"Время таяния снегов" - читать интересную книгу автора (Рытхеу Юрий Сергеевич)

42

В эту осень северные ветры обрушивали на берег огромные волны ледяной зеленой воды. Соленая водяная пыль оседала на крышах яранг и домов, на электрических проводах. Прямо посреди стойбища валялись большие ледяные глыбы. На берег выбрасывало много плавника. Каждое утро, встав пораньше, улакцы отправлялись подбирать выброшенные волнами обломки дерева, целые бревна.

Лагуна уже замерзла, выпал глубокий снег, а на море за прибойной чертой еще колыхалась белая ледяная масса.

Ринтын проснулся рано. Поеживаясь в остывшем пологе, он тихонько, чтобы никого не разбудить, оделся и вышел в чоттагын. Натыкаясь на собак, он подошел к двери и высунул голову. На улице было тихо: исчез непрерывный глухой рокот моря.

Ринтын торопливо вышел из яранги. Море молчало. И сколько мог увидеть глаз при свете звезд, все было бело. Море, наконец, сдалось, стихло, и кругом наступила такая тишина, что Ринтын отчетливо слышал биение собственного сердца.

Натянув камлейку, он отправился собирать плавник. Вот уже несколько дней Ринтын рано встает и уходит к морю за плавником. Возле яранги лежит порядочная куча бревен, досок, обломков брусьев. Вместе с досками, оставшимися от разбитой яранги отчима Гэвынто, всякого дерева у дяди Кмоля теперь больше, чем у кого-либо в Улаке, если не считать Журина.

Дядя Кмоль собирается перестраивать свою ярангу, сделать жилище просторнее и даже поговаривал о том, чтобы соорудить окно. Это началось с тех пор, как в яранге пожил Петя.

Ринтыну нравилась затея дяди, и он в мыслях уже видел себя живущим в домике-яранге с окном. Но чтобы выстроить хотя бы однокомнатный домик, того запаса дерева, который имелся у дяди Кмоля, было недостаточно.

Возле магазина намело большой сугроб, и Ринтын, перебираясь через него, едва не наступил на старого Культына, вырывшего себе в снегу берлогу.

— Постой! Кто лезет? — крикнул спросонок сторож.

Культын выбрался из снега, отряхнулся и, узнав Ринтына, попросил его:

— Помоги найти ружье. Оно где-то тут, в снегу.

Ринтын помог старику отыскать ружье, очистил его от снега.

— Шел бы ты, дед, домой спать, — сказал он, — что зря мерзнуть на снегу!

— Нельзя, — ответил Культын. — Сторожу. Зарплату за это получаю. А ты поторапливайся, часа два назад проходил Рычып.

Ринтын пошел вдоль ледяного припая к скале Ченлюквин. По дороге попалось несколько больших бревен. На всех лежали камни в знак того, что бревна уже имели хозяина. Ринтын подобрал несколько сучьев, обломков досок и сложил все в кучу.

Небо светлело, гасли одна за другой звезды, и ярко-красная заря захватила уже значительную часть восточного небосклона.

Ринтын решил еще немного пройти вперед и вернуться домой: там, где прошел Рычып, другому уже не на что надеяться, разве что попадется жалкий деревянный обломок, годный на растопку.

Вдруг до слуха Ринтына донесся скрип шагов по сухому снегу. Взобравшись на торос, Ринтын узнал Рычыпа. Старик бежал мелкой рысцой и, видимо, утомился. Заметив Ринтына, он что-то прокричал и помахал руками по направлению к Ченлюквину. "Уж не гонится ли за ним умка?" — с ужасом подумал Ринтын.

— Рьэв! Рьэв! — разобрал, наконец, он слова Рычыпа.

"Старик сошел с ума! — пронеслось в мозгу Ринтына. — Вообразил, что за ним гонится кит!"

— Там кит! — выкрикнул Рычып, подбегая к мальчику. — Прямо вмерз в лед! Скорее надо сообщить в стойбище!

Старый Рычып, не замедляя бега, сделал знак рукой Ринтыну, чтобы тот следовал за ним.

Заметив дремавшего возле магазина Культына, Рычып громко закричал:

— А ну, вставай сейчас же! Беги скорее и скажи всем, что Рычып нашел такое большое счастье, какое тебе и не снилось! Я нашел вмерзшего в лед кита!

Пока запрягали в стойбище собак, готовили нарты, приводили в готовность убранные на зиму специальные ножи для разделки китовой туши, рассвело и взошло солнце.

Василий Львович, посовещавшись с учителями, отменил занятия в старших классах, начиная с пятого.

Ринтыну вместе со своими товарищами-пятиклассниками пришлось добираться до кита пешком. С ними отправились и свободные от уроков учителя.

— Вот теперь старый Рычып разбогатеет! — сказал Калькерхин, когда вдали среди торосов показались копошащиеся возле кита люди.

— Почему только он? — спросил учитель математики Максим Григорьевич. Всему колхозу прибыль.

— Нет, — разъяснил Ринтын, — по нашему закону выброшенное морем принадлежит тому, кто первый его обнаружил.

Кита еще не начали разделывать. Рычып, важный и довольный, ходил между нарт и громко распоряжался, чтобы собак отвели подальше. Когда упряжки были привязаны и охотники готовились приступить к разделке, Рычып поднял руку, как на собрании, и, когда толпа затихла, сказал:

— Слушайте меня! Прежде чем начать разделывать кита, я должен был принести жертву Вечноскорбящей. Но случилось так, что я позабыл об этом. Да не обидятся на меня охотники. За всю свою долгую жизнь мне впервые выпала такая удача, и я немножко растерялся. Вы все знаете, что счастье принадлежит тому, к кому оно пришло. Но теперь у нас жизнь идет по другим, новым законам. Вот этот большой кит, по древнему закону, принадлежит мне, но я возьму от него не все, а только то, что мне нужно.

Старый Рычып замолчал и усиленно заморгал. Высморкавшись и прокашлявшись, он сказал:

— Неопытный я говорун. Татро, ты бы хоть мне помог! Запутался я в словах, как рыба в сети. Сделаем так. Кит этот велик. Я старый человек, мало охотился и мало давал в фонд обороны. Пусть половина всего вытопленного жира от этого кита пойдет в фонд обороны. Вы только послушайте… — Старик скинул малахай и поднял лицо к небу, прислушиваясь.

Едва различимые в голубой вышине, шли самолеты на запад.

— Слышите? — Рычып повернулся к слушателям. — Эти самолеты куплены нашим правительством у американских капиталистов. Пусть у нашей армии будет больше самолетов, пусть деньги, вырученные от продажи китового жира, пойдут на производство наших самолетов, и пусть небо над фашистами так загудит от самолетов, что враги не будут знать покоя ни днем, ни ночью. Пусть будет так!

— Верно! — закричали охотники. — Пусть будет так!

— А теперь, — едва сдерживая волнение, вызванное собственной речью, сказал Рычып, — начинайте разделку.

Рычып отошел в сторону и сосредоточенно принялся набивать трубку.

— Какой мудрый старик! — с восхищением заметил Максим Григорьевич.

— Я тоже немножко коммунист, — сказал Рычып, от которого не ускользнуло замечание учителя.

— Ты, наверное, хотел сказать — беспартийный коммунист, — поправил его Василий Львович.

— Нет, я немножко партийный коммунист, — сказал Рычып.

До позднего вечера продолжалась разделка кита. От стойбища до кита и от кита до стойбища сновали собачьи упряжки с предельно загруженными нартами. До наступления темноты все, до чего могли дотянуться разделочные ножи, было срезано с кита. Над льдом возвышались оголенные огромные ребра, напоминающие издали недостроенную ярангу великана.

Ринтын уходил последним. Вместе с товарищами он медленно шел за едва тащившейся, тяжело нагруженной нартой. Под скалами в сгущающихся сумерках они заметили человека, в молчании стоявшего лицом к Вечноскорбящей. Подъезжая ближе, они узнали старого Рычыпа.

— Пошли с нами, Рычып! — крикнул Ринтын.

— Поезжайте, поезжайте, — смущенно сказал старик, — я вас догоню.

Мясные ямы Улака не вместили даже половины всего китового жира. Нужно было копать новые ямы, но люди устали, и Татро разрешил отложить работу до следующего дня, распорядившись выставить караульщиков для охраны китового добра от собак.

Когда взошла луна, то в одной, то в другой яранге послышались песни.

В магазин было не протолкаться. По случаю удачного дня Журин распорядился открыть продажу спирта.

Наум Соломонович, стоя за прилавком, мерил мензуркой спирт, едва успевая разливать его в протягиваемые со всех сторон бутылки.

Изрядно захмелевший Евъенто с резиновым шлангом в руках пристроился возле большой бочки со спиртом. На его обязанности лежало пополнять жестяной бак, цедя спирт с помощью шланга.

Посреди улицы стоял Кукы и останавливал прохожих, прося их послушать русскую песню, выученную им:

Жена уговаривала его пойти домой, а Кукы смеялся, обнимал жену и снова пел:

Дядя Кмоль не выпил ни капли. Он чинил разбитые нарты и, прислушиваясь к пьяным голосам на улице, ворчал себе под нос:

— Как дети маленькие! И что хорошего в этом спирте? И Журин тоже хорош! Нашел время продавать зелье свое!