Глава двадцать восьмая

Сорок семь крестьян были брошены в тюрьму без суда и следствия, просто так, чтобы нагнать страха на всех остальных.

После встречи с судьей Гора отправился на поиски адвоката. Он слышал, что лучший адвокат в этой округе некто Шаткори Халдар, и решил обратиться к нему.

Увидев его, Халдар воскликнул:

— Ба, Гора! Ты что тут делаешь?

Шаткори, как и думал Гора, оказался его старым школьным товарищем.

Гора объяснил, что хотел бы подать прошение судье об освобождении на поруки арестованных в Гхошпуре крестьян.

— А кто выступит в качестве поручителя? — спросил Халдар.

— Я, конечно.

— Разве ты сможешь внести залог за сорок семь человек?

— Если они согласятся отпустить крестьян на поруки, то требуемую сумму я готов внести.

— Для этого понадобится немало денег…

На следующий день в суд было подано прошение об освобождении крестьян на поруки. При первом взгляде на подателя — высокого юношу в пыльной одежде, с чалмой на голове — судья узнал в нем вчерашнего смельчака и без разговоров отказался принять прошение. В результате заключенные, среди которых были четырнадцатилетние мальчишки и восьмидесятилетние старики, должны были оставаться в тюрьме.

Гора попросил Шаткори взять на себя защиту этих несчастных.

— А где ты найдешь свидетелей? — возразил адвокат. — Все они сидят в тюрьме, а остальные так запуганы расследованием, которое велось после нападения на англичанина, что и пикнуть не смеют. Судья дошел до того, что подозревает в заговоре местную интеллигенцию. Если я возьмусь за это дело, он, возможно, станет подозревать и меня. Английские газеты все чаще пишут, что местному населению нельзя давать слишком много воли, иначе беззащитные, беспомощные англичане скоро не смогут жить за чертой города. Хотя пока что именно нам, индийцам, становится невозможно жить в своей собственной стране. Как будто я не знаю, как ужасен произвол, царящий вокруг, однако бороться с ним не в наших силах.

— Как это так не в наших? — вскипел Гора. — Неужели мы…

— Ты все такой же, как в школе, — улыбнулся Шаткори. — Да, не в наших, хотя бы потому, что нам приходится содержать семьи. Если мы лишимся возможности зарабатывать на хлеб, нашим женам и детям придется голодать. Кто станет рисковать жизнью детей, которых в каждой семье немало, ради того, чтобы вытащить кого-то из беды? Если на шее сидят своих десять человек, кому какое дело до десятка чужих?!

— Значит, ты ничего не хочешь сделать для них? — не унимался Гора. — Может быть, ты согласишься написать прошение в Верховный суд?..

— Брось, — нетерпеливо перебил его Шаткори. — Разве ты не понимаешь, — пострадал англичанин! А каждый англичанин представляет здесь своего короля, и нападение на самого захудалого, самого ничтожного из них рассматривается, как бунт против английского владычества. Я не намерен вступать в бой с существующей системой без всякой надежды на успех и навлекать на себя гнев судьи.

На следующий день Гора с утра отправился на станцию, он хотел успеть на поезд, отходивший в половине одиннадцатого в Калькутту, и попытаться найти там адвоката, который согласился бы взять на себя защиту ни в чем не повинных людей. Но по пути на станцию непредвиденное обстоятельство расстроило его планы.

В последний день ярмарки должен был состояться матч в крикет между местной командой и калькуттскими школьниками. Во время тренировки один из приезжих школьников получил сильный удар по ноге. Рядом со стадионом находился пруд; товарищи повели к нему пострадавшего, усадили его на берегу, разорвали на полоски чадор и, намочив в воде, стали бинтовать ногу. В это время откуда ни возьмись появился полицейский и принялся колотить школьников направо и налево, осыпая их площадной бранью. Калькуттцы не знали, что этот пруд принадлежал частному лицу и что пользоваться им запрещено, да если бы они и знали это, не в их обычае было сносить подобные оскорбления! Они были молоды, сильны и на оскорбительную выходку ответили должным образом. На шум драки прибежало еще несколько полицейских. Как раз в этот момент мимо проходил Гора.

Гора хорошо знал этих школьников — он сам не раз устраивал для них состязания в крикет, — и сейчас он со всех ног кинулся им на помощь.

— Негодяи! Не смейте их бить! — закричал он полицейским.

В ответ полицейские с руганью обрушились на него самого, и Гора, вооружившись палкой, кинулся в бой. Собралась толпа; на поле битвы со всех сторон сбежались школьники. Ободренные поддержкой Горы, они скоро обратили полицейских в бегство. Эта баталия доставила зрителям-прохожим немало веселых минут. Стоит ли говорить, однако, что для Горы все это кончилось весьма плачевно.

Часа в четыре дня, когда Биной, Харан и девушки репетировали у себя в бунгало, туда пришли два школьника, знавшие Биноя, и сказали ему, что Гора и несколько их товарищей задержаны полицией и что завтра на утреннем заседании суда будет слушаться их дело.

Гора под арестом! Это известие произвело ужасное впечатление на всех, кроме Харана. Биной немедленно побежал к своему старому школьному товарищу Шаткори Халдару. Вместе они отправились в полицейский участок, где сидел Гора.

Шаткори предложил Горе защищать его на суде и добиться освобождения на поруки, но тот решительно воспротивился.

— Нет, мне не надо адвоката, и я не хочу, чтобы меня брали на поруки, — твердо сказал он.

— Ты слышишь, что он говорит? — Шаткори повернулся к Биною. — Кто поверит, что Гора уже окончил школу? Здравого смысла у него прибавилось немного.

— Я вовсе не желаю, чтобы двери тюрьмы открылись передо мной только потому, что мне посчастливилось родиться в богатой и знатной семье, — сказал Гора. — Законы нашей страны гласят, что обязанность следить за правосудием в стране лежит на ее властелине. Ответственность за каждый несправедливый поступок падает на него. И если при нашем теперешнем правительстве приходится откупаться от тюрьмы, приходится тратить все состояние, чтобы добиться признания своих элементарных прав, то — поверьте — кто-кто, а я не истрачу и четверть пайсы на такое правосудие.

— При мусульманах люди головы закладывали, чтобы дать взятку, — возразил Шаткори.

— То была вина недобросовестных чиновников, — ответил Гора, — а вовсе не правителей — и теперь среди судей есть взяточники. Но при нынешних порядках разорение грозит каждому: истцу и ответчику, преступнику и невинному — всем, кому приходится обращаться за правосудием в суд своей страны. Ну, а в тех случаях, когда истцом является высшая власть, а ответчиком — люди вроде меня, судьи и адвокаты обязательно становятся на сторону власти и, следовательно, все, что я могу сделать, это положиться на волю судьбы. Если суд существует для того, чтобы справедливо решать все дела, то почему тогда интересы государства защищает специально назначенный адвокат? И наоборот, если участие адвоката в разбирательстве дела является непременным условием, то почему не назначается такой же адвокат для защиты интересов противной стороны? Что это — политика или один из приемов борьбы государства со своими подданными?

— Не горячись, Гора, — рассмеялся Шаткори. — Цивилизация обходится нам недешево. Для того, чтобы суд выносил мудрые решения, необходимо иметь мудрые законы, а мудрые законы открывают широкие возможности для торговли ими. Поэтому суды в цивилизованном мире обычно становятся рынками для купли и продажи правосудия. Причем тех, у кого денег мало, неизбежно надувают. Ну-ка, скажи мне, что бы ты предпринял, попади власть в твои руки?

— Если бы в моей стране действовали сверхмудрые законы, в тайну которых не могли бы проникнуть даже умнейшие высокооплачиваемые судьи, то я, по крайней мере, предоставил бы за счет правительства опытных адвокатов и той и другой стороне. И уж не стал бы похваляться превосходством своих судов над могольскими или патанскими, принуждая в то же время своих несчастных подданных нести непосильные расходы, если им хочется добиться справедливости.

— Понятно, — сказал Шаткори. — Но поскольку это благословенное время еще не наступило и власть пока еще не в твоих руках, а наоборот, ты сам находишься перед судом цивилизованного правительства, то приходится тебе или потратить денежки, или согласиться на то, что какой-нибудь приятель-адвокат будет защищать тебя даром. Всякое другое решение не сулит тебе ничего хорошего.

— Что будет, то будет, — решительно сказал Гора, — а я и пальцем не пошевелю, чтобы улучшить свое положение. Пусть мой жребий ничем не отличается от жребия других бедняков этой страны.

Биной принялся уговаривать Гору быть благоразумнее, но тот не слушал его. Он только спросил:

— А ты откуда взялся?

Биной покраснел. Если бы Гора не был в тюрьме, Биной, наверно, объяснил бы ему причину своего появления даже, может быть, с легким вызовом. Но сейчас у него просто не поворачивался язык сказать правду, и он только пробормотал:

— Я потом скажу тебе… сегодня ты…

— С сегодняшнего дня — я гость правительства, оно само печется о моем благополучии, так что вам обо мне беспокоиться незачем.

Биной знал, что переубедить Гору невозможно, и не стал уговаривать его взять защитника. Но он сказал:

— Ты же не сможешь есть здешнюю пищу, я буду присылать тебе еду…

— Биной, — нетерпеливо остановил его Гора, — не трать понапрасну свою энергию. Я не хочу, чтобы мне что-нибудь посылали. Пусть мое положение будет таким же, как всех заключенных.

Биной вернулся в бунгало взволнованный до глубины души. Шучорита сидела одна в своей спальне у открытого окна и ждала его. Она заперлась у себя, не в состоянии видеть кого-либо и слушать пустую болтовню.

Сердце ее сжалось от дурного предчувствия, когда она увидела мрачного Биноя, медленно подходившего к дому. Большим усилием воли Шучорита взяла себя в руки и, схватив первую попавшуюся книгу, вышла в гостиную. Лолита сидела в уголке и молча вышивала, хотя обычно она терпеть не могла заниматься рукоделием. Лабонне с Шотишем решали английский ребус, а Лила следила за ними. Харан-бабу и Бародашундори обсуждали какие-то подробности завтрашнего представления.

Биной рассказал им об утренней стычке Горы с полицией. Шучорита выслушала его, не проронив ни слова. Рукоделие упало с колен Лолиты на пол, и румянец гнева залил ее лицо.

— Не волнуйтесь, Биной-бабу, — успокаивала юношу Бародашундори. — Сегодня вечером я буду у супруги судьи и попрошу ее похлопотать за Гоурмохона-бабу.

— Нет, нет, не делайте этого, — испугался Биной. — Если Гора узнает, он никогда не простит мне.

— Но ведь нужно же что-то предпринять для его защиты, — вмешался Шудхир.

Биной рассказал о своих тщетных попытках взять Гору на поруки и о его решительном отказе от защитника.

— Какое глупое ломанье! — не выдержал Харан-бабу.

До этого дня, как бы Лолита ни относилась к Харану-бабу, она всегда выказывала ему внешнее уважение и никогда не спорила с ним, но сейчас она резко тряхнула головой и сказала:

— Никакое это не ломанье. Гоурмохон-бабу правильно поступает. Зачем же тогда существует судья — чтобы запугивать нас и заставлять защищаться? Мы должны платить налоги, чтобы они получали огромное жалованье, и мы же должны нанимать адвокатов, которые помогали бы нам вырываться из их рук! Нет, уж чем такое правосудие, действительно, кажется, лучше сесть в тюрьму.

Харан-бабу с удивлением взглянул на Лолиту — он привык смотреть на нее, как на ребенка, и никогда не предполагал, что она может так рассуждать. Минуту он стоял пораженный, а потом веско и важно стал отчитывать ее за неуместную вспышку.

— Что ты понимаешь в серьезных делах? Наслышалась вся кого вздора от недоучившихся мальчишек, которые вызубрили несколько книжонок и ничего не признают. Они болтают, что им на ум взбредет, а у таких, как ты, голова идет кругом.

Затем Харан-бабу рассказал им о вчерашней встрече Горы с судьей, не преминул он также передать и свой последующий разговор с мистером Браунло. Биной ничего еще не слышал о гхошпурских событиях и потому не на шутку встревожился. Он понимал, что легко судья Гору не отпустит.

Однако своим рассказом Харан-бабу не достиг цели, которую преследовал. Шучориту до глубины души возмутила низость Харана, промолчавшего об этой встрече с Горой. В поступке Харана сказалось его мелкое недоброжелательство по отношению к Горе, и все присутствующие невольно почувствовали к нему легкое презрение. Шучорита не произнесла ни слова. Одно мгновение казалось, что она готова вспылить и разразиться потоком гневных слов, но она сдержалась и, взяв книгу, стала нервно перелистывать ее страницы. И только Лолита вызывающе заявила:

— Для меня безразлично, на чьей стороне Харан-бабу. Одно только я знаю: своим поступком Гоурмохон-бабу доказал, что он действительно благородный человек.