Андрей Рубанов
2. Четверг, 17.30 - 20.30 ГОТОВЬСЯ К ВОЙНЕ
3. Четверг, 21.30 - 22.30 4. Четверг, 23.20 - 00.001. Пятница, 05.00 - 12.00 КТО, БЛЯДЬ, ВСЕ ЭТИ ЛЮДИ? 2. Пятница, 12.00 - 15.103. Пятница, 15.15 - 21.304. Пятница, 22.50 - 23.405. Суббота 0.15 - 1.40 1. Суббота, 12.30 - 17.002. Суббота, 17.30 - 22.303. Суббота, 23.10 - 23.454. Суббота, 23.45 - 00.001. Воскресенье, 6.00 - 16.302. Воскресенье, 16.30 - 18.303. Воскресенье, 18.30 - 21.00 225 4. Воскресенье, 21.25 - 00.001. Понедельник, 04.30 - 10.002. Понедельник, 12.30 - 13.303. Понедельник, 14.45 - 17.104. Понедельник, 18.30 - 21.005. Понедельник, 23.301. Вторник, 00.00 - 10.452. Вторник, 10.45 - 11.30

2. Понедельник, 12.30 - 13.30

Лихорылов ел. Такие люди, подумал банкир, всегда много едят. Обильный завтрак, мощный обед, плотный ужин. В перерывах - чай с плюшками. Они не чревоугодники, они просто так привыкли. Выпала свободная минутка - надо пожрать. Три трапезы в день; каждая - сорок минут; еще час уходит на переваривание съеденного (сытый гомо сапиенс практически не дееспособен); итого пять часов в сутки. Один год из каждых пяти человек занимается только тем, что поглощает и усваивает пищу. И презирает корову за то, что жует всегда, когда бодрствует. А ведь она не мнит себя венцом творения.

На сей раз старый коммунар руки не подал, только кивнул. А взглядом - едва не прожег. По-моему, он меня ненавидит, - подумал Знаев. - А за что? За то, что я молодой, непьющий, богатый и быстрый? Или за то, что это не он мне платит, а я ему? Согласен, неприятно. Во времена Госплана, когда этот грузный зубр набирался сил, никто никому не давал взяток. По крайней мере, в сфере капитального строительства. Старики приказывали, молодежь подчинялась. Полный патернализм. В Китае, например, до сих пор так. Опытные, пожившие люди принимают решения, а сорокалетние ловкачи вроде меня действуют как исполнители.

Извини, старик, мы не в Китае.

Банкир присел. Выпустил из левой ладони эспандер, положил на стол. Лихорылов посмотрел, сощурив глаз.

- Я вижу, ты без этой штуки из дома не выходишь.

- Тренирую мертвую хватку.

Чиновник фыркнул:

- Что ты понимаешь в мертвой хватке?

- Согласен, - спокойно ответил Знаев, - мне до вас далеко.

Старый коммунар сделал вид, что не оценил комплимента. Обтер салфеткой ладони, взял с соседнего стула тонкую, дешевого пластика, папку. Небрежно хлопнул ею об столешницу. Знаев осторожно взял. Раскрыл. Прочитал.

Он имел от природы крепкие нервы. Вдобавок он их берег и закаливал. Приучил себя заранее готовиться к плохому. Если хочешь чего-то, добиваешься годами, и вдруг в последний момент, когда уже дрожат руки и сердце бьется сильно и часто, выясняешь, что получил не совсем то, чего хотел (или совсем не то), - важно не терять выдержки.

Он медленно положил бумагу на стол (проследил, чтоб легло на чистое, свободное от пятен и крошек хлеба) и тщательно выругался.

- Чего? - с вызовом спросил Лихорылов.

- Здесь не указано название магазина.

- И хрен с ним. Земля - твоя. Это - главное.

Знаев указал подбородком на документ и процедил:

- Здесь должно быть написано: «Для строительства универсального магазина «Готовься к войне».

- А как написано?

- А написано: «Для строительства универсального магазина». Точка. Название не указано!

- Чего ты уперся в название? - миролюбиво спросил бывший коммунар. - Начинай строить. Потом повесишь название. Через два года. Когда построишь. Может, к тому времени передумаешь.

Банкир почувствовал злость.

- Я, Алексей Иваныч, название хочу повесить не потом. А завтра же. Щит, пять на одиннадцать. «Здесь будет построен гипермаркет «Готовься к войне». И подсветка. Три прожектора. Чтоб было видно за километр. Он уже готов, этот щит. Я его завтра собирался водрузить. Сегодня получаю постановление - завтра водружаю. Все по закону. Знаете поговорку: «Знание закона освобождает от ответственности»?

Лихорылов перегнулся через стол.

- Сережа, - ласково сказал он, - если ты завтра поставишь этот щит, у меня слетит башка.

- Если я его не поставлю, у меня слетят договоренности с инвесторами.

Коммунар начал багроветь. Агрессивно пошевелил бровями - очень густыми, как у всех администраторов старой формации. Обильная шерсть пониже лба - видовой признак породы руководящих работников.

- Тебе сколько годов? - осведомился он.

- Сорок один.

- Что ж ты в свои сорок лет ведешь себя как мальчик? Оставь в покое свой щит и свое название. Ты хотел магазин - делай. Потом, по-тихому, протащишь название.

- Я думал, ВЫ его протащите.

- Я тебе протащил землеотвод! Я тебе протащил согласования! Подписи архитектора и главы отдела административного надзора! Я тебе даже пожарников протащил…

Знаев вздохнул. Бумага лежала на столе, белая, красивая и бесполезная.

- И что мне делать?

- Строить. С легким сердцем.

- Я давно забыл, что это такое. Это при Брежневе можно было что-то делать с легким сердцем.

- Ага! - хмыкнул Лихорылов. - Вспомнил Брежнева.

- Я его любил.

Коммунар помолчал и сказал:

- Короче говоря, ты недоволен.

Банкир тоже взял паузу, потом встал, сделал знак рукой - мол, минуту - и молча двинулся к выходу. Оказавшись на крыльце, выдернул телефон, набрал Горохова.

- Алекс, слушай внимательно. Тот человек, который приходил к нам в четверг… Положил на депозит крупную сумму… Потом с ним случилось несчастье…

- Помню. Двести тысяч евро.

- Что ты с ними сделал?

- С деньгами? Пока ничего.

- Вот ничего и не делай. Твоя информация насчет несчастья… Она точная? Ты проверял?

- А чего ее проверять? Все было в оперативной сводке.

Знаев не спеша вернулся за стол. Невзначай огляделся.

Взял салфетку, крупно начертал цифры, положил перед активно жующим чиновником. Холодно сообщил:

- Это за вашу помощь. Привезу завтра же. Если протащите название. То есть вы получаете то, о чем мы договаривались, плюс вот это, - он ткнул пальцем в бумажку.

- Странное у тебя отношение, - мрачно сказал Лихорылов, переставая жевать, и почти равнодушно пронаблюдал за тем, как салфетка превращается в маленький комок и пропадает в кармане банкировой рубахи. - Ты думаешь, что система насквозь гнилая? Типа, я вам заплатил, а вы бегите и делайте, как мне хочется?

- Нет, я так не думаю, - честно ответил Знаев. - Я вообще ничего не думаю про систему. Я думаю про щит. Пять на одиннадцать. Я намерен его водрузить.

- Готовься к войне? - Да.

Лихорылов насупился.

- К войне, значит… Ты хоть в армии служил?

- Так точно. Рядовой запаса. Военно-учетная специальность - «водитель-электрик».

- А будет война - пойдешь воевать?

Знаев пожал плечами.

- Куда я денусь. Это моя страна. Тут мой папа закопан. Под березой. Рядом с дедушкой. Тут меня пять лет учили, чтоб я был всегда готов. - Он поднял руку и отдал пионерский салют. - С тех пор я всегда готов. Это мне очень помогает. Когда я поднял самые первые деньги, в девяностом году, - две тыщи долларов, целое состояние! - ко мне сразу бандиты заявились. Отнимать… Они думали, что я не готов. А я был очень даже готов. Я им показал два газовых пистолета, и они отвалили…

Лихорылов захохотал. В его рту банкир углядел золотой зуб и подумал, что старый коммунар в определенном ракурсе неотличим от старого уркагана. Не внешностью, конечно (там мослы и хрящи, здесь - щеки, брюхо и три подбородка), а повадками, грустно-циничным отношением к «понятиям», к нормам и ценностям, которым следуешь всю жизнь, чтоб под старость разочароваться, но и уверовать окончательно.

Отсмеявшись, чиновник простым жестом вытер рот и сообщил:

- Твое название не пройдет.

- Пройдет! Оно не противоречит закону. Я специально смотрел.

- Закон - это да, конечно… Только, господин хороший, окромя закона, есть еще кое-что. И кое-кто. Представь, что завтра мимо твоего щита поедет… - коммунар-уркаган показал пальцем в потолок. - Увидит и удивится. И вопрос задаст. И это будет вопрос совсем не про тебя. А про меня. Про того, кто разрешил. Думаешь, они, - палец опять поднялся, - будут законы листать? Нет. «Кто позволил?» - вот какой вопрос встанет. Какая такая подготовка к войне? Почему война? С кем война? Не занимайся ерундой, Сережа! Сорок лет, богатый парень, а уперся, как баран. Придумай что-нибудь другое. Без слова «война».

Знаев достал из кармана мятую салфетку, разгладил и снова положил перед собеседником. Ударил сверху ладонью - не грубо, но со значением.

- Убери, - сказал Лихорылов. - От греха.

Сколько ему лет, подумал банкир. Сильно за шестьдесят. Он в любой момент может оказаться на заслуженном отдыхе. Разумеется, он будет не самый бедный пенсионер. Но все равно, он не желает отдыхать и бездельничать. Меньше всего этот краснорожий бык хочет бездельничать. Он хочет продолжать. У него дети, внуки и домочадцы. Он сильный, крепкий и высокопоставленный. Конечно, он глава клана, пахан, он кормит десятки ртов. Он не будет рисковать своим креслом. Даже за двести тысяч евро.

Надо брать, что дают, решил Знаев. Благодарить и сваливать. И думать, что делать дальше. Поехать домой, расслабиться, пообщаться с девочкой с золотыми волосами.

Салфетка вторично превратилась в комок

- Ладно, - сказал он. - Выбора у меня все равно нет.

- Вот и хорошо, - сощурившись, сказал Лихорылов. - А то мне идти пора. Третий день пешком передвигаюсь. Шоферу моему, представляешь, морду набили… В пятницу вечером.

- Бывает.

- Ехал с приятелем, - подрезали, из машины вытащили, отметелили обоих.

- И машину отняли?

- В том-то и дело. Не тронули! Причем хулиганы были на «Жигулях». Чуть ли не на «копейке».

Банкир очень удивился.

- Что же он, ваш водитель, не сумел уехать на «Мерседесе» от «копейки»?

- Сам удивляюсь. Скорее всего, врет.

- Конечно, врет. А злодеев нашли?

- Нет, - с сожалением ответил коммунар. - Номера были краденые, примет он не запомнил. Пять человек, сказал, все под два метра…

- Врет.

Лихорылов помолчал, всмотрелся в лицо финансиста и вдруг погрозил пальцем.

- Не вздумай.

- Что?

- Поставить свой щит. Никакой войны, понял?

Знаев посмотрел на часы.

- Через десять минут пойдет платеж. Из Риги - в Андорру. У нас час дня, там одиннадцать утра. Будем надеяться, что они сделают перевод до обеда. Потому что обед у них с двенадцати до трех, а после обеда они работать не любят. Если все пройдет гладко, в три часа по московскому времени вся сумма будет в Женеве. А остальное сегодня вечером тот же мой человек привезет тому же вашему человеку.

- С тобой приятно иметь дело, Сергей.

Пошел ты в жопу, чуть было не сказал Знаев, взял со стола листок ценой в состояние и ретировался. За стол решил не платить. Хотя из принципа и для красоты поступка можно было бы и заплатить. Вот тебе пол-лимона за твои услуги и вот тебе еще тыща рублей за твой обед, знай наших.

Но не заплатил.

Пока шел к машине (завидев босса, Василий мгновенно завел мотор), ощутил горькое недоумение. Странная беседа. Конечно, каждый сам решает, где кончается хладнокровие и начинается равнодушие. Но все-таки. Приходит один человек к другому, кладет на стол пятьсот тысяч евро в обмен на одну бумажку. И еще двести тысяч кладет, чтоб изменить в бумажке два слова. Хочет то есть большое дело сдвинуть. Ставит на кон все свои деньги, плюс еще столько же чужих, плюс изрядный кусок жизни. Судьбой рискует! А второй - жрет себе, чавкает и кивает. Встречались два раза в месяц на протяжении полутора лет - он чавкал и кивал. Ему неинтересно. Даже не любопытно. Может, любопытно - но не настолько, чтоб задать хотя бы несколько вопросов. Магазин? Понятно. Готовься к войне? Ясно. Что ему понятно? Что ему ясно? Самые важные для него события происходят в его тарелке. Не какой-то мелкий лавочник - высокопоставленный государственный служащий. Управляет районом, где проживает больше народа, нежели, допустим, во всем Брюсселе. Как можно руководить людьми - и ими не интересоваться?

С другой стороны, грустно подумал далее Знаев, если администратор будет впускать каждого просителя с его бедами и проблемами не только в свой кабинет, но и в душу, государство просто перестанет функционировать.

- Поедем, Вася, домой.

Шофер кивнул.

- Правильно. Не обижайтесь, Сергей Витальевич, но вам… отдохнуть бы надо. Поспать. Вы, это… весь серый. Я, например, очень злой становлюсь, если сплю мало…

- А я, - грубо обрезал банкир, - становлюсь злой, если сплю много. Поэтому ты работаешь у меня, а не я у тебя.

Василий, судя по выражению лица, хотел было обидеться - тихо, ненадолго. Как обижаются маленькие подчиненные на своих грозных начальников. Сам же Знаев, наоборот, собрался устыдиться. Негоже без причины грубить в адрес тех, кому ты платишь. Но тут вывернули против солнца, на бульвар, и каменные джунгли столицы предстали выгодно, красиво: яркие вывески, разноцветные фасады, полуголые девочки (первоклассные, шикарные девочки, - жаль, слишком медленные), клумбы с цветами, миниатюрные радуги над фонтанами, игра золотых бликов в зеркальных окнах, мерцание рекламных экранов (глаза, губы, груди, ноги - зазывают в бордель? нет, в бутик) - все было пестро, все бушевало, радовалось, любовалось собой без тени стеснения. И Знаев не стал укорять себя за приступ самодурства.

К черту плохое, я обещал Алисе выходной. Я приеду, и мы будем загорать, плавать в бассейне, играть в пинг-понг и прогуливаться меж столетних дубов.

Он набрал номер прораба и весело - со строителями надо всегда говорить властно и весело - сообщил:

- Разрешение получено. Выводи людей. Загоняй кран. Ставьте щит.

- Который «Готовься к войне»? - уточнил абонент.

- Ага. Чтоб к полуночи стоял. С подсветкой.

- Сделаем.

- С завтрашнего дня - полный вперед.

Судя по тяжелому вздоху, созидательный труд явно не радовал прораба. Даже несмотря на предполагаемые барыши.

Откинув спинку кресла, Знаев попытался расслабиться. Документ - разрешение на строительство - лежал на заднем сиденье, и от него исходили сложные сильные энергии. Почти два года беготни, поиск «подходов», многие десятки личных встреч (от официальных до откровенно конспиративных) и телефонных переговоров, сотни вечеров раздумий и переживаний, тонны сожженного бензина, килограммы золота - это только то, что позади. А впереди, начиная с завтрашнего утра - стократ больше времени, нервов и денег, миллионы человеко-часов, миллионы киловатт электричества, тысячи тонн бетона, стали и стекла, океан соляра, километры труб и кабеля. И все для того, чтобы в небе засиял рубиново-красный, под цвет кремлевских звезд, емкий призыв к людям, здесь живущим.

В такой день - да, торчать в офисе глупо. Все равно что разгадывать кроссворды в новогоднюю ночь. В такой день надо сбежать ото всех, запереться дома, положить волшебный листок на пол и станцевать вокруг него дикую джигу. Можно даже приурочить небольшой отпуск. Быстро выправить рыжей паспорт - и исчезнуть, вдвоем, дней на пять. Забраться куда-нибудь очень далеко. На Ямайку. На Маврикий. Отдохнуть, а потом - газ до отказа.

Понемногу, под гул двигателя, банкир стал улетать - то ли на Маврикий, то ли в кожаное кресло президента глобальной торговой сети «Готовься к войне», - но телефонный звонок вернул его назад.

- Это я, - сказал Солодюк - У меня все готово.

- Не понял.

- Деньги. Должок. С процентами.

- Что у тебя с голосом?

- У меня все замечательно, - с вызовом ответил абонент. Судя по всему, он был пьян. - И с голосом, и по жизни. Ты просто мало общаешься со старыми товарищами, господин Знаев! Где встретимся?

Банкир коротко объяснил, что едет домой. Спросил, помнит ли «старый товарищ» дорогу до поместья. Пообещал, что будет ждать. Потом с наслаждением выключил телефон и заснул окончательно.