"Мои универсамы (черновая версия)" - читать интересную книгу автора (Логинов Святослав)

ЛЕГКОТРУДНИК

В тот не самый приятный день я, как обычно, поднялся в полшестого, а без пятнадцати семь уже сидел в раздевалке родного магазина, натягивая поверх своей одежды куртку и передник. Спустился вниз, начал прибираться в зале, вывозить во двор разбросанные ящики… Всё как обычно, но что-то не так. Вроде ничто не болит, а в ногах слабость, спина не держит; хочется согнуться в комочек и замереть.

Можно было бы попытаться себя пересилить, но, сам не знаю почему, подошёл к Нилке и сказал, что плохо себя чувствую и пойду домой.

Отпустили сразу, и я ушёл, даже не сняв передника.

С каждым шагом идти становилось всё труднее, наконец, ноги подогнулись, и я упал, не дойдя до дому каких-то полсотни шагов. По счастью следом за мной шли молодые люди, парень и девушка. Кажется, они обсуждали меня, во всяком случае, я разобрал слова: «с утра пораньше». Но когда я, стоя на четвереньках, повернул к ним лидо и просипел: «Ребята, помогите…» — они сразу подбежали, подняли меня на ноги, помогли добраться до подъезда и посадили в лифт. Дальше, я сказал, доберусь сам.

Толчок лифта вновь уронил меня на пол, и на этот раз началась боль. Плохо помню, что было потом. Полз по лестничной площадке, стоя на четвереньках открывал дверь. Кажется, выл дурным голосом, лёжа на полу в коридоре. Пока лежишь на полу на спине, поджав ноги к животу и удерживая их руками, боль слегка утихает, но стоит чуть шевельнуться, и ломота заполняет всё, не оставляя места никаким другим чувствам. Через пару дней, когда боль малость отступила, я сумел описать своё тогдашнее состояние словами: «Лежу, как гвоздём приколоченный». Кто из моих героев впоследствии произнёс эти слова, читатель, если ему интересно, может найти сам.

Ещё через пару дней я доковылял в поликлинику. Как у нас лечат, рассказывать неинтересно. Оказалось, что у меня смещение межпозвоночных дисков, и впервые в жизни я услышал грозное: «Это навсегда». Но больше всего меня порадовали восклицательные знаки в карточке и диагноз, написанный на медицинской латыни красной шариковой ручкой. Знаний моих хватило, чтобы разобрать написанное… Цирроз печени! Вот так вот… в неполных тридцать пять.

Пришёл домой, достал лист бумаги, писать завещание. И обнаружил, что завещать-то мне и нечего. За тридцать пять лет я умудрился ничего не накопить. Впрочем, и сейчас, к шестидесяти годам, имущества у меня не стало больше. Делать нечего, пошёл выяснять, за какие провинности медицина решила меня похоронить. Оказалось, билирубин у меня в крови на таком уровне, что бывает лишь у законченных алкоголиков за день до смерти от цирроза. А раз я грузчик, то значит, алкоголик, и мне прямая дорога «в наш советский колумбарий».

Я сразу успокоился и раздумал умирать. С тех пор, глядя на безумные лица врачей, созерцающих результаты анализа крови, я лишь усмехаюсь снисходительно. Да, билирубин у меня запредельный, холестерин, что у Ленина в двадцать четвёртом, а, если смотреть на количество тромбоцитов, то я умер от тромбопении ещё сорок лет назад. Тем не менее, вот он я, и единственное, что меня беспокоит — высокий уровень сахара в крови. Спину «навсегда испорченную», я тоже сумел поправить и когда-нибудь расскажу, как это удалось.

А покуда, с палочкой в руках я вышел на работу. Нилка прочла выданную мне справку и горестно вздохнула: «Легкотрудник!» Грузчик, которому нельзя поднимать ничего тяжёлого. А что тогда можно делать грузчику?

Две смены я возил пустую тару, выкатывал в зал контейнеры с овощами и пакетами сахарного песка. Хлеб, конечно, тоже оставался на мне, непрерывные наклоны я считал частью лечебной гимнастики. А мои товарищи в это время ворочали говяжьи полутуши.

Потом ситуация разрешилась самым неожиданным образом.

Помимо всего и прочего была в универсаме столовая. Большая комната на втором этаже, разгороженная поперёк прилавком. По одну сторону прилавка — кухонное хозяйство: газовая плита, вчетверо больше бытовой, разделочный стол, холодильник, ванна для мытья посуды. По другую — штук шесть столиков для обедающих. Грузчиков, которые вкалывают по четырнадцать часов, кормили бесплатно из расчёта один рубль тридцать четыре копейки в день. Сумма по тем временам огромная — ужраться можно! Особенно, если учесть, что никакой столовской наценки у нас не было, рубль тридцать четыре — стоимость взятых в магазине продуктов. А мясо для столовой мясник отрубал на заказ, овощи отбирались самолучшие и всё остальное — тоже. Вообще, кормить грузчиков добровольно-принудительно — была здравая идея, иначе работяги, пропивающие всю зарплату, ног не волочили бы и работать не могли. А так, по крайней мере, через день они имели полноценный обед.

Фасовщицы, укладчицы и кассиры обедали за деньги во время пересменков, хотя большинство предпочитало чаёвничать в раздевалке (есть на рабочих местах строго запрещалось). Хозяйничала в столовой толстая тётка коммунальной внешности. Собственно, за два года этих тёток сменилось штук пять, но все они были толстыми и отличались коммунальной внешностью. Кормили они в основном щами, либо из свежей, либо из квашеной капусты, макаронами и отварным мясом, которое затем тушилось в белом или томатном соусе. Грузчики дружно приходили обедать незадолго до закрытия универсама, часиков в семь-восемь, когда повариха давно отдыхала в кругу семьи. Быстренько разогревали оставленный обед, ели, а грязную посуду сваливали в ванну, чтобы повариха помыла её утром.

И вот, как раз в пору моего легкотрудничества, одна повариха уволилась, а новой найти не успели, и мне поручили этот фронт работ.

В первый же день, с утра пораньше, я обошёл отделы и спросил, кто из работниц пойдёт обедать. Надо же было знать, на сколько человек готовить обед.

— А что будет на обед? — последовал контрвопрос.

— Борщ боярский, говяжьи рулеты в луковом соусе, картофельное пюре и яблочный компот.

— Ха-ха-ха!.. — сказали дамы.

На следующий день история повторилась.

— А что будет на обед?

— Суп-лапша с курицей, свиные отбивные с варёным картофелем, лимонный напиток.

— Ха-ха-ха… — и вновь никто не пришёл.

Третья смена:

— На обед будут щи по-французски, туркменский плов, какао с профитролями.

— Ха-ха-ха.

Следующая смена пришлась на Восьмое марта. День был выходным, но магазинов это не касалось, универсам работал как всегда, разве что винный отдел продавал усиленную дозу бормотухи, предназначенную, видимо, советским женщинам.

А поскольку у меня в холодильнике оставался изрядный запас капусты, тушёной на сливочном масле (именно такая требуется для щей по-французски), то я быстренько соорудил слоёное тесто (не помню уже, как оно делается), и испёк два пирога, которые отнёс в подарок гастрономическому и бакалейному отделам.

Изумлению женского коллектива не было предела:

— Так ты, что, вправду умеешь готовить?

— Как видите. Кто придёт обедать?

— А что будет на обед?

— Суп-клецки с фрикадельками, ростбиф на сухой сковороде, фальшивое рагу и напиток из шиповника.

— А откуда фрикадельки, их же не привозили сегодня?

— В кухне мясороубка стоит; что же я фарш не приготовлю?

Надо ли говорить, что обедать не пришёл никто? А шиповниковый сироп, который я купил в аптеке за свои деньги, я унёс домой, и дети с удовольствие выпили четырёхлитровую кастрюлю напитка, на который, кроме бутылочки сиропа пошла половинка лимона и самая капелька крепкого чая.

Ещё несколько дней я упражнялся в кулинарных изысках, которые равнодушно съедались коллегами-грузчиками. Отделы я обходил из принципа, поражая женский слух малознакомыми терминами: калья, луковая похлёбка с сыром и гренками, харчо по-домашнему…

Наконец, срок действия справки закончился, спина пришла в норму, а магазин нанял на работу очередную тётку, в жизни не варившую ничего, кроме недосоленных щей. Соскучившиеся по горячей пище фасовщицы ринулись в столовку, а я вернулся к работе грузчика, с тем большим удовольствием, что моя кулинарная фантазия начала иссякать.

И теперь, когда я вспоминаю ту историю, на память почему-то приходят бисер, апельсины и всё что с ними связано. А калью, луковую похлёбку и щи по-французски я варю исключительно для домашнего потребления.