"Торжество жизни" - читать интересную книгу автора (Дашкиев Николай Александрович)

Глава XV Студенты

Медленно угасает холодный зимний день. На западе еще тлеют облака, а в окна уже вползают серые сумерки. Расплываются очертания предметов, аудитория становится маленькой, тесной.

И вдруг ярко вспыхивает свет. Девушка, прильнувшая к замочной скважине, возмущенно шепчет:

— Коля, выключи, а то плохо видно! Степан вышел отвечать.

Коля Карпов щелкнул выключателем и нетерпеливо зашагал в темноте:

— Лена, ну, пожалуйста, стань на минуту Синявским! Передавай, примерно, так: «Слева от меня завязалась ожесточенная битва… Нападающий Несмеянов вырвался вперед… Угловой удар!.. Вратарь Татьяна Снежко отбивает мяч, мяч идет направо, его берет полузащитник Степан Рогов, но Несмеянов атакует вновь… Вот он ближе… ближе… Удар!.. Ми-и-мо!.. Напоминаю счет: двадцать пять — ноль в нашу пользу…»

Карпов шутит, но в его голосе слышится беспокойство: сдавать профессору Несмеянову нелегко. Коле очень хочется посмотреть в щелку, но его не подпускают, и он уже сожалеет, что вырвался из аудитории раньше всех. Слоняйся теперь без дела, беспокойся о каждом студенте!

А девушка шепчет:

— Ребята! Ребята! Степан и Таня о чем-то заспорили с Несмеяновым!.. А Несмеянов улыбается… Грозит пальцем… Пропали Степан с Таней! Честное слово, пропали! Влепит он им по четверке!

Она вдруг отскакивает в сторону, Коля Карпов мгновенно включает свет и, как ни в чем не бывало, усаживается на скамью.

— Так вот, товарищи, в прошлом году…

Профессор останавливается на пороге и недоуменно смотрит поверх очков: вся четвертая группа, все двадцать пять студентов, которых он опросил за день, сидят в аудитории.

Профессор строго хмурится и спрашивает густым басом:

— Кто комсорг?

Таня бочком протискивается в дверь:

— Я, товарищ профессор.

— Кто староста?

Степан поднимает голову:

— Я… — Он удивлен строгим тоном.

А профессор неожиданно улыбается, берет обоих за плечи и говорит:

— Молодцы! Вся группа — молодцы! Ни одной тройки. От меня — спасибо! И от дирекции, полагаю, благодарность.

С порога он вновь повторяет:

— Молодцы! Дружны!

Это уже совсем не тот страшный профессор Несмеянов, о котором сложились легенды, а просто милый, добродушный человек с усталыми глазами, который почему-то хочет казаться суровым, но это ему никак не удается.

И вся группа кричит ему:

— До свиданья, товарищ профессор!

— Спасибо, товарищ профессор!

А когда Несмеянов уходит, долго сдерживаемое возбуждение прорывается наружу. Говорят все вместе, не слушая и перебивая друг друга. Но все перекрывает Колин голос:

— Друзья! Культпоход! Есть два предложения: на каток…

— Не надо!

— В кино!

— … или в кино. Кто за первое предложение? Кто за кино?

Коля явно мошенничает: за каток у него получается большинство. Возмущенные сторонники кино протестуют:

— Переголосовать!

Голоса разделились поровну. Степан воздержался. Его атакуют с двух сторон — ведь его голос решает все. Николай угрожающе потрясает портфелем.

— Кричи — каток! Иначе порываю дипломатические отношения. Правда, товарищ комсорг?

Таня Снежко молчит, но смотрит на Степана так, что ему становится понятным все. Комически вздыхая, он подымает руку.

— За каток… Хоть я и не умею кататься.

Но его уже не слышат. Шумная гурьба студентов спешит к двери.

Таня вдруг вспоминает:

— Ребята! А табель!

Красным карандашом на большом разграфленном листе бумаги она проставляет результаты экзаменов. Коля комментирует.

— Миша Абраменко — пять! Молодец, три пятерки!

— Лена Борзик — четыре… Эх, ты! А еще хвасталась! Вот говорил же тебе…

— Женя Зиновьева — круглая отличница. Совсем круглая! Неправда ли, ребята?

Женя — маленькая, полная девушка — возмущается, товарищи хохочут.

Следующие три фамилии Коля пропускает из скромности: Карпов, Рогов, Снежко — профорг, староста и комсорг — отличники.

Еще минута — и вся группа, все двадцать семь человек со смехом, с шутками идут на каток.

Швейцар, улыбаясь, смотрит им вслед. Дружные ребята эта четвертая группа — всегда вместе, всегда позже всех уходят из института, всегда веселы. Хорошие ребята!

Он запирает входную дверь и, немного подумав, выключает свет в коридоре. Экзаменационная сессия окончилась.

Степан в первые минуты стоял на коньках довольно робко, но затем освоился. Все же в детстве он катался, и неплохо.

Таня, поддерживая его за руку, командовала:

— Упор на левую ногу. Правую чуть согни… А теперь — поворот.

Огромный каток блестел, как зеркало. От коньков оставались узенькие матовые полоски; они завивались в спирали, запутывались сложными узлами. Рядом с прежними ложились все новые и новые.

Огни, смех, музыка. Мороз возбуждает, щеки пылают. Хорошо!

Резко затормозив, Таня, повернулась лицом к Степану.

— Ведь, правда, хорошо?

Степан молча кивнул головой. Девушка разочарованно вздохнула:

— Ну вот! Ты всегда такой. Будь на твоем месте Коля, он стал бы в позу и продекламировал: «Какая ночь! Мороз трескучий. На небе ни единой тучи». Ты любишь стихи?

— Люблю. Особенно Маяковского. Когда читаю его поэму «Хорошо», то представляю себе всю величественную мощь наших пятилеток. Вгрызаются в землю экскаваторы… Динамит разносит вдребезги днепровские пороги… Штурмовые бригады во вьюжную морозную ночь бетонируют фундамент первого тракторного… Я вижу это своими глазами… Вижу теперь, потому что это было, это есть, а он видел еще тогда. Ты помнишь?

Таня возбужденно подхватила:

Степан был взволнован. Таня впервые видела его таким. Он горячо говорил:

— Поэт должен писать так, чтобы его слова зажигали. Стихи должны быть по-настоящему большевистскими.

Таня тихо упрекнула:

— А ты до сих пор не комсомолец.

Степан смутился:

— Таня, я ведь говорил…

— Но ты же сдержал свое слово! А потом, разве комсомольский билет — это диплом, который выдают за отдельный достигнутый успех? Комсомолец — это тот, кто хочет достигнуть всегда большего… И не в одиночку! — она погрозила ему пальцем. — Вот ты скажи, хорошая у нас группа собралась? Хорошая! А почему? Потому, что все комсомольцы… Кроме тебя… — Она улыбнулась, вспомнив шутку Николая. — Кроме тебя, многоугольный! Лови!

Таня резко повернулась и понеслась навстречу ветру, но тут же споткнулась. Степан налетел на нее и упал. Оба расхохотались.

Потирая ушибленное колено, Степан поднялся на ноги и, не глядя на девушку, спросил:

— Таня, а ты дашь мне рекомендацию?

Она видела, что Степан с напряжением ждет ее ответа, и тихо, серьезно сказала:

— Дам. Я верю тебе.

Он благодарно улыбнулся. Вдруг в его глазах блеснуло что-то озорное, мальчишечье. Он дернул Таню за локон — тот самый, который вечно падал ей на глаза, — и бросился бежать:

— Лови!

Но Таня сразу его догнала и они поехали рядом. Карпов, направившийся было к ним, резко повернул назад.

В начале весны Степан Рогов на общефакультетском комсомольском собрании рассказывал о своей жизни. Он старался быть лаконичным и все же говорил долго.

Когда он окончил, его засыпали вопросами. Комсомольцев интересовало все, что было связано с подземным городом. Спрашивали о Екатерине Васильевне, о Зденеке, интересовались судьбой ампулы с антивирусом.

Степан Рогов был принят единогласно. А когда собрание окончилось, к нему подошла Таня Снежко.

— Так вот ты какой! — Девушка смотрела на него с восхищением. — А мне ничего не хотел говорить. Был, мол, в партизанском отряде, просидел в немецком подвале. Эх, ты! Ну, больше жизни, — комсомолец всегда весел!

«Комсомолец всегда весел!» — было девизом Татьяны Снежко. Ее задорный звонкий смех служил точным ориентиром для студентов: где она, там обязательно Коля Карпов, Степан Рогов, Миша Абраменко, там вся четвертая группа первого курса лечебного факультета.

Деятельная, кипучая натура Тани привлекала всех. Немудрено, что именно ее избрали комсоргом четвертой группы, немудрено, что именно она явилась тем центром, вокруг которого собрались и сдружились двадцать шесть человек — не похожих друг на друга, различных характерами и вкусами, поведением и способностями.

Коллектив жил сложной, напряженной жизнью, надо было вникать во все дела: и в крупные, и в мелочи. Конечно, если бы даже комсоргом был избран кто-то другой, Таня не смогла бы хладнокровно пройти мимо того, что ей казалось интересным или неправильным, но теперь она, кроме чувства ответственности комсомольца за своих друзей, несла ответственность за всю группу в целом, за коллектив.

Степан Рогов… Таня часто думала о нем. Сложный, действительно многоугольный человек. Ему нелегко в коллективе. Он может служить образцом выдержки и целеустремленности, но привык мечтать и работать в одиночку. Подземный город сделал Рогова излишне замкнутым, излишне молчаливым… Нехорошо… Но иногда, как тогда, на катке, в нем появляется что-то ребячье — простое, милое. Увлекшись, Степан говорит горячо и взволнованно, доказывает то, что не вызывает никаких сомнений, фантазирует… Его нельзя прерывать в такие минуты смех или ирония оттолкнут его надолго. С ним надо быть все время на-чеку, чтобы не оскорбить его самолюбия.

Вот с Колей Карповым легче. Он весь как на ладони…

Но если о Степане Рогове Таня может думать спокойно и рассудительно, то мысли о Коле Карпове ее смущают.

Коля резко изменился за последнее время: он все реже и реже острит, часто задумывается. Он почему-то начал избегать ее… А жаль — Коля чудесный парень… Может быть, он влюблен? Да, пожалуй, влюблен: с того памятного дня на катке он старается всегда быть с Леной Борзик… Лена, конечно, хорошая девушка, но…

Даже у человека, имеющего девиз «Комсомолец всегда весел!», — даже у комсорга иногда бывает неспокойно на сердце. Только показывать этого ребятам нельзя. А так — что ж: и Коля и Лена хорошие, честные люди. Вот только Лена хотя и способная девушка, но с ленцой. Надо будет поговорить с ней и с Колей: любовь всегда должна звать к лучшему, а Лена в последнее время совсем забросила учебу. На лекциях она всегда смотрит на Колю, только на Колю — неотрывно, восхищенно.

И вновь Тане становится грустно. Зачем скрывать от себя Коля Карпов ей дорог, она его любит. Но об этом не узнает никто…

И комсорг находит в себе силы, чтобы, как всегда весело, отчитать Колю Карпова за «отрыв от масс», чтобы поговорить с Леной — интимно, по душам — об учебе, о комсомольской четвертой группе и о том, кто обеим близок и дорог.

Четвертая группа. Двадцать семь человек. Каждый из них интересен, каждый имеет свои достоинства и недостатки, но всех объединяет хорошая, настоящая дружба. Они зубрят латынь и готовят доклады для студенческого научного кружка, рассуждают об атомной энергии и об ультравирусах, спорят о коммунистической морали и о зримых, чертах коммунизма, восхищаются кинокартинами и зачитываются книгами, «болеют» на футбольных матчах, сдают зачеты.

Раньше Степан Рогов и не представлял, что жизнь студента так ярка и многогранна. Вспоминался тот далекий вечер, когда, отдав доценту Великопольскому заветную ампулу, он сидел одиноко в городском саду и мечтал о будущих годах студенчества, представляя себя в большой, ярко освещенной комнате, — не то в лаборатории, не то в библиотеке, — одиноким, сосредоточенным.

А оказалось, что все совсем иначе, — гораздо интереснее, гораздо привлекательнее, гораздо веселее… Как хорошо, что у них такая дружная группа, что в их группу попала Таня Снежко.

Степан понимал, что именно Таня возвратила ему чувства и ощущения жизнерадостной юности. Она не давала ему задумываться, — Рогов вначале даже сердился, замечая, что она постоянно следит за ним, чтобы сказать в нужный момент: «Больше жизни, Степан!»

Иван Петрович Кривцов в свою очередь учил Степана выдержке, большой настойчивости Он разрешал Рогову находиться в лаборатории патологической анатомии не более трех часов в день, но эти три часа давали так много, что результаты превзошли все ожидания Степана.

Часто профессор Кривцов приглашал Степана к себе на дом. Степан любил эти вечера. Взаимоотношения Ивана Петровича с женой и дочерью были искренними и по-настоящему дружескими. Разговор обычно начинался в полушутливом тоне, но потом переходили к серьезным вопросам, и жена Ивана Петровича, учительница, откладывала в сторону свои тетради и усаживалась поближе. Она редко вмешивалась в разговор, но ее замечания были очень меткими. Глядя на нее, Степан думал, что она чем-то неуловимо напоминает Катю.

Однажды разговор зашел о научной работе студентов.

— Знаешь что, Степа, — сказал Кривцов, — я хочу предложить тебе разработать тему «Народная медицина». Что ты мне скажешь на это?

Степан пожал плечами — тема ему явно не нравилась. Да и вообще студенческий кружок… Что там может быть интересного?