"Торжество жизни" - читать интересную книгу автора (Дашкиев Николай Александрович)

Глава III Вирус «Д» нужно уничтожить!

Год — значительный отрезок времени.

Год — это мысли, надежды, планы, прежде всего.

Но в тринадцать-четырнадцать лет мысли зачастую бывают путаными, планы — нереальными, надежды — неосуществимыми.

Возможно, если бы не война, если бы не фашистский концлагерь и не подземный каземат, Степан в эти годы был бы командиром стайки босоногих мальчишек из колхоза «Красная звезда», водил бы их строем собирать колосья на колхозном поле, а по вечерам учил бы тактике подвижного маневра в соседских садах, полных прекрасных яблок и злющей крапивы, которая иногда превращалась в орудие наказания пленных за подобные операции; возможно, он презрительно фыркал бы на горластых задорных девчонок, чувствуя в то же время непонятную робость перед одной из них; возможно, почесывая затылок, убеждался бы, что осенние экзамены приближаются, а за грамматику, по которой получил двойку, все нет времени взяться.

Кто знает: может быть, было бы так, а может, по-иному, но сейчас вся энергия подростка, все его мысли, вся нарастающая с каждым днем сила были направлены на одно — принести врагу как можно больше вреда и бежать!

Большие стремления требуют больших сил. Степан много пережил за этот год, заметно подрос и стал гораздо серьезнее. Возможно, именно этот год определил его характер: Степан стал скрытным, настойчивым, упорным.

Профессор гордился, что увлек его науками. Но как бы удивился Браун, узнав, что зубрежка немецких слов и изучение химии были составными частями плана Степана, — плана пусть еще неясного, неоформленного, но привлекательного своей будущей действенностью. Степан задумал уничтожить весь подземный город!

С улыбкой вспоминал Степан свое увлечение пиротехникой. Нет, бертолетовой солью эти стены не возьмешь! Нужны иные вещества — безотказные, громадной силы. Их можно создать в лаборатории профессора Брауна, но для этого необходимо в совершенстве овладеть физикой, химией и, прежде всего, нужно изучить немецкий язык, — ведь русских учебников здесь не найти.

И вот, склонившись над книгой, подросток монотонно бубнит:

— Их бин… ду бист… эр ист…

Он заткнул пальцами уши, чтобы не долетало ни звука. Но для мыслей нет преград. Они отвлекают, заставляют вновь и вновь искать выхода.

«Взорвать силовую станцию? — думает Степан. — Но как проникнуть туда?»

Однажды ночью Степан отправился на разведку. В конце одного из тоннелей за железной стеной он услышал явственное гудение машин. Но проникнуть в то помещение не удалось: железная, видимо очень толстая стена не имела ни малейшей щелочки. Пришлось возвратиться восвояси. Эта экспедиция чуть не окончилась печально для Степана: он наскочил на охранника и спасся лишь благодаря своевременному вмешательству профессора Брауна. А после второй неудачной попытки исследовать подземный город «служитель» Макса Брауна получил последнее категорическое предупреждение.

И вот теперь приходится сидеть, выжидая удобный случай, но как невыносимо ждать, не зная, что творится на белом свете, не представляя, где находятся советские войска, не слыша звуков родной речи!

— Их бин… ду бист… эр ист… — Степан не замечает, что уже давно повторяет эти слова машинально, а сам в это время неотрывно смотрит на черный полированный ящик радиоприемника в углу. Бессмысленное, бесполезное украшение! Из него не выжмешь ни звука.

— Макс Максович… — Степан встал и подошел к профессору. — Нельзя ли как-нибудь отремонтировать наш приемник?

Не отрывая глаз от микроскопа, старик машинально произносит:

— Отремонтировать приемник? Я уже просил об этом шефа, но… — и он безнадежно развел руками.

— А если попытаться собственными силами найти повреждение?

— Что ты, что ты, Стефан! Там такой лабиринт! — профессор нарисовал пальцем в воздухе какую-то очень запутанную линию и смущенно улыбнулся. — Я ничего не могу понять в этом хаосе. Впрочем, вот что: раскрой-ка второй шкаф, там есть хорошая книга — «Практическая радиотехника»… Неси сюда… Наш приемник называется «Бляупункт». Гм… Где же схема? Есть и схема. Но что это за зубчики? Непонятно. Придется прочесть все сначала.

С помощью профессора Степан прочел эту книгу за несколько недель. Хитрая путаница проводов начала терять свою таинственность. Теперь Степану стал понятен и тот детекторный приемник, который он когда-то построил по рисункам детского технического журнала.

Профессора Брауна также увлекла идея отремонтировать приемник. Старик и подросток подолгу просиживали над сложной схемой, проверяя по ней правильность и целость соединений, определяли пригодность ламп и сопротивлений. И, наконец, нашли: был оборван ввод к силовому трансформатору. К счастью, повреждение оказалось легко исправимым.

И вот наступила торжественная минута. Профессор устало откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, а Степан — радостно-взволнованный воткнул штепсель в розетку.

Откуда-то из пустоты возникло тихое шипение. Оно нарастало, переходило в свист и, наконец, послышался обрывок какой-то фразы. Затем стрелка побежала по шкале. Музыка, смех, повизгивание морзянки. Стрелка остановилась, из репродуктора донеслось:

— …Таким образом, шестая немецкая армия фельдмаршала Паулюса была окружена и уничтожена. Фельдмаршал Паулюс взят в плен.

Профессор Браун вздрогнул. Паулюса он знал лично.

Каждую ночь, едва лишь умолкало движение в подземном городе, Степан Рогов бросался к радиоприемнику.

Ласково, лукаво подмигивал зеленый глазок настройки. Тихим шорохом прокатывались по лаборатории атмосферные разряды. Но вот издалека, казалось из бесконечности, начинал звучать голос родной Москвы… В жар и в холод бросало подростка. Он чувствовал: расширяются дали, раскрывается пространство, и уже нет подземного города с его страшными казематами. Есть громадная планета, и над ней звучит тихий торжественный голос — голос Родины.

Родина ликовала. В сводках Совинформбюро передавались длиннейшие списки разгромленных частей гитлеровской армии и перечень захваченных советскими войсками трофеев. Назывались освобожденные населенные пункты, и даже не мелкие, а районные центры, города. Это было начало конца гитлеровской Германии.

Прослушав очередную сводку, Степан шептал, захлебываясь от волнения:

— Макс Максович, понимаете? Харьков освобожден! Харьков освобожден!.. Еще немного, еще несколько месяцев — и наши совсем выгонят фашистов! Наши придут сюда! Я приведу вас и скажу, что вы ничего плохого не сделали.

Профессор растерянно пожимал плечами:

— Харков… Шарков… Ошень карошо!

В эти дни Степан стал разговорчивее. Он рассказывал о том, как жил на привольной советской земле; как нагрянула война, и он стал партизаном; как попал в концлагерь, где ежедневно гибли десятки военнопленных; как бежал оттуда вместе с другими пленными, и профессор слушал его, опустив голову. Ничего этого он раньше не знад. Рушились все моральные критерии, пошатнулись основы пацифистской философии профессора Брауна, — неумолимые факты загоняли его в угол, откуда выхода не было.

…Прошло еще несколько томительных месяцев, и вот на весь мир загрохотала битва на Курской дуге. Советские войска прорвали фашистский фронт и перешли в решительное наступление.

Однажды утром, слушая сообщение Информбюро, Степан вдруг вскочил с места и закружился в сумасшедшей пляске, крича:

— Алексеевка! Освобождена Алексеевка!

Советские войска освободили родное село Степана. Но излив свой восторг, подросток насупился и за все утро не произнес ни слова.

Пришел шеф подземного города профессор Руффке — это был обычный день директорского осмотра лабораторий. Степан, как всегда, уселся в самом дальнем углу, но Браун видел, что мальчик смотрит на шефа особенно зло и ненавидяще.

Едва лишь за Руффке закрылась дверь, Степан тихо подошел к профессору:

— Макс Максович, я понял почти, все, что говорил этот фалист… Он сказал, что работа над вирусом «Д» заканчивается… Это вы помогли ему?

Профессор хотел возмутиться, прикрикнуть на Степана — кто дал право мальчишке допрашивать его? Но тут впервые со всей ясностью представился Максу Брауну весь ужас положения. Вирус «Д», заключенный пока что в небольшие стеклянные ампулы, мог умертвить сотни тысяч людей…

Опустив голову, Макс Браун заметался по лаборатории, наталкиваясь на предметы, потирая рукой лоб. Он хотел бы забыть обо всем в мире, ни о чем не думать…

Вдруг он остановился и обвел взглядом помещение. Все, что было таким обычным, примелькавшимся, стало совсем иным: серые стены… низкий потолок… длинные стеллажи у стен… на стеллажах банки с белыми крысами… стол, заставленный пробирками, колбами, ретортами… И ни одного окна!

Из этого каземата, глухого железобетонного гроба, не было выхода. Не было выхода и в жизни.

Степан сочувственно наблюдал за профессором. Он понимал, что переживает старик.

— Профессор!

Макс Браун молча обернулся. Степан подошел к нему вплотную и тихо сказал:

— Профессор… надо уничтожить вирус «Д».

Профессор отрицательно покачал головой:

— Невозможно. Они все предвидели: половина моих препаратов сразу же поступает в сейф директора института. Даже если эти ампулы, — он показал на пробирки с желтыми крестами, будут уничтожены, одной из тех, что хранятся у Руффке, вполне достаточно, чтобы вызвать страшнейшую эпидемию.

— А если уничтожить ампулы шефа?

— Как?

Степан не знал как. Может быть, схватить шефа, когда он в следующий раз зайдет в лабораторию, и заставить его отдать ампулы? Или пробраться к нему в кабинет и устроить разгром?..

Но все это были нереальные, неосуществимые планы.

Оставался последний — страшный, разработанный до мельчайших деталей… Его можно было применить только в том случае, когда другого выхода не найдется.

— Макс Максович! Что произойдет, если в главном коридоре разбить ампулу с вирусом «Д»?

У профессора перехватило дыхание. Так вот что задувал этот мальчишка: уничтожить подземный город, уничтожить себя, и ценой собственной жизни спасти многих людей. Вот и настал час, когда выбора нет, когда говорит голос совести.

И если бы профессор был уверен, что ни один фашист не уцелеет в подземном городе и навсегда исчезнет страшная тайна вируса «Д», он, не теряя времени, сделал бы то, что задумал Степан. Но мальчик многого не знал.

Профессор заговорил взволнованно и огорченно:

— Не стоит! Это ничего не даст. В главном коридоре повсюду герметические заслонки. Едва контрольные приборы покажут бактериологическую опасность, многотонные стальные щиты автоматически опустятся, в коридоре будет разбрызгано дезинфицирующее вещество… и мы убьем только самих себя… Подожди немного — может быть, удастся выдумать что-либо получше… Да и вирус «Д» не станут использовать, прежде чем не будет найдено противоядие против него, а я постараюсь сделать все возможное, чтобы оно никогда не было найдено.

Степан ничего не ответил, посмотрев на профессора внимательно и строго. Профессору же показалось, что Степан не верит ему, подозревая в трусости. Краснея и запинаясь, оттого что приходится оправдываться, Макс Браун сказал:

— Верь мне, Стефан, я говорю правду… Даю тебе честное слово ученого! — Он преодолел смущение и уже раздраженно крикнул: — И я это сделаю не потому, что ты по детской глупости можешь натворить непоправимых бед! Просто я ненавижу нацистов и сделаю это во имя любви ко всему человечеству!

Профессор рывком открыл ящик стола и выхватил оттуда стопку бумаг:

— Смотри! Вот он, мой труд, который сделает бессмысленной и глупой всякую попытку начать бактериологическую войну! Еще немного, еще несколько месяцев работы — и я создам универсальный антивирус! Это значит, что будет найдено средство против многих и многих болезней! Что тогда вирус «Д»? Что тогда бактериологическая война? Миф! Вздор!

Прижав к груди листы рукописи, Макс Браун протянул вперед правую руку — страшный, взъерошенный, с блестящими глазами.

— Ты думаешь, что я сошел с ума? — кричал профессор. Нет! Я не стал бы работать над вирусом «Д», если бы не работал одновременно над антивирусом! И если бы я еще год тому назад не нащупал правильный путь, тебя не было бы сейчас в живых! Мне сказали, что ты будешь жить только при том условии, если я буду работать над вирусом «Д»! Ха-ха-ха! Дурачье, они и не знают, что вирус «Д» мне нужен лишь для создания антивируса!

Профессор вдруг пошатнулся и, рассыпая листы рукописи, тяжело рухнул на пол. Перепуганный Степан бросился к нему.