"Не уходи, старина!" - читать интересную книгу автора (Панасенко Леонид Николаевич)

Леонид Панасенко Не уходи, старина!

— Поехали, что ли? — вопросительно говорит Дед и долго нажимает на стартёр. Джип трясётся, словно в ознобе. Мотор наконец заводится.

— Эх ты, кляча моя зелёная, — беззлобно продолжает Дед, хотя и самый отчаянный оптимист назвал бы его антикварный автомобиль не зелёным, а грязным. — Что ни на есть кляча. Обижайся или нет, но уж сегодня я куплю наконец коробку поновее. Ведь что твои колёса, что мои ноги — одинаково никуда не годны. Сынок мой, Фрэнк, — ты же помнишь его, крошка? — скажет, конечно, что у меня того… короткое замыкание. Сыновей почему-то всегда хватает кондрашка, если человеку в шестьдесят семь вдруг захочется коробку поновее… А вообще у меня славные дети. И Фрэнк, и Дейв, и Луис. Каждую неделю они справляются у доктора о моём здоровье и очень естественно радуются, когда тот говорит: «Как всегда, хорошо». Приятно, конечно, чувствовать заботу… Но с другой стороны… Почему, скажи, я не спрашиваю тебя о карбюраторе, который мы ремонтировали уже раз двести? Потому что это неприлично. Ты и так могла бы развалиться лет десять назад. В знак протеста. Ну, хватит болтать. Давай попробуем выехать со двора…

Посреди пыльного двора стояло большое старое дерево. И как Дед ни крутил руль, а одна из веток всё же бабахнула в борт его допотопного авто. Он зло погрозил кулаком:

— Спилю, чёртово семя…

Выехав на федеральное шоссе, Дед забормотал снова:

— Давай попробуем чуть быстрей, моя зелёная кляча. Эх, старость старости не подмога, факт. Ты не думай, я до конца буду добрым хозяином — прежде чем отправить тебя в лом, вымою хорошенько, грязь отскребу… А когда и меня отправят в лом, приедут и Фрэнк, и Дейв, и Луис. Все как один. Они продадут ферму за бесценок и найдут наконец и утешение, и свои двадцать тысяч долларов. Фу, жарковато сегодня…

Дед даже глазом не моргнул, когда сильный удар потряс вдруг землю, рванул с обочины красную пыль.

— Фокусы военных, — недовольно проворчал он и глянул в сторону пустыни Тод, откуда пришёл гром. Там, у горизонта, росло и шевелилось нечто огромное, мглистое.

— Не тревожься, крошка, — рассудительно сказал Дед, обращаясь к своему железному другу. — У этих военных головы почище твоего карбюратора — неисправность на неисправности. Вот они и сходят с ума. Ты, главное, не бойся. Ещё часика полтора, и мы будем в городе. Вот его ты бойся. Там есть такие штуки, как же их?.. Блям кувалдой — и ты уже лом…

Миль через двадцать Дед был вынужден притормозить. Поперёк дороги стоял полицейский фургон, а возле него скучал на солнцепёке увалень сержант.

— Эй, приятель, — весело крикнул старик. — Разверни-ка немного свою коробку. А то я, не дай бог, ещё поцарапаю свой лимузин.

Сержант на шутку не отозвался. Он лениво ткнул дубинкой куда-то в сторону, приказал:

— Поворачивай назад! Дорога перекрыта.

— Погоди, погоди, — забеспокоился Дед. — Как так поворачивай? Мне ведь только туда и обратно. Коробку новую купить…

— Живо поворачивай! — рявкнул сержант. — И без разговоров!

— Вот видишь, кляча, — в сердцах сказал Дед, загоняя машину в один из «карманов» на обочине дороги. — Эти болваны в форме определённо что-то натворили в пустыне Тод. Везёт тебе — с кувалдой придётся подождать…

Старик зевнул, поудобнее устроился на сиденье и вскоре уже крепко спал. Мимо его джипа проносились машины — поодиночке и целыми стаями. Минут через двадцать после знакомства их хозяев с ленивым сержантом они стремглав мчались обратно. Дед спал долго и проснулся только под вечер. Потянулся, включил приёмник. Диктор словно ждал этого, чтобы выпалить скороговоркой очередную сенсацию:

«…Итак, мы уже знаем, что в пустыне Тод упал какой-то космический объект. Его падение можно с уверенностью назвать „мягкой посадкой“. Это тем более загадочно, если учесть, что масса „пришельца“ по предварительным подсчётам составляет семнадцать миллионов тонн. Трудно представить масштабы возможной катастрофы, если бы такая махина обрушилась на нашу страну с третьей космической скоростью… Однако вернёмся к нашему гостю. Корреспондент последних известий, облетев „пришельца“ на патрульном вертолёте, сообщает: „Это явная органика. То, что медленно шевелится под нами, очень похоже на исполинский ком деревьев и лиан“».

Диктор на секунду умолк, затем заговорил ещё взволнованней:

«…Полиция и войска принимают все необходимые меры, чтобы не допустить паники в районах, прилегающих к пустыне Тод. Как заявил генерал Майкл Д., мы уже, право, можем не бояться никаких врагов, даже если у них и красные намерения…»

— Ну, что я говорил, кляча?! — проворчал Дед, включая мотор. — Эти политики не упустят случая подбавить в блюдо желчи. Надо, не надо, а подбавят. Да… Кажется мне, что сержанту придётся долго торчать на дороге. А раз так, то почему бы нам с тобой не заглянуть в бар пройдохи Глендона и не промочить моё старое горло? Глендон, конечно, известный пройдоха, но приятелей не забывает. Что-что, а угостить он может…


На третий день, утром, Дед выпил две банки пива, и туман в голове немного рассеялся. Он сидел на открытой веранде, шумной и пыльной, поглядывал в сторону джипа и опять толковал о своём:

— Видишь, кляча, возраст мотовству, оказывается, не помеха. Я славно здесь надрался. Не веришь? Мой кошелёк может это подтвердить. Ха!.. Зато теперь тебе нечего бояться той штуки, которая делает «блям».

Возбуждённые пьяные голоса завсегдатаев и сердитые возгласы рыжего туриста, который никак не мог договориться с барменом, заглушали слова диктора — он заучено улыбался с экрана телевизора.

— Бред собачий, — говорил за соседним столиком здоровяк в пёстрой, расстёгнутой до пупа рубашке. — Этот полоумный профессор утверждает, что в пустыне приземлились… деревья. Они, мол, сбежали с какой-то планеты, потому что им там плохо жилось. Научились как-то передвигаться в космосе и припёрлись к нам. А у нас ещё хуже. Так теперь и наши деревья собираются дать дёру вместе с ними. Они, мол, друзья по несчастью, столковались… Ну, скажи, разве не бред?

— Постой, Стенли. Давай лучше послушаем телеболтуна…

Услышав о таких чудесах, Дед навострил уши.

«Учёные называют это феноменальное явление „миграцией растений“, — говорил диктор. — Их теории в нескольких словах можно выразить так: континентальные сообщества флоры могут, оказывается, иметь примитивное сознание… Безжалостность человека, объедки цивилизации и отходы промышленности, смог, засухи, эрозия почвы… И вот у наших растений наконец сработал инстинкт самосохранения. Они бегут с Земли! Они собираются в пустыне Тод и присоединяются к своим бездомным космическим братьям. Теперь уже всем понятно, что мы потеряли своих зелёных друзей. Это не миграция, а настоящая эмиграция… Они покидают нас!.. Вы смотрели очередной выпуск программы „Спасение“…»

Дед долго и трудно шевелили мозгами. Затем выпил ещё одну банку пива и, пошатываясь, побрёл к своему джипу. Вечерело. Около бара собралось с полсотни машин, а над вымершим шоссе то и дело стрекотали полицейские вертолёты.

— Плохи дела, крошка, — прошептал Дед и задумчиво погладил руль. — Большая беда приключилась. Хуже чумы. Да… Проморгали мы что-то. Вон здоровяк кричал, что это происки красных, что от русских леса не удирают… Значит, мы крепко проморгали…

Он развернул машину и погнал джип домой. В сторону пустыни, где колыхалось зловещее марево, Дед старался не смотреть. Зато тревожные слова, что зажглись к вечеру на информационных щитах вдоль дороги, сами по себе заползали в душу:

«Наши леса и сады у-хо-дят! Повальное бегство деревьев и кустарников с отравленных и заброшенных участков про-дол-жа-ет-ся! Кто остановит их?!»

Впереди на шоссе вдруг появилось нечто чёрное, бесформенное.

Дед затормозил, почему-то выключил фары. Напрягая глаза, он присмотрелся, и внезапный страх сжал его сердце: через дорогу медленно, ползком перебиралось несколько чахлых замызганных кустов.

«Такое и в кошмарном сне не привидится, — тоскливо подумал Дед. — Господи, а что же там дома? Дома… Там же наше ЗАВЕТНОЕ ДЕРЕВО!»

Он даже обмер на мгновение, затем резко придавил педаль газа.

Ещё никогда в жизни не гнал так Дед свою «клячу».

«Только бы успеть!» — терзала его одна и та же неотступная мысль.

Он вспомнил, как они с Эйлин садили своё дерево. Заветное дерево. Это было в день свадьбы. Давно. Кажется, целая вечность прошла, а ему и сейчас виделись перепачканные мокрой землёй руки жены, слышался её счастливый смех…

«Эйлин, милая Эйлин. Вот уже одиннадцать лет, как тебя нет. А дерево… Как я мог забыть наше ЗАВЕТНОЕ ДЕРЕВО? Ещё спилить грозился, старый дурак…»

— Нельзя ли побыстрее, крошка? — жалобно попросил Дед, обращаясь к машине. Джип, словно поняв его, веселее застучал мотором.

Он въехал во двор, когда самые крупные звёзды уже затрепыхались в неводе неба.

Дерево было на месте.

Дед облегчённо вздохнул и пошёл к нему, минуя длинный и слепой дом. Он уже почти вплотную подошёл к Дереву — и в ужасе отпрянул. Из растрескавшейся земли торчали чёрные узлы. Дерево собралось в дорогу. Оно осторожно освобождало свои старые корни.

Ноги Деда подкосились, и он больно ткнулся коленями в эти чёрные узлы.

— Погоди уходить! — горячо и исступлённо зашептал он. — Да, я ни разу не позаботился о тебе за последние годы. Но ты ведь знаешь, что после смерти Эйлин моя душа окаменела так же, как эта земля. Что сыновья? Ты же знаешь их. Это не утешение старости, а соль на мои раны… Не уходи, старина! Пожалей меня, слышишь, спрячь свои корни. Без тебя я останусь совсем одиноким. Погоди уходить. Я сейчас напою тебя…

Дед бросился к электронасосу, но тот железно постучал, повздыхал и не обронил ни капли. Тогда он схватил ведро и побежал через дорогу, через запущенный сад к общественному колодцу, который вырыли, наверное, ещё первые пионеры-поселенцы. Он носил и носил воду, забыв об усталости, о том, что на дворе уже ночь. Сначала для ЗАВЕТНОГО ДЕРЕВА, потом другим деревьям, поливал пыльные кусты и полузасохшие цветы. Несколько раз Дед спотыкался, чуть было не упал. Проворчал сердито, ни к кому не обращаясь:

— Мы, кажется, начинаем понимать, что к чему. Чёрт побери! Я, например, многое понял…


Уснул Дед только под утро. На траве, под своим ЗАВЕТНЫМ ДЕРЕВОМ. Он лежал — неуклюжий, усталый и улыбался во сне. Может, потому, что солнце уже было высоко, а его лицо холодила спокойная густая тень.