе. Ленивый сквозняк шевелил лепестки фиалок и ветви, усыпанные оранжевыми шариками мандаринов. Карликовые деревья в горшках успешно заменяли в гимназии «Новых рубежей» комнатные растения. Круглый год они плодоносили мелкими мячиками, такими скверными на вкус, что никому не приходило в голову на них покуситься. Если только, как на метательные снаряды. Нарвать втихаря и устроить перестрелку.

Наконец, историк выключил электронную доску и, сказав всем «до встречи», вышел из класса. За ним потянулись гимназисты. Через пять минут в кабинете остался только Фил и Архимед. Ника с Басей выскочили в школьный буфет, чтобы скрасить предстоящее заседание горячими булочками с соком.

— Ты домой не идешь? — Спросил Серега. Он верил, что Фил его понимает, только сказать ничего не может. Поэтому Архимед не редко задавал молчуну вопросы, не рассчитывая на ответ. Просто так.

Аутист, не спеша поднял голову, и уставился через темные стекла очков на своего одноклассника.

— Нет. Я хочу остаться. Не против?

Выражение лица Архимеда едва не заставило Фила сделать то, чего он не делал никогда в жизни — расхохотаться. Его одноклассник открыл рот. Закрыл. Сел на стул. Встал. Расстегнул верхнюю пуговицу голубой рубашки с коротким рукавом. И, наконец, выдавил:

— Ты чего, говорить научился?

— Так я и не разучивался.

— В смысле?

— Ну, повода просто не было. Говорить-то. Вот и молчал.

— Шутишь? — Архимел оседлал ближайший стул и оказался лицом к лицу с Филом.

— Почему шучу? Анекдот про Эйнштейна знаешь? Он до трех лет не разговаривал. Однажды на званом ужине официант по ошибке положил ему нож слева, а вилку справа. Гений потребовал поменять их местами.

— А когда его спросили, почему он так долго молчал, Эйнштейн ответил: «Раньше все было правильно!» И причем здесь этот бородатый анекдот?

— Раньше все было правильно.

Серега хмуро посмотрел на Фила. Из-под слишком темных для его светлой шевелюры бровей.

— То есть, ты молчал потому, что так было удобнее? А мы, значит, как идиоты…

— Нет. Молчал потому, что не мог говорить. Серег, давай я сейчас не буду ничего объяснять? Потом. Чуть позже. Когда остальные вернутся. Понимаешь, самоубийц должно было быть не двое, а трое. Настя Аршинова тоже вчера пыталась покончить с собой. Спрыгнуть с шестнадцатого этажа. Полвторого дня. Догоняешь?

— И ты…

— Я был там. С ней все в порядке. Родители присматривают. Но она… Короче, нужно скорее во всем этом разобраться.

Архимед не успел ответить. В класс ввалились Ника с Басей, неся на пластиковой тарелке горку круглых булочек, издалека похожих на спелые персики, и литровый пакет апельсинового сока.

— Ты с нами, Фил? — Словно в шутку, бросила Ника.

— Да, с нами.

На слова Сереги девушка пожала острыми плечами. С нами, так с нами. Ей-то какое дело? Раз Серега сказал, значит, так надо.

Учителя считали главным талантом Архимеда — его способность к физике. Он запросто решал задачи, над которыми ломали голову студенты четвертого курса МИФИ, и не занимал на всероссийских олимпиадах ниже второго места. Сверстники же уважали его за умение быть главным. Он командовал не навязчиво, без надрыва. Просто говорил, как надо — и все соглашались. Ни одно решение в классе не считалось окончательным, пока Серега не соберет лоб в гармошку и не кажет: «Принято!». А еще он был зачинщиком всех школьных КВНов, чемпионатов по компьютерным стратегиям, поездок за город и отчаянных авантюр. Например, приведение Михаила Ломоносова, гулявшее с месяц назад по ночным коридорам гимназии, принадлежало авторству Архимеда. К счастью для него, учителя об этом не догадывались.

— Тоже бери! — Сказала Ника Филу, ставя тарелку на стол.

— Спасибо, — Ответил тот.

Пакет с соком выпал из Басиных рук и шлепнулся на пол. Ника, моргая густо подведенными глазами, медленно села на колени Сереги. Правда, тут же вскочила, как ужаленная, и залилась свекольным румянцем.

«Влюблена, — машинально отметил Фил. — Но скрывает».

Он выбрал булочку попузатее и откусил от нее едва не половину. Организм после пытки под яблоней требовал пополнения запаса горючего.

— А сок можно? — Нахально спросил аутист.

— На, — Пискнул Бася, заворожено наблюдая за его трапезой.

— Премного благодарен!

— Все, хватит! — Архимед решительно хлопнул ладонью по столешнице. — Выкладывай. Мы слушаем. Что с тобой случилось, и как это связано с Аршиновой?

— Дай дофую! — Возмутился Фил.

— Потом! — По части отбирания булочек у Архимеда было куда больше опыта, чем у его нелюдимого одноклассника. Поэтому недоеденный сдобный персик мгновенно телепортровал на тарелку. Фил обреченно вздохнул и принялся рассказывать.

Подаренные Серебристым Псом способности давали одно серьезное преимущество — они безошибочно подсказывали, кому можно доверять, а кому нет. Сереге, Басе и Нике было можно. Даже нужно. С ними Фил куда быстрее во всем разберется и спасет Настю. Это казалось ясным, как закон Архимеда. Не Архимеда, сидевшего напротив, а того, который сумел определить, из чистого ли золота сделана корона тирана Сиракуз.

Рассказ Фила сопровождался Басиными возгласами «Фигасе!» и Никиными «Ой, мама!». Когда речь зашла о Серебристым Псе, Серега не выдержал.

— Врешь!

Тогда Фил снял очки и уставился на него разноцветными глазами. Правым — зеленым, левым — синим.

— Не вру!

— Это не линзы! — Заявила опытная Ника.

Сама она перебрала весь ассортимент московских оптик. В каких только линзах Ника не являлась на уроки. В желтых, с вертикальными зрачками; в красных, как у альбиноса; в белых, делавших ее похожей то ли на зомби, то ли на пришельца с враждебной планеты.

Эксперименты Ники чуть не стали причиной инфаркта пожилой математички. Увидев свою ученицу с глазами, лишенными радужек, она схватилась за валидол и полетела к директору гимназии. Алевтина Павловна, засуженный педагог России, профессор математики и член Российской Академии наук, потребовала, чтобы тот, не медля, подписал приказ, запрещающий ученикам являться на занятия в цветных линзах. Иначе, она уходит на пенсию. Эдуард Венедиктович, будучи большим либералом, долго сопротивлялся. Говорил о свободе выбора подрастающего поколения и современной модели воспитания. Но стоило ему один раз взглянуть на белоглазую Нику с неровно подстриженной копной черных волос, как приказ оказался тут же подписанным и вывешенным на главной странице школьного сайта.

Фил подробно пересказал события последних двух дней. Умолчал только о настоящих свойствах Серебристого пса. Версия звучала так: «Фигурка снимает аутизм». Ничего больше. Пока подарок Насти болтается у него на шее — он нормальный человек. Фил прекрасно понимал: вряд ли кому-то из них будет приятно чувствовать себя открытым файлом. Сомнение, страх, радость, любовь, ненависть — все в свободном доступе.

— Значит, их трое, — Подвела итог Ника, дослушав до конца. Он задумчиво касалось подушечками пальцев микродерм — металлических имплантатов, украшавших ее скулы. Цепочка из трех темных сверкающих капелек на каждой щеке. Фила пробирал озноб, когда он представлял процесс их вживления. — Двое покончили с собой, одному, вернее, одной, этого сделать не дали.

— Но она от своих планов не отказывается, — Добавил Бася, разливая сок по пластиковым стаканчикам. — Кстати, а с чего ты взяла, что их трое, а не больше?

— Точно! — Включился Архимед. — Надо проверить милицейские сводки. Может, были еще случаи.

— Почему милицейские? Это же не убийства, — Покачал жесткой, словно лошадиная грива, шевелюрой модемер.

Чтобы не дать одноклассником свернуть с верного пути, Фил тоже присоединился к мозговой атаке.

— Мы должны выяснить, что объединяет Настю и остальных. Возможно, Света и Саха связаны через нее.

— Слушайте, а вдруг, это чувство вины? — Глаза Ники вспыхнули нехорошим огнем. В сочетании с готическим макияжем, азартные искры вызывал желание отодвинуться от девушки подальше. — Они втроем совершили что-то гадкое и решили себя наказать. Причем, одновременно.

— Хорошая версия, — осторожно согласился Архимед, — Только я даже представить не могу, что могло Саху заставить расстаться с жизнью. Голова у него, воде, на месте была. Если натворил чего, в милицию пошел бы сдаваться. Ладно, Бась, как ни крути, а на тебя одна надежда. Лезь к Аршиновой. Ее логин есть в школьной сети.

«Лезь к Аршиновой» означало: «Вскрывай аккаунт, смотри входящие и исходящие, а заодно все социальные сетки, в которых она состоит». Задача ни на один час.

— Чего искать-то?

— Ну, ты же сканировал аккаунты Сахи и Светы. Теперь попробуй найти пересечения. Может, Настя с кем-нибудь из них в одном сообществе состояла. Или в одни секции ходила, — Архимед задумчиво почесал кончик носа и засунул за щеку кусок булки. — Короче, работай. Мы покараулим.

Допив свой сок одним глотком, Бася устроился за столом поудобнее. Положил голову на согнутые в локтях руки и отправился в путешествие. Со стороны казалось, парень задремал на скучном уроке. Только приглядевшись внимательнее, можно было заметить, что его плечи вздрагивают, а пальцы шевелятся. Словно стучат по невидимой клавиатуре.

Ощущения модемера вызвали у Фила недоумение. Вместе с Басей он почувствовал холодок внизу живота и странный, не объяснимый восторг. Точно серфер, взлетая над очередной волной. Или автогонщик, выжимая до упора педаль газа. Филу не приходилось бывать в шкуре ни того, ни другого. Похоже, эти сравнения он позаимствовал у Баси.

Пока модемер исследовал чужие аккаунты, Ника с Архимедом допрашивали Фила, словно журналисты игрока «Челси». Как это быть аутистом? Знает ли о фигурке его мать? Когда он собирается открыться? И не чешутся ли глаза, меняя цвет? Фил по большей части отнекивался, но едва разговор зашел об обнародовании его внезапного исцеления, проявил непреклонность.

— Не надо об этом болтать! Это не исцеление. Чтобы исцелиться, нужно заболеть, а я был здоров. Вам не понять! — Почувствовав растерянность одноклассников, он сообразил, что перегнул палку. Поэтому продолжил мягче. — Даже не знаю, как объяснить. Просто, я не хочу становиться нормальным. Наверное, это странно звучит, но мне нравилось быть аутистом. Все, что я делаю сейчас — только ради Насти. Если она… Когда она поправиться, я верну ей фигурку. Поэтому не стоит никому рассказывать. Особенно, моей маме.

— Та-а-ак, молодой человек, и чего же не надо рассказывать Вашей маме?

В дверях класса появился плотный мужчина в милицейской форме. Его гордый профиль и пышные брови в разлет подошли бы отважному герою космической оперы. Дело портило круглое брюшко, обтянутое синей рубашкой. Оно превращало борца за независимость марсиан в добродушного майора, охранявшего гимназию города Одинцово. За округлые формы и привычку поглаживать себя по животу языкастые ученики окрестили стража порядка Беляшом.

Под началом Беляша работала пара молодых лейтенантов и один капитан. Да и тот — девушка. Но майор не жаловался. Все его служебное рвение было вложено в то, чтобы на вверенном ему участке никогда не случалось ЧП. Поэтому он не гнушался самостоятельно вечерами делать обходы гимназии, заглядывая в каждый класс. Как говориться, лучше перебдеть, чем недобдеть.

— Ну, чего молчим? О чем не рассказывать-то?

Первой опомнилась Ника. Спрыгнула с парты и изобразила на лице улыбку.

— О любви, Павел Александрович! Фил у нас влюбился, а на носу экзамены.

Беляш ощупал пытливым взглядом Филиппа. Тот ему не понравился.

— А чего это мы тут трапезничаем? Домой не пора? Там, небось, с обедом ждут.

— Пора. — Согласился Серега, ёрзая на стуле. Он прикрывал собой неподвижного Басю. — Вы не волнуйтесь. Мы все уберем и окна закроем. Еще пять минут.

Но майор уже разглядел модемера. Взмахнув бровями, точно коршун крыльями, Беляш шагнул к погруженному в транс парню. Потряс его за плечо.

— Эй, приятель, что с тобой? Никак курнул чего? — Майорский нос шевельнулся, принюхиваясь.

Бася поднял голову и уставился на милиционера прозрачными, как после сна, глазами.

— Спал я, — Хрипло ответил он. — Всю ночь к контрольной готовился, а теперь вот задрых.

— Ну-ка по домам! Быстро! Спасть они в школе будут! — Майор выпрямился, сердито поправляя ремень. — Нет, стойте. Ко мне!

Прежде чем отпустить друзей, он решил заглянуть каждому из них в глаза. А вдруг наркотики? Расширенные зрачки выдадут. Первым под сканер попал Бася. Как наиболее подозрительный. Но в его светло-серых глазах с булавочными головками зрачков даже самый дотошный поверяльщик не разглядел бы признаков наркозависимости. Ника с Серегой тоже не вызвали вопросов.

Остался Фил.

Он несколько секунд неподвижно стоял, глядя милиционеру в лицо, а потом, нехотя, снял очки.

Увидев его глаза, Беляш отшатнулся. Сине-зеленые радужки смотрелись жутковато. Фил ощутил недоумение милиционера, сомнение и, наконец, беспокойство охотничьей собаки, унюхавшей присыпанный снегом след. Идти по нему — дело малоперспективное, но и бросить жалко. Беляш явно раздумывал, не позвонить ли матери парня. Кто знает, с чем связано странное отклонение? Вдруг разноцветные глаза — признак какой-нибудь новой «химии»?

— Это у тебя что? — Строго спросил майор.

— Гетерохромия, — Фил тонко улыбнулся. — Наследственное заболевание. Врожденная нехватка меланоцитов. Не слышали о таком?

— Нет. И как ты с этим? — Уверенный тон парня успокоил милиционера. Теперь он испытывал легкое любопытство, готовое перерасти в сочувствие.

— Привык. — Аутист пожал плечами и надел очки. — Одна проблема.

— Какая?

— Пить нельзя. Капля алкоголя и слепота на всю жизнь.

— Не повезло! — Зацокал языком майор, от всей души пожалев несчастного. — Что и пиво тоже?

— И пиво. А про наркотики и говорить нечего. Можно сразу похороны заказывать. Так мы посидим еще немного? Посекретничать нужно.

Беляш разрешил. Новость о том, что существуют врожденные болезни, при которых нельзя пить даже пиво, поразила майора в самое сердце. Он попросил оставить ключ на вахте и ушел, задумчиво почесывая начинающую лысеть макушку.

Тарас

Точно получив невидимую отмашку, за окном заорали птицы. Комнату залило предрассветной синью. Пять утра. Скоро тащиться на улицу с Хомяком.

Ночь проскочила, как жевательная резинка по пищеводу. Тарас ее почти не заметил. Он несколько раз перечитал все открытые сообщения «Воскресших в сети» и теперь пытался навести порядок в тяжелой от недосыпа голове.

Ему удалось насчитать девятнадцать фотографий с черными лентами. Девятнадцать покойничков, вышедших на связь со своими близкими. Судя по датам сообщений на форуме, первый контакт состоялся два месяца назад. Последний, Левы с Леной — вчера.

Все высказывания были похожи друг на друга, как Тру-ля-ля на Тра-ля-ля. «Я столько всего не успел(а) сказать ей (ему), и вот теперь…». Сидя на сайте, люди лихорадочно договаривали то, о чем и не думали заикаться при жизни своих родных. Признавались в любви, просили о прощении, обещали не забывать. По крайней мере, ближайшую вечность.

Некий отец Влас — волосатый детина, заросший до бровей смоляными кудрями, проповедовал на главной странице сообщества:

«Возможность поговорить с близким человеком после его смерти — это Божий дар. Миллионы людей на нашей Земле лишены его. Они вынуждены через всю свою жизнь нести крест невысказанных слов и невыполненных обещаний. Мы должны благодарить Бога за дарованное нам чудо».

Крест невысказанных слов… Тарас сцепил руки на затылке и шумно вздохнул. Его отец умер три года назад. Точнее, погиб под колесами лихача во время поездки на очередной слет российских литераторов в Самаре. Тарасу казалось, что язвительный старик, член союза писателей и лауреат туевой хучи премий, проживет еще лет тридцать. Это как минимум. А если будет так же энергично пить кровь из своей второй, после матери, жены — и все сорок. Ан, нет. У судьбы были другие планы.

Теперь не молодая, но все еще привлекательная вдова потихоньку распродает права на его бессмертные творения и поправляет здоровье, подорванное десятилетним браком. Папаня был тем еще занудой. Хотя сына его тяжелый нрав почти не коснулся. Венедикт Захарович поменял одну семью на другую, когда Тарасу не исполнилось и семи.

От участия в воспитании великий русский писатель — автор одиннадцати исторических романов — отлынивал. Оно, видите ли, вредило творческому процессу. Впрочем, его юного, как и позже зрелого, сына, это ничуть не огорчало. Алименты капали исправно, учителя делали стойку, заслышав фамилию Кумарин, а в доме регулярно появлялась экзотическая снедь и новенькие собрания сочинений. В основном русских классиков. «Повинные подношения», — Посмеиваясь, называла мать отцовские подарки.

Ни идейных споров, ни баталий на тему смысла жизни у Тараса с Венедиктом Захаровичем не возникало. Один не лез в дела другого, и другой отвечал взаимностью. Только однажды, Тарас получил невольную оценку своей работы. Он ненадолго заскочил в заставленную тяжелой мебелью квартиру отца, когда тот, попивая липовый чай, листал агитационный листок. Надвигались очередные выборы, и по квартирам разносили газеты с перечнем добрых дел и проникновенными обращениями к электорату. Ту, что держал в руках писатель, от первой буквы до последней точки готовил его сын.

— Хороший слог! — Похвалил Венедикт Захарович, глядя на копирайтера поверх стильных очков в стальной оправе. Газета была открыта на главном интервью, которым Тарас в тайне гордился. Подписи нигде не стояло, но отец безошибочно вычислил его по стилю. — Да, хороший. Но на какое же дерьмо ты его тратишь!

И швырнул газету на пол.

Сколько прошло лет? Пять? Семь? Не важно. Тарас, наверное, и сейчас бы не отказался от попытки поспорить с отцом. Попробовать ему объяснить, что не имеет значение, чем заниматься, главное — быть мастером. Слесарь, ловко ремонтирующий водопроводные трубы, ничуть не хуже музыканта, виртуозно играющего на трубе. Возможно теперь, через три года после смерти, Венедикт Захарович с ним бы согласился.

Да, Тарас прекрасно понимал всех этих людей, цепляющихся за цифровые тени своих близких. Так просто поверить в чудо, которое желаешь больше всего на свете.

Стена комнаты, где висел прошлогодний календарь с черно-белой фотографией Бриджит Бордо, стала розовой. Над грязно-зеленой крышей соседнего дома всплыло пунцовое солнце. Пять часов, пятнадцать минут. Самое время для деловых звонков.

Айком ответил почти сразу. В эфире зазвучал густой, как сливочное масло, мужской голос.

— Ну?

— Здравствуй, мил друг, Леша! Есть у меня для тебя работенка.

— После обеда я весь во внимании. А сейчас спать ложусь — всю ночь пахал, что твой папа Карло!

— Кидаю адрес ресурса. Нужно вскрыть с десяток его пользователей. Через час я у тебя.

— Ирод!

— Сам такой.

Специалиста по вскрытию невскрываемого звали Вирусом. Точнее, это он сам себя так звал. Хмурый дядька с лицом невыспавшегося Терминатора не был гениальным хакером. По крайней мере, Тарас ни разу не слышал о его подвигах, вроде взлома сайта Пентагона. Но пароли к чужим почтовым ящикам он подбирал за пять минут. К страницам в социальных ресурсах — за десять. Благодаря талантам Вируса предвыборный штаб Тараса всегда узнавал о планах конкурентов заранее. Людям отчего-то не приходило в голову, что проще натаскать ванну воды решетом, чем сохранить в тайне информацию, попавшую в сеть.

— А заказ-то не политический! — Присвистнул Вирус, открыв ссылку, брошенную ему Тарасом. — «Воскресшие в сети», блин! Восставшие из зада, твою мать! Ну, Венедиктыч, не меньше двадцати штукарей с тебя возьму.

Такая работа стоила пятнадцать. Тарас предложил десять. После короткого препирательства сошлись на все тех же пятнадцати.

— За час справишься?

— Куда денусь. Бабло, как говорится, побеждает зло.