"Призрак и другие соучастники" - читать интересную книгу автора (Романова Любовь)

ГЛАВА 4. ГАРИК

Ну как? Как он мог все проспать? Целое утро в интернате только и разговоров, что о вчерашнем происшествии. Уже несколько часов в кабинете директора следственная группа ведет допрос свидетелей. И только Гарик ничего не видел. Почти все мальчишки из его комнаты выскочили на крики воспитателей, а он даже не проснулся.

— Да хватит тебе психовать. Я тоже спал как сурок, — попытался его урезонить Вадик. Он брезгливо снимал пенку с молока. И зачем его только кипятят, превращая вполне съедобный продукт в настоящую гадость?!!

— Тебе хорошо говорить, — ответил Гарик, который от расстройства так и не притронулся к завтраку, — Ты вон, детективы никогда не читаешь. Ты вообще их не любишь, а я, может, всю жизнь мечтал оказаться в центре какого-нибудь загадочного преступления.

— Это трупом что ли? — встрял в разговор вездесущий Кролик.

— Сам ты трупом! — обиделся Гарик, — Знаешь, кто мой любимый герой? Лев Гуров. Это вроде Шерлока Холмса, только круче! Вот бы его к нам прислали — убийство расследовать.

— Во-первых, еще нужно доказать, что это убийство, а, во-вторых, Гурова твоего не существует — это выдумка, — охладил пыл брата Вадик. Его взгляд устремился поверх голов мальчишек, — Привет! — крикнул он кому-то и широко улыбнулся.

Гарик с Санькой-Кроликом обернулись. Кто бы сомневался! В столовой появилась новенькая. Княжна Романова собственной персоной.

— Привет, Вадик! — бросила девочка, проходя мимо.

— Привет, Вадик! — злобно передразнил Гарик и скорчил смешную рожу ей вслед.

— Перестань, — одернул его близнец, — Она классная!

— Он — девчонка! — Наверное, таким тоном русские офицеры говорили: «Он предатель», а дамы из высшего общества: «он плебей». По крайней мере, Гарик вложил в свои слова все презрение и негодование, на которые был способен. Но брат его чувств не разделял.

— Стася задачи повышенной сложности, как семечки щелкает, и не задается совсем!

— Все, я больше ничего не хочу слышать про эту мисс-конгениальность! — вспылил Гарик.

— Не хочешь и не слушай! Никто не заставляет.

— Ладно, пацаны, брэйк! — прервал братьев Кролик, — На вас и так половина столовой пялится. Пошли отсюда. Сейчас звонок прозвенит.

День выдался очень странный. Все учителя были рассеянны — то и дело теряли нить урока и убегали куда-то, предоставляя класс самому себе. Глиста отсутствовала уже минут пятнадцать. На удивление никто из учеников не носился по кабинету, не бил соседа по парте портфелем по голове и даже не пытался поставить себе пару пятерок в забытый на столе классный журнал. Все увлеченно обсуждали обстоятельства ночного происшествия.

— Да говорю же вам, его точно кокнули! — горячился Фима Лютиков. Он был старше своих одноклассников, так как пару раз оставался на второй год. Большой, неповоротливый парень уже давно говорил подростковым баском и даже брил пушок над верхней губой.

— Да кому он нужен! Зачем его убивать? — поддразнивал Фиму хитрый Кролик.

— Какая разница! Главное не зачем, а кто!

— И, правда! Давайте наметим круг подозреваемых, — встрял Гарик и даже приготовил листок бумаги, чтобы записывать фамилии кандидатов в убийцы.

— Ага, давай, пиши: 152 воспитанника интерната, — захихикала Мила.

— Ну, вряд ли это кто-то из детей. Всякое, конечно, бывает, но давайте начнем со взрослых, — рассудительно предложил Вадик.

— Давайте. Итак, ночью в интернате не так уж много взрослых. Все входы закрыты ключами, которые хранятся у старшего воспитателя ночной смены, — важно пометил на листе Гарик, — Если она кому-то отдавала ключ, значит заодно с убийцей.

— Такса-то? Это вряд ли! — загалдели все вокруг. Таксой звали пожилую воспитательницу, которой, не смотря на плохое зрение и ревматизм, всегда удавалось поймать ребят, пытавшихся в темное время суток покинуть стены интерната. За тридцать лет работы Такса, или Любовь Никитична Авоськина, выработала удивительное чутье на любые проказы. Именно она дежурила прошлой ночью.

— Ладно, давайте считать, — продолжил Гарик, — Два ночных воспитателя. Потом, два члена комиссии…

— Запиши еще Стервеллу! — Вспомнила Женя.

— А она-то тут при чем? Директриса всегда дома ночует.

— Только не сегодня! У нее всю ночь свет горел, но во время переполоха в холле ее не было! — торжественно сообщила Женя.

— А еще нужно про Мироныча и тетю Алю не забыть. Они тоже в интернате ночуют, — добавил кто-то из детей.

— И про Алису.

— Что, и она домой не уходила? — удивился Гарик.

— Ну да, учительская рядом с нашей комнатой находится, — сообщил Фима, — Я ночью в туалет ходил, видел, как она там на диване спала.

— Все это ерунда! Никто из наших этого Забияко не убивал! — наконец взяла слово Мила, — Я уж точно знаю!

— И кто, по-твоему, отправил его полетать? — поинтересовался Гарик.

— Вы все равно не поверите! Только учтите, на следующее полнолуние будет еще одна смерть!

Мальчишки, которые не слышали историю про шамана, слегка оторопели от такого заявления.

— Эй, сыщики, не надоело самодеятельностью заниматься? — послышался насмешливый голос. Около двери, скрестив руки на груди, стоял незнакомый парень, — Привет, коллеги. Меня зовут Стас Александрович. Можно просто Стас. Я сотрудник убойного отдела Тихореченского района. Пришел, чтобы сопроводить вас на допрос.

Ребята заволновались. Неужели, их тоже будут допрашивать?

— Так, для начала мне нужны двое. Давай, Шерлок Холмс, начнем с тебя, — показал Стас на Гарика, — И с твоего брата. А то я вас потом еще перепутаю.

Из-за спины оперативника появилась Глиста.

— Вы уж, Стас Александрович, побыстрее с ними. У нас урок, — попросила она, — Ничего, не волнуйтесь, остальных я к вам по мере надобности буду отправлять.

Гарик шел следом за Стасом и не верил, что его ждет самый настоящий допрос. С ума сойти, как в книжке про Гурова! Эх, до чего же жалко, что он всю ночь проспал и ничего не слышал!

Первым в кабинет директора, где милиция допрашивала всех обитателей интерната, Стас позвал Вадика. Разговор длился всего минут пять, потом наступила очередь Гарика.

— Ну-с, Георгий Собалев, садитесь! — солидно сказал Стас и показал на кресло, в котором обычно валялся злобный Пупсик. Вот только алой подушечки там не было. — А расскажите мне, уважаемый, что вы делали в районе полуночи?

— Спал, — потупился Гарик.

— Значит крепкий сон это у вас семейное. — ухмыльнулся оперативник, — А вот эта вещь вам не знакома? — Стас положил перед Гариком на стол большую фиолетовую стразу в полиэтиленовом пакетике, — Ну, ну, руками трогать не надо — это улика.

— Какая-то несерьезная у вас улика, товарищ милиционер, — засмеялся мальчик, — Такие улики в каждом ларьке на автовокзале продаются.

— Ну, уж, какая есть. Эту штуку, между прочим, изо рта покойника достали. Ты ее ни у кого из ребят раньше не видел?

Гарик задумался. Ему очень хотелось быть полезным, но ничем помочь оперативнику он не мог.

— Стас Александрович, а это точно убийство? Может, он сам, того, с лестницы свалился?

— Да нет, не сам. Помогли ему. На груди гематома от удара тупым предметом, а в зубах стекляшка. Так что несчастным случаем тут и не пахнет. Ладно, давай показывай, что вы там с классом записывали?

Гарик протянул Стасу листок. Тот внимательно прочитал и удивленно поднял брови:

— Вот значит как, и Алиса Сергеевна Горчакова, и Стэлла Родионовна Талдыко в интернате ночевали. Любопытно. Ну, молодой человек, спасибо за помощь следствию. Родина вас не забудет!

В этот момент в учительскую заглянул усатый мужчина с военной выправкой. Именно так Гарик представлял себе бравого следователя. Стас, конечно, тоже ничего — чем-то Ларина из «Улицы разбитых фонарей» напоминает, но до этого человека ему было далеко.

— Стас, ты как закончишь, ко мне заскочи, — сказал мужчина уверенным тоном. — А я поеду.

— Хорошо, Тарас Анатолиевич, заскочу.

— Это кто? — спросил Гарик, когда дверь закрылась.

— Это, друг мой Георгий, майор Леонов, Тарас Анатолиевич, один из лучших сыщиков Москвы, а ныне — мой непосредственный руководитель, то-бишь, начальник убойного отдела Тихореченского района.

— Он что специально из Москвы убийство Забияко приехал расследовать?

— Нет, он уже недели две как к нам перевелся, по семейным обстоятельствам. Эй, чего это я с тобой разболтался! На вот мою визитку — тут рабочий телефон. Если что-нибудь узнаешь, Шерлок Холмс, звони. Все, брат, беги на урок и следующего зови.

Гарик выскочил в коридор немного разочарованный. Все-таки от первого в жизни допроса ожидал чего-то большего. Вроде, и Стасу помог, сообщив важную информацию, но все равно какой-то не серьезный разговор получился.

Гарик уже добрался до главной лестницы, когда услышал крик:

— Дядя Тарас! Подождите! Дядя Тарас! — кричала новенькая Романова и неслась вслед за выходившим в этот момент из интерната одним из лучших сыщиков Москвы.

Гарик замер, наблюдая за происходящим.

— Ну, куда же вы? Это я — Стася! — девочка летела вниз по ступенькам.

Сыщик в этот момент остановился, посмотрел на Стасю и отчетливо сказал:

— Извини, мы с тобой, кажется, не знакомы, — а затем вышел на улицу.

Девочка неподвижно стояла, глядя на дверь. Потом медленно повернулась и побрела прочь. Лицо ее было залито слезами.

«Странная она какая-то, — размышлял Гарик, — Чего к человеку прицепилась? Дядя Тарас, надо же! Неужели, действительно знает? Может, она проходила свидетелем по какому-нибудь делу? Кажется, новенькая тоже из Москвы».

Но, видимо, у Гарика сегодня был особый день — не успел он дойти до своего класса, как стал невольным свидетелем, или, точнее сказать, слушателем, еще одного приватного разговора.

На площадке боковой лестницы, мимо которой проходил мальчик, стояли две учительницы и спорили приглушенными голосами.

— Алиса, я тебя умоляю, иди в милицию и обо всем расскажи! Они же и так узнают, что Забияко твой отчим! — это говорила Жанна Львовна.

— Нет, я не могу, не хочу! — твердила Алиса Сергеевна. — Потом будут эту историю по всему Тихореченску полоскать. Может, еще обойдется!

— Алиса, ты не понимаешь, что говоришь… Подожди, там, кажется, кто-то есть, — спохватилась математичка.

Гарик, отшатнулся от лестницы и нырнул в класс, где подходил к концу урок русского языка. Вот значит как! Забияко — отчим Алисы Сергеевны. Видимо, она его и столкнула, иначе, зачем ей в интернате ночевать оставаться? Может, он ее бил в детстве?

Еле дождавшись звонка, мальчик бросился в комнату завхоза — там стоял телефон, которым иногда позволяла пользоваться детям добрая тетя Аля. На счастье Гарика, кабинет оказался открыт, завхоза в нем не было, так что даже разрешения спрашивать не пришлось. Мальчик трясущимися руками набрал номер, указанный на визитке Стаса.

— Здравствуйте, мне бы Тараса Анатолиевича, — попросил мальчик, как только на том конце провода сняли трубку. Гарика долго пытали кто он, и что ему нужно от начальника убойного отдела, — Я Гарик Соболев, из интерната, у меня есть важная информация для Тараса Анатолиевича.

Наконец, он услышал в трубке строгий голос:

— Леонов, слушаю.

Гарик, запинаясь, рассказал ему о подслушанном разговоре и под конец робко сделал вывод:

— Я думаю, это Алиса, ну учительница географии, столкнула своего отчима с лестницы, в смысле, Забияко.

— Хорошо. Спасибо за информацию, мы проверим…

И все. Короткие гудки.

Гарик в задумчивости вышел из кабинета завхоза. Правильно ли он поступил? С одной стороны, помог следствию. Ему же сказали — узнаешь что-нибудь важное — звони. Вот он и позвонил. С другой стороны, Алиса Сергеевна — классная училка. Гарик обожал ее уроки. Если Алису посадят — будет ужасно жалко. Тем более, что Забияко, наверняка, был еще та сволочь. «Перед правосудием все равны» — вспомнил Гарик фразу из какого-то строго детектива, и, немного успокоившись, пошел вслед за своим классом на обед.

ГАВА 5. СТАСЯ

Стася никак не могла поверить в то, что дядя Тарас ее не узнал. Ее, которую он столько раз водил на прогулку и даже тайком от бабушки — в кино! Ее, которую учил защищаться от хулиганов, а, за одно, рассказывал захватывающие истории об охоте на коварных преступников и подвигах отважных сыщиков. Он бывал у них в гостях едва ли не каждый день, а теперь взял и не узнал! Такого просто не может быть! Он притворяется! Он предал меня и бабушку! Стася пыталась сдержать слезы и не могла. Не разбирая дороги, она брела куда-то по переходам интерната. Все эти дни в девочке жила надежда, что дядя Тарас еще найдется, приедет за ней и заберет в Москву. И вот он нашелся. Нашелся и не узнал, вернее, сделала вид, что не узнал.

— Эй, привет, ты не ко мне ли, случайно, идешь? — перед Стасей стоял оперативник Стас, к которому ее отправили, после того, как вернулся Вадик. Точно, она шла в директорский кабинет, а по дороге увидела дядю Тараса, — Ой, да у нас тут вселенская трагедия! Ну-ка, держи платок, нечего сырость разводить! — сказал парень и протянул небольшую клетчатую простыню, а потом провел девочку в кабинет Стервеллы — Так, ты у нас Анастасия Романова. Правильно? — спросил Стас, сверяясь со списком учеников, — Княжна, значит.

— Меня обычно Стася зовут.

— Ба, мы же с тобой тезки? Ты даже не представляешь, насколько тезки. У меня знаешь, какое имя в паспорте стоит? Анастасий!

— Разве мужчину могут так звать? — удивилась Стася.

— Это ты у моих родителей спроси! У нас в стране нет закона, который бы запретил над ребенком издеваться! — при этом, оперативник показал свой паспорт, где действительно не очень разборчивым почерком было написано: «Анастасий Александрович Перепелкин», — Вот, представь, как пацану с таким именем жить!

— А меня бабушка из Насти в Стасю переименовала, — поделилась девочка, — Родители Анастасией назвали, но бабушка сказала, что лучше бы индивидуальный номер мне присвоили — сегодня в каждом классе по три Насти. Вот она и начала меня Стасей звать.

— Значит, мы с тобой стопроцентные тезки, а ты ревешь. Не позорь меня, женщина! — последнюю фразу Стас сказал со смачным кавказкам акцентом.

Стася не выдержала и засмеялась. Потом оперативник начал расспрашивать девочку о прошедшей ночи, и она честно рассказала все, что знала.

— Слушай, тебе фигура в белом точно не померещилась? — с сомнением спросил Стас.

— Думаю, нет. Просто фигура в белом не означает привидение. Это мог быть белый халат или ночная рубашка — в коридоре и холле темно было, — рассудительно заметила девочка.

— Ну, а не могла ли в белом, как ты говоришь, халате разгуливать ваша учительница географии — Алиса Сергеевна Горчакова?

— Нет! Зачем ей? — испугалась Стася. Девочке очень нравилась молодая учительница, она и мысли не могла допустить, что та как-то замешана в смерти Забияко.

— Ладно, мы с тобой потом на эту тему побеседуем. На вот, взгляни на одну штуку. Ты такую ни у кого из детей не встречала? — перед Стасей оказался ограненный фиолетовый кусок стекла, какой часто можно увидеть в качестве украшения на витринах в магазинах оптики.

— Сапфир! — удивленно выдохнула девочка.

— Да ну! А, по-моему, страза! — засмеялся Стас.

— Нет, я ни у кого такого не видела! — честно сказала она, а сама глубоко задумалась. Вот, значит, какой бриллиант во рту у покойника разглядела Катя Симонова. Неужели, вся эта история как-то связана с австралийским сапфиром? Да и был ли он вообще этот сапфир? Может, его Мила выдумала?

Сразу после обеда Стася решила наведаться в интернатскую библиотеку. Зачем? Если бы кто-нибудь сказал, что ей хочется разгадать загадку мифического камня, а заодно разобраться в преступлении, девочка оскорбилась бы до глубины души. Бабушка считала подобные истории «кошмарным моветоном». «Тебя не должен интересовать ширпотреб, которым сегодня забит кинопрокат и книжные магазины, — говорила она, строга сводя тонкие брови, — В настоящих преступлениях нет ни капли романтики. Только грязь и кровь!» Это означало, что на новый фильм Стася не пойдет, и принесений из библиотеки томик Конан Дойля так и не будет прочитан. Не стоит подвергать свой утонченный вкус испытаниям. И Стася давно не обижалась на бабушку. Она верила в ее правоту. А как же иначе? Бабушка просто не могла ошибаться, хотя иногда, когда запреты становились особенно суровыми, девочку начинали посещать смутные сомнения…

Вот и сейчас Стася решила заключить компромиссное соглашение со своим утонченным вкусом. «Я всего лишь хочу положить конец этим сказкам о заколдованных сапфирах и австралийских шаманах», — сказала она себе и решительно толкнула дверь с надписью «Библиотека».

Стася ожидала чего угодно от интернатской библиотеки только не того, что она увидела.

Девочка очутилась в огромном помещении, заставленном высоченными стеллажами. Учебникам, пособиям, покрытым пылью романам, детским книгам в ярких обложках конца-края не было видно. Кто бы мог подумать, что провинциальный интернат может собрать столько книг! Судя по всему, в бытность Вершицких тут тоже находилась библиотека. Причем, шикарная. Наверное, раньше, в ней стояли удобные диваны, на которых во время шумных балов любили уединиться мужчины, чтобы выкурить трубочку — другую за неторопливой беседой. Сейчас же вместо диванов все свободное от стеллажей пространство занимали ряды школьных парт. За ними, включив маленькие настольные лампы, сидела пара девочек из старших классов, уже знакомая Стасе Глиста, учительница русского языка, и та самая красивая дама, которая входила в состав московской комиссии. Она читала какую-то книгу в неброской обложке.

— Ну и чего мы глазеем? — услышала девочка недовольный голос.

На шатком стульчике, неподалеку от двери устроилась маленькая женщина с вязанием, которая подозрительно смотрела на Стасю поверх стареньких, перемотанных изолентой, очков. Острый нос и абсолютно круглые глаза придавали ей сходство с толстенькой таксой.

— Что-то я тебя раньше не видела. Никак новенькая? Почитать пришла, али от скуки заглянула?

— Почитать. Я, действительно, новенькая. Третий день в интернате. А вы всех детей в лицо знаете?

— А тож, тридцать лет без малого здесь работаю.

— Правда? Наверное, дольше всех учителей!

— Правильно, — заулыбалась библиотекарша, — Мы с Сергеем Николаевичем Загубским вместе начинали, царства ему небесного.

— Давайте, познакомимся. Меня Стася Романова зовут.

— А меня Любовь Никитична.

— Очень приятно. Кажется, вы в ночь убийства дежурили…

— Ох, дежурила. Вспомнить страшно! Я же два раза в неделю в ночную смену подрабатываю. Платят-то здесь не густо, а у меня внуки… Даже не знаю, как я теперь по ночам буду дежурить? Жуть! Чего тебе нужно-то? — От подозрительности библиотекарши не осталось и следа. Ей понравилась вежливая девочка.

— Я хотела почитать что-нибудь об истории рода Вершицких…

— Вот те на! Сколько лет никто князем не интересовался, а сегодня все книжки про него просят.

— А что, кроме меня еще кто-то про Вершицкого спрашивал?

— Да вон, мадама из Москвы сидит — читает книгу Сергея Николаевича Загубского. Как раз перед его смертью вышла. Он десять лет материал про князя собирал, а в печати его так и не увидел…

— Но у вас же есть еще экземпляры этой книги? — с надеждой спросила девочка.

— В том-то и дело — нет! Напечатали ее крошечным тиражом. Весь по рукам разошелся. У нас в интернате три штуки было. Одну начальству заезжему подарили, другая на руках, а третью, вон, гостья, второй час читает.

В этот момент холеная женщина в меховом манто встала и направилась к выходу из библиотеки.

— Я возьму ее, — бросила она, походя, — запишите на меня.

— Как же я запишу… — крикнула вслед библиотекарша, — Я же имени вашего не знаю.

Но женщина уже исчезла за дверью.

— Ох, плутовка, — вздохнула Любовь Никитична, — Чует мое сердце — пропала книга. Хотя, постой. Кажется, был у меня еще один экземпляр. Личный. Подожди тут.

И библиотекарша исчезла за стеллажами. Девочка постояла немного, а потом пошла следом. Бабушка, конечно, осудила бы такое поведение, но Стасе не терпелось заглянуть за эти огромные стеллажи.

Первое, что она увидела, был маленький столик, на котором стоял электрический чайник и чашки, а рядом сидела Алиса Сергеевна.

— Привет, дружище, — повернулась она к девочке, — Ты как здесь очутилась?

— Я за книжкой пришла, которую Сергей Николаевич Загубский написал, — ответила девочка, — Ее Любовь Никитична пошла искать.

— Ну, посиди со мной. Здесь так уютно…

Алиса Сергеевна выглядела как-то иначе, чем прежде. Под глазами темные круги, в уголках рта обозначились печальные складочки.

— Алиса Сергеевна, у вас что-то случилось?

— С чего ты взяла? Все в порядке.

— Я же вижу! У вас глаза измученные, да и ребята из моего класса, говорят, что вы здесь ночевали…

— Стася, что за глупости! Я просто устала, и решила не ходить домой.

И тут Стася, по меркам ее бабушки, повела себя совсем уж неприлично.

— Скажите честно, это как-то связано со смертью Забияко? — напрямую спросила она.

Алиса Сергеевна отвела глаза, — Кто он вам?

Учительница немного помолчала, а потом начала говорить.

— Даже не знаю, стоит ли тебе об этом рассказывать. Понимаешь, Забияко, Петр Николаевич, он мой… он был моим отчимом. Мама вышла за него замуж, когда мне исполнилось одиннадцать лет…

… Петр Николаевич был уверен, что наделен настоящим педагогическим талантом. Это озарение посетило его во время работы пионервожатым в летнем лагере. Он тогда до мелочей продумал систему воспитания гармоничной личности. Одна беда — с детьми ему не везло. То попадались какие-то избалованные маменькины сынки, то малолетние хулиганы, которые никак не хотели внимать наставлениям молодого воспитателя. Но, не смотря на это, свою жизнь Петр Николаевич связал с педагогикой — сначала работал в комитете образования городской администрации, потом перебрался в министерство образования. Поэтому всегда, заслышав слова старой педотрядовской песни «Кусочек сердца отдавать кому-то — такая, брат, у нас с тобой работа», утирал скупую слезу. Вот только своих детей у Забияко не было. Приходилось думать сразу обо всех детях страны — на себя ни сил, ни времени не оставалось. И вдруг в его распоряжении оказалась целая одиннадцатилетняя девочка. Тоже, нужно сказать, порядком избалованная своей матерью, новоиспеченной женой Петра Николаевича, и ее многочисленными родственниками. А что вы хотите, когда ребенок растет без отца? Ну, ничего! Все еще поправимо. Нужно только системно подойти к вопросу воспитания. И Забияко подошел. Для начала он заставил Алису обращаться к нему и ее маме только на вы. Потом запретил гулять, ходить в гости и приглашать к себе друзей — к чему нам дурное влияние испорченных подростков? Дальше потребовал избавиться от всей одежды и взамен купил ей черные шерстяные платья, в которых девочка походила на воспитанницу церковного приюта. Мама, конечно, сочувствовала дочери, но спорить с мужем не стала — боялась потерять. Он вон какой солидный мужчина, а ее уже даже молодой не назовешь — четвертый десяток разменяла, так не долго до старости одинокой прокуковать. И Алисе не оставалось ничего другого, как терпеть педагогический эксперимент отчима. Ради мамы. Но однажды терпению девочки пришел конец. Забияко внезапно решил, что собака — бестолковый рыжий спаниель, который жил в их доме уже четыре года — вредит правильному воспитанию падчерицы. Возможно, к этому решению отчима подтолкнула обглоданная проказником любимая записная книжка. И Петр Николаевич, пока Алиса была в школе, отвел пса на птичий рынок.

Когда девочка вернулась домой и не обнаружила своего лохматого друга, она бросилась искать его в соседних дворах. Весь день Алиса бегала по заснеженным улицам Тихореченска, звала пропавшего пса, пока окончательно не охрипла. Не смотря на все запреты отчима, она пришла домой поздно ночью, и только тут узнала, что Забияко продал собаку.

— Тебе нужно думать об учебе, а не отвлекаться на пустяки, — объяснил он Алисе.

Но негодница отчего-то не хотела понимать таких простых вещей. Она топала ногами, кричала как сумасшедшая, называла отчима садистом, равнодушной скотиной, моральным уродом и другими неприятными словами.

На следующий день у девочки поднялась температура. Врач «Скорой» поставила диагноз «воспаление легких» и увез ее в больницу. Целый месяц Алиса провела в унылой серо-зеленой палате. За это время Забияко получил назначение в Москву, куда вскоре и переехал вместе с женой. Девочку оставили в Тихореченске, на попечении тети Лены — родной сестры матери Алисы. Перед отъездом мама в последний раз навестила дочь.

— Прости меня, малыш, — прошептала она, обнимая плачущую девочку, — У тети Лены тебе будет лучше. А я смогу обеспечить твое будущее… Ты потом все поймешь.

Но Алиса так и не смогла понять. Да, конечно, тетя Лена относилась к девочке как к родной. Тем более, что своих детей у нее было. Да, конечно, мама каждый месяц исправно присылала приличную сумму денег на содержание дочери… Но разве это могло заменить ее присутствия? А главное, девочка чувствовала, что не сладко живется ее матери с Забияко. Видимо, потеряв возможность мучить Алису, он переключил свои педагогические способности на жену. Поэтому девочка решила, что при первой возможности заберет ее из Москвы, и они наконец-то будут жить вместе. Но ее мечтам не суждено было сбыться. Три года назад мама умерла от рака легких. Сгорела за полтора месяца. С тех пор, Алиса не видела Забияко, но часто думала о нем.

— Знаешь, я ведь мечтала его убить. Иногда даже представляла, как толкаю своего отчима с балкон нашей тихореченской «хрущевки», — призналась Алиса Сергеевна, — Не знаю, почему я осталась в ту ночь в интернате. Может, действительно хотела отомстить ему? После ужина я встретила его в коридоре. Поговорили. Он ничуть не изменился. Такой же самоуверенный и глупый. Ему ничего не докажешь, не объяснишь. И я вдруг поняла, что все мечты о мести — полная ерунда. Моей маме просто жутко не повезло встретить такого человека. Нет смысла продолжать эту историю. Нужно жить дальше, заводить своих детей и постараться не совершать похожих ошибок. Было уже поздно. Я пошла спать в учительскую, а утром узнала, что его кто-то столкнул с балкона. Невероятно! Просто невероятно!

— Алиса Сергеевна, не убивайтесь, — девочка тронула учительницу за рукав канареечного свитера, — Так бывает. Он, наверное, не только вас обидел…

Неожиданно тишину библиотеки наполнили чьи-то тяжелые шаги. В узком проходе между книжными стеллажами появился оперативник Перепелкин.

— Алиса Сергеевна Горчакова? — строго спросил он. — Пройдемте с нами. Мне приказано доставить вас в прокуратуру.

— Что-то не так? — растерянно спросила учительница.

Из-за спины Стаса вышли люди в форме.

— У нас к вам есть гм-м-м … очень серьезный разговор, — сообщил Стас, — Пройдемте.

Милиционеры обступили Алису Сергеевну и начали подталкивать к выходу. Молодая женщина растерянно двинулась с ними.

— Стас Александрович, подождите! — дернула оперативника за свитер Стася, — Вы ее хотите арестовать? Но почему?

— А, тезка! — улыбнулся Стас, — Иди, нечего тебе на это смотреть.

— Нет, постойте! Вы думаете, что это Алиса Сергеевна толкнула Забияко? Потому что она его падчерица? Вы не правы! Она не делала этого! Дайте мне поговорить с Тарасом Анатолиевичем!

— Эй, Стася, угомонись! — остановил ее Стас, — Мы нашли отпечатки Алисы Сергеевны на орудие убийства. У покойника на груди гематома от удара тупым предметом. Им оказался деревянный брусок, который дверь на втором этаже подпирал. Так вот на нем свежие отпечатки пальцев твоей учительницы. Только тсс! Это я тебе как тезка тезке сказал. Остальным знать не обязательно.

Стася осталась смотреть, как милиционеры уводили Алису Сергеевну. Дверь библиотеки захлопнулась, а девочка все смотрела и не могла поверить, что она только что потеряла одного из своих и без того не многочисленных друзей. Ну, или почти друзей. Нет! Это просто не может быть! Она ЗНАЕТ, ЧУВСТВУЕТ, что Алиса Сергеевна сказала ей правду. Она не убивала своего отчима! НЕ УБИВАЛА! Нужно что-то делать!

И вдруг Стася ощутила ставший уже родным шепот вперемежку с боем тамтамов. На этот раз он звучал особенно отчетливо, совсем рядом. Еще чуть-чуть и весь мир затопит этот звук. Но девочке отчего-то не было страшно. Ей даже хотелось, чтобы странный шепот поглотил ее целиком. Может, тогда не будет так одиноко…

— Эй, новенькая, я для тебя книгу нашла. — внезапно услышала Стася голос библиотекарши, и шепот, как обычно, пропал, застеснявшись посторонних, — Вот держи, — Любовь Никитична протянула девочке невзрачный томик.

— Ох, да что же это делается! — вздохнула она, обращаясь к сидевшей рядом Глисте, — Милиция наша совсем мышей не ловит. Алису забрали! Это надо же! Нашли на кого убийство повесить!

— И не говорите! — поддержала ее учительница русского и литературы.

В этот момент Стася услышала металлический звон, созывавший воспитанников интерната на ужин, и побрела прочь из библиотеки.