"Улица Марата" - читать интересную книгу автора (Гейгер Гюнтер)

ПРЕДИСЛОВИЕ

В середине 80-ых годов, во время ожесточенных конференций по разоружению между США и Советским Союзом в Женеве, любое дальнейшее развитие событий в Европе было вполне предсказуемо. И хотя Европа действовала с переменным успехом всего лишь как посредник, все-таки места встречи для очередного раунда бесконечных переговоров устанавливались снова и снова в Европе.

В то время как грозные изречения американского президента Рональда Рейгана от «Империи Зла» и до фразы «мы заставим русских вооружиться насмерть» сотрясали мозги западных обывателей, я бесцельно проводил время со своей подружкой-наркомшей на площади Карла, месте тусовки венских подонков, где, развалившись на лавке, любил подолгу смотреть в серое небо. Угрожающая атмосфера ощущалась во всем, что происходило в мире.

Все предвещало скорый конец света. Не хватало лишь искры. Но она могла возникнуть внезапно, и никто не смог бы ее предотвратить, ее результатом стала бы ядерная катастрофа.

Под давлением всех этих факторов Советский Союз вместе с его дурковатым лидером Горбачевым внезапно оказался смытым с географической карты, и гигантская империя усохла на 5 млн. кв. км., сократившись в размерах с 22 млн. кв. км. до 17 млн. кв. км. В результате между Западной Европой и новой Россией начался обоюдный флирт.

Однако довольно скоро всем стало вполне очевидным то, что наша политическая система никогда не сможет прижиться в России. Страну таких невероятных размеров невозможно было полностью перестроить полярно в течение одного дня.

Русская поэтесса Виктория Попова сказала мне в конце 1995 года о России: «Все происходит безумно быстро сегодня в России. Никто не знает, что будет завтра». Это было как на беговой дорожке. Россия была непредсказуема.

На Пушкинской, 10, в сквотированном художниками доме в Санкт-Петербурге, длинный Флориан, уже побывавший на Западе музыкант, сказал мне: «Россия никогда не будет развиваться так, как этого хотел бы Запад! Россия не примет вашу систему. Россия чересчур анархична».

Из моего интервью с Ашкинази-младшим, редактором газеты «Speed-ИНФО» следовало, что территория России не разделяется на европейскую часть и Сибирь, а является единым пространством, названным греками Скифией. Это огромный лесной регион, подобного которому не существует в Европе. Эту территорию исторически заняла Россия. Только с Сибирью Россия может быть единой. Россия без Сибири представлялась бы приблизительно тем, чем представлялась бы Америка без Техаса.

Еще он сказал, что будучи евреем никогда не скучает в России, что жизнь здесь очень увлекательна и интересна, и не оставляет места для скуки, не то что в других странах. Единственное чего здесь может недоставать, так это, прежде всего, денег и, изредка, пулемета в подвале.

Это подтверждало мои первые впечатления от страны, когда я, охуевший от двухдневного путешествия по железным дорогам, вылез на Киевском вокзале в Москве из поезда и увидел множество сидящих на пожитках чучмеков диковинных национальностей.

Парализующее напряжение лежало на русской столице. Снявший маску демократа плутократ Ельцин как раз расстреливал остатки прозападной демократии в парламенте. И Запад был на стороне диктатора. Противники президента все равно не имели никакого реального шанса. Их незатейливые укрепления в Белом Доме были с легкостью взяты штурмом верных Ельцину карательных подразделений.

На следующее утро после своего приезда я проснулся в комнате моих друзей на Малой Грузинской улице от выстрелов. Был ясный воскресный день. Незадолго до отъезда из Вены я видел по телевизору репортаж о ситуации в Сараево, где у каждого мужчины дома имелось оружие. Комментатор высказал предположение, что если бы так было и в Москве, то тогда никто бы не решился выйти на улицу. Меня охватила паника. Выходить на улицу не хотелось.

Исторический путь России непредрекаем и уникален. Единственное, чем может помочь России Европа, это последовательно уступать ей во всех ее притязаниях. Защитникам Белого Дома пришлось сдаться, и они были отправлены в тюрьму. Однако зачинщики вскоре снова были освобождены. Это было мне непонятно.

В музее В. И. Ленина я неожиданно наткнулся на писателя Эдуарда Лимонова, единственного современного русского автора, книги которого я знал. Позже я услышал от Татьяны Казарцевой, редакторши немецкого отдела журнала «Иностранная Литература», что он уже больше никакой не писатель, а — «говенный революционер». А я про себя подумал, что писатель, который хочет писать аполитично в такое время, не является писателем. Уж лучше тогда быть говенным революционером!

Хотя, вполне возможно, трезво мыслящая госпожа Казарцева просто хотела избежать углубления в щекотливую политическую тему. Это было весьма типичным в поведении русских по отношению к любопытным западноевропейцам.

Они часто говорили со мной странными намеками, словно бы оставляя возможность делать какие-то собственные выводы, но я не всегда понимал какие именно. Таким образом, решил тогда я, под этим понятием — «говенный революционер» она подразумевает кого-то, кто всегда плывет против течения, не соглашаясь с тем, что и как происходит.

Одно из интервью Лимонова во время штурма Белого Дома подтверждало мои предположения и заставило меня уважать его еще больше. Когда я попытался что-либо возразить госпоже Казарцевой, она сразу поставила меня на место, прикрепив меня к одной из сотрудниц редакции.

Я не мог слепо соглашаться со всем тем, что средства массовой информации распространяли на Западе о России, я должен был делать собственные выводы, никогда не доверяя газетам. Я твердо знал, что матушка Россия как всегда находится в одной из самых своих тяжелых критических фаз, и я ей глубоко сочувствовал параллельно со своим интересом к русской культуре.

Я должен был отдать дань моей молодости, ведь «Мертвые души» Гоголя по-прежнему волновали меня, а без знания социальной среды невозможно было понять «Записки из мертвого дома» Достоевского.

Я хотел отправиться в Сибирь, в дикие малодоступные места. Но Москвы было не миновать. Летать я боялся. Отправиться же самолетом «Аэрофлота» в Якутск означало проторчать шесть с половиной часов в воздухе в том случае, если он не наебнется в тайге.

Еще в венском ЛИТЕРАТУРХАУСЕ я нашел телефонный номер одного московского переводчика, живущего в Вене, и он назвал мне нескольких литераторов со знаниями в области немецкого языка, с которыми я мог работать. Я не собирался возвращаться обратно в Европу без победы, подобно Наполеону или Гитлеру.

Несомненно, имеется культурная связь между русскими и французами, что подтверждается многими французскими словами в русском языке. Немцы же продают русским 96-процентный спирт, который художники и литераторы часто пьют не разбавляя. Алкоголь в таких количествах я прежде никогда нигде не пил.

Я живу в комнате у пролетарской семьи Трихомонозовых. Отец семейства — монтер, потомственный коммунист, в квартире две комнаты плюс кухня, ванная и туалет. «Электроэнергия крайне дешева, а телефонные разговоры внутри города вообще ничего не стоят», — объясняет мне сын монтера Игорь, после длящегося часами пиздежа по телефону с его другом Гришей.

Игорь работает учителем рисования в школе и вынужден ходить на пленэр даже при плохой погоде. Еда у хозяйки Зины хороша, часто она готовит мясо, иногда домашнюю птицу, и все это на мои 15 баксов, которые я плачу за еду и жилье в день. Позже я узнаю, что данная сумма — это почти месячный доход простого рабочего.

Отец Игоря, Анатолий, не пьет 15 дней в месяце и 15 дней пьет. «Большое количество водки туманит голову!» — отшучивается он от жены. Сегодня я принес ей немецкий шоколад, который продается в бесчисленных московских киосках, но который мало кто может себе позволить. Я подарил ей также дешевые китайские часы из Вены, красивые с розовым браслетом. Я ношу такие же из того же магазина на Мексикоплац, но только с голубым циферблатом.

В московских универсальных магазинах («универсальный» звучит как насмешка) почти нечего купить, сегодня был польский лимонад с ароматом грейпфрута, произведенный по австрийской лицензии, вчера ситро из Саратова. Чтобы хоть что-то купить, надо отстоять длинную очередь.

Связь по телефону здесь проблематична, многочисленные автоматы на стенах домов и в метро испорчены. Улицы находятся частично в катастрофическом состоянии. Молодые женщины в большинстве своем, как и на Западе, хорошо одеты, ухожены, выглядят аппетитно. Негров почти не видно, зато огромное количество китайцев. Бомжей много, гораздо больше, чем в западных крупных городах, еще хуже, чем в Вене, ведь в Москве почти 13 млн. жителей. В метро толчея и пробки, но москвичам на это насрать с Кремлевской стены.

В музее В. И. Ленина я видел планы известных архитекторов к безумному проекту коммунистов по сооружению монстра-здания высотой 400 метров со статуей Ленина высотой в 40 метров сверху. Представлен был даже проект Ле Корбюзье и немецких архитекторов, но, ясное дело, русский лидировал. Сталин приказал взорвать монументальную церковь, которая мешала проекту. Начали строить, но выяснилось, что почва песчаная и здание не устоит. Только через 50 лет, уже после смерти Сталина, от гигантоманского плана отказались и вместо него построили шикарный бассейн «Москва» под открытым небом, напротив Пушкинского музея. Однако Ельцин пообещал патриарху восстановить церковь.

Первоначально я планировал проинтервьюировать председателя парламента Хасбулатова. В Вене я узнавал в российском информационном агентстве цену за посреднические услуги в Москве. Они заломили сумму в 8000 австрийских шиллингов!

Председатель парламента говорил о миллионах малообеспеченных пенсионеров по телевизору. Игорь любил попиздеть о политике. Игорь выступал за сильное государство, как и его отец, которое бы смогло защитить их от Запада и от Америки. В последний вечер на кухне он сказал мне с симпатией: «Гюнтер, ты рассуждаешь как русский!»

Я мог бы учиться русскому языку и ехать на Белое море. У живописца Дмитрия Кабаева я видел рыбный скелет длиной добрых 30 см на столе. Таких рыб он ловил летом по двадцать штук в один день. Он рассказывал, что там хорошо, везде одни только деревни с деревянными домами и типичными русскими деревянными церквями.

Приколы из русских газет:

Иллюстрация к большому аналитическому эссе в журнале: пигментные пятна на голове Горбачева переделаны в кровоточащие серп и молот.

Карикатура: план зоопарка — очень длинный тигр (юго-восточная Сибирь) сидит в клетке, напоминающей металлургический завод, места для движения не остается, никогда он не сможет здесь прыгать.

Ебущиеся в искусственной железобетонной скале медведи. Огромный медвежий член пугает мою хозяйку Зинаиду. Игорь говорит, что якобы есть еще мужчины, способные завалить медведя. «Только в романах», — говорю я. Он не соглашается.

Порнография: молодой человек в солдатской шапке на голове, смущенно ухмыляясь, прикрывает свое постыдное занятие онанизмом титульной страницей газеты «Красная Звезда».

На тротуаре перед кафе лежит неподвижный мужчина, возможно, он пьян, а, возможно, мертв. Прохожие старательно обходят перегородившее дорогу тело.

Я покупаю русские карманные часы с откидной крышкой и несколько расписных фольклорных шарфов, мучительно обдумывая, кому, кроме моей матери, можно что-нибудь из всей этой херни подарить.