Смешное ницшеанство

Литература

Смешное ницшеанство

ПОЭЗИЯ                                                                                                                                                                                         

Александр КУШНЕР

***

Какое счастье – Фет!

В любом откроешь месте

Его – и жалоб нет

И тягостных предвестий,

Наоборот, весну

Предчувствуя, кустарник

Не клонится ко сну

И бронзов, как пожарник.

А даже если снег

Посеребрил берёзы,

Не склонен человек

Себе позволить слёзы,

И траурный наряд

Пленительным для взгляда

Считает, снегу рад.

Так правильно. Так надо.

Какое счастье – Фет!

Евангелие наше

Среди несметных бед,

У радости на страже,

Вот кто христианин,

Притом что в атеизме

Замечен он один

В запуганной отчизне.

***

В стихах на грифельной доске

Зачем Державин отнял веру

В приют последний и химеру?

Сказал, что строим на песке?

Корону, царскую порфиру

Не жаль, но как решился он

Отдать трубу, а с нею лиру

И утопить в реке времён?

Зачем так сумрачно и грустно

И безнадёжно так, скажи?

А мне бессмертие искусства

Представить легче, чем души.

***

Дрова коловший с Ходасевичем

Сергей Иванович, поэту

Шутить над вами было незачем

Так зло, – скажу вам по секрету.

И вы вели себя достойнее,

Чем он, снежком стараясь тише

Скрипеть, и были зря расстроены:

Он тоже музыки не слышал!

Провинциальное, московское,

Чуть-чуть смешное ницшеанство,

А колка дров – занятье скользкое,

И дело любит постоянство.

Виолончели умозрительны,

Небесной арфы звуки тоже,

И если что роднит действительно

Людей, то общий труд, быть может.

Двадцатый год. Какие ангелы

Могли летать в московском небе?

Нет ни Юденича, ни Врангеля,

В дровах спасенье всё и в хлебе.

Сергей Иванович, прислушавшись,

«Мне не слыхать», –

ответил честно.

Как чудно это простодушие,

Смиренье истинно чудесно!

***

Всего чудесней и всего грустней

Знакомство с жизнью и прощанье с ней,

Наверное, знакомство тоже грустно,

Мы плохо помним чудо первых дней:

Звонил звонок в саду в романе Пруста

И гость входил, всех лучше и умней.

Но мальчика в такие вечера

Спать отправляли раньше, чем обычно,

И мать, как ни была она добра,

Не шла за ним, а плакать неприлично.

Зато в прощанье с жизнью, может быть,

Есть что-то, кроме горя и печали.

Любили мы, кого могли любить,

И кое-что о жизни мы узнали.

Таинственна и по утрам свежа!

Я на ухо шепну, пригнись поближе:

Не так она безумно хороша,

Но ласточкой купалась в ней душа,

А тот звонок в  саду звонит всё тише.

***

Такие дымные, такие мглистые,

Мутно-белёсые и чёрно-серые,

Не то гранитные, не то кремнистые,

Как будто пропастями и пещерами

Они взлелеяны и небо заняли,

Хребтами горными могли быть, кручами,

Пугая осыпью, мерцая гранями,

Лишь по привычке мы зовём их тучами!

И этот горный край в равнинной местности

Внушить нам, кажется, готов стремление

К другой ментальности, другой словесности,

Другой судьбы желать, другого гения,

Другого прошлого, другой истории,

Быть может, Родоса, быть может, Самоса,

Как будто мало нам фантасмагории

Своей и эпоса, родного хаоса.

***

О, водить бы автобус из Гатчины в Вырицу,

Знать всех местных старух, стариков,

Тополь в этот маршрут ковыляющий вклинится,

Поднапрёт волчье лыко с боков,

И сирень, проводив шаркуна до околицы,

Передаст его ельнику – пусть

Тот за ним до оврага под Сиверской гонится,

Навевая дорожную грусть.

Есть такие работы, такие профессии –

Позавидуешь им, заглядясь

На избыток того, что зовётся поэзией,

Объезжающей лужи и грязь,

По пути подбирая и мать с первоклассником,

И торговку с заплечным мешком,

Неожиданно будничность делая праздником

И внушая смиренье тайком.

***

Не ест, не пьёт, не курит, не гуляет,

Не спит ночами Разум Мировой,

И женщин в темноте не обнимает,

И к вещи не притронется рукой,

И с ветки не пригнёт к себе листочка,

И с клумбы не сорвёт тайком цветка,

Бессильно-всемогущий одиночка.

Представь себе, как жизнь его горька!

Как чудно прикоснуться к фолианту,

Сдуть пыль и подержать тяжёлый том.

Как Гегелю завидовал и Канту

Он, думавшим, в обход его, о нём,

Гулявшим, спавшим, зябнувшим, потевшим,

Дрожавшим на осеннем сквозняке,

И никогда его не пожалевшим,

Скучающего где-то вдалеке.

***

Боже мой, Левитан! Ведь знакомы до слёз

Этот лес, этот луг, этот мох, этот плёс,

А про март и лошадку в снегу у крыльца

Я бы, кажется, мог говорить без  конца,

И, признаться ли, даже казалось порой,

Что как родственник слишком он, что ли, мне свой

И, как детство, пожалуй, чуть-чуть заслонён

Всем, что было с тех пор, столько чудных имён!

Но зашли мы на выставку. Надо взглянуть

Ещё раз на сбегающий к берегу путь

И ещё раз, в последний, наверное, раз

Посмотреть на подкрашенный охрой баркас,

И смотрели, смотрели, смотрели, потом

Мимо авангардистов возвратным путём

Шли мы к выходу, к выходу шли, как во сне,

И Малевич казался архаикой мне.

* * *

Здравствуй, в белом сарафане…

П. Вяземский

Мороз – это крепость. И мы до весны не сдадим

Её, и бессмысленна зимнего солнца осада.

Да здравствует стойкость! Как трудно пришлось бы

другим,

А нам даже нравится всё это, будто так надо.

Мороз – это бодрость, недолги прогулки в саду,

Зато обладают большой воспитательной силой.

Как много защитников было – и мы в их ряду,

История ценит упорный народ, а не хилый.

По саду прошу тебя сделать ещё один круг,

О Вяземском поговорить как ни в чём не бывало.

В стихах залихватских он зимний прославил недуг,

На зиму надел сарафан, не смущаясь нимало.

А всё-таки нас веселит и шлифует мороз,

Мороз – это крепость, и держим мы в ней оборону

На фоне Вселенной, до холода в сердце, до слёз,

И верим промёрзшему дубу, продрогшему клёну.

* * *

Только к зиме уменьшительный суффикс пристал.

Зимушка – то ли от радости, то ли от страха.

Я-то боюсь вееров её и опахал,

Снежного, вьюжного варева, пуха и праха.

Я и фольклора, пожалуй, чуть-чуть сторонюсь,

Есть в нём надрыв, украшательство и поученье.

Зимушка! В радость как будто завёрнута грусть.

За удовольствием прячутся мрак и мученье.

Зимушка, надо же, хлёсткие петли её!

Впрочем, и отдых крестьянский, и сон, и безделье.

Сказка про прорубь и жалкое волчье вытьё,

Лисье коварство, какое-то злое веселье.

Библиотечную первую книгу свою,

Детскую сказку, читал по дороге из школы

И потерял, мне её в незакатном краю

Волк поднесёт, обесчещенный и полуголый.

Библиотекарша выговор сделала мне

И заменить на любую другую велела.

Я и принёс то ли сборник стихов о весне,

То ли Житкова, потупясь, принёс и несмело.

Зимы стояли холодные. Снег заметал

Дом разбомблённый, трамвай под искрящей дугою.

Я эти сказки ещё во младенчестве знал.

Мне, первокласснику, что-нибудь дайте другое.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Прокомментироватьgt;gt;gt;

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: