Глава семнадцатая

Проспав часа три, Гора проснулся и увидел лежащего рядом Биноя. Сердце его переполнилось радостью; он почувствовал невероятное облегчение — такое чувство испытывает человек, потерявший во сне что-то очень дорогое, а потом убедившийся, что это ему всего лишь приснилось. Только теперь он понял, как искалечена была бы его жизнь, лишись он друга. Не в силах совладать с радостным возбуждением, охватившим его, он растолкал Биноя.

— А ну, вставай, пора за дело браться.

Каждое утро Гора навещал бедняков, живущих неподалеку от их дома. В его намерение отнюдь не входило поучать их или выступать в роли благотворителя, просто ему хотелось быть вместе с ними. По правде сказать, мало с кем из людей своего круга сходился он так близко, как с этими простыми людьми. Они называли Гору «дада», предлагали ему почетную трубку, и, боясь их обидеть и желая еще больше подчеркнуть свою близость к ним, он заставлял себя сделать несколько затяжек.

Самым рьяным почитателем Горы был двадцатидвухлетний Нондо, сын плотника. Он был непревзойденным игроком в крикет и вообще прекрасным спортсменом.

Гора организовал небольшой спортивный клуб для игры в крикет, где на равных началах состояли членами дети плотников и кузнецов и сыновья зажиточных родителей. И в этом клубе Нондо легко удерживал первенство во всех видах спорта. Кое-кому из студентов и молодых людей, не принадлежавших к рабочим семьям, это не нравилось, но Гора установил в клубе строгую дисциплину, и в конце концов они вынуждены были примириться с тем, что Нондо был избран капитаном команды.

На прошлой неделе Нондо уронил себе на ногу стамеску и вот уже несколько дней не приходил на тренировки. Все это время мысли Горы были заняты его ссорой с Биноем, и он даже не удосужился справиться о здоровье юноши. Поэтому сегодня они первым долгом отправились к старому плотнику.

Подходя к его дому, они услышали женский плач и причитания, доносившиеся из открытых дверей. Никого из мужчин дома не оказалось, но от лавочника, торговавшего по соседству, Гора узнал, что сегодня утром Нондо умер и что тело его уже унесли, чтобы предать сожжению.

Нондо умер! Такой здоровый и сильный, такой энергичный, благородный, совсем юный! Сегодня умер! Гора вдруг почувствовал, что тело его словно налилось какой-то тяжестью. Нондо был сыном простого плотника. Лишь для очень немногих его уход из жизни явится тяжелой утратой, да и они скоро утешатся. Гора же был совершенно потрясен этой непостижимой в своей жестокости и нелепости смертью…

Сосед рассказал им, что умер Нондо от столбняка. Отец был за то, чтобы позвать доктора, но мать и слышать об этом не хотела; она была уверена, что в ее сына вселился злой дух, и послала за знахарем. Всю ночь тот бормотал свои заклинания, жег Нондо каленым железом и вообще мучил его, как мог. В самом начале болезни юноша попросил сообщить о случившемся Горе, но мать испугалась, что Гора будет настаивать на приглашении доктора, и не послала за ним.

— Какое дикое невежество и как страшно оно наказано! — сказал Биной, когда они отошли от дома.

— Биной, не успокаивай себя тем, что все это тебя не касается, что ты можешь оставаться в стороне. Если бы ты имел ясное представление о том, как велико это невежество и какие ужасные последствия влечет оно за собой, ты не ограничился бы одним сожалением, чтобы потом обо всем забыть.

В пылу возбуждения Гора все более и более ускорял шаги, Биной молча шел рядом, стараясь не отставать от него.

— Народ во власти тьмы! Он опутан суевериями! Боги, злые духи, привидения, святой четверг, високосный год — сколько причин для страха! Да и откуда народу знать, что человек способен овладеть силами природы? Так ли уж далеко ушли от него и мы сами? Что из того, что мы прочли несколько книг, разве можем мы, горстка людей, обладающих ничтожными знаниями, оградить себя от всеобщего невежества? До тех пор, пока весь народ не научится понимать закономерности явлений природы, до тех пор, пока пустые страхи будут преследовать его, не освободимся от них и мы, просвещенные люди.

— Хорошо, предположим, что мы, просвещенные люди, сумеем выпутаться из паутины страха и суеверий, — возразил Биной. — Но много ли нас? И, кроме того, мне кажется, что цель наша должна быть вовсе не в том, чтобы с помощью народа научиться преодолевать свой страх и получить право называться людьми просвещенными, а в том, чтобы помочь этому самому народу избавиться от невежества.

— Да, да! — воскликнул Гора, схватив Биноя за руку, — Это я и хотел сказать, но я вижу, что все вы, обуреваемые гордыней собственного превосходства, предпочитаете держаться в стороне от простых людей, — так ведь спокойней! Но имейте в виду, пока вы не поможете простому народу осознать благо, которое несет ему просвещение, вы и сами никогда полностью не осознаете этого. Когда в лодке есть течь, то, как бы велик ни был парус и какой бы сильный ни дул ветер, она не доплывет до берега.

Биной молча шел рядом. Немного погодя Гора снова заговорил:

— Нет, Биной, я не могу так просто примириться с тем, что произошло. Мысль о страданиях, которые причинил этот шарлатан моему Нондо, терзает меня. Для меня его мучения олицетворяют страдания всей нашей родины, всей Индии. Я не могу рассматривать его смерть как единичный случай, не имеющий большого значения.

Биной продолжал хранить глубокое молчание, и Гора вскипел:

— Биной, ведь я прекрасно понимаю, о чем ты думаешь! Тебе кажется, что исправить все это невозможно и что много воды утечет, прежде чем можно будет что-нибудь сделать. Ты думаешь, что суеверия липкой паутиной опутали нашу страну и гнетущий страх громадной ледяной глыбой придавил ее душу; тебе кажется, что не найдется богатыря, который мог бы освободить ее. А я не допускаю и мысли, что это так! Допусти я такую мысль, и я не смог бы жить. Понимаешь? Какие бы страшные несчастья ни выпадали на долю нашей родины, мы можем бороться с ними, можем избавить ее от них. Это в наших силах! Я твердо верю в это, иначе я просто не вынес бы всего отчаяния, мук, издевательств, какие вижу вокруг себя.

— А я для этого недостаточно мужествен, — сказал Биной. — Когда я вижу всю глубину невежества нашего народа, я невольно перестаю верить, что у меня хватит сил побороть это невежество.

— Да, тьма необъятна, и пламя светильника слабо, но я верю в это робкое пламя. Никогда я не соглашусь с тем, что невежество вечно — его постоянно, изнутри и снаружи, подтачивает сама жизнь, самый процесс познания окружающего мира, и как бы мало нас ни было, мы должны стоять на стороне прогресса. А уж если нам суждено погибнуть в неравной борьбе, то мы умрем, уверенные в грядущей победе света и разума. Разве не одно и то же — верить знахарю или бояться духов? Именно это чувство и лежит в основе пренебрежения настоящим лечением. Суеверия и знахарство в равной мере абсурдны и пагубны для нас. Я всегда говорил тебе, Биной: ни на мгновение не сомневайся в том, что освобождение придет. Невежество не вечно: англичане приковали нас к своему торговому кораблю не навсегда. Мы должны твердо помнить это и постоянно быть начеку. Ты довольствуешься смутной надеждой, что придет час, и борьба за освобождение Индии начнется. Я же настаиваю на том, что борьба уже началась и не затихает ни на минуту. И с нашей стороны было бы величайшим малодушием с бесстрастным спокойствием наблюдать за ее развитием.

— Знаешь, Гора, — ответил Биной, — я понял, в чем разница между тобой и нами. Тебя каждый раз с новой силой поражает все то скверное, что происходит в нашей стране, пусть даже такие вещи существуют испокон веков и все к ним давно привыкли. А мы обращаем на них так же мало внимания, как на воздух, которым дышим. Они не заставляют нас ни отчаиваться, ни радоваться. Наши дни проходят бесплодной чередой, и постепенно в их веренице мы перестали ощущать себя и свою связь с родиной.

Вдруг лицо Горы налилось кровью, вены на лбу вздулись. Сжав кулаки, он выбежал на середину улицы и бросился вдогонку за экипажем, запряженным парой, крича при этом громовым голосом, заставлявшим прохожих оборачиваться в испуге:

— Стой!

Но дородный, хорошо одетый господин, который правил лошадьми, только оглянулся через плечо, еще раз взмахнул бичом и мгновенно скрылся из виду.

А произошло следующее: старик мусульманин, по всей вероятности, повар какого-нибудь англичанина, возвращался с базара, неся на голове корзину, в которой лежали фрукты, овощи, яйца, хлеб, масло и другие продукты. Он как раз переходил улицу, когда из-за угла показался экипаж. Сидевший в нем бабу крикнул старику, чтобы он убирался с дороги. Но тот был глуховат и чуть не угодил под колеса. Каким-то чудом старик спасся, но корзина его отлетела в сторону, и продукты рассыпались по мостовой. «Проклятая свинья», — выругался бабу и, повернувшись на сиденье, взмахнул бичом. Бич со свистом рассек воздух, и тотчас же на лбу у старика вздулась кровавая полоса. «О, аллах!» — простонал повар и начал подбирать уцелевшие продукты и укладывать их в корзину.

Так и не догнав коляски, Гора возвратился назад и принялся помогать старику. Бедного повара очень смутило участие незнакомого господина.

— Что вы, бабу, — забормотал он, — зачем вы беспокоитесь, ведь это все равно уже никуда не годится.

Гора сознавал бесполезность своего вмешательства, понимал, что, вместо того чтобы помочь старику, он только смущает его. Но он хотел показать прохожим, что и среди богатых есть люди, готовые вступиться за человека, незаслуженно оскорбленного другим богатым, и загладить как-то его отвратительный поступок. Когда корзина наполнилась, Гора обратился к старику:

— Тебе будет слишком тяжело возместить убыток своему хозяину. Я дам тебе денег; только запомни, отец, аллах не простит тебе, что ты молча стерпел такое оскорбление.

— Аллах покарает виновного, — возразил мусульманин, — зачем ему наказывать меня?

— Тот, кто терпит зло, — ответил Гора, — виноват не меньше. Он — истинная причина всего зла, что творится на свете. Думаю, что ты не поймешь меня, но постарайся запомнить: быть набожным не значит быть покорным, религия не потворствует творящим зло. Ваш Мухаммед это отлично понимал, потому-то он никогда и не проповедовал смирения.

Идти к Горе было далеко, и они привели мусульманина к Биною. Войдя в дом, они поднялись в комнату, и Гора сразу же направился к письменному столу.

— Дай мне денег, — обратился он к Биною.

— Подожди минуту, я сейчас достану ключ.

Но пока Биной искал ключ, Гора в нетерпении дернул за ручку, сломал замок и выдвинул ящик.

Первое, что бросилось ему в глаза, была фотография всей семьи Пореша, которую Биной добыл при помощи своего приятеля Шотиша.

Гора дал старику денег и выпроводил его из дому. Он не сказал ни слова о фотографии. Промолчал и Биной, хотя ему было бы много приятнее, если бы Гора сказал, что он думает по этому поводу.

— Ну, я пошел, — сказал Гора.

— Вот это мне нравится! — воскликнул Биной. — Как это ты пошел? Ведь ма и меня звала обедать. Я тоже пойду.

Молодые люди вместе вышли на улицу, но всю дорогу Гора молчал. Фотография, которую он увидел в ящике письменного стола, напомнила ему о том, что сердце Биноя увлекло его на новый, чуждый Горе, жизненный путь. Смутная тревога за их дружбу, которая, подобно Ганге, меняла свое старое русло на новое, незримым грузом лежала где-то в глубине его сердца. Сегодня весь день ничто друзей не разделяло, одни и те же мысли были у них, но сейчас Гора вновь почувствовал: сохранить прежнего нельзя — Биной пошел своим путем.

Биной понимал, почему молчит его друг, но у него не хватало духу первым перешагнуть барьер отчужденности. Он знал, что вопрос, которым заняты сейчас мысли Горы, может послужить серьезным препятствием для их дружеских отношений в будущем.

Подойдя к дому, они увидели Мохима, поджидавшего их у дверей.

— Да что такое наконец с вами? — воскликнул Мохим. — Вчера не спали всю ночь. Я уж думал, не улеглись ли вы теперь где-нибудь на дороге поспать. Знаете, который теперь час? Торопись, Биной, ты ведь еще и омовения не совершал.

Отослав Биноя, Мохим повернулся к Горе и сказал:

— Вот что, Гора, я прошу тебя очень серьезно подумать над тем, что я тебе говорил. Ну хорошо, пусть Биной недостаточно правоверен на твой вкус, ну а где ты найдешь жениха лучше, скажи на милость! Ведь если жених правоверен, это еще не все. Хорошо бы, он еще был и образован в придачу. Правда, с точки зрения шастр, образование и благочестие — вещи не очень-то совместимые, а по-моему, такое сочетание вовсе не так уж плохо! Будь у тебя дочь, ты рассуждал бы так же.

— Ты прав, дада, — ответил Гора. — Я не думаю, чтобы Биной был против.

— Вы только послушайте его! — воскликнул Мохим. — Кто думает о Биное? Все дело в том, чтобы ты не был против. Попроси его разок, ничего больше мне и не надо. А уж если не выйдет, значит, не судьба.

— Ладно!

«Ну, теперь можно заказывать свадебное угощение», — подумал Мохим.

Улучив удобный момент, Гора спросил Биноя:

— Дада все пристает ко мне с твоей женитьбой на Шошимукхи. Что ты скажешь на это?

— Сначала ты скажи мне свое мнение.

— Я считаю, что это было бы неплохо.

— Вот как! Но раньше ты думал иначе. Ведь как будто было решено, что оба мы никогда не женимся.

— Ну, а теперь будет решено, что ты женишься, а я нет.

— Почему? Разве впереди у нас разные цели? Я считал, что мы идем одной дорогой.

— Именно для того, чтобы пути наши не разошлись, я и советую тебе согласиться. Всевышний, отправляя людей в земное странствие, возлагает на их плечи далеко не одинаковую ношу — один сгибается под ее тяжестью, а другой идет налегке, и для того, чтобы обоих можно было запрячь в одно ярмо, нужно взвалить на второго добавочный груз. Вот навалятся на тебя тяготы семейной жизни, тогда, глядишь, и мы с тобой зашагаем в ногу.

Биной улыбнулся.

— Ладно, — сказал он. — Раз так, придется взвалить.

— А как насчет самой предполагаемой ноши? Возражений нет?

— Так ведь речь идет о том, чтобы уравнять нашу с тобой поклажу, ну а для этого годится все — вплоть до камней.

Биной сразу понял, почему Гора так стоит за этот брак. Очевидно, он боялся, что Биноя могут женить на одной из дочерей Пореша, и пытался спасти его. Догадавшись о подозрениях друга, Биной не мог не посмеяться в душе. Ему и на мгновение не приходила в голову мысль о такой свадьбе. Это было совершенно немыслимо! В то же время женитьба на Шошимукхи уничтожила бы основания для странных опасений Горы, и между ними снова восстановились бы нормальные, здоровые, дружеские отношения. Ну и потом, ведь никто не стал бы мешать ему ходить в дом Пореша. Взвесив все это, Биной легко согласился на брак с Шошимукхи.

После обеда друзья вознаградили себя долгим отдыхом за предыдущую бессонную ночь. Разговор на волнующие их темы не возобновлялся до самого вечера. Лишь когда ночные тени пали на землю и настала пора задушевных бесед, они вышли на крышу, и Биной, устремив взгляд в небо, сказал:

— Слушай, Гора, я хочу сказать тебе кое-что. Мне кажется, наша любовь к родине как-то однобока. Мы говорим об Индии, а видим всего лишь половину ее.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы считаем ее страной мужчин и совершенно забываем о женщинах.

— Стало быть, ты придерживаешься точки зрения англичан и хотел бы, чтобы женщина сопутствовала тебе и в домашней и в общественной жизни, чтобы она неотступно сопровождала тебя повсюду, делила бы с тобой еду и труд, отдых и развлечения? Но в этом случае ее присутствие заслонит от тебя мужчин и твое мировоззрение так и останется однобоким.

— Нет, нет, не передергивай моих слов, пожалуйста. Причем тут точка зрения англичан или неангличан! Просто я хочу сказать, что, думая об Индии, мы очень мало внимания уделяем ее женщинам. Возьми хоть себя. Я утверждаю, что ты никогда не задумываешься над их судьбой — в твоем представлении Индия словно лишена женщин, а такое представление в корне неверно.

— С той минуты, как я сознательно взглянул на свою мать, она олицетворяет для меня всех женщин моей родины. Тогда же я понял, какую большую роль играют женщины в нашей жизни.

— Ты говоришь красивые слова, чтобы успокоить себя. Разве можно до конца понять женщину, сталкиваясь с ней только в домашних условиях? Если бы мы могли увидеть женщину за пределами семейного очага, Индия предстала бы перед нами во всей своей замечательной красоте. Мы увидели бы ту прекрасную страну, ради которой люди не задумываясь отдали бы жизнь. И уж во всяком случае, мы избавились бы наконец от ложного представления, что нашу страну населяют исключительно мужчины. Я знаю, стоит мне начать сравнивать наше общество с английским, и ты сразу же выходишь из себя. Этого я не хочу, точно так же как не хочу и утверждать, что знаю, в какой мере и каким образом могли бы проявить себя наши женщины в общественной жизни, не преступая границ приличий, — но я настаиваю, что, пока они будут оставаться в тени, понять всю правду о нашей стране мы не сможем, так же как и не сможем отдать ей всю любовь и преданность, на которую способны.

— И эта истина открылась тебе сегодня?

— Да, сегодня, и внезапно. До сих пор у меня не было определенных мыслей на этот счет, и я очень счастлив, что все это наконец стало мне ясно. Ведь, относясь пренебрежительно к женщине, ограничивая ее интересы кухней, видя в ней только наложницу, мы тем самым ослабляем силы своей страны, точно так же, как в том случае, когда воздвигаем барьер между богатыми и бедными, когда презираем крестьян и ремесленников за их низкий труд, ограничиваем их узкой сферой занятий и делаем вид, что не замечаем их.

— Нет, Биной, ты не прав. Так же как сутки состоят из дня и ночи, так и общество состоит из мужчин и женщин. В обществе, где все идет нормально, женщину можно уподобить ночи; спокойно, неназойливо, незаметно исполняет она свои обязанности. Там же, где обстоятельства нарушают нормальное течение жизни, где ночь превращается в день и наоборот, теряется представление о времени, труд и легкомысленные похождения идут бок о бок. А к чему это приводит? Только к тому, что назначение ночи — покой, который она дарует, ее умиротворяющая сила — теряется; с каждым днем возрастает утомление, гаснет энергия, и человеку, чтобы поддержать свои силы, приходится прибегать к алкоголю. То же самое произойдет, если мы оторвем женщин от домашнего очага. Мы только помешаем их мирным занятиям, нарушим покой и счастье общества и заменим его нездоровым возбуждением. И тот, кто примет подобное возбуждение за прилив новых сил, сделает большую ошибку, ибо в конце концов оно приведет общество к гибели. Ведь силы, движущие обществом, состоят из двух элементов: явного и скрытого, возбуждающего и умиротворяющего, требовательного и самоограничивающего. Нарушать это равновесие нельзя, иначе огромная созидательная энергия общества пойдет на убыль, а это не принесет нам ничего хорошего. Мужчина олицетворяет элемент явный, хотя сказать, что он играет более важную роль, нельзя никак. Если же мы попытаемся выявить свои скрытые ресурсы в лице женщин, то это будет означать лишь, что вместо накопления сил мы стали растрачивать их и быстрыми шагами движемся навстречу банкротству… И я настаиваю: пусть на празднествах жертвоприношений присутствуют мужчины, а женщины лишь смотрят за тем, чтобы не иссякали яства и возлияния для этих празднеств. Только тогда наши жертвы не пропадут даром, и неважно, если женщина останется при этом невидимой. Безумен тот, кто хочет заставить все свои силы действовать в одном направлении, для достижения одной цели, — идя таким путем, он может лишиться сразу всего.

— Гора, я не буду с тобой спорить, но знай, что ты меня ни в чем не убедил. Ведь основной вопрос…

— Знаешь что, Биной, — прервал его Гора, — если мы будем продолжать спор на эту тему, то в конце концов поссоримся по-настоящему. Я признаю, что вопрос о женщинах не заполняет моих мыслей так, как он с недавних пор заполняет твои. Поэтому все твои попытки заставить меня проникнуться к ним теми же чувствами, какими проникся ты, ни к чему не приведут. Давай же согласимся на том, что мы не согласны.

Гора не пожелал продолжать разговор, но семя, подхваченное ветром, в конце концов всегда падает на землю, а пав, обязательно прорастает. До сих пор Гора решительно исключал женщин из своих мыслей и ни на минуту не задумывался над тем, что благодаря этому что-то теряет, не чувствовал никакой пустоты. Горячность, с какой говорил о женщинах Биной, впервые заставила его осознать, что — никуда не денешься — женщинам отведена в обществе не такая уж маленькая роль. Но какая именно роль предназначена им, какое место занимают они по праву, сказать он не мог, и потому ему совсем не улыбался разговор на эту тему. Правильного решения он еще не нашел, не мог он, однако, согласиться и с доводами Биноя и потому предпочел пока не вдаваться в обсуждение этого вопроса.

Вечером, когда Биной уже собрался уходить домой, Анондомойи подозвала его к себе и спросила:

— Ну что, Биной, кажется, твоя свадьба с Шошимукхи уже решена?

Биной смущенно улыбнулся.

— Да, ма, — ответил он, — как же иначе, раз сватом выступил Гора.

— Что ж, Шошимукхи хорошая девушка, — сказала Анондомойи, — но вот что, Биной, не поступай опрометчиво. Я ведь тебя хорошо знаю: ты колебался, не зная, как поступить, и предпочел поскорее покончить с этим делом. У тебя есть еще время взвесить все «за» и «против». Ты же взрослый человек, помни, что, прежде чем решить такой важный вопрос, нужно спросить свое сердце.

Она ласково дотронулась до плеча Биноя. Юноша ничего не ответил и. медленно вышел из комнаты.