Леонид Панасенко По-соседски

Ремонт сделали осенью, но дом заселили только в январе, в первых числах, и Георгий Петрович Варанов, сидя в кузове полуторки, с великим неудовольствием наблюдал, как на марлевые кульки с его деликатным товаром садятся белые снежные мухи.

Когда вещи были снесены наверх, в квартиру № 27, Георгий Петрович обмерил маленькой линеечкой дверь своей комнаты и в считанные минуты привинтил к ней потускневшую от длительного пользования табличку:

В общей кухне он поставил в углу стол, взгромоздил на него проволочный каркас волка и, представившись Георгом, галантно предупредил Елену Ивановну — румянощёкую, нервического склада соседку:

— Мои учёные занятия связаны с тонкой и пламенной материей: вата-с, пакля-с, разные там перья и, конечно, меха. Так что во избежание взаимного убытка прошу стол мой от примусов оградить.

У самого же Георгия Петровича, когда он пристраивал свой рабочий стол, расчёт был весьма прозаический: цены на дрова и уголь по-прежнему кусаются, в комнате зимой не натопишься, а на кухне всегда теплее — дыхание жизни, так сказать.

Вечером на кухне собрались почти все пассажиры вновь отремонтированного коммунального корабля. Елена Ивановна Козлова жарила картошку с салом и в силу руководящей привычки — она заведовала большим продовольственным магазином — отрывисто бросала:

— Главное, товарищи, терпимость. Уважение желательно, но вовсе не обязательно. Терпимость и соблюдение норм. Да! — она возвысила голос, хотя возражений со стороны соседей не последовало. — Нормы общежития — это закон. Их надо соблюдать. Лидочка, ты ещё не закончила?

— Сейчас, тётя Лена.

Девятнадцатилетняя Лидочка, как стало всем только что известно, состояла с Еленой Ивановной в близком родстве. Уже два года девушка работала на швейной фабрике, успела отличиться как общественница и поэтому была выдвинута в комитет комсомола, где возглавила культсектор. Если добавить сюда достоверные сведения о том, что щёки Лидочки, благодаря золотистому пушку, напоминали два спелейших персика, а карие глаза лучились теплом и задором, то образ родственницы торговой гранд-дамы приобретает определённую законченность, не говоря уже о привлекательности. Кроме того, Лидочка успешно училась на рабфаке и в обывательской среде коммунального дома считалась носителем культуры и наиболее передовых взглядов.

— Готово, — сказала Лидочка и показала присутствующим график уборки мест общего пользования.

— Отлично! — на щеках Елены Ивановны зажёгся румянец удовлетворения. — Сейчас ознакомимся, распишемся… так сказать, засвидетельствуем, и нам сразу станет легче жить.

В ходе импровизированного собрания выяснилось, что в квартире ещё проживают инженер Карпинский, многодетная семья каменщика Погребного с двумя родственниками и старушка Маркеловна, которая по причине полной глухоты ничего вразумительного сообщить о себе не смогла. Варанов присутствовал на собрании «фигурально», как уважительно сказала Елена Ивановна, имея, наверное, в виду и внушительность медной таблички, и проволочный скелет волка на столе. Сам же Георгий Петрович, намаявшись с вещами, крепко спал.

Новый сосед объявился в конце января, поздним вечером. Он вошёл на кухню с чёрного хода. Точнее, даже не вошёл, а влетел. Георгий Петрович, который как раз направлялся в свою комнату с чучелом совы, задержался и с любопытством уставился на молодого человека в чёрном облегающем костюме и необычной дымчатой куртке. Парень был коротко пострижен, голубоглаз и всем своим видом напоминал физкультурника-рекордсмена, только что вернувшегося из-за границы.

Молодой человек обвёл кухню непонимающим взором, словно он ошибся дверью и не туда попал. Он даже сделал шаг назад, но Лидочка, зардевшись, подала табурет и укоризненно сказала:

— Нельзя отрываться от коллектива. Мы слышали, что вы часто бываете в командировках, ездите по стране. Расскажите что-нибудь интересное.

Чучело совы в руках Варанова, казалось, тоже смотрело на парня зелёными пуговицами-глазами. Тот заинтересовался птицей, наклонился, разглядывая на оперении тусклые отблески электрического света.

— Очень хорошая копия, — заметил молодой человек. — Перья будто настоящие.

— Георгий Петрович мастер своего дела, — сказала с оттенком гордости Елена Ивановна. — Всё сам, своими руками. Даже выпотрошить птицу никому не доверил.

— Так она… живая? — удивился новый сосед.

— Была-с, молодой человек, — улыбнулся Варанов. — Теперь это научный экспонат.

— Какая дикость! — пробормотал «физкультурник» и растерянно присел на табурет. — Убить живое существо, чтобы сделать из него чучело! Какое варварство!

Георгий Петрович, поражённый неслыханной дерзостью, открыл было рот, но не нашёл достойных слов для отповеди наглецу и юркнул в свою комнату.

— Вы странно размышляете, а ещё инженер, — с упрёком сказала Елена Ивановна. — Есть интересы науки. Наука, как известно, требует жертв…

Молодой человек извиняюще кивнул — так, будто Елена Ивановна сказала несусветную глупость.

— Товарищ Карпинский… — начала Лидочка, чтобы развеять неловкость, возникшую на кухне.

— Я не Карпинский и не инженер, — сказал молодой человек, с любопытством оглядывая убогую обстановку коммунальной кухни. — Меня зовут Алекс, нечто вроде вашего Александра. Я попал не в ту дверь — ваш мир странным образом соприкоснулся с нашим. На площадке моего дома две двери. Значит, там появилась третья, а я её не заметил…

Елена Ивановна насторожилась.

— Вы не наш жилец? — Она, недоумевая, посмотрела на Лидочку, как бы ища поддержки. — Из другого мира? То есть, из-за границы?

— Нет-нет, тётя! — вскричала радостно Лидочка. — Я всё поняла! Я слушала публичную лекцию. Есть целые вселенные, наподобие нашей. Там тоже есть звёзды, планеты, люди… Товарищ оттуда! Я правильно вас поняла, Алекс?

— Почти, — улыбнулся юноша. — Наш мир параллельный вашему. Мы живём рядом с вами, по соседству.

— Какое счастье, тётя! У нас такой гость! — Лидочка закружила по кухне, затем остановилась, забросала Алекса вопросами:

— Вы уже победили буржуев и капиталистов, да? Расскажите, Алекс, о вашей революции. Как вы там живёте, не нужна ли какая помощь? Чем занимается ваша молодёжь?

— Мы свободны и равны, — сказал молодой человек, любуясь румянцем девушки, её сверкающими глазами и порывистыми движениями. — И мы, так же как и вы, очень заняты. На звёздах много работы…

— Товарищ Алекс! — перебила его Лидочка. — Вы обязательно должны выступить на нашей фабрике. У нас ещё не все понимают значение производительности труда.

— Мне пора домой. — Сосед встал с табурета, как бы сожалея, развёл руками. — Посудите сами, Лидочка: я чужой для вашего мира. Каждому надо заниматься своим делом. Кроме того, я с радостью вижу, что вам вообще не нужны какие-либо подсказки или помощь. Новую жизнь интересно строить своими руками, верно?

— Ой! — опять зарделась девушка. — Вы сейчас сказали точно так, как наш секретарь партийной ячейки.

— Я пойду. — Алекс направился к двери чёрного хода. — При случае ещё к вам загляну.

— Чего ты, сокол, без одёжки? — подала голос Маркеловна. — Стужа, чай, на улице.

— У нас там уже лето, бабушка, — успокоил её странный гость и, поклонившись, исчез за дверью.

Елена Ивановна, будто вспомнив нечто чрезвычайно важное, рванулась за ним, но на неосвещённой, загаженной кошками лестнице никого уже не было.

На другой день Елена Ивановна подробнейшим образом рассказала учёному соседу о маловразумительных речах Алекса, который с одной стороны признавал себя их соседом, а с другой ссылался на какой-то параллельный мир и прочую чепуху.

Варанов слушал внимательно, прикрыв глаза, а когда Козлова закончила, открыл их и в который раз поразил малоискушённую женщину пониманием жизненных тонкостей.

— Это минимум жулик, — заявил уверенно Георгий Петрович. — Минимум! А возможно, — тут он заговорщицки наклонился, — и скрытый враг. Нет самой Антанты, но агенты её всё ещё живы, Елена Ивановна. Вы, как передовая женщина и руководящий работник, должны быть в курсе…

— Ах, Георг, — просто сказала Елена Ивановна и улыбнулась комплименту Варанова. — Он, конечно, молод и глуп, но вовсе не похож на шпиона.

— Доверчивость всегда была отличительной чертой русской нации, — задумчиво пробормотал учёный-таксидермист. — Великий философ Платон говорил: доверяй, но и проверяй.

Поражённое вспышкой умственных способностей соседа, сердце заведующей магазином, чей муж, пьяница и дебошир Фёдор, скончался в прошлом году от чахотки, сладко заныло.

Варанов же, вернувшись в свою комнату, написал заявление начальнику НКВД, в котором изобразил Алекса не только нарушителем паспортного режима, но и резидентом как минимум трёх иностранных держав. Второе заявление, покороче, Георгий Петрович адресовал в жилотдел. Оно заканчивалось энергичным требованием: «Данный ход следует немедленно ликвидировать как мелкобуржуазную отрыжку прошлого и прибежище различных преступных элементов».

Получилось не очень убедительно, но веско.

«Ишь, гусь, — недобро подумал об Алексе Варанов, запечатывая конверты. — Посмотрим, что ты теперь запоёшь. Там быстро разберутся, из какого ты мира…»

В воскресенье с утра пошёл мокрый снег. Он залепил все окна, и в квартире № 27 стало вдруг удивительно светло и уютно. И тихо. Многочисленная семья каменщика Погребного отправилась в гости, инженер Карпинский опять обретался где-то в командировке, а Елена Ивановна, по собственному выражению, «не знала выходных».

Георгия Петровича, по натуре негромкого, но словоохотливого, сегодня вообще не тянуло к людям. Он сидел возле холодной печки, закутавшись в плед, и брезгливо поглядывал на свои чучела. Творения его рук — две совы и лиса — по чистой случайности тоже собрались вокруг печки. Их, увы, никто не покупал. Георгию Петровичу в последние дни всё чаще являлся фатум службы, от одной мысли о которой он буквально заболевал. Как?! Опять надеть чёрные нарукавники и добровольно отдаться в рабство? «Никогда-с, господа хорошие!» — одними губами прошипел Варанов. Уж лучше сладкая тирания Елены Ивановны. Чай, прокормит при своём магазине…

На кухне в тот день царствовала Лидочка.

Она вне всяких графиков промыла пол, помогла Маркеловне поставить варить суп, затем постирала своё единственное выходное платье и повесила его сушить на этажерку.

Маркеловна задремала возле своего стола, на котором пофыркивал примус, а Лидочка принесла из комнаты тушь, лист ватмана и стала готовить на среду чертёж. Она бы и запела что-нибудь, но представила Варанова, который мог выползти в коридор, чтобы «прекратить безобразие», и передумала.

Лидочка уже заканчивала рисунок, когда громко хлопнула дверь чёрного хода и в кухню вошёл… Алекс.

— Ой, вы всё-таки пришли! — радостно воскликнула девушка.

Она стремительно вскочила с табуретки, на которую взобралась было с ногами.

И тут случилось непоправимое: локоть Лидочки зацепил флакон с тушью и на платье, на её бежевой радости, расплылось безобразное чёрное пятно.

— Нич-чего, — заикнулась Лидочка. — Не обращайте внимания.

Она попыталась заслонить собой неожиданную порчу, но тут проснулась Маркеловна и объявила на всю кухню:

— Хосподи! Такое платье пропало!

В голосе её был неподдельный ужас, и Алекс вдруг остро ощутил и гордую бедность этого мира, и оптимизм людей, одержимых идеей переделать свою жизнь на основе равенства и братства. Всё это, как солнце в капле воды, отразилось в русоволосой девушке, которая стояла перед ним и растерянно сжимала в руках линейку.

Он молча шагнул вперёд, отстранил Лидочку и, сосредоточившись, выжег тушь, точно так как выжег бы любую другую инородность, появись она, например, в его теле или на коже. Пятно исчезло.

— Вы что — волшебник? — Лидочка крайне удивилась.

— Нет, — засмеялся Алекс. — Всё научно объяснимо, как, впрочем, и это. — Он достал из-под полы куртки три небольшие розы в прозрачной хрустящей бумаге и вручил их девушке.

— С точки зрения науки не вполне объяснимо другое, — уже серьёзно сказал он, заглядывая в карие глаза Лидочки. — Почему это я зачастил к вам?! Мы такие далёкие соседи… Впрочем, я, кажется, догадался. Вы понравились мне. Ваша вера в идеалы и революционный порыв.

— Наконец… — он помедлил, — ваша детская непосредственность и чистота.

Глухая Маркеловна, не понимая, что происходит, шумно вздохнула.

Лидочка зарделась, отступила на шаг от Алекса.

— Вам, наверное, нельзя к нам заходить, — вполголоса сказала она, опасливо поглядывая на дверь с медной табличкой. — На днях приходил военный, расспрашивал о вас. Я объяснила всё с материалистических позиций, но он, кажется, не поверил. А это старое чучело Варанов обозвал вас шпионом.

— Не обижайтесь на него, — мягко сказал Алекс. — Он старый и больной человек. У него внутри… много чёрных пятен, поэтому он злится на весь мир. Я полечу его при случае.

Варанов, который ловил за дверью каждое слово гостя и Лидочки, похолодел: «Полечит!.. Знаю я эти лечения. Удавку на шею, а труп — в реку».

Он попятился на негнущихся ногах к столу, схватил остро заточенную стамеску и приготовился защищать свою непотребную жизнь.

— Жаль, что вы уходите, — нарочито громко заявила на кухне Лидочка. Голосок её звенел и вздрагивал. — У меня в четверг день рождения, Алекс. Придут две подружки с фабрики. Будет ещё тётя… Я хочу, чтобы вы тоже пришли, Алекс! Очень хочу! После пяти. Обещаете?

— Зайду по-соседски. Обязательно, — засмеялся «физкультурник».

«На крыльях прилетит, жди, — сардонически улыбаясь, прошептал Варанов. — Волк тебе сосед».

Он натолкнулся взглядом на бессмысленные глаза совы и шёпотом выругался.

В четверг, после работы, Лидочка ворвалась на кухню раскрасневшаяся с мороза, вся в клубах пара. Елена Ивановна, которая по случаю дня рождения племянницы освободилась раньше, как раз готовила винегрет.

— Ой, тётя, какая я счастливая! — воскликнула Лидочка и, не раздеваясь, бросилась Елене Ивановне на шею.

Напевая:

Лидочка понюхала винегрет, бросила на ходу в рот кусочек солёного огурца и вдруг застыла, будто налетела на стену.

Дверь чёрного хода была снята с петель и стояла в стороне рядом с двумя вёдрами и мастерком. Чёрного входа больше не существовало: проём двери был аккуратно замурован красным кирпичом.

— Завтра оштукатурят, — пояснила Елена Ивановна, — Сегодня не успели.

— Алекс! — выдохнула девушка и подбежала к бывшей двери. — Там Алекс, тётя! Наш сосед… Он обещал прийти…

Голос Лидочки прерывали рыдания.

— Что ещё за глупость, — возмутилась Елена Ивановна. — Перестань сейчас же.

— Крыса! Чучело! Контра недобитая! — закричала гневно Лидочка, поворачиваясь в сторону комнаты Георгия Петровича. — Я знаю — это он сделал, он!

Девушка брезгливо пнула ногой стол Варанова. Раз, другой.

Проволочный остов волка зашатался, с грохотом и звоном рухнул на пол. Сплетения проволоки несколько раз спружинили, бросая остов в разные стороны, и онемевшей Елене Ивановне на миг показалось: волк ожил и мечется по коммунальной квартире, выбирая себе очередную жертву.