"Осеннее усекновение" - читать интересную книгу автора (Башкиров Михаил Викторович)

КРОТ ЭФИРА

С речки Ушаковки (правый робкий приток дерзкой Ангары), отделяющей культурно-исторический центр Иркутска от достопримечательной тюрьмы, в которой содержался белый адмирал (освободитель, вешатель, транжир золотого царского запаса), от Знаменского женского монастыря, с туристическо-обязательными надгробиями декабристов, не решившихся залить кровью столицу империи, с речки Ушаковки, давненько переименованной из Иды в честь патриота-купца, снорово поставившего на ней первую мельницу, прилетела дальнозоркая скопа из отряда хищников.

Потолок над кроватью слабо подсвечен коридорным бра через дверную полуоткрытость.

Недоуменно покружила над гладью безрыбного, с подогревом, бассейна.

Зудящаяся рука нарушила, прервала, закончила дикую, закольцованную нейронами погоню свистящей катаны за неуклюжим тиранозавром, огрызающимся короткими матюгами.

Украдкой писающий охранник чуть не свалился с бортика, выцеливая настойчивую птицу в рассветном небе трясущимся указательным пальцем.

Переход на кухню — цанги, вата, мазь.

Черно-стремительный промельк скопы исчез в сопках, проступающих на светлеющем горизонте.

Стакан холодной воды.

Тупой нож.

Лимон.

На берегу форелесодержащего Йеллоунайфа, безжалостно рассекающего золотоносные Северо-Западные территории перпендикулярно далекому экватору и впадающего в Большое Невольничье Озеро (сколько зазря утопло негритосов, отлынивающих от работы), в коттедже, построенном собственными мозолистыми руками, верный муж российской эмигрантки, уроженец провинции Саскачеван, лесоруб-любитель и прозаик-дилетант с дюдюктивным феминизированным уклоном, не торопясь приступал к ужину с рюмкой кедровой водки, наполненной до золотого (норма) ободка, и тарелкой сибирских пельменей, заправленных сливочным, холестеринонаграждающим, но вкуснейшим (еще бы)

маслом.

К старой парте, к привычной дыбе, дожевывая горький жесткий лимон.

Наполовину сделанный роман лежит разбитый по частям в пластиковых аккуратно пронумерованных разноцветных папках, в соседней комнате, на столе с дюжиной остроотточенных полумягких карандашей и стопой девственных, с плотностью 80 гр/см листов, ждущих продолжения творческого процесса.

Утомительное мерцание стенда с черным Гамаюновым углом.

Фальшивая тишина.

Насытившийся канадец, вдохновленный одиночной рюмашкой на священный акт (музы отдыхают), погрузился тяжеловесно в глубокое кожаное, с удобными подлокотниками и подголовником кресло и вынул из розовой папки № 1 развернутое посвящение обеим женам (разведенной, с ребенком, и русской, пока бездетной), бригаде лесорубов — финну, индейцу племени Сиу, вальщику с Полтавщины и американскому генетику, вытуренному из университета за публично рассказанный анекдот об однополых, совокупляющихся под картавое брюзжание зеленых лягушках. Также не забыт сосед, регулярно переплывающий с того берега за гвоздями. Жиреющий, жирующий, жуирующий редактор.

Лайка, стерегущая коттедж, и болонка с городской квартиры.

Панк, случайно заглянувший на огонек. Внебрачный, прижитый со сверхсисястой студенткой из Камеруна сын, отбывающий пожизненное за изнасилование овцебыка. Продавец жевательной резинки с ближайшей заправки.

Коммивояжер, впаривший сверхмощный пылесос, так ни разу и не использованный по назначению. Лейтенант конной полиции, доставляющий регулярно пьяное тело в пенаты.

Мать. Отец. Бабушка. Прабабушка. Дальний, проживающий в малопримечательном, захолустном, сибирском, трудно произносимом Ир-р-ку-у-т-с-ке родственник жены, подаривший сюжетную линию и обогативший текст экзотическими реалиями.

Проигнорированы священник местного прихода, укравший хохломскую солонку прямо со стола, и экс-любовница, юная белоруска, пострадавшая от реального (факт) отсутствия свободы слова на родине.

По новой — осточертевшая кассета за 11 сентября 2010 года.

В первой главе романа скороговорочно, не без галльского юморка, с интонациями эдгараповской обезьяны и конандойлевской собаченции, повествовалось о странной парочке, в одно прекрасное бодрое утро нарушившей сонный ритм тихого среднеамериканского (в смысле интеллектуального стандарта) городка.

Круглый диван.

Медвежья шкура.

Разбрасывание непонравившихся подарков на фоне захлебывающегося от избытка противоречивой информации ошалевшего теле-интернет-мира.

Недельный пожар на плавучей норвежской платформе.

Падеж крупнорогатого скота в Парагвае, вызванный падением вирус-метеорита неизвестного происхождения.

Безостановочное широкоамплитудное землетрясение в штате Невада, спровоцированное испытанием геофизической бомбы шестого поколения.

Дауноотмеченного подростка-сибиряка, обладающего способностью просверливать концентрированным взглядом невидимые при дневном свете дырки в черепных коробках людей с нехорошими помыслами и по причине этого вынужденного скрываться в гостеприимной Канаде от соотечественных ретивых служб, круглосуточно сопровождал двухметровый чурбанистый борец-евнух, потерявший достоинство в предвыборных скитаниях по минустридцатидевятиградусной тайге и питавшийся супом из собственных ушей и жилистым (отвратный запах, жуткий вкус) мясом побежденной в трехминутной схватке рыси, державшей в безумном страхе пол-района.

Катана под слюнявый визг улетает в правый угол, расколов напольную вазу с пальмовыми засушенными листьями.

Переодетые в индейцев сиу агенты Садового кольца, вооруженные отравленными спецсоставом бзик-стрелами и лазеро-наводящими луками, окружили несущего смерть подростка и тотемообразного евнуха.

Полиглот — надувной динозавр из тиранозавридов — раскалывает слева вторую дорогостоящую вазу с пальмовым сувениром.

Радиоуправляемые томагавки с четырех сторон, рассекая с мстительным свистом насыщенный смолой воздух, устремились к скорчившемуся мальчику.

Отсалютовал колодой незаполненных карточек в стенд.

Евнух невозмутимо, ребрами ладоней отправил томагавки по разным адресам:

к облакам, пророчащим грозу, к фальшивому индейцу, запнувшемуся о предательский корень, к еноту-полоскуну, спрятавшемуся в норе, к чертовой бабушке, проживающей на куличках под Лысой горой.

Поцеловал извлеченную кассету: вазы, вазочки, вазулечки, мир вашим многоуважаемым историческим осколкам, вы невинно пали, ненароком оказавшись на траектории сентябрьских меток, целых двух, в силу невообразимой широты экранного выбора, предназначенных для пары вещающих рож, которые останется идентифицировать для подтверждения сумасшедшей гипотезы о безграничном гневе пузыря.

Каноэ, ведомое несгибаемым евнухом, преодолело в олимпийском стиле коварную Миссиссаги и вырвалось на простор Гурона, озера, входящего в Большую семерку вместе с нефтезагаженным (черная икра-с) морем, фламингоносной Викторией, издыхающим Аралом, Верхним, Танганьикой, Мичиганом и Байкалом.

Распинывая усеявшие пол карточки, отправился к ванне.

На близлежащей законсервированной лесопилке к встрече неуловимой неразлучной пары готовились циркулярная пила, электрорубанок и полный набор долбительно-резательных инструментов.

Пробегая, задел плечом бра.

Кровь сверлителя черепных дырок — венозную, артериальную, капиллярную до последнего грамма — ждали в Москве, в закрытом научно-исследовательском ящике.

Сунул голову под струю, постепенно холодеющую.

Сердце на льду — в Новосибирске.

Из-под махрового полотенца мерно падали ядреные капли, отмечая маршрут «ванная-кухня-коридор-смотровая».

Легкие в физиологическом растворе — в Самаре.

Полотенце, накрыв краем видеомаг, сползло к беспорядочному карточному вееру.

Печень — в Томске.

За правой расколотой вазой, едва не проглатывая микрофон, чемпион мира по метанию снежков дает пространное интервью о готовящемся обмене накопленным опытом с тибетскими монахамиякоедами.

Кишечник — в Санкт-Петербурге.

Чемпион погиб в конце прошлогоднего сентября в гималайской лавине.

Кости — в Перми.

За левой вазой — незнакомая физия в знакомых кулуарах Государственной Думы.

Кожу — в Тамбове.

Депутат от новых центристов — зарезан собственной женой, в собственной постели, маникюрными ножницами — в конце сентября.

Все интеллектуальные силы, разбросанные по России, готовились к решению одной задачи: отыскать фармакологические способы, вызывающие эффект бурения черепов концентрированным взглядом.

Взгромоздился на парту в классической позе целеуказывающего вождя.

Сильные и полусильные мира сего, не сходящие с экрана, — трепещите.

Канадец уснул, выронив карандаш.

Генерала с малолетним супер-киллером срочно затребуют в Москву.

Аккуратно собрал с пола россыпь карточек.

Особо секретным указом категорически запретят высокопоставленным официальным лицам (список прилагается) выступать в эфире 11 сентября.

На кухне уничтожил больше ненужные едва замаранные пылью смотровой прямоугольники.

Найдут бюджетные средства для углубления, улучшения, ускорения спецспособностей телевизионного умельца.

Проверил борова, хрюшку, поросенка и перевел в мертвый режим.

В узком кругу согласуют на ближайший судный день телепрограмму с выступлением неугодных.

Обувшись, растоптал каблуками фломастеры на старых газетах и мешанину отправил в мусоропровод.

На цыпочках — к дверному глазку.

Спичка, продержавшаяся в классическом покере от рассвета до заката, надломилась в межзубной щели, выковыривая курятину под белым соусом.

Заманить охранника в комнату.

Положил генеральский мобильник на ладонь для, возможно, последнего имитирующего невменяемость монолога.

Нейтрализовать.

Завладеть автоматом.

Уничтожить видеоархив, кончить пацана, избавляя от пожизненного рабства, и пустить в рот последнюю, закрывающую скользкую тему, пулю.

Предсуицидные мечтания закончились анализом следственных действий — хоть разнеси домину на молекулярно-атомные составляющие, с бдительными качками, несчастным пузырем, самонадеянным папашкой, «Гамаюном», шустрыми псинами и гореконсультантом по необъяснимому — генералоподобные в конце концов докопаются до смертьнесущего, и по всей стране, а если понадобится, и по всему миру, среди массы рожденных в роковое 11 сентября 2001 года начнется тайное выявление носителей аналогичных способностей, и полной гарантии, что Иркутский феномен уникален и неповторим, не было, нет и не будет.

Закатные блики оттатуировали заводи Иеллоунайфа.

Рассвет очистил русло Ушаковки от ночного застоявшегося тумана.

В третий раз упал на кровать, наконец-то проваливаясь в настоящий здоровый сон.

Скопа с первого снижения подцепила за хребет увесистую рыбину.