"Броненосцы Петра Великого -ч.3 Петербург (СИ)" - читать интересную книгу автора (Кун Алекс)

Уже неделя, как наша лодочная эскадра покинула узкую и мелкую Сухонь, пробираясь теперь по Северной Двине. Стал лучше понимать купцов, для которых реки России были основными дорогами. Теперь знаю точно, что проблемы с дорогами в России появились много раньше, чем сами дороги. По крайней мере Сухонь, являясь одной из столбовых дорог на север, предстала не в лучшем виде. Были времена, когда команды шли по пояс в ледяной воде и буквально протаскивали лодки по перекатам. Топляки и упавшие деревья норовили перегородить русло, а само русло петляло как пара зайцев, путающих след. Пара, потому что нередко русло раздваивалось, обходя небольшие островки.

Единственное, что указывало на центр России — это довольно много деревенек по берегам, в остальном казалось, что река несет нашу эскадру по тысячелетним завалам лесов, стоящих тут еще со времен мамонтов.

Руководство походом целиком спихнул на полуполковника семеновцев — Павла Васильевича, единственно о чем его попросив, так это дойти до Холмогор как можно быстрее. Вот мы и шли, не задерживаясь в деревнях, и грудью расталкивая заторы — причем, порой в прямом, а не в переносном смысле.

При этом, вылезли все недостатки полка — отсутствие инженерных частей в его составе, как и медиков. Зато, вместо этого был голосистый батюшка, молитвой которого, по идее, солдат должна была обходить простуда, а завалы просто обязаны были расплетаться сами собой.

Готовили по старинке, на кострах, кухни с собой в поход полуполковник не посчитал нужным взять, хоть они и были. Одним словом, подготовка полка к походу оценивалось мною как отвратительная, но первая же беседа с Павлом Васильевичем нарисовала еще более печальную картину. Устава, как такового, в полку не было, как и четкого деления на подразделения по их назначению. Были гренадеры, стрелки и артиллеристы, но деление было весьма условным. Капральства перетасовывались часто, и не столько по назначению, сколько по пожеланиям обер и унтер офицеров полка. А если учесть, что текучка офицерских кадров в гвардейском полку была большой — много родовитых бояр пропихивали своих отпрысков на офицерские должности, и новые метлы, как обычно, мели по своему — то монолитность полка вызывала сомнения. Более того, сам Кунингам воспринимал должность командира полка как временную ступеньку, и к полку относился соответственно. В нашем походе его больше интересовал царевич, чем командование полком. И большинство офицеров полка разделяли заинтересованность своего командира.

В результате, на нашем струге образовался явный перегруз и перенаселенность, в результате которых мы чаще всей эскадры ловили килем все речные подарки.

Спрыгивать в воду этот бомонд так же не считал нужным, ограничиваясь только покрикиванием на солдат, пытающихся столкнуть перегруженную лодку с очередной мели.

Несколько таких купаний, лично мне хватило для озверения — устроил на привале небольшое собрание высших офицеров, пытался вразумить, не имея возможности приказать напрямую. Как об стенку горох. Они, видите ли, отвечают за безопасность царевича и должны быть рядом. Соответственно, грести и сниматься с мелей им так же нельзя, чтоб не отвлекаться от основной задачи. Тупик. Начинаю понимать, откуда выросли корни неприязни, между некоторыми родами войск.

В результате, ничего так и не решили, если не считать, что на меня стали смотреть как на выскочку, пытающегося оттеснить офицеров от Алексея, и соответственно, единолично завладеть его вниманием. Демонстративно перешел на другой струг, искренне радуясь избавлению от перенаселенности и возможности спокойно сидеть над бумагами в подобии кормовой каюты. Чтоб хоть как-то скомпенсировать перегруз лодки царевича — разгрузили его струг от вещей и припасов, распределив их по остальным лодкам эскадры. Целиком это проблему не решило, но садиться на мель стали реже.

В целом, дорога получилась тяжелой, а настроение быстро последовало за стрелкой барометра, упавшего с отметки «ясно», в начале пути, до отметки «пасмурно».

Такому падению настроения способствовало еще и подведение итогов, над которыми жег свечи все свободное время, а в особенности — планы на ближайшее время.

Да, сделали мы не мало. Но все сделанное, больше напоминало корявую и неструганную заготовку, которую еще обтачивать и полировать перед тем, как она станет хоть как-то напоминать законченную вещь.

Отбили проливы от османов? Ну, так их еще сохранить за собой надо, а значит, держать там множество войск, и соответственно их кормить и снабжать. Как штаб флота справиться с этой задачей покажет время, а пока остается только нервничать. Да и сам флот, что черноморский, что средиземноморский — одно название. Потери кораблей и экипажей за летнюю кампанию очень значительны, вся надежда на новые корабли, и на то, что больше таких жарких кампаний не будет в ближайшее время. Крюйс действует уж очень прямолинейно, а как будет действовать Мартин, на посту адмирала черноморской эскадры — вообще неизвестно. Все это усугубляется еще и острой недостачей опытных матросов и офицеров во флоте. Колосс на глиняных ногах может получиться даже более устойчивым, чем наши южные флоты. Но мы об этом никому не скажем, и будем надувать щеки, прячась за славой непобедимого флота, одолевшего османские армады. Будем всячески преувеличивать факты и тыкать ими везде, где только можно. Благо, для этих целей в Константинополе сидит Головин, и у меня сложилось о нем очень хорошее мнение. Если кто то и способен удержать султана от военных действий и запудрить мозги окружающим — так именно он. Кстати, косточку, которую, с помощью французов подбросили султану, о Суэцком канале — еще надо как-то мясом наращивать. Честно говоря, не имею не малейшего понятия, как прокопать эту канавку. Знаю только, что прокопать ее можно, и копать надо в два этапа — сначала небольшой канал для пресной воды, из центральных озер — а потом основной канал. Без пресной воды попытки прокопать канал несколько раз срывались, и повторять ошибки смысла нет. В остальном — туман. А ведь французы и султан могут уже следующим летом захотеть начинать работы. Ужас какой.

И так практически во всем. Одно то, как влез в глобальное сельское хозяйство, не имея никакого опыта в этом деле — бросает в дрожь. Если мои артели не вырастят урожая — то голод скосит многие тысячи людей — именно это и пугает больше всего.

Самое печальное, что получилось все это почти случайно. Просто «Орел» шел в Азов, и ему было не пройти через проливы. А дальше одно цепляло другое — отбили проливы, надо их удержать, пленных надо кормить, земли заселять, противников отвлечь от вынашивания планов реванша.

Историки наверняка распишут в будущем, как тонко была спланирована эта война. И ведь подтверждающие документы найдут. Ерунда это все. Война была сплошным экспромтом, частью совершенно бездарным, частью, просто выехавшим на удаче. Но и об этом мы никому не скажем. А историки, как обычно, отбросят все документы, не вписывающиеся в их концепцию победы.

Но до историков надо еще дожить. Особенно после подсунутых Петру указов о Табеле и Паспорте. Пока бояре выражают мне свое неудовольствие исключительно по морде, но ведь постепенно они разберутся в последствиях, и могут начать выражаться более весомо.

Спрашивается, и чего мне не сиделось спокойно? Так хорошо было! Сидел в Вавчуге, диковины придумывал, на хорошем счету у Петра был. Так нет, пропитался во время посольства инфекцией какой-то, и полез в такую …

Впрочем, это уже не так важно. Теперь впору думать, как из нее вылезти.

Проблема именно в том, что ухарски спрыгнуть в колодец намного проще, чем из него вылезти. А еще говорят — что инициатива наказуема.

За время посольства Петр нацелился на Балтику, так как помочь ему с османами Европа отказалась. И теперь, шла подготовка к северной войне. Единственное, что радовало — большую часть старых частей Петр отправил на юг, и для северной войны формировались новые полки, с новым вооружением и новыми Уставами. Так что несколько лет на подготовку у меня было. Надеюсь.

Самое хорошее было бы вообще обойтись без войны. Но менталитет этого времени требовал обязательного мордобоя, чтоб к тебе начинали относиться серьезно. Да и выход к Балтике России все равно не помешает, а просто так его, боюсь, не дадут. Одним словом, как говорил мой хороший знакомый по моему времени — «Все плохо!». Еще и туман этот над рекой разлился. Мало того, что холодно и влажно — так еще и чернила по бумаге расплываются, оставляя за пером не ровную линию, а нечто, напоминающее лохматую веревку, когда от основной линии в разные стороны разбегаются тонюсенькие чернильные жилки.

Отложил свою писанину, поднялся на палубу и облокотился на планширь, стряхнув с него жирное семейство капель, сбежавших из тумана на борт нашего струга.

Туман плыл над рекой, скрадывая звуки перекликающихся экипажей лодок, и пряча берега. Думалось в тумане хорошо, а вот переносить думы на бумагу становилось лениво.

Закурил трубку, наблюдая за гребущим экипажем. Мужики демонстрировали мне, как надо преодолевать трудности похода. Экипажи гребли весело, с прибаутками, и еще перекликаясь между лодками. Плевать им было на неприятности, проводку лодок в ледяной воде и туман — «живы будем, не помрем». Интересно, много ли можно было вообще сделать в России без таких мужиков. И куда они потом делись.

Задумался о кадрах. Самая больная проблема, и пока, не решаемая. Все мои потуги создать школы кадров — это капля в море. Безусловно, через много лет результат накопиться. Но у меня нет этих лет.

Трубка стлела впустую. Причем, уже далеко не первая за эти дни.

Нельзя сказать, будто не знал, что делать. Наоборот, общий план действий расписал довольно подробно, даже деталировку начал. Вот только новая шапка получалась явно не по Сеньке. Точнее не по силам, не по знаниям и не по ресурсам. А самым печальным был эффект юлы. Закрутив дела, мы теперь не могли остановиться, чтоб не упасть. По крайней мере, северную войну надо было выигрывать быстро и эффектно, чтоб и мысли ни у кого не возникло, о каких либо реваншах в ближайшее время. А то у меня опять не будет времени на отпуск.

Майское солнышко разогнало туман к обеду и заискрилось на гирляндах капель, срывающихся с весел. Перекличка по лодкам стала активнее и с намеками на скорый обеденный привал. Кстати, любопытная традиция, перекрикиваться через несколько лодок, и решать, кто с кем и как именно будет заваривать кулеш. Рецепты при этом озвучивались довольно любопытные, некоторые даже записал.

Теперь все дело было за подходящим лугом у берега реки, на который мог бы выгрузиться наш табор. Пока река радовала только густым лесом по берегам, и стволами упавших деревьев, больше всего похожих на больших крокодилов наполовину выбравшихся на берег.

Место для привала нашли уже во второй половине дня, и началась привычная суета выгрузки и готовки. Опять же, по сложившейся традиции, на меня напал царевич, со своими очередными «почему». В чем-то офицеры были правы, внимание Алексея мне достается действительно больше чем им. Просто им стоило видеть в Алексее не потенциально царствующую особу, а любопытного пацана, девяти лет. С накопившимися за эти годы вопросами. Он мне сам признавался, еще в начале пути, что на вопрос — почему вода мокрая — ему отвечали, что так создал господь. И его мирок уже начал складываться. И тут по этому мирку пробежал некий князь, походя сообщив, что вода не мокрая, а просто жидкая — а мокрым становиться то, что в нее засунут, да и то не все, так как железо в воде не очень то и намокает. Да и жидкое состояние у воды — весьма относительно, она может быть и паром и льдом. И князь побежал дальше, ни разу не упомянув божий промысел. Зря наверное. Теперь царевич задавал массу вопросов по второму разу в своей жизни. Получал на некоторые из них ответы и бежал к отцу Ермолаю, выяснять, как новые ответы сочетаются со старыми.

Зато царевич явно стал здоровее и активнее, по сравнению с первым разом, как его увидел. Да и потребить кашу из общего котла, перестало быть ниже его достоинства. Хорошо, что удалось отбиться от целого выводка «друзей» царевича и их воспитателей.

Вот и теперь мы сидели с ним у догорающего костра, на войлочном валике, в окружении блистательных офицеров Семеновского полка и пары приставленных к царевичу флотских. Обсуждали животрепещущую тему — почему человек не летает. Просто вчера был разговор о птицах, который удалось плавно свести к парусам. А вот сегодня пожинаю плоды детских раздумий — почему нельзя сделать паруса для человека и полететь. Офицеры уже высказались, и как следовало ожидать вполне в духе эпохи. Мои флотские были менее категоричны. А у сопровождающих меня морпехов на лице явно читалась фраза — «сейчас вам князь покажет…». Приятно, когда тебе верят авансом. Погонял по миске остатки каши. Ответ то простой, да только боюсь, он за собой потянет новые проблемы, которые были не ко времени.

— Можно Алексей. Только махать такими крыльями, аки птица, сил человечьих недостаточно. А вот сделать их неподвижными и парить на них — можно.

— А отчего же сил недостаточно?

— А вон видишь, птаха по берегу скачет? Вот и представь себе, эту птаху до твоего роста увеличенной. Она же в несколько раз тебя толще получиться. А толщина ее не от жира будет, а от жил, что для полета потребны. У нас столько просто нет, даже у самых сильных гренадер.

— Так знать верно, что не можно летать человеку?

— Скажи царевич, а может человек по воде плыть и сотню пудов на себе несть?

Алексей открыл, было, рот для категоричного ответа, но задумался, глядя на струги вытянутые носами на мелководье. Вот за это царевич мне и нравиться. Живостью ума его природа не обидела, а от батюшкиного характера вроде как избавила.

Встал с валика, и демонстративно пошел мыть миску. Говорят, молодежь надо учить на собственном примере — вот и мучаюсь, а так бы миску морпехам отдал.

Царевич присел рядом. Без миски.

— Так знать, можно летучий корабль построить?

Усмехнулся, вспомнив мультфильм о постройке летучего корабля. Мне там больше всего роль водяного подходила.

— Можно Алексей, можно. Только вот чтоб управлять им, надо вначале кораблями морскими управлять хорошо научиться. Морскому кораблю ветер ошибку еще простить может, хоть и не всегда. А вот корабль небесный от ошибки может и на землю упасть, да так, что костей не соберешь.

— А до господа нашего на таком корабле долететь можно?

— Нет, Алексей, нельзя. Но ты о том лучше у отца Ермолая выспроси, он тебе точнее скажет.

Вот примерно так и протекали наши привалы.

А после привала меня опять ждала каюта, с огарком свечи и вопросы, на которые так просто не ответить.

Вооружение Петровской армии особых вопросов не вызывало. Все это уже было отработано для моих фрегатов. Вот только производственные мощности подкачали. Ну да этот вопрос решу. Основная проблема была в шведском флоте, как в потенциальном противнике.

По собранным мною данным, которые, впрочем, тайной не являлись, а наоборот, всячески выпячивались самими шведами — одних линейных кораблей у них было не меньше четырех десятков. И корабли эти существенно сильнее устаревших османских линкоров, существенно попортивших мне кровь прошлым летом. В нагрузку к линейным монстрам шведы имели фрегаты, по характеристикам близкие к османским линейным кораблям и массу купеческих кораблей, исполняющие роль транспортов и способных огрызаться на уровне османского фрегата. И таких условно легких кораблей шведы имели несколько сотен. А полный состав флота приближался к восьми сотням бортов.

Тут уже несколькими моими фрегатами не отделаться. Такой толпой их просто подловят рано или поздно. Причем, скорее рано, так как Балтийское море не так уж и удобно, для игры в догонялки.

И есть еще один нюанс. На еще один флот, сопоставимый с южным — просто нет денег. И нет времени их накопить. Гнаться за несколькими зайцами, и пытаться наращивать северный флот за счет южного — черевато потерей всех завоеваний на юге. Остается опять хитрить, и формировать северный флот из нескольких кораблей, превосходящих шведские на порядок.

По большому счету, мне на Балтийском море хватило бы четырех броненосцев, и десятка кораблей сопровождения для решения всех проблем со шведами. Вот только уже неделю у меня ничего не складывается.

Самое смешное, что стальной корабль можно построить даже легче, по весу, чем деревянный той же прочности и в тех же размерениях.

Например, железный фрегат на чертежи ложится хорошо. Да вот толку в этом мало.

Для броненосца нужны броня и двигатель. Которые тянут за собой соответствующие станки и снова двигатели, уже для станков. И все это требует квалифицированного персонала.

Очередная трубка погасла. Видимо туман напакостил в мой табачок. Надо разложить его на просушку. Вот и нашлось применение для очередных исчерканных листов, пока эти бумажки лучшего не заслуживают. Хотя, надо еще несколько листочков из них нарезать и пойти на бак, посидеть в задумчивости.

А вечером наверняка пристанет царевич, и будет потрясать бумагой с гениальными мыслями. Все же плохо на него влияю. Он, глядя на мои художества, и следую моим предложениям не на пальцах показывать, а рисунки рисовать — начал пугать меня вечерами абстрактными картинками. Художник из него еще худший, чем из меня. Хотя, раньше думал, что хуже быть не может.

Ладно, это все лирика. Возвращаясь с бака решил пойти на полумеры.

Очевидно, что строить корабли нового типа могу только в Вавчуге. У меня там наиболее развитая база и персонал. Вопрос станков откладываю на потом, когда станет понятно, какие именно станки нужны. Пока решаю общие вопросы.

Корабль ограничен размерами эллинга в Вавчуге, значит, делаю его в размерениях фрегата. Следующее ограничение — нужны 100 мм орудия, так как 75 мм против линейных кораблей оказались слабоваты. Что еще? Осадка. Вспоминая глубины Маркизовой лужи, и Невы, ограничиваю осадку тремя метрами.

Вот и первая отправная точка. При сорока метрах длины, шести метрах ширины и трех метрах осадки имеем теоретическое водоизмещение около трехсот тонн. Будем считать этот пробный блин — канонеркой. Но канонерка мне нужна мореходная. И высоту надводного борта менее трех метров в носу — позволить себе просто не могу. В результате, площадь корпуса по бортам выходит не меньше 500 квадратных метров, плюс еще метров 150 на палубу и примерно столько же на переборки.

Вес обшивки будем считать четвертью общего веса. В результате на один квадратный метр приходится около 150 килограмм веса, из чего легко находим толщину обшивки — 20 мм.

Посмотрел на цифры еще раз. Подумал, что и этому листочку самое место на баке.

Очевидно, что пара сантиметров стали, даже цементированной, ядро линейного корабля не удержат. Хотя, от ядер легких торговцев может и защитит.

А с другой стороны, для отработки технологий постройки железного корабля лучше рискнуть тремя сотнями тонн железа, чем тысячью. А еще лучше, построить мореходный железный катер для начала. Кстати, катер мне нужен для морпехов, так что штурмовой катер на один экипаж будет первым нашим творением.

Но вернемся к канонерке.

Отсутствие надежной брони можно компенсировать только маневром. Однако, опыт прошедшей кампании недвусмысленно указал на уязвимость развитого парусного вооружения, и как следствие, потеря скорости и потеря всех преимуществ.

Как это не печально, но канонерке не помешает двигатель, из расчета минимум одна лошадь на тонну. Вообще, мои познания о катерах и лодочных моторах, говорят, что для выхода катера на глиссирование, нужно иметь одну лошадиную силу на каждые 25 килограмм веса. Для уверенного хождения в водоизмещающем режиме уже хватит одной лошадиной силы на 100 килограмм, или десять лошадей на тонну. Но это все речь о катерах. Судно длиннее, динамика его движения несколько иная, чем у катера и винты существенно больше в диаметре. В результате, большие суда обходятся одной-двумя лошадьми на тонну водоизмещения. Причем, если совсем грубо считать, то одна лошадь на тонну обеспечит ход до 10 узлов, а две — до 15. Три лошади на тонну могут попытаться разогнать большой корабль и более чем на 20 узлов, но тут уже все строго индивидуально.

Теоретически, мне бы эти 20 узлов были бы как нельзя кстати. Но, при весе канонерки в три сотни тонн мне придется сделать пару двигателей по пять сотен лошадей. Много это или мало? В мое время пять сотен лошадей вполне помещались под капотом машины, но до этих шедевров мне ужасно далеко. В моем распоряжении может быть только пар невысокого давления, навскидку — атмосфер десять, больше технология не позволит.

Как теперь соотнести это с лошадями? А просто. Все автомобилисты моего времени знают, что одна лошадиная сила это 735 Вт. Кто не знает, тот может заглянуть в техпаспорт на автомобиль, в котором мощность двигателя записана и в лошадиных силах и в киловаттах. А уже отталкиваясь от этих 735 Вт, можно утверждать, что работу в одну лошадиную силу произведет груз весом в 75 килограмм опущенный на 1 метр за одну секунду. Почему 75 килограмм, а не 73,5? Нас физик в школе на этом часто ловил. Мы систематически облегчали себе жизнь и округляли земное ускорение свободного падения до 10. А оно, на самом деле, немножко поменьше — 9,8. Вот и набирается разница в 1,5 килограмма. Зато теперь такие задачки щелкаю легко.

Ну, хорошо, с одной лошадью понятно. Теперь пять сотен лошадей. Это простое умножение. Теперь надо опускать груз в 37,5 тонн на один метр за одну секунду. А причем тут пар? Да мы просто заменяем груз в 37,5 тонн на давление пара в 10 атмосфер. И получаем потребную площадь цилиндра — в 3750 квадратных сантиметров. Переводим его в диаметр поршня и получаем 69 сантиметров.

Вот такой несложный расчет. Теперь, обеспечив метровый ход поршня диаметром в 69 сантиметров под давлением пара в 10 атмосфер за 1 секунду — будем иметь машину мощностью в 500 лошадиных сил. Разумеется, машина идеальная, не учитывающая потери на трение и прочее. И, кстати, для ее работы надо почти 3.7 куба пара, при нормальном давлении, в секунду, который получается примерно из 2х литров воды.

Вот и добрались до расхода топлива. Надо накипятить 2 литра воды. Тут уже стоит вспомнить туристические навыки. На кипячение одного литра воды на керосинке требуется примерно 25 грамм керосина. Газа для этих же целей нужно около 20 грамм. Про уголь сказать нечего, но, думаю — расход сопоставим. Зачем это знать походнику? Да просто надо ориентироваться, сколько топлива брать с собой в поход.

Еще стоит отметить, что походные горелки далеки от совершенства — так что, цифру расхода можно смело уменьшить вдвое.

В результате, нам надо сжигать примерно 20 грамм топлива в секунду, или 72 килограмма топлива в час. Округлим до 150 килограмм в час на две машины и получим 3,6 тонн расхода топлива в сутки при максимальной мощности. Если тешить себя надеждой идти все это время со скоростью около 20 узлов — то пройдем около 900 километров. А топлива можно позволить себе взять около десятой части водоизмещения — то есть примерно 30 тонн, чего может хватить на 8 дней этой сумасшедшей гонки. За время которой, мы покроем примерно 7 тысяч километров.

Но это, безусловно, мечты. То, что двигатели, за неделю максимальной тяги, разваляться — ничуть не сомневаюсь. Но пока это все не важно. Пока мой паровик — чистая игра ума. Дорога впереди еще длинная.

Характерный удар по днищу в носовой части прервал меня на концепции винтов. Прислушался к голосам команды. Гомон на палубе стоял веселый, значит не на мель сели, а причалили на очередную стоянку. Так как иллюминаторами на струге никто не озаботился, время для меня стало понятием относительным, но желудок подсказывал — уже поздно.

Посмотрел с сожалением на неоконченные расчеты. В принципе, еще минимум час у меня есть, быстрее с приготовлением ужина не справятся.

Винт у меня считался уже второй раз. По упрощенной методике, которую, в свое время, скачали из интернета, и использовали для создания гребных винтов к обычным мототриммерам. Кстати, прекрасные получались лодочные моторы, точнее, мотовесла. Легкие и дешевые — то, что и надо катамарану или небольшой надувной лодке. А основа всего — гребной винт, и методика его расчета. Десяток раз по ней посчитаешь, и в памяти откладывается.

Первый раз получился шикарный винт, полутораметрового диаметра, с дисковым отношением 0,5 шагом 2,2 метра — способный дать упор около 2,7 тонны при 300 оборотах в минуту и на скорости в 36 км/час. КПД такого винта оценил в 0.76, что можно считать пределом мечтаний. Только вот расчет хода на волне и хода под парусом поставил под сомнение это чудо — слишком скромное выходит заглубление и очень большое сопротивление застопоренного винта. Осетра придется урезать.

Второй вариант уже ажиотажа не вызвал — метровый винт с тем же дисковым соотношением, шагом 1,2 метра и упором в 2.4 тонны на 600 оборотах в минуту при той же скорости. КПД этого винта не дотянул даже до 0,67. Зато заглубление винта вполне достаточное, и сопротивление застопоренного винта более чем в два раза меньше, по сравнению с полутораметровым винтом — что немаловажно, для хода под парусами.

Вот за этим сравнительным анализом меня и застукал царевич, так и не дождавшийся князя на берегу, но торопящийся поделиться распирающими его мыслями. Отложил винты до лучших времен. Сейчас меня будут пугать идеями летучего корабля на конной тяге, и подкармливать ужином.

На эскадру опустилась очередная ночь. Мелкая волна тихо плескала в борт. Огни затухающих костров на берегу подмигивали огням небесным, переливающимся над головой, и заглядывающим в свое отражение в воде под ногами. Ночь одуряюще пахла весенним лугом, с легким привкусом костра и крепкого табака, из раскуренной трубки. Но оценить это мог только эстет, устроившийся с наветренной стороны нашей эскадры. Подветренная сторона портила ароматы ночи излишне крепкой приправой из сохнущих портянок.

А еще ночь отпугивала любую живность, начиная от комаров и заканчивая микробами, богатырским храпом, даже скорее рыком, целого полка уставших за день мужиков, вповалку устроившихся на стругах.

Одним словом, обычная ночь, каких уже множество прошло, с момента нашего выхода в поход. Особенным в ней было только то, что, по словам нашего кормчего, она будет последней перед Холмогорами. Завтра будем в Вавчуге.

Вот и не спалось. Пробегал мысленно по пачкам листов, ставших выжимкой из этого похода. Вспоминал даже те листы, которые порезал на бумажки и раздал на баки практически всем стругам эскадры. Вроде ничего не упустил. Красивая получается канонерка. И штурмовой катер мне нравится. Но начнем мы в Вавчуге не с этого.

Как и предполагал, суда потянули за собой станки — вот ими и будем заниматься. А главное, сделаем первый прототип судового двигателя, и поставим его обеспечивать энергией завод. Нужно оценить ресурс нашего будущего детища.

Двигатель мне нравился даже больше канонерки. Вот это действительно верхняя грань моих способностей. Если он еще и работать будет, как задумано — поставлю сам себе памятник, так как кроме меня никто все равно не оценит гигантский скачок, которым мы перепрыгиваем через пропасть поршневых машин, и сжимаем две сотни лет экспериментов до нескольких лет отладки «коловратной машины» Тверского. Лучше ее были только паровые турбины, но сделать судовую турбину на имеющемся уровне технологии — дело дохлое. А вот коловратную машину можно сделать даже проще, чем поршневой двигатель тройного расширения.

Запали в память эти двигатели, по той простой причине, что ими была оборудована яхта императора Николая, что само по себе говорит о многом. Вот и остановился на коловратной машине и водотрубных котлах. Причем, с котлами вопрос еще был открытый. Бродила мыслишка, о внешнем сгорании и парообразовании — но тут надо экспериментировать.

Выбил давно погасшую трубку. Поймал себя на мысли, что последнее время докурить трубку получается редко. То мысли отвлекают, то люди, то царевич. Прогресс Алексея, кстати, мне нравится даже больше судового двигателя, пожалуй, это самый значимый итог похода. Парню стало интересно жить, думать и мечтать — самое время отправлять его в море на апостоле, вместе с холмогорскими юнгами. Но это все завтра, а пока — пора спать.

Хмурое утро разбудило барабанной дробью и завыванием дудок. Обычный утренний будильник в этом походе. В очередной раз мысленно прикинул кары, которым надо подвергнуть семеновское капральство барабанщиков вместе с капральством дудочников. К дудочникам было особо много претензий, в войска надо горны вводить, а не эти писклявые трубы — а то действительно варварами смотримся, с этими завываниями. Того и гляди, всем полком улюлюкать начнут и в шкуры переоденутся. Углубил зарубку в памяти, на тему музыкального капральства для Двинского полка. Губные гармошки им выдам. Ну и барабан. Один. А если подумать, с трудом продирая глаза — не надо им барабана.

Убедившись, что с изобретением новых кар моя изобретательность выдохлась — повторяя то, что придумал еще две недели назад — вылез на палубу. Моцион.

Царящее вокруг оживление не портил мелкий дождик, зарядивший под самое утро. Солдаты суетились у костров и весело перекрикивались. Окончание похода радовало всех. Невольно заразился общим приподнятым настроением.

После отмачивания глаз ледяной Двинской водой и вояжа по кустам — благодушно простил семеновские капральства. В очередной раз. И направился на струг царевича, не сомневаясь, что найду там полуполковника, а заодно и очередной список почемучек.

Струги отваливали от берега, втягивая на свои борта причальную команду, только что столкнувшую, с кряхтением, их на воду. Команда, бывшая на борту, расходилась с кормы, куда мы перебегали для приподнимания носа, и рассаживалась по веслам. Мужики брались за весло, с таким видом — что становилось очевидно, этот день действительно будет окончанием похода, даже если впереди еще сотня миль. Надо было еще неделю назад объявить, что поход заканчивается — уже бы давно дома сидели.

Струги ходко шли по Двине, следуя ее прихотливым изгибам. Форштевень резал темную воду, напоминая пловца баттерфляем. При каждом молодецком гребке нашей отоспавшейся команды нос выныривал из буруна форштевня, после чего окунался в него обратно, разгоняя новые волны носовых усов.

Сидел на баке, наблюдая за этим зрелищем. Пока команда не подустала — было на что посмотреть. Потом станет не так интересно. Думал о таране, благо, обстановка и динамика располагала. Думал о нем уже не первый раз.

Дело все в том, что от таранного отсека канонерки отказался, предпочтя его мореходности. Теперь мучаюсь, может был и не прав, ведь миноноски, первой мировой поголовно имели тараны — вот только не помню гигантских списков таранных ударов, ими выполненных. Да и непонятно мне, какой бешенный запас прочности надо в таранную канонерку закладывать. Ведь таран, на скорости даже в 20 узлов — это не просто удар прочным носом по противнику! У меня же тяжеленные котлы внутри, не говоря про двигатели, и прочую машинерию. Есть обоснованные подозрения, что все эти внутренности посрывает с фундаментов и покрошит ими переборки, размалывая в фарш трюмную команду. Если уж так приспичит бросаться на амбразуры — то форма носа уже не принципиальна — моя канонерка и мореходным свесом форштевня борт проломит. Все равно ее после этого ремонтировать надо, так что — пусть на таран не рассчитывают. Да и вообще, что мешает подойти в упор, если захотелось ордена, и всадить в противника четыре 100 мм снаряда из двух носовых башен с 50 метров? Эффект будет не менее ошеломительным. А если учесть, что носовые обводы канонерки острые, то угол удара ядер противника, при атаке строго по траверзу, даст гарантированные рикошеты — ремонт канонерки окажется значительно меньше, чем при таране.

Снаряды кончились? Сразу расстреляю! Это как надо планировать сражение, что единственный способ поставить в сражении точку — таран!

Вспоминая воздушные тараны времен Великой Отечественной — 636 таранов из десятков тысяч воздушных боев. Верю, что может так сложиться, что таран — единственный выход. Но статистика, вещь упрямая — на более чем сотню боев — один таран. Пусть мои канонерки сначала сотню боев проведут. А то получится как с нашим воздушным ассом Ковзаном, четырежды ходившим на таран. По воспоминаниям маршала авиации Зимина, когда к ним в полк пришел молодой пилот, и сообщил, что отбился от своего полка — приняли летчика к себе. А когда он вернулся с задания с большим опозданием и сообщил, что пошел на таран — стали выяснять, как это получилось, ведь пулеметы работали, и половина боекомплекта осталась на месте. Пилот пытался замять это дело, но потом признался, что в своем полку летал на самолете связи У-2 и стрелять не умеет. И фамилия, у орла, была Ковзан. Правда, маршал, в своих мемуарах, не уточняет — как именно этот орденоносец провел еще три тарана. Но для вывода о необходимости иметь на канонерках, как и на остальном флоте, обученную команду и тактически грамотного командира — намеков достаточно. Канонерка, все же, гораздо дороже самолета. И душ, на ее борту побольше будет.

Кстати о душах. Это еще одно мое спорное решение, над которым сгрыз мундштук трубки. Дело в том, что на канонерке отказался от бортовых башен у мидель-шпангоута, оставив только пару носовых и пару кормовых башен, вооруженных двумя 100 мм орудиями каждая. Как обычно, в моих проектах, башни далеко выдаются за борт и способны простреливать сектор в 170 градусов. Так что, канонерка имеет на борту всего 8 орудий, по примеру клипера. Причин такого сокращения много, начиная от объемов крюйт-камер, и заканчивая валкостью судна. Но основной причиной стало размещение вдоль бортов 4х штурмовых катеров, по два с каждого борта, и большого кубрика на сотню морпехов между ними. При этом места, на спасательные шлюпки, уже не осталось, за исключением небольшого разъездного тузика, у кормовой шлюп-балки.

Эти сомнения меня продолжали грызть который день. Умом понимал — восемь сотен шведских кораблей топить — это расточительство. Да и морпехи мои засиделись. Но случись что, канонерке только песнь про «Варяг» останется спеть. Очень рискованный проект получился.

А с другой стороны. Штурмовые катера у меня получились прочные, и довольно вместительные, за счет применения обводов «Бостонского китобоя». Есть шанс, что если капральство морпехов немного потесниться, то на них влезет и экипаж канонерки. Да, тесновато будет. Зато на катерах планируются двигатели в полсотни лошадей, которые позволят убежать от какого угодно противника. Да и попадание ядром, по железному корпусу катера, вполне может обойтись — катер прочный, рассчитанный на жесткий удар в борт судна при абордаже, да еще прикрытый сверху стальными листами пологого уклона.

Стоит быть оптимистом, убеждаю сам себя — больше в канонерку все одно ничего не впихнуть.

Посмотрел на равномерно работающих веслами мужиков. Правы они — живы будем, не помрем. Надо волноваться, куда мне восемь сотен шведских судов на Неве ставить. Вот это правильный настрой.

На обед не останавливались. Разогнавшаяся эскадра прошла Двинский изгиб у Курьей-Ноги и до Вавчуга оставались считанные 15 километров, или около 5 тысяч взмахов весел. Ерунда, за три часа управимся — вон, уже и устье Пинеги проскочили.

Единственно, что плохо — эскадра не идет в Вавчуг. Мы свернем раньше, не доходя до Вавчуга буквально четырех километров, и пойдем на Холмогоры. Но ужинать будем однозначно под дланью архиепископа. Пора продумывать приветственные речи.

Холмогоры встречали нас залпами пушек и ливанувшим дождем, который весь день собирался, и не нашел лучшего времени, как испортить торжественный момент встречи счастливым народом своего «надежи и опоры». Это, к сожалению, не о себе.

Дождь барабанил по макушкам толпящихся мужиков, ломающих шапки, и шлепал по доскам причала, на которые уже спрыгнула команда нашего струга, пришедшая первой.

Мог бы наблюдать всю церемонию подхода и встречи эскадры — но не дали. Набежала масса народа, знакомая поверхностно, а в большинстве незнакомая совершенно, потащили к центральной композиции встречающих, возглавляемой архиепископом.

Афанасий был величественен, в своем парадном облачении. Капающая с его носа вода ничуть не портила одухотворенного лица пастыря поморских душ. А главное, меня встретили радушно, как блудного, но любимого сына, если и не церкви, то земли Холмогорской. Приятно. Только обниматься было мокро.

За радостями встречи и краткими, беспорядочными, вопросами не запечатлел в памяти торжественного момента попирания царевичем северных рубежей своей страны. Зато заметил фотографа, пытающегося запечатлеть это вместо меня. Искренне пособолезновал нахохлившейся фигуре хроникера, не знающей, что же делать — то ли бухнуться на колени, прямо в лужу, как встречающие крестьяне, то ли пытаться продолжить портить фотопластинки. Победили верноподданнические инстинкты, видимо он так же понял, что при такой освещенности шедевр у него не получиться. А жаль. Историки оторвут с руками.

Царевич, в окружении толпы офицеров подошел к архиепископу, и был вынужден выслушать приветственную речь. Да еще и отвечать величественно, что получалось у него не особо убедительно. Дождь усилился.

Бочком пробрался к царевичу, и, выждав паузу в речах, наклонился к нему, стараясь сделать это незаметно.

— Алексей, народ твой в лужах на коленях стоит. Не гоже это. Да и батюшка твой такое пресекает.

Царевич вскинулся, нахмурившись. Осмотрелся вокруг, разбрасывая с волос капли резкими движениями головы. Встречающие держали недоумевающую паузу, которой Алексей и воспользовался, вознеся краткое и сумбурное слово своему народу.

Протискивался из толпы, ухмыляясь. Интересно, кто учил царевича таким оборотам? Или он такой велеречивости в походе от офицеров набрался? Но в любом случае надо потрясти поваров на дворе архиепископа, куда однозначно двинется эта процессия, на предмет горячего чая с медом для царевича, если они еще сами не догадались. А за вещами царевича архиепископ послал сам.

Если переживем это ликование народа и природы — у нас впереди еще ужин и серьезный разговор с царевичем и Афанасием. У меня нет времени на недельные празднования, каждый день в плане работ на это лето расписан. И даже каждая ночь. Может и хорошо, что Тая под Москвой осталась, а то бы она обиделась.

Начавшееся, позже намеченного, застолье быстро наверстывало потраченное на сушку и переодевание время. Было шумно и многолюдно. Пришлось опять выступать с байками о непобедимом Корнелиусе. Обратил внимание, что многому начинаю уже верить сам. Вот и славно, не оговорюсь случайно.

Дальше все было как обычно. Даже осторожные вопросы о нововведениях, занявшие умы прогрессивной части холмогорцев, после того как выпитое вытеснило из их голов осторожность — были обычны и ожидаемы. Скучно. Хочу в Вавчуг.

Наконец, Афанасий пригласил меня на аудиенцию. Привел с собой флотских, представил. Вежливо раскланивались и плели кружево здравиц. Наконец перешли к делу.

Как и следовало ожидать, школу архиепископ курировал особо. По крайней мере он мог рассказать практически о каждом чихе, прозвучавшим в ее стенах. И преподавали в ней не только поморы сошедшие на берег с моих птиц и апостолов, но и иностранцы, первым из которых архиепископ отловил английского капитан-командора Джона Бекгама, пригнавшего в Архангельск яхту подаренную Петру английским королем.

Группу юнг архиепископ также набрал, догадавшись, о ком пойдет речь, из моего письма. Представляю, какие крутились интриги для пропихивания своих отпрысков в этот коллектив.

Уяснив обстановку, и вполне ей удовлетворившись — озвучил планы работы школы, и в частности царевича, на это лето. Раздал листки с расписанием мероприятий. Поспорили с архиепископом о необходимости вывезти юнг на апостолах и птицах в Белое море. Поругались. Помирились. Пригласили на собрание Алексея, которому все равно уже пора было на боковую.

Алексей присоединился к нашей стайке морских волков, отягощенной духовным медведем, со странной робостью. Вроде, он знал, зачем мы идем в Холмогоры. Но вот дошло дело до начала учебы, и в царевиче проснулся девятилетка, высматривающий мамину юбку. Кстати сказать, мать его, Евдокия Федоровна, уже скоро год как подстрижена в Суздальско-Печорский монастырь — так что Алексею стоит присмотреться, для этих целей, к камзолу грека Яна.

Внушение царевичу особых проблем не вызвало. Мог бы сделать его сам и много раньше, но уступил эту роль архиепископу из политических соображений. Да и просто у Афанасия солиднее получилось. И божий промысел присутствовал.

Ну а тема внушения была очевидна. Слушаться старших, как государь велел, не драть нос перед юнгами — они ведь его будущие морские офицеры, а с флотом будущему государю надо дружить, впрочем, как и с армией. Но и спуску не давать, так как назначаем его капралом над юнгами.

Одним словом, надавали противоречивых напутствий и отправили спать. После чего сидели до глубокой ночи, строя и отстаивая планы. Прервала наш затянувшийся и, если честно, забуксовавший мозговой штурм хорошо известная мне личность.

Часто и мелко кланяясь в палаты пробралась моя травница — бабка Миланья. Вот кого тот ожидал меньше всего увидеть, так это ее. Оригинально они с Таей отреагировали на мою просьбу тысячелетия назад — обеспечить архиепископу долгую и здоровую жизнь. А кто же теперь мне в Вавчуге лечебные чаи заваривать будет? А у меня ведь ударное лето намечается!

Вгляделся в довольное и даже вроде помолодевшее лицо Афанасия, и подумал, бог с ним, с чаем.

Скороговорку Миланьи разбирал только Афанасий, у меня, за годы отсутствия пропал навык. Но и так все было понятно — соколики засиделись, а отвар остыл и вообще …

Стали прощаться. Моим флотским завтра с утра принимать школу и вносить в нее самодержавный дух, а мне лететь в Вавчуг. Была мысль выйти в ночь, но архиепископ уперся. Ему же хуже — у меня еще несколько идей дозрело, буду пережигать ему свечи — в следующий раз десять раз подумает, прежде чем стоять между одержимым и его игрушками.

А идея всплыла простая — газогенераторы. Пока у меня нет нефти, могу и на газу запустить пробные двигатели. Да и цементировать сталь будет проще, а то цементирование в угле уж очень много времени у нас отнимает. И проблему с опилками и щепой решу, прессуя их в топливные брикеты. А в перспективе так и солому прессовать можно будет, а ее сотни тонн только на моих артелях наберется! Переведу топки на биотопливо, чего зря леса жечь. Вот только вспомнить бы устройство — а то самым ярким воспоминанием на эту тему был эпизод фильма про Штирлица, когда он дровишки в бак газогенератора своего автомобиля подбрасывал. Собственно, бабка и навела на ассоциацию с разведчиком, майором Исаевым. Ночка предстоит интересная.

Утром дождь кончился. С постели меня буквально стаскивали — видимо некому было порекомендовать пригласить для этой цели два капральства семеновских будильников.

Зато вышли в Вавчуг спозаранку, отстояв только положенную заутреню и отдав должное церемонии прощания. Можно подумать, меня еще на пару лет провожают. Не дождетесь! Теперь в Холмогорах буду частым гостем.

Весла плеснули Двинской водой, разгоняя струг, на который перегрузили наши вещи, в том числе и особо ценные, в сторону Вавчуга. Форштевень струга закрутил усы, разбежавшиеся от него чередой волн, и довольно зажурчал. К обеду будем дома.

Спустился под палубу, поговорить с Ермолаем. Надо бы еще извиниться, что весь поход сидел за бумагами и уделял ему слишком мало времени. А вот за натравливание на него царевича — извиняться не буду, в конце концов, он защитник веры, а значит должны быть и нападающие. Выходит, это ему мне надо спасибо говорить, за предоставленные испытания. Но, только скатившись по трапу, точнее по бревну с зарубками, которое тут его заменяет, понял, что благодарности от Ермолая не дождусь. Интересно что его больше расстраивает, мое невнимание к выздоравливающему, отсутствие привычных бесед или масса новых эскизов, которые прошли мимо него. Оказалось, второе и третье. А на первое Ермолай плевал, со всем положенным ему по сану смирением. Ладно. Прямо сейчас и наверстаем. Его мнение по нескольким вопросам меня сильно интересует. Но строить храм и на канонерке не дам! Просто негде.

Струг шел к солнцу, поднимающемуся из-за холмов и небольших рощ. Омытая вчерашним дождем земля прихорашивалась весенним нарядом и кокетливо стреляла в нас бликами, отражающимися от мелкой волны, гоняемой по Двине легким ветерком. Благодать. Только холодно.

Ермолай выбрался на палубу вместе со мной и наслаждался весенним днем, подставляя низкому солнцу лицо с прикрытыми глазами. Все же ранение на нем сильно сказалось, хотя, прежняя живость к нему постепенно возвращалась. А язвительность, так не просто вернулась, а привела своего дружка — сарказм — и объявила, что теперь они будут тут жить вместе.

Вывернув за поворот Двины — вышли на финишную примую, до дома меньше пяти километров, и деревня, да какое там деревня, уже скорее маленький городок — заявила о себе дымами, поднимающимися прозрачной дымкой на востоке.

Начал нервничать, как перед боем. Вроде домой иду, где все хорошо, судя по отчетам — но сердце стучит чаще и живот поджимает. Пробило на говорливость.

Начал, уж незнаю по какому кругу, советоваться с Ермолаем, что делаем в первую очередь, что во вторую и кому что поручаем.

— Князь, отложи труды. Давай просто дойдем домой ноне. О делах назавтра поговорим

Ермолай даже глаз не открыл.

Кого бы еще потероризировать? Мои морпехи благоразумно отступили на корму, а экипаж струга был полностью новый, отправленный в этот переход Афанасием. Оставалось только присесть рядом, закрыть глаза, по примеру Ермолая подставляя лицо солнцу, и сбежать от мандража в мысли. Мыслей было много, они толкались локтями и подпрыгивали, пытаясь обратить на себя внимание. Обозрел эту бесконечную толпу и окончательно приуныл. И это все мне реализовывать? Ну, вот эти, что поближе и прорисованы рельефно еще ладно. А вон те полупрозрачные? С ними то как? Они ведь теперь развоплотиться отказываются, и требуют к себе внимания. А если присмотреться, то многие мысли уже держат на ручках младенцев — зря я такую толпу оставил на несколько месяцев без присмотра.

Мысленно сел на крепостной стене своего форта разума, который ограждал мою, не особо крепкую, психику от затопления гомонящей толпой мыслей, простирающейся везде, куда хватало взгляда, и тяжело вздохнул. Сидеть в осаде — не мой стиль, да только один в поле не воин. А мои воины еще не скоро подрастут. Хотя, часть мыслей могу перебросить своим мастерам — пусть они мучаются. Надо только эту толпу рассортировать.

Приказал стражникам на воротах опустить подъемный мост и открыть калиточку в воротах, пропуская мысли по одной, ну или с младенцами, коль уж нагрешить успели. Часик посортирую и сбегу.

Очередная мысль жарко доказывала, что если прямо сейчас не начну заниматься ледоколами, то Северного морского пути мне не видать. И при этом пихала меня в бок. Потом просто откровенно стукнула, так, что глаза сами распахнулись, уколовшись о лучи солнца.

— Подходим князь!

Рядом стоял морпех, помогающий подняться Ермолаю.

Вскочил на ноги, сердце опять застучало. Прямо по носу лежал Вавчуг, подросший и возмужавший. Гордо демонстрирующий новые корпуса цехов, еще светящиеся свежим лесом и старые корпуса, глядящие на реку новыми, застекленными окнами. Над цехами поднимались дымки, и трепыхались на ветру подобно платочкам, встречающей толпы вавчугцев, высыпавшей на несколько причалов у складов. Сердце застучало чаще. Вторя ему ударили стаккато пушечных залпов из пары береговых башен. При этом в звуке выстреллов отчетливо различил шелест снаряда, прошедшего где-то рядом. Они что? Решили под торжественный случай потренировать пушкарей по настоящей цели? Губы сами расползлись в улыбке от уха до уха. Дома! И вокруг такие же безбашенные. Надеюсь, хоть болванками стреляли.

Ткнуться стругу в причал не дали. Толпа встречающих поймала борт лодки, многорукой гидрой, еще за метр до настила, и плавно повела струг, передавая борт из одних рук в другие, пока не добрались до начинки, трусливо сбежавшей в корму.

Хотел толкнуть речь, но никто не спрашивал моего мнения. Несколько мужиков просто запрыгнули на борт и деловито передали меня встречающим.

Плыл над толпой в сторону эллингов. Похоже, новая традиция появляется. Есть смысл преобразовать один эллинг в городской клуб. И с музыкой, и со светотехникой и … Новая мысль радостно присоединилась к огромной толпе мыслей осаждавших форт моего разума. Ей пожимали руки и хлопали по плечам. Несколько хорошеньких мыслей строили глазки, боюсь, и у этой мысли скоро будет пополнение. Пришлось быстро объяснять новичку правила, и отправлять дожидаться своей очереди. Не скорой.

Речь все же толкнул. Хорошая речь, продумывал ее ночью, а на заутрени в Холмогорах надергал от святых отцов божьего промысла и вставил в речь, судя по реакции народа — удачно. Покаялся, за потерю «Орла» — обещал поднять его и поставить на пьедестал в Константинополе на главной площади перед храмом. Не врал, у меня это стало идеей фикс.

Митинг плавно перерос в праздник. Причем, бабы начали приносить вкусности еще до окончания моей речи, так что мой рассказ о героической борьбе Крюйса и светлое будущее оканчивался под веселый гомон толпы и приготовления к большой пьянке. Ну и ладно. Свернул посулы о светлом будущем, и дал отмашку на веселое настоящее.

Окунулся в веселящуюся толпу и отдался на волю водоворота, немедленно образовавшемуся вокруг меня. Мелькали радостные лица, желали здоровья. Кланялись. Никто не позволил себе панибратски похлопать князя по плечу, и даже предложить выпить. Пришлось добывать выпивку самому. Заодно и пообедал. Вкусно, давно так не ел — может потому, что ощутил себя дома.

До мастеров добрался только через час. Такое впечатление, что они от меня прятались. А потом разом окружили насытившегося князя, требуя к себе внимания. Выпили еще по чарке, и втянулись толпой в эллинг. Толпа мастеров стала заметно больше, эдак, раза в два. И капралов в ней мелькало больше десятка. Только егеря мои не размножились почкованием, как были трое, так и остались. Хотя, как выяснил позже, размножились они иным способом, найдя себе половинок в разросшимся Вавчуге.

Мастера пытались говорить наперебой, рассказывая о своих достижениях. Благожелательно кивал на этот сумбур и улыбался. Дома! Жаль только, ненадолго.

Поговорить отдельно с каждым еще успею, пока наслаждался общей атмосферой.

Как первые страсти поутихли, не удержался, объявил летучку и велел всем рассаживаться — благо эллинг был полон пиломатериалами.

Повел рассказ о летней компании по второму разу, но уже не о подвигах Корнелиуса, хоть и в этом ключе — а о поведении матчасти. Разбирал по косточкам, заглядывая в блокнот, каждый отказ и дырку в бортах. Даже ткачихам поставил на вид расползающиеся паруса. У османов, паруса из английской парусины, почему-то не расползались от попаданий. А наши — имеют такую тенденцию.

Обратил внимание, что многие чиркают в блокнотиках. Надулся от важности — не все же им с меня плохие примеры перенимать, а то неудобно видеть, как многие начали курить — хоть раньше ни одного курящего не видел.

Часа за два вывалил из блокнотика все, что наболело. Так как эта операция у меня проходила уже по четвертому разу — первые три были в Воронеже, Липках и Туле — то формулировками пользовался отточенными, вот и справился быстро.

Веселье на улице обороты снижать не собиралось. Периодически дверь в эллинг приоткрывалась, впуская с улицы праздничные шумы, но тут же захлопывалась, не давая понять, чей любопытный глаз осматривал наше собрание.

Поставил к дверям морпеха, велел ему сделать строгое лицо и всех любопытных им отпугивать. Похоже, поставил нереальную задачу, так как морпех только и смог развернуться от меня со строгим лицом. А как пошел к двери, даже по затылку, по шевелению ушей и форме скулы стало понятно — улыбается во весь рот. Пусть его, главное — никого не пустит, и уши греть на нашем разговоре не даст. Сам греть будет.

Окинул взором чуть притихшую толпу мастеров, явно понявшую, что неспроста такие меры. Мысленно ворошил память, вспоминая людей, стоящих за этими лицами. Вроде всех знаю — одних больше, других меньше. Некоторых еще подмастерьями помню. А капралы все из первой сотни, так как помню и их — но рядовыми. Жаль только, имен всех не помню. Плохо у меня на память с именами. Вот зрительная память отличная — и она мне подсказывает, что ничего плохого за этими лицами не числиться.

Остановил взгляд на паре святых отцов и присоединившемся к ним Ермолае. Задал вопрос, фиксируя их взгляд.

— О делах государя дальше речь вести буду. То дела тайные, и ни пол слова из этих стен уйти не должно. Все ли тут мастера готовы такое доверие оправдать?

Мастера зашумели, подтверждая, что оправдают. Вопрос то, вроде как в толпу был задан. Один из святых отцов степенно кивнул, не отпуская моего взгляда. Ну и славно.

Пара моих морпехов пошла по эллингу — молодцы, сами догадались.

— Ну, коль так. Слушайте внимательно. Думайте. Но даже родным ни слова не передавайте.

Начал рассказ о планах Петра на северную войну. Буквально через пару фраз народ зашумел, в специально оставленной в рассказе паузе. Подождал, пока мастера поделятся друг с другом распиравшим. Продолжил набрасывать штрихи общих задач. Государь собирает армию — нам разработать для нее все самое лучшее. Сами сделаем, что сможем — а Урал, Тула и Липки нам помогут. Но, чтоб они помогли — надо наши разработки подкреплять станками и мастерами, которые на эти заводы отправим. Много надо будет людей отослать. А к нам еще больше принять.

Прервал разгорающуюся было полемику — мол, самим мало. Рассказал, как в Липках и Туле рабочие при лучине абразивом детали точат. Вручную. Удовлетворенно вслушался в гробовую тишину. Привыкли вы, мастера к хорошему. Подзабыли уже, что Россия не только МКАДом ограничена.

В тишине продолжил. Была раньше мысль, расписать наше ближайшее будущее. Но сегодня, видимо под воздействием последней чарки — поменял решение. Предложил мастерам думать, что они могут предложить для победы над Шведами. Чтоб каждый наш солдат мог стрелять лучше шведов, и защищен был, и накормлен, и хворей не знал. И при этом — солдаты эти сплошь новобранцами будут, и всякие заумности им противопоказаны.

Дошли и до флота шведского. Зачитал из блокнота силы противника, расписал примерные характеристики кораблей. Поделился всем, что было. Но о своих решениях не сказал ни слова — успею еще, пусть действительно мастера подумают, а то у меня уже глаз замылился.

Расходились еще через два часа. Обсуждения, что можно сделать, прервал — велел всем мастерам хорошенько подумать, да планчики на бумаге накидать. А послезавтра поговорим. Завтра буду с заводом по-новому знакомиться — чувствую, много необычного узнаю, уж больно много дымов поднималось. Да и толпа встречающих была неожиданно большой, и это при условии, что завод и теперь продолжал рассыпать над рекой звонкий перестук своей работы.

Расходились вяло. Большей частью, толпясь кучками, и обсуждая услышанное. Самая большая кучка образовалась, понятное дело, вокруг меня. И было подозрение, что остальные кучки просто ждут, когда вокруг меня освободиться для них пространство.

Вопросы звучали правильные, уже без праздничного ажиотажа. Пришлось немного приоткрывать планы и сыпать намеками. Но до идей пускай дозревают сами.

Наконец добрался до дому. Как обычно на таких праздниках — окольными путями.

Наши вещи уже разгрузили и перенесли в подвал, который в Вавчуге считали, видимо, княжеской казной. На счет казны — теперь это в самую точку, однако, кроме ценностей тут и более дорогие вещи есть. Один мой катамаран чего стоит, вместе с туристским снаряжением. И к этому в нагрузку стеллажи с мыслями, которые просочились через форт разума и легли на бумагу. Тем не менее, посты морпехов не зафиксировали еще не разу попыток покуситься на скромный терем князя. А стоящая недалеко башня, поводя стволами, не позволяла никому причаливать к этому участку берега. Ну и святые отцы не дремлют, так что, продолжу пополнять коллекцию чертежей спокойно.

Мой дом, внешне не изменился, все так же маня меня чердаком. Только прирос сараюшкой, и окна стали огромными, по северным меркам, и застекленными. С занавесками.

Дом встречал духовитым теплом, резко контрастирующим с сумеречной прохладой улицы, и радушием хозяйки, повисшей на моей шее при полном попустительстве улыбающегося рядом супруга.

— Что ж, Надежда да Кузьма — так и захотелось добавить, одна сатана, но сдержался — размещайте пару новых постояльцев — это морпехов имел в виду, категорически отказывающихся уходить в казармы не оставив при мне пару человек даже в Вавчуге — И меня за одно уж.

Про себя, это для красного словца добавил, а они и разохались, мол, какой постоялец? Отец родной. И что готово все — уже второй день дожидается. И пироги, и … Одним словом, понеслось перечисление всех благ жизни, из которых расслабившийся слух выдернул ключевое слово, чуть не утонувшее в медовом потоке.

— Натоплена говоришь? Так с нее и начнем!

Уже поздно ночью, ворочаясь на непривычно мягком тюфяке, явно пуховом, вместо привычного, соломенного, вспомнил о делах. Искренне удивился — никто не заглянул на огонек вечером, чего ожидал, и в больших количествах. Может, дали отдохнуть, а может, и без меня прекрасно справляются. Ничего, завтра все и узнаю.

Утро шептало дождем по крыше, об уходящем времени. Будто песчинки пересыпаются в клепсидре жизни. 23 мая 1699 года. До времени «Ч» осталось каких-то полмиллиарда капель дождя, и тысяча капель уже прошуршала по крыше, пока изволю философствовать спозаранку.

Внизу тек неторопливый, приглушенный, разговор, брякала утварь, и одуряюще пахло стряпней. Надежда давно выработала способ будить меня бесконтактно, один раз даже застал ее размахивающей большим рушником, загоняющей запахи на чердак — она, конечно, от всего открестилась. Но хитринка в женских глазах заставляет подумать, о гигантской палитре способов управлять мужчиной, доставшейся им от предков. Жаль только, что к моему времени из этой палитры они сохранили только слезы и ссоры.

Спустился в гостиную, прямо к накрытому столу, который лишний раз намекал, что Надежда не только знала действенность способов выманить меня вниз, но и прогнозировала время их срабатывания. Сплошные аналитики выросли, может в штаб ее определить?

Какие только мысли не лезут в голову до моциона. Но холодная вода ставит их на место.

Стол встречал не только поздним завтраком, но и большой компанией, из управляющего и, как предположил, двух его подмастерьев. Судя по сухому и довольному виду гостей — сидят тут они уже давно, аккурат с заутрени.

За едой, по традиции, говорили о погоде и бабах. Поинтересовался у Надежды, отчего они с Кузьмой не обеспечивают поморье кадрами. Надежда отшутилась, но как-то грустно — эта грусть царапнула сердце. Мысленно огляделся вокруг и задумался. Уже почти пять лет тут. Оброс людьми, и, смею надеяться, друзьями. Да только общение выходит несколько однобоким. Вот, к примеру, управляющий напротив. Могу расписать его сильные и слабые стороны — а как он живет, женат ли, не говоря про детей — сказать не могу. Даже имя его приходиться вспоминать, перерывая беспорядочные кладовки памяти. Плохо.

Подхватил пустую миску, отошел к шурующей в печи Надежде, начал тихонько выспрашивать.

— Отчего, свет наш Надежда, не оглашает сии своды детский смех? И не сметь мне, вновь отшучиваться — все как на духу говори!

Мдя, пошутить решил. Высоким слогом. Ну, она мне и выдала в лоб, что мол, она с Кузьмой на службе у меня, как и многие другие бабы — а таковым детей не положено моими же распоряжениями. Только вот бабы на заводе поработали контракт, и ушли — а Надежде это не дано.

Высказав пулей, что наболело, моя хозяйка начала скороговоркой сдавать назад, рассказывая, как они все понимают, и не в обиде и так далее. Думал, под это, о своих косяках. Похоже, пора проводить инвентаризацию — накопились проблемы недопонимания. И, по-видимому, не только дома.

— Надежда, что ты говоришь такое? Мы с тобой контракт не заключали, ты вольна жить — как сердце велит. И не помешают мне дети, меня дома то годами не бывает!

Прервал разгорающийся пожар благодарности

— И знаешь, просьба у меня к тебе важная. — сделал паузу — Поговори с бабами, они все про всех знают, может, еще кто меня не так понял, и теперь мучается. Может, еще обида какая, а мне о том неведомо. Не хочу за спиной сор оставлять. Считай, назначил тебя хранительницей бодрого духа завода и городка!

Надеялся пошутить, но Надежда восприняла все очень уж серьезно. Завздыхала, с обычными отговорками о недостойности и поиске лучших кандидатур. Ау! Кандидатуры достойные! Где вы? Тишина.

Это в мое время на должность чиновника кандидатуры валом валят, распихивая локтями и крича о своей достойности. Тут ситуация иная, пока сам не назначишь — никто не рвется. Зато назначенный — трудиться на совесть, доказывая не столько мне, сколько себе, и всем окружающим — что он Достойный. Правда, гнильца «достойных» уже поползла. Как обычно у рыбы — с головы.

Вернулся к столу, сел напротив управляющего, продолжающего прихлебывать чай с печивом и лукаво меня рассматривающего. Усмехнулся ему в ответ

— Да, и у меня проруха бывает. А вы все молчите, и мне о том не намекаете. Вот теперь и расхлебываете. И начнем расхлебывать с тебя.

Управляющий уже откровенно улыбнулся, и хотел, было, начинать доклад.

— Э, нет. Похорошевший завод видел еще с воды, и что сказать можешь много — ничуть не сомневаюсь. Только хороший мастер ценен своими учениками.

Сказал это, и задумался — по этой схеме себя могу оценить на твердую единицу. Ну, с поправкой на себялюбие — на двойку. Но никому об этом не скажу. Продолжил.

— Вот ученикам твоим и доклад держать. Да подробный, что да как сделали, а главное, зачем и почему именно так.

Полюбовался на пропавшую улыбку, откинулся на стену, с удовольствием почесав об нее спину, и помахал рукой, прихлебывая чай, мол, начинайте.

Подмастерья сбивались. Пожалуй, надо по всем цехам такую экзекуцию провести. Тем не менее, рассказ ковылял по очень интересной дорожке. Пару раз управляющий вмешивался и поправлял подмастерьев, за что не забывал его попенять — где он раньше был, и почему ученики не прониклись глубиной его замыслов.

Повествование выходило долгим, а с учетом его некоторой хромоногости обещало занять еще много времени. Но дуэт подмастерьев героически вел рассказ через буераки прошедших лет, шатаясь под встречным ветром внимания, однако, не сбиваясь с курса. Это радовало.

Еще больше радовало положение дел. Завод уверенно встал на ноги. Недостатка в рабочих больше не было, со всех концов приезжали наниматься. Управляющий поступил мудро, не давая перспективным работникам от ворот поворот, а селя их в постоянно расширяющейся рабочей слободе, и нанимая на вспомогательные работы, если вакансии на заводе отсутствовали.

Таким образом, завод обзавелся, с согласия Бажениных, подсобным хозяйством. Своими бригадами лесоповала и углежогами. Даже костяной клей мы теперь варим сами, и из своих скелетов. В смысле, из отходов наших рыбных и мясных артелей. Но и это еще не все. Добытчики теперь на наших окладах — сами попросились. А караваны снабжения Урала вообще чуть не забастовку устроили, желая числиться при заводе.

То, что все это стоит нам несколько дороже, чем прежняя система расчетов — окупалось возросшим качеством поставок, да и бодрый настрой дорогого стоит. Достаточно сказать, что на заводе прошло поветрие — все обзаводились бляхой с орлом, которую штамповал еще для своей кокарды. На личные деньги обзаводились, между прочим. Зато теперь, гордо щеголяют этими бляхами по всему поморью, задирая нос. Ей богу, дети.

Много было и технологических усовершенствований. От одного только поточного литья стекла — впал в ступор. Такого им не рассказывал, сами догадались, что поддоны с оловом не обязательно заливать циклически, можно и потоком лить, только снимать стекло успевай, да резать его. Ну, орлы! Похвалил. Становилось понятно поголовное остекление завода и поселка.

Кроме новых домов рабочей слободы, построили еще один эллинг. Заказов от ганзейцев пришло много, да и остальные иностранные купцы оббивают пороги с заказами на птиц и апостолов. Однако, следуя моим указаниям, купцов пока кормят обещаньями, ссылаясь на загруженность. Сумма потенциальных заказов на корабли выходила очень значительной, и, как и следовало ожидать, росла как на дрожжах. При этом рост обуславливался не столько количеством заказов, сколько возрастающими суммами, которые купцы готовы были платить за корабль. Надо промариновать их, еще чуток, и начинать коммерческую постройку судов. А для этого еще больше расширить завод, у меня самого планов — громадье.

Железа запасли много, в основном шведского. Оставшаяся часть — карельские крицы и совсем тонкий ручеек с Урала, доставляемый обозами снабжения. С Уралом надо срочно решать — шведы на нас могут скоро обидеться.

Прервал подмастерьев, попросил управляющего собрать ко мне завтра вечером пару мастеров землекопов, что заведуют строительством завода. И задуматься о большом количестве людей в земельные бригады — будем много копать, а главное, учиться, как это правильно и быстро делать. Для отличившихся, у меня есть высокооплачиваемая, руководящая работа в теплых странах. Точнее — будет работа, никуда она не денется. Но копать мотыгами, как это видел на Дону — не наш метод. Вот вечером и обсудим методы и способы. А потом будем их осваивать до тех пор, пока железо с Урала не потечет полноводной рекой к нам в Вавчуг, не взирая на свой удельный вес.

Подмастерья продолжили рассказ, заметно приободрившись после выпитой, пока мы с управляющим отвлеклись, кружки чая. Одной на двоих, кстати. Стеснительные они какие-то. Ну и что, что одну из их кружек выпил, как добавку к своей? Надо же мне было как-то заливать свою оторопь, от их рассказов. Могли бы и еще налить. И мне, кстати, не помешает. Налил сам. За одно налил и поперхнувшимся подмастерьям.

Потом со двора вернулась Надежда и засуетилась по хозяйству. Так как пришла не одна, а с Ермолаем и парой мастеров кораблестроителей, видимо, не дождавшихся меня на верфи. Если так пойдет и дальше, то тут скоро соберется большая толпа. А с другой стороны, интересные новости становятся еще интереснее в теплом доме с радушной хозяйкой, чем под мерным дождем, отсчитывающем краткость отпущенного мне времени.

Велел всем рассаживаться, но подмастерьев не прерывать. На чем мы остановились? На большой домне? Вот с нее и продолжаем…

Обедали все еще дома, и уже большой толпой. Как и следовало ожидать, постепенно ко мне подтянулись все мастера, присутствовавшие на вчерашнем собрании. Сделал вывод, что мой дом для этих сборищ стал откровенно маловат. Надежда еще пару подруг привела, отягощенных корзинами с готовой снедью.

За обедом мастера чинно и тесно ели, но глаза выдавали лихорадочное желание поделиться идеями и достижениями. Причем, достижения были на втором месте, знаю точно, сам такой. Так что, отпустил выдохнувшихся подмастерьев, мысленно сверил список присутствующих, со списком, одобренным вчера святыми отцами, и пригласил всех на чердак — там места больше. По крайней мере, мне так казалось. Но скрипучая лестница так долго вливала под крышу моих гостей, что задумался о большом зале совещаний в заводоуправлении. Обрастаю бюрократией, однако.

О чем пойдет речь, под шелест дождя — очевидно было всем. Вопрос только, кто первый вывалит на меня плоды своей бессонной ночи. Судя по глазам, ночью удалось поспать только мне. Начал сам.

— Мастера. Вижу, что задумки из вас выпирают, аки ежик из сумы, и удерживать их вам неприятно. Но давайте начнем с корабелов, а вы их дополните.

Под одобрительный гул, на столе разложили бумаги мастера верфи. Хорошо, что на стуле сидел, и сердце крепкое. А то парусно-весельный вариант плавучего набора десятка наших башен, прикрытых железными листами — мог довести до инфаркта. Однако, ключевое слово — железный корабль — прозвучало. И затихло, испугавшись своей смелости. Как и мастера, поедающие меня глазами и не ведающие, как реагировать на мои скептически поднятые брови и общее ехидное выражение лица.

Разулыбался откровенно, тут же похвалив насупившихся мастеров — а то опять меня не так поняли.

— Мне нравиться. Спасибо вам за смелость. Есть несколько мелких замечаний, которые надо учесть…

После чего расстрелял мастеров зачатками физики, которые они уже успели освоить.

А какой толщины железо ставить будем? … Даааа??? И сколько оно, по-вашему, весить будет? … Хорошо! Даже если мы найдем столько, переплавив в вашу корабельную кирасу все, в том числе стволы пушек и вилки с ложками — то, как мы с этой тяжестью маневрировать будем на этих парусах? Веслами?… Нет мастера, слишком тяжелый корабль получается. На него столько парусов не навесить, сколько ему потребно, никакими силами.

А веслами…, гм, было бы железо, в неограниченном количестве — провел бы такой эксперимент и посадил вас на весла.

Замечтался. А что? Оставил бы этот эксперимент в составе флота. Прекрасная плавучая батарея! Главное, будет, куда посылать на практику нерадивых курсантов и офицеров — один переход на этой батарее от Архангельска до Соловков и обратно станет весьма мобилизующим. А для особо упертых, будет ежегодный переход Архангельск — Любек и обратно. Нет, ежегодный не получится, они год только до Любека грести будут, мечтая о вахтах в башнях. Хорошая идея. Преподавателям морских школ и командирам кораблей понравиться.

Мастера дождались, пока выпаду из мечтаний и перестану черкать в блокноте призрак пугала грядущих гардемаринов, после чего принялись отстаивать свою «Черепаху». Так ее, кстати, и назовем.

Обсуждали нюансы и вносили поправки. Включился в работу уже на полном серьезе, одного такого монстра построить стоит, именно в воспитательных целях. Но те так. И не сейчас.

Постепенно подвел корабелов к этой мысли, и повел дальше. Какой нам нужен корабль? Одетый в кирасу? — Прекрасно. Но коль на кирасира надеть наковальню вместо нагрудника, да еще пару наших якорей на спину — то он может и будет защищен — вот только толку от него? Это наше чудо-оружие солдаты противника просто обойдут, разомкнув строй, и пойдут дальше. Потребен нам корабль не просто хорошо защищенный, не только нашпигованный орудийными башнями — но еще и быстрый, как Орел.

Упоминание Орла опустило тишину. Мои мастера поняли самое главное. Корабль будем строить. И если верить моим словам — корабль этот будет чудом. А чудесам в это время принято было верить. Так что, вопрос возник только один.

— Мастер, а как корабль назовешь? Может «Орлом»?

И столько детской надежды в словах не молодых мужиков звучало, что чуть было, не согласился. Поднялся со своего любимого стула, единственного тут со спинкой, походил по чердаку.

— Нет, мастера. «Орел» не вычеркнут из списков флота. И второго не будет. Но мы построим корабль, в который воплотим дух Орла! Только и оболочку нам надо сделать подстать этому боевому духу!

Вновь повисшую на чердаке тишину разорвал тихий шепот, уж и не знаю чей.

— «Святой Дух»

И на мне вновь скрестились полные надежды взгляды.

— Да будет так! Но, только вам, корабелы, теперь серьезно подумать надо. Чтоб кораблю это имя не стыдно давать было! Помыслите пока, над тем, что мы тут обсудили — а завтра еще поговорим. Поделюсь с вами новинками, что за границей подсмотрел, а вы решите, как их гоже на мысли ваши положить. И, орудия, кстати, сотого размера берите. Семьдесят пятые — слабы, для линейных кораблей оказались. А вот про орудия мы дальше и поговорим. Ну-ка, оружейники — показывайте, чем порадуете, вижу, что вы аж подпрыгиваете, как о ваших любимых детищах заговорили.

И стихийный мозговой штурм вновь понесся по ухабам проектов, выбивая из них искры откровенного бреда и, слой за слоем, счищая окалину со стальной сердцевины идей.

Идей созрело много, и то, что все эти младенцы не могли пока не только ходить, но даже агукать — дело не меняло. Это были не мои идеи, а их. Уберег мастеров только от заведомых ляпов, которые им стали бы понятны после реализации. Нет у меня времени на метод проб и ошибок — буду щедро делиться «заграничными» новинками и принципами, а они уж приставят их к делу, ничуть не сомневаюсь.

Кстати, именно на этом, первом, мозговом штурме высказали идею кирасы для солдат. Той, что из стальных пластин, вложенных в кармашки парусинового нагрудника. Только идея была изначально на пластины по всему телу. Но тонкими намеками, что заставлю их все это носить каждый день — сократили число пластин до минимума. Спину солдату подставлять не положено, да и осколки по полям сражений пока не летают, а из ранений, с которыми невозможно пока справиться — это живот и грудь. Плюс еще, чтоб сгибаться было возможно, и чтоб пули рикошетом в товарища сбоку не шли. Вот так и получился солдатский жилет на три пластины с войлочным подбоем и закраинами.

Но этот же штурм показал, что мои мастера просто буксуют без принципиально новых знаний, работая как кавитирующий винт — вхолостую. Нужны курсы повышения квалификации.

Прервал обсуждение, когда мы откровенно забуксовали на новых станках для заводов. Точнее на приводах для них. Что же, пришло время откровений. Как их только начать? Боюсь, если скажу, что ко мне спустился пророк и провозгласил о силе пара — мне поверят. Вот этого и боюсь.

А с другой стороны — не хочу, чтоб мои специалисты думали, будто за бугром есть кто-то лучше их. Одно дело, всякие заграничные мелочи на ус намотать — и другое дело, прорывные технологии. Тут мои мастера должны быть первыми, и знать об этом.

Пришлось начинать с дурацкого — «Знаете, вот подумал тут …». А дальше все пошло как по маслу.

Кто же не знает, как крышка на котелке подпрыгивает? Обратно падает? Так она тонкая! Как котелок откроется, пар из него выходит, и крышка обратно падает, пока под ней пар вновь не соберется. А будь она толстая ну, с пол котелка хотя бы, и заходи в котелок как пробка в бутыль — то пар ее будет выдвигать уже дольше, пока не выплюнет. А коль у котелка длинное горлышко сделать — то наша крышка-пробка еще дальше убежит.

Мысленно представил те добрые слова, которыми меня помянут сегодня или завтра жены моих мастеров. Не сомневался в двух вещах — что мастера попробуют, и что жены будут недовольны. Видимо под этими знаменами и будут проходить наши «курсы» повышения квалификации.

Для котелка с длинным горлышком тут же нашли несколько применений. В том числе кузнечный молот поднимать. Не стал пока прогресорствовать дальше, порекомендовал мастерам подумать, где в этом деле подводные рога спрятались — а то кузнецы уже в цеха бежать намылились — эксперименты ставить. Нет уж, хватит мне пока недовольных жен. Ошпаренные рабочие будут уже перебором. Спустился на крыльцо покурить, оставив за спиной разгорающийся спор.

Дождь по-прежнему отсчитывал бытие звоном утекающего времени. Вот и еще пол миллиона капель утекли из отпущенного мне, до войны, срока. Зябко.

На крыльцо вышел Кузьма, поблагодарил, непонятно за что, позвал вечерять. Мастера, мол, уже спускаются.

Вечеряли молча и сдавленно. В прямом смысле. Шпроты в банке и то вольготнее лежат, чем мы за столом сидели. Если и эти посиделки попытаются сделать традицией — сбегу в Холмогоры. Там хоть трапезная у архиепископа побольше. Теперь понимаю достоинство больших хором. Порой это не выпендреж, а производственная необходимость. Для Афанасия, наверняка, это еще более актуально, чем для меня.

Намекнул мастерам, что очень рад их всех видеть, но хочу еще и к морпехам сходить. А время уже позднее. Расходящихся мастеров напутствовал обещанием в течение этой седмицы рассказать много нового. Но и проекты с них потом спрошу строго.

Время терять, было безумно жаль — в столе лежали уже готовые эскизы, для них только макетирование провести оставалось. Вдохнул вечернюю морось, передернулся под тонким бушлатом, быстро теряющим тепло дома, и двинулся в казармы — обеспечивать бессонную ночь не только мастерам.

Мои тени пристроились за спину, тщательно проверив, не злоумышляет ли против меня калитка, и не вырыты ли ямы прямо в деревянной дорожке. Мощеные дороги — это, кстати, еще одно нововведение управляющего. Надо ему будет зарплату поднять — месить грязь теперь не придется. Правда, сделаны они были для телег и тележек, что говорит о возросшем обмене между цехами. Тем не менее, людям это нововведение пришлось весьма кстати. Особенно ночным сменам.

Все мастера жаловались в один голос, что из мельничного ручья выжали все, до крохи — а энергии не хватает. Цеха работают по графику, отключаясь и подключаясь к валам колес. И это здорово портит жизнь — ночные смены теперь — явление обычное. Вот такое неожиданное нововведение.

Вообще, обновок для завода было много. К счастью, не все такие печальные. Даже пожарную часть ввели. Управляющий особо гордился, что «решеточную команду» отрядил строго по «Наказу о градском благочинии» изданным еще батюшкой государя нашего. Почему пожарных назвали решеточной командой — так и не понял, но теперь завод и поселки патрулировали эти решеточники, гремя ведрами и крюками, положенными им согласно «Наказу». Крюки они носили на плече, подобно фузее, а ведра цепляли на крюк. Получалось звонко, хоть и потише дудок семеновцев. Патрулировать пожарники предпочитали по мощеным дорогам, и встретились мы аккурат у эллингов. Сделал зарубку в памяти, что надо запретить кланяться при исполнении служебных обязанностей. А то чуть ведрами не зашибли, когда от падающего с плеча растяпы крюка уклонялся. Потерял еще несколько минут, убеждая, что на решеточников обижаться грех, в том числе и мне. Пояснять почему — не стал, народ тут очень уж впечатлительный. Проводил взглядом поспешно ретировавшуюся команду. Если управляющий еще и моровой патруль введет — на улицах будет весьма людно. Вообще, к мору тут относились серьезно. Чума, при отце Петра выкосила Россию до донышка. Мне как про нее рассказывали — обязательно о Переславле говорили, где из почти четырех тысяч жителей в живых осталось только две дюжины. Да и остальные города с селами мор не обошел стороной. Так что, пожар тут считали неприятной, но мелочью. А вот мор … Надеюсь, мои фактории скоро получат обученных хоть как то врачей. Еще один такой мор, как пятьдесят лет назад, Россия просто не переживет.

Но нет худа без добра. Патриархальный уклад жизни понес от мора невосполнимый урон. Рвались общинные связи. Выжившие уже не так цеплялись за традиции, а любимым словом патриархов теперь стало — «Вот пять десятков лет назад так бы быть не могло!.. «. Текло время, как ручейки под ногами. Народились новые поколения, которые воспринимали таких патриархов уважительно, но уже без преклонения. Теперь вот иду и думаю — а не случись этого страшного мора? С одной стороны — людей на Руси могло быть в десятки раз больше. А с другой — патриархи давно бы меня изгнали из общины, а о реформах Петра не стоило даже мечтать.

Пришли. Оценил нововведения настигшие и морпехов. Казарма обзавелась сестрой и массой подсобных сараев. Более того, новое строительство пошло по пути прописанном в моих планах для морских школ. Да кто им сказал, что эти планы оптимальны? Делал их под конкретные задачи — а вон оно как повернулось, теперь их уже считают классическими.

Собирать всех морпехов на плацу поздновато. Для начала решил ограничиться капралами и уяснить положение дел в полку. Сунулся, было, в старую казарму, но мои охранники поправили — полк обзавелся штабом.

К штабу прилагался дремлющий на тумбочке дневальный. Ничто не меняется в этом мире. Даже дежурный капрал нашелся, увлеченно вырезающий из чурбачка некий шедевр, который он лихорадочно спрятал за спиной, вскочив из-за заваленного стружкой стола.

Кинул на лавку отсыревший бушлат и картуз. Положил руки на теплый бок печи, выступающий уступом из одной стены. Бросил через плечо дежурному.

— Собирай капралов, и вели им списки с результатами тренировок личного состава принести. Дела нам предстоят большие, а времени нет.

Бурная деятельность за спиной поставила точку на моих философствованиях. Дел действительно много.

Пока дежурный рассылал свободных дневальных, прошелся по штабу. Три комнаты да большой холл, где дневальный охраняет покой полкового знамени. Теперь уже действительно охраняет, всем своим видом излучая бодрость. Улыбнулся, вспоминая себя на таком же посту. Может подсказать дневальному пару хитростей?

Капралы собрались быстро. Офицерами наш полк так и не обзавелся, их роль исполняли пара моих стрельцов с егерем. Исполняли настолько удачно, что пора было думать об офицерских патентах для них. Вот по результатам подготовки полка к северной кампании и приму решение. А пока — к делу. Расселись за большим столом для карт. Приказал докладывать по экипажам.

Мысленно подвел итог. Полк у меня насчитывает теперь восемь сотен бойцов, из которых четыре сотни можно считать обученными и получившими опыт хождения на кораблях. А вот четыре сотни находились в разной степени дозревания. Пора вводить дифференциацию.

Поставил капралам новую задачу. Разбиваем полк на несколько подразделений, и прописываем им специализацию.

Из четырех сотен последних наборов создаем береговые штурмовые бригады. Командиром бригад назначаю Бояна. С ним поговорим отдельно и по задачам и по вооружению. Две сотни абордажников готовим для штурма кораблей, но и в их программе будут изменения. Их поручаю Демиду, как лучшему рукопашнику. Одна сотня у меня остается для поручений — даже не стал уточнять которая, тем более что она и так эти мои поручения по всей стране и за границей исполняет. А вот оставшуюся сотню готовим по особой методике. Ее беру под свой личный контроль. Они у меня и дышать под водой научаться, аки рыбы, и мины к судам штопором прикручивать и корабли ночью с рейдов уводить. Капралы поулыбались шутке командующего. Только мне было не смешно. Кто бы мне рассказал, как надо обучать боевых пловцов. А то в книжках, которые читал, все больше их подвиги описывают, а вот с методиками обучения в них очень плохо. Но водолазы, поднимать Орла, мне нужны в любом случае.

Экипажи придется перетасовать по сотням, согласно новым задачам. Может даже придется экипажи разбивать — время притереться еще будет. Инструкторами для своей сотни назначаю пару моих охранников — пусть они отбирают в сотню людей, крепких да ловких, и передают им премудрости тайных. А с комплектованием остальных подразделений должны разобраться новые, и уже официально назначенные командиры. Самое смешное, что стрельцы формально мне не подчинялись, и даже в состав полка не входили. Но эта мелочь уже давно быльем поросла.

Пока за столом разгорался спор о перебросках личного состава, отозвал в холл Семена, чтоб поговорить можно было спокойно.

— Семен, уж так сложилось, что ты готовишь канониров для флота. Нужно отобрать два десятка лучших, чтоб с запасом, и за пару лет сделать из них морских снайперов. Готов даже новый чин на флоте учредить, с высоким жалованьем — так и назовем его — «морской снайпер». Но мне надо, чтоб они в любую волну могли в супостата на горизонте хоть пару снарядов из десятка положить. Могу для них даже индивидуально прицелы подогнать. Но нужны лучшие из лучших. И поручить это дело никому кроме тебя не могу!

Егерь кивал, оглаживая куцую бороду.

— Такмо и мыслил, князь. Как ты давеча о войне разговор завел, с той поры и перебираю думы, кого на твои новые корабли посадить. Да только мне понять наперед надо, что за пушки на них будут.

— Нет еще, Семен, ни пушек, не кораблей. Да только человека подготовить завсегда дольше, чем железки выделать. Готовь пока в наших башнях, а как готовы будут новые — перейдешь на них. И еще неплохо будет, коль расскажешь и покажешь, что в новых башнях поменять надобно, для удобства канонира, да чтоб меткость его повысить.

— Подскажу князь, много чего подправить не грех. Да токмо меткость, она от души. Коль чует человек пушку — попадет, как ему не мешай. А коль нет в нем чуткости, то все придумки ее не заменят.

— Ну, вот и договорились! И знаешь что, отбери к каждому канониру еще по четыре заряжающих, пусть сразу притираются друг к другу. И чтоб заряжающие могли подменить канонира, если что. Пусть не с той же точностью, но чтоб башня не молчала, если в ней хоть один боеспособный человек останется. Отбирай людей и сели в новой казарме, подашь мне списки, приму их на флотское довольствие.

Погрозил пальцем прищурившемуся Семену.

— Но за каждого человека спрошу с тебя лично! А теперь пойдем, посмотрим, как там наши капралы людей делят, а то уж больно шумно у них стало.

Дьявол прячется в мелочах. До середины ночи перемывали кости зарождающимся порядкам. Вновь и вновь перетасовывая людей по сотням и экипажам после того, как вскрывались новые грани поставленных мною задач. Например, был уверен, что все поморы умеют плавать, и любят воду. Оказался частично не прав, и мою сотню перераспределили в очередной раз, после того, как капралы поверили, что про дыхание под водой и тайные операции была не шутка.

Оставил новых глав подразделений разбираться в разворошенном мной гнезде, а сам ушел домой. Хоть три часа надо поспать, утром меня ждет карусель. Как же по ней соскучился!

Шли домой уже глубокой ночью, по дороге обсуждая с оставшимся в одиночестве охранником наши дальнейшие шаги. Шли быстро, ночь подгоняла в спину холодом, бегающим по телу толпой ледяных насекомых, которых пытался сбросить, периодически передергивая плечами.

Разговор не мешал оглядываться по сторонам не верящим взглядом, в котором откровенно читалось — «И это все мое? И когда только успели?». Завод подмигивал мне тлеющими огоньками окон и выстукивал чечетку своего ночного танца. Он, как застоявшаяся лошадь ждал, когда ему дадут пойти в галоп. Ничего. Можно считать — дождался. Улыбнулся своим мыслям, заставив прерваться моего охранника, излагающего план тренировок пловцов. План, правда, был так себе — но ему простительно, даже мне не понятно, как готовить этих амфибий. Будем импровизировать. Надо, кстати, попробовать — какие выходят гидрокостюмы из кожи, и ласты из китового уса. И подумать, кому поручить возиться с этой амуницией, так как у меня полный завал.

Подходя к дому, вновь встретили решеточников, поклонившихся издалека и продолживших обходить владенья, постукивая инвентарем. Им для полноты картины оставалось только периодически выкрикивать — «Спите спокойно, жители Вавчуга …». Настроение стало окончательно хорошим.

И вот, на пике отличного настроения, оккупировавшего господствующие высоты в момент подъема на крыльцо, когда до теплой постели оставались считанные метры — за спиной, на заводе, голосисто бабахнуло, приправив бас одиночного выступления звонким хором сыплющегося стекла.

Так и застыл на крыльце, взявшись за гладкое дерево двери. Оборачиваться не хотелось. Но сольное выступление больше не повторилось. Да и звук был не очень похож на детонацию порохового форта — чего опасался с момента его создания. В танец завода вплелись частые перестуки бегущих решеточников, и перекрикивания.

Прикрыл дверь, понимая, что Морфей меня сегодня не дождется. Поворачиваться не хотелось по-прежнему — боялся увидеть разрастающиеся языки огня — уж больно неожиданно все. А надо было повернуться! Тогда получил бы распахнувшейся дверью по копчику, а не в лоб. Зато мысли приобрели ускорение и переросли в действия.

Уже убегая, окинул взглядам Надежду, выскочившую на крыльцо вслед за Кузьмой. Видимо, прямо из постели бежала. Мысли приобрели некоторую позитивную окраску.

Подбегая к кузнечному цеху, слегка успокоился. Толпящийся народ больше всего тратил сил на разговоры — значит пронесло. И цех устоял. Теперь бы еще понять, что это было.

Понимания набирался спустя примерно полчаса, в заводском медпункте при управе. Оказывается, теперь тут и такое есть. Точно премию управляющему выпишу.

Крупная тетка в летах, видимо недавно вступившая в должность сестры милосердия, так как ее не помнил, совершенно немилосердно отчитывала двух великовозрастных подрывников, лежащих на лавках у окна и замотанных тряпками по глаза включительно. Тихонько присел на свободную лавку. Заслушался. Своим языком, в виде рашпиля, тетка владела виртуозно. Любые мои попытки разноса этих мастеров на ее фоне будут выглядеть похвалой. Предпочел не вмешиваться.

Сквозь поток сыплющейся с пострадавших стружки, постепенно осознал — тетка, жена мастера кузнеца, а второй — ее старший. После этого собрался, было, ретироваться. Но не успел. Видимо, ночь у меня сегодня такая неудачная.

А с другой стороны — хотел узнать, чем народ не доволен. Узнал. Даже исправиться обещал. Такой Женщине — чего только не пообещаешь, лишь бы спровадить. Вернувшаяся сестра милосердия оказалась действительно милосердной. Приняла огонь на себя, и мы с мастерами остались в блаженной тишине. Мои планы на премии начинают расширяться.

Посмаковав хрупкую тишину, пересел на лавку в ноги к мастеру и просто спросил

— Ну, рассказывайте мастера — что учудили.

Уже на середине краткого и тихого рассказа понял — сам виноват. Впрочем, как обычно. Дослушал рассказ до конца, хотя, все уже стало понятно. Кузнец закончил сказывать буквально криком души

— Мастер! Да чтож не так то сделали! Всеж как ты сказывал, да и первые разы все случилось!

А случилось у них стихийное испытание парового молота, о котором они начали грезить еще во время мозгового штурма, после которого эти Левши направились прямиком в цех. Единственное, что во всей этой истории радовало — что дело было ночью, и рабочие спали по домам, убаюканные мерным бряканьем решетников.

Пристроился на лавке удобнее. Хотелось курить и спать.

— Все вы, мастера правильно сделали. Да только хотели как лучше — а получилось как всегда. Вот хотели вы молот поднимать крышкой, и пока пробовали — все получалось. А как крышку молотом нагрузили, да еще, как на грех, самый тяжелый выбрали — вот тут и приключилась ошибка.

Помолчал. Не их эта ошибка, ох не их.

— Расскажу вам то, чего вам не зримо было. А вы сами кумекайте.

Пробежал мысленно еще раз по их эксперементу — похоже, что так оно и было.

— Началось все с того, что крышку вы взяли деревянную, да еще пригнали ее к трубе как следует, чтоб пар от воды в трубе не вырывался. А как крышку молотом придержали, так под ней пар силу набрал, но молот крышку не пускал, тяжел был слишком. Потом крышка разбухла от пара и заклинила. Но вы все ждали, да трубу грели. Наконец, решили — что дело не удалось и начали крышку вышибать, чтоб снова попробовать. Но тут случилось то, о чем еще вам поведать не успел. Привыкли вы, что вода кипит как обычно — но в паровике это не так. Когда пар над водой силу набрал, и давить, как следует, начал — он ведь и на воду с той же силой давит. А у воды, да и не только у нее, особенность такая есть — чем на нее больше давить, тем больше ее греть надо, чтоб пар пошел. Понимаете меня? Вот и получилось, что обычно, в водяной бане, вода на 100 градусах уже кипит. А в паровике, как ее паром прижало — она до 180 градусов нагреться может, коль пар в десять раз сильнее давить будет, чем обычно, в открытой бане. А потом вы, не остудив, крышку сковырнули и пар весь вышел, перестав на воду давить. А вода у вас была в два раза горячее, чем ей надобно, чтоб паром исходить. Что вышло? … Истинно так! Вся вода разом паром и стала. А вам теперь надо свечки в церкви ставить, что всего лишь обварились, а не кусочками по всему цеху висите!

Откинулся на стенку, слегка подвинув ноги мастера. Задумался, почему раньше у меня ЧП не возникали? Может, возникали да мне об этом не рассказывали? Надо будет потрясти управляющего. И премию у него срезать, если так.

С Морфеем простился окончательно — не надо быть стратегом, чтоб понять — сейчас меня начнут пытать, как надо было делать. Ну да ладно, пробежимся быстренько по основам и принципам — а утром болящих наверняка пол завода посетит, вот пусть всем и разъясняют, что и почему сделал неправильно, и как надо было правильно. Мне потом только зачеты принять останется. Будем пытаться развернуть Фортуну к нам лицом, хотя … она и со спины очень даже ничего, зря она так рискует. Одернул к себе разбежавшиеся мысли, все же Надежда на крыльце на меня плохо повлияла. Прокашлялся. Начнем, пожалуй, им все одно не уснуть пока все болит — проведем время с толком.

Ближе к утру растолкал бдительно сопящего морпеха, и пробежался по заводоуправлению, раз уж все равно тут оказался. Чтоб было познавательнее — растолкал еще и сладко дежурившего в конторе подмастерья управляющего. Премия его начальнику вновь поползла вверх, оценивая организацию ночной деятельности завода.

Порадовало управление большой комнатой для совещаний — теперь стало понятно, где будут проходить наши мозговые штурмы и стоило добавить сюда еще один необходимый атрибут, о котором в вихре проблем не подумал раньше.

Позвал подмастерье, написал ему заявку — оказывается, теперь тут так принято. Ну, принято, так принято. Заявил, что мне потребны несколько оконных стекол, самых больших. Одну сторону стекла пескоструить до матового состояния, со второй стороны закрасить черным, как мы с зеркалами делали. Готовые стекла вставлять в раму, и вешать тут на стену. И еще, кусочки мела сюда принести в коробке, небольшие, чтоб в пальцах удержать было можно. Да, и тряпок несколько, с ведром воды. Все, как обычно, надо сделать еще вчера. Подмастерье помялся и задал вопрос, куда относить затраты. Чуть не сел от неожиданности. Похоже, меня слишком долго тут не было. Поговорю утром с управляющим. Премию ему. Щас! Развел тут бюрократию!

Потом одумался. После первопроходцев на землю должны приходить рачительные и прижимистые мужики земледельцы, и только они придадут земле смысл.

Велел списать на опытные образцы нового продукта — доски для начертания. Если с меня еще и бизнес-план под новое дело попросят — начну рвать, метать и увольнять. Хотя, если подумать … это структурирует мысли. Но, некогда. Так и намекнул подмастерью, и тот уединился за конторкой, расписывая мой заказ по цехам, высунув при этом кончик языка от усердия и скорописи. Очень захотелось заглянуть ему через плечо — если он там технологические карты расписывает, то мне на этом заводе делать больше нечего. Конечно, приятно, когда ученик переплевывает учителя, да только что после этого делать учителю?

Через плечо подмастерью заглянуть так и не рискнул, двинулись с морпехом домой. Мой охранник выглядел несколько ошарашенным, наверное, брал пример с меня.

Колокола на заутреню застали нас опять на крыльце дома. Похоже, мне не суждено преодолеть этот рубеж. Надо отметиться на святом мероприятии. Тяжело вздохнул, гипнотизируя дверь, и махнул морпеху, мол, пойдем в поселок.

А на выходе из церкви меня ждали жалобщики, собранные Надеждой. Интересно, мы вообще строить флот будем?

Ковырял ложкой сильно припозднившийся завтрак. Голова была тяжелой от мыслей и недосыпа. Совесть отягощало решето моих проколов. Твердил про себя мантру — «Нужно строить флот», стряхивая с души щупальца опутывающей ее обыденности. Нужной. Важной. Но как же она была не ко времени.

Не так представлял в своих мечтах возвращение в Вавчуг. Поднял глаза на хозяйку.

— Надежда, ты все разговоры слышала. Поручаю тебе сходить к старосте и от моего голоса с ним решать, что сделать можем. А вечером мне обскажешь, что надумали.

И, уже вставая из-за стола, добавил.

— Кашу ты сварила отменную. Благодарю. Надеюсь, и дела поселковые не пересолишь.

Кивнул на заверения хозяйки и вышел под косые лучи еще низкого солнца. Карусель ждала.

Обед застал у ткачих, с которыми мы разбирали плетение английской парусины и как надо перенастроить станки, чтоб получить это плетение. Перенастройку делал подмастерье инструментального цеха, хоть и под моим приглядом, но самостоятельно. Параллельно с этим обсуждали с мастером станочником, сколько он сможет сделать станков для Липок, и кого с ними отправим. Еще ткацкие станки нужны были Москве. Проблему, чем станки вращать — обещал решить.

Сами станки заметно эволюционировали. Мастера-станочники ремонтировали разваливающийся ткацкий и нитепрядильный парк с умом, подмечая, что и как выходит из строя, и постепенно заменяя слабые узлы стальными отливками. Станки стали заметно громче, тяжелее, но надежнее.

У ткачих меня и разыскал Боян, пригласив на обед к морпехам. Явно, очередная засада, такая у меня сегодня карма.

Огромная столовая морпехов сдержано гудела. По штату тут обедали в три смены, но к моему появлению все три смены сидели на головах друг у друга и преданно мыргали на меня полутора тысячами глаз. В таких условиях протолкнуть в себя обед становилось несколько сложной задачей. Пошел на компромисс, аристократично опустошив миску похлебки, резонно решив, что жидкость поперек горла не станет. Поблагодарил стоявшую рядом, наготове, повариху, отодвигая тарелку. Встал, прерывая начавшиеся уговоры отведать продолжения трапезы, маячившего за спиной у поварихи аж на двух досках, заменяющих подносы. Время бежало быстрее, чем супчик в желудок.

— Ну, орлы, уважили. Благодарю. А теперь говорите, о чем спросить хотели.

Капралы, сидящие вокруг заерзали, по рядам ближайших морпехов прошла волна — явно втихаря тыкали друг друга, побуждая начинать разговор. В этом шуме четко выделился спокойный голос Семена.

— О делении спросить хотели, князь Александр. Не супротив слова твоего речи, да только каждый просит шанс ему дать, на острие встать.

Вот так вот, коротко и по существу. Каждый мнит себя лучшим и с капральским распределением не согласен. Брожение, однако.

— Так! — залез на лавку, обвел взглядом притихший зал.

— Все меня хорошо слышат? — риторический вопрос, конечно, но внимание обостряет.

— Скажу один раз, а вы запомните накрепко, и тем, кто за вами придет, передадите. Вы все Черные Бушлаты! Вы все гвардейцы! И ваша служба в разных частях не умалит того, что вы лучшие! Морпеха не опозорит даже то, что он сортиры чистит. Ничто. Вы слышите! Ничто не может оставить пятна на наших бушлатах, кроме нас самих, коль запятнаем их трусостью, слабостью или неисполнением приказа. И коль услышу от кого, что в полку есть служба настоящая, а есть негодная — таких из полка отправлю воеводе Архангельскому немедля. Мне полк потребен единый, как утес. Не скрою, дела нам предстоят ратные. И чтоб с делами этими совладать от каждого потребуется все, что ему господь дал. Кто быстро бегать может — гонцом будет, кто плавать — пловцом. Но один не лучше другого будет. Потому как мы все морпехи!!!

Тяжело вздохнул, переводя дыхание и вслушиваясь в гул, разорвавший звонкую тишину моего монолога. Сам себя завел лозунгами. Они у меня еще не лучшие. Но будут ими, и привыкать к этой мысли надо начинать уже сейчас.

Хотя, по поводу способностей, это верно заметил. Подразделения, похоже, придется переформировать на конкурсной основе. Лихорадочно продумывал конкурсные задания, под усиливающийся гул полка. Возвысил голос над гулом.

— Посему — выждал паузу, пока гул стих — завтра всему полку дам несколько заданий. И кто как с ними совладает, того и приставим к тем делам, к которым он большее сродство имеет! А чтоб оценить не только выучку, которую за годы старожилы наработали, но и способности, от рождения данные — новичкам оценки ставить с прибытком, супротив старожилов. Но опосля того, как новые сотни сформируем — чтоб никто не смел, даже помыслить о том, что он не к месту приставлен. Это всем понятно?

Дождался, когда поднимется одобрительный гул

— И рекрутов в полк отныне через эти испытания принимать будем, чтоб сразу по местам расставлять.

Кстати, мысль хорошая, жаль, что запоздалая.

— И последнее — обвел глазами полк еще раз, концентрируя на себе внимание. — Каждый из вас мне нужен живым. Вы можете рвать жилы на тренировках и испытаниях, но если кто погибнет, по глупости, или от рвения, мне все равно — попрошу святых отцов проклясть такую душу как предателя, сбежавшего из полка перед боем. Морпех гибнуть не имеет права! Даже в бою он обязан выжить, иначе он ослабляет своих собратьев по полку. Не бежать от боя, прикрываясь спинами друзей, а победить в нем, и остаться живым. Вот для этого мы и будем тренироваться до кровавых мозолей. И кто с ленцой уроки эти примет, тому в полку не место. Такие пускай у воеводы гостиный двор охраняют, семечки поплевывая. А мы — гвардия! Мы должны пройти через Ад и все вернуться живыми. И словом, к черному знамени нашему будет — «Вернемся из Ада с победой»

Спрыгнул с лавки. Выдохся. За несколько минут вымотался, морально, как за несколько дней карусели. А она ведь еще вся впереди. Ничего себе, пообедал.

На ходу кинул капралам, что вечером обсудим планы испытаний. Наметки у меня уже проклюнулись, надо будет только в лесопильне освободить бассейн для вымачивания досок в соленой воде — в нем вода много теплее, чем в Двине. Мне морпехи действительно нужны живые и здоровые.

Весь под впечатлением от обеда, пошел к литейщикам. Мастера и там намекали на сюрпризы. Надеюсь приятные.

Есть такая тенденция — массе маленьких усовершенствований переходить в качественный скачек. А после вопроса подмастерья — «Куда относить затраты» — меня сегодня трудно будет удивить.

Но удивить удалось. Литейшики показывали, с гордостью, стеллажи с образцами отливок, на которых они экспериментировали с присадками. Исполняя заветы великого меня, по поводу того, что одна сотая чужеродной примеси может в корне изменить металл, они пошли по пути хозяйки, готовящей дома пицу. То есть, берется все, что есть в доме, мелко крошиться и запекается. С трудом припомнил, что говорил такое в разрезе, как можно испортить металл. Но на этот раз неверно истолкованные слова привели к интересным результатам. Иногда, хорошо быть неверно понятым.

Хвалил мастеров не переставая, пробегая пальцами по плиткам металла, лежащим на стеллажах вместе с захватанными грязными руками карточками. На карточках писали историю болезни экспериментальных слитков. Кроме того, оказалось, что копии слитков еще лежат на улице, понятно для чего. Отлично, просто отлично.

С плотоядной улыбочкой спрятал «пряник» и вытащил «кнут». Что же вы, уважаемые, на пол дороге встали? Ваша карточка, чего да сколько клали да как плавили да калили — это замечательно, и за это уже похвалил. А дальше? К чему мне столь подробные данные о рождении металла, если в них дальше нет ни слова о возможностях? Кто у вас этим занимается? … Значиться так. Из каждого образца вырезаешь вот такие детальки — нарисовал на вырванном из блокнота клочке бумаги эскизы деталей для испытаний на растяжение и изгиб. Обвел кружочком шейки деталей, акцентировал, что тут надо быть особо точным с размерами. Мысленно улыбнулся, что опять в дело пошли обрывки бумажек. Ничего, мы еще посопротивляемся новым правилам — правильные правила от сопротивления только прочнее станут. Потом обсудили, как будем закреплять детали, и подвешивать к ним чан, постепенно наполняя его водой. Все данные заносим в карточки, а карточки еще и переписываем в справочник.

За спиной перешептывалось уже несколько мастеров, причем, из разных цехов. Похоже, они делили мою тушку, кому она достанется следующему. Победил пороховой форт. А все потому — что действовали стратегически правильно. Один пороховщик заговаривал мне зубы, и чуть ли не за рукав тащил меня от литейщиков в форт. А пара других мастеров отсекала от меня мастеров из других цехов. Этот арьергард даже подмастерьев своих задействовал, которые должны были подбегать к другим мастерам и задавать им дурные, но отвлекающие вопросы. Отличный план. Поддался.

Проблем у пороховщиков была масса, сразу все не решалось. Но эксперименты с нитрированием запретил — а то они и тут пицу надумали печь. Правда, до нитроглицерина не дошли — может, по этому и живы. На всякий случай рассказал про нитроглицерин как пример того, что в результате их экспериментов может получиться продукт, взрывающийся от малейшего чиха. Думаете успокоились? Шас. Уже через час у нас в руках была чашечка нитроглицерина, в котором смачивали палочки и стукали их об камень. Каюсь, сам был в этом числе — но мне можно, вроде как демонстрировал им как делать нельзя. А то, что при этом получал искреннее удовольствие — никому не скажу.

Рассказал о способах связывания нитроглицерина пористыми материалами, уменьшающими его способность к самопроизвольному взрыву — и еще через четверь часа мы уже аккуратно переливали, по ножу, маслянистую жидкость в кучку размельченного ракушечника. На всякий случай, руководил процессом со стороны.

Тем, что отошел от группы экспериментаторов, с горящими глазами, немедленно воспользовался мой мастер фейерверков. Он тащил меня к себе, заговаривая зубы — и мои последние, ценные указания пришлось выкрикивать на ходу через плечо.

А мастер фейерверков порадовал. Не зря его перевели в мастера из подмастерьев. У него на верстаке лежали на штативах несколько «РС» на вскидку — сотого калибра.

Обошел верстак с разных сторон, изучая, как сделаны эти почти метровые «фейерверки». Мастер пояснял, захлебываясь, что он де, все по моим эскизам делал — но то тут то там приходилось от них отходить, вот и получилось — что получилось. Технология была любопытной. Внутренний кожух делали из фаянса — заливая его в форму пороховой камеры и давая образоваться тончайшему слою. Потом выливали, сушили и обматывали снаружи полосками бумаги на клею. Одним словом — ракеты у меня были из папье-маше, как это не смешно.

Мастер демонстрировал винтовой станок для прессования пороховых шашек, и рассказывал об особенностях, и какие варианты успели попробовать.

Потом перешли к результатам экспериментов. Мне даже таблицу продемонстрировали. Особенно порадовали приписки к экспериментальным пускам типа «Зело вихляла» или «По реке не попали». Обнадеживает.

Латунные стабилизаторы зарубил. На заверения мастера, что деревянные и картонные стабилизаторы отваливаются — велел думать, но латунь дорогая, и ее мало. Не дам.

Кстати, производить мастерская могла до сотни ракет в месяц — так что, вполне реально добавить на канонерки пусковые для залповой стрельбы по городам и порту. На менее крупные цели пока не хватало точности.

Стоит еще заметить, что наши прения о ракетах проходили под череду приглушенных взрывов. Причем, взрывы шли по нарастающей. После очередного, довольно сильного, бабаха, пошел за экспериментальный вал устраивать разнос. А то мои мастера войдут во вкус, и даже квакнуть не успеем. Мастера прикрывались листочками с записями — якобы они записывают результаты. Угу. Листочки были девственно чистыми. Кого они надуть пытаются? Ведь сам точно такой же.

Пока стоял на валу обратил внимание, что перед ограждением форта собралась толпа мастеров и ее сдерживает наряд охраны. Ухмыльнулся. Значит эти пороховые души и тут подсуетились — договорились с морпехами, чтоб никого в форт не пускали, ссылаясь, наверняка, на опасное производство. Вот жуки!

Помахал ручкой, заметно погрустневшим пороховщикам, и нырнул обратно в круговерть карусели. Только напомнив напоследок, что вечером жду всех в заводоуправлении на продолжение мозгового штурма. Еще разок пришлось выныривать на предмет бюрократии. Мастера прятали глаза, и просили оформлять мои изменения заявками. Мол, святые отцы лютуют — требуют, чтоб все расписано было, да еще и чертежи по шкафам запирают. А коль что не так — такую проповедь учиняют, что на начертание бумажки меньше времени уходит.

Злорадно ухмыльнулся. Приказал вести ко мне подмастерье управляющего. Раз они такие порядки завели — теперь будет ходить за мной хвостиком, и фасовать наш полет мысли на бланки заявок. А потом еще и отчет с него спрошу. И график. И еще придумаю, как извратиться. Бюрократия — оружие обоюдоострое, особенно, если ты начальник.

Перед собранием хотел вздремнуть хоть пару часов — голова стала окончательно чугунной. Нельзя так, с места в карьер — отвык.

Уже подходил к дому, на крыльцо подняться даже успел, и руку к двери протянуть. Дверь распахнулась, и на крыльцо выскочил управляющий, радостно сообщающий, как он рад, что меня нашел. Строители уже собраны, по моему распоряжению, и ждут только меня.

Постоял с протянутой к ручке двери рукой. Пошевелил пальцами, мысленно уже давно ухватившимися за ручку — более того, уже давно открывшие эту заколдованную дверь … Сказал своим мечтам последнее прости, и мысленно добавил массу непечатного. Пошли к строителям.

Беседа с мастерами разбилась на несколько потоков. Были новые планы завода — тут уже не стал мудрить а выложил им чертежи как есть. Цехов этим летом отстроим рекордное количество.

Землекопов порадовал тестовой задачей. Будем этим летом рыть канал из водохранилища Вавчуга в Двину. Сам знаю, что он тут и даром не нужен. Но рыть будем. Причем, еще и шлюз на канале построим. Так как длинна канала всего пара километров — осенью хочу подняться на боте из Двины в водохранилище, и если это не выйдет — будут оргвыводы.

Но главное в канале, то, как его будем строить.

Сели над рисунками, где, со свойственным мне профессионализмом, были нарисованы огуречки с ножками, изображающие линию землекопов, вдоль которой будут ездить одноосные тележки с большими колесами и съемными бункерами, в которые землекопы и будут накидывать землю. А по бокам канала стоят «журавли» которыми полные бункера и будут подниматься из канала и высыпаться либо на телеги, либо просто в кучу рядом. Землекопы работают, понятное дело, уступами. Для тележек нужны доски опоры, а «журавли» нужны передвижные. Вот эти нюансы и обсуждали. Пометил в блокнот, что срочно и в большом количестве, нужны штыковые лопаты. Точнее, надо катать сталь на листы. С остальной машинерией пускай мастера-строители разбираются сами. При помощи мастеров завода, разумеется. Подмастерья управляющего им в помощь. Еще раз злорадно усмехнулся. Хоть и не злопамятный — но подмастерья у меня за это лето удавятся своей бюрократией. А если выживут — представлю их на мастеров. И отправлю на другие заводы.

Зашла речь и о перевозках внутри завода. Отливки случались все тяжелее и больше, мастера катали их на деревянных катках — но это был не выход. Намекнул о новой внутризаводской дороге с разветвлениями. Мастера за тему ухватились сразу — видимо, наболело. Колеса, мол, надо железные — чтоб оси выдерживали — а то дерево трескается. Но железное колесо режет деревянный настил. Тоже мне, бином нашего верховного казначея. Нарисовал им рельсы и шпалы, обводил кружками способы крепления железного рельса к шпале и необходимость зазоров. Зазоры рисовал срезанные «на ус» — хоть и сложнее будет сделать, зато стучать на стыках не будет. Ну и что, если усложняется способ сборки и подкрепления? Зато есть шанс сразу ввести прогрессивный стандарт. Кстати о стандартах. Долго вспоминал размеры полотна, шпал и стандартных рельс. Ширину укладки шпал вспоминал по тому, насколько неудобно по ним ходить было. Даже походил по залу. А потом еще и попрыгал, вспоминая, как с одной рельсы на другую перескакивал. Сошелся на ширине пути в полтора метра. Размеры самого рельса восстанавливал по воспоминаниям о лежащей на рельсе монетке, которую не раз подкладывали под поезд. Да, вот таким террористом был в детстве.

Потом, к нашему производственному совещанию со строителями начали стекаться мастера из цехов, и совещание переросло в мозговой штурм. Хоть бы кто подумал об ужине для меня! Нет, они все, с горящими глазами, потрясали своими переработанными проектами. У корабелов, кстати, «Черепаха» обзавелась веслами, которые толкают паровые цилиндры. Эээ нет! Черепаха мне нужна была именно в тех качествах, которые присутствовали на первом эскизе. Но в целом … Начал рассказывать о винте. Весла — это отлично. Но господь наделил рыб отнюдь не веслами — ему виднее. Вот и будем следовать по этой дорожке. Единственно, ворочать хвостом туда-сюда не очень производительно. У хвоста, как и у весел, есть моменты, когда они не создают тяги. Например, если хвост заканчивает движение или стоит вдоль рыбы. А максимальную тягу хвост создает в самом начале своего маха. Вот и попробуем использовать у хвоста максимальную тягу все время. Для этого надо долго двигать хвост по прямой, поперек движения. Вот только технически это сделать сложно. Но мы можем вместо прямой двигать хвост по кругу! А если на этом круге не один хвост использовать, а несколько? Воооот! Теперь давайте поговорим о винтах.

Поймал себя на том, что бурные обсуждения стали фоном. Засыпаю, похоже. Встряхнулся, прислушался. Обсуждали печи, которыми топить из воды пар. Мастера попробовали кипятить воду и оценили насколько большую надо печь. Не вовремя это обсуждение, ну да ладно. Заброшу пару идей им на раскрутку и пойду спать.

Вышел с заводоуправления под яркие звезды, блестящие на меня свысока. Вздохнул полной грудью, в предвкушении кроватки.

Из темноты поднялись несколько силуэтов, сливающиеся с тенями своими черными бушлатами. Выдохнул. Обречено и приглашающе повел рукой в сторону заводоуправления, и расходящихся из дверей мастеров. Про планы испытаний на завтра действительно забыл.

К дому подкрадывались уже ночью. Подкрадывались по всем правилам тайных — то есть, задворками и низко пригибаясь. Помня про заколдованность двери — залез в окно. Оценил, что мне надо заняться физическими нагрузками вместе с морпехами, после чего прокрался, скрипя ступенями, на чердак. До кровати оставались считанные метры, которые планировал преодолеть одним коротким перекатом.

— Мастер, а чегой-то вы крадетесь? Паче, что с окошком все одно нашумели. Присаживайтесь к столу, щас вытяну из печи томленое, поснедаете, да я вам про дела деревенские обскажу.

Внизу лестницы стояла Надежда, плотно закутанная в платок поверх длиннополой рубашки. Мдяя … Надежда, значит не Судьба. Обречено спустился вниз. До заутрени времени оставалось не так много — а с основательностью Надежды, впрочем, как и всех поморов, она могла излагать аккурат до этого времени. А потом сдать вахту подошедшему управляющему.

Утром почти выспался. Скорее не оттого, что пожалели, а потому, что поперек лестницы на чердак натянул веревку и повесил на нее бумажку с короткой фразой «Буду стрелять». Хорошая методика, надо будет запомнить.

Разбудила, понятное дело, Надежда — своими женскими ухватками, запахами и бренчанием посудой. Стоит поставить на чердак дверь массивную, и войлоком ее оббить. Заодно, и бумажки вешать будет сподручнее.

Внизу сидели изнывающие мастера и пара капралов. Капралы буквально бросились ко мне, рассказывая, как полк роет копытами землю. Вежливо попросил всех сидеть за столом, а не вскакивать, как школяры, и не пытаться преследовать меня в походе на двор.

Потом сделал внушение капралам — если полк роет землю вхолостую — могу и к землекопам их приставить. И почему, собственно, эти лошади тогда не скачут по полосе препятствий, выполняя первую часть нормативов? Мое присутствие? Застрелюсь. Хорошо, пускай начинают — через пол часа подойду.

Мастера одухотворенно пили чай с пирогами, и нетерпеливо косились на меня, спешно заглатывающего завтрак. Некоторые, от нетерпения, мяли принесенные с собой бумаги. Похоже, с получасом ожидания для морпехов — погорячился.

Откинулся от стола, смакуя ощущение тепла и сытости, расползающегося по организму, кивнул мастерам, что могут начинать, и стал набивать трубку. Все же — как мне нравится эта карусель. И как, оказывается, по ней соскучился. Мое брюзжание — это от лукавого. На самом деле, нет ничего лучше, чем чувство своей нужности, а порой и незаменимости.

Угар карусели спал через неделю. За это время успел исписать десятки страниц в блокноте, отложить исписанный блокнот к его товарищам по несчастью и взять себе новый. Успел натолкнуть мастеров на массу новых концепций. Даже электричество разбирали на примерах водопроводных труб. Морпехи заканчивали переформирование, вволю наплескавшись в бассейнах лесопилки, пройдя тесты и просто на задержку дыхания, и на подводное плаванье с грузом и на способность держаться на поверхности, нагруженные железом. Одним словом — они у меня стали истинно водоплавающими. Для себя сделал пару выводов, какие мне нужны бронники для морпехов — причем, для разных подразделений разные.

В конце недели все же вытащил свои чертежи и отдал мастерам на ознакомление и исправления, согласно полученным ими новым знаниям. Для того, чтоб к чертежам подходили вдумчиво — объявил, что умышленно внес в чертежи несколько откровенных ляпов — и задача мастеров — их найти. Как обычно, поощрения тем, кто найдет и обоснует и порицание, кто этого сделать не сможет. Ляпов специально в чертежи не вносил — но от них никто не застрахован, согласно законам Мерфи — вот пусть и отнесутся ко всему критически. И им полезно будет, и мне.

Пока мастера переваривают кипы новых чертежей и вымскивают в них блох — есть время навестить царевича.

Отчалили в Холмогоры после заутрени — тут вообще большинство дел так начиналось.

Небольшой бот с тремя парами гребцов, не торопясь, наигрывал на ксилофоне Двины мелодию тягучего тумана шестью палочками весел. За лопастями весел, при каждом гребке, закручивались водовороты, и убегали за корму, постепенно исчезая из глаз в тумане и растворяясь в воде. За водоворотами наблюдать было крайне интересно — они как водомерки бегали по поверхности воды, в произвольном направлении и даже бывало, гнались за ботом. Правда, в последнем, не уверен — так как следующим, после водоворотиков, воспоминанием стали уже Холмогоры. Неделька выдалась еще та — даже странно, что преследовали всего то мелкие завихрения воды.

На причале нас никто не встречал. Не очень то и хотелось. Зато есть шанс тайно прокрасться в корабельную школу и сказать «Бууу!». Прокрался. Школа жила своей жизнью, с чердаков казарм доносились то речитативы церковных преподавателей, то путанная речь инструкторов, а то и невнятные ответы курсантов. Дневальные, кстати, на первом этаже казармы отсутствовали. Можно считать, что зачет по Уставам мои офицеры заочно завалили. Пошел в штаб, чинить разносы и интересоваться планами занятий.

Юнги, как выяснилось, занимались в порту, на натуре, так сказать. Возвращаться в порт было лениво, до обеда имелась еще масса времени — начал со вкусом разносить увиденные в школе недочеты. Прервался только на перекрикивания у ворот, в которые заходили юнги и пара моряков вместе с боцманом Яном. Заходили толпой. А перекрикивались с нарядами семеновцев, плотно обложившими школу по периметру.

Вышел на встречу этой радостно галдящей толпе. Подождал, пока веселье не разобъеться о мой хмурый вид и не затихнет.

— И как прикажете все это понимать? — зашипел змеей — Капрал Романов! Почему вверенное вам подразделение не отвечает укладу установленному для армии и флота государем нашим? Да вы вообще этот уклад изучали ли? Или слово государя для вас уже не указ?

Постепенно распалил себя до нужных кондиций и устроил разнос. Царевичу досталось по первое число — он еще ерепениться пытался, видимо не знал, что в армии и на флоте есть одно железное правило — «Ты начальник, я дурак». Теперь знает.

Рикошетом попало и остальным, особенно Яну — он то точно Уставы читал. Пообещал устроить назавтра смотр всему училищу, и чтоб не смазывать впечатления — ушел из школы в город, были еще дела на рынке и у мастеровых.

На рынке торговался с продавцом шелка — очень уж дорого хотел. Была идея внести в форму дополнения, а то одинаковые черные бушлаты действительно не отражали деления по подразделениям. Вот и хотел ввести разноцветные платки, на подобие пионерских галстуков. Даже помнил, как узел на галстуке вязать — правда, для бушлата это было не так актуально.

Для абордажников хотелось оранжевые платки — их в волнах будет хорошо видно. Для штурмовиков можно зеленые. А пловцам синие, как вода. Хотя, тут вернее были бы черные — но черное на черном не создаст должного впечатления.

А шелковые хотел из нескольких соображений, в том числе и как первое средство при ранениях. Вот только торговец шелком совсем озверел — плохо, когда о благосостоянии покупателя хорошо известно продавцу. Стал задумываться о льняных платках.

В мастерских кожевенников завис надолго — обсуждали кожаные гидрокостюмы, и маски с круглыми стекляшками глаз. У меня хорошо отработана технология выпиливания из стекла кружков для линз. Потом еще и торговались до одури — эти тоже посчитали меня Рокфеллером. Посему, придя к знакомому мне мастеру-обувщику выложил ему в лоб, что надо и сколько готов буду платить. Нужны были ласты, а платить за них буду как за берцы. Не тут то было, начались стоны, что китовый ус ноне дорог, заказ не профильный и так далее. Угу. Будто не в поморье живем. Обещал лишить его мастерскую всех заказов на берцы. Да, шантажист — а с этими жуками по иному не получается.

Вернувшись на стрелецкий двор, от которого теперь осталось одно название и наполненность семеновским полком, получил приглашение на аудиенцию к архиепископу. Опять останусь голодный, с его то разносолами.

Афанасий высказывал озабоченность. Высказывал долго и со вкусом, мне даже стало стыдно, что половину прослушал банально задремав. Хорошо, что научился дремать с открытыми глазами, и еще поддакивая, если в забортном шуме речей возникали паузы. Хотя, у архиепископа обычный комплекс наседки. Настоял на своих предыдущих решениях — всю школу, в том числе и юнг, отправляем через месяц в Белое море.

Расстались недовольные друг другом. Афанасий, понятно почему, а мне хотелось выспаться и чем ни будь заесть голодное бурчание желудка, после этой аудиенции. Еще надо будет продумать речи при завтрашнем разносе в школе. Они у меня научаться любить Родину и ходить строем. По хорошему, еще надо пару лекций прочитать. Но буду уже смотреть на месте, как с разносом уложусь. Заколдованной оказалась и дверь в казарму стрельцов. До нее мне так же не удавалось добраться. На этот раз озабоченность решил выразить полуполковник. И он, судя по неторопливости, и тяжеловесности высказываний был сыт и вполне выспался.

Ощутил себя настоящим подвижником — то есть злым, голодным и не выспавшимся, однако, продолжающем стоять на своем.

От полуполковника вышел уже под холодное, звездное небо. Жизнь в Холмогорах замирала намного раньше, чем в Вавчуге. И дополнительным освещением тут не баловались. Ночь разгоняли лишь одинокие, и редкие огоньки в окнах — из которых самым ярким можно было считать свечение углей моей трубки. Спать уже не хотелось. Хотелось делать гадости.

Пошел к школе, провожаемый остервенелым лаем собак. Школа сладко спала, переваривая впечатления от очередного дня и сытный ужин. Дневальный по штабу присутствовал, но нашел его с трудом. С еще большим трудом разбудил. Удержаться, и не пристрелить, кого ни будь, стало соответственно в три раза труднее.

И тут впал в абсолютное спокойствие. Объявил дежурному, что по школе объявляю учебную тревогу и в течении пяти минут жду, исполнения. Игнорировал растерянный вопрос дневального — «А что делать то надо?», развернулся к нему спиной, пошел на плац, демонстративно глядя на часы и сбрасывая с бобышек ремешки застежки кобуры.

В пять минут, безусловно, никто не уложился. Через пять минут только начали заполошно бегать капралы. Полуодетые курсанты кучковались по всему плацу и испуганно косились на мое недовольство, распухающее облаком вокруг флагштока.

Зато через двадцать минут школа умудрилась принять некоторое подобие строя, недостатки которого скрадывала темнота, и теперь не знала, что делать дальше. Мрачной тенью в ночи вышел на середину плаца.

— Плохо. Очень плохо господа курсанты. За то время, пока вы собирались тут — враг, со скоростью в 20 узлов способен дойти от горизонта, после того, как его обнаружат наблюдатели, прямо к вашим теплым койкам. И теперь он разносит бортовыми залпами суда в порту и вам придется бежать на них под ядрами и залпами картечи. Вы понимаете, что своим незнанием только что сгубили наш флот на рейде? И теперь вам нечем ответить противнику, неторопливо выбрасывающему в порту десант! Вы понимаете, что моряки, опоздавшие применить свои знания — просто не нужны! Совсем не нужны! Посему! Вскоре проведу еще несколько тревог, а коль повториться то, что узрел этой ночью — школа будет распущенна, и набраны новые курсанты. Весь состав расформированной школы отправляю на правеж к государю. Это все. Разойтись.

Отошел обратно к флагштоку, ожидая, что ко мне подойдут капралы и поинтересуются, какими, по моему мнению, должны быть действия школы по тревоге. Разочаровался окончательно — все обходили меня десятыми кругами, и считали, по-видимому — что князь просто беситься.

Школа вновь затихла, настороженно поглядывая на меня, по прежнему расхаживающего по плацу, и пытающегося совладать с мыслями пошедшими враздрай. Опять остро чувствовал утекающее время и свою неспособность делиться почкованием на множество, пусть маленьких и забавных, но инструкторов.

Утро застало в штабе. Заночевал в школе, так и не придумав процесс почкования. Утро тут начиналось вне зависимости от восхода солнца и степени высыпания. На заутреню собирались явно быстрее, чем по тревоге. Очередной кирпич в кладку утра, которое добрым не бывает по определению.

К завтраку прибыл архиепископ, явно вызванный кем-то из персонала, видимо планировали от меня им прикрыться. Потер руки в предвкушении. Хотели от меня нескольких вводных лекций? Теперь получите! В том числе и о порядках. А архиепископа попрошу стоять рядом и подтверждать отсутствие ереси.

До обеда вещал теорию, после обеда занялись практикой. Сразу сделал вывод, что тут не хватает нескольких инструкторов из морпехов. И надо просить полуполковника выделить пару инструкторов по шагистике. Ничего, еще не все потеряно!

День промелькнул как скорый поезд, вечером мне опять высказывали озабоченность. Афанасий даже отвел в сторонку, и пригрозил — что если не перестану кидаться на людей, то он напишет письмо в Москву и велит Тае возвращаться. Было бы неплохо. В ответ разложил ему действия школы по тревоге и привел несколько примеров их прошлой летней кампании, насколько быстро может затонуть корабль — и такая вальяжность для матросов это гарантированная смерть. Как, впрочем, и их незнание своих действий по разным вариантам тревоги. А через месяц царевич это все на себе прочувствует. Да, и решения не изменю, пока меня не снимут с командования флотами! Ну, а дальше просто препирались. Но уже без энтузиазма — Афанасий уже не молод, и за день устал много больше меня. Можно считать, что молодость победила мудрость с разгромным счетом. Просто перекричала.

Еще два дня потрошил школу. Приписали всех курсантов по кораблям и службам порта — причем, по разным вариантам тревоги, начиная от боевой тревоги и заканчивая авральным затоплением. Потренировались. Лично мне — не понравилось, так что, курсантам потом не понравилось много больше.

Зато третью ночь моей бессонницы ознаменовали большим авралом. Специально сделал вид, что ушел спать к семеновцам. Школа явственно и облегченно вздохнула за спиной. Наивные.

Ночью ворвался в штаб и, тряся полусонного дневального, объявил учебную тревогу «Нападение на порт». Порадовался автопилоту дневального. Он спал на оба открытых глаза, но начал выбивать тревогу на двух, подвешенных для этих целей, полосах железа практически не фальшивя в ритме. И это, несмотря на то, что сами ритмы сигналов мы отрабатывали только вчера.

Засек время. Школа высыпала на двор, формируя экипажи и устремляясь через ворота в порт. Время они показывали похуже, чем на прошлых, показательных, тревогах — видимо, действительно спокойно спали, а не дремали одетые, как практиковали раньше.

Порадовали горожан очередным ночным топотом. А потом облагодетельствовали еще и спящие команды кораблей, грохотом рассыпающихся по боевым постам экипажей. Но команды кораблей уже были научены горьким опытом, посему, ограничились несколькими непотребными фразами и попытались завернуться в своих гамаках плотнее. Не повезло только дежурным нарядам — им приходилось уворачиватся от пробегающих и подпрыгивать, спасая ноги от падающих, в спешке, деталей. Очень хотелось дать команду выбирать швартовы, и выводить суда от причалов. Вместо этого, начал бегать по кораблям и орать вводные о том, что из-за медлительности улиток, выдающих себя за моряков, враги успели дать несколько залпов по нашим судам. Так что, вот вы и вы — заделываете пробоины в трюме, а у вас на борту пожар от грота до бизани. А вы что мне улыбаетесь! Щас у вас пробоины будут вместе с пожаром! Впрочем, они у вас уже есть! Вперед! А вы что? Серьезно считаете, что пожар можно залить тремя ведрами? Поздно, он у вас разросся от бизани до фока. И меньше чем по дюжине ведер на человека не пытаться мне вылить! И полные их зачерпывайте! А на возмущение заливаемой в трюме команды внимания не обращайте, у меня с этими бездельниками будет разговор позже.

Славно повеселились ночью. Взбодрился. Точнее, взбодрили курсанты, обнаружив, что если плескать водой на пожар как следует и в нужном направлении — то до меня долетает. Ничего. Пожары после этого на кораблях заметно прибавились, а дыры в трюме стали появляться в угрожающем количестве.

Утром уезжал в Вавчуг. Перед этим построил состав школы на плацу, обозвал птенцами орлов, у которых еще есть шанс опериться. В школе обещал появляться почаще, и подгадывать свое прибытие к ночи. А еще, пришлю скоро в школу несколько инструкторов-морпехов. Вот они, в отличие от меня — настоящие звери. Но слушаться их рекомендую беспрекословно, иначе из пробоин и пожаров вылезать вообще не будете. Надеюсь, слитный стон из рядов курсантов мне просто показался.

Пословица про радость в душе после гадости ближнему своему имеет под собой основание. Весь обратный путь в Вавчуг спал с приподнятым настроением и видел прекрасные сны. Не помню какие, но замечательные.

Вавчуг встречал бурной деятельностью у причалов. Поморы занимались своим любимым делом — потрошили морского зверя, вытаскивая из него вкусности и пряча их в портовые склады. В роли зверя на этот раз выступали несколько ладей, прибывших из Архангельска. Судя по количеству судов, прибыл не рядовой караван с припасами, а вернулся из Архангельска Осип Баженин — он всегда ехал, вроде по делу, а возвращался нагруженный так, будто его дело было непосредственно к «Рогу изобилия». Вот только попрекать его — язык не поворачивался. Может, только благодаря такой его хозяйственности на заводе можно было найти, порой, самые необычные вещи. И людей. Людей брат Баженин сманивал со всего поморья самыми бессовестными обещаниями. При этом он иногда ставил меня в тупик — помню, привез он артель добытчиков слюды с Вайгача. И куда мне их, спрашивается пристроить? Понимаю, что слюда на Руси, а особенно на западе, ценилась очень высоко, бывало, до 150 рублей за пуд доходила, благодаря прозрачности, размерам и морозным узорам редкой красоты. Но нам то зачем? Ведь совершенно не наш профиль! Тем более, в добыче слюды мастерство добытчика напрямую влияло на цену — а привезенные мужики явно умели это делать, судя по образцам, которые они мне показывали. И что с ними делать? Приставлять мастеров к другому делу — это расточительство. Пришлось расширять художественный цех — теперь мужики ругаются с моими дизайнерами и указывают им, какую слюду и куда лучше вставить, да какой стороной, чтоб рисунок заиграл. А потом едут добывать слюду нужных оттенков и узоров. Тут, правда, есть свой подводный камень — все, что длинной и шириной больше аршина, то есть 71 сантиметра — надо в казну сдавать, а самим выкручиваться кусочничеством.

Посмотрев на декоративное зеркало, облагороженное позолотой и слюдяными вставками — тяжело вздохнул, даже продавать такое было жалко. Но мастера отмахнулись, что они еще только прикладываются, как ловчее наш перечень диковин облагородить — а вот когда в силу войдут … И это было давно. Судя по тем диковинам, которые теперь видел при скоростной, на бегу, инспекции складов — мастера приуменьшили свои таланты. По крайней мере, увидев слюдяной раструб граммофона — чуть не кувыркнулся. Красотища. Так и клептоманом недолго стать.

Пока Осип привозил мастеров горных дел — им всем находилось применение, тем более, завод тогда остро нуждался в кадрах. Это сейчас с людьми полегче — а тогда был полный завал. Но когда он привез артель ловцов жемчуга с устья Сюзмы — меня чуть не хватил Кондратий. Если честно, даже не подозревал, что тут еще и жемчуг добывают. Оказалось, не просто добывают — а именно отсюда пошла мода на усыпанные жемчугом кафтаны, платья, головные уборы и даже обувь. И добывали жемчуг в устьях множества рек по Летнему и Терскому берегу. Причем, самое лучшее зерно отсыпали государю. Вот это, собственно и привело бригаду добытчиков к Осипу. Жемчуг, для государя, отбирали судные целовальники — и некоторые зарывались, забывая, что государь указывал о десятом, самом лучшем зерне. Порой прибирали, весь десяток. Поморы, народ терпеливый, но и себя не забывают. Вот и обзавелись мы совершенно непрофильной артелью. И к делу, для них родному, ее было не приставить — с целовальниками артель рассорилась капитально. Тогда нашел им дело в сборочных цехах, хоть и было жаль так расходовать таланты. Зато теперь знаю где искать инструкторов для пловцов.

Даже интересно, кого на этот раз сманил Осип. И это любопытство смогу вскоре удовлетворить — наша лодка ткнулась в борт ладьи, так как все причалы были заняты, да еще и не по одному разу. Пока швартовались к ладье и перебирались на причал — перебрасывались новостями с артелями транспортников. Осип действительно вернулся, кто бы сомневался, увидев такое оживление в порту.

Пока слух о моем возвращении не достиг завода — можно успеть посетить брата Баженина. Давненько его не видел. Соскучился. Мои отношения с Бажениными уже давно, и как-то незаметно, переросли из деловых в дружеские. Было такое чувство, что меня вообще приняли, как младшего брата. Напрямую об этом никто не заикался, но ощущение такое возникало. Ничего не имел против, иметь старших братьев всегда хорошо, хоть и не всегда приятно.

В предвкушении радостной встречи и новостей крался к дому Бажениных. Именно крался, так как, чем незаметнее туда проберусь — тем больше времени будет спокойно поговорить и просто расслабиться за самоваром.

Наивный. Вавчуг, в полном составе, явно подхватил вирус суетливости. Понятно, что от меня вирусов можно было нахвататься самых необычных — однако, население тут удивительно крепкое телом и здоровым питанием, приправленным лечебными травами, так что раньше все обходилось. А теперь у них пропал иммунитет на размеренный образ жизни. И это в то время, когда мне только-только удалось вылечиться от мельтешения. Есть опасение, что эта пандемия вызовет у меня рецидив.

Осип носился по всему дому, периодически выскакивая во двор и рассылая приказчиков. Такую суету было грех портить своим присутствием, но, будучи прямо с воды — хотелось горячего чаю. Испортил.

Точнее попытался. Меня заметили, Осип обрадовался, секунд пять выражал восторги, а потом попросил подождать его в горнице, там мне и чай найдут, и к чаю чего ни будь, и даже к обеду — хоть еще и рано. На этом счастливое воссоединение окончилось, и моим уделом стала огромная, пустая, светелка с одинокой кружкой чая. Не то, чтоб кружка была совсем одинокой — ей в компанию выносили все новые и новые миски с печивом и снедью, тем не менее, не хватало самого главного — компании.

Пересел вместе с кружкой к окну, и стал прикидывать, глядя на беготню дворни, сколько у меня есть времени, пока сюда не потянется тонкий ручеек мастеров с важными и архисрочными делами. Выходило, примерно с час, если на крыльцо выходить не буду и менее получаса, если выскочу покурить. Курить в доме, Баженины запрещали — они вообще относились к пусканию бесовского дыма по церковному, с яростным неодобрением. А курить хотелось. Уже выработался условный рефлекс — позавтракал, чаю с пирожками выпил — надо покурить. Вот и боролся, сидя у окна, с условными рефлексами.

Осип ввалился в светелку раскрасневшийся, и продолжающий отдавать распоряжения кому-то за дверью. Потом он скинул на лавку меховую безрукавку, присаживаясь к столу

— Здрав будь, еще раз, княже. Не серчай, что меж дел тебя встретил. Дела то все наши, да отлагательства не терпящие…

Слушал Осипа и усмехался — как мне это все знакомо! И ведь моими словами высказывается. Скоро можно будет деловой словарь Вавчуга составлять, и для сокращения словесных объяснений просто говорить «пункт 472». А знающий человек ведает, что в этом пункте сказано «Совершенно нет времени обсуждать эту ерунду, рекомендую подумать еще раз и заглянуть на следующей неделе».

Прервал Баженина.

— Осип, все понимаю, не надо извинятся. Давай, о делах и поговорим, коль время мало.

И поговорили.

Что можно сказать? Много воды в Двине за два года утекло. Очень много. Аж 220 кубических километров. Такого объема хватит утопить весь Архангельск, с пригородами, в слое воды толщиной более пяти километров. Однако этого не хватило утопить обиды архангельских купцов. Шоколадку, для этих обиженных шкуродеров уже придумал, но на визит в Архангельск сил в этом месяце явно мало. Займусь русским купечеством ближе к осени. Буду их, так сказать, считать по осени.

По законам жанра, к ложке дегтя должно прилагаться нечто сладенькое — весь сконцентрировался на вопросе.

— Ну а порадуешь то чем? Не томи, вижу, как в бороду ухмыляешься.

— Ты в письмах сказывал, масло земляное ищешь? Так привез тебе с Ухты чутка, на пробу, да людишек к нему знающих.

Чего! Нефть? Откуда?!

— Осип, а ты не ошибся часом?

— Да ты сам в порту на бочки глянь. Да артельские сказки послушай. Печорцы масло с реки уж не первый год собирают. Коль интерес есть укажу артельцев к нам кликнуть.

— Есть интерес, Осип. Вели сзывать. А пока дальше рассказывай.

Баженин выглянул за дверь, выкликивая дворню. Пока закручивалась новая суета — перебирал кладовки памяти. Память пожимала плечами и намекала, что она отнюдь не бездонная и не в курсе. Самое смешное, что бочки с маслом на складах это еще не показатель — меня с нефтью никто не знакомил и как она выглядит, представляю только по фильмам. Ну, еще на запах надеюсь. Интересно, а как пахнет сырая нефть? Явно ведь не бензином.

Осип уселся обратно за стол, и мы перешли к обсуждению дел финансовых.

Обиды купцов не помешали им использовать заморский интерес для раскручивания Архангельской ярмарки. Если раньше оборот ярмарки доходил до двух миллионов рублей, то теперь он приблизился к трем. И это притом, что Петр чахнет над поступлением в казну налогов менее чем на три миллиона. Безусловно, такой оборот активировал наши вспомогательные дела, начиная с кредитования и заканчивая перевозками. Причем, перевозки по Двине возросли кратно, и остро стоял вопрос речных барж. И этот вопрос стоял не один, его даже не очень то видно было в строю более рослых вопросов, так, подпрыгивал кто-то на задних рядах. Вот этот строй и маршировал мимо нас с Осипом, пока ждали ухтинцев.

Мужики заходили в светелку, ломая шапки и не зная, как себя вести. Слухи о Вавчуге ходили разные, частично мне о них Надежда рассказывала, и народ не знал, то ли тянуться к новому, то ли креститься от него. Пока обходились без «охоты на ведьм».

Рассказывали артельщики обстоятельно, перед глазами так и вставали нефтяные ключи, бьющие со дна рек. Правда, по мере рассказа ключи превратились в ключики, а их биение перешло в просачивание. Без скважины они мне будут нефть на одну канонерку пару лет собирать.

Перед мысленным взором возникла таежная река, окруженная непролазными лесами, и на глади реки соткалась шельфовая буровая вышка. Потом вышка гордо огляделась вокруг, увидела девственную непролазность, перевела взгляд на себя, замечая массивные элементы конструкции — покрутила пальцем крана у навершия буровой башни, видимо, заменяющей ей голову, и канула в будущее. Оставив после себя только маленький колодец-кессон, который реально будет срубить над местами ключей и опустить на дно, тем самым, увеличивая добычу и улучшая экологию. А если еще и воду вычерпать, после чего углубить дно … На суше именно так колодцы и ставят — кладут несколько венцов сруба, подкапывают под ними землю, сруб проваливается. Наращивают сруб сверху и еще подкапывают снизу. Так и углубляют колодцы. Но на воде все это сделать будет много сложнее. Хотя, попробовать можно. Глубоко не выйдет однозначно, но, даже сняв верхний слой, наверняка оживим нефтяные ключи. Только насосы нужны мощные — качать эту смесь воды и нефти. Еще нужны будут отстойники, и водяные колеса, для привода всего этого в действие и … Ладно, подробнее подумаю позже.

Обсудил с артельщиками новые варианты добычи и отпустил их в рабочий поселок. Тут было не принято сразу спрашивать решения — пару дней мужики должны подумать, а потом поговорим еще раз.

Вернулись с Осипом к обсуждению нашего парада вопросов. Однако вызов артельщиков засветил мое местонахождение, и на дворе Осипа начали собираться страждущие напутствий мастера.

Первым дорвался до княжеского внимания староста деревни — его просто никто в расчет очередности не брал, и пропустили в дом. А этот хитрец деловые бумаги под кафтаном прятал, делая вид, что он на минутку и к Осипу. Ага, минут сорок разбирали жалобы и хотелки деревни. Еще хорошо, что староста с Надеждой предварительные работы провели — а то и на день можно было завязнуть.

Как обычно, народ требовал хлеба и зрелищ. Почему только с меня? Хотя, над вопросом детских садов, как и школ с продленкой надо будет подумать, это действительно многим женщинам развяжет руки — а у нас впереди еще одно расширение. Другая часть просителей хотела прямо противоположного — но таких велел отправлять на исповедь к святым отцам, пусть они рассказывают, каким таким бесячим промыслом мы тут занимаемся. Ну да, пахнет серой, и что? Если этих просителей накормить ведром гороха — вокруг них так же преисподней будет попахивать — это еще ничего не значит.

Были и третьи. Занимающие промежуточную позицию. Валом на завод они идти отказывались, но готовы были выполнять подряды на дому. И таких было много. Не помешает разработать для них производственные циклы — делать детали на заводе, а собирать отдавать надомникам. Да, так будет дороже и сложнее — зато снимет напряженность. Прорывных технологий надомникам не светит, но собирать те же дельные вещи для кораблей — почему бы и нет.

Была и еще одна прослойка в этой третьей волне. Люди, занимающиеся своими промыслами, и желавшие делать диковины, но своими, привычными для них методами. А мне соответственно вменялось в обязанность придумать таковые диковины. Моего мнения, как обычно никто не спрашивал.

Дааа, накопилось проблем за два года. И это явно еще не все, пачка листов у старосты толстая, просто он забросил пробный шар и ждет реакции. А на улице ждут мастера.

Не буду делать из светелки Бажениных филиал заводоуправления. Попрощался с Осипом, на ужине обещал быть, но не уточнил на каком — имелись обоснованные подозрения, что не в ближайшее время.

Неделя прошла в угаре. Хорошо, что стал вести списки дел на предстоящие дни, без этого брала оторопь, и опускались руки. Обе сотни абордажников отправил в Холмогоры, кратко напутствовав, что от того, насколько быстро и хорошо команды моряков будут справляться со всяческими проблемами на борту — напрямую зависит жизнь морпехов. И если свои жизни мои абордажники ценят — рекомендую проконтролировать, чтоб моряки, разбуженные среди ночи, могли все действия выполнить одной рукой и с закрытыми глазами. На разбуженных посреди ночи — акцентировал особо. Да и самим абордажникам не помешает уметь действовать по тревогам.

Из школы, так как она не резиновая, просил прислать в казармы абордажников две сотни курсантов, самых сметливых, да к знаниям тянущихся. Буду их на заводских мастеров натравливать, а потом, когда закончим строительство первой подстанции — они на ней будут работать. Мне механики для канонерок нужны не меньше, чем пушкари.

Подстанцию начали строить — пока, только в виде здания и фундаментов для коловратных машин и газогенератора. Как и начали строить новые цеха. Станки для этих цехов находились еще в состоянии деревянных моделей, на которых отрабатывали кинематику и готовили литьевые формы. По новому проекту завода — в нем впервые появятся двухэтажные каменные цеха. Строители взялись за завод с энтузиазмом. Даже землекопы уже примеривались к береговому участку Вавчуга на предмет каналов. Примеривались в буквальном смысле — тренировались пользоваться теодолитами. Принцип у теодолита элементарный — прицел от пистолета на поворотной рейке, к которой снизу подвешен груз на палке. Вся эта конструкция стоит на деревянной треноге и через нее можно целиться на линейку с крупными цифрами, которую невдалеке держит второй человек. Линейку надо держать вертикально, ориентируясь на пузырек воздуха в стеклянной пробирке. И если прицелиться точно, то можно узнать, по линейке, разницу высот между местом, где стоит тренога и линейкой. А, используя компас еще и привязать эти точки высот на местности. Ключевое слово тут — точно прицелится. Наш первый теодолит точностью похвастать не мог, и ему на смену уже делали теодолит с оптическим прицелом, на который были и милитаристские планы — вот такое двойное использование технологий. И, самое смешное, что теодолиты надо было так же «пристреливать» у уреза воды, регулирую положения прицелов — иначе они врали немилосердно. Остальной инвентарь для землекопов еще ждал изготовления. В том числе, инвентарь очень ждал первых катаных листов железа. Надеюсь, что дождется еще этим летом.

Остальной завод играл в деревянные игрушки. Корабелы второй день запускали кораблики. Модель обводов канонерки пускали вначале в бассейнах лесопилки, а потом и в Двине, таская ее за лодкой. Модель была грубой, только обводы и положения центров тяжести — другую, настоящую модель, делали, по традиции, подмастерья корабелов.

Остальной завод играл каждый в свои игрушки, начиная от моделей оружейников к 100 мм гладкоствольным полевым орудиям, и заканчивая стекольщиками. Которые, правда, деревянных моделей не делали, выполняя макеты ламп и отражателей для прожекторов под свечи Яблочкова в стекле — но пока гнали один брак, и можно было считать, что и они еще только примериваются.

Завод, с облегченным вздохом, погрузился в ностальгию авралов прошлых лет. Забыта была солидность, которую воспитали за эти годы святые отцы вместе с управляющим. Опять появились обрывки бумажек, на которых черкали и перечеркивали результаты экспериментов. Заявки в заводоуправление посылали теперь краткие, можно считать, только требования, с привязкой к заказу, которым цеха занимались в настоящем. А подмастерьев управляющего, если они приходили за конкретизацией, посылали более развернуто, чем было в заявке. Мастера и от заявок предпочли бы избавиться — но тут уже пришлось мне отстаивать нововведения волевым решением — негоже, ради скорости рушить пару лет систематизации. Управляющий и так прибегал каждый день жаловаться, потрясая пустыми заявками, у которых в графе «Для чего» стоял всеобъемлющий ответ — «Чтоб було!».

Вспоминался анекдот про Ржевского, когда он пришел и все опошлил.

Нелишне заметить, что кроме управляющего, мне проблем хватало — так как был основным генератором дурмана для этой вечеринки, и за добавкой ко мне не то чтоб подходили, скорее просто не отходили. Спать, при этом, считалось роскошью.

Еще даже первых отливок корпусов и роторов коловратных машин не выполнили, а мастера уже стояли в очереди на крутящий момент от них, и все свои планы строили, отталкиваясь от этого, так как водяные колеса Вавчуга были выжаты досуха, и дальнейшего развития заводу дать не могли.

Святые отцы сдались на третий день вечеринки и попросили подмоги у своего начальства. Правда, подмога к ним прибудет не скоро, с водным транспортом и речными баржами надо будет срочно что-то сделать. Накидал для корабелов эскизик, пусть думают — не все же им в кораблики играться. Они, правда, заложили еще один фрегат по контракту, а второй эллинг зарезервировали под канонерку. Ничего, пусть ищут способ, как выкрутится — это еще цветочки. Намекнул им, что на барже отработаем методики для канонерки, и винт, заодно, испытаем. Мастера только глаза закатывали и рвали жиденькие бороды. Жиденькие, так как такие разговоры у нас теперь каждый день случались.

Полк не мог остаться в стороне от праздника жизни, и старался внести свою лепту. Абордажников отправил в Холмогоры, но оттуда прибыли еще более шебутные курсанты которые внесли заметное оживление в цеха, где им пытались приложить руки к делу. Однако по возрасту, курсанты страждали прикладывать нечто иное, и совсем к другим делам — в результате пришлось усиливать патрули и выслушивать жалобы старост обоих поселков. А еще и морячков слегка подлечивать.

Самое смешное, что по моим меркам они ничего худого не делали — ну там с девчонкой посидели, да за ручки подержались, дело житейское. До того, что с моей колокольни виделось как действительно непорядок — дело не доходило. Но у местных, колокольни были явно гораздо выше, и видели они дальше. Приходилось тратить время на внушение и тем и другим.

Пловцы перенимали опыт от ловцов жемчуга, и тренировались, под руководством морпехов первой сотни, обученных тайным. Оборудование для первого десятка ихтиандров ждали со дня на день. Правда, за глаза эту сотню называли не иначе как лягушками, но надеюсь, не приживется. Хотелось бы чего-нибудь более героического — «Пираньи» например, или «Морские Львы», на худой конец. А то сообщения в газетах о том, как героический экипаж лягушек пустил на дно очередной линкор, будет иметь бледный вид. А газеты будут обязательно — Василий Киприанов даже побожился, что его типография готова этим летом к ежемесячному выпуску «Ведомостей». Вопросом о журналистах он еще не озаботился, ну да ничего, пока будут слухи и сплетни перепечатывать и по факториям рассылать — а потом глядишь, и люди появятся охотящиеся не за пушным зверем с ружьем, а на новости с пером. Точнее, с перьевой ручкой. Даже конкурс организую, с вручением золотой, позолоченной на самом деле, перьевой ручки за лучшую статью года. Но заниматься этим вопросом более подробно нет сил — на меня и так осуждающе косятся обделенные вниманием. Например, те же штурмовики полка, которые остались не у дел в этом водовороте новшеств, и им было обидно. Они, конечно, тренировались по общей программе, но им явно хотелось большего, и они избрали интересный способ обратить на себя внимание. Теперь, мимо бегающего по всему заводу меня, стали проходить парадным строем штурмовики, при этом они вызубрили единственную в полку книжку нового устава и браво отдавали мне честь на ходу. Приходилось соответствовать. И все бы ничего, но экипажей штурмовиков аж шестнадцать, и они умудрялись подлавливать меня по несколько раз за день.

Намек понял. Если штурмовикам не найду игрушку — то они будут ходить мимо меня строем весь день. Задумался. Потом собрал листы и свои старые наброски, забаррикадировался в штабе полка и велел морпехам никого ко мне не пускать кроме дневального. Зря, кстати, для дневального сделал исключение — мастера тут же начали через него записки передавать, уж и не знаю, чем они морпехов умасливали.

А утром сидел в штабе с красными как у крыса-альбиноса глазами и решал политический вопрос.

Ночной мозговой штурм, опираясь на мои предыдущие наработки, принес красивое решение. На столе, прикрытый уже не выветривающимися клубами трубочного дыма, лежал эскиз штурмового карабина. Оружие получилось на удивление ладным, гармоничным и, к сожалению, простым. Вот эта простота и заставляла думать над политическими вопросами, прикидывая, сколько времени понадобиться забугорным коллегам на повторение шедевра. По всем прикидкам, получалось, что немного. Но к войне шведы перевооружиться успеть не должны. Хотя, со святыми отцами проведу отдельную беседу.

Залюбовался рисунком. Было в нем нечто законченное и расставившее все акценты. Такой гармонии так и не удалось добиться с пушками, а тут как-то само получилось. Начал с того, что нужен нарезной штуцер для штурмовиков, и чтоб с казны заряжать лежа было можно. Добавилось желание еще и стрелять быстро, при этом, постоянно помнил — гильзы, в большом количестве выпускать нет возможности, впрочем, как и бездымный порох.

И вот на столе лежит результат — нарезной карабин калибром 10 миллиметров с револьверным барабаном на 5 патронов дымного пороха и острой, свинцовой пулей, длинной два калибра. Это основа. Причем, ствол карабина расположил прямо на раме, и в него барабан входит не верхней каморой, как это было принято у револьверов — а нижней. Этим достигаю завидной простоты крепления и главное, направление отдачи строго по линии приклада в плечо стрелка. По этому ствол при выстреле подбрасывать не должно. Взводить барабан бойком, а тем более курком, получалось тяжеловато, добавил к механизму взвода вовремя всплывшую в памяти скобу перезарядки легендарного «Винчестера». Получилось самое то! Можно будет перезаряжать карабин не отпуская ладонь от пистолетной рукоятки, просто отбрасывая скобу перезарядки пальцами, и притягивая ее обратно. При этом указательный палец сам, по завершению хода будет дожимать курок. Скорострельность по выстрелу в секунду можно будет смело гарантировать, пока барабан не израсходуется. Барабан пока решил набивать отдельно, привычным для стрельцов и егерей способом. Только в запальное отверстие в торце каждой каморы надо будет втыкать спичку, которую будем делать наподобие коротеньких гвоздиков — она и будет играть роль капсюля.

Благодаря нижнему расположению питания ствола — барабан сверху свободен, и, сбросив фиксатор, его можно вытащить вверх, а на его место поставить снаряженный барабан — такая операция не должна занять больше 10 секунд у самого ленивого. А у опытного — секунды три-четыре.

Так как барабан теперь выступает над стволом, целик прицела сам напросился прямо за барабаном, и место для него там есть — целиться стало удобнее, не надо прижиматься к прикладу.

Прицел, это отдельная песня, которой искренне горжусь. Мало сделать хорошее ружье — из него еще и попадать надо, и желательно, на разных дистанциях одинаково точно.

Целик буду выполнять в виде диска, стоящего позади барабана и частично выступающего над верхней коробкой карабина. В диске несколько отверстий, исполняющих роль целиков кольцевого прицела. Диаметр этих отверстий подбираем из расчета, чтоб весь видимый диаметр кольца занимала ростовая мишень на определенной дистанции. Если мишень в кольце не помещается — значит, она ближе, чем установленный целик. Тогда проворачиваем, по щелчкам, диск до тех пор, пока в новых целиках мишень не будет умещаться полностью — этим самым выставляем дистанцию. Излишне говорить, что отверстия будут просверлены с завышением, согласно дистанциям. Но кроме этого, на диске целиков еще и цифры дистанций нанесены. А нужны они для прицела подствольника. Да-да, под нарезным стволом карабина задуман гладкоствольный миномет, калибра 50мм, с отдельным прицелом в виде планки, поворачивающейся по лимбу, на котором нанесены те же цифры дальности, что и на диске целика. Стрелять из миномета, должно быть, очень просто. Сначала прицеливаемся по противнику из карабина, запоминаем цифру дистанции, упираем карабин прикладом в землю, поворачиваем планку прицела миномета по лимбу на нужную цифру и прицеливаемся в жертву уже вдоль этой планки, через обычный открытый прицел. Ствол миномета сам должен занять необходимое возвышение и направление. Да, конечно, в случае если местность неровная — будет ошибка дальности, но мины все равно далеки от совершенства, и стрельбе по площадям эти ошибки мешать не должны. Хотя, инструктаж на эту тему проведу обязательно, чтоб не стреляли по прицелам из миномета по целям высоко на склонах — пусть в этом случае стреляют по стволу, все лучше будет, чем, если они начнут свои мины себе же за спину забрасывать, или строго над собой.

Для выстрела останется только нажать курок миномета. Мины, заряжаемые с дула, будут иметь свой капсюль. А вот на детонатор для них, сил не хватит. Выкрутился поворотным замедлителем в хвостовике, который, перед зарядкой, надо повернуть на те же цифры дистанции. Более совершенные мины придется оставить на будущее. Ну да ничего страшного. В крайнем случае, полежат мина пару секунд на земле перед тем, как взорваться. Зато, есть реальный вариант устанавливать на замедлителе меньшую дистанцию, и подрывать мины над головой жертв. А главное, такие мины сможем делать тысячами, благодаря их предельной простоте.

Если супостату всего этого не хватит, и он таки пойдет в атаку — то, что от него останется после минометного обстрела и ураганной стрельбы из нарезных стволов, по выстрелу в секунду с десяти секундными паузами на смену барабана — встретят те же подствольные минометы, но уже в роли картечниц. По расчету, залп 200 граммов картечи можно будет делать с плеча, не утыкая приклад в землю. Хотя, гематома после этого может и остаться, стоит попробовать зажимать приклад подмышкой, для этого вида стрельбы. Кстати, подствольник можно снимать и использовать отдельно — эту опцию собирался задействовать для абордажников — будут ходить на абордаж с короткой картечницей, заброшенной за спину. И, наконец, если до этого дойдет дело, в чем искренне сомневаюсь, к карабину можно пристегнуть штык. Сбоку от основного ствола. Штык был навеян далекими воспоминаниями о дежурстве на тумбочке со штыком от карабина. Вот что было странно, оружием у всех наших рот, в мое время, был автомат Калашникова. А на тумбочке дневальные стояли со штыками от карабинов на поясе. При этом самого карабина не видел ни разу. Хороший штык, его и в руки взять приятно было — внушает. В отличие от штык-ножа автомата, который мне откровенно не нравился. Так что, увековечил память о прошлом в штыке для штурмового карабина, только слегка его увеличил, чтоб он занимал, в ножнах, все бедро.

Вот такое получилось оружие штурмовика. И название ему стоило бы дать соответствующее, но с наименованиями у меня всегда были проблемы — остановился пока на банальном сокращении от «Штурмового Карабина». И подвел итог этой ночи, глядя на стол, заваленный эскизами.

— Тебя будут называть «Штукой». Друзья будут говорить, что ты еще та штучка. А враги… с врагами ты поговоришь сам.

Позвал дневального, велел послать за оружейниками — пусть теперь не только у меня будет бессонная ночь. Если учесть, что, решив выпустить в свет Штуку, уже больше не было смысла прятать револьверы — абордажников ждет перевооружение.

А о броневых пластинах, из стали в три миллиметра, вставляющихся в кармашки жилетов — уже договорился с кузнецами ранее.

Вот за такие минуты триумфа самого над собой и люблю возиться со всеми этими железками. Порой, идея только забрезжила — а ты уже знаешь, все получится. И на твоих глазах задумка обрастает железом и раскрывает свои грани. А потом уходит в самостоятельную жизнь, и тебе остается только с гордостью смотреть, как взрослеет твое творение. Ощущение, наверное, сродни воспитанию детей. И гордость испытываешь не меньшую.

Хотя, и проблемы те же. Например, завод в Вавчуге, был моим уже подросшим младенцем, вошедшим в возраст спорщика и бубнилщика себе под нос. Если раньше моим объяснениям внимали раскрыв рот, то теперь на каждое слово у мастеров находилось десять своих. Они, мол, лучше меня знают, как надо делать. Частично, это так. Но в большинстве случаев они еще просто не знают того, что известно мне — и не ведают последствий, к которым могут привести их задумки. По-хорошему, надо бы отпустить поводья и давать им набивать свои шишки, только поясняя, почему у них не получилось — но этот вечный цейтнот со временем не давал такой возможности. Вот мастера на меня и бурчали. Буду надеяться, что это временная подростковая болезнь.

Чтож, такие моменты, на подобие сегодняшней ночи, и существуют, чтоб не скучно было жить. Но и они заканчиваются.

А прочие обязанности остаются — и им плевать на то, что не выспался, что глаза красные и от табака уже тошнит, а от чая просто всплыли все внутренности. Дела требуют к себе внимания. Остается только сцепить зубы и броситься в этот водоворот, находя в себе силы не наорать на волочилщиков, пытающихся пропускать медную проволоку сразу сквозь несколько калиброванных волочильных досок, без отжига. А потом еще и стекольщикам спокойно пояснять, что отражатели прожекторов будут нагреваться как в печи, и мало того, что их надо из стекла с высоким содержанием свинца делать, так еще и отжигать. Иначе, зачем мы, по их мнению, тут целых три печи для отжига соорудили? А вы, уважаемый мастер, ждите, когда мы для стабилизаторов жести накатаем, а до этого никаких пробных запусков! Мы же только вчера об этом говорили! Или это позавчера было? Нет, больше не задерживаю… А вон этого бракодела мне самому хочется видеть! И настроение подходящее… И вам здравствовать, мастер. А скажите-ка мне, как так получилось, что у литейщиков формы разваливаются? Нет мастер, не маленькая трещинка, а запоротая деталь, над которой трудилось множество людей, начиная от углежогов, подготавливающих уголь для домен и заканчивая литейщиками. И труд всех этих людей испорчен из-за Вашей безалаберности. Надеюсь, только безалаберности а не злого умысла. Так что, на первый раз давайте посчитаем вместе, все затраты, которые из-за вас завод выкинул в топку домен, а потом подумаем, как будете компенсировать эти затраты. И давайте сделаем это быстро, мне еще надо к углежогам, раз про них так удачно вспомнил.

Пора переводить углежогов на завод и пережигать уголь тут, привозя дрова. А освободившиеся бригады переведу на валку леса и высадку новых деревьев, иначе через несколько лет, ну даже пусть десятков лет, останемся без сырья для газогенераторов. А газогенератор на заводе заложен огромный. Если честно, заложил его таким просто потому, что не имею ни малейшего понятия о том, какая у него будет производительность. Эксперименты с прокаливанием стружек дали некоторые цифры — с килограмма дров получается 450 грамм жидкости, если пары конденсировать. К этому около 300 грамм угля, а остальное — уходит в газы. Газы, при этом горючие. Применение углю и горючим газам уже есть. Уголь на домны, а газы пойдут топливом для заводской коловратной машины. А вот на конденсат у меня были планы, как на топливо для канонерок.

Дело все в том, что нефть быстро никак не получалась. Артель на Ухту уже отправил, снабдив их деталями и стройматериалами для будущей добывающей платформы, как гордо именовал сруб с отстойниками. Но, по три десятка тон каждой канонерке на одну заправку — артельщики сказали сразу, что могут и не потянуть. А сколько именно потянут — будет видно к следующему году. Вот и искал альтернативу.

Наиболее реальной альтернативой мне показался именно этот конденсат. Если его перегнать при 90 градусах, ну или чуть больше, но только чтоб ниже температуры кипения воды — из конденсата перегоняется все горючие вещества, и получается грамм 150 условного жидкого, и очень вонючего, топлива — смеси уксусов, спиртов и аналогичной гадости, которую гарантированно никто пить не будет. Бензин, и керосин был бы, конечно, лучше. Но у конденсатного топлива есть одно неоспоримое, и решающее достоинство. Чтоб выплавить три сотни тонн железа для канонерки, надо будет минимум те же три сотни тонн угля, которые перегоним на газогенераторе из тысячи тонн дров. Параллельно с этим, килотонна дров даст мне 150 тонн конденсатного топлива, которого хватит на пять заправок канонерке. Так как на одних только канонерках завод не останавливается, и угля нужно много и постоянно — у канонерок сохраняется свой топливный родничок.

Ну а деготь, в остатке, после окончательной перегонки конденсата и выпаривания из него воды — станет просто приятным бонусом на продажу. Еще и золу к делу приставим.

Таким образом, лес будем использовать полностью, не выбрасывая ничего мало-мальски ценного, как это происходит у углежогов сейчас. Более того, стружку лесопилки попробуем прессовать в брикеты, и использовать как топливо.

В перспективе, снабжу газогенераторами сельхоз артели, будут они сено мельчить и прессовать на гранулы, а потом использовать их как сырье для перегонки конденсатного топлива и прочих вкусностей от газогенераторов, в том числе тепла, а со временем и света.

Излишки тепла заводской газогенератор будет сбрасывать в общественные бани, прачечную и сушильные цеха, где, уже договорился со старостами, будут сушить дары леса, моря и подсобных хозяйств. Все это еще надо построить, но уже сейчас надеюсь порадовать зимой морпехов супчиками из сушеных грибов, лично мне такие блюда очень по нраву, особенно, с густой, томленой до желтизны сметанкой.

Пришлось сдерживать улыбку, так как все эти мысли проходили параллельно с разносом мастера формовщиков, и подсчетами его долгов.

Количество дел не позволяло делать их последовательно и приходилось думать сразу несколькими потоками. Вот сейчас — пойду к угольщикам, и буду раздавать им указания, а параллельно придется подумать над проблемой рабочего поселка. Там перекос с соотношением полов в сторону катастрофического преобладания мужского населения, со всеми вытекающими последствиями, которые успел оценить на примере моряков. Вроде, не моя проблема, и есть ее кому поручить — вот только не любит тут народ далеко вперед заглядывать. Ну, соберут они девиц по всей России и что? Для них проблема на этом исчерпается, а на самом деле, это только вершина айсберга. Мне нужно будет расширять цеха, где работают женщины. Вязальный цех открывать, который уже давно хотел — чтоб самим трикотаж выпускать, а не закупать его за границей. Это тянет новые, вязальные, станки, которые еще придумать надо. Про новое жилье даже не упоминаю, это вообще во главе угла. Если бы правительство моего времени выдавало каждой молодой паре муниципальное жилье, как подарок к свадьбе — проблем с рождаемостью страна бы не знала. А если еще и на рождение ребенка давали жилье побольше — на такое правительство молодые бы просто молились, и никакие деньги, по рождению ребенка, не смогут так поднять рождаемость, как самая маленькая квартирка, пусть и не в собственности, но свой угол.

Наступать на те же грабли был не намерен, и следовало об этом задуматься заранее, так как дело это, хоть и нужное, но очень дорогое. И детские сады со школами, на этом фоне смотрятся уже мелкими расходами. А еще и снабжение. Да и развлечения народу скоро захочется, а то бить морды по вечерам на берегу Двины «Вавчугцы против рабочего поселка» уже поднадоело. Буду, для начала, две футбольные команды создавать, пусть молодцы себя в новом амплуа попробуют. А как подумаю, о девичьих группах поддержки, в платьях до полу и строгих платках, размахивающих мохнатыми помпонами — сразу становится интересно такую игру увидеть. Для сексуальности группам поддержки можно даже подолы укоротить. Миллиметров на десять — за большее, мне могут и бока помять.

А еще один пласт — что свозимые девушки вполне могут начать писать родственникам, и контролировать их письма не хочу принципиально, хоть и секретный объект — так что, надо предупредить святых отцов о таких возможностях. А если послушать мою паранойю — то она говорит, что и среди девушек могут быть шпионки. Уж больно ярко сыграла в «Трех мушкетерах» миледи. Про то, что шпионы могут быть среди набранных рабочих — паранойя кричит мне и так, не переставая. И это все только верхние пласты. А будет еще и проблема расширения церкви, так как, такого количества прихожан она не вместит. Проблема очистных сооружений, которые уже сейчас работают с натугой и еще масса проблем. И все это только потому, что поселку баб маловато!

Было, над чем подумать, и от чего застрелиться.

Вместо этого, мило общался с углежогами и пытался демпфировать их, вполне понятное, недовольство от смены деятельности.

А до обеда еще далеко. И капли в клепсидре мирного времени продолжают утекать.

Уже вечером ввалился, почти без сил, в келью отца Ермолая. Кельей святые отцы называли вполне комфортабельные комнаты в их форте веры, поглядев на которые в первый раз — у меня довольно сильно пошатнулись представления о монашестве. Их кельи походили скорее на берлоги архивариусов и книгочеев. Хотя, соответствующий святой инвентарь присутствовал, тут не придерешься.

Ермолай постепенно становился прежним, и ему вновь хотелось поплакаться в жилетку. А еще зверски хотелось спать, и чтоб утром меня не нашли мастера — а то после прорыва расплава из формы они меня зовут взглянуть на каждый прыщик. Перестраховщики.

— Ермолай. Хоть ты мне что присоветуй! Не хватает меня на все дела. И чем дальше, тем больше не хватает. А ученики еще даже из сена в колыбелях не выкарабкались. И войну государь отодвигать не захочет, он и так готов ее уже завтра зачинать.

— В отпуск тебе надо, князь — Ермолай даже не улыбался и не поймешь, пошутил или нет.

— Куда??? — интересно, он хоть понимает, о чем сказал?

— Ну, туда, куда ты так рвешься каждый раз, как тебе чуток поработать приходится.

— Чуток?!

— А тож, али ты думаешь, что только ты у нас такой деловитый? Давеча у оружейников двух мастеров домой святым словом уводили, ну и силушкой подмастерья помогли. Так те мастера уже третьи сутки без сна, хотят задумки твои вперед всех сполнить. Но ты о том не думай, собирайся к этому отпуску своему. Мы тебе и доброго пути пожелаем.

Мдя, отбрил, так отбрил. Даже в отпуск расхотелось — как представлю, что в пороховом форте нарушили технологии выхода нитроглицерина, который мы потихоньку пробуем смешивать с пироксилином и шимозой, экспериментируя с новыми порохами — так сразу мурашки по спине. И не только оттого, что много людей и мастеров поляжет, а еще и от следующих пластов проблем, которые подведут Россию к войне абсолютно не готовой.

У меня сложилась тут классическая картина — все яйца собраны в одну корзину, и по иному никак — вот и трясусь над своей кладкой похлестче наседки.

— Ладно Ермолай, не пойду пока в отпуск, еще и тут дел много. Вот о них давай и поговорим.

— Князь, да ты приляг тут на лавку, с нее дела свои и обскажешь, и тебе удобно будет, и мне на твое лицо снулое не так тяжко глядеть будет.

Вот тут меня и прорвало на конское ржание. Если бы Ермолай произнес еще и коронную фразу всех психоаналитиков — «Вы хотите об этом поговорить?» — у меня бы случилась истерика. А так просто стало легче. И лавка оказалась вполне удобной, что еще больше пошатнуло мое представление о монашестве. Даже полено под голову не предложили, выдав банальную подушку. Вот только, о чем хотел поговорить с Ермолаем, совершенно вылетело из сознания, быстро покинувшего надоевшее ему тело под бурчание голодного желудка. И что снилось — вновь не запомнил. Вот такая странность. Когда же мне приснятся хоть пара справочников, которых жизненно не хватает? Ведь читал их, а говорят, что если человек хоть раз что-то увидел, то у него в памяти это навсегда останется. Врут, наверное, такой объем видео высокой четкости, да еще и стереоскопическое, на носителях моего времени, займет не меньше половины эллинга в объеме. И есть сомнения, что весь этот объем можно впихнуть в голову, да еще, чтоб он там не мешался.

Зато утро встретило июньским солнышком и обещанием тепла. Чистое небо, и умытая земля. Тонкие, еще не просохшие штрихи ночного дождя на стекле. За ночью всегда наступает день, за зимой лето. Мне надо продержаться всего три года. А потом уйду в отпуск. Ничего невыполнимого, если подумать. Бывало и похуже.

Поговорили, наконец, с Ермолаем. Говорили долго, и под запись. Основная тема — выпуск секретных технологий и способ их защиты от преждевременного копирования. Привел Ермолаю в пример, что разведчики даже письма умудрялись проглотить, лишь бы противникам секретов не выдать. Святой отец ответил с осуждением. И действительно, слабо представляю себе, как пленный боец будет заглатывать Штуку. Но пока не дошло до боестолкновений — учет и контроль! Именно с того времени на оружие появились серийные номера. Тем более, что все наши изделия проходили клеймение фирменным знаком.

Третья неделя нашего группового помешательства проходила с осложнениями. Проекты одевались металлом и им становилось тяжело и неудобно — то тут жало, то там заклинивало. Эту неделю, точнее дней десять, даже вспоминать не хочу. Если до этого мне казалось, что вымотался — то теперь создалось впечатление, что каждую новинку вытаскиваю прямо из своих внутренностей, худея на соответствующий вес.

Зато, к концу июня, на притирке стояли две коловратные машины на 50 и на 500 теоретических лошадей и их крутили от водяного колеса, пропуская воду с глиняной взвесью. Инфраструктура для запуска пробных машин карабкалась к завершению строительства, и мои понукания больше дело не ускоряли.

Много проектов отдал надомникам. В основном — сборочных. Началось все с обычных счетов, которые и диковинкой то не счел. Но вот народ оценил сразу. Теперь делали деревянные счеты в виде ширпотреба, и костяные, изукрашенные, для купцов и знати.

Вспомнив про костяные промыслы, которые у поморов были одним из основных способов заработка, выдал несколько чертежей диковин, в том числе — головоломки, какие вспомнил. Первым на ум пришел кубик Рубика, а за ним потянулись и лабиринты с шариками, и пластины с передвижными квадратиками, да много чего припомнилось. Если уж делают косторезы и резчики по дереву красивые безделушки на продажу — то пусть это будут безделушки со смыслом.

Самым сложным был, понятное дело, кубик. Но его конструкцию знал достаточно хорошо, потому как, в свое время, меня взяли на слабо, что не соберу быстро этот несчастный кубик. На что только пожал плечами, отковырнул центральную пластинку на одной из граней, разобрал кубик на детали и сложил по цветам. Заняло у меня это времени гораздо меньше, чем надеялись мои злопыхатели. Потом, помниться, и алгоритмы сборки кубика штатными способами публиковали — но их не помню, мне всегда было проще разобрать кубик и собрать его по цветам при помощи одной отвертки.

Все головоломки делали из дерева и кости, рассчитанные на два слоя населения. Головоломки из кости у поморцев выходили просто шедеврами. Наладил под это дело выпуск шахмат, шашек и гобана, на котором и в рэндзю можно играть, то есть в крестики-нолики только белыми и черными костяшками. Нарды, конечно, вспомнил, и даже запустил в производство. Только вот к каждой игре делали карточку с правилами, а с нардами меня память подвела. В итоге, если потомки меня будут убивать, за дурацкие правил нард — ничуть не удивлюсь.

Эти игры тут были уже известны, просто мне показалось это неплохой возможностью популяризации. Да и подарки государю надо начинать готовить. Хотел раньше гордо привезти ему несколько полевых пушек с расчетами да роту штурмовиков со Штуками. Потом задумался — с Петра станется начать войну со шведами на следующий день, после таких подарков. Решил пока ничего из военной тематики не показывать, стонать о трудностях и клянчить еще времени.

Но это были приятные мазки на общей картине. В целом, трудовое полотно все больше заваливалось в абстракцию. Каюсь, моя беготня по заводу и разносы мастеров этому способствовали. Надо оставить мастеров, на несколько дней, спокойно доделать изделия. Нового им уже ничего не скажу — только на нервы действую. Уметь вовремя остановиться — большое искусство, в этой области мой рейтинг на уровне подсобника подмастерья, но учиться никогда не поздно.

После того, как столярный цех наладил пеноопилки, посчитал, что это знак свыше.

Дело все в том, что целостность царевича в летнем походе меня волновала достаточно сильно, хоть и не подавал виду. В связи с этим активизировал разработку пенопласта 17 века. Он, по моим расчетам, нужен будет для заполнения сот бортов канонерок, не для непотопляемости, а для теплоизоляции. А параллельно, для спас жилетов. Теперь спасики вышли на первые позиции и мы, со столярами, занялись экспериментами.

Как сделать пену? Легко. Про мыло даже не говорю, а вот, что для меня было важнее, взбивать белок яиц приходилось неоднократно. Муторно — да, зато вкусно. От этого и отталкивался, предположив, что и костяной клей может обладать этим свойством, не вкусом, конечно, а способностью взбиваться в пузырчатую массу, и в ней застывать при охлаждении. Он и обладал. Хотя требовал сил побольше взбитых сливок. Еще и наполнителя в него добавили, в виде опилок, и олифой разбавили для водостойкости. Получившиеся пеноопилочные плиты, после испытаний, решили считать условно годными, и начали выпуск пробной партии парусиновых спасиков, красного цвета. Вот с ними то и собрался посетить Холмогоры, так сказать, напутствовать школу, уходящую в море.

Как и обещал, посетил школу ночью. И даже высадился не в порту, а у сараев рыбаков — сделав себе зарубку, что караульная служба не к черту. Понимаю, что к школе, в глубине территорий, это имеет слабое отношение. Но порядок быть должОн! А вдруг супостат высадит десант с подводной лодки? Мдя. Точно надо выспаться.

Велел мужикам подождать часик и причаливать в порту под разгрузку — мы привезли не только спасики на сотню человек, больше просто не успели, но и много мелочевки для школы.

Обойти семеновцев стало вообще плевой задачей. Как и в любой уважающей себя военной школе — в Холмогорской, курсантами был организован лаз в заборе, для самоходов. К лазу вела различимая даже ночью тропа, и лаз находился, соответственно, в самом не просматриваемом месте. Найти легко, если знаешь, чего искать.

Ворвался в штаб с круглыми глазами и криками. Хорошо получилось, даже взбодрился. Еще хорошо, что огнестрела у дневальных не было, а то точно пристрелили бы, судя по тому, как они за кортики схватились.

Сыграли тревогу. Как обычно, порт в огне, Родина в опасности.

Из корпусов посыпались моряки, подгоняемые моими морпехами. Морпехи тут, похоже, взяли шефство.

Понаблюдал за суетой из окна штаба, послушал, из-за двери, как примчались капралы, за разъяснениями. Мне все понравилось. С чувством выполненного долга завалился спать в штабе — бежать со всеми в порт, просто нет сил, а свое грязное дело уже исполнил.

Утром вышел на построение, эта традиция тут прижилась, и проводилась вместе с молебном. Речь мне, похоже, не удалась — вот всегда так с экспромтами. Вроде, знаешь, о чем сказать хочешь — а начнешь вещать, и голова пустеет. Всяческие «Ээээ» лезут после каждой фразы и портят эффект. Путано и неубедительно донес мысль, как меня радуют успехи школы, и какие великие дела им предстоят. Для более полного усвоения материала объявил о премии десятку лучших матросов, по итогам осени. Премия в 10 рублей каждому и дополнительная премия по 3 рубля еще трем десяткам отличившихся, но недотянувших до первой десятки. От двух сотен рублей не обеднею, а вот подбирать матросов для канонерок уже пора. Пару лет присмотрюсь к курсантам, а там видно будет.

Не блещущее радужностью настроение, в связи с ранним подъемом и комканной речью, решил окончательно добить мой адмирал, пока номинальный, северного флота.

Он проводил все эти дни инспекции птиц, вышедших из зимней спячки, и условно приписанных к северному флоту. Вот об этих условностях и говорили. Да, боевые суда с гражданским экипажем, а где вы лучше то наберете? У вас есть? Или вон ту поросль, что строит рожи за спиной у боцмана, надеясь, что он ничего не видит, будем на птиц сажать? Или и сюда притащим рыцарей? А вы их спрашивали? Они ведь нам союзники, а не наемники. С таким отношением у нас быстро союзников не останется… Да вот наемников можно. У вас есть? Тогда по секрету скажу, что поморы на птицах получают жалованье по ставкам наемников. Можете их таковыми и считать. Или для Вас наемники могут быть только иностранного происхождения? Тогда будем считать, этот вопрос закрытым. Давайте дальше.

Дальше были не менее неприятные вопросы. В том числе, почему это северный флот занимается защитой апостолов, то есть гражданских купеческих судов. В принципе, ничего особенного, обычные конвойные контракты — только сами контракты отсутствуют. Недоработка, конечно. И чего он ко мне привязался?

Да! Сложно мне свою шкуру отделять от государственной, однако, вопрос решаемый. Вот и решали, сначала до обеда, потом и после. Работы оказалось немерянно — так как базы флот не имел, ремонтом пользовался на гражданских верфях, а поставки на него припасов шли вообще мимо штаба флота. Пришлось структурировать. И про базу обсуждали долго.

В итоге северный флот стал официально состоять из двух фрегатов и одного клипера. К флоту, также временно приписали Ястреба, как гражданское судно, служащее на флоте по контракту. Отдавать Ястреб флоту меня задавила жаба, в том числе и потому, что вопросы компенсаций с Петром не обсуждался а большая часть затрат на постройку флота шла из наших с братьями сундучков. Прикинув, сколько, по моему мнению, получил казенных денег и сколько не уплатил налога — сформировали первичные документы.

Если думаете, что сбагрил с себя лишние заботы — то глубоко ошибаетесь. Мой излишне активный адмирал тут же вытащил припасенные им заранее заявки, и вручил их мне же, но уже как адмиралу флотов. Мол, вот, заявки на снабжение, довольствие и прочее. Попытался надуть щеки в ответ, мол, а где инвентаризация запасов и оборудования вверенного флота? Но у него и эти списки оказались в наличии. Шустрый, однако, адмирал мне попался.

Дальнейший разговор нарисовал еще более объемную картину деятельности адмирала. Он себе уже и штаб подбирать начал, пока ограничившись пятью специалистами, неизвестно какой специальности и образования, одним из которых стал его личный денщик. Мне что ли денщика завести? Соответственно, на мой стол легли заявки на жалование.

Потом обсуждали поставщиков припасов. Боевой припас и ремонт оставили за Вавчугом, тут другой альтернативы нет. Остальное снабжение велел адмиралу согласовывать с Осипом, так как сам просто не знал, кто нас снабжает всем необходимым. Завизировал заявки, теперь пусть у воеводы голова болит, это ему теперь деньги искать и Петру письма слать, а мне, в финансовом плане, должно существенно полегчать.

Дальше, до вечера, занимались более приятным делом — разрабатывали планы летней кампании. Точнее, план адмирал подготовил, мы просто над ним посидели и прошлифовали. Хороший адмирал растет. Настырный. Хоть посмотрел, как должен выглядеть адмирал в деле, и какими вопросами он должен заниматься. Плодотворно посидели. Сделал для себя множество зарубок, и выставил себе оценку за адмиральство немножко ниже неуда. Но и об этом никому не скажу.

Ночью продолжил работу в штабе, но уже в одиночестве, и даже без денщика. Использовать для этих целей моих хранителей кокарды рука не поднималась, а вот гонять дневальных — святое дело.

Подумать было о чем. Когда поднялся вопрос базы для флота, стали прорабатывать варианты. Нахождение судов в Холмогорах, где они обычно зимуют — виделось стратегической ошибкой. Если супостат сподобиться запереть флот в реке, то все наши нововведения не помешают противнику резвиться в Белом море в свое удовольствие. И, самое интересное, что база под флот была уже почти готова испокон веков. Даже дьяка из епархии Афанасия пригласили для консультации, прервавшись на обед в его ожидании.

База флота будет в историческом месте — на рейде Святого Николая напротив Николо-Корельского монастыря. Именно тут, более ста лет назад располагались морские ворота Руси.

Сам монастырь заложен на берегу моря при Корельском рукаве устья Двины, который в последующем стал называться Никольским, во времена стародавние, по рассказу дьяка, лет четыреста назад. Но находился в упадке. Да несчастье ему помогло. Утопли недалеко от монастыря сыновья Марфы-Посадницы Феликс да Антон, и были похоронены в монастыре. А Марфа расстаралась, отстроив монастырь, чуть ли не заново и отдала монахам часть своих земель в пользование. С тех пор, уже лет 250 как, монастырь взирал на хмурое море через бойницы крепких стен. Не удивительно, что он произвел впечатление на англичанина Ченслера, спасшегося от шторма на большом острове Ягры, напротив монастыря. Спасся он, вместе с кораблем «Бонавентура», входившим в состав эскадры Хью Уиллоби из трех кораблей, но отбившемуся от них во время непогоды. Кстати, Ченслер именно спасся. Так как весной следующего года поморы нашли в устье реки Варзины два корабля на приколе — целые, с полными трюмами припасов и 63 трупами на борту. Некоторые из умерших были найдены сидящими, с пером в руках и бумагой перед ними, другие — сидя за столом с тарелками в руках и ложками во рту, третьи — открывающими шкаф, иные — в других позах, как будто статуи, которые поставили таким образом. Так же выглядели собаки. Вот такая мистика.

Счастливо избежавшей этой участи Ченслер, о чем он еще не ведал, первым делом, сойдя на остров Ягры, по английской привычке переименовал его в «Розовый» так как остров на многие мили зарос шиповником, алыми и красными розами, диким розмарином и фиалками. Собственно, остров с тех пор изменился мало. Его, конечно, слегка попортили, в свое время, складами — так как, с подачи того самого Ченслера, в Англии возникла «Московская торговая компания», получившая у царя Ивана монопольные торговые права. Что не удивительно, так как сам Ченслер стал послом английским при Иване Грозном.

Спустя пару лет после счастливого соединения Ченслера с Розовым островом, на нем отстроили перевалочный порт. На острове, конечно, а не на Ченслере — судя по этому джентльмену, на него где сядешь, там и слезешь — и судьба ему благоволила.

В порту было оживленно, тут перегружали с морских судов товары на речные ладьи и обратно. Кроме того, отсюда стартовали несколько английских экспедиций по изучению северного морского пути. А через 30 лет в 35 километрах от рейда Святого Николая был основан небольшой городок — Новохолмогоры, который, еще через 30 лет был переименован в Архангельск, и вырвал из рук Николо-Корельского монастыря створки ворот морского порта России. Именно вырвал, так как монастырь упирался в опорные столбы и потом еще долго не отдавал засов от ворот. Представляю, какие тогда шли баталии. Но в результате, морские ворота перенесли на Двину, а рейд Святого Николая и Розовый остров постепенно уходили в забвение.

Не успели. Знали бы они, что им предстоит — умчались бы в это забвение без оглядки — а теперь — поздно. Мне понравилась история, а главное описание глубин. Теперь на острове поставим базу флота, и даже береговую артиллерию. Во избежание, так сказать.

Как обычно, Петр на это денег не даст. Тем более что у меня еще и апостолы — беспризорники, и создать для них базу под боком базы военного флота — святое дело. А то они пол рейда Архангельска уже занимают — как никак, а семь судов построили. Точнее, построили восемь. Тяжело вздохнул. А рейд мне будет нужен вообще на 12 апостолов. В свое время серьезно воспринял слова церковников — моряки, народ суеверный.

Возвращаясь к деньгам — некоторые средства у меня освободились, благодаря расторопности адмирала. Но этого было маловато. Остальные средства расписаны по тратам еще в Черном море. Получаюсь опять банкрот. Символично.

Пойти в приказ к воеводе и потребовать мое жалование за два года что ли? Прикинул на бумажке сумму. Неплохо конечно, на пяток пакгаузов и причал хватит. Но проблемы не решит.

Вот и коротал ночь за перераспределением трат. А к воеводе надо наведаться обязательно — он мне еще и деньги на содержание Двинского полка на два месяца задержал. Хотя, тут это обычное явление. Казенные деньги и на полк, и на корабли приходили с задержкой минимум в три месяца и не всегда в полном объеме. Сезонный фактор, ничего не попишешь — как расторгуются купцы, да соберутся пошлины — казна воеводы полнеет, и выплаты идут щедрее. В остальное время приходиться ездить и ругаться. Причем, ругаться приходиться только мне — Осип, которому доверил и это дело, выкручивался как то по иному, догадываюсь как — но деньги привозил целиком, даже странно. Свои он добавляет что ли? А с другой стороны Баженины теперь богатейшие люди Архангельской гостиной сотни. Причем, не самые богатые, что меня удивило, а в первой пятерке. Их младший братик, в моем лице, выглядит весьма бледно со своими хроническими банкротствами. Ну да речь не об этом. А о деньгах. Их всегда мало. Интересно, а столица Швеции богатая? Надо поспрошать, а то мне в Константинополе апостолов сильно не хватало.

Утром следующего дня в школе продолжались лихорадочные сборы в поход. Вроде курсантам и собирать то было нечего — однако, вот уже второй день, что то таскали, и самое интересное, постоянно возвращались за забытым. Понимаю, что приказал продолжать занятия на кораблях, тем более что место было — три апостола шли с эскадрой. Но грузить на них всю школу целиком, с моей точки зрения было избыточно. Не вмешивался — у школы есть свой начальник, у флота свой. Вот пусть и решают.

Провел занятия с юнгами и всеми капралами по пользованию спасиками. В приказном порядке велел юнгам носить спасы не снимая. А всем капралам вменил в обязанность следить за этим. Сам знаю, что все равно снимут — но так хоть больше шансов.

Капралам отдал оставшиеся спасы и велел, чтоб каждый день, по очереди, их экипажи работали в жилетах. Если случиться такое чудо, как не умеющий плавать помор — за таким, спас жилет закрепить постоянно.

Пока было время до отправки эскадры в поход — навестил наших поставщиков в Холмогорах. В связи с тем, что мой распланированный бюджет сегодняшней ночью открыл кингстоны и, прибив флаг, пошел ко дну — договорился на покупку шелка для платков морпехам. И кожаных комбинезонов заказал с избытком. Да и по мелочам поиздержался изрядно.

Утром, первого июля 1699 года эскадра, отсалютовав Холмогорам шрапнельными залпами, по словам жалобщиков, побившими куриц у затона за причалами — так и не ввел на флот холостых боеприпасов — отбыла в свой первый учебный поход на месяц. В Архангельске к эскадре присоединяться еще два апостола и вся эта шайка будет месяц пугать идущих к Архангельску и домой купцов, периодически навещая Соловецких монахов. До сжатых зубов хотелось идти с эскадрой. Плюнуть на дела и месяц отрываться в море. Говорят, поборовшим искушение на небесах зачтется. В этом случае можно начинать строить в раю, персонально для меня, гигантское бунгало с гуриями. И плевать, что религии разные — раз говорят, что бог един, не зависимо от того, как его преподносят смертные — значит, и в христианском раю вполне могут быть гурии. А так как мое отношение ко всем религиям одинаковое — моих религиозных чувств такое смешение ничуть не оскорбит. Более того, вечерами еще желаю ходить на пиры к Одину — так что, бунгало должно строиться недалеко от остановки экспресса, ходящего в Валгаллу. Считаю, победой над демоном-искусителем заслужил этот скромный минимум. Да, гурий минимум пару — надо же кому-то и готовить будет. И еще денщика! Чтоб было меня кому из Валгаллы домой тащить. И бумаги. Впрочем, проще весь чердак в Вавчуге туда перенести, ведь распорядитель там всемогущ? Хотя, ему наверняка будет некогда. И даже ему сочувствую — тут с парой заводов носишься весь в мыле, что уж говорить о вселенной. Тяжело вздохнул еще раз. За чердак, наверное, надо будет еще одно искушение побороть.

Все же, католики в этом отношении более конкретны — разработали прейскуранты и распродают индульгенции. Кстати, индульгенция, это вовсе не отпущение грехов — просто у большинства сложилось такое ошибочное представление. Индульгенция — это просто способ заработать денег, придуманный ушлыми католиками не попирая канонов церкви. К грехам, и их последствиям у католиков остался традиционный подход, но они еще придумали надстройку над этим делом, согласно которой — совершенный грех усугубляет предрасположенность человека к злу, и создает духовные тяготы. Одним словом, ухудшает карму и закрывает чакры, наверное, закрывает развесистой клюквой, ну да ладно. Вот для этого и придумали индульгенции — за скромное вознаграждение снимают духовную тяготу и предрасположенность. Чистят карму и открывают чакры для космоса — экстрасенсы нервно курят в сторонке, в ожидании аутодафе, чтоб не создавали конкуренции.

Но, тем не менее, прейскурант на святые дела посчитали достаточно удачным явлением, и в мое время к нему вернулись. Причем, не только католики. Наши попы теперь крестят и освящают что угодно, за деньги, разумеется, начиная от собаки и заканчивая спиннингом, или дробовиком, явно бандитского вида. О дачах, машинах и ларьках — даже не заикаюсь, на это даже прейскуранты устоявшиеся есть, с ценами за квадратный метр или лошадиную силу. Кстати, о дробовиках. Задумался. Абордажникам бы дробовик не помешал, пусть и не освященный — в эту эпоху святые отцы к делу относились серьезнее.

Достал блокнот, начал черкать. Абордажников мало, для них и бумажных гильз с латунным донцем не пожалею. Надо возвращаться в Вавчуг.

Вновь плеск Двины, расступающейся под форштевнем, идущего домой бота. Хлопанье паруса на сильном ветру, играющем с ним в прятки и выглядывающим из-за холмов под самыми неожиданными углами. Задувало вполне достойно, и дорога выплелась короткой. Но все мысли и желания остались с ушедшей эскадрой. Возвращаться не хотелось.

Поднимался от причалов к дому, настроение пасмурное, в противовес погоде. Поспели аккурат к обеду, который намеревался вкусить без суеты, за неспешными сплетнями, на которые Надежда всегда богата. Кузьму посадим на пороге дома с ответственным заданием. Хотя, для такого задания хворостины ему будет мало — а свои пистолеты даже ему не доверяю. Но буду надеяться, что хоть поем спокойно.

Упустил из виду, что кроме мастеров есть еще такое надоедливое изобретение человечества как почта — использующееся в этом веке много активнее, чем в мое время. Письма тут писали много, часто и со вкусом. Не крестьяне, разумеется, но даже самый мелкий чиновник считал неделю прожитой напрасно, если не отправит хоть пару писем — а если, не дай бог, не получит за неделю никакой корреспонденции — то это уже повод для паника, чем он ТАК не угодил начальству. Даже письма с разносами были предпочтительнее полному отсутствию писем.

Меня эта стезя не минула. Получал письма регулярно, и так же регулярно старался на них отвечать, просвещенный Ермолаем по поводу правил местной переписки. Это отнимало, порой, по пол ночи — но приходилось держать лицо. По крайней мере, голову точно приходилось держать от стремления устроиться на столе поудобнее. А для глаз впору было держать вместе с письменными принадлежностями упаковку спичек со срезанными головками — если веки все же пересилят вставленные спички и неудержимо устремятся к заслуженному отдыху — во избежание подрыва.

На этот раз почта пришла обширная — прибыл московский обоз, привез не просто письма, а отчеты. В том числе от верфей, завода, Боцмана и Крюйса. Ждал их давно, и после обеда поднялся на чердак, на автомате отгородившись от лестницы привычной бумажкой.

Почта действительно пришла обширная, даже зародилось сомнение, что успею прочитать, а главное ответить, за сегодня. Ночь также включалась в понятие сегодня, для меня ноль часов уже не был поводом начинать новый день.

Как и опасался, справился только к утру, пресекая любые попытки вытащить меня с чердака под самыми благовидными поводами. Даже чай почти не пил, чтоб лишний раз на двор не бегать.

Новости были, скажем так, разные. В каждом отчете приходилось читать между строк, так как тут принято было отчитываться только хорошим. Например, тот же Крюйс рассказывал, как он лихо гоняет флот, проводя слаживание экипажей — но если вчитаться чуть внимательнее, и немного посчитать на листочке бумаги — вылезают несоответствия по ремонтам. Значит, были не мелкие неисправности, а достаточно серьезные аварии и если выписать даты маневров из его отчета — то в начале июня они чуть не утопили фрегат, а потом добирались в Таганрог аж четыре дня, вместо одного. Но об этом у Крюйса ни слова. Может это и моя мнительность, но ответное письмо Крюйсу писал в строгих тонах, мол, почему не доложили о серьезной аварии, едва не приведшей к потере судов, а также о ряде мелких аварий. Немедленно составить опись, с указанием причин и виновных. Так же составить опись, какие именно недостатки в обучении привели к столь серьезным последствиям! Что дело не обошлось без зеленых курсантов — ничуть не сомневался. Одним словом — гневное письмо всевидящего меня. Пусть так и думают — для адмиралов полезно быть уверенным, что за ними присматривают.

Были в отчете адмирала и не совсем ясные моменты — так и не понял, всех ли мальтийцев отправил в Константинополь или часть все же осталась, и если осталась, то на каких условиях — попросил уточнить. В вопросах с союзниками стоит вникать во все нюансы. Потом Крюйс очень невнятно пересказал отчеты патрульных пар охотников — то ли их провоцируют, то ли они нарываются, но в Черном море неспокойно, а в Средиземное адмирал еще только собирается. Понимая, что мои приказы адмирала могут уже и не застать — все равно указал ему на море действовать жестко, но желательно вне видимости берега. Если там находятся сумасшедшие, провоцирующие патрульную пару наших фрегатов — таких отводить подальше в море и топить. Приз в этом случае не брать, а на все вопросы о судьбе этих провокаторов делать круглые глаза. Но самим к османам не лезть — мало того, что у нас с ними хоть и прозрачный, но мир — так у меня на них еще есть планы.

Завод и Боцман пели дуэтом, но, к сожалению, их песня была из серии «Все хорошо, прекрасная маркиза». Стало даже немножко обидно, что меня считают мало того, что маркизой, так еще и светленькой от рождения. Красиво конечно, но …

Начал сочинять ответные письма и им, не уходя с тона взятого для Крюйса. Если у боцмана все так хорошо, то почему он гоняет поливалки круглосуточно, в том числе и ночью? Если у меня где-то вкрались ошибки в расчете норм полива, то так прямо и надо говорить, во сколько раз ошибся в полтора или даже два — у нас еще есть возможность переделать насосы. И про падеж скота желательно поподробнее. Понимаю, что у боцмана об этом не слова — но раз он пишет, что исправно отправляет скот по артелям, значит, их скот куда-то делся? Уже пора заводить ветеринаров? Ненавижу, когда кормят завтраками, даже вкусными, но совершенно бумажными — предпочитаю натуральную пищу, особенно мясо, а если такие отчеты повторяться — то и с кровью виновника.

А Липкинский завод! Хорошо у них все! А откуда тогда такой набор новых рабочих в цеха? Они еще этим похвастались! Не надо только пытаться говорить о расширении завода — это Вавчуг может безболезненно расширяться, да и то не до таких пределов, чтоб набрать двойную численность за месяц. Значит, завод в планы производства категорически не укладывается, и набрали мужиков на урезанные зарплаты — на полные у них просто денег не хватит — дали им в руки по напильнику и организовали из них токарные станки. Ой, как порочно! Мало того, что деньги у завода при таком подходе все равно быстро кончаться, так еще и детали друг к другу подходить будут плохо. Так что, бравурный отчет об увеличении в три раза численности выездных ремонтных бригад — читал с пониманием. Они всех опытных рабочих явно загнали в эти бригады, и бедолагам приходиться, уже на местах, обтачивать напильником паровоз до состояния самолета. Все плохо.

Но если отчет боцмана звучал примерно как «Ничего, прорвемся», то отчет завода был более краток «Тонем!». Само собой, в отчетах об этом не было ни слова, более того, все слова звучали исключительно возвышенно, и до окончательной победы оставалось буквально пара месяцев. Сделал выписку, какую бригаду спасения надо собирать для Липок и с каким оборудованием. Как было бы проще, если в отчете написали бы правду! Мне не пришлось тогда ломать голову, и сопоставлять, что у них пошло не так только на основании этой их карамельной бумажки и моего последнего впечатления о посещении завода.

Излишне говорить, что именно написал в ответных письмах. Приходилось даже несколько раз прерываться и подходить к окну — успокаивать себя трубочкой и видом завода, подмигивающего мне большими окнами, и умиротворяюще выстукивающего ритм уверенности в завтрашнем дне.

Вот Тула отчиталась хорошо. Они не пытались скрыть, что у них все плохо. Снарядов для фрегатов нужно было в несколько раз больше, чем в прошлом году, когда мы практически сразу остались без половины флота — теперь, по сравнению с прошлым годом, флота стало в 2.5 раза больше, и еще требовался изрядный запас на базу Мальты, для средиземного флота.

К этому государь спустил в Тулу разнарядку на штуцера, с совершенно нереальными, даже по моим меркам, цифрами. Если он собрался новые полки оснащать штуцерами, это вовсе не значит, что заводы потянут 80 тысяч штуцеров, да еще за два года.

Мастера крепились, и писали правду. Точнее, почти правду, так как на пару нестыковок все же напоролся. Неспокойно у них там, и отношения с Тулой явно не блещут доброжелательностью — что в принципе и понятно, так как Петр явно возложил на воеводу контроль над исполнением госзаказа. Вот об этом и не пишут.

Серьезные проблемы — тут уже одной бригадой спасателей не отделаться. Надо думать. А еще лучше, озадачу мастеров — у них основной пожар прошел, и появилось время отвлечься от цехов. По крайней мере, по словам Надежды, мастера поголовно отсыпались, отъедались и занимались хозяйственными делами — хоть огородов у них и не было, но у них отсутствовал и такой хозяйственник, как мой Кузьма, который не минуты не сидел без дела. Точнее, сидел он часто, бывало и в самых неожиданных местах дома, например, на коньке крыши — но вот руками он постоянно, что-то мастерил, чинил или размечал. Мечта любой хозяйки. И за что меня Тая терпит?

Московские отчеты, для разнообразия, пришли в нейтральных тонах. Да, звезд с неба не хватанули, зато и на рифы не напоролись. Обратил внимание, что московские строители работают медленнее своих коллег из Вавчуга, а стоят дороже. Это притом, что кормовые, согласно местным прожиточным минимумам, они получают отдельно, и если тут разницу еще можно списать на дороговизну столицы, то их жалование наводит на мысль о том, что привезти на строительство свою бригаду поморов мне будет выгоднее, даже с учетом расходов на дорогу. А по срокам сдачи — однозначно быстрее, с учетом все той же дороги в оба конца. Отписал Федору по этому поводу и расписал все деньги и сроки в обоих вариантах. Велел показать расчету артельщикам строителей. Или они работают в сроки и деньги, расписанные для поморов, за исключением кормовых — или увольнять всех с удержанием штрафа за срыв работ. Если честно, рассчитывал еще зимой увидеть построенную академию. И если не увижу корпуса осенью, основательно обижусь на то, как выполняется государево поручение. И обиду свою Ромодановскому поведаю, пусть он тоже подумает, отчего артели строителей так не уважают распоряжения государя.

А письмо Таи это личное. Хоть она порадовала. Тихо и искренне.

Посылка из московской типографии отняла больше всего времени. На утверждение пришел окончательный вариант букваря и арифметики, совмещенный со статьями для чтения, навязчиво проясняющими окружающий мир. Брошюра потолстела просто неприлично, от задуманного тонкого букварика остались только первые страницы и благие пожелания. При этом, дополнил пришедший вариант еще одной статьей, в которой рассказывалось о будущем — основная мысль — ничему не удивляться, коль господь человека по своему образу сотворил, то и нечему удивляться, коль человек подчинит себе все силы природы — по морям ходить уже научились, таки и по воздуху сможем, и по тверди быстрее ветра, и вообще …

Но подумал, и отнес труды святым отцам. Пожалуй, это было верным решением. Правда, теперь придется перерабатывать всю книгу.

Не со всеми изменениями, которые отцы внесли в каждую статью, был согласен — спорили до хрипоты. Приперли меня железным аргументом — мол, популяризация идей нужна, или форма их изложения? Это они, в смысле святые отцы, со мной спорят, так как не первый день меня знают — а приходские батюшки первоначальный вариант сразу за крамолу посчитают. Убедили.

Более того, святые отцы и от себя добавили в букварь пару слов длиной в пару страниц. С тоской прикидывал затраты, которые будут нужны для глобального распространения этого разбухшего талмуда. Подправил статью про законы, табель и паспорт — хотел сократить, но статья распухла, наверное, от возмущения посягательством на ее лаконичность. Ужас.

Зато святые отцы ввели еще одно новшество, сослужившее нам впоследствии добрую службу. Они приняли решение, о клеймении наших технических новинок святым знаком, который будет означать благословение церкви на этом изделии, и соответственно, гарантировать отсутствие дьявольских сил в работе устройства.

Решение приняли, безусловно, не сами святые отцы, они вообще довольно сильно были связаны правилами. Просто они творчески, удачно и к месту, переложили полученные ими сверху распоряжения.

Теперь изделия у нас клеймились, в некоторых случаях, аж тремя клеймами — знаком качества, с соколом, серийным номером и благословением. Скоро свободного места на корпусах не останется.

Букварь отправили обратно весь исчерканный и с дополнительными листами.

В сопроводительном письме просил внести изменения, и печатать без повторного согласования, печатать миллионный тираж, для начала — а то так до бесконечности будет продолжаться. Нет предела совершенству. Обычно, совершенство ограничивают вполне приземленные вещи — деньги и время. И то и другое заканчивалось.

Задумавшись о совершенстве, дополнил письмо боцману указанием о проведении конкурса. Велел объявить по всем артелям, что после сбора урожая, просеивая его — отбирать самые крупные зерна. Та артель, которая соберет сотню самых крупных семян — получает премию сто рублей. Еще десять артелей, подобравшиеся к первому месту вплотную — получат по десять рублей. Результаты определять, взвешивая сотню сухих семян, при этом, более крупные зерна, при одинаковом, или очень близком весе — имеют преимущество. Вот такой незамысловатый конкурс. Думаю, со всех артелей привезут самые крупные семена, какие заметят — потом высеем все зерна от всех артелей. Будет первое опытное поле. А в следующем году конкурс повторим.

И вообще, любит тут народ всяческие игрища — на намасленный столб просто так никто не полезет, даже за призами — а вот при стечении народа, показать удаль свою молодецкую — лезут. И самое интересное — залезают, совершенно непонятно как. Попробовав себя в качестве ползуна по масляному бревну — могу сказать, что с османами задача была менее безнадежной.

Следующая неделя проходила крайне интересно, диковины вошли в стадию испытаний, являющуюся квинтэссенцией трудов. Помню, как в школе ракеты делали — несколько человек трудились днями ради секунд триумфа, и считали, да и сейчас считаю, что оно того стоило. Вот и неделя у меня была такая. Не то, чтоб все удалось — например, малый коловратник запустился нормально, а большой — заклинило на втором часе работы. Но это все мелочи, мастера обещали за пару суток разобраться. С парой суток, конечно, преуменьшают, но и это мелочи. Чувство триумфа от этого ничуть не пострадало.

Из цеха газогенератора пошла первая продукция. Перегоняли дрова, по поводу которых сильно ругался Осип, так как плоты перекрыли подходы к берегу, но эту проблему уже решаем. Дрова перегоняли на уголек, конденсатное топливо и горючий газ. Перегоняли в больших чанах, на подобие солеварных, только еще и с чугунными крышками, притягиваемыми к котлу струбцинами. Эти котлы сидели у нас в длинной печи рядком, нахохлившиеся как наседки, и потели. Вот этот пот мы и конденсировали, а как только из наседки больше ничего выжать не удавалось — снимали ее талями с гнезда и сажали на освободившееся место свежую, только заряженную дровами «клушу». Так эти котлы и прозвали.

Единственную ошибку рабочие совершили первый раз, раскупорив еще не остывший котел — полыхало знатно, как только воздух попал на раскаленный уголь. Теперь в этом цеху образцовая техника безопасности. Котлы раскупоривают только остывшие, и вытряхивают из них уголь, в который превратились дрова после сухой перегонки без доступа воздуха, или пиролиза.

Вообще, интересно, что большинство интересных открытий человечество получило из перегонного куба. Чего только не перегоняли, брагу, дрова, нефть — вообще, перегонный куб стоило сделать эмблемой человечества, как и колесо.

Сразу представил себе виртуальную эмблему — двуколка с установленным сверху перегонным кубом. Которая, весело дымя трубой, несется по жизни из прошлого в светлое и трезвое будущее. Картинка не складывалась. Особенно, вспоминая кристально трезвых стражей правопорядка моего времени и не менее трезвых завсегдатаев вокзалов и подворотен.

Эмблема окончательно забуксовала и была отправлена на склады истории.

Про склады хочется сказать отдельно — горжусь мастерами транспортниками, в чьем ведении склады и находились — мою старую идею с поддонами, подхватили, развили и углубили. Тару и телеги для поддонов они разрабатывали сами, а тележки-погрузчики с винтовыми домкратами на вилках им подсказал. Подсказал чертежами — тут у нас не принято было рассуждать голословно.

Поморы вообще относились бережно к своему слову, может по этому они и молчаливые.

Сказать по правде, словом дорожили не только поморы — купцы, как нестранно, большинство договоров также в устной форме заключали, и система при этом не разваливалась. Ну да речь не об этом.

Цех тары постепенно превращался в большое производство, которое съедало львиную долю бумаги, дерева и стальной ленты, производимой заводом. Гордился. Но аппетиты цеховиков просил уменьшить. А то посидели всего один вечер, обсуждая варианты упаковок — а они уже наладились тару для яиц делать, среди прочей номенклатуры. Вот спрашивается, зачем? Если мы яйца тысячами не перевозим?

Но небольшую партию выпустить разрешил — хозяйкам понравится.

Сдерживать приходилось практически все цеха, на меня даже обижались — тогда предложил им самим сесть и расписать, где они материалов возьмут, и куда сбывать будут. А потом таких обиженных со списками свел друг с другом — пусть они теперь промеж собой бороды дергают, а то, почитать их списки — все запасы завода на один цех уходить будут. Управляющему велел председательствовать на этом мордобое, так как у него был обратный пунктик — никому ничего не давать. С чувством удовлетворения от очередной гадости пошел к оружейникам.

Управляющий и туда пару раз прибегал, с требованиями рассудить и разобраться — на что логично ему намекал, кто у нас тут управляет заводом. Второй раз управляющий прибегал с наливающимся фингалом под глазом, значит, совещание проходит плодотворно.

А вот Штука огорчала. Маловата убойная сила и останавливающее действие, получились. В итоге, первые Штуки так и остались музейными экспонатами, а к производству приняли модернизированный вариант, калибром 14 мм, подобранный испытаниями, и со ствольной коробкой, закрывающей барабан. Ствольная коробка не только отсекала от стрелка дым, незначительно прорывающийся из барабана и истекающий из отстрелянных камор — на нее еще завязали механизм высвобождения барабана, для замены теперь, нужно было сдвинуть ствольную коробку от себя.

Целик прицела и мушку приподняли на несколько сантиметров, а паз для целика унифицировали под разные прицелы, которые у меня были в проекте. Мастера ворчали, но думаю, когда увидят Штуку с оптикой — ворчать перестанут.

Обновленная Штука лягалась уже вполне по взрослому, лишний раз поздравил себя за предусмотрительность — хорошая передача отдачи не уводила ствол от цели, и можно было делать несколько выстрелов вслепую сквозь облако дыма, в сторону цели, вслед за первым прицельным. Теперь Штуку осталось только отполировать испытаниями.

Озадачил оружейников заказом Петра для Тулы. Сотню стволов в день Тула не вытянет никакими силами — только если мы поможем. Значит, с нас станки и несколько бригадиров к ним. Кроме того, штуцер для армии надо сделать предельно простым — кремневые замки и прочие вычурности выкидываем, оставляем голый ствол на ложе, и в открытую казенную часть будем вставлять камору с ручкой. Тут, признаться, вспомнил мосинку и пригрел принцип.

Камора имела на торце рычаг, отливаемый с ней единым целым, держась за этот рычаг, камору вставляем в ствол, пока конусная часть не упрется в конус казенной части ствола, после чего поворачиваем рычаг на 90 градусов — уши на донце каморы входят в зацепление с покатыми крюками казенной части, и ствол запирается. Можно нажимать курок и палить. Ударник бьет по гвоздику, происходил выстрел.

Далее обратными движениями, вытаскиваем камору из ствола. При этом взводится ударник. Хотя, его можно и пальцем взвести. Стрелянную, горячую и дымящуюся камору, держа за рукоять, вставляем в патронташ на поясе и достаем из него новую, снаряженную.

Для снаряжения камор, как Штуки, так и штуцера — придется делать несколько заводских линий по производству и упаковке капсул, объединяющих пулю и порох в одном тонкостенном, слегка конусным, чтоб легко входил в каморы, бумажном стакане. Бумагу пропитаем олифой, для некоторой водостойкости и селитрой, чтоб стакан сгорел без остатка. Но даже если стакан не сгорит во время выстрела — ничего страшного — все ошметки останутся в каморах и будут вычищены при перезарядке.

Прелесть еще и в том, что каморы можно заряжать и обычными, привычными для солдат способами ручной набивки, если капсулы зарядов закончатся. Можно будет даже машинки для перезарядки солдатам сделать. «Забил пулю я в камору туго…». Мдя. Было бы интересно взглянуть на творчество поэтов более поздних времен.

В результате, штуцер выходил из четырех крупных деталей — деревянного приклада с ложем, служащим опорой всей конструкции. Ствола, унифицированного калибром со Штукой. Казенной коробки из гнутой «П» образной детали, в которой монтировался ударник и курок. А также нескольких съемных камор.

Прицел для штуцера заложили открытый, по мотивам прицела автомата Калашникова — прицел, как родной, лег на верхнюю грань казенной коробки.

Еще к штуцеру шел штык — тут мастера уперлись, и штык на бедре носить будет уже нельзя — слишком длинный, только если как саблю. А вот насаживать его на ствол острием к себе, вдоль ствола — можно, так компактнее штуцер в транспортировке получится.

Отдал доработку штуцера целиком на откуп мастерам. Только напомнил, что надо будет по сотне в день делать — так что, увлекаться штуцером не рекомендую — главный упор на создание станочного парка для Тулы. Перепад воды там приличный, энергии станкам должно хватить — но на всякий случай, с обозом отправим коловратную машину. Со специалистами, куда уж без этого.

А специалисты обучались во всю. Ломать уже научились — теперь пытались научиться чинить, а мне, в очередной раз приходилось проводить лекции о соизмерении нагрузки.

Большой коловратник запустили, и … сломали — подключив его к общему, заводскому, силовому, валу от водяных колес. Колеса, при этом отключить не посчитали необходимым. Это было бы не страшно, если эти олухи сподобились хотя бы согласовать обороты коловратника и водяных колес — каюсь, проглядел этот момент. Так что большой коловратник весело пытался загнать мельничный ручей обратно за плотину, и надорвался. Стихийное испытание на силовую перегрузку коловратника можно считать пройденным.

Напомню, это все не портило триумфального настроения. Даже разносы делал любя. Над заводом витал дух праздника, и сильный, уксусный, дух конденсатного топлива.

С топливом нужно было срочно что-то делать. Приказал рыть котлован под топливные танки, после чего устроил банный день машинистам и литейщикам — машинистам перемывал кости за затянувшийся ремонт коловратников, а литейщикам, что прокатный стан еще не запущен. И плевать, что коловратники не работают — хоть сами крутите! Даже нарисовал им эскиз беличьего колеса, с огуречками внутри, изображающими мастеров. Обещал, что если жести не будет в ближайшее время — опробуем на них эту методику.

В самый разгар праздника в цех прибежал Кузьма, отвлекая меня от монументальной картины непродуктивного использования мастеров.

Размахивая руками, Кузьма, в несвойственной ему итальянской манере, сообщил, что в деревне царские посланники народ собирают. Государево слово речь будут.

Так и пошли с мастерами в деревню, недоуменно переговариваясь и пытаясь оттереть смазочный жир с рук. Нефтяного масла было мало, и его использовал только если было никак иначе. В основном — в коловратниках.

Царевы голоса собрали аншлаг. Новости, в эти времена, были товаром ажиотажного спроса. Новостной радиоканал будет для этого времени чудом и гласом свыше. Так его и назову — «Глас». Но пусть пока прокашляется и наберет побольше воздуху — прямо сейчас, не до него.

Из-за спин народа, наблюдал выступление посланников. Только минут через пять понял, что это прибыла часть фискалов, отправленных зимой строить фактории, и которым досталось поморье. Вот, и до Вавчуга добрались. Стал слушать внимательнее — очень интересно, как мои идеи будут доносить народу.

Доносили отвратительно. Мало того, что переврали, хоть и не сильно — так еще и отсебятину несли. Кто их сюда посадниками назначал? И что значит и новое тягло платить и старое? Они что? На корню идею убивать собрались? Черт с ними, бургомистрами какими-то, которых Петр вводит — но откуда они такой ахинеи по моим вопросам набрались?

Руки зачесались. Но решил достоять до конца этого лицедейства, так как получал представление, что звучало в деревнях, по пути следования фискалов и закладки факторий.

После речи, гордые своей значимостью «посадники», подозвали к себе старосту, да еще наорали на него, отчего он шапку не ломает. Мрак. Вытащил из пистолетов патроны.

Далее был еще больший кошмар. Старосте выдали эскиз фактории, и велели ему нанимать людей и строить. И чтоб к зиме была построена! И на деньги деревни.

Сел на наваленные вдоль забора хлысты будущих дров. В душе все клокотало, даже в ушах звенело. Ведь на этих засранцев ушла значительная часть моей казны — а они теперь требуют от старост, строить фактории за счет деревень. И какое отношение у деревень будет к таким факториям? И куда они дели значительные средства, выделенные им именно для оплаты строительства?

Стройное здание принципа факторий рушилось на глазах. Пусть и не все фискалы так сподличали — но ложка дегтя испортит что угодно, а слухи разбегутся быстро.

Так и сидел с опущенными руками. Подошел староста, молча уселся рядом. Народ толпился кучками, обсуждая новости, и тон обсуждений был явно завышен. «Посадники» потребовали их кормить и снарядить для похода в Холмогоры. За счет деревни, само собой. И транспорт им предоставить побыстрее, они люди государевы — им ждать невместно.

Выискал взглядом Кузьму — велел ему кликнуть ко мне дежурного капрала с экипажем морпехов. Если мои задумки с факториями и не провалились, то они максимально близки к этому. А допустить сие — никак невозможно. У меня есть только один шанс. Просто нет больше финансовых зарядов на повторные выстрелы. Уже давно иду по лезвию бритвы.

Арестовал «посадников» прилюдно. Забрался на ту же телегу, с которой вещал фискал, и рассказал народу, как оно должно было быть. Назвал суммы денег, которые были выданы каждому фискалу на строительство факторий, и как кормовые. Народ зашумел, мне тут верили на слово — а воровство в поморье считали самым тяжким грехом. На Руси так тоже считали. Но там осуждали воровство, а тут его изживали — разница ощутимая. Жаль, что в будущем победа будет за осуждением и словоблудием.

«Посадников» отправил в погреб, в очередной раз, задумался о гауптвахте. Руки тряслись от бешенства. Вещи фискалов обыскали и большую часть денег нашли — но системно это вопрос не решало. Сколько еще деревень было так обобрано? Сколько фискалов нечисты на руку?

Нужна показательная порка.

Сел писать письмо Ромодановскому.

Составлял письмо несколько часов, писал и перечеркивал. Обрисовал все подробно, в том числе и последствия, к которым может привести поведение таких фискалов, вплоть до бунтов, против двойного тягла и поборов. Намекнул и про то, что такие идеи фискалам в голову вполне могли вложить.

Открытым текстом написал, что теперь Преображенскому приказу обязательно надо пройтись по всем деревням, куда отправили фискалов и сличить порученные им дела и траты, с реализацией. Предлагал наказывать за малейшие отклонения, так как дальше будет только хуже. Впрочем, рассыпался в комплиментах, глава Преображенского приказа прекрасно знает, как поступать с ослушниками слова государева, опорочивших задумки царские.

Только дело страдать не должно — ослушников потребно заменять сразу, деньги деревням возмещать — описал, как нашли монеты в вещах фискалов. И главное, чтоб по всей Руси молва пошла, что будет с вороватыми слугами царевыми.

Остальным в письме были словесные вензеля и финтифлюшки — за которыми сходил к святым отцам. Атмосфера в форте веры давила — Ермолай сразу сделал правильные выводы из моего выступления в деревне, и писал отчет своему начальству. Как обычно, выигрывая на одних фронтах — проигрываем на других. Но мы еще поборемся!

Отправил письмо князю-кесарю с обозом из трех телег, на которых повезли фискалов, под охраной пятерки морпехов с капралом. Выправил им подорожные, велел идти максимально быстро. Даже обоза в Москву дожидаться не стал, дело слишком срочное.

Еще день потратил со старостой, подбирая замену отбывшим в свой последний путь фискалам. Опять инструктаж для ВрИО слуг царевых, которым отдали документы убывших.

Документы даже править не пришлось, так как российская лень не посчитала нужным заполнить типографские бланки предписаний — на них только печати приказа стояли, без имен. Деревни, правда, были указаны. Проводили новых фискалов, без торжества, по-деловому, и начали строить факторию в Вавчуге.

От всех этих дел устранился — пусть новый фискал всем занимается, у меня самого острых вопросов было как колючек у ежа — чувствовал их всем телом, особенно седалищем.

А в ушах капали утекающие мгновения.

Большинство острых вопросов мог решить только сам — мне нужна была сварка — и газовая, и электрическая — вопрос упирался в генераторы. Нужны были еще и сварщики, но эти проблемы буду решать последовательно. А теперь ни на что больше не отвлекаюсь и ломлюсь, как лось через подлесок, к электричеству. Заранее мирюсь с тем, что КПД моих устройств будет ниже плинтуса, и что стоить они мне будут больших денег, нервов и крови. Но без электричества мои задумки так и останутся на бумаге. Карл мне, конечно, скажет спасибо — но Петр ко мне ближе.

Начал собирать ингридиенты, для заваривающейся каши. В новый цех свозили бухты протянутой медной и стальной проволоки, стальную ленту, крепеж и прочие мелочи. Во множественном числе называю все эти заготовки исключительно авансом — так как бухт проволоки было пока всего две, а стальная лента терялась на стеллаже цеха. Показал еще раз мастерам литейщикам проект «беличьего колеса» и многозначительно пошевелил бровями. Сам уединился с ракетчиком, хотел попробовать на его винтовых прессах сделать угольные стержни из толченого угля.

Первый раз взял себе подмастерьев. Оказалось, эта ноша похлеще труда Сизифа. Мастера у меня герои, они уже пропустили через завод такое количество подмастерьев, без которого не мыслимо сегодняшнее расширение.

Представляю, сколько нервов и сил вложено. И еще стал очень ярко представлять, как матери тратят силы и частицу души, поднимая на ноги сынов, потом Мастера гранят таланты, десятки людей вкладывают часть жизни в новых мастеров, чтоб не прервался круг, чтоб круг стал восходящей спиралью…

А потом война, мор, жадность людская — и круг разорван. Тысячи жизней потеряно, и эти потерянные жизни унесли с собой смысл еще миллионов прошедших жизней предыдущих поколений. Грустно. И выводы дурацкие — надо заняться с Таей поиском антибиотика, о котором только и знаю, что это была какая-то плесень, и надо максимально быстро закончить войну со Швецией, раз уж без нее не обойтись.

А не обойтись ли?

Петр против шведов настроен основательно. Мало того, что во время посольства шведы учинили ему личную обиду, мало того, что Карл Двенадцатый, по своей семнадцатилетней несдержанности наговорил много лишнего о Петре и Августе — так еще и союз против шведов, во время посольства был заключен.

С моей точки зрения — этот союз не стоил и выеденного яйца. У Петра перед глазами есть свежий пример, как Священный союз плевал на интересы России, занимаясь своими делами. Тем не менее, свое слово, данное Августу, Петр намеревался держать.

Усугублял неизбежность этой войны еще и территориальный вопрос.

Земли под шведами считались Петром исконно русскими. Специально просил просветить меня на эту тему. Мне тут же охотно и обильно нажаловались, причем, от человека к человеку история несколько менялась. Перескажу, как понял для себя.

Оказалось, что первыми на земли Ладоги и Финского залива пришли ильменские словени, еще девятьсот лет назад, и расселились до Балтийского моря. Шестьсот лет назад, то есть в годах тысяча сотых — это были земли Великого Новгорода, и стояли на них крепости, Ладога, Копорье, Корела. Стояли не просто так, а систематически отбивали шведских феодалов, интересующихся расширением своих ленов.

А потом случились татары. Много.

Шведы не преминули воспользоваться моментом, введя в Неву флот и десантный корпус. Их встретил, с русским войском, Александр, сын Ярослава. И было это в лето года 1240. Уже из своей памяти знаю, что встретил он шведов в устье Ижоры, где в мое время стоит поселок Рыбацкое — место там очень неплохое для неожиданной атаки.

Только вот одним этим десантом шведы не ограничились, и в течение дальнейших ста лет было еще 15 крупных столкновений, о которых помнят теперь, но, забыли в мое время. Этими столкновениями шведы постепенно вытесняли славян с Балтики.

На исходе сотни лет постоянных стычек, славяне откатились до истоков Невы и там заложили еще одну крепость, на Ореховом острове, и назвали ее «Орешек».

Потом была Ливонская война — Иван Грозный пытался выдавить шведов обратно, и получить выход к Балтике. Шведы кликнули подмогу, и чуть больше сотни лет назад, году в 1580 пересилили славян, заняв крепости Ям, Копорье, Корелу, Ивангород.

При Борисе Годунове маятник качнулся в обратную сторону — Ям, Ивангород и Копорье славяне отбили.

Шведы вновь кликнули подмогу, и в году 1610 польско-шведские войска заняли Корелу, Орешек, Копорье, Ям, Ивангород, Новгород, Старую Руссу, Гдов, Ладогу…

Далее, в селе Столбово, что рядом с Тихвиным, со Швецией подписали мир, по которому шведам отходил весь Карельский перешеек, все побережье Финского залива, Нева от истока до устья и все северо-западное побережье Ладоги. Занавес.

Теперь Петр рыл копытом землю и пускал дым из ушей. Его распаляла и только что прошедшая победоносная война. Знал ведь, что победы над османами еще аукнуться!

Отговорить Петра от исполнения заветов предков? Мдя. Подумаю лучше, как закончить войну быстро.

А для этого требовалось за два года совершить Невозможное. Рецепт рождения Невозможного прост, как не странно — это Люди с Верой в невозможное. Именно такие люди делают открытия и идут пешком к полюсу. Они верят, что невозможное — возможно.

Вот таких людей и предстояло воспитывать.

А мне это делать еще и проще — мне верят на слово, и если скажу, что завтра делаем антигравитацию, меня только спросят, что и в каком количестве завозить в цех.

На ежедневном вечернем собрании, мастера посовещались и выдали мне пяток смекалистых и пяток просто рукастых подмастерьев. Выдали, как обычно, со скрипом и стонами. Люди были нашим самым дорогим и редким ингредиентом.

На этом же собрании поставил вопрос ребром — пора формировать четыре бригады спасения остальных заводов. Ухмыльнулся над ожидаемым вопросом — отчего четыре, если заводов три? Темные! А как же интенсивность развития? Пора закладывать четвертый завод. Спляшем на собственных костях, под хрип песни из пережатого горла. Святые отцы откровенно застонали — первый раз возникло ощущение, что прямо сейчас меня предадут анафеме. Обещал святым отцам, что при новом заводе построим церковь — не помогло. Подрастил церковь до храма. Тяжело, все же, с ними торговаться. Интересно, где буду на все это денег брать?

Бригады решили посылать временно, на год — у народа тут насиженные места, и переезжать, мало кто захочет. Вот вахтовый метод приняли, хоть и неохотно, с ворчанием. Любопытно, в мое время ходили вахтами на север, а теперь пытаюсь отправить вахты с севера в центральную Россию. А с другой стороны, у нас скоро и горячая вода будет, и свет электрический, если подмастерья мои не увлекутся экспериментами. Чего нам в этой центральной России делать? Правильно.

Двинулись с подмастерьями на очередной урок. Да, да — именно на урок. Уже второй день мы создавали в новом цеху прообраз физической школьной лаборатории моего времени.

На уроки собирались, кроме моих подмастерьев, еще и все свободные мастера — так как изначально всех предупредил, что начинаем пахать совершенно новый надел, скрытый ранее от всех лесом других вопросов. Вот народ и любопытствовал

Долго думал, как начать это поле. С одной стороны — надо сразу внедрять современные мне понятия — а с другой стороны, для моих конкретных задач — освещение, электросварка и электролиз, совершенно безразлично, как будут представлять электрон подмастерья.

Ночь перед первым занятием писал конспект. В памяти всплывали школьные времена — перечеркивал и переписывал конспект. То нырял в глубину, в которой откровенно тонул не вспомнив массы формул, то скакал блинчиком по поверхности и получал конспект для детей уровня яслей, по которому мои подмастерья Такого мне наваяют, что предпочел напрячься, вспоминая конструкции и формулы. Хотя, большая часть этих самых формул явно решили дожидаться своего повторного открытия.

Новый цех пах свежей сосной и сверкал чистыми стенами, еще не познавшими экспериментальных изысков мастеров и подмастерий. Открывали новую главу с чистого листа.

Собравшийся на лавках народ сдержано шумел, а у меня в голове так теснились мысли, споря об очередности выхода в массы, что не знал с чего начать. Передвигал по столу заготовленные для демонстраций детали, и мысленно пробегал по конспекту.

— Сегодня зачинаем новое дело — народ в цеху сразу затих — До нас, его никто до ума не довел, хоть и были такие попытки, рассказы о которых собрал во время посольства. Но нам не привыкать делать неведомое!

Переждал одобрительные выкрики «А тож!»

— Как вода мельничные колеса крутит, все знают. И почему она бежит по руслу реки — не для кого не секрет, тем более, что около нашей плотины перепад большой и хорошо видно, как вода через перепуски переливается и вниз бежит. Да только вы уже убедились, что есть в мире много такого, чего потрогать руками не можно. Вспомните хоть граммофон, у которого звуки от колебаний иглы возникают, глазу невидимым. А еще вспомните, про мелких тварей, о которых говорю постоянно, и которые глазом тож не видны.

Еще одна волна сдержанного шума прошла по цеху.

— Так вот. Есть и еще невидимые глазом явления, которые мы только по делам их распознать можем. И моя речь именно о них.

Переставил, поднатужившись, ближе к столу высокий гальванический элемент, любовно собранный и опробованный еще вчера вечером. Подсоединил два провода. Не особо обольщаясь по поводу олифо-костяной изоляции — брал провода в рабочих, парусиновых, рукавицах.

— Небесный огонь вы все видели. Молнии у нас только давеча отсверкали. Вот эти молнии и есть одно из проявлений невидимых сил, что зовутся электричеством. Хотя, таких молний, что на небе сверкают, нам не приручить — но вот маленькие, домашние, молнии, мы сделать можем.

С этими словами чиркнул концами проводов и зажег дугу, растянул ее, жмурясь, пока не погасла. Оглядел шумящий зал. После яркого света казалось, что в цеху наступил поздний вечер, а лампы зажечь забыли.

Позвал первого подмастерья — велел ему повторить опыт. После десятка повторений в глазах плясали зайчики, но дело подмастерьями не ограничилось — мастера желали поучаствовать. Народ обступил стол, рассматривая вольтов столб, и задавая вопросы. Трогать руками не разрешил. Велел всем рассаживаться обратно — мы еще только начали.

— Теперь отвечу на вопрос, откуда эта молния берется. Дело в том, что о металлах мы знаем еще очень мало. Умеем его лить и ковать. Умеем закаливать. Но это далеко не все, что он может. По металлу могут течь невидимые реки этого самого электричества. Но обычно они в металле спят, как застоявшиеся пруды, и хитрость именно в том, чтоб эти реки пробудить. А как можно сделать пруд проточным?

Послушал варианты. Даже так? Не знал.

— Есть два основных варианта — можно поставить колесо и, вычерпывая воду с одного конца, заливать ее в другой. А можно прокопать сток из пруда, вода и выльется. Недостаток первого варианта, что нам нужно постоянно прикладывать усилие для перекачки воды. А недостаток второго варианта — что вода из пруда рано или поздно выльется и на этом все закончиться. Вот оба эти способа и применяют для оживления электрической реки внутри металла. Например, есть разные металлы, испытывающие сродство друг к другу, ну прямо как медь и олово в бронзе. Если такие металлы сложить вместе в крынке с соленой водой, которая помогает металлам оживить их электронные реки — то можно к ним присоединять другие металлы, и в них так же будет протекать электричество. Еще египтяне умели это делать, опуская в вино пару разных металлов. Говорят, они так занимались обманом купцов — покрывая медные изделия тонким слоем золота, как мы уже умеем делать, и продавая эти изделия как золотые.

Переждал обмен мнений.

— Вот именно так собран электрический столб, что тут, у стола, видите. А что может это электричество? Искру вы видели. Но это мелочь. Искра может стать ярким светом!

С этими словами подключил, через пару пластин выключателя, гальванический элемент к тонкой, экспериментальной, свече Яблочкова. Она у меня при испытаниях не каждый раз зажигалась, после чего, увеличил высоту вольтова столба — надеюсь, теперь не подведет. Положил на вершину, между двумя угольными столбиками, разделенными глиняной пластинкой из просто высушенной, не обоженной, глины, тонкую медную стружку и замкнул выключатель. Ярко полыхнула сгоревшая медная нить, и на ее месте зажегся нестерпимо яркий белый шар дуги, от которого под стропила крыши потянулся столб дыма, неохотно вытягивающийся в распахнутые под коньком вентиляционные люки. Так как дым выходил не весь — опыт затягивать не стоило.

— Вот такой свечей мы территорию половины завода осветить можем. Но и это еще не все. Чуете, какой от огня жар идет?

Жар действительно шел вполне приличный и ладонь руки, которой отгораживался от яркого света — ощутимо пригревало. Прихватил второй рукой в рукавице стальную полосу и внес в дугу самый кончик нижней стороны пластины. Полетели искры, и к деловитому жужжанию дуги добавился знакомый звук бенгальских огней. Запах стал более насыщенный.

Видимо неудачно пошевелил полосой в дуге, и она, с прощальным хлопком, погасла. В наступившей темноте, ярко красными пятнами выделялись оплавленный кончик железной полоски и продолжающие дымить вершинки угольных электродов. В зале висела тишина и густой запах сварки. Запах, к счастью выветривался, тишина разрасталась. Надо было срочно отгораживаться от козней дьявола.

— Показывал этот опыт нашим святым отцам — они, в отличие от вас, не молчали, а задавали вопросы!

Зал оживился, но задавать вопросы им не дал. Продолжил, пока металл еще был горячий.

— Вы увидели, что электричество, это не только свет и тепло. Им еще можно плавить и резать металлы. А кузнецы знают — чем можно метал плавить, тем его можно и сваривать. Если раньше мы раскаляли заготовки в печи, а потом их складывали вместе и проковывали, чтоб они сварились — то теперь мы можем сваривать металлы в пламени электричества!

Народ зашумел, но перерасти шуму в вопросы, опять не дал.

— Почему мы этим не пользовались допреж? Вот с этого и начнем наше занятие. Как уже сказывал, породить течение в металлах можем двумя способами. Вкладывая силу или расходуя сам металл. То, что вы сейчас видели, израсходовало часть металла вот из этого электрического столба. И коль мы начнем такое применять по всему заводу, вскоре без штанов останемся. Значит, будем учиться создавать течение электричества, прикладывая силы, как в примере с водяным колесом на пруду. И силу к реке электрической будем прилагать похожим способом. Вот только, сами понимаете, коль река в металле невидима, то ее руками не оживить, и сколько не тряси металл, течения в нем не будет.

Мысленно отвлекся. На самом деле, это не совсем так, есть и пьезоэффект и еще масса вариантов, но пока моим подмастерьям об этом знать рановато, пусть усваивают малыми порциями, а мне их останется только подержать у плеча вертикальными столбиками, и погладить им брюшко, чтоб не срыгнули.

— Но господь, в мудрости своей, создав невидимые реки электричества, создал и невидимые руки, которые могут с этими реками взаимодействовать. И связал эти явления как родственников, когда одно может вытекать из другого. Так, к примеру, как только мы зажгли свет, и по проволоке потекло электричество, то вокруг проволоки сразу возникли эти невидимые руки, которые ученые мужи прозвали магнитным полем. Руки то хоть и невидимы, но строго обхватывают провод вокруг, и коль к такому проводу поднести еще один провод, по которому течет электричество, и который так же охватывают невидимые руки магнитного поля — то эти две руки промеж себя взаимодействовать начинают. С этим взаимодействием вы все знакомы. Вспомните о «рыбках», по которым поморы кочи водят. Они все в одну сторону показывают. А почему? Ответ прост. Внутри всей земли много железа, хоть оно и глубоко. Текут по этому глубинному железу электрические реки, словно на земле реки обычные, и обнимающие их руки магнитного поля проходят сквозь всю землю, так как они невидимые и нет им преград. Вот и выходит, одета наша землица вся целиком, а не только Россия, в плотную шубу из этого поля. А шубу, сами знаете, вверх ногами не оденешь, вот и сидит она на мире нашем неподвижно, пока реки внутри земли русла не поменяют. Но такое, не дай создатель, произойти в ближайшие столетия точно не может. Сами знаете, и на земле то реки русла не вдруг меняют, а уж под землей и подавно.

Перевел дух, осмотрел ряды глаз, передающие весь спектр состояний, от жадного любопытства до стеклянного непонимания. Сделал мысленно заметки, кто у меня будет работать руками, а кто головой.

— Как уже говорил, электричество, и поле это магнитное, сродство друг к дружке имеют, вот и выходит, что металлы некоторые, которые самое большее сродство к магнитному полю испытывают, и которые сами могут другое железо притягивать — стремятся повернуться так, чтоб одним концом на воротник шубы земной указывать, а другим на подол. Вот из такого металла «рыбки» и делают, да на тонкой нити их подвешивают, чтоб крутится «рыбке» ничего не мешало. А то реки то, электрические, глубоко под землей, чует их «рыбка» слабо, и коль ей еще мешать что-то будет, она правильное положение не займет. И еще одно объяснение дам, над которым гадали. Коль рядом с «рыбкой» кусок железа положить, она неверно показывать начинает. В этом все тоже сродство виновато, вокруг железа хоть и слабая, но есть небольшая шуба магнитного поля, вот «рыбка» к нему и тянется, кусок железа хоть и маленький, по сравнению с миром нашим, зато рядом, а до подземных рек далеко. А вот медь сродства к магнитному полю не имеет, и «рыбке» верное направление показывать не мешает. Но о том буду подробно не с вами, а с морячками нашими говорить. А для нас важно другое. Коль сродство у электричества и поля магнитного такое близкое, то одно другим подтолкнуть можно, а потом из одного в другое преобразовывать.

Начал накручивать медный провод на толстый гвоздь, не прекращая пояснять. Народ тут же повыскакивал с лавок и столпился вокруг стола.

— Коль грести веслом по реке нам было бы потребно, мы как лопасть весла поставим? Правильно, поперек воды. Потому как греби мы лопастью весла вдоль воды — с места бы не стронулись. А, как уже сказал, руки магнитного поля обнимают провод с электрической рекой, то есть, они вокруг провода — вот и давайте подумаем, как мы можем поставить провод, по которому течет электричество, чтоб в другом проводе подтолкнуть застойный невидимый пруд.

Так как на глазах у всех наматывал уже не первый десяток витков — догадались многие. Сообразительный тут народ.

Домотав макет электромагнита, подсоединил его к вольтову столбу. На всякий случай, не к полному, а примерно на треть. Продемонстрировал, как притягиваются куски железной полосы и обрезки проволоки. Обсудили, в том числе и появившиеся полюса. Теперь у нас не просто круговое магнитное поле, а есть концентрированные точки. Вот ими и будем грести застойные пруды.

Провел электромагнитом вдоль куска проволоки — все, с открытыми ртами, ждали искры. Угу. Цирк на выезде. Но разочарование было очень заметно.

— Сами видите, не хватает сил, чтоб ток электричества создать. Он такой слабый получается, что на искру не хватает. Но тут уж вы сами знаете, коль одна лошадь телегу стронуть не может, надо запрячь еще. Вот этим и будем заниматься.

Поручил подмастерьям мотать на гвоздях электромагниты. Народ скучковался на пять групп, и зазвучали обычные в этих случаях советы под руку.

Сам взял заготовленную дощечку с отверстием посередине, примерился к отверстию, и начал наматывать катушку, чтоб она могла свободно в отверстии вращаться. С заданиями справились быстро.

— Теперь смотрим, что у нас получилось. Вместо одного электромагнита используем шесть, пять ваших и один мой, что намотал раньше. Проволоку, по которой раньше возили электромагнит, свернул в спираль, чтоб не по проволоке магнитами возить, а вращать проволоку внутри кольца из этих шести магнитов. Сами понимаете, для тех же бортов корабля одинаково, сам ли корабль по тихой воде идет, или корабль стоит на месте и его обтекает течение реки. И в том и в другом случае вода течет вдоль бортов. Вот мы так и поступим, теперь электромагниты стоят неподвижно, а проволоку будем крутить.

Подключил шесть электромагнитов друг к другу, закрепили их вокруг отверстия на деревяшке. Намотанную спиралью проволоку, с подвязанными ниткой витками, чтоб не рассыпались, закрепили поперек отверстия на двух отводах от спирали, образовавших ось. Отводы уперли торцами в накерненные углубления в железных скобах, которые и держали спираль. Оглядел конструкцию. Хлипко все, зато за десять минут делается.

— Теперь нам надо быстро вращать спираль, которую будем называть ротором. Предлагаю на ось намотать нитку и быстро ее вытягивать — тогда ротор хорошо раскрутиться. А пока ротор крутиться, попробуйте высечь искру из проводов, которые к скобам подключены.

Попробовали. Минут десять пробовали, успев за это время пару раз сорвать ниткой ротор с опор. Искра была. Точнее, призрак искры, но все попробовали и увидели. Продолжили обсуждение. Рассказал, что течет электричество по металлам, но разные металлы пропускают его по-разному. Один металл, как широкая река, а другой как порожистый ручей. А фарфор и стекло, например, электричество вообще не пропускают. И если в металле будут вкрапления всякой грязи и шлака — то это будет как мели на широкой реке, и металл, хорошо проводящий электричество, после такого загрязнения станет проводить его плохо. Но и материалы, не проводящие электричество, все равно нам нужны, так как ими мы обмазываем провода, создавая как бы стенки трубы, по которой течет невидимая река, чтоб она не расплескивалась напрасно и не портила нам задумок. Но в случаях, когда провода надо соединить, как мы соединяли меж собой электромагниты — эту обмазку, которую назовем изоляцией, надо счищать, чтоб голые металлы друг с другом соединялись, иначе поток электричества прервется.

Наконец, дал волю вопросам. И первый вопрос был вполне ожидаем — зачем нам такие сложности, если электромагниты питаем от электрического столба и все равно расходуем металл в батарее? Молодцы. Зрят в корень.

— Если ротор сможет дать много электричества, то часть из него мы направим в электромагниты, и столб будет не нужен… Попробуем, конечно. Но перед тем, как пробовать, расскажу еще одно важное свойство этих невидимых рек. Дело в том, что когда мы включали электромагнит или искру напрямую от электрического столба — невидимая река текла ровно, именно так, как текут обычные реки. А вот когда мы стали подгонять ее руками магнитного поля — течение в роторе стало совсем иным, подумайте сами, представьте, что один полюс электромагнита это одна сторона весла, а другой — противоположная. И вот наша спираль поворачивается к этим электромагнитам то одним боком, то другим. Вот и выходит, в нашем примере с веслом, что это как по воде веслом туда-сюда грести. Движение воды то будет, а вот равномерного течения — нет. Но, вы сами видели, что для искры это безразлично, в одну ли сторону течет электричество или дергается. Главное, чтоб течение было. А вот для электромагнитов, что создают магнитное поле, проталкивающее невидимую реку в роторе — направление течения важно. Но есть у нас способ, снимать с ротора не прыгающий ток электричества, который будем называть переменным, а ровный, который будем называть постоянный. Ну, кто — что мыслит?… Подскажу. С одной спирали ротора нам постоянный ток никак не снять, на то она и одна. А если мы на ротор несколько спиралей намотаем?

Все равно не догадались. Рассказал про коллектор, когда несколько обмоток ротора подсоединяются к некоторому количеству пластин на оси, и по этим пластинам скользят пары щеток-токосъемников, которые отбирают от обмоток электричество, каждая в свой черед. В результате получается не идеально постоянный ток, а с небольшими биениями. Но это как с плохо закрепленным колесом телеги — вилять оно виляет, но ехать особо не мешает.

Раздал подмастерьям бумаги с чертежами небольшого генератора постоянного тока на четыре обмотки статора и пять обмоток ротора. Выдал и деревянные шаблоны, по которым нужно будет гнуть сердечники из полос мягкого железа. Габариты генератора, по большому счету взял от балды, ориентируясь на габариты генератора от автомобиля моего времени. Генератор делали всем миром. Старательно мешая друг другу. Потратили больше времени, подгоняя детали согнутые разными помощниками, чем, если бы все делал один человек. Зато все прикоснулись к неведомому, а когда в этом неведомом есть хоть частичка твоего труда — то оно перестает быть пугающим и становиться близким и понятным.

Под грохот ударов, по сгибаемым деталям сердечников, рассказывал, что железо лучше проводит магнитное поле, а медь лучше проводит электричество — вот нам и надо максимально использовать эти две особенности. Когда мы сворачиваем медную проволоку спиралью — река электричества порождает водоворот. И если в центр этого водоворота поставить ось, водоворот от этого только сильнее станет. И материалом для этой оси лучше всего подойдет железо. Вот только, если поставить ось из массивной железной отливки — то водоворот в ней породит электрический ток, и будет на это расходовать силы, а нам этого не надо. Именно по этому мы набираем оси, которые будем называть сердечниками, из железных полос, да еще олифой закрашенных. Олифа электричество не проводит, вот это и помешает внутри железного сердечника разгуливать электричеству.

Собирали генератор более полутора часов, и это, не смотря на толпу народа и заготовленные заранее материалы. Каждый чих приходилось пояснять, и почему мы для сердечников отдельные катушки из бумаги сделали, и зачем везде бумагой прокладываем. Зачем, зачем — да не верю просто в надежность изоляции проводов! Если на изоляцию между витков еще могу положиться, то наматывать провода на голый металл, да еще и при условии, что на изгибах изоляция проводов потрескивает — очень чревато. Кроме того, отдельные бумажные катушки позволяют спокойно наматывать их на оправках разным людям — а если мотать их прямо в генераторе, то будет очень неудобно, больше чем пара человек работать не смогут, да и то локтями толкать друг друга будут. А отдельные катушки, снимем с оправок и наденем на сердечники. Если будут болтаться, еще полоску железа подсунем. К сожалению, толщина пластин немного гуляла, и угадать размер совершенно точно было на уровне высшего пилотажа — нам этого пока не надо.

Разок выходили с мастерами на перекур. Точнее, у меня был перекур, а у них вопросник. Говорили о том, что нужно будет для электрических машин, и как с ними поменяется завод. Литейщика интересовала моя оговорка про грязный металл. Понятия не имею, как его чистить. Предложил продувать медь воздухом, как мы со сталью делаем, всякая гадость может выгореть в шлак. Вот только и сама медь окислиться. Попробуем, конечно. Еще бы потом водородом продуть. Но мало того, что водорода нет, так еще и бабахнуть должно душевно. Такие эксперименты не для единственного, прогрессивного завода в преддверии войны. Можно будет генераторным газом попробовать продуть. Полыхать будет знатно, но все же — не водород. Попробуем потом на небольшой партии перед разливкой на пруты для волочения.

С железом светили аналогичные проблемы, и, кроме этого, не имел понятия какую долю углерода можно использовать. Пока пробовали мягкое железо, прокатанное сразу после продувки, и отожженное. Дальше попробуем более углеродистые пластины и сравним результаты.

Первый генератор сбалансироваться не хотел. Ось получилась слишком тонкая, и якорь изображал скакалку. Прервал занятие, и отправил двух подмастерьев с мастером кузнецов точить новую ось. За одно и шкив большого и малого диаметра пусть сделают.

Вечером запустили генератор, подключив его через повышающий ременный редуктор к заводскому валу. Генератор тонко завыл, притирая бронзовые вкладыши. Помазали вкладыши еще жиром и отполировали пластины коллектора, после чего поставили и подключили щетки в виде толстых медных проволочек. Наступил момент истины. Для запуска генератора, ткнул на вход катушек статора вольтов столб. Варварство конечно, но со схемой подмагничивания нет сил и средств возиться. Будем запускать генераторы так, можно сказать, с толкача.

Не каждый автомобиль заводиться с пол оборота стартера, знакомая мне машинка так вообще порой пол сотни этих оборотов требовала. Так что, тыкал «стартер» генератора, меняя используемое количество батарей, пока генератор не завелся. И узнать это было легко. Кожаный ремень засвистел по деревянному шкиву, жалуясь на возросшую нагрузку. Подтянули вниз редуктор, натягивая ремень. Мысленно дополнил схему натяжителями ремня.

Выход генератора подключили на свечу Яблочкова. Свеча требовала своего стартера, на этот раз попробовал просто коснуться кончиков электродов проволокой — свече ведь все равно, от чего первоначальная дуга вспыхивает. Вспыхнула. Победа, однако.

Генератор завыл, откровенно жалуясь на перегруз и вообще, на отсутствие нежного отношения к новорожденному. Потрогал статор, проверяя температуру. Поднималась, но пока больным младенец не выглядел. Пошли еще курить и разговаривать, дым от свечи к разговорам в цеху не располагал.

Говорили про освещение, мастера предлагали прямо сейчас поставить такие свечи на территории. Посылал их к волочильщикам, от которых зависит наличие у нас проводов. Под многочисленными недобрыми взглядами, мастер волочильщик обещал, что приложит все силы. Кстати, про свечи в цехах — мастера уже не заикались, дыму от этого новшества действительно многовато. И сгорают они быстро. Хотя, если сделать электроды потолще, на пару часов должно хватить, а то и больше.

Прибежал дежуривший у генератора подмастерье, доложил, что его подшефный сильно нагрелся. Хотя, рукой трогать его еще можно.

Решили с мастерами на сегодня закругляться. Завтра поговорим о том, как мерить будем эти невидимые субстанции — любое дело требует точности.

Вот так и получилось, что разговор о напряжении и силе тока зашел только на второй день, когда лабораторный генератор, оснащенный дополнительно крыльчаткой охлаждения, во всю сжигал свечу Яблочкова, вынесенную на улицу, и на которую собрались посмотреть толпы народу. Святых отцов попросил первое время побыть рядом, успокоить народ, что это вовсе не проделки сатаны, это мастера опять диковину удумали.

Как будем мереть неуловимое и невидимое? Так и будем — по результату воздействия невидимого на реальный мир. Для начала повторим опыт с нашей первой спиралью, только вместо электромагнитов поставим на их место пару железных, намагниченных гвоздей. Собственно, наши вчерашние электромагниты уже слегка намагнитили свои гвозди и нам пока этого достаточно. Закрепляем магниты с двух сторон от спирали, а на спираль подключаем ток электричества от столба. Можно, конечно и от генератора, но пока будем использовать столб, потом поясню почему.

Все видели, что произошло? Да, спираль повернулась. А почему? Да потому же, почему «Рыбка» носом на зиму указывает. Помните, магнитные поля взаимодействуют и стараются расположиться так, чтоб меньше мешать друг другу. Вот спираль и заняла наиболее удобное положение относительно магнитов. А если мы будем мешать спирали поворачиваться? Давайте на одну сторону витков свинцовый грузик примотаем, тогда спираль будет смотреть одной стороной всегда вниз. Теперь снова подключаем к ней столб, и видим, как спираль повернулась немного, пока сил хватало грузик поднимать. А теперь добавим еще пар в электрический столб. Сила столба стала больше, и спираль отклонилась больше. Вот так и будем измерять эти невидимые силы — по отклонению спирали. Чтоб нам было удобно — на спираль оденем стрелку, закрепим ее поперек спирали, и пока электричества нет, стрелка будет стоять вертикально, а как подключим, она отклониться влево или вправо. А от чего это зависит? С этого и начнем наш сегодняшний урок.

Про магнитное поле мы уже сказали, что у него есть летний и зимний полюс. Вот и у электричества есть такие полюса. Как мы назовем полюса — электрической реке безразлично. Давайте называть полюс, что к меди в электрическом столбе подключен плюсом или положительным, а противоположный соответственно минусом, или отрицательным. И теперь смотрите, если к спирали подключить столб плюсом и минусом — стрелка отклониться в одну сторону. А если поменять местами плюс и минус — то в другую. Вот так и будем определять, где в наших устройствах плюс, а где минус. А по величине отклонения стрелки будем определять, насколько мощный поток электрической реки проходит через устройство. Вот тут нас ждет еще одна проблема. Представьте себе наш мельничный пруд, что выше плотины. Из него вода может течь по двум рукавам, по короткому и крутому, через плотину, или по длинному и пологому, по которому сброс вешних вод идет. Представили? Оба рукава примерно одинаковое количество воды пропускают, но в коротком вода бурлит, и скорость ее движения большая, а по длинному рукаву вода течет неспешно. Таким образом, чтоб точно описать оба рукава нам надо сказать, не только, с какой высоты они вытекают, но и скорость или силу их течения. Вот и электрическая река подчиняется этому закону, ее можно описать теми же словами — у нее есть перепад, и сила течения. Представьте, перепад может быть большой, но если мешать течь потоку электричества, то сила течения будет маленькой, река будет еле сочиться. А может быть наоборот, перепад небольшой, но невидимому течению ничего мешать не будет, и силу течение наберет значительную, и чем больше перепад, тем более значительную силу наберет течение, если ему ничего не мешает. Представили, на примере обычной реки? Плохо, давайте еще раз поясню …

А потом еще раз, индивидуально. Абстрактные вещи тут воспринимали слабее — сразу вспомнился фрагмент от Филатова — «… нам бы схемку, аль чертеж — мыб затеяли вертеж …».

Как будем называть все эти силы — электрической реке безразлично, как и название ее полюсов. Это надо нам, для бюрократии. Но чтоб не называть силы неизвестно как — их назвали в честь ученых, которые силы эти обнаружили первыми.

Поперхнулся. Чуть не ляпнул, что еще обнаружат. Вообще интересно наверное, родиться, и узнать что в честь тебя уже что-то назвали. Или фамилию дадут в честь явления? А что, вполне может быть — будет итальянец Александро Монтега ковыряться с электричеством, и его обзовут Вольтом, потом кличка приклеиться и история слегка залечит прорехи. Ну да ладно, мне до этих времен точно не дожить.

Итак, перепад электрической реки назвали напряжением, а единицы, в которых его измеряют — вольтами. А силу течения электрической реки, так и назвали силой тока, или просто током, и меряют его в амперах. Это просто запомните, так как это условность.

И чему будет равен один вольт?

Чтоб нам было проще, за один вольт принимаем одну пару металлов из электрического столба. Это, правда, не совсем точно, так как пока металлы в столбе свежие, напряжение в каждой паре чуть больше одного вольта, а когда метал израсходуется — напряжение станет меньше одного вольта. Со временем, мы с вами найдем это значение точно.

А силу тока как будем оценивать?

Уже сказал, что сила тока зависит от напряжения и сопротивления. Чем больше напряжение и меньше сопротивление — тем больше сила тока. Вот и выходит зависимость, что сила тока равна напряжению, деленному на сопротивление. Это понятно? А чего глаза такие остекленевшие? Вспомните, как площадь прямоугольника найти — это вы все делали. Длину на ширину умножаем. Так вот. В этом примере, длинна это сила тока, ширина это сопротивление, а площадь, это напряжение. Законы мира, они очень похожи друг не друга, к какой бы области не относились.

Вот и выходит, что, зная напряжение, по количеству подключаемых пар столба и сопротивление, которые сами организуем — найдем силу тока.

Про сопротивление вам рассказывал — каждый металл пропускает электрическую реку по-разному. Но сопротивление не только от металла зависит, но и от его размеров. Сами понимаете, проковыряй мы в плотине тонкую дырочку — будет тонкая струя, значит, дырочка воде оказывает большое сопротивление. А расковыряй мы в плотине огромную дыру — вода хлынет потоком и сопротивление ему большая дыра практически не окажет. А так как электрическую реку мы пустим по проводам-трубам, то и длина этих проводов важна. Сами понимаете, короткая дорога от дома до сортира сил потребует гораздо меньше, чем, если вы от дома пойдете в Архангельск. В итоге получаем, чем больше площадь сечения провода-трубы, тем меньше сопротивление, и наоборот, чем провод длиннее, тем сопротивление больше. А значит, сопротивление провода равно коэффициенту сопротивления металла, из которого провод сделан, умноженному на длину провода и деленному на площадь сечения провода. Уф.

Это был, конечно, не экспромт. Хорошие экспромты надо долго готовить, лишний раз в этом убедился на проводах школы в поход.

Более того, удельное сопротивление помнил только у меди, так что у подмастерьев впереди много увлекательной работы по составлению справочников. Еще одна зацепка была, чисто эмпирическая — сопротивление стали примерно в 10 раз больше меди. Выходит, 4.5 метра стальной проволоки диаметром 1мм, а тоньше мы пока сталь волочить не могли, будут иметь сопротивление 1 Ом. А если свернуть стальную проволоку спиралью в 15 сантиметров диаметром, то каждые 10 витков дадут плюс один Ом. В результате, можем сделать реостат длинной 50 см, диаметром 15 см с сотней витков стальной проволоки, разделяя витки 5мм шагом. Такой реостат будет иметь сопротивление от нуля до 10 Ом с шагом 0.1 Ом. Для первых лабораторных хватит, а кило омы будем подбирать из имеющихся материалов, имея эталонное сопротивление.

Вот изготовлением эталонного сопротивления из стальной проволоки и озадачил подмастерьев. Дело там не хитрое, справятся. Главное потом все хорошенько проолифить, зачистив только узкую полосу контакта на всех витках.

Весь день потратили на создание лабораторного гальванометра, так как наш первый макет не мог похвастать чувствительностью и повторяемостью. Вот и составляли, вместе с подмастерьями, чертеж прибора и схемы его подключения для измерения силы тока и напряжения. Рисовал, в основном, сам — зато подмастерья мотали рамки, и намагничивали железки, пока мы не подобрали параметры удобные нам для работы. Точнее, приборов сделали два один на напряжения до 20 вольт и токи до 10 ампер, второй на напряжения до 200 вольт и токи до 100 ампер, причем, шунт на втором измерителе можно было менять, но пока отградуировали его приблизительно.

Силу тока и напряжение вполне можно мерить одним прибором. Для измерения силы тока прибор должен иметь минимальное собственное сопротивление и включаться в цепь последовательно с измеряемой нагрузкой, а для измерения напряжения прибор должен иметь большое внутреннее сопротивление и подключаться параллельно нагрузке. Можно, конечно, делать два разных прибора в одном рамка из малого количества витков, и им будем мерить Амперы, а другой, с большим количеством витков рамки, и соответственно большим сопротивлением — им будем измерять Вольты.

Но можно просто добавить к амперметру набор сопротивлений и … В общем, так и сделали.

Домашним заданием подмастерьям стало изготовление, а главное, градуировка новых измерительных инструментов.

В процессе разговоров о приборе возник закономерный вопрос — а нельзя ли по этому принципу сделать двигатель. Чтоб рамка не поворачивалась, а крутилась.

Можно. Более того, в большинстве случаев машины, что мы делаем — обращаемые. Это значит, что генератор можно использовать как двигатель и двигатель как генератор, с минимальными переделками. Это правило не без исключений — но пока не до нюансов.

Вообще, моя жизнь напоминала жизнь частицы в пузырьковой камере. Так же, проношусь по верхам, задавая принципы, направления и константы, причем, некоторые, придумывая на ходу. А за мной разрастается след из пузырьков. С одной стороны — приятно быть частичкой, вызвавшей бурную реакцию в перегретой среде. А с другой стороны — жизнь таких частичек коротка …

Вопросы с двигателями временно свернул. С нашей выработкой меди и проволоки не до жиру, пока все силы на генераторы. Делаем два экспериментальных генератора, один постоянного, второй переменного тока. Нагрузкой для них будет сварка для переменного и электролизер для постоянного. Для сварочника еще нужен будет трансформатор. Но об этом будем говорить на следующих занятиях.

Неделя интенсивных занятий принесла давящую усталость, так как по ночам пересчитывал генераторы на основе экспериментальных данных и готовился к новым лекциям. Ермолай поселился со мной на чердаке, и тырил у меня черновики прямо из-под рук. Складывалось ощущение, что он опасается моей скоропостижной кончины и пытается собрать максимум информации. Намекнул ему, что не дождетесь, и двинулся в электрический цех, где обкатывали генератор постоянного тока. С генератором переменного тока проблем у нас было немного, видимо они все дожидались нас в районе коллектора генератора постоянного тока. Даже думал бросить пока его доделку и использовать только переменный генератор. А потом сделал ход конем и переложил доводку генератора на подмастерьев. Проблемы очевидные, угольные щетки быстро стачиваются и забивают зазоры коллекторного кольца, соответственно идут замыкания. После перемотки очередной сгоревшей обмотки — озвучил наш запас проводов, подходящий к концу. А литейщики еще экспериментируют с продувкой меди, и новых проводов в ближайшее время не будет. Так что, еще пару замыканий, и на сердечники буду наматывать их внутренности. Похоже, поверили. И выкрутились оригинально — поставили на вал сразу за коллекторным кольцом крыльчатку, которой продували зазоры. А угольные щетки стали набивать в бронзовых рубашках. Вопрос с перемыканием щеткой двух соседних контактов коллектора решили варварски и в лоб — добавили в коллекторное кольцо пустых контактов шириной со щетку, и теперь рабочими были каждый второй контакт, а остальные просто для сохранения геометрии кольца. Пока это опытные, а не силовые генераторы — посчитал такой выход возможным.

Ничего, большую машину будем делать многополюсной, и там будет возможность задействовать все контакты.

Как и ожидал, мои подмастерья разделились на рукастых и головастых. Первые обеспечивали работоспособность генераторов, то есть готовили для них запчасти и меняли их. Вторые занялись составлением справочника и экспериментами. Теперь с исследователями больше занимался теорией, а с практиками решали дела насущные.

Была еще и третья группа — мастера. Которые усвоили общие принципы и теперь брали меня за горло. Оружейники хотели электрозапалы для орудий, не столько потому, что так было нужно, сколько потому, что весь завод помешался на электричестве.

Литейщики требовали плавить дугой — набросал им примерно, сколько нужно будет меди на генератор величиной с пол цеха, уж не говорю, сколько будет кушать коловратная машина его вращающая. Проняло. Золотые плавки у нас получаться. Хотя, в некоторых случаях пойду и на это, если дойду до полупроводников.

Мастера кузнецы послушали мои пояснения для литейщиков и спрятали за спину листы с эскизами. Даже любопытно стало, на что они хотели мои нервные клетки убить.

Мои подмастерья-исследователи экспериментировали с электролизом. Задал им эту задачку — нащупать опытным путем параметры электролизера для разложения воды.

Про электролизер нарисовал подмастерьям целое батальное полотно, как электронная жидкость, стекая с электродов, вступала в битву с обычной жидкостью. Результат такой битвы может быть разный, и, чтоб результат получался нужный нам — добавляем в обычную жидкость разные вещества, которые становятся шпионами электрических потоков и обеспечивают им не только победу, но и чтоб обычная жидкость выполняла пожелания победителя. От того, каким будет это вещество-шпион — результат может быть разный. От того, сколько силы мы вкладываем в электроды — будет различаться размер результата, вплоть до бабаха. К счастью, подмастерья провели эксперименты без разрушительных последствий и подобрали параметры электролиза на наших экспериментальных генераторах.

Перед этим они занимались подбором параметров трансформатора для сварки на переменном токе. Стандарта для переменного тока еще не выработали, и подбирали габариты сердечника под частоту конкретного генератора, опытным путем разумеется.

Сложного в трансформаторе ничего нет — он прост и понятен. Первичная обмотка, навитая спиралью, порождает водоворот электрической реки и та, в свою очередь, порождает водоворот магнитного поля. Если, для наглядности, посмотреть на водоворот в реке, увидим, что силы водоворота изменяются в нем от максимальной силы на минимальном радиусе, ближе к центру, до минимума силы, но на большом радиусе, на периферии. Если переводить эту аналогию в электричество, то можно преобразовывать в трансформаторе электричество либо в большую силу тока на небольшом напряжении, либо в большое напряжение на маленькой силе тока. Вот такая аналогия с водоворотом.

А технически это делают, навивая разное количество витков в первичной обмотке, куда заводим преобразуемое электричество и вторичной обмотке, из которой забираем преобразованное электричество. Во сколько раз количество витков вторичной обмотки меньше, чем у первичной обмотки — во столько раз меньше будет напряжение на выходе из вторичной обмотки и больше сила тока, если, конечно, попадется подходящая нагрузка. В большую сторону это также работает. Например, на кинескопы телевизоров моего времени нужно было подать напряжение около 10 000 вольт. И ничего, трансформаторы справлялись. Делали сотню витков в первичной обмотке, и двадцать тысяч витков во вторичной. Вот и повышали напряжение с сорока до 8 тысяч вольт, лишь бы изоляция проводов это напряжение выдерживала. Но это отдельный разговор.

А в сварочных трансформаторах стоит противоположная задача, надо максимальный ток, а напряжение уже вторично, лишь бы вольт 60 на холостом ходу для зажигания дуги было, а варить можно и на 12 вольтах. Тогда в первичной обмотке наматывали пару сотен витков, а во вторичной десяток, и преобразовывали 220 вольт к 11 вольтам. Зато сила тока возрастал в 20 раз, и если через первичную обмотку проходило 5 ампер, то от вторичной можно было забрать уже 100 ампер. Этого, с грехом пополам, хватало для сварки электродом троечкой. Хотя, 200 ампер будет значительно лучше для сварки. А еще лучше, если можно будет регулировать ток от 100 до 500 ампер. На это и ориентировался.

А регулировать трансформатор очень просто — можно сделать несколько отводов от витков спирали обмотки, и включать в работу то больше, то меньше витков — и вся регулировка. Можно и более экзотические методы, вплоть до регулировки частоты. Но это не для моих возможностей.

Вот и прозвучало это слово — частота. Частота это сколько раз в секунду будут происходить всплески электричества в проводах. В генераторах переменного тока, или напряжения, как хотите — всплески происходят каждый раз, когда полюса катушки ротора проходят через полюса катушек статора. Тем самым, частоту всплесков можно регулировать, увеличивая количество этих катушек или увеличивая частоту вращения ротора. И зачем это знать? Это задачка буриданова осла.

Самый серьезный недостаток всех трансформаторов, что они не могут работать на постоянном токе. Им обязательно нужен переменный. И чем выше частота, тем компактнее можно сделать трансформатор. А чего тогда не задрать частоту на максимум? Ведь тогда все бытовые и промышленные электроприборы станут в разы меньше?

Вот это и есть два стога сена для осла. С повышением частоты больше энергии расходуется на нагрев проводов и радио излучение, как это не смешно. Если проводить аналогию, то можно представить туриста, забывшего спички и лихорадочно воспроизводящего древний способ добычи огня трением деревянной палочки. Чем чаще он трет палочку, тем сильнее она нагревается, а если будет тереть не торопясь, то палочка и через неделю холодной останется.

Зато, с повышением частоты можно через провод одного сечения пропускать больше энергии и преобразовывающие устройства получаются компактнее, начиная от трансформатора и заканчивая электродвигателем.

А в роли осла приходиться выступать мне, так как, задав один раз стандарт — будет очень тяжело отойти от него впоследствии. В мое время таких стандартов было море. У многих стран напряжение в сети было 220 вольт 50 Гц, у других — 110 вольт 50 герц, в той же Японии. В Америке приняли стандарт 110 вольт 60 Гц, а в Африке 220 вольт 60 Гц. Эти нюансы надо знать при поездках по миру, иначе можно остаться без любимого ноутбука. Хотя, справедливости ради, следует уточнить, что и формы розеток в разных странах разные, более десятка форм точно. Так что, любимый ноутбук в чужую розетку будет не воткнуть физически.

А в самолетах, так как там электропроводка короткая, используют напряжение 28 вольт 400 Гц. В автомобилях вообще 12 или 24 вольта постоянного тока. На заводах порой частоту 100Гц используют. Одним словом, кто в лес, кто по дрова. Из всего этого безобразия было необходимо выбрать стандарт для первой бытовой сети. И, самое печальное, далее его придерживаться.

И почему, например 220 вольт? Точнее, генераторы то трехфазные, на 380 вольт, а 220 вольт это уже производная. И, судя по тому, что три фазы прижились без нареканий — генератор и надо таким делать. Но почему 380 вольт? Вот тут — без понятия. Кто и от чего плясал. Тем более, что 380В это уже у конечного потребителя — по уличным столбам идут десятки киловольт, точно не помню, то ли 22 то ли 35, а для линий электропередачи вообще 110 киловольт. Зачем? Да очень просто. Медь может пропустить через себя ток около 10 ампер на каждый квадратный миллиметр своего сечения, и с этим уже ничего не сделать. Значит, при напряжении в 220 вольт, через каждый квадратный миллиметр провода можно пропустить мощность в 2.2 киловатта. Мощность, в электрическом смысле, это сила тока помноженная на напряжение. А вот при напряжении 110 киловольт через тот же квадратный миллиметр провода пройдет уже мощность 1100 киловатт, то есть в 500 раз больше. Точно такая же картина и для алюминиевых проводов, но там сила тока, разрешенная на квадратный миллиметр раза в два меньше чем у меди.

Получается, чем больше напряжение — тем экономически выгоднее его передавать, нужны более тонкие и дешевые провода. Недостатков два. Если таким напряжением шибанет человека, он точно в другой мир перенесется. В лучший мир. Значит, требуються понижающие трансформаторы для потребителей.

А второй недостаток — высокое напряжение требовательно к изоляции. И столбы для него высокие надо, достаточно ЛЭП вспомнить. Да много там нюансов. Все сразу и не вспомню. Вот сяду писать пособие по производству и передаче электроэнергии — тогда и задумаюсь, а пока, буду считать все это набросками.

А вот про разрешенную для материала силу тока надо помнить всегда. Если намотать вторичную обмотку сварочного трансформатора проводом сечением в один квадратный миллиметр и попытаться снять с нее 100 ампер — обмотка просто сгорит. Каждой силе тока должно соответствовать свое сечение провода и это надо знать даже владельцу квартиры моего времени. Провода в таких квартирах, обычно, имеют сечение 2.5 квадратных миллиметра, то есть, рассчитаны на 25 ампер. Законов электрических не отменить правительственными указами — и, при напряжении сети в 220 вольт — в квартире не может быть суммарной нагрузки на один провод более 5.5 киловатт — если больше, будут гореть провода. А что такое 5.5 киловатт? Чайник электрический, стиральная машина, разогревающая воду, СВЧ печь, да десяток лампочек. Включи сюда еще и масляный радиатор отопления — и Привет. Скажете — ничего страшного, для этих целей стоят автоматы, отсекающие питание? Вот тут и кроется болезнь незнания моего времени!

При мне человек в магазине покупал автоматы для защиты сети — ему рекомендовали на 16 ампер, такой действительно защитит сеть при перегрузке — но он требовал на 50 ампер, так как ему 16 ампер мало и у него автомат часто выключается. А он не жадный, и готов заплатить за более дорогой девайс. Автомат человеку продали.

Было впору сразу звонить пожарникам и говорить адрес. Вот только адрес этот знаток электричества не оставил.

У меня электрика до автоматов еще не дошла, и приходилось точно и с запасом рассчитывать сечения проводов.

Переломный момент в наших экспериментах наступил в середине июля. Когда подмастерья смогли ответить на ряд вопросов электротехники экспериментальным путем. Какие задать вопросы — на это мне сообразительности хватило. А вот какие на эти вопросы ответы — моя память скромно промолчала, и пришлось подбирать экспериментально. В частности, остановились на параметрах бытовой электросети в 127 вольт и 60 Гц. Напряжение хотелось побольше — но изоляция с ним не справлялась. Пусть потомки мучаются. Это понятно, фазное напряжение, потому как был выбран трехфазный генератор, с линейным напряжением 220 вольт. Соотношение между линейным и фазным напряжением легко посчитать. Если генератор трехфазный, значит линейное напряжение больше фазного на корень из трех.

Были и другие варианты. Тот же Тесла использовал двухфазный генератор, если мне не изменяет память. Но остановился на трехфазном, как более знакомом.

Большой коловратник, на который планировали подключить оба генератора, давал 600 оборотов в минуту, или 10 оборотов в секунду. Так что шести полюсная машина напрашивалась сама собой для достижения частоты в 60 Гц. Чтоб унифицировать наши генераторы, машину постоянного тока сделали так же шести полюсной с шестью щетками, три из которых служили плюсом и три минусом.

И вот, во второй декаде июня, когда погода просто шептала, и небольшие дожди оставляли красивые радуги на небе, про которые пришлось подробно рассказывать оптикам — литейшики мне сказали, что они готовы! Запасы проводов вытянуты и заизолированы. Кузнецы отчитались, что и они готовы, лента для промышленных генераторов стояла в рулонах, благо, первую коловратную машину запустили и уже эксплуатировали почти четыре дня без существенных поломок. Машинисты выразили готовность ставить второй большой коловратник, уже модифицированный. Мои подмастерья трясли бородами, ведь звание подмастерья еще не говорило о возрасте, и уверяли, что новые электромашины они с закрытыми глазами соберут. Вот это и было страшно. Мне бы пару дней отлежаться, перед большим кошмаром.

Дал отмашку начинать строительство. На том свете отдохну.

К концу второй декады был очень близок к тому, чтоб отдохнуть, как планировал. Кроме строительства генераторов, которое двигалось далеко не гладко, пошли проблемы в других цехах. Нам, в частности, не хватило проволоки 3мм диаметром, которая шла на обмотки, и которой по непонятной причине ушло больше, чем рассчитывал. При этом проволока стала самой скромной проблемой. Катастрофически не хватало меди. Точнее, на генераторы то хватит точно, а вот латунный прокат решили сократить вдвое, и в связи с этим пошла волна проблем по заводу. Страшное дело, когда чего-то не хватает в отлаженных и взаимозависимых процессах производства — лавинообразно нарастают проблемы.

Теперь стало окончательно плохо. С новой силой развернулась карусель. Висел над каждым цехом и деталью, перераспределяя ресурсы и предлагая альтернативы. А за моим плечом висела тень Ермолая, занявшая свое законное место. За его плечом, в свою очередь, висела тень моего охранника. И за плечом охранника висело еще несколько свободных, в данный момент, мастеров — кто с вопросами, кто просто учился новому. Вот такой гирляндой и ходили — даже привычно стало. А то раньше не понимал, как это всякие герцоги ходят с большими свитами. Теперь понимаю. Более того, теперь спокойно отношусь к тому, что, даже закрывшись в сортире, из-за дверей могут звучать вопросы, и на них приходиться развернуто отвечать. И бланки заявок на подпись под дверь подпихивали, кому совсем уж срочно было надо. А срочно надо было всем. Цезарь удивился бы такому многостаночничеству.

Опять вернулась ноющая усталость, и душой начало овладевать безразличие. Крепился, но срочно требовалась пауза.

Генераторы и коловратник собрали единой связкой. Генератор постоянного тока будет работать в паре с генератором переменного тока, даже если не будем использовать постоянное напряжение. Понимаю, что это глупо, так расходовать ресурс. Но это был самый простой способ организовать подмагничивание обмоток обоих генераторов в отсутствии силовых выпрямителей.

На первый запуск собралась половина завода. Если быть честным, то первый запуск мы произвели ночью, для контроля, и к утру связку остановили, за одно отработав и этот процесс. Так что торжественный пуск для меня прошел в тумане. Спать так и не пришлось, уж не упомню какую ночь по счету. Поручил произносить речь управляющему, а то мне все слова на ум приходили непечатные. Даже запомнил, как он обещал свет в каждом доме. После этого представил себе объем работы и с горя отключился.

Собрание закончилось слишком уж быстро, судя по тому, как меня начали расталкивать радующиеся жизни мастера. Они уже планировали проводку в цеха! Заглянули бы вначале на склад проволоки! Там наверняка сейчас подмастерья остатки наматывают на тороид сварочного трансформатора. Тем более, что первичную обмотку, по плану, мотаем обычным проводом 3мм, а вторичную, силовую, наматываем многожильным проводом, скрученным из 8 все тех же 3мм проводов. Нет, провода то еще останутся. Но мало ли понадобиться чинить генераторы — резервный запас не дам! Пусть ждут новой партии.

Нужен был еще один рывок — обучить сварщиков и оставить их тренироваться на железках, а потом и на корпусе катера, детали которого уже собирались кроить из листов проката. Сумасшедший цейтнот!

Июль подлетел к своему окончанию, как ужаленный. Мог сказать, сколько и каких сделали плавок, сколько запусков и с каким результатом прошло у ракетчиков, какие проблемы решили на штамповке проката. А вот ел ли за это время — не припомню. И спал, видимо, только выключаясь — так как не раз помнил пробуждение в цеху.

До слез было обидно, что все достижения шли пробными партиями, до потока было еще как пешком до луны. Казалось, что за эти два месяца вывернулся на изнанку уже несколько раз — а маховик производства только начинал раскручиваться. Надеялся исключительно на мастеров, что по протоптанной стежке они накатают столбовую дорогу. Кроме Веры и Людей, у меня по-прежнему ничего не было.

Сварщиков, все же завел. Целых две бригады. Бригаду электросварки, оснащенных сварочным полуавтоматом с проволокой, и бригаду газосварщиков.

Сварочный полуавтомат так назвал, ибо варить на нем надо было втроем, точнее, впятером — еще двое занимались переносной печью, обеспечивающей сварочник флюсовым дымом и предварительным разогревом металла. Остальные, кто проволоку пропихивал в держатель, кто за проводами следил — так что, сварка была вторична, и проходила на заднем плане — на переднем, боролись с агрегатом. Вот и получается, сварка на автомате, точнее, на автопилоте, а так как много людей этому помогает — то полуавтомат, не называть же полуавтопилотом.

Не представляю, как такой толпой будем корпуса варить — надеюсь, потихоньку усовершенствуем это чудо моего больного и не выспавшегося воображения. Благо, что в электросварке ничего сложного нет. Нужен ток, любой. Напряжение вторично, хоть постоянное, хоть переменное, десяток другой вольт и все — а вот тока надо много, сотню ампер по минимуму. Сделали электросварку на переменном напряжении, и через тот самый тороидный трансформатор, что мотали подмастерья.

Так как на всех занятиях проводил аналогии с водой, то и терминология у нас стала двойной. Выключатели сравнивал с кранами, так теперь применялись обе формулировки. А дуга у нас стала фонтаном, когда электрическая жидкость из одной трубы в другую по воздуху перелетает. Так что, фраза — У меня опять фонтан потух — была для сварщиков нормальной терминологией. Хоть термин «дуга» они знали, фонтан у нас именно дугой горел.

С газосваркой были другие проблемы — в основном — отсутствие шлангов. Применяли шланги из бычьих кишок, помещенных в парусиновый рукав, но шланги слегка травили, а варили водородом, и пользоваться газосваркой в помещениях не рисковал. Варили под навесами.

Электролизер для газосварки выполнили из набора пластин-электродов с прокладками. И включили их в генератор постоянного тока напрямую. Конструктивно агрегат выполнили в виде передвижной тележки, чтоб максимально укоротить шланги, наше слабое звено — но и близко к рабочему месту подвозить тележку было опасно, несмотря на водяной затвор, через который пробулькивали кислород с водородом. Опять балансировали на грани фола.

Сам электролизер нуждался еще не в одной модификации, ему явно не помешают клапана выпуска лишнего кислорода, для обеднения гремучего газа — тогда он приобретал восстановительные свойства, хоть и становился более опасен. Удобная система переключения пластин электродов, которой регулировали силу пламени горелки, нам бы не помешала, но пока могла подождать.

Зато наблюдать за работой сварщиков было одним удовольствием — та самая командная игра, когда тот, кто варит — кричит, не переставая, чтоб ему или проволоку подавали быстрее, или дали давления больше, а потом сразу, чтоб поменьше — одним словом — и это полуавтомат. Порадовался, не одному мне плохо.

Пока учились варить — перепортили массу металла. Хорошо, что литейный цех под боком и наши кособокие пробы быстро находили применение. За неделю непрерывных нагоняев и поручению сварщикам заведомо для них сложных задач — ученики поймали ритм. Швы у них по-прежнему были ужасные — мои товарищи по мастерской моего времени, такие труды поименовали бы одним словом. Тем не менее, мужики научились уже варить до уровня «от удара кувалдой — не отлетает».

В виде экзамена указал сварить трубу. Причем, сварить сначала саму трубу продольным швом на оправке, а потом круговыми швами сварить магистраль. И труба то была всего 200 миллиметров диаметром! После чего началось…

Глаза бы мои этого не видели! Даже сквозь закопченное стекло маски сварщика.

Магистральную газовую трубу, для подачи в цеха газа от газогенератора, они мне все же сварили, вдоль всего завода, и даже с ответвлениями. Сварив предварительно сами трубы. Трубы пустили по улице, на случай утечек, хотя сварщики обещали герметичность, но как-то неуверенно обещали. Это, несмотря на то, что трубы даже испытание давлением прошли, при помощи мыла и воздуходувки, для которой использовали, в роли компрессора, все те же малые коловратники, чей выпуск начинал напоминать серийный.

Даже и не знаю, рискну запустить в эту трубу газ или предпочту целостность завода.

Но на трубе еще испытали и краску, для будущих корпусов канонерок. Так как цинковать большие металлические поверхности мне слабо — решил их красить томленой олифой замешанной с цинком. Будет холодное цинкование. Олифу размешали с цинком один к одному и покрасили трубы тонким слоем — посмотрим, как они переживут непогоду поморья. Цвет получился очень знакомый — шаровый.

Освободившихся сварщиков, с неверием взирающих на дело рук своих, отправил в отрытые котлованы — варить топливные танки.

Но это они будут делать уже без меня. Уехал в Архангельск, встречать возвращающуюся из похода эскадру. Питал надежду застать, по возвращению, завод целым.

Меня загрузили на ладью до Архангельска практически в состоянии тюка с холстинами. Все, на что хватало сил — это подгрести под себя тюки настоящих холстин, поворочаться, устраиваясь на них поудобнее и пытаясь спрятать ноги под наброшенный сверху плащ.

Думаете, дали заснуть? Увы мне. Набрал на завод почти тысячу инициативных лентяев, вот теперь расплачиваюсь. Вся тысяча на ладье не поместилась, но мастера выбрали из своей среды наиболее активную часть, якобы для набора новых подмастерьев в связи с предстоящими расходами личного состава. Это был предлог однозначно — на самом деле, семь мастеров и десяток приказчиков Осипа двинулись со мной в этот поход только чтоб не дать мне выспаться. И эту задачу мастера успешно выполняли, теребя вопросами. А приказчики ждали от меня пояснений, зачем выпросил их у Осипа, и какая такая длительная командировка им предстоит. Что такое командировка уже не спрашивали — этот термин ввел в обиход еще месяц назад.

Повторять длинный разговор с Бажениным, сожравший почти пол дня перед отплытием — просто не было сил. Может и Осип то согласился только чтоб не дать мне сдохнуть прямо за его столом, заставленным снедью, уж не помню даже какой — все последние дни в памяти все как в тумане. И повторять все это снова? Послал любопытных … на палубу. Велел наслаждаться пейзажем и запоминать вид березок. Подумал, что поручение вышло сродни приговору, и было воспринято приказчиками именно так — поправился, мол, родные берега увидят не скоро. Получилось еще хуже, приказчики занервничали. Уже укрывая голову воротом плаща, нашел в себе силы уточнить еще раз

— К ганзейцам поедете, с поручениями. А то там не все гладко.

Отключился как перегоревшая лампочка Ильича, задутая облегченным выдохом приказчиков.

Поморский август, это уже осень. Солнце еще балует иногда землю, но холодные северные ветра это баловство пресекают на корню. Двина величаво несет свои прохладные воды, подогревая Белое море, успевшее к августу остыть, точнее, не успевшее нагреться. То, что водичка в Двине бодрит — знал и раньше, но проведенные с пловцами занятия в очередной раз отвратили меня от купания.

Мои знакомые, отделенные ныне пластами будущего, постоянно удивлялись — «…как же так? Яхтсмен и не любит купаться!» — да просто яхтсмен заполярный, а шерстью еще не оброс, и попадание в воду автоматически запускает в мозгу таймер на три минуты, в течение которых должен либо вылезти обратно на борт и переодеться, либо написать краткое завещание. При этом на последней минуте руки уже начнут отказывать, как не прикрытые одеждой, так что завещание стоит уложить в пару строк. И в этих условиях воспитывать в себе любовь к купанию?

Вот и с поморами была примерно та же ситуация. Когда из Холмогор привезли первые костюмы, и перенес занятия моих лягушек из бассейна лесопилки в открытую воду — лишний раз позавидовал итальянским пловцам моего времени. За одно, сделал себе зарубку перенести тренировочную базу лягушек в Черное море, благо, теперь есть куда. А тут оставить только тренировочную базу отработки по северным морям.

Но пока приходилось стискивать кожаный загубник и терпеть латунную трубку, холодящую ухо, вместе с холодящими тело протечками швов условно сухого гидрокостюма.

Занятия пловцов проводил вечерами, когда спадал вал вопросов на заводе, так что пловцы у меня с полным основанием могли называться ночными. В связи с тем, что методики обучения отсутствовали — мы просто плавали вдоль берега по вешкам. Хотя, подчиняясь своему садистскому складу характера — вешками назначил несколько шлюпок, которые якорили у берега в произвольных местах, а экипажи шлюпок, вооружившись веслами, должны были играть в пятнашки с пловцами, если замечали их приближение к лодкам. Вот такая веселая ночная игра. Пользоваться лампами на первых порах запретил.

Получив несколько раз по своей хребтине веслом, дальше руководил тренировками либо с берега, либо с лодки.

Тем не менее, дело двигалось — пловцы обрастали инвентарем, совершенствовалось обмундирование. Новые эскизы отдал в Вавчуг, так как староста устроил мне истерику, по поводу разбазаривания заказов на сторону, и утверждал, что они тут сделают обмундирование ничуть не хуже чем в Холмогорах, тем более что они все равно холмогорские изделия дорабатывают и пропитывают. Согласился.

Мастера живо интересовались новой забавой, как впрочем, и половина населения. Вечерами на берегах было людно, народ болел кто за команду пловцов, кто за команды «вешек» с веслами, подбадривая обе команды криками. Накрутил хвосты святым отцам, пусть проведут с населением душеспасительные беседы, по поводу секретности и нераспространению слухов.

Вавчуг постепенно становился совершенно закрытым городом, в котором происходило много интересного.

За последнюю декаду июля, пока налаживал сварку, пловцы стали демонстрировать некоторые результаты. Особенно после того, как сделали для них десяток наручных компасов с фосфоресцирующими стрелками. На большее количество, просто фосфора не хватило.

Теперь все чаще по борту «вешки» хлопала рука пловца, пропущенная «весельниками».

Как обычно, среди пловцов проводил состязание, и десяток лучших теперь шел с нами в Архангельск. Обещал им учения максимально приближенные к боевым условиям. И уточнил, что кругом будут хоть и не враги, но люди, которым о пловцах знать совершенно не нужно — так что все делаем очень тихо, ночью и не по одному разу. А если кто опять орать начнет, от сведенных судорогой ног, как в тот раз — пристрелю по настоящему. Заодно испытаю снайперский штуцер. Но если все пройдет хорошо — назначу весь десяток капралами и отдам остальных пловцов под их начало. После чего проведем большие ученья в Вавчуге. Вот так, каждому прянику свой кнут.

Много успели сделать. Вроде, все по мелочи — а накопился большой ворох. Приятно, просыпаясь, перебирать в памяти россыпь разноцветных бусин удачных дел, уже очищенных от шелухи неудач, ошибок и пролитого пота. Время проходит, забывается, сколько на дело было потрачено сил и бессонных ночей, остается радость от процесса, и само дело, если и не бриллиантом в коллекции памяти, то скромной стеклянной бусиной. Неисповедимы пути памяти человеческой.

Полежал еще, любуясь на россыпи бусин свершенных дел. Потом собрал все обратно в ларец памяти и заворочался под плащом, вставая. Хотелось на нос, а потом закусить. И, пожалуй, продолжить дрыхнуть. Главное, чтоб никто не занял разговором, а то Морфей обидеться и уйдет.

Завершил моцион, огрызаясь на попытки преградить мне путь к трюму, и устроился обратно, в успевшее остынуть полотняное гнездо. До Архангельска еще пара часов — проведу их с пользой.

Город встречал нас силуэтами домов, и темной громадой гостиного двора, выступающей на серой хмари вечернего неба. Ветер трепал огонь в железной корзине, заменяющей маяк, на конце русского причала. Холодно. Опять холодно. Задумался в очередной раз, так ли хочу в Норвегию. Есть ведь места и потеплее. Задумался серьезно.

Передернул плечами, отдавая пронизывающему ветру последние крохи теплого и уютного сна. Сумрак вечера разгоняли редкие огни пристани и залихватский обмен любезностями команд, разгружающих наши суда. Подхватил свою торбу и поспешил на берег, в тепло дома Бажениных. За мной потянулась толпа командированных. Пловцы тащили на себе самые большие тюки и жадно рассматривали рейд, полный кораблей. Торопыги.

Пока добирались до дома, окончательно проснулся. А жаль, теперь буду сидеть с бумагами, вместо того, чтоб продолжить отсыпаться.

Собрал в трапезной, после плотного ужина, прибывшие со мной кадры.

— Завтра приступаем к делам, которые уже обсудили. Мастерам строителям, что идут далее, к Розовому острову, напомню — базу флоту выбирайте на южной или юго-западной стороне, и помните про ветра. Но карту промеров глубин сделайте вокруг всего острова и по всему рейду. Еще напомню, что денег мало, учитывайте это в проекте.

Вытащил заготовленные мандаты для рекрутеров.

— Мастерам, что пойдут подбирать нам пополнение, напоминаю, людей надо много, не ограничивайтесь своими родственными связями, у нас на заводе и так одни сплошные семейные артели. Разбирайте бумаги и начинайте завтра по утру.

Раздал мандаты, обсудив с мужиками рабочие моменты, под нарастающий гул обсуждения.

— Тихо! — подождал — На все дела у нас седмица, опосля, жду вас тут с хорошими результатами. Для нанимаемых людей поставим во дворе шатры, и можете присылать их хоть завтра. Мастера свободны, отдыхайте, ноги натрудить еще поспеете.

Пока мастера расходились, обсуждая и просматривая мандаты, подошел к сидящим в углу плотной кучкой пловцам.

— Сегодня ночью походите по берегу, присмотритесь, но не спешите — завтра поговорим. И помните, половина дежурит тут, мало ли, ваши пистолеты понадобятся.

Понадобятся, конечно, вряд ли. Но для солидности мероприятий почетный караул в форме не помешает. А если караул будет с посиневшими носами и мелко трясущийся, то впечатления он не произведет.

Оставшись с приказчиками, выложил им развернутый план действий. Начинаем преобразование ганзейского союза. Судя по отчетам советников, ганза перестала быть эфемерным союзом и подняла голову. Теперь самое важное, чтоб организация не просто встала на ноги, а пошла в нужную нам сторону. Особых проблем с этим быть не должно — мои разросшиеся кредиты повязали ганзейцев по рукам и ногам — не просто так оставлял деньги в ганзейском банке. Про товары и не говорю. Пояснял приказчикам

— Ваша задача на эти дни, переговорить с купцами гостиной сотни. Для тех, кто вступит, в нашу организацию прямо сейчас назначаю скидку на 100 рублей от вступительного взноса. И скидки для членов Ганзы на места в грузовых трюмах апостолов. Скоро наши торговцы встанут на погрузку, и эта ложка будет к самому обеду. Сие есть ваша ближняя задача. Основная же ваша цель — оседаете в ганзейских факториях и занимаетесь расширением нашей торговой сети. При этом жду от вас не столько торговых успехов — наш товар и так хорошо продается, сколько врастание в страну, где фактория стоит. Обзаводитесь связями. Любые знакомства нам могут понадобиться — и при дворе, и среди портовых грузчиков. Деньги, что вам выдал Осип, это только на первое время. В следующем году с новым конвоем вам привезут значительно большие суммы. Товары на подарки вы также можете использовать. Но спрошу за все потраченное строго, и даже не поленюсь пройтись по вашим знакомым, так что, сразу предупреждаю — врать мне не надо, а то березок действительно можете больше не увидеть. Но коль у вас все сладиться, будете свое дело за границей иметь, а через несколько лет, коль дела у вас пойдут — начнем еще одно большое и прибыльное дело. Но о том пока рано.

Раздал и приказчикам подробные инструкции на образование зачатка филиала Русского банка за границей. Ганза, это конечно хорошо — но это проходной этап. Через восемь лет меня вполне официально уберут с поста председателя, и к этому времени надо закончить плести свою сеть. А то, мало ли что. Сразу вспомнились стихи Высоцкого — «Там шпионки с крепким телом, ты их в дверь — они в окно». Если господа иностранные купцы надеялись получить от меня плюшки, а потом помахать нам ручкой, то не буду их расстраивать.

В любом случае, транснациональная транспортная компания будет нужна, и если ее не выйдет из Ганзы — будет жаль, но не смертельно. Пока, на пробу, нашпигую Ганзу русскими купцами, даже в ущерб себе — а там видно будет.

Написал представления в фактории на наших приказчиков, как на торговых агентов. Пока поживут при факториях, а потом и домик им купим, когда поймем, где филиал банка будет лучше всего смотреться.

Провозился до глубокой ночи. Приказчики уже давно разошлись по снам, а меня пробило на разрисовывание финансовых связей и оценку затрат. Последнее время стал относиться к тратам болезненно, моя казна напоминала хорошую стриптизершу, которая уже все с себя скинула, но умудряется прикрыть абсолютную наготу парой эфемерных лоскутков и интенсивностью движений. Но финал представления был известен и исполнительнице и зрителям — вопрос только, насколько умело подойти к этому финалу.

Утром был визит к воеводе. С одной стороны, продолжающийся второй год загул двинского воеводы, Федора Матвеевича, был мне на руку. В Архангельских приказах мог хозяйничать в меру своего разумения. А с другой стороны, воевода в Москве, а его воеводство сидит без пригляда, и на складах пусто. Лишний раз в этом убедился, выбивая положенное на полк содержание, в том числе пороховое довольствие. Сумбурный получился день — много беготни, много ругани, мало толку. Две ладьи загруженные порохом и свинцом, это мне только на испытания новинок. Надо решать вопрос, с поставками, централизовано, то есть, с Петром.

Остров под базу отдали без нареканий, и без денег — чего и следовало ожидать. Опять буду смешивать личную шкуру с государственной.

Зато отдали жалованье за два года. Удивился. Наверное, в лесу что-то сдохло.

Еще день потребовала инспекция соломбальской верфи. Точнее, дел там не на один день, но хватит пока и поверхностных взглядов. Поговорил с мастерами, наметили план дополнительных строений, которые в следующем году надо будет поставить. На большую верфь у меня были большие планы, и эти планы требовали дополнительных цехов и площадей. Не все же нам канонерки строить.

Со второго дня начались купеческие игры, то ужин у Аникея Чистого, то пара Василиев, Шорин и Федоров, день святого покровителя отмечают. Но подоплека была одна. Точнее две. А еще точнее — три. Вопросы всех времен и народов — Где деньги? Где товар? И кто виноват в последних нововведениях. Отсидеться, прикинувшись дурачком, не удавалось.

Дело в том, что члены гостиной сотни — это не только купцы определенного достатка, можно было иметь миллионы, но в сотне не состоять. Сотня, кстати, это просто красивая фраза — купцов было значительно больше. Гостиные купцы обязаны были выполнять казенные поручения. В частности, тот же Аникей купцом был московским, но на период навигации обязан был приезжать в Архангельск и помогать делам казенным, в основном — таможенным. Это, безусловно, не мешало ему использовать время с толком, и в Архангельске у него было свое большое подворье. И таких московских купцов в Архангельске набиралось полдюжины. Оба Василия, кстати, также имели московские прописки, как это назовут в недалеком будущем. Так что, о делах столичных тут все было известно из первых уст.

Но острый вопрос нововведений наложился на прослойку наросшего, благодаря моим стараниям, купеческого жирка. Ведь местные прекрасно понимали, отчего оборот рынка на миллион рублей подскочил. В результате нововведения обсуждали достаточно благодушно — мол, пусть тешатся, а мы поглядим. Членством в Ганзе интересовались, но без ажиотажа. Совсем зажрались. Видимо считают, что семь апостолов мне все одно не загрузить, так что для них местечко всегда найдется. Одним словом, паучиная возня и шебуршание лапками. Ожидал от купцов более активной позиции.

Вечерами наслаждался видами Архангельска. Прекрасный отдых. Сидел на банке шлюпки, неторопливо плавающей по рейду города. Курил трубку, перебрасывался фразами с дежурными нарядами на кораблях, если им было скучно просто так смотреть за проплывающей мимо шлюпкой. Идиллия. Правда, слуги Бажениных, смеясь, рассказывали мне новые байки про меня же. Мол, повадился князь по реке вечерами ходить, все чинно и благородно — князь на отдыхе после дня трудового. Да только иногда князю вожжа под хвост попадает, он вскакивает, да веслом об воду колотит, да еще ругается по иностранному. А потом опять сидит тихо, кутается, да на звезды любуется. Вот такая княжеская придурь.

Посмеялись. Но больше никаких странных слухов не ходило, специально интересовался. Хорошо. Ну а мне не привыкать быть гвоздем балагана.

За неделю набрали товаров для завода еще на две ладьи. Даже ртутные запасы завел, отставив плетеные корзины с соломой, предохраняющей опасную тару, в самый дальний закуток трюма, под отдушину. Не пожалел даже серы, с боем выгрызенной у порохового двора. Отсыпал серу в несколько полотняных мешочков и разложил сверху на корзины. Худо-бедно, но сера будет реагировать с парами ртути, образовывая более безопасное соединение, сульфид ртути, или киноварь. Киноварь, испокон веков использовали как основной пигмент красной краски, а в более позднее время, когда еще не изобрели антибиотики, киноварью лечили сифилис, говорят, даже помогало. По крайней мере, в то время более надежного средства не существовало. Так что, если моя ртуть разольется — будет, чем ее нейтрализовать. А заодно, выйдет средство от «френчью», как тут называют сифилис, который в Россию уже сто лет как завезли, и широко тиражировали. Тиражировали широко не потому, что нравы у русских фривольные, а скорее наоборот — больно много народ русский делать с собой позволяет. Вот и с болезнью этой — заражали, в основном, деревенских девок, которые отказать барчукам не могли согласно своему холопскому положению. А все лечение для них сводилось к проповедям батюшки о том, что это ее наказание за грехи. Только два десятка лет назад аптекарскому приказу было вменено осматривать лиц с «прилипчивыми» болезнями, да и то ограничились боярским сословием, отсеивая больных от государевой службы. Скорей бы Тая разворачивала сеть медиков.

Кстати, в Архангельске фактория строилась, хоть и без ударной работы, как в Вавчуге. Специально сходил на стройку, поговорил с рабочими. Думаю, следующее лето будет решающим — Россия вспахана, хоть пока и редко — пора засеивать.

Множество мелких дел. Еще больше мелких идей и идеек. На этот раз решил не портить себе отдых, перед очередным нырком в сумасшествие карусели — все идейки накидывал на отдельных листиках в общих чертах, с кинематикой, если требовалось, но без проработки. Пора заводить конструкторское бюро на заводе, вот и будет им первое задание. А что? Они уже вполне способны спроектировать двуколку с откидывающимся верхом и рессорами — нам потом этот конструктив для артиллерии пригодиться. Или, например, керосиновая лампа — все очень просто, но надо экспериментировать. Вот и дам им принципы и общие схемы, а они пусть доводят до ума. Таких общих схем успею набросать десятки, за то время, пока одну бы доводил до ума сам. Пора изыскивать способы экономии личного времени. Вижу, что в ближайшее время дел будет избыточно много, мне еще, по программе максимум на это лето, надо электроникой заняться.

Вечером, аккурат после приема у Ивана Кобелева и прогулки на шлюпке по рейду, уселся за стол перед чистым листом, озаглавленным «телефон». Хотел сделать для Петра диковину, но даже с простой электроникой, без практики, мои конструкторы могут не совладать. Придется самому. А коль самому, то нечего ограничиваться полумерами.

Что такое телефон? Самый простой вариант — два провода соединяют пару динамиков. И ничего смешного в этом нет — это и есть простейшее переговорное устройство. В динамике колебания электричества, попадая в обмотку, приклеенную на подвижную, например бумажную, мембрану, создают электромагнитное поле и оно, отталкиваясь от закрепленного рядом постоянного магнита — колеблет мембрану — мы слышим звук. Но это процесс обратимый — если как следует орать в динамик, мембрана будет колебаться, и таскать за собой обмотку в магнитном поле постоянного магнита — в результате в обмотке наведутся электрические колебания и уйдут по проводам на другую сторону, где стоит второй динамик, в нем они и будут преобразованы в звук. Достоинства схемы — предельная простота. Все остальное — недостатки. Звук слабый, провода далеко проложить нельзя, колебания в них затухнут. Вызов абонента это вообще отдельная песня. Когда эту схему придумал Белл, он предлагал свистеть в мембрану специальным свистком. Одним словом — не наш метод.

Усложним. Поставим посередине телефонной линии гальваническую батарею, а на обоих концах добавим к динамикам угольный микрофон. Сразу возникает проблема совмещения постоянного напряжения питания и переменного разговорного. Тут схема отработана годами — если между проводами надо отфильтровать переменное напряжение — ставим дроссель. То есть, катушку проводов с сердечником — тогда постоянная составляющая будет проходить через нее свободно, а переменная составляющая будет испытывать большое сопротивление, так называемое индуктивное, и в катушку не полезет. У электричества тот же самый принцип, как и у человека — всегда идти по пути наименьшего сопротивления, и не лезть туда, куда не пускают. И если для человека, порой, есть исключения, то у электричества никаких исключений нет.

А если нужно отфильтровать постоянное напряжение — ставим конденсатор.

Одним словом, электрическую батарею включаем в схему через дроссель. Получается схема из двух проводов, двух динамиков, двух микрофонов, пары дросселей и одинокого элемента питания, хотя, если вдуматься, он так же состоит из пар металлов. Парная схема, всего по два и не один раз. Достоинства ее возросли, по сравнению с первым вариантом. Не надо орать в динамик а потом вслушиваться в него же. Можно сделать обычную для меня телефонную трубку и говорить спокойно. Перестает лимитироваться длина проводов, теперь это проблемы не человека, раскачивающего электрические колебания своим голосом, а элемента питания, который можно сделать достаточно мощным. Осталась не решенной одна серьезная проблема — подзывать абонента необходимо, по-прежнему, свистком, так как «цып-цип-цип» или аналоги — абонент элементарно не услышит. Тупик.

Но тут на помощь мозгу приходят шаловливые ручонки, не раз, в свое время раскурочившие старые добрые телефоны моего времени. Опытные люди выкрутились из тупика очень просто — сделали в телефонном аппарате две схемы, разговорную и вызывную. Когда трубка лежит на рычаге — замкнуты контакты вызывной схемы, а как трубку поднимут с рычага, вызывная схема отключается и подключается разговорная. Вызывная схема — это просто гордое название, на самом деле, там один электрический звонок и конденсатор, который не пускает в звонок постоянное напряжение, вот и вся схема. Ничего невыполнимого пока нет. И полупроводники совершенно не требуются.

Если эту схему поставить именно в таком виде — то вызывать абонента можно подняв трубку и несколько раз постучав по рычагу — на другом конце провода будет звякать звонок. Есть шанс, что вызываемый абонент сообразит — его требуют к аппарату.

Однако и эта схема не лишена недостатка. Телефонная связь только с одним абонентом быстро наскучит. Необходима телефонная станция. А вот это уже серьезно.

Телефоны моего времени использовали номеронабиратели, которые размыкали и замыкали линию в зависимости от набранной цифры. А телефонная станция, по этому набору щелчков определяла с каким абонентом соединять. Говорят, можно было звонить даже по телефону, без какого либо номеронабирателя — просто отщелкивая нужное количество импульсов чуть нажимая на рычаг.

Возможно, это такие же байки, как и легенды о компьютерщике, который по телефону пересвистывался с модемом провайдера, когда у него умер домашний модем.

Но факт остается фактом — без возможности переключения абонентов, телефонная линия становится не особо интересна.

Станция с телефонными барышнями — вариант, конечно. Но для них нужна масса оборудования, индикаторы, что кто-то позвонил, щиты, кадры, опять же. Масса сил на промежуточный этап. Это не наш метод, слишком мало у меня сил, чтоб их распылять на полуфабрикаты.

Остается автоматическая телефонная станция на шаговых искателях, о которых мне известно только наименование и общий принцип действия. Очередной тупик — сходу мне такое не осилить. Надо перекурить и … ложиться спать. Утро ночера мудренее.

Еще два дня прошли в делах купеческих — согласовывали загрузку апостолов и порты разгрузки. На этих мероприятиях только присутствовал, так как архангельские приказчики Бажениных за прошедшие навигации на этом деле собаку съели, и мне, с княжьим рылом, туда соваться было не резон. Больше примечал, что с купцов выторговать можно.

Ну, и светские мероприятия, само собой. Первое приглашение пришло на второй день — звали голландцы. Настойчиво. Подумал и согласился. Но предупредил, что буду с сопровождением.

Отвел пловцов в гостиный двор, прошлись по нескольким мастерским и сговорились с портным, обещавшим за три дня сделать из моего десятка конфетку, а из меня так просто леденец. Денег попросил много, но по сравнению с моим, теперь уже московским, мастером — сущая мелочь. Ударили по рукам. Теперь днем приходилось забегать на примерки, хотя, мастер работал споро и времени много не отнимал.

Вечерами, после культурного отдыха на воде, делал очередной подход к телефонной станции. Не то, чтоб не получалось — просто все вырисовывалось очень громоздким, и чем дальше, тем отчетливее проступали сомнения в реализации. Стиснув зубы, продирался через исчерканные линиями листы, и пытался упростить схему.

В вечер перед светским мероприятием, возвращался с водного отдыха совершенно уставший. Решил побродить по городу, вспоминая наши прогулки с Таей — хотелось отвлечь мозг, запутавшийся в тысячах проводов телефонной станции.

Лавирование по улицам между огромных луж и балансирование на скользкой грязи дороги прекрасно отвлекали переклинившие мысли. Дворы нависали над дорогой высокими воротами, за которыми жили отдельные мирки — то крикливые и гавгучие, а то и настороженно тихие, погруженные в сумерки. Иногда из этих мирков к границам выходили аборигены, и перекидывались ничего не значащими фразами с путниками, блуждающими в межмировом пространстве. Всегда мечтал стать космонавтом, а если подумать, то мы все и есть космонавты, путешествующие ногами между вселенных, под небом, усыпанном звездами. Хорошее время вечер.

За смутно знакомым забором вновь звенели клинки. Остановился, вспоминая. Да, сто лет назад именно тут мы и стояли. Облокотился на невысокий забор, наблюдая, как мастер гоняет учеников. Правильный подход — вечер скрадывает движения противника и к бою в сумерках надо привыкнуть. Вот только жаль, что огнестрел уничтожит это искусство. Задумался. Мне нужно приживить спортивные занятия для знати, причем, не столько для мужчин, сколько для женщин — ведь именно среди них родовая горячка косила больше всего матерей. А косила по очень простой причине, слабые они, и после родов сутками отлеживались — вот и застаивалось все внутри. Крестьянские женщины уже к вечеру вынуждены на хозяйство вставать, вот у них горячка и была редкостью. А как заставить благородных дам заниматься физкультурой? Особенно брюшную стенку тренировать?

Вот фехтование — это вполне аристократично. Можно и моду такую протолкнуть. Задумался над модными аксессуарами тренировочного снаряжения. На продумывании стальной сеточки, украшенной финтифлюшками, меня оторвал от размышлений подошедший мастер. Поздравились, мастер меня явно узнал, еще и поинтересовался о здоровье спутницы, ехидно косясь на морпеха за спиной. Да, вот такая у меня ныне спутница.

— А скажите, мастер, приходилось ли вам обучать женщин?

И чего дурацкие вопросы задаю? Мог бы и сам ответить, коль подумал бы чуток. Только дал мастеру еще один повод поехидничать. Где еще может быть бабе место?

— Мастер, вы все верно речете, да только есть у меня такая нужда, вот и спрашиваю, по силам ли вам такое.

Ну и, правда, как дети. На слабо берутся почти все.

— Нет, мастер, приходить к вам, возможности нет — мне мастер в Москву потребен, и не для одной ученицы, а для нескольких. И надолго.

Идея выкристаллизовалась на ходу — будет светская школа для благородных девиц. Ой, мама! Куда меня понесло! Эти девицы способны будут не только косметикой пользоваться профессионально, но еще и клинком на лоскуты порежут, если взглядом убить не удастся. Меня же потом мужики со свету сживут, что бабий дух поднял. Если кто в состоянии будет после общения с этими амазонками. Значит, учить надо так, чтоб недовольные до претензий не доживали. Следовательно, мастер нужен хороший. Вот такой странный вывод.

Поговорили с мастером о рекомендациях, сам он покидать насиженное место отказался. Но если время терпит — он обещал отписать паре достойных, и, что немаловажно, пожилых учителей. Зимой они могут быть в Москве, если соглашаюсь на их жалование. Согласился. Хотя странно, что учитель будет получать немногим меньше, чем государев корабельный мастер. Но сбить цену не удалось.

Возвращался обратно с хорошим настроением. Заложить очередную бомбу в болото аристократии всегда приятно. Бог с ними, аристократами — просто, люблю взрывать.

Параллельно с этим, размышляя о достоинствах барышень, плюнул на автоматику телефонной станции — будут телефонные барышни, пока полупроводники потоком производить не сможем. Ну не потянуть мне на голой механике телефонную станцию хотя бы на 1000 абонентов. А вот на барышнях — потяну.

Немного портило настроение ожидание завтрашнего мероприятия, но решил и тут слегка схулиганить — весь вечер сидел и писал вопросы, которые мне будут задавать, а потом ответы на эти вопросы. За пару часов причесал до краткого, но достаточно информативного вида, и, хихикая, ушел на свидание с божеством.

Утром отдал свой труд, на одном листе, переписать и размножить знакомому писарю. Поторговались. Пояснял ему, что за рубль он мне сотню таких листов написать должен, а не десяток. Скромнее надо быть… Хорошо, рубль. Но все буквицы с виньетками и заглавные буквы красным. Договорились.

Днем прихорашивались у портного. Мои морпехи излучали довольство, почище кота сожравшего крынку сметаны. Мастер постарался на славу, парадная форма блистала, ей оставалось только перешить пуговицы с нашей формы, за неимением возможности быстро изготовить фурнитуру. И шейный платок мастер удачно модернизировал. Свои деньги портной вполне отработал. До шедевра новая форма не дотягивала, но за основу к новой парадной форме морпехов ее уже можно принять.

К голландскому двору подъехали на двух подводах, не хотелось пачкать надраенные ботинки по так и не просохшей дороге. Гостей собралось уже много, и наша дюжина ярко выделялась строгим штрихом на многоцветии этого приема. Люблю контрасты.

Сам прием стал ожидаемо отвратительным. Первый наскок на меня отбил, любезно раздавая бумажки с текстовками. Назвал их листовками. Бумажки пошли по рукам и вызвали неожиданный ажиотаж. Опять просчитался. Нет, конечно, не думал, что мне дадут спокойно пообщаться с интересными мне людьми — но надеялся сбить наплыв. Угу. После листовок даже дамы, давно затачивающие на меня зубы, нашли повод, о чем меня спросить лично. Про кавалеров и речи нет — теперь ко мне приставали не только специалисты на содержании различных политических сил, но и обычные любопытные. Зато, оценил разницу в работе профессионала и любителя. Вот, сами смотрите

— Князь, вы же понимаете, что алмаз ваших достижений необходимо тщательно огранить, и заверяю вас, мастера, достойные ваших талантов в Московии еще не родились. Но если вы почтите визитом наших ученых, заверяю вас, вы сами не захотите возвращаться, тем более, как я слышал, царь на вас гневается, и не оценивает по достоинству…

Или другой вариант.

— Наслышан, что вы способны решить серьезные технические задачи и хочу предложить вам участвовать в решении одной такой, очень сложной, но хорошо оплачиваемой, с неограниченным финансированием на производство работ. Более того, вашу спутницу мы доставим прямо к вам, и предоставим в ваше пользование прекрасный дом со слугами. Согласитесь, от такого предложения нельзя отказаться.

Примерно так. Хоть и не дословно. Если кто не понял, первое предложение делал любитель. А вот со вторым предложением появились сложности. Похоже, в ход пошла тяжелая артиллерия. Поулыбались. Конечно, подумаю.

Лавируя в толпе и кланяясь кратким приветствиям, перешел в трапезную, и, рассматривая на свет вино в хрустальном фужере нашей работы, тихонько спросил через плечо мою тень

— Последнего кавалера, с которым только что говорили, запомнил?

После едва заметного кивка морпеха продолжил

— Сегодня ночью он нужен мне в нашем подвале, но без свидетелей. И не так как у нас в Амстердаме получилось. Понятно?

Еще один, чуть заметный кивок. Пригубил вино, как обычно — гадость, но надо слегка успокоить нервы и подготовиться к новой порции улыбок.

— Тогда действуйте. Но пока при мне побудь, наверняка этот «работодатель» за нами присматривает.

Остаток вечера прошел весело. Пускал дымовую завесу. Почти в каждой беседе, хоть как-то относящейся к деловым вопросам, упоминал вскользь, что вполне определенный кавалер меня уже практически нанял, ему только за оговоренной суммой денег осталось съездить, для демонстрации серьезности своих намерений.

Даже с дамами стал любезнее.

— Ну что вы, сударыня, это вы простите мои манеры. Меня извиняет только то, что после моего переезда в некую благословенную страну, смогу там научиться настоящему обхождению. Надеюсь, вы сможете подождать до этого времени.

Мысленно добавил, что столько не живут, но одернул себя — начинаю переигрывать.

Продолжая улыбаться, сочинял отчет для Ромодановского. Улыбнулся еще шире, наверняка сегодня ночью будем писать письма наперегонки с кляузниками. А в Москву они уйдут в одной почтовой сумке. Вот такая проза жизни. Зато, постепенно учусь подстраховываться.

Вечер шел своим чередом к завершению. Морпехи лениво прогуливались за мной по залу, похоже, их приняли за офицеров моего полка, а в наших регалиях тут никто не разбирается, хоть меня и просили уточнить. Обещал летом представить весь полк в Архангельске и провести торжественный парад. Отстали. Дело в том, что в регалиях и сам был не силен, надо будет озаботиться виньетками на форму. Пока дело ограничивалось шевронами.

А вот мой работодатель, ближе к вечеру растворился согласно традициям своей страны. Ничего, надеюсь, еще встретимся.

Возвращались уже глубокой ночью. Подводы шли практически на ощупь. Тихонько задал вопрос своей тени.

— Когда?

Так же тихо получил ответ.

— Уже.

Ай молодцы. Ведь не видел, чтоб кто-либо отвлекался.

Добрались до дома, и первым делом метнулся к подвалу. Но морпех меня придержал за рукав.

— Князь, негоже на подворье его показывать. На ладью унесли.

На ладью идти было откровенно лень. Потерпит работодатель до завтра. Утром еще и отвод глаз устрою. При этом буду абсолютно честен, что в глаза его не видел.

Вечером составлял список вопросов, на которые хочу получить ответы. И вспоминал рецепт варева Таи. Потому как грех разбрасываться проверенными способами.

Утром заехал на подворье работодателя и устроил безобразную сцену жадного нетерпения. Подать, мол, сюда обещанный гонорар. А то уже начинаю сомневаться в серьезности и солидности некоего джентльмена. Доверенные слуги всячески заверяли меня, что хозяин вернется с минуты на минуту, и предлагали испить кофею. Величаво отмахнулся от их предложений делами и уточнил, что завтра намерен отчалить обратно в Вавчуг и если к этому моменту … и никогда более … Вроде неплохо сыграл. Представляю, какой переполох наступит в городе. Надо будет одну ладью отправить домой прямо сейчас.

На пристани перебросился приветствиями с дежурным морпехом, и залез в плотно набитый покупками трюм ладьи. Осмотрел добычу. Очень качественно свернутый кулек. Судя по тому, что теплый — еще способный принести пользу. Вот только слабо себе представлял процесс допроса в тесноте этого трюма и при недостатке времени.

Поднялся на палубу к морпеху.

— Пришлю сейчас команду этой ладьи с подворья — отчаливайте домой немедля. Куль тот, говорливый, отнесете по прибытии в подвал штаба, вместе с кулями для полка. Там развяжете и вручите ему вот эту бумагу. Пусть думает над ответами на эти вопросы.

Отдал список вопросов, и листочек с рецептом зелья Таи.

— Напоите его вот этим отваром, листок в медчасть отдашь, там тебе сделают. Коль будут спрашивать зачем, скажешь, что это мой приказ на случай болезни живота у всего полка. Больше к пленному не заходить и не разговаривать. Сторожить строго. Скоро вернусь и сам решу, что далее делать будем.

Сбежал по наклонной доске на причал. Подожду денек, надеюсь, информация протухнуть не успеет.

Оставшийся день прошел в обычной суете. Прибывали люди, и так, за эти дни, заполнившие наше подворье как шпроты банку. Возвращались мастера, каждый из них спешил поделиться со мной своими успехами. Хвалил, конечно, и гордился. Кстати, вполне искренне. Программу минимум на эту поездку мы выполнили.

А главное, отпустило ноющее ощущение конца света. Теперь можно было вновь окунуться в карусель.

А вот по программе максимум случился прокол. Флотилия задерживалась в походе. Причем, и этот адмирал не посчитал нужным послать на базу клипер для объяснения причин. Адмирал мне нравиться, но если и завтра эскадра не прибудет — начну репрессии.

Вечером сидел на борту ладьи и курил, выпуская густые клубы дыма к звездам. Холодно, но виды того стоили. После вечернего дождя небо очистилось, западную кромку свода заливал красноватый закат, подсвечивающий редкие облака и постепенно растворяющийся в черной синеве неба над головой. Такой закат нужно провожать молча. Да только дела не позволяли такой роскоши, так как сидел на мокром борту не просто так — а принимал зачеты. Вот и приходилось отвлекаться от шикарного зрелища и тыкать периодически в воду палкой.

В этот идиллический момент и вернулась эскадра.

На севере несколько раз отчетливо хлопнула парусина, и на фоне багрового неба по рейду поплыли ажурные узоры узнаваемого парусного вооружения. Корпусов видно не было, но мне хватило и верхушек мачт, чтоб подавиться негодованием. Адмирал потянул эскадру ночью по Двине? Вместе с апостолами? Идя первый раз по Двинскому фарватеру? Убью мерзавца!!!

Некоторые подлые лягушки воспользовались временным помешательством экзаменатора, выразившимся в его придушенном рыке, и сдернули несколько прикрученных к моей ноге ленточек. После чего, безусловно, поспешили ретироваться. Их тоже прибью.

Стиснул зубы, и отложил разборки на утро — хоть адмирал и мерзавец, но пусть выспится перед смертью — эскадру он все же довел. Да и зачеты надо закончить, а то шерстяная поддевка гидрокостюмов долго сохнет.

Утром принимал парад. Адмирал пускал в глаза пыль и солнечные зайчики от надраенных медяшек. У меня сложилось такое впечатление, что даже подводную часть Ястреба, зашитую латунными листами, умудрились отполировать. Явно делали кренгование, когда только успели?!

А началось все с утра, когда на подворье прибежал вестовой и передал доклад адмирала, что эскадра успешно вернулась из учебного плаванья и готова приветствовать своего командующего. Причем, написано все было так витиевато, что минут пять пытался понять, чего от меня хотят и кого надо расстреливать. Ну, тугодум по утрам, с кем не бывает. Время парада на докладе было проставлено, и в запасе оставалось еще более двух часов. Лихорадочно переиграл планы на утро, отодвинув банный день для адмирала на вечер. Набросал несколько высокопарных слов на бумажке, кликнул со двора первого попавшегося мужика, пытающегося ломать шапку. Поинтересовался его знанием города и велел нести мою графоманию знакомому писцу — пусть оформит пригласительные, красивые и с вензелями. Времени ему — час, и сделать надо минимум сорок бумажек — благо на каждой от силы одно предложение. Отдал два рубля. Велел еще передать, что если будет что не так, приду лично и исправлю писцу корявые руки.

Морпехам велел переодеваться в парадное, а приказчикам дал указание решить промеж собой, кого в городе надо пригласить на мероприятие в первую очередь. Как утрясут список, указал им идти к писцу, забирать приглашения и разносить их по знати и купцам. Понимаю, что половина и так придет поглазеть, если уже не пришла — но с пригласительными будет солиднее.

Парад, собственно, прошел быстро. Корабли, красуясь, дважды прошли по подиуму, кутаясь в кружево парусов, мимо ликующей на берегу толпы. Несколько раз постреляли «глазками», благо не в толпу, а вдоль рейда. В который раз пообещал себе снабдить флот холостыми зарядами.

С раскатов гостиного двора пару раз ответили пушки, забывшие, от торжества момента, об экономии. Получилось красиво, хоть и коротко.

Потом встречали корабельные шлюпки, кричали «Виват» адмиралу, и поднесли ему чарку. Но это не по сценарию, это уже полностью самодеятельность местных.

Далее началась вполне ожидаемая попойка на дворе гостиного двора, уж простите за тавтологию. Оценил, что сегодня мой воспитательный порыв пропадет втуне, и отложил его на завтра. На утро. Будет самое то.

Утром выяснилось, что у нас с адмиралом разные понятия об утре. Этот гад оказался еще и жаворонком, успевшим поправить здоровье перед моим приходом. Пришлось просто распекать, без пыток похмельем. Но кричать старался погромче и на ухо.

Хотя в целом, по отчету адмирала, действиями эскадры остался доволен. Велел эскадре готовиться к конвою апостолов, встающих под погрузку. И тут прозвучал сложный вопрос.

— Адмирал, что прикажите делать с экипажем юнг?

Мдя. Вопрос конечно не об этом. Вопрос в том, стоит ли тащить царевича за рубеж. Непростой вопрос. И гонца к Петру послать не успеем. Точнее успеем, но ответ не получим до отхода конвоя. Чревато мне такие вопросы решать.

— Экипаж юнг направить в казармы Двинского полка для изучения механики. Тех курсантов, которых сочтете нужным оставить на берегу — отправить в Холмогорскую школу, но рекомендую взять в конвой всех курсантов, и во время стоянок конвоя перераспределять их между боевыми судами и торговцами. Еще вопросы есть?

Вопросы были. Аккурат до обеда и возились.

А после обеда эскадра ладей возвращалась в Вавчуг, отягощенная припасами для завода и экипажем юнг. Для меня вновь настали времена вопросов и ответов. И, кстати, действительно, почему тюлень не только плавает, но еще и на берег вылезает — а корабли — нет? Представил себе эту картину. Боевой корабль, перебирающий по земле лапами, и с его спины скорострельно лупят орудийные башни. А над всем этим возносятся паруса. Полный сюр. Такого монстра кто угодно испугается, первые танки такому выверту воображения и в подметки не годятся.

Добрались до дома без приключений, только с головной болью. Царевич в больших дозах и без подготовки переваривался тяжело. Благо, удавалось периодически спихивать Алексея на их экипажную няньку Яна. Грек как-то умудрялся справляться с этой толпой. Но Алексей радовал — он мне даже мозоли на ладонях гордо показал. Похвалил, а потом поругал, так как парусиновые рукавицы были выданы всем. Поругал не за то, что он руки ободрал, а за то, что весь его экипаж можно было медом с ног до головы мазать — а это уже серьезная недоработка командира. Разобрали с ним на примерах, как надо было действовать. Благо, время до Вавчуга еще было.

Пока шла разгрузка судов и обустройство новеньких, в том числе и юнг, а главное, пока меня не отловили мастера — забежал на пару минут в подвал штаба полка.

Штаб встречал распахнутыми, в морозный август, окнами. Спустившись в подвал, согласился, что без проветривания не обойтись, но велел топить интенсивнее.

Работодатель огорчил. Он делал круглые глаза и нес всякую ерунду. Крепкий мужик, уважаю. Но это не помешает мне прикопать его за полигоном. Присел рядом.

— У нас возникло непонимание. Хочу расставить все по местам. Вы мой враг, и меня не интересуют ваши предложения или кары, которыми вы грозите. Став моим врагом — вы умрете. Весь вопрос только в том — как. Если вы ответите на весь список моих вопросов, которым только что потрясали, ничего не утаив — умрете быстро, почти безболезненно и один — сразу, как только мы проверим ваши слова. Если не ответите на мои вопросы — умирать будете долго, а после этого отправлю людей к вашей родне, и буду задавать им те же вопросы в таком же подвале. Времени на споры у меня нет. Сегодня ночью вернусь, и мы решим, как вы умрете. Думайте.

Встал, не отпуская злого взгляда работодателя. Коротко ему кивнул головой и ушел из подвала. Времени у меня действительно нет, мастера меня и тут разыскать могут.

Мастера разыскали меня на выходе из штаба. Они просто сидели рядком на лавке у крыльца, и дожидались, когда их Мастер закончит играться в солдатиков, как мне уже не раз намекали, и займется делом. На этот раз вопросов было мало, гораздо больше желания похвастать результатами. Это, пожалуйста — результаты мне по нраву, положительные, само собой.

До обеда меня чуть не за ручку водили из цеха в цех. Всех хвалил и рассказывал будущее каждого изделия. Хотелось, чтоб мастера видели перспективу.

Сварщики завязли в котловане, без моего постоянного присутствия у них не все получалось. Осмотрел швы, подсказал несколько нюансов, в том числе и то, что у них шов от земли быстро остывает, вот и сопливится. Велел разбираться самим, у меня еще дела есть, хотя, конечно подсказывать буду.

Стрелковые испытания назначил на после обеда, рекомендовал все подготовить на полигоне, так как испытания затянуться. А полковые 75мм пушки выкатить к Двине.

Навестил выздоровевших обваренных и порадовал новым поручением. Пора бы им заканчивать бездельничать дома, и заняться делом. Хмурые мастер и его подмастерье просто просияли, они думали, что их, потерявших былую подвижность, к делу не пустят. Наивные. У меня каждый человек на счету. Велел им организовывать новый цех. Разрешил забрать под него промежуточный склад лесопилки — у нас все равно доски не залеживаются, обойдемся без него. Зато помещение большое, теплое и его быстро можно сделать светлым, нарезав окна. Задач у цеха будет три. Придумывать новинки и делать их рабочие модели, снабженные полным набором чертежей. Отмахнулся от стонов моих вареных изобретателей и порекомендовал набрать в цех подмастерьев, могут даже одного подмастерья управляющего забрать — он точно порядок с документацией наведет.

Во вторую задачу цеха ставлю сбор информации по всем остальным цехам, сбор рекомендаций мастеров и замечаний тех, кто будет эксплуатировать наши диковины — по совокупности этой информации, проводить модернизацию.

И в третьих, собирать по цехам и сводить воедино разные технические таблицы. Более того, вырабатывать единые размеры на детали, а то для каждой диковины свою фурнитуру разрабатываем, а надо, чтоб единая и взаимозаменяемая фурнитура была. Вот и поручаю переговорить с мастерами и составить небольшой список крепежа, и крепежных деталей. А так же, цепей, стальных тросов, которые мы только начинаем делать, обычных тросов, дельных вещей. Одним словом все стандартизовать, по каждому пункту провести испытания, в том числе на разрыв. Выработать рекомендации по усилиям затяжки и эксплуатации. В общем, работы непочатый край. Но книжечки справочников хочу увидеть уже зимой.

Будущие конструкторы попытались отказаться. Не тут-то было. Куда они с подводной лодки денутся. Велел пока заняться оборудованием цеха, намекнул, что стоит его разделить на конструкторскую и экспериментальную половины, чтоб масло, разлетающееся из сломавшихся механизмов, не забрызгивало белую бумагу на кульманах. Напомнил, что в их цеху самое важное будут не станки, а Мозги — так что, разрешаю собрать по заводу в новый цех самых башковитых и самых любопытных подмастерьев.

Идя от будущего конструкторского цеха по заводу в сторону дальней окраины, на которой было начато рытье канала, поймал себя на мысли, что готовлю завод к автономному плаванью. Стало несколько грустно. Скоро и тут без меня обходиться научатся, вон, хвост мастеров за мной заметно поредел. И что мне потом делать? Стоит начинать себе придумывать новое большое дело, которым займусь после войны. Не люблю быть вагончиком, предпочитаю паровоз. Он хоть и работает побольше, зато может выбрать путь и скорость движения по нему.

Кстати о паровозах. Стоит поэкспериментировать с коловратниками. Малый двигатель вполне пойдет для заводской дрезины, а большой пока избыточен, но и для него может вскоре найтись работа. Пусть только Русский банк развернется — будем на его средства строить первую ветку железной дороги, а вдоль нее сразу столбы электропередачи и телефонии. Уххх, раззудись плечо …

Постоял над растущим на глазах каналом. Поглядел за организацией труда. Все было по плану, землекопы копали шеренгами в несколько ступеней, и за каждой шеренгой шли деревянные тропинки для тачек. На моих глазах одна шеренга, по протяжному крику мастера, передвинула щиты тропинки и вновь взялась за лопаты. А вот «журавли» явно не справлялись с потоком контейнеров с землей, подвозимых тачками, в результате работу шеренг периодически прерывали. Понимаю, что землекопам надо иногда давать отдых, но мне проще иметь сменную бригаду, чем задерживать темп строительства.

Подозвал мастеров, переговорили о нововведениях. Ставим с обеих сторон шеренги не по одному, а по два «журавля» и на три шеренги делаем одну резервную. Пол часа рыть, десять минут отдыхать. Спросил, готов ли у них чертеж шлюза. Устроил разнос. Шлюз надо начинать делать до того, как до него дойдет канал. Велел набирать еще бригады землекопов на шлюз, а мастерам предоставить мне, через три дня, деталировку сооружения. Если будут непонятные моменты — обращаться с вопросами.

Рано все же понадеялся на автономию завода — моих мастеров еще пескоструить и полировать не один год предстоит. Зато потом будут блестеть на всю страну.

После обеда наслаждался стрельбами.

У полевой пушки велел переделать нити прицела, так как закрепленные внутри трубы с оптикой волоски провисали и после нескольких выстрелов их дрожание в прицеле меня начало раздражать. Велел на концах нити делать натяжитель из гибкой пластины, чтоб волосок был всегда натянут, не взирая на погоду и влажность. Остальные механизмы особого нарекания не вызвали, так как были уже давно отработаны на орудийных башнях фрегатов.

Велел добавить к пушке стальной щит и снарядную двуколку. Прямо на месте разрисовали, как это будет выглядеть. Колеса пока решил не заменять на стальные — прокатного листа мало, а деревянные колеса вполне выдерживали нагрузки.

Штуку испытывало капральство штурмовиков. Все были довольны как слоны, одному мне не понравились клубы дыма, просто затопившие огневой рубеж при скоростной стрельбе. Как и предполагал — прицельной уходила только первая пуля, остальные шли просто в сторону цели. Хотя, благодаря устойчивости оружия при отдаче — результат порадовал. Рассматривали мишени в 500 шагах от огневого рубежа и считали в них дырки. Сделал вывод, что шквальный огонь по плотному строю из Штуки будет эффективен, не взирая на ограниченную видимость. Вот со сменой барабанов получилось нехорошо. Вылетающий из оружия барабан, при сдвиге ствольной коробки, оказался весьма горячим после интенсивной стрельбы. Голыми руками брать его было чревато. Велел делать на барабанах проточку и поясок из намотанного деревянного шпона.

Покрутил Штуку сам. Представил себя в узких коридорах. Нет, для абордажников придется придумывать что-то еще.

Штуцер уже испытывали без энтузиазма. Хотя, штуцер получился неплохой — Семен его похвалил и забрал на дальнейшие испытания. Самое интересное, что Штуку он так же похвалил, но не забрал. Пожалуй, это показатель. Надо будет переговорить с Семеном о доработках.

Еще стоит заметить, что интенсивная стрельба, как обычно, привлекла множество любопытных. Но с некоторых пор полигон у нас стоял огороженный, и пропускали только мастеров цехов — для них у меня вообще закрытых мест не было. Кроме того, на стрельбы позвал экипаж юнг. Остальные экипажи пришлось пускать по очереди, у нас полигон не резиновый. Но отстрелять и зарядить барабан старался дать каждому экипажу, благо, пороху и свинца привезли в избытке. Капралам поручил опрашивать своих бойцов, что им понравилось, а что не понравилось в новом оружии.

До позднего вечера был занят на полигоне. Зародились некоторые новые идеи, которые отложил на ночь. Юнгам обещал на следующий день экскурсию по заводу и знакомство с мастерами. Были планы повесить на мастеров общественную нагрузку, раз в неделю брать юнг в свой цех и находить им интересное занятие. Пришлось еще пообещать юнгам, включить их в график стрелковой подготовки на полигоне, хотя Штука им была явно тяжеловата, не говоря уже про отдачу. Подумаю, какое оружие для них подготовить.

Вечером из Холмогор прибыл полуполковник с ротой семеновцев. Честно ему признался, что разместить его полк тут просто негде, и предложил ограничиться одной ротой, здесь и так солдат несколько сотен.

Все это мы обсуждали с полуполковником сидя в штабе, после того как он убедился в целостности Алексея и его бодрости. Штаб, кстати, проветрился, и мы пили вино в комфортных условиях. Предложил роте семеновцев испытывать новые штуцера, так как именно их планировалось ставить на вооружение русской армии. Полуполковник так разгорячился характеристиками нового оружия, что пришлось еще раз идти на полигон и жечь лампы для демонстрации.

Пока полуполковник блистал настроением — попросил его об одолжении — выделить несколько инструкторов, и подтянуть в Двинском полку строевую подготовку.

Одним словом, хоть семеновец меня явно недолюбливал, но мы договорились по всем вопросам. К ночи гостей удалось спровадить устраиваться поближе к кубрику юнг. Мне в штабе предстояло еще одно неприятное занятие.

Работодатель провел день плохо, и на мои вопросы ответов не составил. Даже устных. Устная речь у него вообще была сплошь непечатная. Решил не тратить время, клиент еще не дозрел. Влили в него живительного сока для быстрейшего созревания и оставили на ночь в темноте. Говорят, грибы в подвале и темноте созревают особенно быстро.

Возвращаться домой не хотелось, подустал за этот бурный день. Решил занять памятную комнатку, где родилась Штука, и закрепить традицию.

Абордажникам нужен дробовик. Причем, с хватом примерно посередине ствола, так, чтоб барабан ушел в приклад. Тогда оружием будет удобно пользоваться в толпе и узкостях. Дальность стрельбы им не нужна. А вот убойность и останавливающее действие — важно.

После нескольких прорисовок остановился на гладкоствольном дробовике калибра 25 мм. Этот калибр возник потому, что картечины для него запланировал диаметром в 10 мм и весом в 6 грамм. В заряде будет 12 картечин 3 слоя по 4 шарика. Вот отсюда и калибр. Даже с учетом небольшой скорости картечи, при ее весе в 72 грамма — отдача обещала впечатлить. И хоть дробовик не планировал даже оснащать прицелом — все равно, отдачу требовалось гасить. Решил сделать откатник, по которому ствол вместе с барабаном будет откатываться на 30 мм, а потом возвращаться на место пружиной. При возврате осуществляться перезарядка. Механизм взял от Штуки практически без переработки, только скобу теперь дергает не стрелок, а механизм отката. Вручную перезарядить, можно передернув ствол.

Балансируя центр тяжести абордажного дробовика, с картечницей на одном конце ствола и барабаном на другой — старался добиться равновесия в районе ручки. Барабан выходил довольно тяжелым, так как рассчитывал его на десять зарядов. При этом диаметр барабана выходил 12.5 сантиметров, а вес, соответственно, с учетом облегчений — почти 3 килограмма. Это было слишком много для мобильного оружия. Кардинально переделал барабан. Теперь он состоял из кольца камор на общей казенной пластине. Вес барабана упал до килограмма и дробовик уравновесился на длине ствола в 50 сантиметров. При этом, 30 сантиметров ствола с подствольной картечницей торчало вперед рукояти, и 40 сантиметров назад, из которых 20 сантиметров приходилось на ствол, 10 на барабан и еще 10 на законцовку приклада и механизм отката. Судя по всему, стрелять «от бедра» этой машинкой будет легко и удобно. Откат растянет отдачу, а автоматическая перезарядка позволит поливать палубу неприятеля картечью как из шланга. Страшноватое оружие. Над именем для него долго думал. Были серьезные опасения, что обычное сокращение от Абордажного Дробовика не понравиться святошам. Хотя звучало бы это символически — «Они принесли с собой «Ад»! «.

Управился с эскизами еще к середине ночи — сказывалось перетягивание расчетов и решений со Штуки. Утром озадачу оружейников, пусть делают опытный образец. И надо будет в мясном цеху столовой попросить не забивать пару хряков покрупнее — необходимо выяснить убойную силу АДской картечи.

Под хорошее настроение набросал эскизы женской шпаги и даги. Посчитал размеры и вес, поиграл этими параметрами — получались узковатые клинки, но ими кирасу и не прошибать. Зато нарисовал один из вариантов, когда ножнами шпаги выступает зонтик. Симпатично получилось, и вполне женственно. Отдам мастерам, пусть думают.

Целых пол ночи спокойного сна, даже на лавке штаба, под плащом и с планшеткой вместо подушки, это роскошь во время карусели. Насладился ей сполна.

Утро испортили семеновцы. Вот откуда у них страсть к музыке? Пришлось отстоять заутреню с полком. Зато проснулся.

Первым делом озадачил оружейников, пока полк завтракал. Озадачил их не только изготовлением Ада, все же надо со священниками переговорить по поводу названия, но попросил еще изготовить партию тонких шпаг, и даг к ним. Оружие не боевое, и мастера пытались наставить меня на путь истинный.

Попросил их выслушать меня внимательно и изложил концепцию школы благородных девиц. Упирал именно на здоровых и крепких девушек, способных порадовать мужей, в том числе и сильными сыновьями. Концепция укладывалась у мастеров со скрипом.

И чего они у меня такие узколобые? Да необязательно бабе на войну! А какая польза? Мастера, вам повезло, что почти выспался — попробую повторить.

Нужны нам девушки крепкие не только телом, но и духом. Это вы привыкли, что поморская большуха и голос свой имеет, и к делам любым допущена — а в остальной Руси все далеко не так. Вот и хочу, чтоб девицы, упражняясь с клинком, тело свое развивали, а не клушами сидели. Коль умений у них прибавиться, так они и уверенность в собственных силах обретут — этого мне и надо. Хочу, чтоб не коровы род людской продолжили, а пантеры.

Убедить мастеров, может, и не убедил — но заставил задуматься.

Мои эскизы они забраковали, сказали, что делать надо, как под руку парубка. Одним словом, меня вежливо послали, как ничего не понимающего в холодном оружии. Напоследок напомнил, что будут нужны тренировочные и боевые комплекты. На всякий случай добавил, чтоб сделали оружие полегче — все же девушки благородные, и им раскачанные руки могут помешать носить открытые платья. Мастера похмыкали и покивали. Помялся, и попросил дополнительно делать оружие не очень дорогое, особенно тренировочное, так как это у нас непрофильные расходы.

Но несколько комплектов сделать обязательно богатыми, так как наверняка найдутся кавалеры, желающие преподнести своей избраннице драгоценный и оригинальный подарок. Да еще такой, чтоб ей понравился. И надо заранее быть готовым к такому обороту.

Мастера похмыкали еще раз. Даже обидно стало. Ничего, отыграюсь, когда увижу результат их трудов. Хотя, чего там могу увидеть? Как был дубом в фехтовании и клинках, так и не изменился. Но умный вид сделаю обязательно.

Мои эскизы мастера, кстати, забрали, и даже начали обсуждать — все же, цифры весов и балансировок им оказались интересны.

После трапезы полка, началась запланированная экскурсия юнг. День, можно сказать потерян. Собрал поросль вокруг себя и провел основы техники безопасности. Не их безопасности, а своей. Сами пусть хоть в домну лезут, все равно пока не попробуют не поверят, что там горячо.

— Все, что увидите на заводе — тайна великая есть. О том, что тут мастера делают, знают только они, да государь наш. И коль вы, хоть кому, расскажите о том, что увидите — государь на вас сильно осерчает. Отчего так? Поясню. Вот расскажете вы приятелю, как пушки на заводе льют. Похвастаетесь. А приятель еще кому расскажет. Там глядишь, и до недругов наших дойдет, и они начнут лить пушки не хуже наших. А нам такого не надо!

Оглядел лужок округлившихся глаз строгим взглядом.

— Вот и упреждаю вас, чтоб никому, даже в школе, не пересказывали увиденное. Даже если вас друзья попросят — молчите. Это очень важно, уметь хранить тайны. Теперь у вас будет тайна общая с государем, будьте достойны такого доверия!

Уфф. Загрузил. Понимаю, что ничего особенного они не увидят, и рассказать не смогут, не тот уровень подготовки. Иначе бы их не пригласил на завод. Однако, общая великая тайна в этом возрасте — лучший цемент коллектива. По себе помню.

Чтож, продолжим делать из заготовок, галдящих вокруг, редкие диковины.

Хвастать достижениями всегда приятно. Мастера, к моему удивлению, отнеслись к общественной нагрузке по обучению юной поросли, весьма положительно. Вот и славно. Спихнул туристов на мастеров и грека, сам побежал экспериментировать с лампами. Может день еще и не окончательно испорчен! А то из меня эти вампиры энергию мегаваттами откачивают, лучше пару бессонных ночей над бумагами, чем день с ними.

По дороге к стекольному цеху, думал над повышением тарифной сетки для учителей факторий. Навеяло.

Небольшую лабораторию у стеклодувов уже давно оборудовали, для первых проб. Даже вытяжку сделали. Не хватало только ртути, а кроме этого на столах стояли в готовности агрегаты, на стелажах лежали заготовки ламп, а на полу били копытом мастера. Во всей этой предстартовой подготовке некоторое сомнение вызывал люминофор. Метод очистки цинковой обманки для него мог вызвать только покровительственные усмешки химиков моего времени — обманку просто отбирали самую прозрачную, а порошок из нее долго и тщательно вымачивали. После чего назначали эту пыль условно чистой. Далее шла чистая химия по активации и запеканию.

Остаток дня подбирали расстояние электродов зажигания, при котором гарантированно начинается газовый разряд в парах ртути, при той степени разряжения, которую мы могли обеспечить простым сливом ртутного столба.

Про меры защиты даже не буду рассказывать — мастера коситься на меня начали, когда бегал вокруг верстаков и жужжал в уши, чтоб проверяли каждую щелку агрегата и чтоб никакой открытой ртути. Пожертвовал лаборатории мешок серы, теперь он стоял в углу наподобие огнетушителя, и ждал своего часа.

Рабочую лампу сделали к ужину, угробив пять заготовок на неудачах. Как и планировал, лампа имела три положения выключателя, выключено-включено-зажигание. Свет лампа дала не белый, а скорее синевато зеленоватый. Порекомендовал мастерам к следующему испытанию добавить в лак для люминофора немного соли. Теоретически натрий должен добавить желтизны к этому трупному светочу.

Мастера демонстрировали щенячий восторг, так как лампа давала света много больше, чем наши масляные коптилки. Народу было плевать, что люминофор практически не работал, а те участки что работали, придавали лампе пятнистость. Главное — был свет. Оставил народ пробовать другие варианты и пропорции, мне теперь не было нужды постоянно висеть за плечами. Растут специалисты.

Дошел до штаба и спустился в подвал, прихватив с собой большой кувшин отвара.

Отвар не пригодился. Работодатель строчил ответы, только успевай подносить ему новые листы бумаги. Вчитывался в откровения, и указывал ему, какие места изложить более подробно.

Картина складывалась вполне ожидаемая. Англия, и соответственно Голландия, так как у этих стран был один король — блюдут интересы Швеции, и не желают появления в Балтийском море флота аналогичного Черноморскому. Адекватный ответ, по моим же чертежам, так усиленно распространяемым в свое время, они построили — но выяснилось, что есть нюансы, которые они хотят прояснить у автора, то есть у меня. Кстати, от активного вмешательства англо-голландский дуэт удерживало именно отсутствие у России флота на Балтике, как и верфей для его постройки. Они понимали, что из Воронежа в Балтику мы флот не перетянем, а в Архангельске у нас слишком маленькая верфь, и в постройке новых вервей Россия замечена не была. Наивные. Пусть так дальше и думают.

В общем, ничего неожиданного. Остальное — нюансы, многие из которых работодателю были не известны, либо он их решил скрыть. Плевать. Подробности расскажет специалистам. Надо отправлять его тихонько Ромадановскому — тут для него много любопытного. Некоторые политические завихрения можно считать сговором против государя. Обязательно обращу, в письме, его внимание на странные договоренности с некоторыми нашими купцами, да и корни слухов о зверствах Петра — кесарю должны стать интересны.

Еще сведения работодателя рассказали мне очень много о политической обстановке. Скажем так, о такой полной политинформации даже не мечтал. Пора заводить политическую службу, а то сплю, как медведь в берлоге.

Дело все в том, что Северная война уже началась. Если и тешил себя надеждой, что пару лет могу строить флот. То теперь стоит учесть, увертюра уже заиграла пушечными залпами, и в театральном зале гаснет свет. Надо скорее занимать места, иначе придется пробираться в темноте и на ощупь.

В этом году на трон Дании уселся мой знакомый Фредерик IV, трон ему показался неудобным и он сорвался отвоевывать себе Голштинию. Сорвался не один, а с приличной армией поддержанной флотом. Между тем, герцогу Голштейн? Готторпскому его владения гарантировали Англия и Голландия, согласно договору 1689 года. К этому договору присоединилась еще и Швеция, и теперь стороны готовы предоставить по 6 тысяч солдат от каждой. Шведы уже направили свои войска из Бремена и Висмара в Голштинию. Очевидно, что Фредерику мало что светит — сколько той Дании, даже если к ней плюсовать Норвегию? Флот у датчан неплохой, хоть и не сильнее шведского, а вот армия не особо многочисленная. А у кого под боком большая армия? Правильно, Польша и Россия. Вот и завязался клубочек. По сведениям работодателя, послы к Петру от Фредерика уже направлены, как и послы от польского Августа. О чем они будут вести речь — даже лапландцам понятно. Шведы поспешили направить в Москву своих послов, которые доводили до Петра весть о воцарении Карла ХII и требовали, именно требовали, подтвердить Столбовой мир, по которому Россия потеряла балтийские земли. Ну и посольства англичан с голландцами, уже находящиеся при дворе, проводили работу, одной из частей которой и стал мой работодатель.

Картинка складывалась, но не радовала.

Почему-то не сомневался, что Петр заключит договоры с Польшей и Данией. Было любопытно, как он будет отбиваться от шведских послов, но об этом узнаю по приезде в Москву. Главное, чтоб у государя хватило сил не лезть в войну на следующий год. Северное войско он только собирает, набрал уже более 30 тысяч, но это абсолютная зелень, да еще и под руководством иностранных офицеров, в том числе шведских. Вооружения для войска практически нет. Про выучку нет даже речи. Одним словом — поле турнепса.

Шведы, кстати, еще и верещали, зачем это России армия, на кого это она нападать собралась? Им пояснили, что после разгона стрельцов, пеших войск у России почти не осталось — вот и набираем им замену.

Тем не менее, обстановка накалялась. Запретил себе везти Петру образцы нового оружия. Этой бочке с порохом только искры и не хватает. Покажу только штуцер, его все одно в Туле делать будут. Вон, семеновцев с полуполковником приглашу, пусть они новинку царю демонстрируют, не зря же эти гвардейцы мне на полигоне порох пережигают. Кроме этого, полуполковнику не помешает отчитаться перед царем о своем подшефном. Мне, безусловно, тоже отчета не миновать — вот и споем на два голоса.

При всем при этом, надо думать, что делать следующей весной. Отговорить Петра от наземной авантюры могу попробовать только одним способом — пообещать, что наш флот поможет Дании и Польше с моря. Плевать, что того флота всего четыре корабля. Нам главное на первых порах сохранить лицо, не вступая в наземные баталии. Ну, приведу флот в Балтику, походим по ней, уворачиваясь от неприятностей — чего только не сделаешь ради чести державы. Главное, дать время на перевооружение и обучение армии. Обидно — на следующее лето у меня были большие планы. И чего этим монархам не сидится спокойно?

Вышел от работодателя. Постоял, в раздумье. Велел караульным найти наряд и прибрать в подвале. Заключенному выдать новый комплект одежды, принести еды и отхожее ведро. Дошел с бумагами до святых отцов, и поговорил с замом Ермолая, так как наш верховный пастух еще не вернулся с ковра начальства, на который он отбыл практически одновременно с моей поездкой в Архангельск.

Самое интересное, что новые сведения ажиотажа в форте Веры не вызвали. Их — «…на все воля божья…» — меня начинает несколько доставать. Договорились отправить работодателя в Москву с первым обозом, но в закрытом кунге, с охраной разумеется. Копии бумаг отцы для меня снимут, а оригинал, его рукой писаный, отправим кесарю. Жаль — очень хотелось работодателя прикопать. Да и обещал ему. Вот почему так? Коль царь обещает, вся страна должна наизнанку вывернуться, а на мои резоны вечно находятся высшие интересы.

Но, все что не делается — к лучшему. Не пойми вовремя расклад — печально могло бы все сложиться. Хотя, и сейчас непонятно как сложиться — но теперь впереди появились вешки на фарватере, стало понятнее куда рулить.

До середины августа так и не мог заняться электроникой — полировали диковины. Телефон сделали и начали прокладку первой линии для завода. Отрабатывали весь комплекс проблем. Телефонную станцию монтировали в заводоуправлении и на ней обучали пять барышень, довольно зрелого возраста и большого объема. Даже немного изменил конфигурацию рабочего места, чтоб работать могли барышни любого габарита. Соответственно и стул со спинкой стал тут не лишним. Барышни тренировались пока на нескольких аппаратах, которые поставили в заводоуправлении, опутанном проводами. Понятное дело, отбою от испытателей не было, и тренировки телефонисток проходили успешно.

По заводу, вдоль дороги, ставили столбы универсального назначения, под связь и электричество. Хотел сразу отработать всю схему — по этому усложнил себе жизнь. От генератора будем на столбы передавать энергию через повышающий трансформатор, а на столбах, там, где будет отвод к бытовой нагрузке — повесим понижающий. Такая конфигурация для Вавчуга была избыточной — но ради отработки технологии, приходилось раскошеливаться.

Связь решил вести многожильным кабелем. И тут вылезла серьезная проблема — сам кабель. Тянуть тонкую медную проволоку, литейщики приспособились. Даже изоляцию на нее навивали сносную. Но сносной она была для помещений, а никак не для улицы. Попробовали несколько вариантов, и остановились на варианте шлейфа. Несколько десятков тонких медных проводов с обычным лаком укладываем вдоль полоски ткани пропитанной смолой. Для полоски прекрасно подошли ткацкие станки, производящие бинты, только с более плотной схемой плетения. Сверху этот бутерброд накрывали еще одной пропитанной полоской, и прокатывали между прижимными роликами. Процесс шел непрерывно, разматывая из катушек ткань и провода с бобин, на выходе давая готовый шлейф. Шлейф спиралью наматывали вокруг силовой, стальной проволоки и воздушный кабель был готов.

Электричество обрастало фурнитурой. Тот же кабель требовал соединительных колодок. Для прокладки кабелей внутри домов начали выпускать глиняные кабель каналы. Все это нарастало комом и требовало внимания. На полупроводники и радиостанции времени недоставало, а заниматься ими урывками не хотел.

Получить добро от святых отцов на наименование абордажного дробовика не удалось. Ну и ладно, поменял буквы местами и получился «Дар». Бедная у меня фантазия, не до изысков. Будут мои абордажники нести неприятелю Дары. Ему понравиться. Лично мне понравилось — страшная машинка. Картечница стала даже избыточна, Дар косил мишени почище урагана, особенно после того, как мы разобрались с заклиниваниями откатника. Но снимать картечницу не рискнул — во-первых, очень удачно оружие уравновесилось — легко управлялось одной рукой и не требовало напрягать кисть при удержании оружия в готовности. А во-вторых, залп картечницы вырубал целую просеку, и лишним в первые моменты боя это не будет. Вернутся из похода абордажники — порадую, а пока — есть время поискать в дробовике «блох», все же, первое мое автоматическое оружие.

Еще радовал царевич. Самодержавность с него слезла как старая кожа. Новая, правда, нарастала с трудом, но он уже стал нормальным подростком.

Пристрастил капральство юнг к футболу, помню, как сам гонял сутками в детстве — был уверен, что дети во все времена одинаковые. Не ошибся. Долго говорил с греком. Внушал Яну, что капральство вокруг царевича вполне может перерасти в нечто большее, со временем — и на этих ребят надо обращать внимание не меньше, чем на Алексея. Наказал ему и от преподавателей требовать заниматься усиленно со всеми учениками.

Вот в таких трудах и подошли к концу августа. Свою программу максимум так и не выполнил. А ведь надеялся сделать радио.

Во всем виноваты англичане. Однозначно! Именно их агент поломал все мои планы, могут поставить себе галочку за успешную акцию по срыву производства. Теперь придется ехать в Москву, задабривать Петра, и уговаривать его бросить бяку. В смысле не бить морду шведам. По крайней мере, еще хоть годик. А лучше — пару. На три уже не рассчитываю.

Объявил по заводу о начале подготовки подарков государю. Все как в старые добрые времена. Теперь много времени проводил у ювелиров — ювелиры смеялись, что они вновь работают в кредит. Ну и что? В прошлый раз они не продешевили, и недовольными не остались. Вернется наша эскадра из похода — закончиться мое техническое банкротство.

Из похода по святым местам вернулся Ермолай. Просветленный. Так и хотелось спросить, к какому именно начальству он ездил, неужели к самому высшему? И как там?

Смех-смехом, но новости были обнадеживающие. Бурление в церкви еще шло, но все склонялось к тому, что церковь принимает нововведения и вступает в Русский банк. Следствий из этого вытекало великое множество — сидели с Ермолаем вечерами и отрабатывали схемы взаимодействий. Точнее, отрабатывать приходилось опять мне, а Ермолай оценивал, насколько приемлемо это для церкви.

Еще Ермолай порадовал, что ему выдали некий ограниченный карт-бланш. Он теперь многие вопросы может решать на месте. Наверное, и в звании повысили? Нет, не признается.

Днем торопил строителей — хотел хоть это свое обещание исполнить. В пороховом форте заготовили сорок килограмм динамита на два земляных перешейка. Задержка была только со шлюзом.

Что такое шлюз? Просто большая прямоугольная коробка, разделяющая два канала с разным уровнем воды. На торцах коробки есть ворота, через которые судно может заплыть с одной стороны а потом выплыть с другой. Только вся закавырка в том, что эта коробка с воротами должна быть герметичной и воду не пропускать. Точнее, пропускать, но не сильно, потому как абсолютно герметичной ее сделать очень сложно. И еще в шлюзе нужны трубы и заслонки, для пропуска воды. Принцип очень прост — шлюз всегда наполняют с той стороны, где уровень воды выше. Там открывают заслонки, и вода наполняем постепенно коробку. После того, как уровень воды в коробке шлюза сровняется с уровнем воды более высокого канала — открываются ворота и в шлюз заплывает корабль. Ворота герметично закрывают. Воду из шлюза начинают выпускать в тот канал, который ниже, до тех пор, пока уровень воды в шлюзе и нижнем канале не сравняются — затем открываются нижние ворота и судно выходит из шлюза, а на его место, обычно, сразу заходит другое судно, которому надо вверх. Ворота к нижнему каналу закрывают вместе со сливными задвижками и открывают заливные задвижки со стороны более высокого канала. Вода вновь заполняет коробку, которую называют камерой шлюза, и корабль, который стоит в шлюзе, поднимается до уровня верхнего канала. Вот так это и работает.

Стоит еще упомянуть, что изобретательность человеческая границ, как обычно, не ведает. Каких только шлюзов не изобрели в мое время. Есть шлюзы, где внутри камеры несколько ворот и если корабль маленький, то закрывают ближние ворота, а если корабль длинный — то дальние. Экономят воду. Круговой шлюз, где не только поднимают или опускают корабли, но еще и поворачивают, обычно на 90 градусов. Это особенно актуально, когда перепад высот между верхним и нижним каналами очень большой. Из шлюзов делают горный серпантин. Кстати, когда перепад уровней большой, делают еще шлюз в виде карусели. Когда корабль заплывает в одну камеру шлюза, ворота закрываются и камера целиком опускается на гигантском рычаге качели, при этом камера на втором конце рычага — поднимается, уравновешивая первую, а заодно и кораблик снизу поднимает. Вот так и катают корабли на качелях.

Принципы очень простые. Но дьявол, как обычно, в деталях. Даже в самом простеньком шлюзе — если ворота будут пропускать воду — судно подняться не сможет. Если трубы будут неравномерно распределять воду по камере шлюза, то судно внутри будет кидать и крутить, соответственно стукая, со всей дури, об стенки.

А что будет, если прорвет либо одни, либо другие ворота — даже не говорю. Понятно, что судно в шлюзе может такое и не пережить, вместе со всем экипажем.

Вот на герметичности ворот и застряли. Сложно сделать герметичной по большей части деревянную конструкцию, способную набухать. Решали этот вопрос совместно с корабелами. У них образовалась пауза в постройке полноразмерного деревянного макета канонерки.

Завод продолжал играться с электричеством. Ламп сделали уже довольно много, и наращивали производство. По пять-семь рабочих ламп за смену, брак в расчет не шел, хоть его и было много. Когда наловчатся обходиться совсем без брака и темпы добавят — думаю, до двух десятков за смену довести смогут. Стоит еще заметить, что лампы получались довольно разные по светимости и равномерности. Даже начали делить лампы на пять сортов. В первый сорт откладывали лампы яркие и наиболее близкие к белому свету. Дальше сорта шли по нисходящей, и заканчивались на тусклых лампах, пятнистой раскраски. И таких было большинство. Велел мастерам обращать внимание, при каких условиях выходит первый сорт — эти лампы меня интересовали больше всего.

Свеча Яблочкова на заводе так и не прижилась. Зажрались они у меня тут.

Завод постепенно впадал в ажиотаж подготовки государева обоза. Даже прокладчики работали во славу его. Можно подумать, мы повезем с собой столбы с натянутыми проводами и с монтажниками на верхушке в придачу. Хотя, пару лучших работников обещал взять с собой в Москву и назначить там бригадирами. Там скоро будем ставить столбы, и тянуть провода. Думаю, раскручу знать на телефон и свет — очень быстро, не взирая на то, что денег запрошу за подключение безобразно много. Даже неудобно от своей наглости. Если все получиться, это будет самое прибыльное мое начинание.

Но коловратников пока не дам. Сразу вспомнилась крылатая фраза — «Вы ребята хорошие, но пулемета вам не дам…».

Для демонстрации света сделали пару агрегатов с ножным приводом на базе лабораторных генераторов. Пусть государь сажает на эту тумбу слугу, и тот крутит педали — сотни полторы ватт такой генератор даст — на десяток ламп хватит. А для расширения — буду требовать много денег и место в Москве под станцию. Для шпионов нарисую цеха, где лошади крутят огромные колеса, а рядом печи, которые греют помещение. Надо будет поподробнее разрисовать и раздавать знати, как символ того, куда они будут вкладывать деньги. Может вместо лошадей — более экзотических животных нарисовать? Слонов, например. Солидно получится. Но могут не поверить. Хотя, с удовольствием посмотрю на построенную по этим технологиям энергостанцию. В Лондоне, например. Даже травки с собой привезу. Слона кормить. Забористой.

Тумбу постарались сделать неразборной, заварив монтажный люк. Пусть шпионы мучаются — мне этот генератор только для демонстрации возможностей нужен. Спереть из дворца агрегат, надеюсь, не посмеют, мы его еще и гвоздями к полу прибьем. Да и Петру намекну, чтоб берег секреты. А если все же сопрут — пойду собирать травку для слона.

Затем навалилась подготовка к отъезду, и стало окончательно не до диковинок. Транспортники захлебнулись, и, прощально булькнув, пошли ко дну, утянутые грузом, ожидающим перевозки. Три бригады спасения отправляли одним караваном на ладьях, которые отсутствовали в необходимом количестве. Хорошо еще, что четвертая бригада на Урал пойдет позже.

Выклянчил в Холмогорах струги, на которых пришли семеновцы, но и это проблемы не решило. Один струг отправили вверх по Двине нанимать подводы — сумма расходов на транспортировку моментально стала четырехзначной. В ход пошли деньги Бажениных. Осип хмыкал и шутковал, что он уже привык после моего отъезда оставаться без подштанников. Тенденция повышения стоимости перевозок явно требовала обратить на себя внимание.

Засели с корабелами за эскизами речной баржи с двумя малыми коловратниками. Может хоть к следующей навигации станет полегче.

Во время визита в Холмогоры, на предмет стругов, отвез юнг обратно на попечительство Афанасия, и переговорил с преподавателями школы — пытался донести до них мысль об усиленном обучении всех юнг. Надеюсь, впечатлил.

Полуполковник продемонстрировал власть, всех озадачил, оставил за себя замов и был готов сопровождать обоз в Москву, с сотней семеновцев вцепившихся, как клещи, в новые штуцера. Плюс еще сотня моих штурмовиков с остатками посыльной сотни.

Для нашего вооружения приказал сшить парусиновые чехлы, и Штуки носить только в них. Оставить Штуки в Вавчуге у меня не поднялась рука, как только заикнулся об этом — увидел несколько сот глаз напомнившие мне кота из мультфильма «Шрек». Не устоял.

Отпраздновали в сентябре новый год в сумасшедших сборах. Как обычно, перед выходом выяснилось, что половину забыли, треть не сделали, а все остальное направили не туда. Надо срочно подбивать Петра на Новый год зимой, а то праздники в разгар рабочего сезона это еще несколько сотен седых волос в моей шевелюре.

Вместо фейерверков к празднику — взорвал перемычки нового канала. Было весело.

По каналу прошел только второго сентября, на груженом струге. Всех похвалил, хотя через ворота активно сочилась вода. Ничего, разбухнут.

Отозвал мастеров землекопов, отдал им давно выношенные планы канала на волоке от нас к Каме. Там волок 10 миль всего, но именно он мешает полноводной реке железа течь с Урала в Вавчуг. А ведь в следующем году шведы на нас могут обидеться.

Набросал мастерам краткий план на словах. Выдвигаются к волоку, организуют жилье для себя, половину зимы производят измерения, и определяют, где вести канал и где ставить шлюзы. Шлюзы надо минимум сорокаметровые, однокамерные, под большие речные баржи. Как все промеряют, возвращаются в Вавчуг, делают заказ на детали шлюзов, набирают землекопов, и ведут обоз к месту работ, лучше по снегу — каждый день дорог. В сопровождение даю два капральства штурмовиков. Вот вкратце и все. Подробности в бумагах. Сделал паузу.

— Помните, только вы и только на месте сможете решить как лучше вести канал. На бумаги ориентируйтесь, только если будут спорные вопросы. Но если вы мне выкопаете канал кривой, и по нему не сможет пройти длинная баржа, не взыщите, будете копать еще один канал рядом и за свой счет.

Посмеялись. Настроение было приподнятое. Пригласил всех еще раз на отвальную. Уже три дня весь Вавчуг прихорашивался и готовился проводить князя с дарами к царю. Любит тут народ подарки делать. Еще народу нравилось провожать героев на большие дела. Почти половина завода уходила на вахту, поднимать землю Русскую. Можно сказать, былинное деяние. Куда там Святогору с одной котомкой землицы — нам предстояли задачи посерьезнее.

Ладьи и струги стояли на якорях вдоль берега, загруженные разобранными станками и инструментом по самые борта. Были серьезные опасения, что вахтовикам на борт подниматься просто опасно, безопаснее плыть рядом, опираясь локтем на борт. Сами представляете, какая была высота надводного борта.

Веселье начало набирать обороты после пяти часов пополудни. К шести нам с корабелами уже стало сложно обсуждать планы строительства на зиму. А планы были серьезные. Борт макета канонерки расчерчивали разметкой и начинали делать макеты для отливки бортовых листов. Раз листы все равно будем отливать — предусмотрели в отливках с обратной стороны листа высокие ребра жесткости образующие решетку. Вот с их разметкой и возились, стараясь учитывать усадку металла. Если угадаем все правильно, то сваренные по ребрам жесткости листы образуют монолитный корпус, не особо нуждающийся во внутреннем наборе, хотя, у нас будет и набор.

Махнул рукой, в таком гаме работать тяжело. Мастера разберутся дальше сами, они и так уже на меня как на наседку смотрят. Пора заканчивать считать себя самой умной лягушкой в этой наваристой солянке.

Отдался на милость толпе. Растерзали и напоили. А у меня ведь речь была заготовлена. Потом, уже на ладье, нашел бумажку с речью, почему-то в ботинке. Наверное, провалилась.

Утром, третьего сентября 1699 года огромная флотилия из всех наличных плавсредств, включая рыбачьи плоскодонки, уходила вверх по Двине, делать былины явью.

За спиной остался разворошенный муравейник завода, понесший тяжелую убыль, но уже привыкший к роли Феникса. Пожалуй, так и назову завод. Негоже истории быть безымянной.

Путешествие к центру России было … разным. Если первая половина пути прошла как приятная осенняя речная прогулка, то после Великого Устюга водные торговые тропы показали обратную сторону медали.

На обратной стороне оказалось очень много ледяной грязи и бурлацкого труда под проливным дождем. Если честно, то даже и не знаю, как мы дошли до Ветлуги, последние дни уже даже не смотрел, куда мы идем, только ждал, когда же это все кончится. В очередной раз вознес хвалу выносливости обыкновенного мужика, только она давала возможность делать на просторах Руси хоть что-то. Потому как лично у меня к концу перехода сил хватало только вытаскивать ноги из грязи и делать вид, что помогаю тянуть струги по старому волоку, с разлохмаченными бревнами катков.

Даже о железной дороге задумался много позже, когда флотилия уже подходили к Новгороду.

Под Новгородом, на присмотренном Федором месте, закладывали четвертый завод отверточного типа. Сюда будет приходить разобранная продукция с Урала, и тут будем окончательно собирать изделия.

Первые дни отходили от похода. Для себя решил, что второго такого подвига не будет — знал бы раньше, что такое этот «испокон веков тут ходили», нашел бы иной выход. И не сказать, что был не знаком с волоками — приходилось так переходить из реки в реку и в этом времени, и в моем прошлом. Но теперь, этот двух недельный ужас стоит у меня шаблоном в представлении об Аде. Кто говорил о ледяном или огненном круге Ада? Ерунда это. Самый ад, это чавкающая грязь, прихваченная тонкой корочкой льда по утрам и ледяные струи дождя, сопровождающие непосильную работу. После этого, в огненном круге с удовольствием бы попарился, а в ледяном устроил бы катание с горок. Теперь фраза о неприятном будет звучать — «Не приведи Всевышний попасть на новгородский волок». Раньше, еще в мое время, жаловался на российские дороги? Не ведал, о чем говорили! Теперь ведаю. И молчу. Молчу еще и потому, что мужики сказали — новгородский еще ничего, нахоженный, а вот … Представить себе остальные, менее нахоженные волоки, у меня не хватило фантазии. Просто оставил в памяти не зарубку, а целую засеку, про необходимость решить первым делом вопрос с перевозками.

Хорошо, что еще в Вавчуге расписали подробно деятельность всех групп. Процесс шел без меня, требуя только иногда выныривать из прострации, и согласовывать административные вопросы. Пришел в себя только по дороге в именье, видимо сразу после того, как мне перестали мозолить глаза опротивевшие струги.

Отягчающим обстоятельством этой осени стали дожди. Лето радовало если и не хорошей, то вполне сухой погодой, а вот осень отыгралась за весь год. То, что радовало меня — огорчало Боцмана. Сухое лето позволило прекрасно развить сельские артели, только вот урожаем они не блистали. Хотя, ежедневная поливка принесла некоторый результат — без нее урожай сгорел бы на полях, как это произошло во многих областях России.

Наступающий год обещал быть голодным.

Как это не по скотски звучит, но, обеспечив своим начинаниям некоторую продуктовую автономность — добился бесперебойного набора неквалифицированной рабочей силы.

Чего не добился, так это ожидаемого потока зерна на продажу, которым рассчитывал поправить сильно пошатнувшееся благосостояние. Не судьба. Теперь предстоит вложить деньги в модернизацию минимум, поливальной техники, и скрестить пальцы в ожидании следующего сезона.

Поместье встречало бурной деятельностью. Понаблюдал со стороны, пока наш короткий обоз еще не приметили.

Судя по перемешанной грязи дорог — местечко пользуется популярностью. Дом дымил всеми шестью трубами и приветливо помахивал бельем, в большом количестве развешанном во дворе в связи с кратким перерывом между дождями. Обитательницы дома изучали на дворе физику, судя по отрабатываемому ими броуновскому движению. Обитательниц стало не просто полно, а страсть как много. Раньше, когда доставала черная полоса в жизни, обещал уйти в женский монастырь. Теперь даже и не знаю, сбылась мечта идиота, вот только начал задумываться, не поехать ли сразу в Москву.

На деле все оказалось не так плохо. Поместье приютило, кроме учениц Таи, еще и больше десятка заморских ученых, переехавших сюда из Москвы. Госпитальеры уже разворачивали при поместье больницу, куда валом стремились молодые «больные» мужского пола со всей округи. Постоянно приезжали гости, якобы к иностранцам.

Одним словом, было живенько. Морпехи, оставленные мной в охране зашивались, но Тая выкрутилась, набрав несколько парней по деревням, и отдав их под начало морпехов. Кстати, на места охранников был целый конкурс, по понятным, и вполне симпатичным причинам.

Эти несколько дней в конце октября стали премией. Мечты идиота, оказывается, действительно могут сбываться. А Тая была просто молодчина. Она тоже соскучилась.

В кой то веки ощутил себя князем. Не тем, который видит только зады склоненной челяди, а тем, который видит вокруг радостные лица, и если хоть что-то соизволит пожелать, то получает желаемое, не успев договорить. В этом были и свои минусы — приходилось тщательно формулировать пожелания — шутить стало чревато.

Благословенные дни и ночи. Научные споры у камина, в большом прокуренном зале, где мешали русский язык с латынью, рождая если и не истину, то некоторых жизнестойких метисов, очень на нее похожих. В одном таком споре прокололся, упомянув эволюцию видов по Дарвину. Откуда мне знать, когда он родился? А наши гости, в основном профессора от медицины, начали тянуть из меня теорию клещами. Рассказал в общих чертах, так как более подробно меня с детищем Чарльза никто ранее не знакомил. Получил на орехи от Ермолая. Пришлось формулировать теорию происхождения заново, но уже с упоминанием святого духа. Получилось весьма смешно, учитывая, что питекантропы создавались по образу и подобию. Представил оригинал, по этому прототипу — с дубиной, низким лбом и выдающейся челюстью, над которым витал нимб. Хмурящемуся Ермолаю сказал, что веселюсь совсем по иному поводу. Свой то он свой, но церковь в это время была очень похожа на нарисованный в моем воображении портрет, шуток не понимала и имела тяжелую суковатую дубину.

Сошлись на том, что один день творения вовсе не должен означать одного календарного дня. Только опять получалось неоднозначно — выходило, первые дни тянулись сотни миллиардов лет, а под конец творцу наскучило, и он скомкал миллиарды до тысячелетий. Символично. Творец, похоже, имел русский менталитет и к концу работы халтурил. А может мы действительно по его образу и подобию?

Пару выдавшихся солнечных дней просто прогулял. Мастера заманивали на фарфоровый завод, но портить отдых не хотелось — обещал посетить их в дождь.

Посидел на берегу с удочкой. Страстным рыбаком никогда не был, но имел глупость, выйдя утром на крыльцо, потянуться, бурно рассказывая как хорошо, и как здорово бы было посидеть с удочкой у речки, затянутой туманом. Через час стал обладателем удочки, которую несколько мужиков чуть ли не насильно мне впихивали, вместе с небольшим горшочком червяков. Как обычно — «Не побрезгуй батюшка …». Пошел ловить рыбу. Вокруг мокрая трава, холодно … одним словом, надо быть внимательнее к словам.

Хотя, посидели хорошо. Ермолай устроился рядом, разводя костерок на месте старого кострища. Тая подтянулась с тремя ученицами, нагруженными снедью. Рыбалка удалась. Даже поймал несколько окушков, на радость половины населения поместья, болеющей за своего князя, толпясь на взгорке у берега.

Послал учениц на кухню, предупредить, что обедать будем всем поместьем на берегу — иначе у меня кусок в горло не полезет при такой группе поддержки.

Славно было. Неспешные разговоры о том и о сем, мелкие бытовые вопросы, во что оденемся, да кого принимать будем. О моде даже поговорили. Хотел поручить Тае еще и школу благородных девиц, но она ненавязчиво отвадила меня от этой мысли, наведя на мысль поручить это деле Анне Монс. Кандидатура была не самая подходящая — с одной стороны, по слухам, Петр к ней уже охладел, да и Монс, в глазах русского дворянства, явно не была идеалом благородной девицы. Однако если быть дотошным, то «институт благородных девиц» это женская школа, с усиленным обучением в сфере культурной и общественной деятельности включающая курсы: этикета, протокола, искусства гостеприимства, сервиса, уборки в доме, кухни, декорации. Школа должна дать способность жить в жизни хорошо, с умственными удовольствиями, встречая каждую ситуацию в равновесии, самообладании, с хорошими манерами и с элегантностью. Если и не всем этим, то большинством пунктов Анна обладала. К тому же, тяготилась ролью фаворитки при дворе, используемой для одной только цели. Думаю, за школу она возьмется с удовольствием. Поручил Тае переговоры с Анной, от этого она отвертеться не смогла.

Закон природы, о том, что все хорошее быстро заканчивается, не подвел и тут — разбив стуком копыт идиллию моего отдыха. Прискакал гонец от полуполковника, ушедшего с сотней семеновцев на следующий день после прибытия нашего обоза в поместье.

Петр желал видеть своего адмирала флота именно в виде адмирала — предстояли переговоры. Оставалось только безнадежно вздохнуть и проверить верхнюю пуговичку на форме.

Москва встречала дождем и слякотью. Этот город меня явно не любит, впрочем, он следует примеру большинства высокопоставленных жителей. Начало проступать понимание, что в Москве мне места не будет, да и в России может, со временем, места не найтись. А в Норвегии холодно. Странные мысли посещают голову последнее время, даже не записываю их, а то, мало ли что.

Несмотря на дождливую позднюю осень — Москва праздновала, уже не столько победу на юге, сколько по привычке.

Сидели с Федором в кабинете и разбирали дела и слухи. Читал новые указы Петра — оказалось завлекательнейшим чтивом.

— О смертной казне земским, таможенным, бурмистрам и фискалам за исключения и взятки

— О учреждении проезжих домов в Москве и иных городах

— О не-правеже вдов и детей, по кабалам, коли не записаны в кабале.

— О посылке осужденных в Азов

— За стреляние из ружей и за пускание ракет без дозволения: 1) батоги, 2) кнут и ссылка в Азов.

— Уничтожение разных печатей по приказам, всем одна: двуглавый орел, кроме Посольского и ратуши. У ратуши установить печать — весы из облаков. Какая будет печать у посольского приказа — так и не понял. О самом двуглавом орле мне рассказывали множество разрозненных историй, и в мое время, и тут. Такое количество басен само по себе говорит о том, что народ так и не смог понять, как им удалось оказаться под сенью такого нежизнеспособного мутанта — потому как остальные страны предпочитали тотемом более реальные прототипы. Но корни этой вивисекции, как обычно, лежат в Византии. До их прогрессивного вмешательства цари русские не считали зазорным общаться с народом, и носили «домашний» титул, например «великий князь Иван Васильевич».

После активной работы византийцев — Иван III принимает уже пышный титул: «Иоанн, Божиею милостью Государь всея Руси и Великий князь Владимирский и Московский и Новгородский и Псковский и Тверской и Югорский и Пермский и Болгарский и иных земель». С тех пор эта традиция только усугубляется. Более того, эта пышность даже в мое время перла из всех щелей — например, профессор такой-то, член-корреспондент того-то, действительный член сего-то, и так далее. Правильно говорили древние — «мал золотник, да дорог» — обратное следствие из этого — работает на все сто. Ну да мы о вивисекторах. Для начала, пришлось выбросить из памяти забитое туда энциклопедиями моего времени слово «Византия». Придумка это. Историкам так стало удобнее называть Ромейскую империю после того, как на ней потоптались османы, и из одной территории родилось аж пять Римских империй. А именно — сама Римская империя, или Византия, как ее назвали историки для простоты, используя греческое название Константинополя. Далее шли западная Римская империя со столицей в Риме, Священная Римская империя, со столицей в Вене и пару карликов, мнящих себя Латинской и Трапезундской Римскими империями. Про преемственность власти императора в этих условиях разговор отдельный. Стоит только отметить тот факт, что разграбленная Римская империя представляла из себя только символ — титулярный император Андрей Палеолог предлагал тогда всем государям христианского мира купить у него права на престол Византии и кажется, продал их, сначала королю Франции, затем Испании. Одним словом, гигант рассыпался, и люди разбежались. Вот один из таких осколков и докатился до Руси в лице католички Зои Палеолог, красотой не блистающей и богатого наследства не имеющей, в связи с несколько аварийными сборами. Единственное, что она могла дать великому князю Иван Васильевичу — это связи, на которые он, видимо и польстился. С тех пор у него на медали государя и было два изображения — на лицевой стороне изображение святого Георгия, побивающего змея — это же изображение чеканили на деньгах, по наименованию инструмента усекновения змея и прозванных в народе «копейка». А на обратной стороне раскинул крылья римский двухголовый мутант. Видимо великий князь поворачивал нашейную медаль то одной стороной, то другой, в зависимости от того, с какими послами общался, потому как Зою, получившую после крещения имя Софья, русский народ, а особенно священники недолюбливали за ее попытки внедрения католицизма. Хотя, это только одна из версий. По другим версиям, двуглавый орел фигурировал на печатях Руси еще до брака Иоанна на Софье, так что, точно сказать о логове этой загадочной птицы становиться еще труднее. Во всяком случае, сказки о том, что одна голова орла отвечает за власть исполнительную, а другая за законодательную — были придуманы много позже. Кстати, придуманы очень верно — эти две власти, как и две головы орла на гербе, смотрят в разные стороны, и соответственно, так и работают. Особо подкупает, что смотрят эти власти в стороны, хотя весь народ, по логике вещей, стоит перед гербом. Символично и самокритично. Если бы орел на гербе еще и оттопыренный средний коготь на сжатой лапе перед собой держал — было бы окончательно правильно. Но вернусь к перечню.

Указов было великое множество, большинство мелкие, например «О даче квартир сыщикам» или «О наказании кнутом за бой караульных». Удивляло, как Петр успевал эту прорву распоряжение издать, видимо, наши три базовых указа придали ему ускорение.

Перлом коллекции могу смело считать Указ, чтоб женщины и девицы имели в обращении с мужчинами полную свободу, ходили бы на свадьбы, пиршества и проч., не закрываясь. Жениху и невесте прежде брака повелено иметь свидания, и запрещены браки по неволе. Вот такой широкий жест. После которого, указ о театрах — учреждающий при дворе и у бояр столы, балы, ассамблеи, повелевающий быть в Москве театральным представлениям — смотрелся просто штрихом.

Указ о внешнем виде все же издали, хоть и убеждал Петра делать это помягче. Теперь всем русским подданным, кроме крестьян, монахов, попов и дьяконов — надлежит стричь бороду — кстати, стричь, а не брить — и носить платье немецкое (сперва венгерское, а потом мужескому полу верхнее — саксонское и французское, а нижнее и камзолы — немецкие). Женскому полу — немецкое. С ослушников брать пеню в воротах, с пеших 40 коп, с конных — по 2 рубля.

Кажется, много пропустил, не читая Петровских указов ранее. Надо еще пропихнуть идею о календаре и будет полный скелет.

Засиделись с Федором заполночь, Тая увела спать трех своих приближенных учениц, так что Баженин не стеснялся в выражениях, рассказывая московские сплетни. В основном, возмущение Федора вызывали попытки подкупить нашу дворовую челядь. Про попытки перетянуть его самого на стороны представителей различных интересов — брат Баженин упомянул, но вскользь, видимо стесняясь, что ответы дал не сразу, а подумав некоторое время. Ничего, вполне могу его понять — видимо предлагали действительно стоящую морковку. Рассказал, для разряжения обстановки, байку про осла и морковку. Посмеялись. Про себя решил, что надо немножко отдавить мозоли самым ретивым. Политического веса во мне нет, стал интересоваться источниками доходов доброжелателей, копающих под Федора, а соответственно и под меня. Эти хозяева жизни еще не знают, что такое демпинг.

Политические слухи ходили разные, и противоречивые. Единственное, что подтвердил Федор — послы активизировались, много дают приемов и получают аудиенций. Более подробно купец знать это болото и не мог. Оставалось ждать информации от государя, вызов к которому ждал меня через два дня.

Уже утром на наш двор начали поступать приглашения, посетить званные мероприятия. Настойчивые. Всем отписывал, что с удовольствием приму приглашение, но только после отчета перед царем — дела государевы превыше всего.

Днем мы с Таей были удостоены внимания великого кудесника от нитки и иголки. Мой мастер заматерел в столице, однако не утонул в кружевах и бантах, а стал основателем строгого стиля, где красота и изысканность достигалась без варварской пышности. Скажете, черная вышивка на черном мундире не смориться? Вы просто не видели работу настоящего мастера! А вот мне — повезло. Мастер, весь этот год думал над тем, как порадовать своего благодетеля. И ему это удалось. Мой костюм создавался долго и со вкусом, детали делались с запасом, чтоб сшить их по фигуре после примерки — мастер боялся не угадать, насколько у меня изменилась тушка, но обещал собрать парадный комплект за полтора дня, оставшиеся до аудиенции. Черное с серебром. Слов не было.

С Таей все получалось еще сложнее. Задумка мастера разделила платье на две составляющие, на серебристое трикотажное нижнее платье, обтягивающее фигуру и заканчивающееся юбкой выше колен, и на черное верхнее платье с широкой юбкой до пола сотканное из мелкой сетки, в каждый узел которой вплетена микроскопическая серебреная чешуйка. Ошеломительный эффект. Термин «блистать» к платью подходил лучше всего. И приличия были соблюдены. Вот только подгонка платья займет Таю надолго, и посещение Анны пришлось отложить.

Освободившись, первым делом посетил типографию, отобрал несколько готовых букварей нового образца, готовых уставов и переговорил кратко о планах. Кратко, потому как Москва начинала напоминать бледную копию карусели Вавчуга — Федор просил посетить производства и решить накопившиеся вопросы, от академиков пришло аж четыре настойчивых приглашения на консилиумы, вестовой из штаба флота просто не вылезал с нашего подворья. При всем при этом была еще масса своих планов, из которых институт девиц стоял далеко не на первом месте.

Больше всего времени уделил штабу флота. Гордон окончательно сдал, успев, правда, заложить фундамент. Штаб теперь способен поддерживать жизнеспособность флотов, то есть, организовывать им снабжение, поставку рекрутов, обучение и награждение. Существенным недостатком штаба стало то, что он был нашпигован иностранцами, точнее, практически только из них и состоял. Надо писать письмо Крюйсу и просить откомандировать в штаб перспективных выпускников Воронежа, отслуживших год на кораблях, для дальнейшего обучения. Основная проблема — отсутствие кадров. Хотя, Гордон постарался решить ее как смог. Даже штабные аналитики в штабе присутствовали. Вообще, Патрик довольно досконально выполнил план по формированию штаба, и подобрал людей, согласно расписанным для них служебным инструкциям. Но, инструкции составлялись вчерне, и штаб получился таким же черновиком, а с учетом острой нехватки кадров… получилось то, что получилось — и можно считать, что нам еще повезло. Те же аналитики убили массу моего времени, рассуждая о маневрах новых судов, и использовании их тактических преимуществ — похвально, конечно, но на мою просьбу разложить мировую политическую ситуацию по полочкам и расписать последствия — услышал только слухи, на уровне чуть выше, чем у купца Баженина. Обозвал выступление аналитиков конфузией и завис в штабе до глубокой ночи — готовили структурные и кадровые перестановки. Сформировали новый отдел, для снабжения кораблей за границей — рассадим по одному военпреду на всех прибрежных ганзейских факториях и поручим заниматься только закупками для кораблей и наймом рекрутов. Одним словом, снабженцы без военных задач, чтоб не дискредитировать Ганзу. А те несколько листов должностной инструкции, которые составляли для снабженцев большую часть вечера — посторонним видеть было совершенно не обязательно, мало ли чем снабженец может заниматься в свободное время.

Задав основное направление мыслей штабу в создании «отдела снабжения» — поехал в Академгородок. По себе знаю, ночь для творчества — лучшее время.

Оценил удобства недостроенной Академии. Внушительно, но еще строить и строить. Профессиональные школы, расположившиеся ниже Академии, у подошвы холма, рядом с монастырем — выглядели оптимистичнее, и давали надежду заселить в них учеников еще в этом году.

В день приема отбился от прилипнувших дел, даже утреннюю лекцию для приказчиков перенес, о чем сразу пожалел, так как под сотню не занятых молодых морд на подворье — мешали много больше, чем это же количество, занимающееся в ангаре. Пришлось готовить обоз с подарками Петру под воцарившийся, хоть и приглушенный, гвалт.

Выехали заранее. Мокрые улицы, низкие облака над темными крышами. Вот чего России не хватает, так это разнообразия цвета. Но это так, брюзжание — руки до красок дойдут еще не скоро.

Встретившему нас церемониймейстеру велел найти для меня комнату, совмещенную с торжественным залом, для выставки подарков. Забраковал несколько, то маленькая, то без смежной кладовки. Стоит заметить, что комнат во дворце имелось великое множество, пока все подходящие обошли — истек весь резерв времени. Оставил сопровождающих обоз специалистов оформлять выбранную комнату, как и договаривались — сам поспешил на совещание.

Ближний круг Петра существенно расширился. Зримое подтверждение пословицы — «У победы много отцов, а поражение — всегда сирота». Отцов было так много, что на еще одного места просто не находилось, о чем однозначно говорили нахмуренные брови и поджатые губы присутствующих. Ну, здравы будьте, птенцы гнезда Петрова.

Пока еще не все собрались, черпал сведения о политической обстановке в мире от Макарова. Благо, имел уже представление, какие вопросы задавать.

Вошедший слуга, передал наказ Петра — всем ждать, он еще немного задержится. Подозреваю, государь побежал смотреть, чего интересненького ему привезли. И плевать ему на заваривающуюся кашу — как обычно — «С нами бог!». Хотя, насколько мне известно — бог обычно на стороне больших батальонов. Больших, хорошо оснащенных и обученных, получающих вовремя снабжение и зарплату, имеющих грамотных командиров и избыточную информацию об операциях и противнике. Вот такой привередливый высший разум.

Что мы имеем на сегодня? Набрана новая армия из новобранцев с редкими вкраплениями бывалых солдат. Возглавляют армию иностранцы или наши дворяне, получившие чины за заслуги, вот только не сказано, за какие. Армия состоит из трех «генеральств»: одно под управлением герцога фон Кроа — десять пехотных и один драгунский полк, общей численностью 14726 человек, второе, под управлением Вейде — девять пехотных и один драгунский полк общей численностью 11222 человека, третье, под управлением Репина — девять пехотных полков общей численностью 11000 человек. Кроме того, в расчет принималась нерегулярное дворянское ополчение — около 11 тысяч, и около 10 тысяч казаков, согласившихся повоевать на севере. Оптимисты решили, что армия у нас под 60 тысяч человек и нам сам черт не брат. Именно такие настроения царили в ближнем круге. Ухудшало положение еще и то, что Петр пригласил военных консультантов — датского и саксонского посланников — Гейнса и Ланга. Эти деятели, безусловно, выполняли заказ своих государей и кричали Петру в ухо, что броня крепка и танки наши быстры, надо поскорее надрать шведам … картуз.

Но мне пессимизм был не чужд. Смотрел на армию с другой стороны — солдаты, в настоящий момент, с удивлением рассматривали выданные им фузей, раздумывая, для чего нужна такая большая курительная трубка. Командовали ими либо наши дворяне, которые, далеко не все были способны объяснить, что это не курительная трубка, а просто такое хитрое копье, либо иностранцы, которые даже русского языка не знали.

Утрирую, но не сильно — с подобными проблемами сталкиваюсь на флоте.

Про нерегуляров не вспоминаю — придут они или нет, это гадалка даже надышавшись дурмана не скажет. Не говоря уже о том, что боевые возможности ополчения вообще под большим вопросом.

Что в сухом остатке? 37 тысяч! С учетом стрелецких полков, которые проходили переформирование и тесты на лояльность — 40 тысяч, большая часть из которых — новобранцы со сроком обучения несколько месяцев.

Вооружение — старые гладкоствольные фузеи с редким вкраплением старых штуцеров. Пушки дульно-зарядные, бронзовые — к каждой пушке надо подбирать свое ядро, так как диаметр ствола у них произвольный в пределах фантазии литейщиков.

И это все притом, что уже утверждены новые Уставы армии и флота, в которых прописано совершенно иное.

Объяснение простое — надо скорее побить шведов, для этого и старье сойдет. Ужас. Зримое воплощение анекдота — «Питро, пошли шведам морду бить? — А вдруг они нам набьют? — Тю, а нам то за что?».

Причем «пошли» уже практически состоялось — в апреле были согласованы 11 открытых статей и две тайные в договоре с Данией, до этого, еще в посольстве, Петр согласовывал союз с Польшей, и теперь, в ноябре месяце планировалось подписание этих союзов. Меня просто пригласили к шапочному разбору.

Шведы прислали большое посольство, которое Петр просто водил за нос, оказывая всяческие знаки внимания. Но на предложение — дать «…присягу на св. Евангелие, и тот вечный мир своею государскою душою и крестным целованием подтвердить…» — отвечал уклончиво, к присягам в это время относились серьезно.

Все должно будет решиться в следующим месяце. Единственно, что радовало — раз Петр призывает консультантов со всех сторон, значит, однозначно еще ничего не решил — есть шанс докричаться до него и моим мнением. Вот только как перекричать этот бравый хор шапкозакидателей? Ситуация как в байке про слово Господне: когда заспорили четверо раввинов на теологическую тему, и голоса разделились трое против одного — оставшийся в одиночестве раввин воззвал к господу «Скажи этим неверующим, что я прав!!!» — раздается голос с неба «ОН ПРАВ!» — трое раввинов пожали плечами и ответили «…все равно получается двое против троих …».

А у меня ситуация еще хуже — один против двух дюжин. И Бог меня не слышит.

Начал продумывать аргументы против наземной операции в ближайший год. Теперь даже о двух годах не мечтаю.

Шум разговоров прервал приход Петра. Государь, как обычно, почти вбежал в дверь, привычно зацепив косяк ножнами шпаги. Отговорить бы его от ношения этого атрибута! Мало того, что владеет им еще хуже меня, так он еще и привычку имеет выхватывать шпагу при ухудшении настроения, и размахивать ей, не глядя, куда попадает. А шпага Петра была весьма недурна, на мой непрофессиональный взгляд. Острая. Приходилось следить еще и за тем, чтоб вовремя уклоняться от широких «дирижерских» замахов увлекающегося государя. Сложно с ним, одним словом.

Петр нашел меня взглядом, и встопорщил реденькие усы в улыбке

— Что князь, новые диковины привез, гляжу?! Добре, ноне и посмотрим. А покамест сказывай, как свеев своевывать будем, токмо тебя еще и не слышал.

Мысленно завыл, окидывая толпу примолкнувших оппонентов, скрестивших на мне недобрые взгляды.

— Государь, прости мне слова мои смелые, но нечем нам пока свеев своевывать. Флот наш, северный токмо четыре корабля имеет, супротив сотен кораблей свеев, да и не близко от Архангельска до Балтики, припасы возить будет. Об армии сказать не могу, так как ты мне флот поручал, но мыслю так — коль мне на флот необученных рекрутов посылают, которых без года обучения даже к кораблям подпускать страшно — то и в армии не краше дела. Сколько войск не набери, но покуда крестьянин фузеей воевать не приловчиться, то его считай, что и нет. А коль так, северная армия у нас не 60 тысяч, как советники похваляются, а только 6 тысяч, что из гвардейских, обученных, полков состоит. Мало этого, государь, чтоб свеев воевать!

Не успел дальше мысль развить. Петр, краснеющий во время моего монолога, хлопнул по столу рукой.

— Тааак!!! Этож, что ты удумал?! Генеральства мои с весны войско обучают, а тебе все мало?! Люди, военному делу обученные, сказывают в один голос, что армия, с божьей помощью, готова, а ты им поперек? Ну-ка, говори, отчего разор такой речешь, опыту советников моих не имея? Уж не гордыня ли тебя обуяла?!

Стоял, склонив голову. Смотреть в глаза Петру, когда он сам себя накручивает — крайне опасно для дела. Носорога видели? Вот и подумайте, как его добрым словом остановить можно. Если не придумаете как, то в глаза носорогу смотреть не стоит, он бегает быстрее, чем можно предположить, глядя на этот ходячий таран — способен разогнать пять тонн своего веса до скорости 30 километров в час, и насадить на полутораметровый рог непонравившегося ему субъекта просто так, от плохого настроения.

Так вот, носорог, по сравнению с характером Петра это чихуахуа.

Как же надоело танцевать на этом минном поле!

— Государь, нет в слове моем гордыни, ведь не мне войско вести. Ты велел сказывать, как мыслю — вот и сказываю, что рекруты, которые у меня обучаются, и через год еще негодны супротив ветеранов. А их тож люди с опытом учат, да как учат! Днями и ночами науку военную в головы вбивают. Да токмо далек мужик крестьянский от науки ратной, он через год ее только понимать зачинает, а чтоб потрохами ее принять, так ему и года мало. Не облыжно говорю, а смотрю, как мои морячки науки постигают. Их через год токмо под руку опытного ветерана поставить можно, чтоб ветеран следил, не учудит ли новик какой конфузии по недомыслию. Да и то, чудят новики на флоте так, что розог на все корабли не хватает.

Перешел на доверительный тон, воспользовавшись промелькнувшей в глазах царя задумчивостью

— Прости Петр, но мыслю так, что и в армии все також и есть. Не может быть так, что на флоте рекрут туго науку принимает, а в армии зараз всему научился. А коль полки новые науку воинскую животами не прочувствуют, то и на ратном поле подвести могут. Не со зла али страха, а просто по недомыслию — им стрелять скомандуют, а они не попадут, им на штыки врага взять прикажут, а они пока бегут в стадо превратятся. А коль на них конница пойдет лавой? Они же может быть, и не видели того ни разу! А коли дрогнет кто, да строй сломает? Из-за одного полка новичков строй баталии проломят, да ветеранам в тыл зайдут. Это, государь, как кованная якорная цепь, у которой одно звено не стальное а оловянное. Снаружи цепь выглядит браво, блестит, а коль потянуть ее, тут то звено оловянное и лопнет и от него одного всей цепи разруха будет. Силу армии считаю по силе самого слабого полка в баталии, вот и сказал, что баталию можем только из гвардейских полков составить, а боле и не из кого.

Петр молчал, нахмурившись и гипнотизируя меня глазами. А вокруг бушевали страсти. Ближний круг был един в бесновании, выражающемся общими словами — «Дозволь государь, я ему скажу, каково это в солдатах твоих сомневаться!!!»

По очкам этот спор явно проигрывал. Но рефери решил дать мне еще один шанс.

— Твои резоны услышал. Но веры в них у меня нет. Давеча Вейде показывал баталию потешную, новики в ней орлами себя выказали. Мудрствуешь ты князь больно. Но коль сомневаешься, изволь сам на баталию взглянуть, опосля и поговорим!

Петр еще раз прихлопнул рукой по столешнице, ставя точку в споре и начиная совещание … о том как свеев воевать. Завидное упорство, его бы да в мирных целях.

На совещании предпочел слушать, так как говорить было особо нечего, обсуждалась чисто наземная кампания, и мне было откровенно плевать, как ее поведут. Как не поведи, все одно будет шапкозакидательство. Раздумывал, как бы продемонстрировать Петру неготовность его армии в предстоящей показухе, которую наверняка отрепетировали и отполировали.

Подвели итог совещанию, обсудив, что послам говорить. Оказывается, с послами все не за один раз решали, а в несколько заходов, обсасывая на каждой сессии новые нюансы. Например, для тех же шведских послов уже четыре сессии провели, и готовили пятую. Хотя мне было совершенно не понятно, чего тут можно размазывать? Послы Петру, мол — «Клянись на библии, что жить мирно будем!» А Петр соответственно — «Меня в посольстве обидели, хочу сатисфакции! Но войны не хочу, я белый и пушистый». Чего тут можно так долго обсуждать? Хорошо, что мне не надо во всем этом политическом фарсе участвовать, особенно учитывая то, что параллельно идут переговоры с Данией и Польшей о союзе против Швеции, и основные положения уже согласованы.

Наигравшись в совещание, государь решил побаловать себя диковинами, и потащил всех, в том числе и угрюмого меня, в демонстрационную комнату.

Начинать надо было по проверенной схеме, от простого к сложному, но за окном клубилась серая осень, и первым продемонстрировал свет. Самое смешное, что ажиотажа не вызвал — эка невидаль, свеча за стеклом горит. Ну, яркая, и что?

Пришлось пояснять уж совсем по простому, что в подсобке человек сидит, и специальной механикой создает в железе особое течение, что по проволоке распространяется а в этих «лампах» свет рождает. И что свечи менять не надо, свет гореть будет ровно и ярко, пока механика работает. Диковине удивились, но ожидаемого мной бешенного интереса не проявили. Им, видите ли, свечами сподручнее. Плохо. Затея с электростанцией трещит по швам. Ну да ничего, оборудую несколько помещений для Петра электрическим светом, и буду ждать заказов. Не мытьем так катаньем.

При ярком освещении начал демонстрировать остальные новинки. Настроение так и не улучшилось, невзирая на красивые безделушки, извлекаемые под радостный галдеж и вздохи. Старался преподнести новинки максимально выпукло — плевать, что у самого настроение похоронное, мои люди старались, душу в диковины вкладывали, и убить их труд, представив его недостойно — не поднималась рука.

Надолго зависли с кубиком Рубика. И что в нем народ находит? Хотя, в нашем исполнении кубик был не столько головоломкой, сколько драгоценностью — такую в руках покрутить одно удовольствие. Покрутили.

Пока тешились головоломками — обсуждали меж собой мелочи. Мелочами, как и следовало ожидать, стали шведы.

Сделал для себя несколько зарубок, и, в очередной раз, зайдя в подсобку, велел спрятать коробку с макетом Святого Духа и подарочную коробку со Штукой. Да! Вот такой параноик. Нет у меня веры людям, которые кричат про явно завышенную, в политических интересах, готовность. Плохо только, что диковин то особых и не осталось — проблема была со штамповкой. Начать то мы ее начали, но до моего отъезда с завода там работал только один станок. Опытный. Все станки, что делали для расширения — сразу паковали и готовили к отправке на другие заводы. В итоге не сделал массу того, что планировал. В этот раз в Вавчуге вообще все шло незнамо как — завод тряс как яблоню, но с него упало всего несколько недозрелых яблочек. Буду надеяться, что за эту зиму Феникс восстанет вновь.

Перешел к гвоздю показа. Представленный телефон, наконец, вызвал ожидаемый ажиотаж. Тем более, операторы у меня сидели в подсобке, их видно не было, а телефоны расставили по столам демонстрационного зала — все начали упоенно пробовать. Похвалил себя за двух, взятых в поход, операторов.

Вот о телефонах разговор получился долгий. Каюсь, передернул. Рассказывая о затратах добавил в них затраты на электростанцию. Цифры немедленно зарычали и начали кусаться.

Оказалось, большие суммы кусали только меня, а местные «богатые буратины», то ли, чтоб Петру удаль показать, то ли действительно богатые — но прямо на месте стали договариваться об установки у них «гонца». Петр, утери внимания к своей персоне не пережил, кратко велел всем заткнуться, и решать дела у князя, в смысле у меня, на подворье. Поговорили с государем о спектре применений… Нет, для армии пока не годиться, но буду работать над этим… Да, с другими городами соединить могу — но не скоро, и стоить это будет очень дорого. Сколько? Десять пудов кабеля на километр, да столбов 35 штук — минимум, 300 рублей на тысячу метров. Считайте, табун из сотни лошадей на каждый километр пути. И самый острый вопрос будет, что на эти бесхозные табуны посреди глухого леса — обязательно найдутся желающие. Хотя, про себя обдумывал вариант стальных проводов — вариант в три раза хуже, но в десять раз спокойнее. Меж тем, продолжил нагнетать обстановку — до Воронежа шесть сотен километров, 180 тысяч рублей, считайте, стоимость половины нашего флота. А коль до флота тянуть, то и все пол миллиона рублей.

Самое интересное — не напугал. Петр покивал да поухмылялся, что теперь знает какую контрибуцию со шведов брать. Совершил мысленно богохульство. Несколько раз.

Государь насытился игрушками, и начал из меня тянуть клещами рассказ о вооружениях. Ему, мол, полуполковник такие серенады пел, что впору собираться и ехать в Вавчуг для досмотра всего своими глазами.

Запрыгнул на лезвие ножа и начал на нем выплясывать вприсядку и с поклонами. Все будет, государь… но позже. Через годик … нет, через год только образцы, и для армии из Тулы чуток сделаем, а вот через два года — будет, чем удивить. Может, отложим немножко контрибуцию со шведов?

В очередной раз поразился местному менталитету. Если срок в один год еще был понятен, хоть и считался очень большим — то два года воспринимались как бесконечность и вызывали примерно такое же неудовольствие.

Всячески намекал, что подробнее расскажу на аудиенции, но Петр делал вид, что намеков не понимает. Что-то испортилось в Датском королевстве.

Аудиенцию все же выторговал, но только — по итогам потешной баталии. Что же за непруха то такая! Мало того, что у Петра теперь полный ближний круг иностранных ставленников, которые, к гадалке не ходи, абсолютно не российские интересы пробивают, так еще и Петр распух от самодержства, и готов слушать только хвалебные оды. Да и черт с ними, в конце концов! Пусть хоть Стокгольм штурмуют. Но ни грана нового вооружения на эту аферу не дам! Нету! В производстве! Приходите завтра за своими броневиками! Устал.

Теперь главное не сорваться в этой вечно празднующей толпе и продолжить всем улыбаться. Какие такие новые штуцера? Да нет, вам показалось, тот десяток, что семеновцы привезли — целый год делали.

Петр с окружением засобирались отужинать. Меня, кстати, не пригласили, уж и не знаю — то ли неудовольствие демонстрировалось, то ли посчитали, что и так пойду, никуда не денусь. Чтоб мое отсутствие не бросилось в глаза, испросил у Петра позволение откланяться, сославшись на подготовку к баталии и дела в штабе.

Поймал в уходящей толпе Вейде, договорился с ним о встрече позже, для обсуждения планов потешной баталии.

В демонстрационном зале стало пусто. Из подсобки вышли две мои тени, добавив к теням, разбросанным по помещению ярким светом, немного жизни и скрипа половиц. Очень странно себя чувствуешь, когда пару минут назад комнату наполняли голоса и люди — а теперь кажется, что весь дворец вымер. Наверное, это нервное. Мысленно считаю потери в проталкиваемой петровским гнездом афере, и сколько заводов можно было бы построить, используя этих людей.

— Ничо, князь, все образуется.

Ермолай даже руку на плечо мне положил, чего обычно не делал. Образуется оно, угу. Кстати, а о чем это он? Не думаю, что он видит ситуацию так же, как она видна мне.

— О чем ты Ермолай?

— Да о немилости царской. Не перечил бы ты ему князь, больно дело нужное ведешь.

— Людей, Ермолай, жалко. Сгинут ведь, без пользы.

— А вот то, не тебе решать. Все в руках Господа нашего. Все по Воле его. И коль надо будет ему, для вразумления рабов своих, животы у них забрать — на то его воля! Он дал, он и забрал.

Фаталисты. Сколько стоит вразумление одного государя? Десять тысяч жизней? Тридцать? Никогда не любил, чтоб за меня платил кто-то другой.

— Ладно, Ермолай. Давай не будем решать. Жизнь покажет. Давай о делах наших перемолвимся, совет мне твой нужен…

Демонстрационную комнату пока так и оставили. Техники получили задание тянуть по дворцу провода в кабель-каналах по схеме, набросанной на скорую руку Макаровым, пока знать развлекалась переговорами по телефонам. Меня, если честно, этот этап уже не интересовал — надо будет расписать прайс и спихнуть дела, по опутыванию Москвы кабелем на Федора. На столбах, кстати, будем сразу и силовые провода вешать — нечего одно дело дважды делать, все равно эти буратины распробуют электричество … со временем.

Обдумывал свой последний шанс — показать Петру не готовность армии в предстоящей потешной баталии под Преображенским. Вот только свои козыри решил не просто не выкладывать, а спрятать под сукно. Обойдусь без штурмовиков.

А какая идея была! Мы бы этих потешных как танком раскатали, особенно если бы пробил, как и планировал — стрельбу боевыми. Но не судьба. Попробую все же подергаться на этом крючке. Надо договариваться с конницей — будем пугать пиками, а среди солдат пустить слух, что государь велел все по настоящему, и что конница ударит серьезно и насмерть, никаких потех и остановок лавы перед строем не будет! И побольше подробностей, как пика с хрустом проламывает ребра не успевшего убежать солдата, а потом ее окровавленный наконечник вылетает из спины переднего, и пропарывает еще и живот солдату, стоящему сзади. А потом лошадь, ржущая и взмыленная, сбивает грудью умирающих, втаптывая в грязь их требуху. Побольше, в слухе, крови и внутренностей!

Эти потешные у меня убегут с поля еще до начала баталии!

По крайней мере, пусть видит высший разум — использую любой шанс. А там действительно, все в Воле его. Может покреститься тогда? Странно на меня пребывание в этом времени действует.

Вечером готовился к встрече с Адамом. Не в смысле, одевал белое, в том числе и тапочки, а в смысле готовили много водки и закуски для обрусевшего сына немецкого полковника, призванного в Московию десятилетия назад учить медведей ездить на велосипеде. К слову сказать, научил полковник этому делу «диких варваров» весьма посредственно, судя по тому, что его сын занимается тем же самым. Хотя, могу понять и деловую хватку семейства Вейде — оплата их работы повременная, а никак не сдельная — чего, спрашивается напрягаться?

С другой стороны, Адам подходил к делу с огоньком и к своим сорока с мелочью годам успел поучаствовать во всех забавах Петра, начиная от «потешных» и заканчивая посольскими. Именно он пустил байку про то, как был «подлинным свидетелем» битвы осени 1697 года, в которой австрийский принц Евгений на реке Цента разгромил в два раза превосходившие его в численности турецкие войска. В виде трофеев австрийцам, в том числе, достался некий паша, сообщивший пророчество о том, что в 1699 придут с севера славяне и завоюют Константинополь. Тогда это пророчество восприняли как несерьезное. А вот теперь оно звучало очень даже к месту.

Но был у байки и второй поучительный слой — «добрым строем» можно сковырнуть противника сильнее себя. Вот Вейде и отдал все силы на обучение новой армии. Он еще и в составлении уставов во время посольства успел поучаствовать.

Кабы не его, общие для петровского круга, шапкозакидательские настроения — мог получиться прекрасный специалист. Вот только история напоминает мне, что Германия во вторую мировую, воевавшая со всем миром, отмобилизовала менее 18 миллионов солдат. Из которых погибли чуть больше 4х миллионов и 6 миллионов были ранены — а Советский Союз отмобилизовал более 34х миллионов, из которых погибли почти 9 миллионов солдат и более 14 миллионов были ранены. Жуткая статистика. И есть подозрение, что корни ее именно в нынешнем отношении к солдатам, как к расходному материалу. Искренне надеялся внести хоть какие-то коррективы в эту тенденцию.

Долгий разговор с полковником, после обильного ужина, заставил трещать по швам мои надежды. Адам вполне однозначно указал, что потешные баталии проводят не столько для предоставления мне возможности показать неготовность нашей армии, сколько для того, чтоб продемонстрировать послам всех держав армейскую выучку и готовность русских полков легко и с песнями отстричь кисточки хвостов всем чертям в преисподней.

Шах и мат. Причем мат многоэтажный, с поминанием всех поз и животных, в том числе и геральдических. Даже мои планы на партизанскую войну, в виде распускания слухов среди новобранцев могут вылезти боком в политическом плане. Ненавижу политику.

Вышел на крыльцо проводить дорогого гостя. Холодно. Ноябрь вступал в свои права. Подворье отгородилось от редких огоньков Москвы высоким забором, и в наступающих сумерках казалось, что вокруг никого больше нет, только бегают, вяло побрехивая, собаки. Ощущал себя как за рулем машины на обледеневшей дороге — как не кручу руль, машину все одно несет в столб. Авария обещает быть хоть и не смертельной, но ремонта столб оставит много. И навсегда останется чувство бессилия, когда никакие твои действия не изменяют итога. Попробую еще посыпать на ходу песка под колеса, да только боюсь, и это уже не поможет.

Утро зарождалось ясным, что еще больше подчеркивало права наступающей зимы. Вода в бочках подернулась ледком, и не располагала к обычному моциону. Буду, как разнеженный князь, плескаться из рукомойника нашего производства, с подогретой водой.

Сегодня тяжелый день — открытие выставки новинок, уже традиционно принимающей толпы народа сразу после демонстрации у государя. Федор с самого утра — у нас с ним разные понятия об утре — бегал по двору взмыленный, с распахнутой шубой и страстным блеском в глазах. В водоворот выставки втянуты были практически все домочадцы, начиная от возвращающихся с сопровождения обозов штурмовиков и заканчивая мной. Тая за завтраком деловито рассказывала о людях, с которыми у меня на сегодня назначена встреча, выкладывая слухи и сплетни про эти фигуры. Поняв, что отвертеться от деловых бесед мне не удастся, расслабился и решил получать удовольствие. Бог с ней, с этой говорильней — зато денек посижу дома, попивая горячий чай и блистая интеллектом. Жаль только, Ермолай уехал решать свои святые дела, ему эти посетители выставка могла бы дать много пищи для размышлений. Составлю для него выписки самых интересных личностей.

Уже к середине дня блистал испариной и сверкал злобными глазами. Понимаю, что народ тут чтит библию — но нельзя же так дословно следовать истории с Фомой Неверующим, который требовал дать ему своими руками поковыряться в ранах Христа и замерить диаметр отверстий в руках Иисуса от гвоздей — чтоб он мог поверить в воскрешение. Правильно говорят — изобретение новинки, сколь бы трудно оно не было — это только десятая часть дела. Остальные 90 процентов — убедить людей в необходимости такой новинки. Федор понимал в деле убеждения побольше меня — поставили этот процесс на поток, и весь день выныривал из этого водоворота с ощущением, что попал в пороги четвертой категории сложности, только почему-то без плавсредства и даже без спасика. Некоторым подспорьем утопающему можно считать команды спасателей, стоящих по берегам и бросающих тонущему «морковки», а так же группу поддержки, во главе с Таей, отпаивающей замерзающего настоями, похоже, с корешками валерьяны, прямо в бурных белых водах потока. С каруселью Вавчуга было проще — там единомышленники, а тут оппоненты. Кто же любит оппонентов? Хоть и все признают их полезность.

Вот и представлял себе мысленно в течение всего дня способы усовершенствования инвентаря Ромодановского, надо, кстати, его навестить.

После обеда на выставку прибыл десант из Академгородка. Вспомнился анекдот про поручика Ржевского — «… и тут такое началось!».

К ужину просто сбежал, сославшись на вызов к князю-кесарю. Надеюсь, он меня примет, а то придется пережидать до поздней ночи, сидя на морозце под забором.

Федор Юрьевич принял. Хоть и не высказал радости от встречи. Работы у Преображенского приказа, моими стараньями, прибавилось — вот князь и рассматривал мою скромную персону как щенка, который напрудил, а убирать теперь его службе. По крайней мере, под хмурым взглядом Ромадановского хотелось повилять хвостиком, так, на всякий случай.

Еще один долгий разговор, обошедшийся без предварительного ужина. Дела не блистали. Фактории строились, деньги разворовывались, фискалов отправляли на правеж, но новые фискалы выводов не делали. Предложил князю формировать штрафные батальоны. Поговорили и об этом.

Под конец разговора коснулись шпионов, которые развелись в последнее время как кролики. Федор Юрьевич, явно через силу, предложил мне «поберечься» и с гораздо большим энтузиазмом просил не затевать более никаких дел. Заверил князя, что буду сидеть тихо, как мышь под веником. Под это дело договорились о взаимодействии штаба флота и Преображенского приказа. Князь даже дьяка на это дело обещал выделить — будет хоть какое-то подспорье флотской разведке.

Возвращался уже поздно вечером, скорее даже ночью. Заметил явно увеличившееся количество угрюмых людей, провожающих наш выезд сожалеющими взглядами, и прячущих что-то объемное под длиннополыми кафтанами. Похоже, в Москве становиться опасно ходить ночами. Надеюсь, это просто следствие неурожайного года, а не тенденция нововведений. Хотя, стоит Петру намекнуть о создании нескольких полков «патрулей» и подчинении их службе Ромодановского. Мысленно ухмыльнулся, князь-кесарь, безусловно, скажет мне «спасибо» за помощь. Но с другой стороны — завалив его дополнительными делами вполне можно снизить накал борьбы Преображенского приказа с инакомыслием. Причем, накал снизить в прямом смысле — судя по рассказам князя Федора — жаровни в его вотчине не успевали остывать, работая с подозреваемыми — рассказывать в таких условиях князю о дактилоскопии и презумпции невиновности будет сущей утопией — пусть поостынет от охоты на ведьм, да озаботиться новыми задачами.

На подворье меня ждали несколько ученых, пара купцов и остывший ужин. Надо уезжать из Москвы. Скоро буду готов вернуться обратно в Вавчуг, причем, даже по новгородскому волоку.

С купцами разобрались быстро — собственно, от меня только и требовалось величаво согласиться с договорами, подготовленными Федором. Идея московской телефонной связи начинала наполняться звонкой монетой. Причем, Федор уже договаривался о помещениях для телефонных станций совмещенных с небольшими электростанциями. При этом в подробности Федор не вникал — ему были выданы характеристики необходимых помещений и дорог, по которым к ним пойдет снабжение — вот он и подбирал подходящие — а технические вопросы согласования этой разбросанной по большой территории системы — вновь повиснут на мне. Раньше не уделил внимания именно вопросу согласования. Ведь если у меня вместо одной большой энергостанции будет много маленьких, то встает вопрос, как сделать так, чтоб переменный ток станции вырабатывали синхронно друг с другом. Без этого соединять станции общими проводами нельзя. А заставить станции работать в унисон — это примерно та же задача, как заставить десятки разрозненных по городу людей одновременно друг с другом хлопать в ладоши. При этом их хлопкам не должно помешать ни плохая погода, не толпа, подбивающая им руки.

Причем, мало раскрутить все генераторы до скорости, рождающей частоту в 60 герц, которую приняли за стандарт. Надо еще сделать так, чтоб фронт волны напряжения нарастал одновременно во всех генераторах — иначе одни генераторы будут пытаться крутить другие и без поломок дело не обойдется. Будет примерно как лодка в которой часть гребцов гребут в одну сторону, часть в противоположную а рулевой орет, что лодка стоит на месте и надо всем поднапрячься. Одним словом — непростое это дело.

Уже глубокой ночью нарисовал схему синхроскопа, в которой было три пары обмоток по числу фаз. Каждая обмотка в паре стояла друг против друга, а в промежутке между ними будет железная стрелка. К одной обмотке в паре подключим одну фазу из линии, к другой фазу от генератора. Если фазы будут синхронны — стрелка между обмотками уравновеситься и будет стоять неподвижно. А если фазы в обмотках будут рассогласованы, то стрелка начнет дергаться как в припадке трясучки. Синхронизация генератора с линией будет заключаться в регулировании его оборотов, пока стрелки не уравновесятся. После чего, можно большим рубильником включать генератор в общую сеть и внимательно следить за стрелками — если, в процессе работы, появиться большая рассинхронизация — генератор отключать. Небольшую рассинхронизацию можно будет поправлять на ходу. В любом случае — работе диспетчера электростанции не позавидуешь — всю смену будет, как на иголках, следить за синхронностью генератора. Надо им молоко за вредность работы положить в жалование. И валерьянку. Интересно, а в мое время у диспетчеров столько же геморроя, сколько вываливаю на их предшественников?

Новый день принес свежих и выспавшихся оппонентов по мою замученную согласованиями душу. Душа категорически заявила, что у нее не приемные дни, и она уехала в гости к родственникам в деревню «Пятки». Это, конечно, метафора — хотя в мое время всяческие паранормы, не знающие чтобы такого еще придумать в оформлении монументальности постамента для развешивания лапши, утверждали — душа отражается не в пятках, а в пальцах ног! В них схематично отображен весь путь человека. Соответственно, по этому вопросу написали целые трактаты. Кривизну каждого пальца обосновали, подвижность их привязали к легкости характера, углы между пальцами связали с застенчивостью или отзывчивостью. Левую ногу сделали еще и индикатором взаимоотношений человека с самим собой, а правую с окружающими — что в принципе правда — окружающих правша пинает именно правой ногой.

Вот и в этот день, порывался пообщаться с оппонентами при помощи ног, помогая душе еще и руками. Сложное это ремесло — быть князем. Особенно, когда тебя все покритиковать норовят. Как известно — критиковать, не мешки ворочать — у нас народ всегда готов приложить к делу язык, вместо рук, от этого каждое дело выглядит как оплеванное, ну или обмусоленное, если его делают без энтузиазма.

Решил отвлечься, и еще до обеда укатил с небольшой компанией морпехов и Таей в Преображенское — производить рекогносцировку местности своей скорой диверсии.

Что можно сказать об этом историческом месте. Когда-то небольшое село на берегу Яузы, под боком у Москвы приглянулось отцу Петра своими видами, полями и соколиной охотой. К чести монарха он выкупил эти земли у монастыря, а не изъял на государственные нужды, как это делают в мое время, после чего Алексей Михайлович построил тут летний дворец, где и предпочитал проводить лето с семьей. К слову сказать, семья была большая, и Петр был одним из 16 детей. Первые 13 детей принесла царю Алексею Мария Милославская, среди которых шестеро здравствовали и поныне, в том числе и присно помянутая Софья. Еще трое детей принес второй брак царя с Натальей Нарышкиной, из которых двое, Петр и его сестра Наталья, выжили. Сестра, кстати, была самой ярой сторонницей брата, что и не трудно понять — Петр стал ее последним бастионом в дворцовых войнах. Ну да речь не о том, а о временах предшествующих.

Волею царя Алексея на бывшей «Собакиной пустоши» поднимался дворец и пристройки к нему. Развивалось окружение, так как государя принято было кормить и обихаживать, вот и росла деревня, по мере увеличения проживающих монарших особ и их гостей. Потом Яуза обзавелась плотинами и мануфактурами, в том числе пильной мельницей, что еще увеличило населенность местности.

Надо бы заметить, что царь Алексей был не чужд нововведениям — он присматривался к заграничным новинкам и даже вводил их в своем хозяйстве. У него в деревне Измайлово, что стояла в пяти километрах от Преображенского, уже тогда молотили зерно машинами с приводом от водяного колеса. Были в деревне ботанический и аптекарский сады, был зверинец.

Около Преображенского дворца построили театр, где регулярно давали представления, вход на которые был свободным, а стараньями сына Федора, при дворце основали еще и Академию светских юношей.

Молодежи в летнем дворце бывало скучновато. Зато рядом, буквально в нескольких верстах, раскинулась «немецкая слобода», со всей своей новизной и необычной привлекательностью. Понятное дело, что много времени царских отпрысков проходило именно тут.

Одним словом, у Петра был достаточно яркий пример реформаторской деятельности и ее итогов, которым он последовал со всем пылом юности, первым делом начав играть в солдатиков.

В отличие от оловянных солдатиков моего детства Петр предпочитал натур-продукт, и его потешные армии состояли, по началу, из сверстников, начиная от конюших и заканчивая поварятами — а потом потешный полк обзавелся взрослыми солдатиками, добровольно пошедшими на службу, хоть пока и с деревянными «потешными» пушками и пищалями.

Не прошло и нескольких лет, а потешные солдатики Петра стали исчисляться тысячами, и село Преображенское оказалось маловато для размещения этого воинства. Часть людей переселили в соседнее село, Семеновское. Вот и родились два петровских полка, Преображенский и Семеновский — вооруженные уже настоящими фузеями, медными пушками и обучающиеся у иностранных полковников «иноземному строю» под бой барабанов и визг дудок, будь они неладны.

Петр придавался игре в солдатиков всей душой — его полки росли, а солдаты не знали нужды. К слову, договоры о содержании тогда «рядили» с каждым солдатом индивидуально, соответственно жалованье солдата зависело от его заслуг и умений. Из этого вытекало, что Петр знал своих солдат, чуть ли не поименно, что вызывало уважение, так как мне было трудно вспомнить уже имена подмастерьев своего завода.

Еще Петр завел флот, спустив в Яузу старый бот. Боту было сложно ворочаться в узкой реке, но начало флоту Петра эта потеха положила.

Вот теперь мы и ехали в село Преображенское, как на экскурсию к истокам реформ России.

Село впечатляло. Большой военно-купеческий город, разросшийся рядом с дворцовыми комплексами, обзаведшийся заводами, корабельной верфью, на которой и изготавливали галеры для Азовских походов, ткацкими цехами, кабаками, церквями и кладбищем. На кладбище прибавлялось крестов после каждой потешной баталии Петра, но это ничуть не портило настроения обитателям села. Наоборот, тут самым популярным, а то и единственным, развлечением были кулачные бои стенка на стенку. На эти бои стекались жители со всего села и гости из Москвы — не хватало только здания Колизея. Жертвы этого развлечения систематически давали работу священникам, несмотря на строгие правила «стенок» и гарантированный «суд Линча» если участников уличали в использовании запрещенных приемов, например моего кастета.

В целом, жизнь тут била ключом.

Большая часть новообразованных полков стояли лагерями вокруг Преображенского, и старательно делали вид, что постигают воинскую науку. По суздальской дороге, по которой и хрустел ледяной грязью наш возок, маршировали солдатские роты, порой весело перекрикивающиеся с проносившимися вдоль обочин всадниками. И над всем этим военным лагерем стоял несмолкающий гул, звон кузниц, команды на иноземных языках, которые даже мне оставались непонятны, несмотря на некоторую подкованность образовавшуюся от урывочного изучения языков. Выглядело все довольно весело, если бы не было так грустно от продолжающей грызть мысли — что довольная и вооруженная толпа, бодро шагающая строем, это все еще не армия. Было с чем сравнить. Призванные солдаты моего времени так же бодро ходили строем, умели тянуть ногу и стрелять. Тут к месту вспомнить и социальные исследования моего времени на эту тему — 60 % новобранцев и только 30 % ветеранов считают, что они в прекрасной физической форме, почти 50 % новобранцев и только 15 % ветеранов стремятся вступить в бой. По рассказам деда 17 летние мальчишки прямо с военкоматов шли в бой на немецкие пулеметы. Некоторые дивизии успевали сменить несколько десятков списочного состава за время Второй Мировой Войны. Можно говорить про технику и бездарных командиров, но кто даст гарантию, что такого больше не повториться? Кто сказал, что в победоносной войне задуманной Петром все будет по иному? Кто сказал, что потери среди новичков 10 к одному приемлемое решение?

Петр говорил, что шведы станут нашими учителями на ратном поле, и считает шестидесятитысячную толпу гарантией победы. Вот только отголоски памяти Великой Отечественной Войны нашептывают мне, что при потерях 10 к 1 шведам хватит 6 тысяч, для разгона этого красующегося выучкой войска.

Да, краски сгущаю. Не тот уровень оружия, не те войсковые массы. А вот дураки и дороги те же самые, даже еще более дремучие.

Продолжал хмуро кутаться в бушлат, мерзли уши и пальцы. Мерзла душа, где бы она ни обитала. Петр в выучке армии ориентируется на свои полки, Преображенский и Семеновский, которые лично обучал и пестовал. Новые полки, которые в большинстве и названий то не имели, гвардейцам не годились даже для пряжек на туфли, хоть новички и ходили строем ничуть не хуже.

Проезжали Преображенское кладбище, настроение окончательно испортилось.

Тем не менее, день провел с толком, наметил лагеря жертв будущей информационной войны и просто осмотрел достопримечательности.

Немного поправили настроение три вальяжных тигра в зверинце и непосредственные реакции на живность профессора от медицины, напомнившие, что жизнь состоит не только из проблем. До учений еще три дня, решили проводить их в Преображенском, возвращаясь на подворье только ночевать. Вечером собирал морпехов и делал из них информационные гранаты. Правда, байкам пришлось придавать вид рассказов услышанных от других ветеранов, но зато на кровище и мясище был сделан особый упор.

Дни до учений пролетели быстро, все же, время под открытым небом быстрее утекает во вселенную, чем когда его сдерживают стены домов, под кровом которых время тянется, порой, еле-еле.

Морпехи справились с информационным сражением. Но войну мы проиграли.

Не хочу описывать ту показуху, которую организовал Вейде. Да, красиво и празднично. Конная лава, атакующая … шагом, ураганный огонь … из двух пушек, штурм потешной крепости, по предварительно сброшенным веревкам. Лепота.

Нашел в себе силы улыбаться, и не портить людям праздник. Горы Норвегии становились все заманчивее и ближе. Как там Ермолай говорил? Бог в помощь? Вот пусть он и помогает, у меня нервы не вечные.

Петр, по началу хмуро на меня поглядывающий, под конец театрализованного представления развернул душу на встречу блудному, но покаявшемуся, мне.

А чего бы мне не покаяться? Так и сказал, что представление мне очень понравилось, сыграно красиво и с размахом. Ни слова лжи. А Петру приятно.

Были у этой задушенной правды и приятные стороны, Петр потащил всех в летний дворец, где мне довелось познакомиться с сестрой государя, Натальей. Посмотрев на цветник из светских дам, образовавшийся вокруг Романовой — спонтанно решил предложить царевне школу благородных девиц. А что, вполне в духе семьи! Один Романов Академию светских юношей открывает, другая — институт благородных девиц. Им и место можно рядышком определить. Например, в той же потешной крепости, тогда хоть будет понятно, куда войска так красиво и художественно лезут.

Петр идею одобрил, но в переговорах поучаствовал, как обычно, кратко — мол, сестра, тут тебя князь домогается, ты его послушай, у него придумки интересные, нечего вам без дела сидеть, коль оно вам по силам.

Получив столь форсированный старт, наши переговоры быстро достигли расчетной орбиты, и оставили одну сторону в состоянии радостного предвкушения, а другую в состоянии печального созерцания дна мошны, так как вложения на первых порах обещали быть значительными, хоть и компенсируемыми в дальнейшем. Даже не буду намекать, к какой стороне относились мои тяжелые вздохи и мысленные проклятья, что опять лезу в непрофильные области, в то время как у меня бюджет состоит из одних сплошных дыр.

Полный пакет черновиков документов, включающий от устава института до перечня предметов обещал подготовить к грядущему балу. Какому балу? Ну конечно по случаю потешной победы! Любопытно было бы взглянуть на потешное поражение. Но это снова брюзжу, наверное, от перспективы очередной бессонной ночи за письменным столом.

На волне возбуждения от потехи, Петр дал мне аудиенцию, на которую и рассчитывал, таская с собой пухлую папку бумаг.

Вопросов накопилось много. Финансовые, оружейные, флотские. Вопросы о приписке земель к заводам, и вновь о деньгах. Поднял вопрос и об участии государя в Русском банке, тем более что для него это денег стоить не будет, просто передаст под управление Производственного Союза при банке казенные земли и заводы, какие сочтет нужным, а банк будет исправно ему платить дивиденды либо деньгами, либо изделиями.

Пока Петр прибывал в своей добродушной и вдумчивой ипостаси пытался пропихнуть все, что успело наболеть. С упоением торговались по ценам на оружие и дивидендам с будущих казенных вложений. Потом переписывали оформленные заранее бумаги и составляли новые. Прерывались на покурить, а на подходе к адмиральскому часу, и на попить, причем, отнюдь не чаю.

Будучи личностью увлекающейся, государь готов был решать вопросы до победного, гоняя при этом прислугу в хвост и гриву и отказываясь спускаться к гостям. Чего мы у этих гостей не видели?

Вопроса войны, безусловно, коснулись. Но нашел в себе силы не ввязываться в безнадежные споры. Обсуждали нашу морскую тактику. Даже тут не стал спорить. Надо выходить на помощь Дании с ранней весны? Хорошо. Шведам укорот дать четырьмя кораблями? Да нет проблем. Для доставания Луны с неба уже сколачивают лестницу — главное финансировать это предприятие в полном объеме и вовремя.

Спорить не хотелось совершенно. Придется сразу, как сойдет лед, уходить в долгий поход, надувать щеки и изображать грозу морей. Жаль было только времени, которое мог бы потратить с большей пользой. Но увы, настали сроки для платежа налога на ледокольность.

Уже после ужина обсуждали распространение букваря и светское образование. Петр порадовал готовностью перехода на григорианский календарь, и по своему обыкновению, сразу написал указ «Лета свои счислять от Рождества Христова…». Порадовался, теперь буду праздновать не в одиночестве. Решили и еще массу вопросов, которые без визы Петра решить на Руси можно было только за большие деньги.

Кроме того, выторговал себе тысячу новых рекрутов, которых обещал обучить пользоваться новым оружием, и чтоб они потом научили остальную армию. Мы даже схему разработали, когда после обучения присвоим этим рекрутам звание капралов и дадим им в обучение и дальнейшее командование, полноценные капральства. Петр тут же посчитал соотношения, и расщедрился почти на две тысячи курсантов пехоты и две сотни кавалерии. От обучения кавалерии пытался откреститься, но не тут то было.

Зато под эти споры выторговал себе изрядные пороховые поставки. Даже получил разрешение самому отбирать рекрутов в армейских лагерях, новичков, разумеется.

Что ж, прекрасное завершение поганого дня.

Вечером, уже на нашем подворье, инструктировал сотню штурмовиков.

— Морпехи, так сложилось, что государь возложил на нас новый труд. Потребно вам с сего дня, обойти лагерь воинский, который вы уже видели, и отобрать себе по два десятка новичков, которых царь наш, Петр Алексеевич, поручает вашим заботам. Нам надобно научить этих новиков делу военному и оружию новому, опосля чего, государь доверит вашим ученикам новые капральства. Честь нам великая дарована, но и спрос будет не мал. Чтоб не пропали труды наши даром, выбирайте новичков с прилежанием — берите самых справных, да до наук воинских охотчих, телом крепких, да умом гибких. Не торопитесь набрать себе капральства — коли ваши ученики к наукам прилежание не проявят — наказывать буду вас вместе с ними. А потом еще и государь добавит, уже мне, вместе с вами. Чему учить новиков будем — то вам потом подробно рассказывать буду, а пока даю вам две седмицы, чтоб людей отобрали, и лагерь отдельный поставили.

Не скажу, что морпехов порадовало новое задание, но такая уж у нас пошла полоса, что приходиться с улыбочкой делать то, что не нравится.

А впереди еще были бессонные ночи, заполненные составлением бумаг, и бал, который предстояло перетерпеть.

До самого бала забросил светскую, и даже личную жизнь. Ночами работал, днем решал проблемы и рассылал новые заказы, в том числе касающиеся набираемых новичков — старое оружие новый полк оставляет в арсенале, вот и заказывал плотникам обструганные до макетов ружья поленья, и еще несколько придумок, чтоб обратный путь к Белому морю прошел не просто в ходьбе, а в ученье.

На север забирал учеников только из одного соображения — чтоб Петр не прихватил случайно полу обученных курсантов на войну.

Места сну в расписании не находилось, и ему приходилось вырывать себе часок другой в переездах или за обеденным столом — хорошо, что хоть в гостях сон имел совесть и не надолго от меня отставал.

На бал мы с Таей явились в шикарных обертках, но с сильно изношенными сердцевинами. Со мной все понятно, и хмурый взгляд красных от недосыпа глаз объяснялся вполне прозаично — недоспал. У Таи ситуация была похожей, только причиной стали нервы. Но в целом мы выглядели орлами! Ну и что, если слегка нахохленными — от этого орлы не перестают быть хищными птицами.

Свою плотоядность пришлось демонстрировать практически сразу. Приближение войны подогрело светское общество, заставив быстрее крутиться, создавать и разрушать союзы, деля барыши и внимание монаршей особы. К нашей паре отнеслись с повышенным вниманием, особенно досталось мне. Народ стал более наглый и нахрапистый.

… Сударыня, эти слухи о баснословных богатствах моего поместья изрядно преувеличены, но если вы настаиваете, то могу написать управляющему, и он все вам покажет … Нет, простите, но государь меня пока не отпускает, чтоб смог показать вам все лично. … Ээээ, сударыня, это очень волнующе, но покупать для нас домик пока не входит в мои планы… И мне … И вам всего самого замечательного.

… Полковник, ну какие еще новые штуцера, о чем вы! Государь за этот год новую армию набрал, казны не желеючи, так что лет десять о новинках говорить невместно… Да, баталия была хороша … Ууууу … А они каааак …. Конечно видел! Ваши орлы вообще на высоте были…. Вон и гвардейцы к нам спешат, поделиться впечатлениями, сейчас и обсудим …

… Да, боярин, наш уговор помню, только к чему ты эту речь завел? О том не тут говорить надобно… Хорошо, знакомь со своими компаньонами, все лучше, чем колонной от дам прикрываться.

… Сударь, не могли бы вы повторить еще раз, но более понятно. И позвольте к нашей беседе еще и князя-кесаря позову, ему будет страсть как интересно … Ну нет, что вы, не понял так не понял. Вот и прошу вас изъясняться понятнее, мне, простому государеву мастеру тонкости этикета неведомы…

… Да, Наталья Алексеевна, принес. Давайте вон там расположимся, вместе с вашими дамами и все обскажу … Подождите минуту, приглашу еще Таю, она расскажет подробнее …

… Тезка, мне твои сестры нравятся, но в углу мы говорили совсем о других делах. Можешь о том у царевны спросить. Вон, глянь, как они все вместе с Таей продолжают совещаться. Но коль интересно, могу и тебе рассказать … Дело в том, что хотим мы дамскую школу открыть … Ничего смешного, дело государем одобрено… Нет, верховодить в этом цветнике не собираюсь, то дело для Натальи Алексеевны отложено, ты мне лучше иное скажи …

Колеблющийся свет канделябров, поскрипывающий пол танцевальной залы. Все это было только прелюдией бала. Еще даже не все собрались. Отвык. И курить еще рано, хоть уже и хочется. Впереди целый вечер и ночь.

Самое обидное, что прессинг на меня был совершенно предсказуемым. Мог почти дословно сказать, о чем поведем разговоры с послами, о чем с военными, о чем со шпионами и дамами. Дамы были опаснее шпионов, и более профессиональны в деле вербовки, зато шпионы начинали играть грубо.

В частности, один кавалер, отмеченный мною только за то, что общался с недавно отшитым мной очередным доброжелателем, решил поупражняться со мной в словесности, и выбрал не самую удачную цель, когда мы под руку с Таей проходили мимо.

— Князь, а не кажется ли вам неуместным, выводить в свет простолюдинку?

Сообщило мне это ухмыляющееся недоразумение. Рука Таи заметно напряглась как тогда, на первом нашем балу. Улыбнулся кавалеру.

— Нет, не кажется. Более того, мне, сударь, приятно вывести в свет красивую даму, ум и талант которой признаны учеными, о которых слышал весь мир, и самим государем. И мнение кавалера, о котором не слышали ничего не то что во всем мире, но даже на этом балу, мы, к примеру, незнакомы — меня совершенно не интересует.

Продолжил улыбаться пошедшему пятнами кавалеру. Пойдет на обострение или как? Это заказ или просто бравада?

— Князь, потрудитесь извиниться, ваша речь оскорбляет мой род, известный всей Голландии.

Тяжело вздохнул. Похоже заказ. Бравировали кавалеры совсем по иному, даже были готовы посмеяться удачному ответу на их подколки. Теперь оценивал собеседника на физические кондиции, одновременно продолжая ленивый разговор.

— Остыньте сударь, роду вашему урона не принес, ведь вы даже не соизволили представиться. Да и вас не оскорбил, сказал чистую истину — меня как не интересовало ваше мнение, так и продолжает не интересовать, на чем и позвольте откланяться.

Вокруг нас уже скопилось несколько зрителей, так что пришлось перенацеливать наш с Таей тандем в свободный проход.

В наши спины кавалер злорадно бросил явно домашнюю заготовку, по поводу того, какие дамы только и годны такому князю. Вот это уже явное оскорбление, за которым должен следовать вызов, хоть на Руси подобное и не одобрялось, а вызванная сторона выбирает оружие. Наивные. Нашли дурака играть по их правилам.

Повернулся, широко улыбаясь.

— Сударь, мне, как видите, хоть некоторое внимание от дам перепадает, а вот вы, судя по одиночеству на этом балу и безвестности вашего имени, коротаете дни в одиночестве. На вас даже простолюдинки не польстились. Или вы предпочитаете пажей?

Искренне улыбался гамме бешенства оппонента. Даже Тая несмело улыбнулась, разогнав с лица морщинки душевной боли. Ухмыляясь, наблюдал, как в кавалере заказ борется с гонором. Параллельно прикидывал — клиент крупнее меня, но явно не фехтовальщик. Уж на что насмотрелся, так это на фигуры людей, владеющих клинками. Этот шкафчик слишком массивный. Но нарывается как бретер. Они что, дуэли на булавах проводят?

Прикинул другие варианты — лицо противника обветренное, в уголках глаз веер морщинок. С одной стороны веер плотнее. Неужели стрелок? Редкость то какая! Где только выкопали? Если, конечно, прав.

Заказ переборол гонор. Победа разума над духом по очкам. С минимальным отрывом.

— Мне, князь, милее одиночество, чем баба еще вчера навоз месившая.

Улыбнулся еще шире, кавалера даже передернуло от бешенства, с кем тут в словоблудие играть собрались?

— Так что же вы тут делаете, милейший? Мнение ваше никого не интересует, дамам вы не интересны, бабы лучше вновь в навоз залезут, чем об вас испачкаются. Вы сударь не просто пустое место, а зловонная яма, которую обходить надобно. Вот именно это и пытаюсь сделать, пока вы клокочете своими нечистотами. Надеюсь, теперь мы поняли друг друга?

Ай. Второй раунд всего, а клиент спекся. Даже обидно. У меня уже такое развернутое повествование родилось. И слушатели вокруг собрались вполне благодарные — тем более симпатии явно на моей стороне. Ну еще бы, кому охота вникать в подробности, а тут с одной стороны улыбающийся отеческой улыбкой князь, а с другой брызгающий пеной неизвестный. Одним словом, меня вызвали. Теперь подумаю над оружием.

Если он все же стрелок, может ли он стрелять на моей дистанции? Может быть. Ведь свою дистанцию озвучил и продемонстрировал еще в Архангельске. Зря конечно, но задним умом мы все крепки. А сделать за это время пистоль с характеристиками наших пистолетов? Могли, если целенаправленно против меня готовили. Хотя, может и мниться мне все это. Но зачем рисковать? Обожаю удивлять противника.

— Принимаю ваш вызов, сударь. Завтра утром на ножах.

С эстетическим наслаждением понаблюдав вытягивающуюся физиономию оппонента добавил.

— Простите, но свинью положено резать ножом, хотя, вы еще можете извиниться и отказаться от дуэли.

Да куда он денется, этот горячий голландский парень. Только вот теперь с бала надо быстро уносить ноги, а то дойдет слух до Петра и он мне покажет северную мягкую рухлядь. Бретер, кстати, ноги уже сделал.

Окинул на прощанье взглядом зал, подмечая соболезнующие или злорадные выражения, адресованные моей персоне, для пополнения списков блокнотика, и откланялся. Кстати, большинство лиц было безразлично к маленькой коллизии. Плевать им на мелкие штрихи лежащие на полотне государева праздника Победы, пусть даже и потешной.

Самым сложным делом на вечер стало взламывание Таиной раковины, в которой она закрылась. Порой женщине никак не объяснить, что она ни в чем не виновата, и ничего страшного не случится. Тут только измором, терпением и лаской, даже не взирая на то, что время позднее, а утро обещает быть напряженным. Сложнее этого случая только ситуация, когда пытаешься объяснить женщине, что и ты ни в чем не виноват, но до этого, к счастью, у нас с Таей не дошло. А то утром встретил бы кавалера злой до бешенства и порвал его на лоскуты голыми руками — это будет не по условиям дуэли, и мне припишут поражение. Техническое.

Утро за городом бодрило и не радовало. Серая хмарь сыпала мелкую крупу, то ли морось, то ли уже снег. На условленном месте оппонент рассказывал байки на своем языке трем аналогичным себе воякам. Зрителей не было. И, слава богу.

Представил свою пятерку морпехов, и полуполковника семеновцев — мне нужен был хоть один сторонний свидетель. Расставили секундантов по углам отведенной на поединок площадки и начали, без разговоров и предложений к примирению. Все по-деловому и утилитарно. Никакой романтики. Кто только придумывал сценарии к виденным мной фильмам?

Было ли страшно? Да, было. Но, сбрасывая на землю накидку и вытаскивая пару кортиков, твердил одну мантру — «Мне надо семь шагов, ровно семь…».

Сближались. Еще на подходе удивил опонента резкими движениями левой, взмахивая ей то к груди то к бедру, с одновременным перехватом кортика от прямого хвата к обратному. Правая рука спокойно висела, удерживая клинок расслабленным прямым хватом. Пальцы правой руки перебирали навивку ручки кортика, перетекая в необычный, для ножевого боя, хват — клинок прижимают к ладони четыре пальца, а большой палец лежит сверху, вдоль клинка. Но противник не придает значения мелочам, он вообще излишне прямолинеен и невнимателен. Жаль. Будь по иному, может, удалось бы не доводить до конфликта.

Оппонент на цирковые номера поскупился, и приближался чуть пригнувшись, держа нож в правой руке прямым хватом, замотав левую руку плащом. Мне, если честно, наплевать было на его стойку и умения. Между нами истекал восьмой шаг. На седьмом шаге моя левая рука вновь метнулась к груди, помогая правой руке естественно откачнуться назад, а потом резко ушла в сторону и вниз, но на этот раз, вовлекая в движение плечи и тело. Правая рука, как плечо катапульты вышвырнула снизу не привлекавший ранее внимания кортик, и он, кувыркнувшись, слился с пригнувшейся фигурой противника. На землю клинок не упал. Тело само взорвалось продолжением по плану «А», двумя прыжками сокращая расстояние и выбивая ногой нож противника, используя инерцию доворота чтоб еще и загнать второй, скрежетнувший по кости, кортик сверху вниз между плечом и шеей цели. Чуть не поскользнулся на опорной ноге, навалился всей массой на кортик, окончательно роняя еще стоящее тело. Уже просто тело. Будь оно все неладно.

И только теперь вернулись звуки и соображение. Оказывается, все это время не дышал.

Секунды противостояния. Адреналин даже не успел толком выплеснуться и шумел в ушах. Кавалер не стонал, если вообще успел это сделать. Противно. Хотя совесть даже не попыталась качать права. В деревне никогда не любил забивать свинью, но жареное мясо мне нравится — «…любишь кататься, люби и саночки возить». Ну, или хотя бы терпеливо затаскивай эти санки на гору, не кривясь и не падая в обморок.

Выдернул в полной тишине оба своих клинка. Первый клинок попал почти туда, куда и целил, где меньше всего шанс наткнуться на ребра — в живот. Над схваткой начал разливаться тяжелый запах требухи. Кровь, осенняя грязь, запах. Сюда бы ту скотину, которая возвеличивает романтику дуэлей. Вот на место этого самого поверженного. Или, что еще страшнее, на место друга поверженного, на чьих руках раненный испустит дух.

Поднялся и отошел на шаг, стряхивая кровь с лезвий кортиков и держа их на отлете от формы. К кавалеру, уже спешили его товарищи. Всепрощением их злые взгляды не блистали, но и на это было плевать — морпехи за спиной держали руки на пистолетах и были заранее вполне однозначно инструктированы.

Надо было что-то говорить. Прокашлялся. Говорить было нечего. Да и не хотелось. Если будут опять приставать ко мне с их дурацкими удовлетворениями — прикажу морпехам стрелять на поражение. Даже чехлы со Штук разрешу снять, если набежит много желающих. Надоело играть по правилам. И Москва мне надоела. Надо ехать в поместье, а потом и вообще уводить караван на север. В поморье может и холоднее, но душа там отогревается. Нет мне места на московском празднике жизни. Слишком дорогие входные билеты.

Просто откланялся и подошел к нашим возкам, оттирать и прятать оружие в ножны. Знал бы кавалер, что шаг вперед или назад — и бросок у меня не получается — все могло бы сложиться совсем по иному, так как ножами владел ничуть не лучше шпаги, нахватавшись верхушек на тренировках морпехов.

По дороге домой пошел откат. Ничто не проходит бесследно в этой жизни, даже смерть врага.

Подворье бурлило. Одна половина удерживала вторую от немедленного следования к месту дуэли. Раскланялись с полуполковником, он отказался завтракать с нами, ссылаясь на дела. Видимо побежит докладывать. Для большей полноты его доклада, отчитался, что собираюсь на седьмицу в свое поместье. Раскланялись.

Тая, вместе с Федором, встречали на крыльце. Опять у Таи глаза красные, обидно даже, ведь обещал вернуться. С каких это пор мне перестали верить на слово.

Повернулся с крыльца к толпе на дворе.

— Все закончилось благополучно. Сего дня, опосля обеда, выходим караваном в поместье, готовьте возки и припасы, что для поместья отложены. Морпехам продолжать набирать капральства, и никуда не спешить. После сборов, перейти с капральствами и воинской справой маршем к поместью.

Повернулся к Федору с Таей, приобнимая их за плечи и разворачивая к двери.

— Вы что на холод раздетые вышли?! Пойдемте в дом, у нас еще много дел впереди. А тебе, Федор, еще десяток самых смышленых приказчиков-учеников отобрать надо, заберу их с собой в поместье на дополнительное обучение.

Однако в этот день караван так и не ушел. Со святых ковров вернулся Ермолай, и порадовал, что меня ожидает аудиенция у святейшего Кир Адриана, архиепископа Московского и всея России и всех Северных стран патриарха. Вот ведь, не было печали …

Прошли к столу, война — войной, а завтрак по расписанию. Поснедали не торопясь, патриарх ждал только к обедне.

Попросил Ермолая рассказать о будущих собеседниках.

Опуская подробности, Адриан, в миру Андрей, патриаршит уже 9 лет, реформы Петра поддерживает умеренно, с Петром много спорит. В принципе, дальше уже все ясно — что такое спорить с монархом представление имею. Удивило только, что патриарх дотянул до 72х лет не надорвавшись. Он еще и стрельцов перед Софьей защищал, после восстания случившегося 17 лет назад. Крепкий мужик. Был. Потому как перед Петром за стрельцов он уже не заступался, а они ведь также «… не ведают что творят».

Поучительным был и экскурс в историю патриаршества. Если честно, думал что каждая христианская страна имеет своего патриарха. Ан нет. Патриаршеству в России к этому моменту было 110 лет, а само патриаршество восходит к Ветхому Завету — там этот титул носили председатели высшего судебного органа города. Округлив глаза, узнал, что Завет упоминает о десяти патриархах, одним из которых был Ной, небезызвестный ковчегостроитель. Про ковчег это отдельная песня — ради интереса, в свое время, считал как строил бы ковчег с каждой тварью по парью, кстати, по паре мало — выродятся. Ну да ладно. В общем, указал господь Ною — строить деревянную баржу, 150 метров длинны, 25 метров ширины и 15 метров высоты. Вот Ной и строил ковчег сотню лет. Кстати, действительно сотню, Ной был долгожителем, согласно Завету, и дотянул до 950 лет. Прикидывая водоизмещение и размеры — мои апостолы нервно курят, спрятавшись в ручьях — могу предположить, что только Божьей Волей это чудо выстояло все 11 дней шторма, без которого потоп явно не мог обойтись, и не переломилось, не имея стального каркаса. Впрочем, это дела давно минувших дней. В рассказе Ермолая больше заинтересовал другой момент. Получается, что этот Ной был одним из 10 верховных судей. И что? Людей карают потопом за грехи, а верховный судья, который вроде как должен бороться за законность, делает всем с баржи ручкой? Нет, понимаю конечно, что за столько лет священники успели придумать Ною железобетонное алиби. Но с моей точки зрения выглядит вся эта история крайне коррупционно. А если вспомнить, что сотню лет Ной строил ковчег, вместо судебных заседаний, то даже и не знаю.

Да и ладно, просто эта история к слову «патриарх» прицепилась.

Так вот, патриархов было четверо, безусловно, в той самой Римской империи. Потом еще пару добавили, для болгар и сербов. А вот потом процесс застопорился. Патриарха хотели иметь многие, но святые отцы этот процесс строго контролировали, и патриархов больше не назначали.

Ну и тут, как обычно — русские улучили момент, когда Патриарх восточный Иеремией ехал в большой вояж — и затащили его на Русь.

Затащили в прямом смысле. Дело все в том, что царь всея Руси, Феодор Иоаннович прозванный Блаженным, точнее Борис Годунов, который пользовался Блаженностью царя и фактически управлял царством — приняли решение Патриарха удивить роскошью. И на территорию Руси Патриарха везли роскошные царские сани, украшенные с азиатской широтой. Вот только дело было в июне, и сани именно тащили. Зато Патриарха удивили гарантированно. Его так до Москвы и дотянули.

Потом пыль в глаза, золотое шитье на церковных одеждах, усыпанных жемчугом, поморским, между прочим, и 200 золотых на дорожные расходы. Так, слово за слово, ему намекнули, что надо бы России патриарха. Иеремией с радостью и важностью снизошел перенести стол, или стул, не знаю как правильно, в Москву, однако планы коварных русских были совсем иные, и, поманив Патриарха морковкой, ему перекрыли кислород. Что там было на самом деле — кто же теперь признается, но в итоге, в мае года 1589 ого Патриарх Иеремией вводит в патриаршее достоинство русского митрополита Иову. И этот акт даже подтвердили Константинопольские соборы. Интересно, а с ними Борис как выкручивался? И почем тогда было патриаршество?

Вот такая история случилась десять патриархов назад.

Собственно сама аудиенция поразила гораздо меньше, чем исторический экскурс перед ней. Ермолай, безусловно, все рассказывал по иному — но читать между строк в рассказах этого времени было одно удовольствие. Теперь на меня все косились — чего это улыбаюсь в соборе Успения Пресвятой Богородицы. А как тут не улыбнуться, представляя, как старичка на санях катали… летом. С пылью, небось, и скрежетом.

Может по этому, воспринял совершенно спокойно церковный прессинг. А как без него? У нас так принято — придешь к любому начальнику, он тебя по началу промаринует, потом покажет какой он крутой и только потом можно поговорить по делу.

Вот так и проходила аудиенция. Только патриарх уже староват был для серьезного прессинга, и явно болен — работала его свита.

Наконец перешли к делу — к Русскому банку. Думаете, в церкви нет экономистов? Или думаете, церковники не поняли, куда дует ветер, раздуваемый новыми указами? Дураки до митрополитов и патриархов не доходят, их съедают гораздо раньше. Умные из силового и экономического решений выбирают, в большинстве случаев, экономику. А слова, это просто кружево — способное и замаскировать, как маскируют технику сетью, и сделать привлекательным, как пеньюар девушки, любое дело.

Вот мы со свитой патриарха и развешивали вуали вокруг банального мешка с деньгами. Флаги Веры и Родины свита достала из сундуков первыми — развесил со своей стороны ширмочку «слава труду». Дальше пошли кружева попроще, «Царь», «Народ» … Вывесил со своей стороны транспарант «Я третий сын, Иван» и начал преданно есть глазами начальство. Они что, серьезно полагали, что им, таким красивым, за их набожность отойдет 50 %? А с другой стороны — чего удивляться, если у церкви корни растут на еврейской земле.

Хорошо поговорили. Мне нужна была эта встряска. Ну и что, коль до конкретики не дошли. Зато утрясли принципиальные моменты. Теперь с церковной долей будем поступать как с царской — вносят вклад делами, землями, или мастерами — доля растет. По каждой конкретной доле торгуемся отдельно. Агентом назначили Ермолая, с моей настойчивой подачи. Лепота. И чего говорят, что с церковью сложно договариваться?

Главное вовремя уклоняться от прямых ударов. Какие такие Указы? Это мне не по чину! Все указы у нас токмо государь выправляет. А он, как известно, посадник божий, и церковью же помазанный. А мы, скромным трудом, аки завещал нам господь, трудиться и помогать — ему пособляем. Вообще, знание хоть кусочка библии при разговоре со священниками обязательно — вставленные к месту фразы очень помогают взаимопониманию.

А с Новым Годом — это опять к государю, и врезка по тексту, на тему «аки» и «помогаем».

Кстати, объявленный Указ о новом летоисчислении буквально за несколько часов успел наделать шуму. Надо бы заметить, что только благодаря этому указу Новый Год станет таким, каким запомнился мне — ярким и веселым. В своем указе Петр написал — «По примеру всех христианских народов, считать лета не от сотворения мира, а от рождества Христова, и считать Новый год не с первого сентября, а с первого января сего 1700 года. И в знак того доброго начинания и нового столетнего века в веселии друг друга поздравлять с Новым годом. По знатным и проезжим улицам у ворот домов учинить некоторое украшение от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых, против образцов, какие сделаны на гостином дворе. … По дворам палатных, воинских и купеческих людей чинить стрельбу из небольших пушечек или ружей, пускать ракеты, сколько у кого случится, и зажигать огни. … Колоколам в церквях ночь всю звонить, возвещая о празднике…». Молодежи понравилось. А старики ворчали.

Даже не мог предположить, что основным упором критиков будет — «како можно ход времени порушить да осень с зимой указом поменять…». Одним словом, учить еще народ и учить. Была в указе и ошибка Петра. Он объявил 1 января 1700 года началом нового восемнадцатого столетия. Но подобную ошибку совершают систематически, с интервалом в сотню лет, причем, и более образованные правители. Не стоит придираться к такой мелочи.

Отвратительно начавшийся день заканчивался покойно и мирно. Обоз уходил в поместье.

Однако, пасторали, о которой мечтал, памятуя свое прибытие, уже не получилось. Вместо нее под стенами поместья, на традиционном поле, начал разворачиваться очередной передвижной табор. Сколько их уже тут было, даже считать не буду — не поместье получилось, а какой то перевалочный пункт.

Время до прибытия первых капральств проводил с гостями. Гостей было много, в основном купеческого и ученого достоинства. Купцы интересовались модернизацией своих мануфактур, и для них у меня был новый пряник. Модернизацией производства будем заниматься на тех мануфактурах, которые вступают в Промышленный союз при Русском банке. Безусловно, союз будет не просто клубом, а потянет наложение определенных условий на производителя. В частности, установка нормы прибыли. Но эти статьи были еще сыроваты, и оттачивал их в беседах с купцами.

А мои академики били все рекорды любопытности. Последняя выставка им продемонстрировала, что чего-то они в мироустройстве еще не понимают, и ко мне потянулись делегации. Особым шоком для меня стал визит Исаака с Лейбницем. По отдельности то их навещал, но вот то, что они приедут вместе, и даже будут мирно разговаривать — явилось для меня откровением. Наверное, ничто так не сближает как работа в одной команде, особенно в успешной команде, когда зримо, что вы первые, и никому вас уже не догнать. Для меня стал удивителен и другой факт — собравшиеся у нас академики не очень то и пеклись о своих странах — им был важен процесс открытия, и личные достижения. А вот приоритеты своих стран их заботили мало, по крайней мере, гораздо меньше, чем ученых моего времени.

Лейбниц порадовал разрастающейся теорией логических систем. Еще пяток лет и процессор можно будет строить. Если будет на чем, и если найдем сарай достаточного объема для размещения нашего многотонного калькулятора.

А вот Исаак буксовал. Но ему помочь ничем не мог, в теории относительности буксовал ничуть не меньше.

В целом, неделя прошла в интересных спорах и бумажной работе. От Ньютона получил сувенир — образцы новых монет. Симпатичные и с рубчатым гуртом. А главное, монетный двор готов к денежной реформе, сама реформа только ждет результата фискального эксперимента и, при его удаче, будет запущена вместе с новыми налогами. Причем налоги принимать будут исключительно новой монетой.

Прибытие капральств, стало как падение ложки соды в уксус — то есть жизнь запузырилась и зашипела. Теперь дни проводил с пехотой. Даже забросил занятия с приказчиками, которых планировал приучить к банковскому делу, безусловно, ровно на столько, насколько сам его понимал. Потом попробую выписать им учителей из Европы, если эти европейцы и не научат ничему новому, так хоть связями поделятся, что в банковском деле — один из «китов».

У новой пехоты наступило второе детство — они играли в деревянные игрушки. Других просто не было. Но новые игры солдатам понравились.

Для начала ввел разделение внутри капральств. Теперь в капральстве стало 6 человек тяжелой пехоты и 12 человек легкой. Капральство усиливалось командиром и каптером. Внутри капральство делилось на три линии, куда входило по два тяжелых пехотинца и четыре легких. Почему линии? Ну, народу так на первых порах будет легче. Все становилось понятно, когда начали отрабатывать первый вариант построения капральства. Шесть тяжелых пехотинцев во фронтальной линии и три шеренги легкой пехоты по четыре человека за ними. Вот такой гребенкой и маршировали — пока ничего сложного, шагистика. А вот потом, тяжелая пехота взяла в руки деревянные, тяжеленные щиты — и началось самое веселье. Задача капральства была простой — ходить штурмовым строем вокруг лагеря. При этом фронтальная пехота несла щиты, а легкая пехота за ней ротировалась. Первый легкий пехотинец в шеренге делал вид, что прицеливается и стреляет из деревянного ружья через голову тяжелого пехотинца, после чего делает шаг в сторону в свободное пространство между шеренг, останавливается, изображая перезарядку, строй в это время проходит мимо, и перезарядивший пехотинец пристраивается в конец своей шеренги.

Пока сложно было сказать про эффективность такого штурмового строя, но вот выглядели тренировки забавно. Поле, оно ведь неровное, и когда фронтальный пехотинец, которому обзор закрывал щит, спотыкался — получалась миленькая куча-мала. Рано пока пехоте о большем рассказывать. Пусть почувствуют друг друга для начала. А потом мы роли внутри капральства поменяем. Будущие капралы должны прочувствовать каждую роль в своих будущих капральствах.

На ночь, великовозрастным детишкам читали книжки. Целых две. Зато копий книг у меня была целая телега. Букварь и Устав. Житие святых, как порывался внедрить Ермолай, им на том свете прочитают, там у них другой литературы не будет, так что пока — Букварь и Устав. Причем, букварь важнее. По букварю зачеты принимать буду. А по уставу … буду, но потом. Этот устав все равно перепишем.

Весь ноябрь многотысячная толпа пыталась стать прообразом армии. Ввели и красивости, построения, шагистику — но в основном сколачивали капральства, делая их монолитными. Более глобальные задачи пока не преследовал. В это время собирался обоз, который доставил проблем едва ли не больше, чем с капральствами. Дело даже не в том, что за каждым капральством закреплял телегу, под командованием каптера, дело в том, что поставки для армии у Петра были из рук вон плохие. Пришлось даже ездить в Москву и разбираться. За одно получил разнос от Петра за дела прошлые, но удалось быстро переключить его внимание на успехи нового строя. Зря, наверное, потому как Петр немедленно рванул смотреть на новую игрушку. Игрушка понравилась, особенно после объяснения, что воинская справа пока просто не готова, вот и выполняют упражнения с макетами.

На этом же смотре слегка поругались с самодержцем — меня возмущало сколько денег тратим на солдатскую форму, а она, при этом, на рыбьем меху. Даже плащи в мороз делу не помогут. В итоге напросился на очередную проблему, одеть за свой счет — а государь посмотрит, и если ему понравиться … А цена вопроса, между прочим, минимум 4 тысячи рублей на эту толпу. Язык мой — враг мой.

В конце ноября совсем уж собрался уходить на север, но … умер Патрик. Было жаль. Хоть штаб флота и продолжил работать без Гордона и без сбоев.

Петр скорбел сильно. Гордон был с ним от самых первых «потешных» игр в живых солдатиков. На могиле Патрика Петр сказал: «Я и государство лишились усердного, верного и храброго генерала. Когда б не Гордон, Москве было бы бедствие великое. Я даю ему только горсть земли, а он дал мне целое пространство земли с Азовом». Достойная эпитафия. Задержался в Москве еще на четыре дня. Шпионы затихли, балы наоборот, становились все громче и красочнее. Меня не трогали, и меня не трогала эта суета — мысленно был уже в походе, форштевни резали черную воду, одевая кильватерный след в белый шарф пены, море хмурилось, но было понятно, где друзья и где враги. Можно считать, что шел в отпуск.

В начале декабря огромный караван начал разворачивать свои змеиные кольца из поместного лагеря в сторону Вавчуга. Выступили наперекор всем советам — да, нам придется менять колеса на полозья по дороге, да, лед еще не везде надежный, да, застанем самую непогоду. Но мы идем не просто так, мы идем в учебный поход, и будем учить надежду русской армии не только воевать, но и выживать. Пусть, вместо месяца будем идти два, а то и два с половиной. Будем беречь конницу, и тащить четыре мелкие медные пушечки, выторгованные мной у Петра как наследство к курсантам. Да, будет тяжело. Но с нами русское упорство, мои знания, десяток медичек и Бог, в лице Ермолая — что ни будь из этого должно помочь.

Опыт вождения больших караванов уже был, и перед отправкой постарался позаботиться о мелочах. Даже умышленно забыл рукавицы — так положено, забывать что-нибудь важное, задабривать дух дороги. Традиция. Причем считается за жертву только то, что действительно важно. Теперь мерзли руки. Но дорога шла как по маслу.

Пехота двигалась штурмовым строем, коробочками капральств, меняя фронтальную линию каждые 15 минут. Более того, смена, в два раза реже, касалась и командира, каждые 30 минут во главе капральства становился новый начальник. Морпехи стали инструкторами, и с удовольствием гоняли уже не все капральство, а только командира, но зато с удесятеренной силой. Было даже не совсем понятно, что тяжелее — нести щиты во фронтальной линии или командовать — по крайней мере, пар активно поднимался над всеми.

Нитка подмерзшей дороги нанизала на себя сотню капральств, как зеленые бусины, и растянула это ожерелье более чем на километр. А потом еще почти на километр тянулся обоз для Вавчуга, возницы которого с интересом наблюдали за нашими военными играми. За каждой зеленой бусиной капральства шла гнедая бусина каптера, поскрипывая перегруженным возком. Каптера меняли с частотой командира, вот только работы для него не придумали, и эта должность считалась отдохновением до тех пор, пока капральство не вставало на привал.

Гнал пехоту по жесткому варианту туристической походной инструкции. Каждые 15 минут — минута отдыха и смена, каждые 30 минут — пятиминутная передышка и смена. Был бы это летний режим перехода, привалы можно удлинить в два раза, а зимой более 5 минут привалы делать не следует. Сидеть разрешал только на деревянных щитах, пока не справим солдатам войлочные «пендели».

Обеденный привал занимал около полутора часов, при условии, что десяток кухонь обоза начинали готовить его заранее.

Шли медленно, по моим понятиям. Со средней скоростью около 3х километров в час, на ночевку вставали после 20 километров перехода. Пробовал дотянуть переход до 30 километров, но слишком рано зимой темнеет.

Еще проблемы были с конницей — просто не знал, что с ней делать. В итоге оставил за ними дальнее патрулирование, с обязательным нанесением на бумагу всех ориентиров, и привязкой их по расстояниям от дороги. Посылал на маршрут несколько групп и потом сравнивал рисунки. Ругался, и объяснял по новой, как снимать кроки местности. Но в целом, у меня начала образовываться неплохая карта окрестностей тракта. Листы отдавал в капральства, пусть морпехи заставляют курсантов разбираться в этих каракулях. Бумага, закупленная для Вавчуга, расходовалась стремительно, хорошо, что купил с запасом.

Позже завели еще группу конных «пугал» — которые разгонялись лавой перед идущим первым капральством и швыряли в него ветки и камешки — коннице эта забава особо понравилась, чего не могу сказать о капральстве. В результате возглавляли строй капральства по очереди, вставая на растерзание конницы после обеденного привала и после ночевки.

Безусловно, такие игры не проходили без побитостей, и медичкам в обозе начали поступать пособия для тренировки. Еще неизвестно, кому было легче, пехоте под огнем конницы или пехоте под ласковыми руками сестер милосердия. По крайней мере, специально напроситься в больные или подставиться — солдаты не старались, особенно после того, как распустил слух, что медички у нас такие же курсанты, как и пехота и им надо материал для тренировок. И чем тяжелее будут повреждения, тем больше способов на больном попробуют ученицы. Могут и зубы начать драть после ранения в голову — мало ли, как их обучили.

В результате тяжелых травм не было, самое глобальное — рваная рана на шее, не зацепившая артерию. В другом случае — сотрясение мозга, случайно обнаружившегося в полностью деревянной голове идиота, глядящего по сторонам при атаке конной лавы. Ну и переломы — но это уже не от конницы, а от неудачных падений со щитами.

Ссадины и фингалы за раны не считали. Фингалы появлялись и у конницы, обычно на привалах — но эти вопросы быстро уравновесились и ежедневные учения протекали с огоньком.

Когда народ втянулся в поход, военные игры даже начали нравиться всем участникам. А что? Работа не пыльная, кормят, спать укладывают, да еще и развлекают — просто идеальная иллюстрация для плаката «Записывайтесь в солдаты».

Но усложнять тренировки не стал. На самом деле все усложняла погода, которая создавала препятствия с большей фантазией, чем инструктора-морпехи.

Шутки шутками, но переход получался очень тяжелый — русская зима, сгубившая массу войск в истории — плотоядно присматривалась к нашему ожерелью, пробуя для разминки на нас кнуты метелей и кистень мороза. Плюнул на экономию, начал разрабатывать новый вариант формы всерьез, без оглядки на то, что мне за опытную партию и платить.

В Промышленный союз уже попросились несколько купцов текстильного толка, например Сериков и Дубровский — модернизируем их предприятия под выпуск обмундирования и верну свои вложения.

Самой острой проблемой в разработке обмундирования стал утеплитель. Что такое утеплитель? То, что не дает теплу уходить от теплого тела. То есть, вещество, очень плохо проводящее через себя тепло. В идеале это вакуум, как в колбах термосов — у него самые хорошие характеристики удержания тепла, если не вдаваться в подробности и не сыпать научными терминами. Его теплопроводность будем считать равной нулю, тепло он не проводит, в идеале, конечно.

А вот лучше всего проводит тепло … алмаз. Сила тока тепла через него может превышать киловатт через кубический метр алмаза при перепаде температур внутри и снаружи всего в один градус. Вопрос — где ученые откопали такой алмаз для экспериментов и куда потом дели — не ко мне, а к компетентным органам. Но смысл простой — сколько не грей дом с алмазными стенками — все тепло немедленно улетит наружу. Самый плохой утеплитель.

Примем его за 1000 условных единиц потерь тепла. Именно тысячу, подчеркивая, как все плохо и облегчая подсчет мелких величин. Вот теперь, имея две точки — отличный утеплитель и отвратительный утеплитель — попробуем оценить другие материалы.

Обычный воздух оценивается в 25 тысячных. Или в 0,025 по нашей шкале. То есть, тепло воздух проводит неохотно, если он сух и неподвижен. При малейшем ветерке ситуация резко меняется, и воздух начинает отбирать тепло горстями — тут работают уже другие законы, в которые не будем углубляться, но вывод простой — чтоб воздух грел, надо запирать его в воздушных карманах и пузырьках, обеспечивая его неподвижность. А для всяческих радиаторов систем охлаждения поступают наоборот, ставя вентиляторы, создающие искусственный ветер, многократно улучшающий охлаждение.

Остальные утеплители сохраняют тепло за счет того, что держат внутри себя воздушные пузырьки. Так что, чем больше пузырьков, тем лучше утеплитель.

Пенопласт оцениваем в 40 тысячных, в нем много воздушных пузырьков.

Вату и шерсть, как натуральную, так и искусственную оцениваем в 50 тысячных — пузырьков воздуха тут запутываються в ворсинках и наполняют порой волоски шерсти, но их меньше, чем хотелось бы, вот и греет шерсть в 2 раза хуже простого воздуха. Смешно? Но, тем не менее, если одежда намокла, то самое правильное найти безветренное место, под корнями сваленного дерева или в яме и раздеться догола. И одежда высохнет и самим теплее будет. Хотя, эта методика не для холодного времени года, тут опять начинают работать другие законы.

Тяжела жизнь походника — физику он должен знать на отлично.

Рядом с шерстью по теплоизолирующим свойствам стоит … снег. Рыхлый и свежевыпавший. Красивые, снежинки сохраняют в своем узоре пузырьки воздуха и заслуживают 100 тысячных, в четыре раза хуже неподвижного воздуха и в два раза хуже шерсти. Не просто так строили полусферы снежных хижин — снег, прекрасный теплоизолятор, если на него не облокачиваться и не растапливать его своим телом. Недостаток в том, что такие домики тают не только летом, но еще от тепла внутри и приходиться поддерживать в них температуру ниже нуля. Вот и стали строить дома из дерева. Дерево, как утеплитель, зарабатывая 150 тысячных — в полтора раза хуже рыхлого снега, и в три раза хуже шерсти. Зато стены прочные и не тают. Еще прочнее — каменные стены. Строительный кирпич и всяческие пенобетоны могут сильно различаться по теплопроводности в зависимости от изготовления — можно сделать кирпич цельным, он будет крепким, но холодным. А можно делать кирпич с пустотами и воздушные карманы внутри кирпича существенно улучшат его способность удерживать тепло, но ухудшат прочность. Все как обычно — где-то находим, где-то теряем. На шкале эти стройматериалы занимают интервал от 200 тысячных до 700 тысячных. То есть от двух до семи раз хуже, чем теплоизоляция снега, и в десяток, а то и в несколько десятков раз хуже неподвижного воздуха. Зато такие стены стоят веками.

Следующим необычным утеплителем можно считать воду. Неподвижная вода зарабатывает 600 тысячных. Показатель, конечно, не ахти — шерсть в 12 раз держит тепло лучше, но в некоторых случаях других вариантов просто нет. Например, «мокрые» гидрокомбинезоны из неопрена. Неопрен — просто резиновая губка, впитывающая воду и делающая ее неподвижной — далее вступают в силу теплоизоляционные свойства воды. Если задаться вопросом, зачем нужны «мокрые» гидрокостюмы, когда есть «сухие», то ответ прост — «мокрые» не герметичны, иногда это важно, да и проще они. Разрывы для мокрых костюмов не фатальны. Большинство туристов, сплавляющихся по порогам холодных рек, используют именно мокрые, комбинезоны. С неопреном и еще масса походных баек связана. Лично видел, как схватываются на морозе комбинезоны, развешенные на просушку. Ведь внутри пор вода — а она замерзает. Выходит ничуть не хуже фильма «Джентльмены удачи» в эпизоде с бетонированными штанами.

И еще такой штрих — в холодную погоду, перед тем как надеть комбинезон, их складывают в чан, или герму и заливают теплой водой. Иначе надевать костюм на голое тело крайне некомфортно, а носят его именно так, костюм должен обтягивать тело как перчатка, иначе он теряет большинство своих теплоизолирующих свойств. Одновременно с этим костюм не должен жать, иначе замедляется кровоток под кожей, и человек начинает мерзнуть. Много нюансов. Тем не менее, мокрые гидрокостюмы это яркий пример использования воды как теплоизолятора.

Более того, вода лучший теплоизолятор, чем даже оконное стекло. В нашей таблице стекло зарабатывает 1000 тысячных, или один процент, что почти в два раза хуже воды, в 20 раз хуже шерсти и в 40 раз хуже обычного, но строго неподвижного, воздуха. Тем не менее, как-то мы с этим живем.

Стекло закрывает список хороших теплоизоляторов и далее идут только материалы которые проводят тепло хорошо. Кварц, так похожий на стекло, зарабатывает 8 единиц нашей шкалы, хорош как проводник тепла, например, в кварцевых загородках огневой зоны камина — и красиво выходит, и горящие угольки наружу не вылетают, и тепло из камина хорошо проходит в комнату. Далее идут металлы.

Сталь, с 47 единицами теплопроводности, почти в 50 раз худший, чем стекло. Про шерсть даже не говорю, там уже соотношение приближается к тысяче раз. А ведь из этой стали у меня корпус корабля, внутри которого люди живут. Вот и выходит, что без утепления корпуса, житья внутри корабля не будет. Особенно в наших, северных широтах. И утеплять корпус корабля можно всем, ранее описанным. Даже водой, заливая ее между корпусов корабля, внешним и внутренним. Но лучше, тем самым неподвижным воздухом, опять же, между двумя оболочками корабля. Если корабль без второго, внутреннего корпуса, что свойственно многим мелким судам, то можно утеплить стальной корпус изнутри пенопластом, пенобетоном или, как в моем случае — пеноклеем. Но утеплить надо. Если конечно судно рассчитывать на долгие морские походы.

Еще худшие теплоизоляторы из олова или платины с 70 единицами шкалы, железо, с 90 единицами. Вот ведь мелочь! Железо от стали отличаеться одним процентом содержания углерода, а то и меньше — однако теплоизолятор в два раза худший чем сталь. Еще хуже железа — латунь, со 100 единицами, алюминий с 200 единицами, золото с 300 единицами, медь с 400 единицами и серебро, оцениваемое более чем в 450 единиц. Так что, если есть выбор, то в стальной бочке замерзать будем медленнее, чем в железной или латунной, а быстрее всего замерзнем в серебреной бочке.

Но у меня задача стояла строго противоположная. Мне солдат надо согреть, если и не прямо сейчас, то учесть этот момент в будущем обмундировании. Вот только простых и дешевых материалов под рукой не было. Меня устраивала вся группа материалов в промежутке от шерсти до дерева. В нее входит сама шерсть, и ткани из шерсти, мех, пух, растительные волокна наподобие хлопка. Много чего, вплоть до мха и опилок. Недостатком абсолютно всех этих материалов было их намокание. Мало того, что намокший утеплитель сильно тяжелел, так еще и его утеплительные свойства становились не как у шерсти, а как у воды — то есть в десяток раз хуже. Было, над чем подумать.

Можно попробовать овчину — но не так ее много, чтоб на армию хватило. Да и цены покусывают. В ватник засунуть нечего, так как вата не дешевле овчины и везут ее в очень скромных количествах. Утеплитель на птичьем пуху — это известная головная боль, не столько делом занимаешься, сколько следишь, чтоб его не замочить. А если еще вспомнить, что пуховая подушка, не говоря уже про перину, считается в этом времени роскошью, то армия станет золотой по содержанию.

Думал даже над соломой — но это от безысходности. Солома прекрасный теплоизолятор, за счет воздуха в полых трубочках стеблей, ей хорошо дома и палатки утеплять. Глиняные блоки, замешанные с соломой, хорошо тепло держат — соломенное крошево внутри блока создает массу воздушных пустот. Но для гибкой одежды солома не годиться, не говоря уже про то, что солома гниет.

Как ни крути, но придумать что-то лучше, чем уже использовала армия для утепления — не удавалось. В результате остановился на парусине, сукне и войлоке

А вот качество ткани для обмундирования нужно будет улучшить. Петр хоть и любил свою армию, но сукна на форму выпускали в России мало, в основном привозя его из-за границы. В результате, мало того, что сукно было разной расцветки, радуя поле у Преображенского не только зелеными и синими мундирами, которые были положены пехоте и кавалерии, но еще и белыми, желтыми, красными и прочими веселыми цветами. Так еще и толщина сукна была разной, заставляя многих коченеть не на шутку.

Хочешь, не хочешь, а придется приложить руку к производствам сукна и войлока.

Чем отличается сукно от войлока? Внешне порой ничем, но войлок это материал нетканый, то есть, его не надо ткать — просто расчесать шерсть, состриженную и отмытую от жира и грязи, после чего уплотнить ее в полотно. Шерстяные ворсинки имеют не гладкую поверхность, а торчащие во все стороны чешуйки, которыми волоски сцепляются друг с другом. «Колотун» на голове после бани чаще всего возникает именно по этому принципу. И ключевое слово — после бани. Распаренные волоски сцепляются лучше.

Вот войлок и «парят» в процессе валяния, то есть изготовления. Это самая дешевая технология производства теплой ткани, с одним недостатком — полотно выходит тяжелым и жестким.

Сукно гибче и прочнее войлока — но его уже надо ткать. Берут ту же шерсть, что и для войлока, моют и чешут. Потом снова чешут, и опять чешут, потом, медленно-медленно ткут — иначе образуется нежданный войлок и поломка ткацкого станка. Лениво выползающее из ткацкого станка полотно — это еще не сукно, его называют «суровье» видимо отдавая должное процессу изготовления. Потом суровье промывают, в том числе от масла, которым сдабривают нити при прядении, красят и парят. Пропаренное суровье валяют между валками. Торчащие во все стороны ворсинки пушистости сцепляются между собой, перекрывая пустые промежутки между нитями полотна — получается нитяная основа внутри с тонкими слоями войлока на поверхности. А между наружными слоями войлока и нитями полотна — воздушные карманчики, как мы помним, воздух, самый хороший теплоизолятор после вакуума. Вот и выходит сукно гибче и теплее войлока. Но уж очень дорого и сложно его производить, по сравнению все с тем же войлоком.

Задумался над станком — сукна надо будет не просто много, а очень много. Метров по восемь сукна на солдата, еще столько же парусины и еще на нижнее белье. Тысяч 100 солдат в северной армии — и раз в два года частичная смена обмундирования. 400 тысяч метров сукна в год выходит минимальный выпуск. По полтора километра в сутки. Жуть. В принципе — решаемо, если напрячь крымчан на разведение овец, они и так этим занимаются, как и украинцы, но тут вопрос в количестве и качестве. С одной овцы в год настригают килограмма три шерсти. Есть и больше, но это особые, выведенные породы — не думаю, что в степях такие элитные овцы попадаются. После того, как шерсть отмоют, из 3х килограмм останется от силы два, а то и полтора. Сукно, будем считать, имеет среднюю плотность грамм 400 на метр квадратный. В итоге, стрижки одной овцы хватит на 5 квадратных метров сукна без учета потерь. Надо намекнуть Петру, что, сколько он наберет в армию солдат, столько ему и баранов надо. А еще лучше, по два барана на солдата. Боюсь только, государь юмора ситуации не прочувствует. А для меня — информация к размышлению — если буду иметь по сотне овец в тысяче своих сельских артелей, подгребу под себя и сырье для суконных фабрик. Вопрос только в качестве овец и их шерсти.

Самая ценная шерсть — это подшерсток, мягкий и тонкий. Таких овец называют тонкорунными. И в этой интерпретации поездка Ясона за золотым руном может предстать в новом свете, учитывая, что тонкорунная шерсть ценилась на вес золота.

Может, Ясон просто ездил в Колхиду за образцами овец, именно тонкорунными, и умыкнул не шкуру, а овцу в комплекте. Причем не одну, а несколько, так как одна овца не размножиться. В этом раскладе понятно недовольство владельца элитного стада.

А то, как это преподнесли — вопрос описательный и фольклорный — где гоняющийся за Ясоном старик с клюкой вполне мог стать драконом. Или змеем, в случае если старик мог только шипеть из-за отсутствия зубов, которые, кстати, Ясон ему и выбил. Вообще довольно безобразная ситуация вырисовывается если читать между строк. Одним словом, бог его знает, как там было у Ясона. Он ведь, по легенде, выбитые у дракона зубы посеял в поле, и выросли из них воины, что должны были Ясона нашинковать в лапшу — и это вполне могло быть правдой! Просто за Ясоном приплыли сыновья и свояки обиженного деда, у которого увели редкую породу животных. Соответственно эта толпа гналась за Ясоном, пылая праведным гневом. И догнала. После чего случилась большая драка, по типу кучи-малы. Наказуемый, как это нередко случается, выполз из-под кучи, и драка продолжилась уже без него — на саморазогреве. Мдяя. Интересно порой критически вглядываться в легенды.

Хотя, о личности Ясона упомянул просто к слову. Мысль то была об овцах. Надо будет отписать Боцману, пусть у него голова болит, где раздобыть это стотысячное стадо и кошары под него, мне хватит своей доли — станки делать и производство налаживать.

Есть и еще один вариант, который не требует тонкорунных овец. Можно брать шерсть от обычных овец, которых много, можно даже собак вычесывать, и делать грубые шерстные нити, из которых можно вязать теплые штаны и свитера под горло. У меня половина походных вещей вязанная. Хотя есть и недостаток — вязанные вещи продуваются и быстро протираются. Хотя, если их носить под плотной парусиновой формой — то служить могут долго, и в изготовлении будут дешевле чем суконные изделия. Можно еще войлочной жилеткой комплектовать свитер и будет вообще на весь спектр погодных условий.

Вот только связать сотню тысяч штанов и свитеров … Надо думать над вязальной машиной и раздать ее надомникам — пусть вяжут одежду по домам. Ручную вязальную машину моего времени пару раз видел. Хоть и ее мне не дали разобрать — но принцип там прост: на длинной, можно деревянной, доске рядком закреплены крючки по числу петель в будущем изделии. По доске ездит каретка, передвигаемая рукой, и возит по крючкам нитку, одновременно с этим двигая крючки вперед назад. В результате вылезает вязанное прямоугольное полотно. Если в процессе вязки руками перебрасывать петли с одних крючков на другие можно делать полотно не прямоугольным, а сложной формы и даже с орнаментом. Хотя, безусловно, такие художества замедляют работу. Есть еще варианты нескольких рядов крючков — тогда вязать можно не прямоугольное полотно и цилиндрическое, например. Хотя, быстрее будет связать переднюю и заднюю детали свитера и просто их сшить. С этим надо экспериментировать.

Но вопрос с утеплением солдат решить требуется срочно. Они у меня синеют на глазах.

Под эти мысли дорога перебирала бусины нашего ожерелья, проталкивая караван все дальше на север. На Новый Год сделали большой привал. Свой первый узаконенный Новый Год собирался праздновать с размахом и стрельбой, как и велено было Указом.

В связи с этим последний день декабря бегал как сумасшедший, организуя празднество. А первый день, точнее, уже второй, января лежал пластом. Праздник удался.

Вот какого момента надо было выждать всем этим шпионам и бретерам! Они бы мне еще и милость великую оказали. Обязательно отпишу Федору, чтоб он не экономил уголь на очистке химических ингредиентов для завода, а то так и без главного инженера остаться можно.

Продолжили путь только третьего января, выжимая остатки сивушных масел через поры тела вместе с трудовым, обильным потом. Путь перевалил на свою вторую половину, до дома оставалось всего ничего.

Ледяные ветры дороги все чаще заставляли забираться в организованный на скорую руку еще в поместье кунг, соответственно, сидеть в нем без дела, когда столько еще всего впереди — это святотатство. Вот и Ермолай так считал. Составлял описи модернизации трех судов эскадры северного флота, составлял заказ строителям, расписывал занятия с пехотой и потребный им инвентарь — одним словом, к бешенному расходу бумаги добавился еще и нескромный расход масла для светильников. А переходы становились все короче и короче — мы теперь делали от силы 15 километров в сутки, продираясь сквозь пургу и вытаскивая обоз из наметенных сугробов — тренировка на выносливость началась.

В целом, действиями пехоты остался доволен — за месяц капральства сбились до понимания друг друга без слов, так как в открытый рот немедленно наметало снега. Щиты от непогоды отяжелели, хоть с них систематически скалывали лед на привалах — но и физическая форма подразделений начала меня радовать. Огорчало только, что со всеми этими бумагами и разговорами про свою физическую форму забыл окончательно — тут пробовал показывать капралам приемы работы со щитом — чуть не оконфузился. Попытался идти с капральствами и нести щит, под загадочные улыбки окружающих — так прибежал Ермолай и начал зудеть, что негоже мне играться, когда у нас там корова не доена и бумага не порчена. Какие тут упражнения? Одним словом, отложил свои тренировки опять на неизвестный срок.

Добавилось работы медикам, чередой пошли обморожения ног и рук, несмотря на жесткий график движения. Провел ревизию и совершил должностное преступление. Велел пехоте укоротить плащи на 30 сантиметров и из получившейся полосы делать гетры поверх их несерьезных туфель. Из остатков полосы делать муфту на руки. Мдя. Зима и немцы. Не понимаю, как можно было обмундировывать северную армию по образцу немецкой, не ведающей, что такое морозы. Особенно обувь. Начал вести статистику по применению воинской справы — покажу потом Петру, будет и еще один аргумент против этой вычурной и неприспособленной к тяжелой работе в плохую погоду форме. Мне, для ввода нового обмундирования понадобятся веские аргументы — украшательств, в своем варианте, не предусматривал — все очень утилитарно, вот и готовил заранее защиту.

Добрались до Вавчуга в первой декаде февраля. С трудом.

Игры играми, но под конец похода начали терять членов обоза. К счастью, это были только лошади. Но первый звоночек прозвенел, и наше ожерелье перешло на рваный ритм похода, не вырывая зубами каждые новые 15 километров пути у непогоды а, идя ровно столько, сколько погода позволяла. Шуток на привалах совсем не стало, устал народ.

Зато могу гарантировать, что один этот переход дал пехоте больше, чем год сиденья под Преображенским. Они у меня и читать уже могли. Правда, не все и по слогам — но это дело наживное, у нас впереди еще есть время. Точнее у них. Мое время, увы, истекает — до выхода в море остаются считанные десятки дней.

Вавчуг встречал непривычным малолюдьем. Феникс еще не восстал из пепла, что не помешало ему окатить нас теплом дома и радушия. Дошли. Снова дошли. Помогли мои забытые рукавицы! Снабжения для похода хватило, хоть и в обрез. Надо посылать в Холмогоры за пополнением запасов, но с этим и без меня разберутся, как и с размещением курсантов. Меня ждала баня и уютная кроватка на чердаке — всех, кто встанет между мной и этой благодатью — буду отстреливать как покушающихся на святое. А Ермолай, с трудом идущий рядом, еще и благословит это деяние.

Но самоубийц не нашлось. Наоборот, набежавшая толпа немножко выразила нам свою радость, совершенно непонятно за что, а потом перешла к рукоприкладству, дотащив нас до моего двора на руках. Ермолай даже не попытался возмутиться, что ему в другую сторону, ну и ладно, найду ему тюфячок на чердаке.

Поднялись на крыльцо. Надо было опять толкнуть речь. Где бы на нее взять вдохновение?

— Други мои! Государь доволен нами. Его наказы мы сполнили. Родичи ваши, что по иным заводам пошли — в добром здравии, чего и вам желают. Государь труд ваш обильный видит, и награждает за него не только монетой звонкой, но и новым трудом, который никому кроме нас доверить не может! Как лед сойдет велено кораблям в поход выступать, а вам те корабли к походу великому готовить. Но о том завтра сказывать буду, устал с дороги.

Поклонился слегка, волнующемуся морю голов, и спрятался в тепло дома. Закусывать да баню дожидаться. Не дождался. Заснул за столом, и никто не решился меня будить. Так и спал до середины ночи, а вокруг меня ходили на цыпочках. Затекло все, что могло затечь. Зато баня остыть не успела, так что, к заутрени был чист и готов открывать новую страницу в своей жизни. Для меня начиналась Северная Война. Странно, был уверен, что в мое время она случилась гораздо позже — вот, что значит — быть невнимательным на уроках истории. Нехватка знаний всегда стоила сил, денег а порой и жизней. И через все это предстояло пройти, коль не знаешь, как это обойти.

Вавчуг, подобно медведю, просыпался от зимней спячки. Но, просыпался несколько раньше отведенного ему природой срока, и был особо похож на «шатуна» — активный и голодный. Голодный, так как на пару тысяч дополнительных едоков никто не рассчитывал, а активный, потому как оставшиеся мастера решили, что им теперь надо работать за себя, и за ушедшего парня, соответственно, ко мне вопросов накопилось море. Море полное агрессивных акул.

Первым делом занялся голодными ртами. Налаживать их снабжение традиционно поручил Осипу, у которого эта забота не менее традиционно вызвала стоны и стенания — как не крути, но две тонны дополнительной еды в день, посреди зимы, найти непросто. Выручало только то, что Холмогоры и Архангельск служили основными перевалочными базами на пути хлебных караванов, и портовые склады к началу навигации заполняли до отказа. Вот с мясом было хуже, надеюсь, курсанты-капралы не начнут светиться от рыбного фосфора и доживут до весны, когда мы им добавим в меню салаты из одуванчиков.

Сам занялся размещением и обустройством толпы курсантов по методу войсковых лагерей черноморцев — парусина и сено. Хоть и хилое это жилье — но всяко лучше того безобразия, когда казармы моего полка пришлось уплотнить в три раза. Там же теперь не продохнуть! А с сортирами вообще беда, особенно с отсутствием привычек к гигиене у новоприбывших. Заминировали мне весь полк, теперь в темноте тут ходить, а тем более спотыкаться на льду и падать — стало очень чревато.

Устроил разнос морпехам — они тут инструктора или кто?

…Что значит неудобно одергивать? Это вы тут уже обтерлись и привыкли — а новичкам надо все по новой объяснять. Да еще так, чтоб их до печенок пробрало, и чтоб они уже своим будущим солдатам эту науку донесли!.. Да, и показывать! и нечего ржать как лошади драгун … Нууу, если вы и лошадям это объясните — сразу награжу. Десяток червонцев ставлю в заклад — коль и лошади у вас в сортир ходить будут, и копыта с мылом мыть — заклад ваш!.. Хорошо, пусть будет только в сортир. Копыта — бог с ними, нехай не моют, они же ими не едят. Но в любом случае — назначайте наряды и пусть убирают территорию, нам тут только заболеваний живота и недоставало, если конечно Осип найдет чего нам в этот живот положить…

А, вспоминая, сколько жрет кавалерия, причем, что кони, что их всадники — и как они потом исполняют закон сохранения массы и энергии …

Хотя, кто сказал, что будет легко? Никто? Жаль … было бы на кого спихнуть. А так, бегал между рядами шатров по утоптанному снежку, перепрыгивая путаницу растяжек, и костерил на чем свет свою недальновидность. То не прихватил, это не взял … Потом, ради интереса сел, привалившись спиной к свежему, рукотворному стогу сена и попробовал выписать, чего мне надо и чего не взял. Надо, как обычно, всего и побольше, а вот пересчитав это «все» в потребные телеги обоза — расслабился — такой обоз мне точно было бы не довести до Вавчуга. И так с трудом дошли. Следовательно, заканчиваю мандражировать, и начинаю заставлять мандражировать пехоту. Еще пару организаторских штрихов — застолбить один сушильный цех завода под стирку и просушку одежды и разработать, наконец, систематический план занятий. Второе, понятно менее важно. Мысленно улыбнулся. Раз хорошее настроение возвращается — значит, будет толк. Вылез из стога, окидывая плотоядным взглядом людской муравейник. Нусс… начнем.

Самый хороший способ поменьше думать о еде — это заставить побольше думать о сне. Приложил максимум усилий к организации непрерывных занятий с пехотой. Четыре сотни штурмовиков-морпехов назначил в постоянные инструкторы, и они гоняли пехоту посменно, отсыпаясь по очереди, и заставляя курсантов о сне только мечтать.

Основной упор делали на тактические упражнения капральством, внедряя мысль, что одинокое капральство с современным оружием — это полноценная боевая единица, способная нападать и защищаться против целого полка обычного для этого времени противника. Вся сложность только в том, чтоб положить каждые из 50 имеющихся у солдата зарядов точно в цель, и при этом не дать противнику подстрелить никого из своих. Вот вокруг этих двух китов и крутилось все обучение.

Самый легкий способ обучить сложному — разбить сложное на части, и отрабатывать их до автоматизма. После чего, строить из понятых и заученных кирпичиков здание тактики капральства.

Для начала расписал три варианта оборонительного строя капральства и три варианта наступательного.

Первый оборонительный строй предполагал защиту против конной лавы. Соответственно, капральство строилось максимально плотно, в каре шесть на три человека. Передний ряд образовывала тяжелая пехота со щитами. Такое построение отработали экспериментами. Дело в том, что щит можно упереть в землю, подставив сзади упор, а в случае, когда конница перескакивает эту преграду — желательно чтоб всадник не приземлялся в гущу пехоты позади щитоносцев, а перелетал через них. Вот и подобрали глубину строя в три человека как оптимум. Что делать с лошадьми, пролетающими над головами — даже особо рассказывать не пришлось — на тренировках курсанты рьяно тыкали в «брюхо» вязанок снопов, швыряемых через строй. После чего с не меньшим энтузиазмом швыряли снопы в капральство «противника».

На вытаптывание этого строя конницей даже пришлось велеть сменить в капральствах макеты ружей на прутики — а то рефлексам не прикажешь, а потери драгун мне не нужны. Хотя, без травм не обошлись — бывало, всадники прыгали через щиты не особо удачно. А некоторые умудрялись не прыгнуть вообще, и их лошади спотыкались о прочно закрепленные шиты, заваливаясь всем весом на пехоту.

Травмы лошадей, увы, в основном летальные, пополнили наше меню, но и создали новую проблему — поиск замены выбывшим коням. Травмы пехоты, к счастью, обошлись без пополнения меню, как бонус — сорванные в ругани связки инструкторов и мои — но в целом, получилось неплохо. А после месяца отработки так и вовсе хорошо. Выводы по первому строю сделал положительные. Только дал задание на завод немного изменить конструкцию щита — сделать изнутри пару откидных упоров и крюки зацепов по бокам, чтоб из щитов можно было строить неразрывную линию. Это в довесок к плечевым ремням, которые уже делали, для облегчения переноски этой 22х килограммовой дуры перед собой, и шипам-упорам снизу, чтоб щит намертво сцеплялся с землей. Кроме того, пришел к выводу, что каски нужны не только тяжелым пехотинцам, как хотел сделать раньше, а всем. Так как много травм было от удара копытом по голове, причем в задних рядах. Объем работы для завода резко возрос. Хотя, с выходом на рабочий режим парового молота и прокатного стана для листового железа — это было не так страшно — больше времени тратили не на саму штамповку, а на последующее ее цементирование и обработку. Сплетать внутренний амортизирующий каркас каски из пеньковой веревки и кожаных ремешков оказалось существенно дольше, чем отштамповать саму каску.

А еще испытания щитов на прострел из фузей и штуцеров выявили ряд недостатков, после чего пришлось щиты вообще собирать из двух слоев разной стали, прошедших разную обработку. Собирать на заклепках и подгибом края, чтоб не менять сваркой тонкий термический баланс закалки листов. Зато на внутреннем листе стало возможно штамповать ребра жесткости, что придало щиту приличную прочность, хоть и вызвало головную боль у всего завода.

Одним словом — много выползло сложностей в казавшемся простым деле. Просто и быстро наштамповать железяк не получалось, и капральства насыщались амуницией медленно, пока передавая инвентарь по эстафете друг другу.

Зато, атаку конной лавы капральства встречали теперь шуточками — «…Кирян, тыж в другорядь не у драгунишек филей отчекрыживай а у коняшек! Будет что в вечеру на зуб положить …» или «Хлопцы, вы ж гляньте какую худобу на нашу мясобойню привели …». Кстати, большинство шуточек так и крутилось вокруг филейных частей лошадей. Как-то подозрительно гастрономически начали рассматривать капральства атаку конной лавы. Ну и ладно, зато страх пропал совершенно.

Понимаю, что все эти игрища далеки от реальной атаки — даже с учетом того, что выдал коннице древки пик, с наконечниками, намотанными из пенькового каната, но лучше так, чем капралы увидят атаку конницы первый раз только на поле боя. Опять же, солдаты, возвращенные в строй полковыми медиками были уже почти ветеранами и повторно не подставлялись, умудряясь получать по голове уже в других ситуациях.

Кроме того, вбивал в голову капралов, что конница до их строя просто не должна успевать доскакать — и это целиком их забота. Стрелять, стрелять и еще раз стрелять. А главное — попадать каждым выстрелом. Этому посвящались все свободные часы и весь запасенный порох. Сизые клубы дыма теперь стали характерной чертой Вавчуга, напоминая мне мой город, затянутый дымами от лесных пожаров и горящего торфа.

Пока результаты были скромные — хорошо еще, что курсанты начали пытаться прицелится — по началу стреляли вообще зажмурившись. Жуть. Мои штурмовики половину ивовых деревьев в округе извели, заставляя курсантов целиться, а не стрелять просто в сторону противника. В этом и был основной недостаток прошлого обучения пехоты — их учили совсем иному, и теперь приходилось ломать сложившиеся привычки, начиная от стойки и заканчивая моторикой, не говоря уже про скорострельность. Правильно говорят — проще научить человека с нуля, чем его переучивать.

Что сказал наш главный снайпер Степан, по поводу моего предложения — найти и обучить капральство снайперов — даже записывать неудобно. Но основная мысль у него, увы, фигурировала верная — крестьяне они. Не охотники. Точнее охотники, но до иного — молодого и манящего, так что, приходилось занятия по стрельбе и тактике перемежать, для сброса молодой дури, кроссами по сугробам, колкой дров и разминированием территории — с людьми то минный вопрос решили, а вот мой заклад про лошадей пока оставался невостребованным. Хотя, морпехи старались, отнимая лавры и будущий хлеб у Павлова, Ивана Петровича, кстати, помнится, он говорил еще до революции — «… естествознание и религия несовместимы …» — так что, ничего у морпехов не выйдет. Останусь при своих. А жаль.

Второй оборонительный строй предполагался против атаки пехоты, при огневом контакте. В этом случае капральство растягивалось в девятиметровую линию и залегало за щитами положенными на длинную сторону и упертыми в землю под наклоном. Как раз, за полутораметровой длиной щита залегало по три человека. Ширина шита в 60 сантиметров, позволяла два варианта этого строя — лежа, со щитами, упертыми к земле под наклоном в 30 градусов, и стоя на колене, со щитами стоящими на боку вертикально. Отрабатывали оба варианта. Вариант лежа был хорош тем, что щит с таким пологим наклоном гарантировал надежный бруствер, даже в случае попадания ядра мелкого калибра — все огневые подарки уходили вверх рикошетом. А плох был тем, что снижалась мобильность перестроений капральства.

Стрельба с колена была более мобильной и скорострельной, вот только хуже защищенной от огня противника. Увы, идеального строя не существует.

… Похом, тута жижа стылая, давай у сторонке залягем, а тож сызново полночи постирушничать будем …

Внедрялся строй тяжело. Непривычно было, и как у нас на Руси испокон веку принято — бурчали про новоманерность и откровенно филонили. Можно подумать, не вижу их саботажа. Наивные. Меня всегда поражала эта уверенность студентов моего времени, что их преподаватели никогда студентами не были, шпор не писали и на лекциях не спали, а значит знать ничего не знают о студенческих приемчиках. Ню-ню.

Приказал выкатить, точнее, вытащить, на прямую наводку четыре дульнозарядные медные пушечки, что мы приволокли из-под Преображенского, зарядить их каменным дробом с третью от нормы заряда пороха, и пройтись по этим торчащим выше щитов задам. До мозгов через зад, оказывается, доходит очень быстро, и мировоззрение дорабатывается в считанные дни.

Доработке подверглось не только это, но еще и верхняя полевая форма с амуницией. У форменной одежды появились кожаные накладки на локтях и коленях, причем, постарались гармонично вписать эти нововведения, чтоб они не смотрелись инородными включениями в сложившийся форменный уклад. Остановились на прямоугольных вставках охватывающих половину периметра рукавов и штанин в районе локтей и колен. Пробовали делать целиковые цилиндрические кожаные вставки — смотрелись они лучше, вот только человеку свойственно потеть наиболее активно именно в районе суставов, а кожаные вставки этому делу мешают — вот и пришли к компромиссным, полукруглым вставкам. Зато стало понятно, отчего были популярны ботфорты — у них голенище позволяет спокойно и комфортно стоять в грязи на колене. Но ботфорты имеют массу своих недостатков, не говоря уже о том, что столько кожи на армию взять просто негде. Да и дорого.

Доработали еще и зарядные подсумки. Доставать заряды из петель на животе лежа — это верх эквилибристики. Даже странно, что сразу не додумался. Хотя, мне простительно — обучал абордажников — у них тактика залегания основной не являлась, а вот максимальная скорость перезарядки им была важна. В итоге, для пехоты зарядные пеналы с каморами сдвинули на бока и даже чуть назад. Скорость перезарядки несколько упала, но это дело практики, скорость у новичков и так не блистает

Проверил эффективность этого строя против конницы. Мдя. Новые травмы. Строй не эффективен — конницу надо останавливать, а залегшая пехота для нее не препятствие, больше таких экспериментов не ставил, хорошо еще, что обошлись без тяжелых последствий. Хотя, в варианте стрельбы с колена некоторая эффективность у строя имелась, в основном по причине того, что лошади перед таким препятствием все же вынуждены прыгать, и перелетать тонкую линию обороняющихся. Вот только атаковать конницу снизу — уже не хватало замаха. Довел эти выводы до всех обучаемых. Встречать конницу во втором оборонительном строю можно только с колена, а лучше успеть перестроиться в первый оборонительный строй. После чего начали отработку быстрых перестроений.

Рассыпались из первого оборонительного строя во второй, потом максимально быстро собирались в первый. И все это под дулами медных свинок.

…И вовсе не садист! С чего вы взяли? …

Третий оборонительный строй ввел скорее «на вырост», чем от реальной потребности. В нем капральству предлагалось окапываться. Этот строй у меня отрабатывали в основном проштрафившиеся, так как окапываться в мерзлой земле было задачей еще той. Хотя, довольно быстро земля на отведенном для этих тренировок месте полигона стала мягкой от постоянных раскопок, с последующим заравниванием.

Единственным достоинством третьего строя, кроме воспитательного эффекта, стало появление в амуниции пехоты малых саперных лопаток. Штамповали их из избыточно толстого для лопат проката, жаль только, что мало, хотя, на увеличении поставок особо и не настаивал — потихоньку насытят войско этим атрибутом, нам не к спеху, строй все равно не основной. Намекнул курсантам, что у лопатки можно заточить края и использовать ее как топорик в рукопашной — однако добавив, что командование, в моем лице, порчу казенного шанцевого инструмента не одобряет.

Раз командование не одобряет — понятное дело, немедленно начались подпольные тренировки по не целевому использованию оборудования. Вот и ладно, пусть у ребят будет отдушина, куда они могут спускать недовольство. А лопатки им все одно на привалах очень даже могут понадобиться — тут дело в том, что до отдельных инженерных служб армия Петра еще не доросла, и солдаты сами строили себе лагеря и переправы, топоры и веревки были обычной «воинской справой», таскаемой за капральствами в обозах. Вводить и воспитывать еще и инженерные войска у меня пупок развяжется — и так сил хватает только добрести до штаба и там заснуть. Так что, саперная лопатка помехой солдату не будет.

А вот закрепили эту палку-копалку на поясе необычно — на ремне поперек спины, с тем, чтоб не мешала наклонам, но левой рукой лопатку можно будет легко и быстро выдергивать из парусинового чехла. Самое смешное, что на такое, явно боевое, расположение лопатки никто не обратил внимания, и, скрываясь от начальства, курсанты отрабатывали быстрое выдергивание копательного инструмента из-за спины. Делая вид, что торопятся приступить к рытью окопов. Хмыкнул, пусть тешутся, глядишь, и действительно пригодится. Неужели и на меня когда-то глядели со стороны с аналогичными спрятанными ухмылками? А ведь помнится, в курсантскую бытность считал себя умной и хитрой бестией. Прямо вон как эти парни. Мдя.

Пора от обороны переходить к наступлению. Или отступлению, что не менее важно.

Первый наступательный, или штурмовой, строй курсанты отрабатывали всю дорогу до Вавчуга. Теперь на него оставалось только навести лоск и отработать с нормальной амуницией в реальных боевых условиях. Тут, каюсь, подложил ребятам свинью — точнее четыре медные свинки-пушечки. Из них и начали обстреливать штурмовые порядки каменным дробом, заряжая пушки ослабленными пороховыми зарядами. По мере тренировок, постепенно усиливая заряд в пушках, так, что количество травм по мере наработки опыта, не снижалось.

Надо было брать больше Таиных медичек — им тут практики намечалось целое море. Но, увы, все мы крепки задним умом. Нанял дополнительно баб из поселков в помощники медсестрам — перевязки то ладно, но бинты еще стирать надо, кипятить, за поломанными солдатами ухаживать. Да и кровавые разводы на форме отстирывать.

Вновь повезло обойтись без тяжелых травм — на первых порах каменый дроб оставлял только синяки, а позже пехота научилась ходить в атаку без щелей между щитами, и низко наклоняя голову, прикрываясь каской. Ведь это довольно простой рефлекс — увидел дымы пушки перед собой — наклони голову.

При наличии каски стало удобно закреплять этот рефлекс по методу того самого Павлова — всего пара инструкторов позади строя с барабанными палочками для касок, а какой эффект! Симфония просто. Сначала хрюкнет медная свинка, потом звонко звякают камешки по железякам, будто мышиная стайка пробежала по струнам лютни убегая от хряка, и завершающим аккордом — короткое, многозначительное стаккато дубинок по не опущенным каскам. А в случае, когда дроб долетал до инструкторов, что порой случалось, симфония дополнялась гармоничной арией. И зачем, спрашивается, нам музыкальное капральство?

… Ну, славяне, возьмемся помолясь. Капральствооо! Штурмовым строем с левой ииииииии раз!.. Медведи, равнение держать! Лоси, зачинайте круговерть… И раз, и раз, Акиф! Опять ты свою линию не держишь! Влево выскакивай ирод! Не путай внове левое с правым, лось весенний… Плотнее стой! К свинье подходим… И раз, И раз, И …Дрооооб!!!.. Славку подхватите и назад его! Доигрался сучий потрох!!! Клим, Славкин щит подхватывай… Держать равнение! Плотнее!!! Пушкари уже глотку свинье продрали, еще шагов с десяток и угостят нас. Плотнее строй!!! Лоси, чего мажете! Вона, слева от пушкарей еще десяток столбов со снопами стоят, а вы все палите незнамо куда! Да завалите вы эти мишени, чтоб им в аду гореть, а то пушкари от нас не отстанут! И раз, и раз. Разговорчики!!! Чтоб вы так палили, как болтаете!.. Дроооб!!! … Пронесло, слава тебе Господи. И раз, И раз…

Маленькие квадратики почти сотни капральств расчертили поле нового полигона сложной вязью натоптанных дорожек, заметных не столько по утрамбованному снегу, сколько по грязным следам, сходящимся к четырем огневым позициям пушечек, а затем, с облегчением расходящихся от них. Пушкарями работали дежурные капральства, с воодушевлением стараясь обеспечивать своих боевых товарищей тяготами и лишениями. Заодно, осваивая основы канонирского мастерства. Глядишь, к концу обучения любой из капралов сможет хоть разок пальнуть из трофейной пушки.

Еще два дежурных капральства работали на мишенях, установленных по бокам от брустверов пушек. Толстые бревна, в рост человека, да еще и с насажанными на них снопами промороженной соломы, поднимать, и устанавливать вертикально — было нелегкой работой. Тем не менее, дежурство по полигону считалось, чуть ли не самым желанным нарядом. Даже наряд по столовой вызывал меньше радости. Вот такой парадокс.

Штурмовой строй считал в своих планах основным, пока противник имеет относительно слабое огнестрельное оружие и сильную конницу. Воспринимал его как аналог мобильной огневой точки. Эдакий, бронетранспортер на берцовом ходу, доставляющий свою пехоту к противнику, и, по пути, обеспечивающий этому самому противнику массу неприятностей. А вслед за бронетранспортерами можно ведь и ополчение или иную какую пехоту послать. Как у нас принято — давить массой и закидывать шапками. И ничего мне с этой традицией не сделать.

А зачем нам сближаться с супостатом? Ведь у него багинеты весьма даже острые! Совершенно незачем. Нашинковать издали штуцерами и спокойно пойти обедать. Именно эту тактику внедрял как основную. Но, как говорили знатоки своего дела — ситуации бывают разные. И капральства отрабатывали весь спектр возможностей, в том числе и штыковой удар. Но перед ударом, после того, как капральство выходило на дистанцию поражения гранатами и дробовиками — наступали звездные секунды «Медведей», тяжелой пехоты. Точнее, эти секунды наступали бы, кабы завод обеспечивал Медведей оружием в потребных количествах. Но в перспективе …

И, наконец, кто сказал, что штурмовать можно только наступая? Курсанты долго не могли взять в толк — как это может быть, чтоб атакующий строй пятился задом. Очень даже может быть! Даже пришлось демонстрировать на примере штурмовиков, которые этот способ ведения боя освоили, правда, без щитов. Курсанты у меня исполняли роль полка нападающих, бодрым шагом и со штыками наперевес марширующих на пятящееся от них маленькое капральство штурмовиков. Выглядело смешно, но штурмовики непрерывно стреляли и не давали пехоте сблизиться до рукопашной. Даже тупому становилось понятно — в реальном бою полк пехоты таял бы, как кусочек сахара в горячем чае. Единственное, что могло спасти в таком случае пехоту — переход атакующих на быстрый бег для сокращения дистанции. Вот эту ахилесову пяту штурмового строя и закрывали тяжелые пехотинцы. Стрелять с двух рук они не могли, придерживая одной рукой щит, висящий на плечевых ремнях — а вот во вторую руку у них напрашивалось скорострельное неприцельное оружие ближнего боя — Дар и гранаты. И опять все упиралось в производство. Разрывался, бегая между верфью, заводом и полигоном. В своем доме появлялся пару раз в неделю, тем более, что у Надежды вместе с округлившийся фигурой основательно испортился характер. Даже Кузьма теперь предпочитал периодически составлять мне компанию в штабе полка, якобы принося гостинцы. Нет, гостинцы он действительно приносил, и мы их на пару, а порой и на семь-восемь морд, уплетали под самовар и разговоры. Вот только домой Кузьма что-то не очень то и спешил.

Мне бы его проблемы …

А вот ему своих проблем не пожелаю. В конце концов, меня воспитывали в духе гуманизма, хоть и изрядно убитому моей дальнейшей жизнью — но не до такой же степени!

На пехоту мой гуманный подход не распространялся. Ей через пару лет под пули, так что, лучше они сейчас получат маленьким камушком в лоб, чем потом словят сорокаграммовую пулю.

Второй атакующий строй — рассыпной. На самом деле, это не строй, а целая наука. Тут и способ быстро разомкнуть ряды капральства из плотного или штурмового строя, и рваные перебежки, сбивающие прицел, особенно у обычной линейной пехоты. Хотя, с перебежками и прицелом была некоторая неизвестность и доля риска. Дело в том, что текущая тактика обычной линейной пехоты была проста как гвоздь. Палить перед собой и тыкать багинетом. Варвары. Слово «прицелиться» для большинства пехотинцев ассоциировалось только с ругательствами и шпицрутенами. Соответственно, большинство линейной пехоты — стреляло не целясь — порой даже закрывая глаза, чтоб их пороховой дым не разъедал. К тому же, на многих ружьях и прицелов то не было. Излишество. А это приводило к тому, что над полем боя после залпа пехоты пролетала беспорядочная коса смерти, забирая всех, кто вовремя не попрятался, и плевать ей было — прогрессивным ты строем перебегаешь или просто моцион у кустов завершаешь.

Сбивать перебежками отсутствие прицеливания в этих условиях становилось несколько затруднительно за отсутствием оного. Да, теоретически, стреляющий солдат интуитивно перенесет прицел на вскочившую посреди поля цель. На этом и строят современную мне тактику. Вот только при закрытых глазах местных стрелков, да еще и с непредсказуемой траекторией полета пули гладкоствольного ружья, все эти высокотехнологические перебежки — становятся довольно бессмысленны. Вот уж действительно — «пуля дура» — знал Суворов, о чем говорил. Может быть, и он пробовал вводить в армию движение перебежками? И быстро разобрался, что пока в его солдат не начнут целиться специально и точно — попытки обмануть стрелков противника подскоками — приводят только к высокой вероятности поймать шальную пулю. Но если вовремя упасть и ползти …

Собственно, ползти — это и был третий атакующий строй. Капральства его жуть как не любили. Даже был с ними где-то солидарен в этом. Вот в чем смысл ползанья? Чтоб максимально уменьшить проекцию своего тела в сторону противника, и увеличить свою незаметность, соответственно, уменьшив вероятность попадания. Угу. Меня всегда умиляло, как в прочитанных мною книгах к крепостям подбирались ползком. Скрывались типа. Угу. А ничего, что со стен ползущий человек виден даже лучше, чем стоящий во весь рост? Чем выше глаза наблюдателя, тем менее эффективно ползанье. Нет, понятно, что ползущий одиночка может прятаться в траве или прикидываться зарослями крапивы. А целая армия?

Утрирую, конечно, есть толк и в ползанье. Вот только не стоит у меня обучение этой науке на первом месте. Если линейная пехота научиться просто, перебегать и вовремя падать, в ожидании картечного залпа — будет уже хорошо.

Вот, и все, чему учил. Хотя нет, еще походный строй и парадный строй, но на это времени особо не тратили.

Зато учил хорошо. По крайней мере — интенсивно. Даже Ермолай как-то заступился за эту зелень

— Ты бы с ними полегче, чтоль, княже. Отроки ведь почти. Да и кормление наше худо пока. Коль они жилы порвут, кого государю нашему, Петру Алексеичу, возвращать будешь?

— Вот ответь мне, друг мой, почти святой. Ты на полигоне не реже меня бываешь. Видал ли тех отроков в деле, как только мы из похода возвернулись? … И как? Да нет, ты не об их усталости с дороги мне поведай — поход воинский он тож не один день длится. Ты мне поведай, что бы с этими отроками стало, коль их тогда под огонь ружейный да пушечный подвести, та потом еще и конницей по ним пройтись. Чего молчишь? Ты мне их с морпехами не ровняй. Двинский полк мы уже пять лет учим, а новиков этих, не сегодня так завтра государь обратно потребовать может. Да еще и командовать их поставит над такими же отроками, как мы и договаривались. Ты не о жалости к отрокам думай, ты думай, что каждый день, когда они обучились чему новому, потом может сотни душ спасти.

— Все одно, круто ты за них взялся княже. Не по-людски это, по православным из пушек в упор палить да в снегу их валять.

Ермолай хмурился, и смотрел на меня с вселенским осуждением. Вот ведь … пришла беда, откуда не ждал.

— Святой отец, готов сделать по слову твоему. Прямо теперь пойдем в госпиталь, ты посмотришь на пораненных, что там лежат, потом вспомнишь, сколько их ранее тут лежало, далее представишь, что по ним не камешками мелкими палили, а настоящей картечью и ядрами, да еще приправленными яростью и злостью, и теперь все они не болезны, а просто мертвы. Все Ермолай! А мертвые эти, еще и командовать должны были такими же православными! Знать и их солдаты рядышком с командирами лежат. Мертвые, Ермолай! Тысячи и тысячи мужиков русских лягут только оттого, что их командир не ведал, что, а главное как, ему делать надобно!

Сам не заметил, как к концу фразы уже почти на крик перешел. Больную тему подняли. Ладно, что опять пошли разговоры про нехристя, в моем лице, так теперь к ним добавилось еще, что извести хочу учебный полк подчистую. Представляю, какие доносы Петру уже отправили. Грустно. Надеялся, что хоть Ермолай меня поддерживает. Увы. Опять одному воевать на этом не паханом поле. Фаталисты … с их вечным — «на то воля Божья».

Продолжил воевать.

Каждое капральство ежедневно возглавлял новый капрал, и командовал им весь день. Потом даже ввел ротацию, и новый капрал уходил командовать другим капральством. Вечерами занимались по программе морской школы, выкинув из нее все специальные дисциплины и добавив изучение устава. Мне надо, чтоб устав у капралов от зубов отлетал — а то назначат им дебила-офицера и нужно будет прикрываться от идиотских распоряжений тем самым уставом — «… никак не могу исполнить, ваша милость, согласно пункту три раздела войсковой службы Устава …»

Жаль только — успехи курсантов и тут были невелики. Что огорчало.

Еще огорчал расход пороха. 6 грамм на выстрел штуцера — вынь, да полож. 12 килограмм залп полком. Три пуда пороха в день — минимум. Около трех телег пороха в месяц. А у нас всего их было полтора десятка.

Чтоб поддерживать такую интенсивность стрельбы, обучали пехоту не только пользоваться зарядными капсулами заводской расфасовки, которых катастрофически не хватало, но и заряжать самим.

… Теперь глядите внимательно. На ваших штыках вот тут канавка есть — кладете свой штык на толстую ветку, на стол брошенную, чтоб она аккурат по канавке легла. Выходит качель такая. Вот сюда, в углубление у ручки ставите отлитую пулю, что вам каптер отольет и выдаст, как мы на прошлых занятиях пробовали. А вот на этот кружок у острия ставите большой наперсток, что у вас в воинской справе для шитья приспособлен. В него сыпете порох, пока штык не качнется, и не встанет ровно. Коли на рукоять перекос качели будет, то досыпать пороху потребно, а коли острие перевесит — щепотку пороха из наперстка забрать надо. Как качель ровно встала — порох из наперстка в камору засыпаем, наперстком и трамбуем, а потом и пулю туда вгоняем плотно. Коль стрелять не прямо сразу предстоит — еще вощеной нитки оторвать надобно кусочек, кольцом ее в камору вокруг пули положить, по стеночкам, а потом перевернуть наперсток и его краями, как колечком, нитку притрамбовать хорошенько. Опосля чего из коробка гвоздик достать и сзади в камору его вставить. Плотно вставить, но не бить, а то вспыхнет все у вас в руках, и без них останетесь. Ноне пробовать будем, а на следующих занятиях, поговорим, что порох разный быть может, наше огневое зелье сильнее свейского, и класть его потребно меньше. Но и у нас с разных мельниц порох разный идет, и надо его испытать вначале, прежде чем кружки под наперсток на штыке выбирать …

Вот примерно из таких мелочей складывалась лавина завертевшая меня.

А еще эти драгуны. Что с ними делать, кроме как натаскивать на них пехоту — представлял слабо. Кавалерийские наскоки и размахивание саблей были не моей специализацией. И драгуны, в назначенных специально для них упражнениях, размахивали штуцерами и Дарами. Все не мог решить, какой вариант эффективнее. Из штуцеров драгуны могли вполне безопасно отстреливать неприятеля издали, легко разрывая дистанцию при попытки супостата приблизиться. Вот только приближаться этот супостат будет к нашей же пехоте …

А используя Дары, и прорываясь к строю неприятеля, драгуны легко могли устроить страшную мясорубку. Вот только дробовики у нас с весьма скромной дальностью, и прорыв конницы на дистанцию открытия стрельбы без жертв наверняка не обойдется.

Даже пробовал вешать на лошадь грудной доспех, по технологии щитов тяжелой пехоты, только состоящий из восьми броневых пластин сложной формы, размещаемых в кармашках специальной парусиновой сбруи, надеваемой на лошадь. Результат — в принципе, приемлемый. Надо еще поработать над формой и расположением пластин, а то лошадь себе грудь и шею натирала. И еще поэкспериментировать с закреплением на этой сбруе по бокам пары картечниц 50мм. Все равно их наделали больше, чем пока надо. И посмотреть, как лошадь будет выдерживать отдачу.

Сразу скажу — лошадь была не в восторге. И всячески это демонстрировала, вплоть до сброса седока. Если еще приучить ее к грохоту Дара над ухом было реально — то к шестидесяти килограммовому удару отдачи картечницы — животные приучаться категорически отказались. Пока закрыл это направление, мысленно стирая батальное полотно атаки четвероногих танков, оснащенных парой стволов калибра 50мм. Жаль. Вернусь к этим мыслям попозже — пока просто некогда.

Массовое внедрение нового оружия в войска — привело меня к почти святым отцам, с нижайшей просьбой — взять на себя полковых батюшек, так сказать, совместив в своем лице полковую службу спасения душ со службой секретчиков, уже спасающих секретное оружие. Мысленно хмыкнул, представив мой вариант комиссара — в кожаной рясе. Полный сюр.

… Нет, конечно — лично все не сделать. Надо вам назначить себе в помощь солдат, да еще из госпиталя забрать людей. Там часть солдат к строевой службе мало пригодны, и вовсе не оттого, что их тут покалечили, хотя, есть и такие, но большинство все же изначально болезные были, и к службе не пригодны. А вот помочь медикам раненных, после боя, собрать, и все разбросанное оружие, вплоть до стреляных и брошенных камор подобрать — им по силам будет. Напоминать, как важно максимально долго не давать врагам в руки наше оружие — не буду. Говорили и не раз. Теперь от слов к делу переходим, да еще надобно сделать так, чтоб во все новые полки с новым оружием ваши люди поступали… Да, догадываюсь, что нет людей, вы только на одни мои придумки много специалистов дали. Очень много — улыбнулся — даже не могу точно сказать сколько. Вот только полки новой армии, это просто завершение наших совместных трудов. Без контроля за полками — становится бессмысленна вся наша охрана заводов …

Убедил. Куда они денутся. Мысленная картинка комиссара в кожаной рясе дополнилась лицом с суровым, но благообразным выражением и раскатистым командным голосом. От оружия эти действительно святые отцы отказались, значит, дорисуем в картинку еще тяжеленное кадило со свинчаткой, и пару бойцов охраны — заодно их назначим служками во время богослужений. Вполне себе симпатичная картинка нарисовалась.

И это была всего только треть забот. Еще был завод и основная задача — подготовка к походу.

На заводе пропадал с утра, и вместо обеда. Делали и переделывали воинскую справу. О диковинках даже не задумывался, а ведь хотел начинать делать радио. Но, увы.

Массированные испытания наших огнестрелов и зашитной амуниции выявили ряд скрытых дефектов, в том числе и в концепциях. Множество выбитых плеч и рук от интенсивной стрельбы. Заедание механизмов от грязи — что не удивительно, ведь Дар разрабатывал изначально для практически стерильных условий морских баталий. Механические повреждения, в том числе прицелов. Отсутствие защиты от дурака, в том числе — предохранителей. А дураков у меня оказалось ноне в избытке, так что, медсестры начали изучать практикум по огнестрельным ранам.

Практически каждое утро проводили с мастерами мозговые штурмы по новым напастям. Все же, удачно вышло, что недоделки выползли сейчас, а не во время боев.

Вынужденно уменьшили калибры всего огнестрела. Ввели дополнительные детали, в виде ствольных коробок вдоль всего механизма и принудительного охлаждения за счет эжекции воздуха.

Кроме этого, в полный рост, встала проблема учебного оружия, желательно не использующего порох. Даже про арбалеты думал. Просто на глазах регрессирую. Вначале ввел унитарный патрон, потом убедился, что мне не потянуть его на всю армию, и ввел револьверные пороховые ружья с каморами заряжания. Теперь вижу, что и пороха у нас не вагоны. Докатился до арбалетов. А потом что? Станет жалко переводить пружинную сталь на плечи луков, и перейдем на пращи? Пора с этим завязывать. Вместо арбалета, выдал мастерам на пробу — эскизы пружинно-поршневой пневматики. Принцип у нее самый простой — когда переламывают ствол, рычаг, связанный со стволом сжимает поршень и мощную пружину, одновременно открывая отверстие для всасывания воздуха. Когда ствол полностью переломлен, поршень входит в зацепление с фиксатором, управляемым курком. То есть, поршень и пружина встают на боевой взвод. Затем в ствол закладывают пульку, и ствол закрывают. При этом, рычаг, который давил на поршень, возвращается в исходное положение и закупоривает отверстия, оставляя воздуху выход только через ствол. Когда курок нажимают, сжатая пружина освобождается, с большой скоростью толкает довольно объемный поршень, он сжимает воздух перед собой и сжатый воздух устремляется в ствол. Пулька вылетает. Причем, микронная точность поршню не нужна, достаточно нескольких компрессионных колец — за счет большой скорости движения, воздух через поршень просто не успевает просачиваться. Одним словом — нашим технологиям по силам. Вот только ствол маленького калибра мы сделать никак не могли. Вот такой парадокс. Минимальный калибр ствола, который можем делать на наших крутильных станках — 9мм. И то, если начнем вращать форму напрямую турбиной Парсона. Небольшую турбинку малой мощности с торцевым расположением паровых сопел — сделать мы могли. Собственно, для крутильных станков и делали, в виде эксперимента, а то уж очень тяжелая механика передачи и повышения оборотов вращения выходила. Но был предел, для нас, и в этой технологии — не выдерживала турбина, или, что чаще — форма и опоры. В результате — минимально возможный калибр для безопасного изготовления был 9мм. Точнее не так. Изготовить могли и меньше. Но не на потоке и с большой толщиной стенок ствола. Зачем нам эти сложности? Девять миллиметров, так девять. Просто у пневматики будет большая и тяжелая поршневая камера с пружиной. Общий вид чем-то на упрощенную Штуку походил, только вместо барабана была большая по длине поршневая камера. Ну и стреляло это чудо … посредственно. А то была мысль использовать пневматику в боевых действиях. Хотя… для тайных операций, хорошему стрелку и с небольших дистанций — может пригодиться. По крайней мере — Степан одобрил и хотел забрать первый опытный образец себе. Сейчас! Степан у меня хоть и лакмусовая бумажка для проверки удачности стреляющих образцов — но на этом образце нам еще испытания проводить! Очень простые испытания, кстати. Прогнать через стрельбу из пневматики пару тысяч моих курсантов. То есть — стрелять непрерывно пять дней, периодически смазывая оружие и меняя стрелковые стенды, чтоб на предыдущих смогли собрать расплющенные свинцовые пульки. Свинец у нас также был быстро заканчивающейся роскошью.

Испытание пневматика прошла отлично. Точнее, само ружье развалилось, люфтя всеми сочленениями и травя воздух через латунные уплотнители — но было понятно, что и как нужно подправить. Велел делать модернизированную опытную партию, для начала из двух десятков ружей, а затем — сотню. Только, боюсь — уже не застану массированного обучения прицельной стрельбе. Все настойчивее в море звал поход. Моя третья, точнее, первая и основная головная боль.

Лед на Двине сошел 18 апреля. Он бы сошел позже, но меня поджимали сроки, и гнало ощущение, что мы катастрофически опаздываем — поэтому, Двина узнала первый раз в своей истории, что такое подрыв ледяных зажоров, а мои пловцы вовсю поэкспериментировали с бомбами.

За два прошедших месяца завод сделал невозможное — частично перевооружил два фрегата и Сокола. На Соколе все четыре башни оснастили нарезными пушками 75 мм, также как и на двух фрегатах по 4 передние башни. На большее у нас просто не хватило времени, да и выстрелов для этих пушек было на складах меньше, чем хотелось.

К чести обоих Питеров — аврал на флоте и в школе, который начался после моего возвращения, принес значительные плоды. Питер Лобек, устроил в школе экспресс тесты, выжимая все соки из курсантов. Обещанная мной премия в 200 рублей нашла своих лауреатов. Обещал сделать ее постоянной, уж больно вид у курсантов был заморенный, надо было их порадовать.

Питер фон Памбург, со свойственной ему дотошностью, делал из флота конфетку. На моих костях.

Провел с ним большую беседу, так как были сомнения в его лояльности. Хоть мы и не собирались воевать против Голландии, но лишний раз перестраховаться не повредит. Приставил к нему двух курсантов, рекомендованных мне святыми отцами. Курсанты показали хорошие результаты в обучении и поучаствовали в распиле моей премии, так что, повод был вполне законный — вешаю на адмирала двух старпомов в обучение. Аналогично поступил и с командирами обоих фрегатов, к счастью, шведов на флоте у нас не было совсем.

Вообще, флот планировал уйти в поход в полуторном составе команд. А если еще учесть две сотни абордажников, распределенных по два экипажа на судно и два экипажа пловцов, с их инвентарем, на обоих фрегатах — то корабли шли с перегрузом, и свободного места в трюмах не было совсем. Лезть в таких условиях в баталию будет расточительством живой силы, на что мне неоднократно указывал вице-адмирал. Посвятил его в свои планы. Наш девиз — «Главное не победа, а участие». Адмирал загрустил, ему хотелось побед и славы. Обещал ему, что-нибудь придумать. Почему это всем кажется что из «Груди в крестах или голова в кустах» им обязательно достанется первое? Например, мне, не исключающего для себя второе, приходилось тратить массу времени на постановку перспективных задач заводу — так сказать, мое завещание. Завалил оставшихся мастеров чертежами. Даже мастера строителя озадачил, чтоб не бездельничал, пока основная бригада строителей приценивается к камскому волоку. Выдал ему эскизы «рабочих домов». Ключевые слова, каменные, многоэтажные, первый этаж обязательно отводить под общественные дела. Будем строить квартал таких домов вместо прохудившегося общественного барака рабочего поселка.

Велел записать эту концепцию как стандарт, первый этаж можно будет оборудовать в очень широком спектре, от магазинов до детских садов, лишь бы он был.

А если эта тенденция за общественными домами закрепиться, то отпадет проблема спальных микрорайонов, что жилье строят, а инфраструктуры нет, так как это невыгодно. Подложу бомбу будущим «девелоперам» — пусть строят все неразрывным комплектом.

Пока строить дома некому, велел собрать одну секцию жилой квартиры — будем водить в нее экскурсии и оценивать удобства.

Много времени потратил на текстильщиков и оружейников. Текстильщикам раздал эскизы формы, в большинстве слизанной с морпеховского обмундирования, дал задачу связать несколько штанов и свитеров на пробу и сделать альтернативную форму из сукна. Потребовал обмундировать два капральства курсантов в разные варианты и проводить сравнительные тесты. При этом курсантов гонять по утвержденной программе. Вернусь — примем решение, какой форме быть.

С оружейниками шушукались над автоматическим барабанным оружием. У нас образовались типовые капсулы под три калибра 12 мм, для штуцеров и Штук, 20 мм для дробовиков, хотя после экспериментов этот калибр уменьшили до 18мм, оснастив картечью диаметром 8мм. И на закуску — калибр 50мм для картечниц, с 300 граммами 8мм картечи. Унифицировали и картечь. Соответственно, под эти калибры наладили производство стволов.

Для полного счастья не хватало капсул под калибр 9 мм, с уменьшенной навеской пороха — понятно для чего. Вот этим мастеров и озадачил, пусть попробуют сделать револьвер сами, комбинируя отлаженные механизмы Дара и Штуки. А дополнительным заданием дал им разрабатывать автоматический дробовик на принципе Дара, но калибром 50 мм. Такой в руках уже не удержишь, но стрелять со штыря с борта корабля по вражескому абордажу будет весьма сподручно. А если еще картечные заряды капсулы заменить на шрапнельные или осколочные — будет совсем замечательно. Да и на земле таким картечницам найдется применение — сделаем для них лафет или треногу и будет легкая артиллерия поддержки пехоты.

Все эти задачи повесил на самостоятельную работу оружейников — будет им промежуточный экзамен. Вообще, похоже, для всех нас настает пора экзаменов. Как обычно — «Неожиданно сессия подошла к своему концу, и в двери постучались сдачи зачетов …»

Много времени проводил в пороховых фортах — делали мины для подводных пловцов. Тратили на них самое дорогое, что у нас было — шимозу. Параллельно делая тренировочные бомбы с порохом, которыми пловцы и рвали зажоры, отрабатывая запуск огневого замедлителя ударом.

Одним словом, два месяца карусели отягощенной завещаниями. Но настроение сохранялось приподнятое, убеждал сам себя, что на шведский флот мы дуром не полезем, а шведы нас не догонят. Есть гарантия, что все будет хорошо.

Доубеждался до того, что поддался на уговоры, в которых участвовали оба Питера. Даже архиепископ Афанасий дал величавое благословение этому деянию. Хорошо им, это ведь мне порвут основание на наш, флотский, флаг случись что. Но капральство юнг в поход забрал. Да будет так. Теперь точно никуда не полезу.

Осип за эти месяцы крутился как бы ни больше меня. Купцы прониклись краткостью сроков и скорой невозможностью водить караваны далеко на запад в связи с войной, после чего мы решили вести с флотом четыре апостола до Бергена — теперь шло лихорадочное перетряхивание купеческих планов и складов.

28 апреля 1700 года флот из четырех боевых кораблей вышел из Холмогор, расталкивая одиночные льдины, в свой первый боевой поход. Вышли торжественно, под рев музыкантов и пальбу пушек — холостые выстрелы все же на флоте ввел, давно было пора.

Корабли, сидящие в воде ниже всех допустимых норм, благополучно спустились до Архангельска, где потерял сутки за бестолковым пиром. Но пройти мимо молча, даже ответив салютом на пальбу с раскатов гостиного двора — было совершенно невозможно. Наверное, фраза «…Ты меня уважжжаешшш?…», докатившаяся до моего времени, стала бледным подобием церемоний этого времени. Тут не просто надо было выпить со всеми, дабы не нанести оскорбления, но еще и сделать это в строго определенной обстановке и последовательности. Объем выказанного уважения тут был прямо пропорционален объему загубленной печени. Хорошо еще, что только вокруг Петра водку хлещут, обходясь по остальной России винами и хмельными медами.

Была и еще одна любопытная особенность. Если проходил мимо по делам или на тренировку — мог идти, не соблюдая формальностей. Но случись выход на конвоирование, или, еще круче, на войну — тут пройти мимо было никак нельзя, каждый считал своим долгом выпить с будущими героями за их здоровье, уменьшающееся у героев с каждым кубком, и помахать шляпой с причала.

Не дай высший разум, лишить русского человека возможности проводить государево дело достойно. Мало того, что удачи не будет, как считает большинство жителей этого времени, так еще и обида вырастет гигантская, которую потом ничем не замолишь.

Одним словом, только 2 мая эскадра взяла под крыло четырех апостолов и вышла в Белое море, встретившее нас белой пеной, и порывистым ветром. Шли на обкатку.

Как перед любым дальним походом после зимней стоянки — корабли пошли на круг почета по Белому морю, обновляя навыки команды и проверяя оборудование. Особенно требовалась тренировка навигаторам и пушкарям на новых башнях. В башни посадил подготавливаемых Семеном снайперов — пусть тренируются в реальных условиях. Сам Семен заявил, что, и он такое развлечение не пропустит. Одним словом — как сельдей в бочке. Сюда бы еще сводное капральство наших музыкантов, которых фон Памбург собирался взять на полном серьезе, и спать будем в четыре смены.

Вот и утрясали в процессе обкатки людей на борту, словно разравнивали встряхиванием горку гороха, не поместившуюся в горшок. Люди пристраивались, вживаясь в тесноту, личным вещам находилось место. На переборках появились маленькие, еще дедами намоленные иконки, по трюму поплыл забытый аромат сохнущей одежды, пропитанной солью и потом. Флот выходил из зимней спячки и встряхивался, вспоминая, что русский флот, это звучит гордо, пахнет сильно, бьет больно и бегает быстро.

Обкатка — этим словом все сказано. Совершенно рутинная операция, это как попрыгать под рюкзаком перед выходом на маршрут, проверяя, как все лежит, и унесешь ли вообще все то, что туда напихал. Еще надо не забывать говорить себе мантру — «Медведей в этом лесу уже два года не видели, а байки про пропавшие группы это байки и есть».

Вот и флот, создавал себе настроение и проверял матчасть.

Настроение лично у меня поднималось как на дрожжах. Возможно компенсируя некоторый спад настроения гоняемых мной навигаторов. Над ними вел особое шефство и сил в них вбухал даже больше чем в будущих механиков флота. Теперь настала пора надкусить эти недожаренные пирожки.

Погода благоприятствовала — была условно хорошей. То есть — небесные ориентиры и горизонт периодически можно разглядеть, а соленая морось, срывающаяся с волн, которые передавали свое недовольство палубе, стремясь выбить секстант из рук — только закрепляла навыки навигации. Вот и крепили, когда умудрялись эти навыки обнаружить.

Каюсь — частично этот вакуум был моей виной. Но у меня есть смягчающие обстоятельства — как яхтсмен был продуктом своего времени. Мог пользоваться несколькими моделями карт-плоттеров, почти всеми типами спутниковых навигаторов, без особых проблем вел навигацию по радио пеленгам на известные радиостанции, место которых нанесено на карты. Компас, лаг, счисление — все это уже мелочи. Если честно — больше ничего в походах было ненужно.

А вот теперь на мне висят два десятка яблочек, которые на слово спутник только перекрестятся, особенно если рассказать где это летает. Хорошо еще, что верят про форму земли — у нас этой теме много занятий посвящено было. Хотя, глядя в остекленевшие глаза навигаторов на занятиях — зарождалось сомнение, что небесная механика нам по силам. А что там сложного? Ну, подумаешь, Земля крутиться вокруг своей оси с наклоном, а потом еще вокруг солнца по орбите наклоненной, и солнце прет неизвестно куда, но достаточно быстро, чтоб мои знания об астрономии начали давать ошибки.

Что тут сложного? Бежит по улице малыш, крутит над головой веревку с булдыганом под названием «земля». Крутит не параллельно земле, по которой бежит, а с наклоном вращения вперед. Даже продемонстрировал.

Добавим чуток фантазии — булдыган на веревке также вращается, но уже вокруг своей оси — успевая сделать 365 оборотов пока парень один раз веревку с булдыганом вокруг себя проворачивает. Представили? Нус, тогда немножко усложним — вокруг булдыгана вьется маленькая круглая бусина Луны — вызывая на булдыгане приливы, отливы и портя жизнь навигаторам.

Малышу-солнцу скучно крутить один камень, он уже миллиарды лет этим занимается — вот малыш крутит несколько булыжников разом, да еще и с разной скоростью. И все это происходит под россыпью небесных огней. Которые видятся микробам, обитающим на булдыгане, вращающимся калейдоскопом.

Представили? А теперь самое неприятное — вам, господа курсанты, предстоит быть поводырями этих самых микробов, пытающихся перебороть приливы и шторма. Вам выпала честь научиться одним взглядом на небесный калейдоскоп указывать место на поверхности булдыгана, куда занесли вас превратности путешествия. А в идеале — довести наши корабли, куда будет надо по оптимальному маршруту и без видимости берегов.

Впечатлились? По глазам вижу, что проняло. Тогда добавлю, что ошибка навигатора на десяток километров — это опасно, на полсотни — уже смертельно опасно, особенно рядом с берегами. А полсотни километров это ошибка астрономических замеров всего в половину градуса. Дрогнувшая при замерах рука может и большую погрешность дать.

Ну что? Кто теперь хочет уйти из навигаторов в простые матросы? Размечтались! Тут и так самых сметливых собрали! Либо из вас получатся навигаторы — либо из нас утопленники. Третьего, увы, не дано.

Вот так и начинались наши навигационные курсы. Давно. Особенно если мне считать год за три и еще плюс северные коэффициенты.

Навигация этого времени еще шаманила вокруг астролябий и ошибалась порой на сотни километров — в результате чего ходить корабли предпочитали каботажно — вдоль берега. Вот только у меня планы были гораздо шире. И навигаторов натаскивал жестко. Они мне не только на море нужны, но и на земле, для картографирования, в том числе прокладки Суэца.

Несколько месяцев готовили навигационные приборы. Вот, например секстант — его еще не изобрели, хотя Ньютон уже озвучил принцип. Обошелся, кстати, без моих подсказок. На самом деле принцип прост как циркуль — надо замерить угол между горизонтом и солнцем или звездой. Можно, конечно и циркулем — нацелив одну ножку на горизонт, а вторую на солнце. Более того — так иногда и делали. Вот только ошибка в один градус равна ошибке в сотню километров. Надо прибор поточнее. Вот и выкрутились двумя зеркалами — сквозь первое, неподвижное, смотрят на горизонт, а второе, подвижное, поворачивают так, чтоб солнце или звезда отразилась в первом зеркале и совместилась с видимым горизонтом. Угол, на который повернуто подвижное зеркало, чтоб отражение светила наложилось на горизонт — и будет искомым углом.

На секстант идеально подошли детали от нашего дальномера совмещения — оба зеркала и окуляр. А вот дальше был долгий процесс юстировки и градуировки. И все равно секстанты получились слегка разные и на каждый делали таблички инструментальных поправок.

Секстант это еще полбеды — измерения, полученные с него, надо правильно пересчитать. Например — замеряем угол между видимым горизонтом и солнцем. Но земля то круглая, и мы видим тот горизонт, который на самом деле ниже уровня истинного горизонта. Разница в доли градуса — но каждая такая доля может дать ошибку несколько километров. И чем выше поднимается наблюдатель над поверхностью — тем больше ошибка. Замеры с уровня воды и с верхушки мачты дадут существенную ошибку в определении координат, если не вносить поправки.

И это еще не все. Если палку опустить наполовину в воду увидим, как погруженная часть палки изогнулась — это результат преломления лучей света водой. Вот и с атмосферой та же история. Солнце, как и звезды, находиться не там, где мы их видим, а рядышком, преломленные атмосферой. И в зависимости от угла видимости это преломление различается. Да и само солнце не точка на небе, а кружочек, и нам нужен строго его центр.

Все? Неа. До самого сложного не дошли. Проекция солнца по поверхности земли чертит не ровную линию, а сложную синусоиду, что неудивительно, вспоминая, про разные наклоны осей планет, осей орбит, да еще и вращения.

Простому смертному, без компьютера, рассчитать эти загульные зигзаги — совершенно нереально. Навигаторы этого и не делают. Есть у них ключевая фраза — «А теперь открываем «морской астрономический ежегодник' в котором перечислены положения солнца, луны, планет и звезд в каждую секунду каждого дня, поправки в зависимости от дня и примерного положения и … «. Мдя. Этот толстенный талмуд таблиц — библия навигаторов. Вот только на малых лодках, в том числе и моей, места для них обычно не находят, все больше полагаясь на технику.

Сразу возникает вопрос — как же мы, маломерщики, так рискуем с навигацией, выходя в море. Мол, еще хвалились, что все предусматриваем и по два раза везде подстраховываемся. Ведь никто не поверит, что шкипера малых лодок заучивают таблицы на память. Кстати, напрасно — есть и такие.

Для остальных существует лазейка, называемая аварийной навигацией.

Надо запомнить три фразы — «В день святого Валентина, солнце, как девушка опаздывает на 14 минут, а через три месяца после этого уже торопиться на 4 минуты», «На Хеллоуин солнце торопиться закончить дела, и приходит раньше на 16 минут, зато за три месяца до этого ленится и опаздывает на 6 минут», «На этих четырех датах солнце держит указанное время в течение плюс-минус двух недель».

Потом эти заученные мнемонические фразы переводят в даты и временные поправки, по которым строят ломаную синусоиду, проходящую через все даты года. Вот и получаем графическую таблицу поправок. Довольно точную, кстати. Добавим сюда поиск поправок на высоту наблюдателя, на рефракцию, на инструментальные погрешности, а особенно на кривые ручки — и станет понятно, чего мы так долго возились с обучением.

К сожалению — секстант это малая часть дела. Замерив высоту солнца в полдень, с учетом всех поправок, имеем только одну координату — широту.

Можно ее и по звездам вычислить, прицеливаясь на полярную звезду все тем же секстантом. Северному полушарию с полярной звездой повезло — она находиться почти точно на оси северного полюса, отстоя от нее на каких-то полградуса. И искать ее легко — опираясь на ковш Большой медведицы. Это все знают. Наверное, кроме моих курсантов-оболтусов. Шкипера поморов на них нет.

Удобна полярная звезда для внесения поправок в магнитные компасы. Да-да, магнитным компасам свойственны ошибки, причем весьма значительные. Мало того, что магнитные полюса не совпадают с географическими — так еще и всякие залежи руд и неоднородности магмы вносят искажения. На современных мне морских картах в обязательном порядке писали поправки к магнитным компасам, которые надо добавлять или вычитать из показаний прибора в каждом конкретном месте, чтоб получить истинное направление на север. Тут у нас этих карт нет. Вообще ничего нет. Даже злость берет. Вот и приходится каждую ясную ночь заставлять навигаторов брать пеленги на полярную звезду и записывать поправки к компасу. Занося их и на карты, которые они же составляли. Муторная работа.

А в южном полушарии все еще сложнее. Там нет звезды рядом с южным полюсом, и прицеливание на эту виртуальную точку вообще напоминает эквилибристику. Ближайшее к южному полюсу созвездие — Южный Крест, четыре звездочки, горящие на концах вымышленного креста. Вертикальный отрезок этого креста и смотрит примерно на ось южного полюса. Если отложить от креста вниз пять его высот, то уткнемся в черноту пространства, где и будет точка южного полюса. Порой даже трафареты делают, чтоб точнее прицелится. Хотя точность все равно никакая. Не повезло южанам. Может поэтому мореплаванье в северном полушарие развивалось интенсивнее, чем в южном. И все крупные морские державы свой путь начинали именно в северном полушарии, под светом полярной звезды.

Так или иначе, широту считать научились. Осталась вторая координата — долгота, чтоб точно вычислить свое место в море. Кстати, как шутили мои учителя — широта — это насколько широко надо развести ножки циркуля или наклонить зеркало секстанта чтоб замерить высоту полярной звезды, или солнца. А долгота — это как долго надо идти до того места, где произвел замеры широты. Очень близкая аналогия. Так что, долготу замеряем часами. И вот тут самый серьезный затык. Технический. Часы для измерений должны быть очень точными. Неточность хода часов на 4 минуты это ошибка по долготе до 100 километров. А главное — часы должны держать эту точность в течение нескольких месяцев минимум, невзирая на перепады температуры, влажности и давления. Про качку не упоминаю — такие часы обычно в карданных подвесах держали, холили и лелеяли. Часы, которые делал завод, за месяц могли запросто уйти на час в любую сторону. Для навигации они не годились. Об этой проблеме знал давно, после первых же экспериментов. Соответственно озадачил часовщиков сделать хоть пару тройку элитных механизмов. Два года их экспериментов и страшное количество потраченных денег дали опытные образцы морского хронометра с точностью хода до 6 минут в месяц. Точнее не получалось. Шедевр, изготовленный ювелирами своего дела. По цене золотого слитка.

И работать с ним нужно было, чуть ли не в перчатках. Заводить строго в одно и то же время, на одинаковое число оборотов заводного ключа, не трясти и ни в коем случае не ронять. Целый ларец-компенсатор для него сделали, с амортизаторами и карданом. Впрочем, и современные мне механические хронометры требуют не менее бережного отношения. Курсантам просто сказал, сколько стоят эти часики и сколько жизней им придется расплачиваться, если они их сломают. Все очень доходчиво.

Теперь курсанты, засекая время, даже дышать старались в сторону. Разница в засеченном времени зенита солнца со временем зенита в известной точке и будет приростом долготы от этой точки. Тут помогли мои карты, на которых имелись точные координаты Архангельска, да и всего побережья Белого моря. Так что, оперлись на гринвичский меридиан. Вот англичане удивятся. Но мне так было проще использовать известные по моим картам точки привязки. Точнее их в этом времени нет ничего. Еще хорошо, что все компрометирующие надписи давно с карт срезал, как, впрочем, со всего своего снаряжения.

Хотя и мои карты врут. На три сотни лет врут, и требуют поправок.

Вообще, жизнь навигатора протекает под лозунгом — «Все врут».

Карты врут, так как земля имеет форму геоида чем-то близкого к приплюснутой сфере — а рисунок со сферы можно перенести на плоский лист только с искажениями, разворачивая сферу дольками меридианов и растягивая эти овальные дольки до прямоугольных полосок, как завещал нам Меркатор.

Секстант врет, потому как земля круглая, горизонт не там, где мы его видим, положения солнца и звезд искажены рефракцией атмосферы. Сами светила выплясывают на своде сложные танцы под музыку зубодробильной небесной механики.

Часы врут, даже если за их стоимость можно купить небольшой корабль. Да еще так непредсказуемо врут, что подобрать к ним поправки нереально.

Компас врет, и чем ближе к полюсам, тем больше. Причем, на каждом десятке пройденных километров он может врать по-своему, и эти поправки надо просто вычислять, сразу занося на карты. Да еще и ошибки самого компаса, как прибора. Положи рядом с ним кусок железа и будет компас врать искренне и несусветно. А ведь на корабле порой полный трюм железа может быть, не говоря уже про возможный железный корпус. Эти ошибки надо юстировать заранее. И все равно, приходиться составлять таблицы поправок — насколько компас врет на каждом курсе просто из-за вредности своего характера или характера груза.

Лаг, которым измеряют скорость судна — врет порой совершенно безбожно, особенно намотав на лопасти измерителя тончайшие нити водорослей. А даже если лаг и чист, он все равно врет, так как судно, особенно парусное, всегда идет по курсу слегка боком, со сносом. Вновь поправки — на ветер, плотность воды, течения.

Штурманская линейка врет — просто не сделать очень мелких делений, их видно не будет, вот и приходится гадать. Особенно когда угольный навигационный карандаш оставляет острием на мелкомасштабной карте точку, закрывающую площадь в десяток квадратных километров. И если штурман, ткнув в эту точку, скажет — «Капитан, мы где-то тут» — и это действительно так — то это отличный штурман, просто экстракласса. Обычно штурмана рисуют треугольники вероятностей, закрывающие сотню квадратных километров, и с сомнением говорят — «Капитан, наверное, мы где-то здесь». И это хорошие штурмана, так как плохие штурмана просто тыкают в карту, даже не особо приглядываясь, и заявляют — «Капитан, мы в этом районе».

Но штурмана врут, как и их приборы. Все, что они могут — твердой рукой снять показания со своих устройств, содержащихся в идеальном порядке, приложить массу сил, избегая неточностей даже в доли градусов, зарыться с головой в таблицы поправок и коэффициентов — вычислять, вычислять и снова вычислять, перепроверяя и сравнивая расчеты астрономические со счислениями хода по лагу, часам и компасу. В результате получить точку размером с озеро Ильмень. После чего взяться вновь за свои инструменты и делать новые измерения, а потом вновь расчеты. И так несколько раз в день. Адов труд, с ценой ошибки — чистилище.

На кораблях для штурманов отводят отдельную каюту — штурманскую рубку. Рядом с ней матросы на цыпочках ходят — никто из слепых не станет отвлекать поводыря от дороги.

И вот эту ответственность вывалил на плечи молодых, всего то год натаскиваемых, ребят.

Цейтнот. Думал у меня еще пара лет в запасе есть. Оставалось крепче сжать зубы и твердить про себя — «Кто кроме нас? Так как мы делаем — никто в этом мире не умеет!».

Но и мы умели еще плохо.

Обкатка эскадры сбивала пену с волн, спесь с капитанов, и меня с катушек. Постоянно преследовало чувство, что опаздываю. Непонятно куда и зачем. Пытался заглушить это чувство, влезая во все дела, поторапливая, но требуя качества. Точнее — сам бегал и всех торопил, а Памбург требовал качества. Неплохо мы друг друга дополнили.

А нас дополнили команды эскадры. Штурмана врали по-черному. Канониры мазали по-белому, попадая вместо сброшенных плотиков исключительно в молоко. Полуторные команды матросов самозабвенно форсировали паруса, не обращая внимания на потрескивания рангоута под порывами ветра. Было даже весло. Эдакое настроение — «на коня да шашкой помахать». Застоялись.

Лихо нарезали круги по Белому морю. Штурмана составляли карту побережья. Смешили меня до колик. Ладно еще, что их карты не совпадали друг с другом и с моей картой. Так они еще на каждом круге рисовали новый вид побережья, порой сильно отличный от их предыдущих эскизов. Вот каким многоликим оказалось наше море. Хотя, к их чести, карты постепенно становились похожими на истину. Пристрелялись.

Канониры тоже пристрелялись. Мать их. Первое ЧП по северному флоту. Нелепый рикошет об воду снаряда при стрельбах. Рикошеты у нас и раньше случались, но так, чтоб с изменением направления градусов на сорок, да еще, чтоб снаряд догнал лениво идущий впереди апостол — первый раз. Хорошо, что не шимозой палили.

Поковыляли в Архангельск. Очень уж неудачно попали. Прямо в корму, под руль. Канониры тут не виноваты, целиком мой косяк. Но, так как вице-адмиралом флота был Памбург — выговор сделал ему. Не делать же строгий выговор самому себе.

Задержались на три дня в гостях у соломбальской верфи, устраняя недостатки организации учений. Под это стечение обстоятельств купцы еще «маленько» догрузили апостолов.

Описывать весь этот рабочий бардак хочется совершенно непечатными фразами, а потому ограничусь констатацией итога — к 18 мая эскадра полностью пришла в себя и привела в порядок корабли. Такой долгий срок, возможно, объясняется моими повышенными требованиями к флоту и дотошным исполнением этих требований вице-адмиралом. Зато во второй половине мая у меня появилась спокойная уверенность — мы справимся. И эскадра взяла курс на северо-восток, к горлу.

Шли двумя колоннами кильватерного строя, правым галсом, прямо на зимний берег горла. Апостолов поставил под ветер, наши паруса им все равно ничего не закрывают, а тяжелые корабли стоит держать ниже по ветру, во избежание, так сказать.

Выбирались из горла медленно и тяжело. Апостолы перегрузили даже больше, чем мы поиздевались над фрегатами. Надо было пять апостолов брать, ведь был же свободный! Но обратно возвращаться плохая примета. А у моряков с приметами строго.

Вот все знают, что показывать пальцем на кого-либо нехорошо и некультурно. Но за этот жест, направленный на корабль моряки могли и живота лишить. Дело в том, что изотерика родилась вместе с человеком, вот и привязали, в незапамятные времена, указательный палец к Юпитеру.

Стоит заметить, что это древнеримское божество добротой не отличалось, зато метало громы и молнии во всякого непонравившегося. Указывая на что-либо пальцем, связанным с суровым богом, считалось, что привлекаешь внимание божества к объекту. А уж показывая на корабль, это вообще почти гарантированный способ привлечь внимание бога к игрушке штормов и волн. Даже в мои дни показывать на корабль пальцем было чревато неприятностями с командой. Связываться в море с Юпитером — дураков нет. Даже если никто не верит в богов.

К слову сказать, большой палец посвящен Марсу, богу войны, хоть поначалу этот бог и отвечал в пантеоне за плодородие. Соответственно, жест с оттопыриванием большого пальца означал что-то типа — «Ну ты просто бог войны!». И относился поначалу только к ратным делам, постепенно переползая в дела бытовые. Упомяну еще про мизинец, посвященный богу Меркурию, символизировавшему азарт, изощренный ум, страсть к тонким интригам — продемонстрированный вам жест с мизинцем воспринимайте как тонкую похвалу вашему уму и изворотливости.

Совмещая в жесте несколько пальцев — можно сказать очень многое, например всем известная «коза» из указательного пальца и мизинца говорит примерно следующее — «Чтоб тебя молнией поразило и громом прихлопнуло изворотливая ты и хитрая бестия». Ну, или нечто похожее.

Про средний палец говорить можно долго, но это не по теме, все же речь пока о приметах, а не о путях, на которые посылают.

К чему еще моряки на кораблях относятся неоднозначно? К свисту!

Тут замешены все те же древние боги. Они вообще много где напакостить успели. Был у Посейдона, бога морей, сынок Тритон, работающий горнистом при армии волн и ветра. Куда Тритон свистит, туда воинство морское и идет в атаку. Чем дольше свистит, тем сильнее ветер и волны.

Люди не преминули взять на себя, тихонечко, так сказать, из-под полы, часть божьего промысла. У капитанов кораблей в специальных ритуальных сундучках хранились раковины, которыми они в штиль пытались вызвать ветер нужного направления. Однако, дозволялось это только капитану, как первому после бога на судне. Бесконтрольный свист на палубе приравнивался к призыву ветров с разных направлений, что закономерно должно было привести к шторму. Таких свистунов порой выбрасывали за борт, на правеж к Посейдону. А в мое время просто смотрели очень косо и недобро.

Вокруг штиля и ветра крутится масса иных суеверий и примет. Например, для вызова ветра нужно было чесать мачту, с той стороны, откуда нужен ветер — почему так — кануло во тьме веков, но мачту старательно чешут все яхтсмены моего времени, даже, бывает, помогает.

Еще для вызова ветра бултыхали шваброй в воде, волну разгоняли и ветер приманивали. А с появлением ветра — швабру прятали в трюм, и лишний раз не светили. Все приборки в море рекомендовались только в безветрие или маловетрие, что для кораблей той эпохи считалось штилем.

Поморы в безветрие еще практиковали заговаривать ветры, делая засечки на специальной «заговорной» ветке, которую кормчий потом бросал через голову в море, говоря ласковые слова супруге нужного ветра, и ругая супругу ветра противного. Вот так вот! Не с самими ветрами договаривались, а с их женами. Говорит о менталитете.

О приметах часами рассказывать можно. Как и о традициях. Золотая серьга в ухе — значит, моряк прошел через мыс Горн. Татуировки на удачу — их даже на поморах видел. Самые распространенные татуировки — якорь как символ моря, подкова и четырехлистный клевер, понятно к чему. Еще накалывали символ веры. Как это не утилитарно звучит, но чтоб было понятно, по какой религии хоронить найденного в море утопленника.

Хоронить в море считалось все же менее достойным, чем на земле. Говорили даже, что души моряков похороненных в море, не находили себе пристанища и вселялись в чаек, стонущих над судьбой. Посему, целиться, а тем более убить чайку считалось плохой приметой. Ну да мы не о гордой, белой птице, пристрастившейся в будущем к помойкам, а о символе веры. Особо ушлые матросы накалывали себе символ веры на спине. Считалось, что боцман, назначив порку за проступки, будет не так зверствовать кнутом — все же хлестать знак веры нигде не принято.

С боцманом много примет связано — так как большая часть инвентаря на корабле, это боцманское хозяйство. К примеру, садиться или ставить ноги на кнехт, считается «сесть на голову боцмана». Опираться руками на планширь было неприлично по той же причине — «… что ты боцмана щупаешь…» — на планширь облокачивались локтями или запястьями. Хотя, с планширем примета не особо прижилась.

Вот и стоял на баке Ястреба, по прошествии недельного перехода, опершись локтями на наветренный борт, подставив горящее лицо ветру и пытаясь разглядеть, что нас ждет впереди.

Ходовая неделя прошла спокойно, команды сбросили на обкатке пар и вошли в деловое русло. Погода стояла прекрасная — резкий порывистый ветер второй половины дня, которому наша эскадра низко кланялась мачтами, стихал под вечер до умеренного, и к утру засыпал, натягивая на себя одеяло туманов. Команда жила по воле ветра — засыпая вместе с ним, лениво прогуливаясь по палубе вечерами и резво растрясая обильный обед, носясь по воющим вантам в период самого игривого настроения погоды. Идиллия. Как давно мечтал об этом. Море вымывало накопившийся в душе шлак, восстанавливая целостную картину мира. Пусть эти политики делают что хотят, не дано мне быть атлантом и удержать все беды над Россией.

Впереди клубилась серая хмарь неопределенности. Впереди была Норвегия, а за кормой таял Кольский залив, сливаясь с береговой линией и ставя точку на первой тысяче километров пройденного пути. Впереди была Мечта, а за ней следовала Работа. Вот и ощущал в щемящей радости встречи с природой, грусть от неизбежной бойни. Могу обманывать себя как угодно, и убеждать, что мы просто помашем флагами в Балтийском море. Свои корабли постараюсь вернуть все. А вот на счет шведских, таких иллюзий не строил. А ведь там тоже люди. Надеюсь, они фаталисты как все христиане.

Рядом у борта встал фон Памбург, мы с ним теперь часто стояли молча на баке. А порой и не молча. Чем-то мне нравился этот кандидат в вице-адмиралы. Может своей нахрапистостью, а может пунктуальностью, которой у меня отродясь не было. Но наши отношения постепенно становились ровнее, хотя вряд ли когда-либо станут дружескими.

— Адмирал, до Вердё две склянки. Будут ли изменения в планах?

Русский язык голландца стал не просто разборчив, но где-то даже витиеват.

— Нет, Питер, все по плану. Апостолы на рейд — мы на ученья. Купцы просили два дня, для заключения новых договоров, в связи с тем, что торговлю поправляет война — дадим им это время.

Вице-адмирал откозырял, и сделал вид, что у него еще полно работы на маленьком острове по имени корабль.

Традиция отдания чести, привычным для меня способом, постепенно приживалась. Как и много других традиций, истоков которых не помнил сам, исполняя их на автомате. С той же рындой получилось неосознанно, даже не задумывался, используют колокол, чтоб отбивать на судне время, или нет. Раз в пол часа на судне должна бить рында, и точка. Это как не наступать на порог или комингс, входя в помещение — въедается до подкорки.

Вердё как был дырой, так ей и остался. Все те же шатры каманчей и дружественная звезда земляной насыпи пушечной батареи. Меновая торговля и запах рыбы как довлеющая достопримечательность. Совершенно непонятно, о чем тут собираются договариваться купцы, но то их дело. Наше дело — разделиться на две пары, фрегат плюс клипер, и два дня играть в пятнашки вокруг россыпи островов. Три холостых выстрела считаем за попадание с дистанции менее 500 метров. Ястреб против Сокола. Адмирал против вице-адмирала. Было интересно. Мы оба не знали акваторию и осторожничали. Но наша пара пере осторожничала вице-адмиральскую.

Рано утром провели тренировку пловцов. Можно сказать, принимали экзамен. Условия максимально близкие к боевым — пловцы атакуют суда входящие на рейд. Причем, усложняя им жизнь — разрешил пользоваться только стропорезом — есть у них на вооружении такой нож, из сетей выпутываться. У него особенность — вместо острия нож загибается крюком с режущими кромками. Но его можно использовать и по иному — вгоняя крюк в борт проходящего мимо судна. Тут нужна практика, чтоб руку из плеча не выбило и чтоб не плеснуть громко у борта. Вот и тренировались до обеда, гоняя два фрегата по рейду среди россыпи незаметных черных точек макушек пловцов, похожих на стадо моржей в море. Экзамен не принял. Как не принял и экзамена по тактике у вице-адмирала. Двоечники.

Разбор полетов с Питером делали покинув Вердё, и продолжив поход.

Кто сказал, что нельзя стрелять ночью? Это при зарождающихся белых ночах? … Питер, используй сначала любое преимущество, даваемое погодой, местностью, или временем года. Затем используй преимущества своих судов. И только в третью очередь используй мужество и стойкость своих матросов. От простого к сложному, от глобального к мелкому и вот в этих мелких деталях прячется удача… Сколько ты выпустил условных снарядов?… Неверно, ты выпустил ровно 34 снаряда — рекомендую впредь интересоваться, сколько и чем стреляли не только твои корабли, но и корабли противника. Это те самые мелкие детали, из которых складывается победа… или поражение. Война не сильно отличается от карточной игры, все ухватки картежника подходят адмиралу. В том числе и помнить, какие карты вышли … Так вот, ты отстрелял 34 выстрела, причем, 21 выстрел сделал с Сокола, где был поднят твой флаг… Ну-ка, скажи мне, что это означает?… Нет, Питер, не обижайся, но если флагманский корабль стреляет в 2 раза больше остальных, это говорит, что его командир слишком горяч и торопит канониров стрелять, не столько, будучи уверенным в попаданиях, сколько просто надеясь на них. А у нас снарядов мало.

Теперь еще раз, вытаскивай карты, которые наши навигаторы рисовали — давай вновь изобразим баталию, и как получилась конфузя. Теперь ты играешь за меня, а моя задача, не повторять твои ошибки — у нас еще больше суток до Тромсё, успеем разобрать все варианты. А там проведем ученья вновь. И будем еще неделю сидеть над картами до Бергена. Кстати, если наши навигаторы и залив Тромсё изобразят так же безобразно как окрестности Вердё — буду наказывать. Имей в виду, в первую очередь их, потом и тебя, коль ты их художества принимаешь не проверив. А пока давай начинать потеху на бумаге от печки, то есть от рейда. Времени не так уж много.

Погода продолжала баловать. Ленивые двухметровые волны катили с севера, ненавязчиво подталкивая эскадру на величественные скалы берегов, на которых и разбиться то будет не стыдно. Но с этим мы решили пока повременить. Тем более, чтоб избегнуть этой участи достаточно было не верить нашим навигаторам. Так как, по их мнению, мы уже давно бороздим не воды, а земли Норвегии. Хоть и недалеко от берега. Прогрессируют ребята. Обещал им, что скоро пойдем вне видимости берегов, и буду принимать экзамены уже у них. Порадовался на их зеленоватые лица и добил обещанием, что эскадра пойдет по проложенному ими маршруту, а себя велю запереть в трюме, и вытащить только когда напоремся на камни.

И вовсе адмирал не злой. Просто ему нарисованные карты сильно не понравились. А если и следующие карты не понравятся — курс будете прокладывать без секстантов, часов и компасов, вспоминая, чему учил в разделе аварийной навигации.

Забегали. Вот могут же! Просто стимул нужен.

В Тромсё задержались уже на четыре дня. Купцы, договоры, маневры.

Экзамен у пловцов условно принял. Именно там ввел на флот классы. Матрос третьего класса, пловец второго, канонир — снайпер. Долго объяснял Питеру зачем эти сложности и какие работы, каким классам будем поручать, чтоб быть уверенным в результатах. Например, нашим пловцам третьего класса можно поручить только сплавать к норвегам за аквавитой, а вот на редкие вкрапления второго класса можно взвалить нечто более значимое — скрытно выкрасть к аквавите закуску.

Идея Питеру понравилась, он немедленно созвал совещание капитанов и боцманов — озадачивать их сортировкой команд по классам, и соответственно по жалованью.

Даже задержали начало маневров, зря, наверное, так как на залив легли глубокие тени, в которых стало не разглядеть торчащих из воды неприятностей.

В итоге делали мелкий ремонт фрегату, неудачно сманеврировавшему у камней, а потом был понедельник, он, как известно, день тяжелый, и выходить в море в понедельник нельзя. Традиция. Мы и не вышли, устроил юнгам экскурсию.

Ходили по городку и осматривали достопримечательности — толпа, растянувшаяся змеей парочек — маленький любопытный юнга и большой дядя абордажник, чуть ли не за ручку выгуливающий надежду и опору российского будущего, другой рукой прижимающий к боку Дар для любого, кто это будущее задумает обидеть.

Может, конечно, перестраховываюсь, но моя паранойя после Москвы вышла из спячки и теперь не давала спокойно жить. Странно на меня столица действует.

В кафедральный собор нас не пустили. Не очень то и хотелось. Откланялись. Сначала собору, потом городу, а потом и бухте.

Дорогу до Бергена можно охарактеризовать как ухабистую. Море стало неспокойным, волна разошлась метров до четырех. Создавалось впечатление, что волнам самим страшно в море, и они пытаются залезть к нам на палубу, радостно прокатываясь по ней и норовя отыскать щелочку, чтоб спрятаться в теплый трюм, где красочно тошнило юнг.

Ничего, пусть привыкают. Зато все металлические части блестели, как зеркала, а якорем можно было пускать солнечных зайчиков — ждали только солнца. Очень ждали. Слушая мерные удары волн, свист ветра и шипение воды, стекающей через клюзы.

Отвлекал юнг разговорами. Рассказывал им истории, в большинстве выдранные из книг Колса. Дошел даже до сказок, изящно переложив оригиналы на морскую тематику. Так у меня маленькая яхточка несла послание в дружественный порт, а злой серый фрегат охотился на нее и подстраивал ловушки. Получилось весьма интересно. Не ожидал. Особенно красочно описывал, как пара линкоров потрошила серый фрегат и доставала из него взятые на абордаж команды яхточки и порта. Мысленно удивлялся вместительности фрегата — но так было в оригинале. Юнги вместительности не удивлялись — раз заглотал пару тысяч, значит так и надо. Хмыкнул, надо развивать в поросли критический взгляд — и перешел к разбору тактических ошибок фрегата и несоответствию конструкции, поставленным задачам — стало еще интереснее. Оказывается сказка — очень поучительная штука.

Море уже давно бросило штурмовать наши борта, снизив планку шкалы с 5 до 4х баллов. Теперь волнам уже не хватало роста, чтоб залезть к нам на палубы и они просто наотмашь били нас в правую скулу. Мы не отвечали, но и вторую скулу под удар не подставляли — у моря свои игры, у нас свои.

В Бергене лил дождь. Вечный. Тяжело вздохнул, опять забыл изобрести зонтики. Дал разрешения на увольнительные по флоту. Мы тут надолго. Теперь Берген будет основной перевалочной базой наших купцов, и многие из них немедленно бросились в город заниматься наймом жилья, пока цены не взлетели. Что с них взять … купцы. Мне, на их месте было бы комфортнее на апостоле. Но хорошо, что у каждого в жизни свое место, а то, как бы мы на одно место все вместе уселись бы? Выходит — здорово, что мы все разные. Вот адмирал эскадры лазает по окрестным горам, таская за собой изрядную толпу народа, вице-адмирал играет в кораблики на разложенной склейке, пушкари вообще собрались всеми свободными сменами на апостоле — у них там полуфинал флотского соревнования по «дартсу при качке», который адмирал открыл еще при выходе флота из Холмогор. Все при деле. А если кто дела себе не находит, то для таких мазохистов есть боцманы.

Дни, проведенные в Бергене, дали многое. Экипажи отдохнули перед финишным рывком, а командиры собрали много слухов разной степени точности. Сводя информацию воедино, получаем примерно следующую картину.

Король датский Фредерик IV уже в канун марта вторгся в герцогство Шлезвиг? Голштейн и в апреле осадил город Тённинг, расположенный в устье реки Эйдер; но город этот был освобожден подошедшими из Бремена шведами. Теперь там осадное сидение.

Король польский Август в феврале вторгся в Лифляндию, и осадил Ригу. Про эту осаду вообще анекдоты рассказывают — лишний раз убеждаюсь, что тут все как на ладони и нужно быть очень осторожным в словах. А с осадой Риги получилось действительно смешно — план был, судя по концентрации на границах конницы, провести мгновенное вторжение и взять наскоком Ригу, разомлевшую от долгого мира. Да только во время вторжения, главнокомандующему армии, генералу Флемингу, понравилась знатная полячка, и он бросил армию на генерала Пайкуля, отбыв в Саксонию на свадебные торжества. Любовь" с. Нерешительный Пайкуль топтался у границ Лифляндии так долго и так громко, что рижский генерал-губернатор Дальберг не торопясь и очень тщательно подготовил город к осаде — закономерно показав подошедшим под стены Риги саксонцам очень неприличный жест. Теперь и там наметилось долгое осадное сидение.

Не устаю удивляться прихотливым изгибам мысли аристократов.

Всю прошедшую зиму Дания в авральном режиме готовила свой флот, даже несколько тысяч человек наняли в команды кораблей, в том числе и отсюда, из Бергена.

В мае датская эскадра, составом более чем в два десятка линкоров и примерно стольких же кораблей сопровождения — вышла в море под управлением молодого графа Гелденлеве, принявшего эскадру после смерти почтенного генерал-адмирала Иенса Юэля. Еще около десятка линкоров присоединяться к эскадре позже. И это, собственно говоря, все, что есть у Дании.

Взгрустнулось. Потому как король шведский Карл, готовил к выходу в море эскадру из четырех десятков линкоров, под командой генерал-адмирал графа Ганса Вахмейстера. А по Северному морю, в направлении пролива Скагеррак, не торопясь, накатывала англо-голландская эскадра примерно из пяти десятков вымпелов, из которых более двух десятков были линкорами. Командовали союзными эскадрами адмиралы Джордж Рук и Филип ван Альмонд, по слухам, самый опасный тактик во всей этой связке, к счастью, загнанный на вторые роли своим нидерландским происхождением.

И вот в эту кашу мне предлагали лезть, помахивая российским флагом? С четырьмя деревянными кораблями? Против трехдечных стопушечных линкоров? В узости Скагеррака и Зунда? Эээээ… Где у них тут таблетки от глупости? Дайте две, нет, даже четыре — мне еще неделя хода до Копенгагена, двух может не хватить.

Эскадра снималась с рейда Бергена 21 июня 1700 года. Сосредоточенно и целенаправленно. Расклад сил довел до всех, и все прониклись. Шуточек поубавилось, но и нервной дрожи было незаметно. Эскадра оставляла апостолов в Бергене, и двумя парами, фрегатов и клиперов уходила на Копенгаген — там нас ждала Работа. И ничего страшного, что моря чуть более загрязнены судами противников, чем мы рассчитывали — просто невозможное потребует от нас чуть больше времени. «Не съедим, так хоть понадкусываем».

На выходе из пролива выглянул редчайший гость Бергена — солнце. Мир вокруг оделся разноцветьем радуг, и суровые горы стали из серых — красно-золотыми, с зелеными кантами растительности. Небо стремительно очищалось, отставшие от основного облака тучки неслись по небу, пытаясь догнать ушедших вперед. Паруса хлопали под прихотливыми изгибами ветра, сбрасывая пропитавшую их водяную пыль на высыпавших из трюмов матросов.

Морские Боги желали нам доброго пути. Что ж, намек понял. Авансы отработаю. Но и вы там, в небесной канцелярии потрудитесь для нас над ветром. Желательно галфиндом. Ради такого дела даже палочек заговоренных настругаю.

Эскадра, набирая скорость, шла к месту сбора более сотни судов потенциального противника и менее пяти десятков судов непроверенного союзника. Вчетвером. Адмирал заглатывал горстями таблетки от глупости, но они не помогали.

Вернуться назад не позволяли политические соображения. Самое простое и короткое — «Петр не простит». Со следствием — что накроются мои наработки в стране бронзовым и очень тяжелым Тазом.

Выход из этого тупика лазил под боком по вантам, хорошо уже, кстати, лазил. Мне надо обменяться парой залпов с большой эскадрой противника, получить пяток дырок в паруса и ретироваться с чистой совестью, спасать, так сказать, царевича.

Долгое и спокойное курсирование в Балтике, в новых раскладах не смотрелось. Точнее, смотрелось как ловушка. Что ж, ход за адмиралом Джоном, мне первому открывать огонь никак нельзя.

29 июня выдалось чистым и тихим. Четырех бальный ветер подгонял легкую волну с северо-запада, подталкивающую нас к застывшим на горизонте судам противников. Во второй половине дня наши две пары подходили средним ходом к крепости Кронборг. Ждал встречи с крепостью с некоторым любопытством — ведь именно тут Шекспир играл страстями Гамлета, принца датского. На крепостной стене Кронборга принц и встретил тень своего отца. Будет интересно взглянуть на эти стены, а то в прошлый раз было некогда.

Вот только взглянуть на крепость было любопытно не только нам…Все море у северного рейда крепости проросло мачтами кораблей, судя по их виду — уже давно стоявших тут без движения. Похоже, датчан обложили, хотя никаких намеков на боевые действия не видно, даже затрапезного полусгоревшего остова барка заметно не было. Видимо, к банкету еще не поспели шведы. Зато приперлись незваные гости, в нашем лице.

Могу понять слишком долгую реакцию флотоводцев союзной эскадры. Пока их оторвали от чаепития, пока они протирали глаза, не доверяя им и силясь вспомнить, кому может принадлежать простой белый флаг, с косым синим крестом. Может быть, так и не вспомнили, но вот обводы кораблей нас выдают — тут уж никуда не деться. Теперь адмиралов явно терзал вопрос, останавливать нас или не вмешиваться. Баталию затевать после чая, а главное, имея на руках заякоренный флот со спущенными если не штанами, то парусами точно — не хотелось. Но и в то, что английский адмирал не попытается указать нам, как дышать и чем жить — верилось слабо. Нырнул еще раз к расчету левой носовой башни, потом к расчету левой кормовой. Напомнил сценарий. Теперь ждем хода противника, под наш заготовленный ответ.

Да кто бы сомневался, господа флотоводцы, что вышедший на перехват фрегат, прижимающийся к нам слева, прикажет выстрелом сбросить ход и паруса. Банально и предсказуемо. А где кнут к этому прянику? Где коробочка из линкоров на случай неподчинения? Совсем расслабились эти царицы морей.

Ястреб открыл ураганный огонь обеими башнями левого борта… холостыми выстрелами.

На фрегате, похоже впали в ступор, и недоуменно осматривали себя в поисках дыр. Хотя, слава их выучке, быстро разобрались, что и фонтанов промахов не было. Вот только повторить требования фрегат не рискнул, осознав себя таксой без поводка и хозяина — рядом с парой доберманов и парой питбулей, на которых он опрометчиво гавкнул.

Больше никто нашему неспешному проходу не мешал. Просто не успели. Хотя по флоту играли тревогу, звуки боцманских дудок далеко разносились над водой, а по лесу мачт засновали черные букашки.

С особой душевной радостью углядел в составе союзного флота пару до боли знакомых силуэтов — мои труды и бессонные ночи принесли зримый урожай. Оперативно они фрегаты отстроили по моим подложным чертежам, думал, будут дольше возиться. Улыбнулся, глядя на транцевую корму новостроев. Молодцы. Все согласно проекту. Жаль, что не весь флот такой. Если им денег не хватило, могли бы и к ганзейцам обратиться, нашлись бы способы их кредитовать. Но, увы, не все коту масленица.

Проходя Кронборг, поприветствовали крепость салютом, как положено. И она ответила, правда с запаздыванием, наверное, также как флотоводцы пытались припомнить, где им такой флаг встречался. А может, просто ржали над англичанами и не могли попасть фитилем в запальное отверстие.

Южнее крепости на якорях стояли датчане. Не дать ни взять — пара котов шипящих и выгибающих друг перед другом спину. Один кот пожирнее, и шерсть у него лоснится, а второй с признаками дворового происхождения, худой и лысоватый. Если бы мне приходилось делать ставки по такой аналогии — не задумываясь, поставил бы на «дворянского» кота, хоть он и облезлый, но Дания на море уже не одну сотню лет воюет. Вот только с флотами все не так просто, как с котами — кроме опыта нужна еще и воля командующего к победе. А вот с этим у датского флота не все хорошо. Откуда такие странные мысли? Да все та же способность читать между строк — вот и читаю построение кораблей на рейде. Если бы датчане собирались лечь тут костьми, они бы свои линкоры заякорили шахматной линией на фарватере. А то, что открывается глазам на южном рейде Кронборга больше похоже на мой план для нашего флота — сделать пару залпов и сматываться. И суда выстроены согласно этому плану, да еще с намеком, что легкие суда прикроют линкоры, пока те будут ковылять в бухту Копенгагена. Разочаровался. Мне тут явно делать нечего. Надо переговорить с Гелденлеве и идти дальше, глянуть одним глазком, как там шведы. Вдруг им помочь надо.

На подходе к адмиральскому линкору сделали приветственный залп, дождались ответного — да что у них за тугодумы во всем руководстве, эти тоже думали приветствовать или в борт ядром закатать — и бросили якоря, вытравливая концы и приспосабливаясь к легкому волнению пролива. В целом ситуация начала меня забавлять. Если вернуться к аналогии с двумя шипящими друг на друга котами, то наш приход выглядит как шествие охамевшей мыши. Которая, проходя мимо лоснящегося кота походя его пнула, а дойдя до облезлого — покровительственно похлопала того по лапе, и теперь устраивается в шезлонге с коктейлем и книжкой, намереваясь посмотреть, что тут будет происходить. Коты, взирали на это шествие с полным непониманием, соответственно и реакции у них заторможены — они даже мяукнуть забыли. Может, ждут пришествия большой мышиной стаи? Ну, пусть ждут. Погода отличная, тепло, море спокойное — самое время загорать в шезлонге.

Приказал спускать шлюпку — нам с Питером и переводчиком стоит навестить графа для выработки маршрута нашей дальнейшей морской прогулки. Питеру дал установку, что в датском ордере нам делать нечего, и никаких данных про наши суда раскрывать не надо. Совсем не надо, даже друзьям. Раз мы не собираемся участвовать в баталии совместно с датчанами, то и учитывать им нечего. Союзник союзником, но табачок врозь.

Граф поднял адмиральский флаг на ветеранском линкоре. Проплывая под бортом гиганта, уважительно рассматривал следы былых баталий на толстой шкуре морского бойца. Хотелось погладить борт рукой, провести по чопикам, забитым и зашкуренным в старые раны. Могу потешаться над нерешительностью адмирала, но его флот достоин уважения.

Гелденлеве принял нас с Питером радушно. Его настороженность демонстрировали только шесть солдат в блестящих нагрудниках, сопровождающих нас по всему кораблю. Правда, сопровождать было недалеко, и почетный конвой отстал у дверей капитанской каюты, оставив нас с Питером, одним морпехом и переводчиком на растерзание десятку офицеров датского флота.

Но русским и частично русским офицерам бояться не пристало! Особенно с Даром на боку морпеха.

Представились. Вручил грамоты с кучей вензелей и печатей. Обстановка заметно улучшилась. Но, к сожалению, это потянуло за собой банкет за встречу. Тоже мне, встреча на Эльбе. Расставил приоритеты, представил своего вице-адмирала как флотоводца нашей эскадры, а себя — как прилипалу, посланную Петром с флотом для решения политических коллизий, если таковые возникнут. Питер посмотрел на меня с искренним недоумением, но смолчал. Соответственно, ему досталось обсуждение интересных вещей, а на мою долю пришлась политическая пена. Стал бессовестно подслушивать деловой разговор, одновременно обсуждая с аристократами всякую галиматью. Ну откуда мне знать, когда Петр выполнит союзнические обязательства? По мне так ему вообще этого делать не стоит. А уж о том, что в этом году в моду вошло — это вообще не ко мне.

Из деловых разговоров над картами на другом конце стола складывалась следующая ситуация. Датский флот ушел в мае в бухту Хано, южнее Карлскроны, дабы воспрепятствовать выходу шведского флота. Но потом пришли сведения о подходе союзной эскадры, и датчане оттянулись на этот рейд, получив подкрепление еще из 8 линкоров. Шведы, соответственно, погрузили на корабли войска, и вышли в море. Куда они пойдут — тут и гадать не надо. Пойдут на соединение с союзной эскадрой. Путей для соединения два — долгий и безопасный — пройти южнее Зеландии, через Большой Бельт и выйти к Зунду с севера. Или короткий, но сложный, вдоль побережья Швеции, восточнее Сальтхольма, с выходом к Зунду с юга. Этот путь мало проходим для тяжелых линейных кораблей. Пролив у острова Сальтхольм похож на Маркизову лужу финского залива моего времени. Мелко. Есть фарватер, довольно извилистый, длиной добрый десяток километров, но датчане, отступая, сняли с него вешки. Кстати, судя по обсуждаемым глубинам, наши корабли, если их разгрузить, пройдут и рядом с фарватером, хотя и не везде. Одним словом датчане считали, что Карл тут не сунется, имея более надежный, хоть и более долгий путь.

Но то, что помнил о Карле — заставляло меня сомневаться в этом выводе. Молодой, горячий, торопящийся, судя по Полтаве…

Сделал себе зарубку изучить этот фарватер и местность вокруг. Если ничего не получится — просто прогуляемся, как и планировали. А если получится …

Не буду загадывать наперед. А вот прикрыть себя бумажками, раз уж в голове начали бродить батальные мысли — надо обязательно. Мне черноморского экспромта вполне хватило.

Уединились с Гелденлеве и переводчиком на уголке стола, стали обсуждать политические вопросы — мол, надо нам согласованный флотоводцами план действий эскадр облечь в меморандум. А то вдруг мы наткнемся в рейде на шведскую шняву, и нам надо иметь официальный повод пальнуть по ней. Ведь войну то Петр неизвестно объявил уже или еще нет. Адмирал сопротивлялся такой постановке вопроса, упирая, что это уже дела Адмиралтейства. Тыкал в адмирала мандатом от Петра, в котором черным по белому, старорусской вязью и с ошибками было написано, что мы пришли воевать вместе с датским флотом. Так какие препятствия? Адмирал считает возможным для себя не выполнить волю двух монархов, заключивших между собой союз?

Меморандум мы составили. Сделал для себя еще один неприятный вывод — датчанин отступает при малейшем давлении. Отвратительное качество для флотоводца. Ну да бог ему судья, как тут говорят.

В редактировании меморандума под конец принимали участие все офицеры флота, что добавило бумаге выкрутасов. Если отбросить всякие вычурности, то отдельной русской эскадре присваивались права авангардной группы датского флота, соответственно с правами этого самого датского флота. А вот от обязанностей, кроме как не пятнать чести Дании и прочей аналогичной казуистики — удалось частично отвертеться. Зачем нам датские адмиралтейские инспекторы? Может еще и наши корабельные описи адмиралтейство на свой баланс возьмет? Угу, и тут же нас разберут на запчасти. И нашей флотской казной мы делиться, не намерены, как и любыми поступлениями в нее в будущем.

Договорились, что достаточно будет ввести в состав нашей группы датский корабль сопровождения, и формальности будут соблюдены. Для наших четырех кораблей даже принесли авангардные датские вымпелы — длинные и узкие треугольные полотнища синего цвета, с датским красно-бело-крестовым флагом в основании вымпела. С завистью пощупал огромное полотнище — шелковое, богато у них тут флот живет.

Этот вымпел допускалось нести совместно с не датским флагом. Точнее, нигде не было записано, что так делать нельзя, и убедил датчан, что раз не запрещено, то такое возможно. Попросил солдат, доставивших эту симпатичность, отнести наше приобретение в шлюпку. Пока офицеры не одумались от моего заговора зубов.

Отполированный меморандум подписывали уже под звон серебра надвигающегося застолья, теперь на него, в смысле на меморандум, оставалось поставить печать адмиралтейства и выходить на охоту. Если конечно сегодняшний день не поставит крест на мою печень, чего стал опасаться, отслеживая вносимые стюардами корзины с бутылками. Нет, себя считаю русским человеком, и меня шестью бутылками на морду лица не напугать — а вот печень у меня, похоже, иностранная — она откровенно боялась.

Торжества на борту флагмана, к сожалению, были только началом. Нас настоятельно приглашали посетить Копенгаген — куда же мы денемся, в адмиралтейство надо, разгрузиться надо, поставки организовать.

Выдвинулись с рейда только утром следующего дня. Под датскими вымпелами и русскими флагами. Рейд салютовал нам залпами. Красоту картины портило только состояние адмиралов. Жаль, что до бухты Копенгагена было рукой подать — длительная морская прогулка в свежий ветер нашему здоровью пришлась бы очень кстати.

В бухте якорились еще до обеда, с нами пришел датский галиот, назначенный нам в сопровождающие. С галиота немедленно отвалили шлюпки к причалам города, докладывать о политическом событии — вступлении в войну русского флота — именно политическом, так как мы по-прежнему выглядели в глазах всех мышью, между двух котов. Ястреб смотрелся рядом с линкорами пигмеем, и получить от нас ощутимую помощь датчане не рассчитывали, даже, несмотря на слухи, про эти корабли. Ну, осилили эти кораблики каких-то там османов — но тут-то, совсем иное дело! Пусть эти русские играются в кораблики, лишь бы под ногами не мешались у настоящих моряков.

Велел себе собраться, отложив внутреннюю войну организма — предстоял сложный визит в адмиралтейство. Знал бы, что визит будет не только сложным, но и долгим — отложил бы, ей богу. Воевать на два фронта всегда тяжело. Единственно, что спасло мои политические игры — изначально выигрышная позиция, подписанный меморандум, и датские вымпелы уже красующиеся на русских кораблях. Которые, кстати, бурно приветствовали горожане. Как мизерекордия, на добивание, пошли бумаги Петра. Перечить двум монархам не рискнули и в адмиралтействе, хотя наверняка пошлют к Фредерику гонца.

Добился от адмиралтейства только решения наших просьб, о выделении нам причала и амбара, где мы можем поднять свой флаг — то есть, выкинуть оттуда всех посторонних и выставить свою охрану, после чего спокойно разгружаться или загружаться.

Печать обещали поставить по возвращению гонца от монарха. Значит дня три, тут все рядом.

Покинуть бухту Копенгагена наша флотилия смогла только через четыре дня. С печатями.

Прошедшие дни были мучительны, в своей бессмысленности. Мы воюем или как? Какие ассамблеи? Какие торжества? По поводу чего?! Мне на русских балах хватает дам, чтоб от них отбиваться. Надеюсь, сюда еще не успели подтянуть бретеров и агентов влияния. Но, на всякий случай, ночевал на кораблях.

Разок был очень близок к тому, чтоб принять приглашение обворожительной фрау, осмотреть ее поместье. Девушка вполне отвечала званию «фрау», ведь это обращение возникло от имени богини Фрейи, первой по красоте в местном пантеоне богов. Подчеркивая намек на богиню красоты, девушки носили несколько перьев и золотое ожерелье, так как по преданию Фрейя имела накидку из соколиных перьев, и золотое ожерелье.

Ожерелье богиня получила в уплату за ночь, проведенную с четырьмя гномами, а домашним животным у нее был кабан, по слухам являющийся ее любовником. Удержался от соблазна. Ну их, этих фрау.

Кроме неприятных моментов наша остановка в столице Дании имела и моменты нужные. Разгрузили суда, прилично заняв два портовых амбара. В третьем амбаре организовали проживание моряков и охраны, так как устраивались мы на этой базе всерьез и надолго. Даже с поставщиками договаривались не на разовые поставки, а на постоянный контракт, что прилично снижало цены закупок. Там где стоял выбор — платить деньги или зависеть от военных поставок датчан — предпочитал платить деньги, тщательно занося все расходы в описи.

5-го июля, рано утром, наша эскадра вышла в пролив, и почти ползком, подчиняясь слабому ветерку, двинулась в облюбованное мной по картам место. Норму снабжения кораблей холостыми зарядами явно придется пересматривать — тут не столько воюют, сколько салютуют друг другу. Показушники. Хоть и приятно. Надеюсь, теперь с церемониями все, и можно спокойно поработать.

Как и представали в моем воображении, окрестности острова Сальтхольма были типичной «лужей». И сам остров, длинный и узкий, напоминал плоский блин, заросший травами. Остров выступал над водой на считанные сантиметры, редко где на метры. Спрятать на нем ничего нельзя, только если людей лежащих в траве.

Весь день корабли утюжили мелководье на самом малом ходу, периодически сдергивая себя с мелей якорями. Капитан сопровождающего нас галиота только разводил руками — он, мол, говорил этим русским, что тут сплошные банки, но им хоть кол на голове теши.

Вечером на Ястребе собрали совет. Мы с Питером, четверо капитанов, без датчанина мы обошлись, и капралы абордажа. Взял слово.

— По слову данов, Карл, с флотом своим, со дня на день пройдет около этого самого места, где мы якоря ноне покидали. И далее у него два пути, либо вокруг Зеландии, либо напрямик, через эти мели. Даны говорят, что Карл тут не пойдет. Но мнится мне, именно так он и поступит. Скор Карл, вопросы решать. Нетерпелив. Не будет он вокруг ходить, пока напрямки не испробует. А значит, встанет тут рейдом, да на шлюпках отправит фарватер промерять, да вехи ставить. А как промерит, тут он флот свой проводить и начнет. И проводить будет скоро, плотно забивая фарватер кораблями, так как станет торопиться узкое место пройти. Вдруг да даны обнаружат такую переправу, да подгонят сюда часть флота. Ведь отсюда до рейда датских кораблей километров 50, не более. А посему приказываю …

Ночью эскадра лишилась почти всех своих шлюпок, поначалу курсировавших между кораблями и островом Сальтхольмом, а потом укрывшихся на острове Амагер, километров на 8 севернее поселка Драгёр.

Перед этим у меня состоялся разговор с царевичем.

— Алексей, ведомо тебе, что ругаю капральство твое за дисциплину скверную, да непослушание. Есть для вас шанс доказать, что сильны вы не только проказами. Ноне наш вице-адмирал фон Памбург намеревается баталию шведскому флоту дать, да кораблей у нас мало, как и людей — каждый человек на счету. Посему, хотим поручить тебе, да капральству твоему дело важное — начало баталии отметить. Но подумай хорошенько, дело очень трудное, коль ты на минуту раньше сигнал дашь или, не приведи господь, замешкаешься — вся баталия сорвана будет, и корабли наши на дно пустят…

Одним словом — уломал отрока занять выделенный пост наблюдения, теперь он, с гребцами шлюпок и своим капральством прятались в прибрежных травах и кустарниках Амагера, высматривая, когда шведский флот начнет створиться с ориентирами. Задача поста была подать сигнал и быстро, на шлюпках, дойти до северной оконечности Сальтхольма, до которой грести около 6 километров. Там они подбирают забытых нами ночью на острове пловцов, и сматываются обратно на Амагер, дожидаться конца баталии и эвакуации. Гребцами на шлюпки посадил абордажников с Дарами, а то мало ли что…

Теперь оставалось только ждать, отведя наши корабли севернее и спрятав их за горизонтом. Потянулись тоскливые часы ожидания. Прошел день. Сопровождающий нас датчанин расслабился, не ведая наших планов, и занялся привычным делом — бездельем на рейде, удивляясь, чего это мы команды гоняем и сторожим каждый шорох, будто шведов ждем. Даже доказывал нам на совместном ужине бредовость предположения о том, что тут поведут флот. Ни один адмирал, хоть немного понимающий свое дело, так не поступит. Убедительно доказывал. Кивал, соглашаясь с его аргументами. Вот только он не общался с Петром, и не подозревает, какие коленца могут выкинуть монархи. Будем ждать.

Уверовать в то, что Карл прошел мимо и двинулся в обход, как нас убеждал датчанин — не успели.

7 июля, ближе к обеду прибыла посыльная шлюпка — шведский флот встал на траверзе Драгёра и спустил массу шлюпок, обследующих фарватер. Причем, вешек они не ставят, ставя вместо вешек сами шлюпки.

Шах и мат. Бешеное напряжение последних дней спало, и тело начала затапливать волна азарта. Даже мысли о шведских моряках ушли на задний план. Вот только интересно, если они шлюпки для вешек задействовали, на чем они будут спасать экипажи и войсковые наряды с тонущих кораблей? Ладно, это их дело. За торопливость в войне платят только одну цену, впрочем, как и за леность. Видимо Карлу его адмирал не смог этого объяснить. Точно так же, как мне не удалось донести этих истин до Петра. Сочувствую адмиралу.

Объявил боевую тревогу по флоту.

С датского галиота пришла шлюпка за разъяснениями… Ну что вы, ничего страшного не происходит! Шведы таки пришли… Да, да, всем флотом, и собираются ударить в тыл Гелденлеве… А мы решили большие ученья провести, с боевыми стрельбами. По шведам. Но вам за нами все равно не угнаться, так что просто подождите нас пока тут… И хоронить нас раньше времени не надо! Как там — на все воля Его.

Две пары кораблей замерли, превратившись в одно напряженное большое ухо и выпученный глаз. Хорошо еще, что погода баловала, и горизонт всего лишь тонул в синеватой дымке, а не в серости тумана или облаков. Последние минуты ожидания — это самое мучительное.

Густой далекий грохот мы все же расслышали, за ним еще и еще. А взлетевшие рядом хвосты сигнальных ракет подтвердили, что нам не почудилось.

— С богом, Питер, действуй по плану — это твоя баталия.

Ушел в отгороженный мне на Ястребе уголок, у меня еще примерно час, пока наши пары маневрируют у попавшего в ловушку гиганта, а потом поднимусь на палубу с фотоаппаратом, порадую государя, если конечно Питер не увлечется и не отправит нас всех на дно. Хотя, дно тут рядом — добреду пешком, высоко держа фотоаппарат над головой. Но все равно, надеюсь, до этого не дойдет.

Пара фрегатов, на всех парусах выскочившая от горизонта вдоль побережья Дании, начала левую циркуляцию, уходя к побережью Швеции и делая черточку над «Т» застрявшему на фарватере шведскому флоту. Пара клиперов, выжимая все что можно, торопились обойти остров с запада, так как Карл полез с востока, и попытаться из буквы «Т» сделать букву «Н», перечеркнув хвост флоту. Проблемой могло быть только то, что не все корабли шведов успели втянуться в десяти километровый фарватер, к моменту, когда сработали мины пловцов в голове и хвосте флота, а также в середине, но это просто на всякий случай было задумано.

Жаль, что пловцы не осилят всю громаду флота, а то мы вообще могли бы подойти к шапочному разбору. Есть еще, над чем поработать.

Фрегаты начали баталию первыми, гулко защелкав бичами башен. Они даже паруса частично спустили, убедившись, что разгром авангарда превращается в избиение, так как затонувшие на фарватере корабли не давали шведам шанса вывести линкоры из узости и ответить.

Клиперам повезло меньше, около десятка шведских кораблей с двумя линкорами охранения в западню не попали, и попытались обойти Сальтхольм с запада, спеша на помощь своему авангарду. Только на востоке фарватер не размечали — еще одна ошибка командующего, и оба линкора уже сидели на банках, когда из тисков мелководья вырвались две наши птицы хищной породы.

Дальше бой напоминал охоту сворой собак на медведя. Роль своры честно и самоотверженно выполнили мелкие корабли поддержки линкоров, бросившиеся на наши клипера. Вот только охотники с большими ружьями не пришли на помощь своей своре, безнадежно завязнув в трясине ошибок своих руководителей.

А свора гончих — медведям не противник.

Уши закладывало от несмолкаемого грохота, Питер вошел в раж, и башни замолкали только на пробанивание. Над кораблями витал кислый запах сгоревшего пороха и уксуса, которым все же пришлось охлаждать орудия. Башни распахнули все люки, хоть это не особо помогало, судя по тому, что едкий дым даже в трюме ел глаза.

Хорошо, что канонирам и целиться особо было не надо — только на первых порах требовалась точность, а дальше, после разгрома арьергарда, клипера все же перечеркнули хвост застрявшей колонны и первым делом отстрелили мелкие корабли, пробирающиеся по границам фарватера мимо застывших линейных монстров назад, к открытой воде. Некоторым удалось уйти — слишком мало было двух клиперов для сдерживания трех десятков мелочи. Но ушли меньше десятка. Остальные выбросились на мели у шведского берега. По ним стрелять не стали, расход снарядов и так ужасал.

Клипера все выше задирали орудия, распространяя огненный смерч все дальше вдоль полыхающей колонны судов. Мазать начали безбожно. Приказал прекратить огонь. Памбург пытался доказать, что еще немного, и мы достанем до середины. Плохо изучает матчасть. Очень плохо. Отвел Питера в сторонку и устроил шепотом разнос. Матчасть надо знать. И свою, и противника. Не достанем. Но можем начинать красться вдоль колонны, по примеру легких судов шведов, и бить в упор. Только идем с наветренной стороны, чтоб искры пожаров до нас не долетали, и немного подождем, чтоб не попасть под детонации пороховых погребов линкоров.

Это была бойня. Даже не по себе становилось, от этого деловитого убийства шведского флота. Единственно, что длилось оно недолго. Капитаны кораблей поняли, что героической обороны линкоров от абордажа у них не получится, и их просто сожгут — после чего начали эвакуацию команд и нарядов на шведский берег. Меня это не устраивало, так как все эти спасшиеся наряды могут придти к Петру под Нарву, вот только сделать ничего не мог. Шведы сыпанули с кораблей как тараканы. Часть удалось прихлопнуть шрапнельными тапками, часть утянули на дно доспехи, если были такие идиоты, что не сбросили их, вместе с оружием, на кораблях. Были храбрецы пошедшие на абордаж. Вот только шлюпок для этого было недостаточно — слишком много шлюпок поставили на разметку фарватера. Непростительная ошибка. На шлюпки пушкарей не отвлекал. Морпехи справлялись.

Море чернело от людских голов. Над всей этой кошмарной картиной рвались шрапнельные снаряды, уже даже не прицельные, а как получиться, так как весь пролив превратился в шевелящуюся массу темных точек с редкими вкраплениями шлюпок.

Стреляли по нам в ответ? По началу — да. Может по этому, Питер и впал в боевую ярость. Первый час боя у меня вообще была мысль бросить эту крысу, попавшую в мышеловку для маленькой полевой мышки, но в боевом угаре и артиллерийских дуэлях, с нашим перевесом — мы незаметно преодолели кризис этой баталии, и теперь чаши весов стремительно падали в нашу сторону. Теперь над морем слышались только характерно щелкающие выстрелы башен, сильно отличающиеся от гулких залпов линкоров, которые гремели, не переставая, еще полчаса назад.

В небо поднимались многочисленные столбы густого дыма, неохотно вытягивающиеся в вышине длинным языком, указывающим на север. Казалось, огромная рука протянулась по небу в сторону союзной эскадры, прося у нее помощи. Вот только достанет она до Кронборга еще не скоро, скорее всего, растворится по дороге, вместе с надеждой шведов на подмогу.

Чувствовал себя — как будто избил связанного. Неприятно. Но мои тараканы жили только в моей голове, каждому матросу флота было понятно главное — это победа.

Среди затихающих залпов вышел к ограждению бака Ястреба.

— Матросы!!! — сделал паузу, дожидаясь, когда ко мне повернуться раскрасневшиеся лица. — Виват адмиралу фон Памбургу!!! Он привел нас к победе в этой баталии! Виват!!!

Пожалуй, только этой искры и не хватало для выброса накопившегося у команд напряжения. Сокол стоял под боком, и там прекрасно слышали мою здравицу. Теперь от лавров Питеру не открутиться. А вот мне придется получать на орехи. Не думаю, что государь наш будет доволен, что шведов без него побили. У Петра тараканов в голове даже больше чем у меня. Ничего, выкручусь. Главное, что на северных морях появился условно русский адмирал, гроза шведского флота и так далее и тому подобное. Одним словом, делаю по накатанной дорожке как с Крюйсом.

В стихших залпах орудий и криков команд стали слышны звуки вялой перестрелки на острове. Причем, судя по звукам, работало несколько Даров. Похоже, морпехи нарвались на солдат, выбросившихся с кораблей не на шведский берег, хоть до него и ближе было, а на остров. Вот только не поверю, что морпехи не могли просто прорваться к шлюпкам и уйти на Амагер, зачистив побережье, чтоб не выстрелили в спину. Их этому учили. Сам лично и учил. А еще с них требовали исполнять приказы! Кто сказал, что победителя не судят? Скоро я этого кого-то сильно удивлю. А если эти «Рэмбо» еще и царевича не эвакуировали, удивятся вообще все.

Послал один из двух оставшихся тузиков, отягощенный четырьмя морпехами, на Сальтхольм с приказом заканчивать эту ненужную войну на острове, и всеми шлюпками следовать к эскадре. Шлюпки нам нужны для зачистки. Половину шлюпок к нам, половину к фрегатам, часть шлюпок нам предоставили шведы, рискнувшие идти на абордаж. Уважение их героизму, лишь подчеркнувшему просчеты командующих — навались они на нас всеми шлюпками, и у них могло получиться. А так … Собираем все шлюпки, сажаем в них морпехов, и от корабля к кораблю они пойдут впереди наших судов — искать затаившиеся на вражеских кораблях команды. При встрече неприятеля, если он не сдастся сразу — в бой не вступать — эвакуироваться. Можно даже вплавь, просто выпрыгивая за борт. Море позволяет. По такому кораблю немедленно отстреляется эскадра. Шимозой. Нам эти суда все равно девать некуда, а усиливать Данию …

Впереди еще были долгие часы зачистки и опускающаяся ночь. А шведский берег, в полутора километрах западнее, кишмя кишел спасшимися войсками. Хотя, проредили мы их изрядно. Но на всякий случай дал команду отстреляться и пристреляться по береговой линии. Пусть знают, что мы про них не забыли и на лаврах не спим. После чего разослал команды матросов для подготовки ловушки к ночи. Собирать деревянные обломки и изымать все незадействованные канаты, в том числе с зачищенных судов.

Ночь опустилась совершенно не вовремя, мы еще и до половины строя судов не добрались.

Побоище подсвечивалось пламенем костров, пляшущих на остовах бывших грозных кораблей. Вокруг плавали деревянные обломки, разбросанные детонациями пороховых складов погорельцев. Эти обломки днем просто дымили, а ночью море покрылось красными огоньками углей и язычков пламени. Напомнило мне концертные залы моего времени, где зрители порой поднимали огоньки зажигалок, и в темноте переливалось море язычков огня. Праздничная и величественная картина, если не вспоминать, чем она вызвана.

Все начало ночи бегал как наскипидаренный, ждал ответного хода. Не верилось мне, что все закончилось. Когда, по моим прикидкам, противник должен был начинать — приказал дать серию выстрелов по берегу. Специально встали на якоря еще засветло, и приказал канонирам пристрелять берег. Теперь темнота не мешала — все равно били по площадям, наудачу. Все капральства морпехов вглядывались в темноту, а наши шлюпки растянули канаты с нанизанными на них плотиками, сколоченными из обломков поврежденных кораблей. На плотиках стояли светильники, все, что смогли собрать, прочерчивая ночь качающимся пунктиром огоньков. И все равно мы не могли перекрыть линию ловушки целиком. Оставалось только смотреть, а особенно внимательно — слушать.

Но ночь молчала. Только толкалась в борта судов, и плюмкала, расплескивая волны, неудачно напарывающиеся на форштевни кораблей. Приказал снимать двойные вахты и половине экипажей отсыпаться. Хотя, какой тут сон. На двух тузиках отправил пловцов к непроверенным кораблям. Просто послушать. Затаившиеся на кораблях противники ночью могут стать разговорчивы, или храпливы — но в любом случае, могут себя выдать. Да и просто будет центр ловушки под присмотром.

А еще часть матросов в трюме шили большие андреевские флаги. Вот датчане удивятся, когда завтра днем их сюда приведет сбежавший в начале баталии галиот-сопровождающий. Было четыре русских корабля, а теперь стало побольше.

За эти призы надо будет еще ожесточенно торговаться с датчанами — но расставить точки над «Ё» надо сразу. Смягчить удар по самолюбию датчан можно тем, что пока эти суда будут охранять бухту Копенгагена, а если к нашим призовым командам дадут полнокровные датские команды, то суда смогут встать рядом с ордером графа Гелденлеве. Не влиться в него, а встать рядом. И под андреевскими флагами. Все согласно договоренностям — просто наша авангардная эскадра слегка подросла.

Это уже начинаю разрабатывать тактику на ближайшие дни. Что делать, дурная привычка заглядывать вперед. Да и кому еще этой мышиной возней с датским адмиралтейством заниматься? Питеру теперь надо грудь колесом держать, ему в эту торговлю лезть не следует, его образ будет у нас чистый, грозный и бескомпромиссный.

Вот как действует ночь на человека. Думы всякие, планы. Кстати, как там с планами шведов?

Вышел на палубу перед самой собачьей вахтой, дал отмашку пушкарям. Ястреб расколол ночь серией выстрелов по берегу. Серию подхватил Сокол и оба фрегата. Доброе утро уважаемые шведы. Мы про вас помним.

Плевать, если там с вечера никого нет. Переживем мы потерю двух десятков снарядов на корабль. Зато утро зарождалось спокойным и туманным. Огоньки разбросанных обломков гасли вместе с ночью и их дымки растворялись в легкой дымке тумана. Обломки десятка судов еще выбрасывали снопы искр. Но поверженная эскадра уже сдалась. Сначала хитрости, затем огню, а теперь вот деловитым призовым командам, обшаривающим новые русские корабли.

Оставшиеся суда зачистили в течение часа. Просто ударив по локализованным пловцами судам с затаившимися командами шрапнелью, и предложив сдачу. Запал боя прошел, и хладнокровно сжигать корабли было уже тяжело. Но такого количества пленных не ожидал. Велел всех солдат перевозить на остров под охрану одного капральства, а офицеров запереть в кораблях. Сняли с них все, включая пояса. Надеюсь, мысль о бунте солдат их не посетит. Почти две тысячи набралось. Задумался, может, и стоило расстрелять затаившиеся корабли шимозой. Нам эта баталия принесла полсотни раненных, четырнадцать убитых, дырявые паруса и несколько дырок в бортах. Если бунт пленных растопчет еще и охранное капральство — боюсь своей неадекватной реакции. Лучше пусть даже не пробуют. О чем и сказал через переводчиков нескольким сержантам шведам, предварительно расспросив их про то, откуда они родом. Наивные, они думали, за выкупом туда посылать буду. Нет, буду, конечно, они мне отличную мысль подали. Но сказал еще, что сделаю в случае их непослушания. И на тлеющие обломки судов показал, чтоб представили, как это будет выглядеть у них дома. Вот такой злой и беспринципный советник по политическим вопросам у русских, не то, что адмирал фон Памбург. Да, кстати, именно фон Памбург выиграл баталию и сохранил всем вам жизнь. Цените. И другим расскажите.

Устал. Пошел откат. Доклады о призах уже как сквозь вату пробивались. Растолкал Питера, поставил задачу, что делать с призами, что с пленными и куда послать шведов, если они попробуют взять реванш. Датчан посылать не надо — будить меня. Шведы, если соберутся на переговоры — пусть ждут, пока проснусь, можно предварительно узнать, чего они хотят, но в принципе, они мне не интересны. Наши флаги развесить на всех кораблях, даже на частично затонувших. Да, чуть не забыл! Эвакуируйте на суда капральство юнг с охраной, думаю, им полезно будет посмотреть на этот разгром и полазить по разбитым кораблям. Меня не трогать максимально долго. К обеду привести суда в порядок. Убитых будем хоронить в Копенгагене. Вроде все.

Четыре датских фрегата прибыли только к вечеру. К счастью, у капитана сопровождавшего нас галиота хватило ума не врываться на улицы Копенгагена с криками «Шведы атакуют!», а ворваться с этими криками на флагман к графу. Гелденлеве поступил вполне грамотно, отправив дозор, а, не снявшись всей эскадрой — иначе, на его хвосте, сюда прибежали бы англичане с голландцами. А оно нам надо?

Сказать, что датчане были в шоке, это сильно приуменьшить. Особенно их поразила деловитость, с которой мы выковыривали теперь уже наши суда из ловушки. Для этого, еще до обеда, пловцы ныряли и подрывали три затонувших корабля, благо пороху и пушек, из которых быстро можно сделать бомбу — имелось с избытком.

В обед еще раз обработали побережье. Для профилактики. Сказали приятного аппетита. Правда, дымков костров видно не было, жаль, канонирам не помешали бы ориентиры.

К прибытию датчан на глубокую воду вывели уже девять линкоров, три фрегата и четыре легких фрегата. Остальные призы застряли либо на фарватере, либо в процессе вывода кораблей из ловушки. Много еще мелочи сидело на мели, с разным удалением от берега. Их стягивали якорями, но процесс обещал затянуться.

Все ценное, в смысле денег и ценных мелочей, уже перегрузили на нашу четверку. С некоторых кораблей капитаны даже не успели забрать судовую казну и судовые бумаги. Наша засадная охота оказалась на диво богатой. Так как и казну армии эвакуировать не успели. Интересно, а самого Карла эвакуировали? Рассуждая логически — эвакуировали, но, скорее всего раненного. Почему? Будь он целый и в сознании, даже если его увезли на берег — Карл устроил бы нам минимум бессонную ночь. А вот если его повезли вглубь страны — тогда понятно отсутствие бурных действий и столь быстрое бегство команд с кораблей. Ну, а если бы его убили — давно тут маячил бы шведский парламентер.

Если. Сплошные если. Будем ждать и стягивать на глубокую воду трофеи, а потом еще и подъемом займемся, что быстро поднять сможем. Думаю, неделя времени у меня есть — а вот потом может быть масса вариантов. Самый опасный вариант — союзная эскадра. Вот ради нее и стаскивал с мелей мелочь. Будет у меня много брандеров, а на них много пороха. А пролив Эресунн у Кронборга узкий, менее 4х километров, и мелкий, с судоходным фарватером шириной метров 300. Раздолье для брандеров … Одним словом, шансы были. И время еще было.

Адмирал Рук без одобрения адмиралтейства не полезет — будет ждать. Шведы могут полезть, но им особо нечем — десяток полтора линкоров у них остались, но на флот реванша это будет слабо похоже. Датчане могут ударить в спину. Могут. Но все призы приказал заминировать. Абордаж шведов на шлюпках? Их собрать — тоже время надо. Днем посылал на берег разведку, после артподготовки. Нет там никого. Отошли. Причем явно недавно. Шлюпки, что собрали по побережью, отогнали обратно на призы. Негоже призам некомплектными стоять. Хотя, шлюпок все равно получилось мало. Много их потонуло, много пожгли. Ходили вечером с датчанами по берегу, смотрел на эти сгоревшие остовы, тянущие к небу обугленные тонкие рога шпангоутов. Гнетущая картина, особенно на фоне прибиваемых к берегу убитых и обугленных громад кораблей невдалеке. Даже вода, подсвечиваемая заходящим солнцем, казалась красной и была соленой на вкус. Датчане все не могли отойти от шока. Прямо сейчас они в спину не ударят.

Значит неделя.

12 июля 1700 года ушел с первой партией призов и Ястребом в Копенгаген, оставив Питера на хозяйстве, с задачей вытянуть за неделю все, что вытянется, но не жадничать. Острейшим вопросом стали призовые команды. Сняв с кораблей половину матросов, из полуторных команд, наскребли 130 человек вместе с десятком юнг. Забрал и два капральства пловцов — фарватер они почистили, и делать им тут было нечего. Поручил пловцам вести трофейный фрегат под командой боцмана. Хоть это был и не их профиль, но морпехи у меня командам помогают во время плаванья, и представление о деле имеют. Потихонечку доведут, заодно и потренируются.

С трудом увели с рейда два линкора и фрегат. Если погода испортиться — призы мы, скорее всего, потеряем. Надо клянчить у датчан команды, и торговаться за призы, которые не сможем быстро вытащить. И предмет торговли нарисовался — как никак, но мы воевали под датским вымпелом, хоть и под своим флагом, оставалось решить — как будем делить шведские корабли. Но это все слова и маневры. Настоящая опасность стоит за проливом Эресунн, в лице англо-голландской эскадры. Получив информацию о том, что тут десятки шведских кораблей — они могут пойти на прорыв, чтоб блокировать место боя и вернуть корабли шведам. Ведь усилить Данию им хочется еще меньше чем мне. А в стойкости датского адмирала у меня есть обоснованные сомнения. Тем более что с датчанами англичане могут просто договориться о взаимных уступках, и моя эскадра останется один на один с союзным флотом. Такой расклад категорически не нужен. А чтоб мысли данов приняли нужное мне направление — придется вспомнить про грязные технологии. Ненавижу политику. Но англичан надо убрать отсюда любой ценой.

Любой. Передернулся от похоронного звона, звучавшего в этом слове. Прав был гроссмейстер мальтийцев — проклянут меня. Сам и прокляну. Но только когда все сделаю.

Жаль, что никогда не узнаю результата размена себя на будущее.

13 июля бросили якоря в бухте Копенгагена. Сутки шли какие-то 50 километров.

Нас встречали с помпой, так как вернувшиеся вперед нас датчане новость о разгроме шведского флота в себе не утаили.

Адмиралтейство думало, как реагировать, народ ликовал, мои команды искали, где бы выспаться — обычная картина победы.

Датские военные изображали ликование вместе с народом — встречали нас пальбой пушек и приветственными криками. Не обольщался, так как первым делом переговорил с адмиралами о помощи нам датскими командами и записи наших призов в датский орден, но под русским флагом. Датчане отвечали уклончиво, а при слове призы откровенно морщились. По растерянному виду было понятно, что их мысли крутятся вокруг одного — «А не опаснее ли лекарство самой болезни? Не пора ли на помощь англичан звать против этих бешеных корабликов?». Ко мне внимательно присматривались, будто ожидая, что вот-вот у меня пена изо рта пойдет, и всех покусаю. Тяжело вздохнул — уговорами не получается, а времени мало. Запускаю план «Б», пусть теперь они сами меня упрашивают принять их помощь.

Несмотря не некоторый холодок, возникший между нами и адмиралтейством — поражение шведского флота, везшего десант в Копенгаген, праздновали бурно. Именно поражение шведского флота, а не победу нашего. Вот такие нюансы. Но большинству датчан на эти политические игрища было плевать, и нас все же пригласили на этот праздник в главной роли.

Торжества получились знатные, датчане даже заставили нас ночью репетировать. Что энтузиазма усталым командам не добавило. С утра 14 июля мы маршировали по городу, вместе с датчанами, разумеется, и участвовали в торжественном построении. Много музыки, много речей. Весь город собрался посмотреть это представление. Запустил план «Б». Долго говорил, оставляя паузы для переводчика, как Россия и Дания, плечом к плечу, братья навек и Зунд нам по колено, что местами недалеко от истины. Домашние заготовки. Народ воспринимал благосклонно. Далее углубил эмоциональный фон. Награждал своих матросов и нескольких датчан с галиота-проводника. Какая разница за что! Денег много, можно и широкие политические жесты демонстрировать. Будем считать, датчане выполнили наш план, так же, как мы выполняли план датских адмиралов.

Но это была прелюдия. Далее, при скоплении всего города объявил, что мои моряки заслужили отдых, и на неделю отпускаю их в город. Не всех, конечно, но многих. А капральства пловцов в полном составе. Моряки кричали «Ура», горожане поддерживали крики просто за компанию. Переждал. Толкнул речь — что надеюсь, дружественные датчане не обидят моих моряков, а наоборот, будут их поить и оберегать. Посмеялись. Добавил, что остался совсем без моряков, а мне надо. Много. И готов хорошо заплатить наемным матросам. А датское адмиралтейство, безусловно, охраняя интересы Дании, матросов пока не дает. Так что … «Не будет ли любезен глубокоуважаемый джин …».

Самое интересное — что это все была дымовая завеса. Прибегут ко мне датчане наниматься — хорошо. Если нет — ничего страшного. Главное, что все мои матросы будут в городе.

Капралам пловцов велел собирать своих подчиненных на призовом фрегате и ждать меня со званного обеда. А пока пусть они еще раз по фрегату полазают.

Не рассчитал с обедом. Заставил ребят ждать почти до ужина. Но с торжеств было не сбежать, меня там плотно обложили. Зато байка о непобедимом адмирале Питере фон Памбурге начала самостоятельную и бурную жизнь. Как мог, украсил ее подробностями, где адмирал, поддерживая одной рукой израненного и истекающего кровью рулевого, затягивая на нем бинт зубами, другой рукой держал остатки разбитого тремя ядрами штурвала, а третьей рукой размахивал шпагой и вдохновлял матросов своим примером. Датчане впали в шок еще раз. Особенно, когда пообещал им «Ничего! Скоро адмирал сюда доберется и …». Конечно, пришлось вставлять в эпическое полотно «Как Памбург шведские линкоры шпагой порубал» и правдивые картинки, которые, как не странно, смотрелись на основном фоне чистым вымыслом. Вот и говори людям правду. Политических дебатов датчане по-прежнему избегали.

Вечером засветили небо фейерверками. Красиво. Под ними и сбежал к пловцам.

Засиделись с ними заполночь. Прорисовали два основных плана и один запасной, в зависимости от ветра и удачи. Отпустил всех отсыпаться, завтра с утра поминовение и похороны. Проверил, как устроили шестерых тяжелых раненых, которых привезли с собой, и засел писать письма. Как там положено? «Государь мой, Петр Алексеевич …»

Утро было печальное. Война без жертв не бывает. И наши павшие ушли достойно, гоня перед собой многосотенные толпы шведов, хоть и от этого тоже грустно. В Копенгагене появилось отдельное русское кладбище, невзирая ни на какие расходы. Ермолай взял на себя все дела с погребеньями и церковные вопросы. Скоро тут и православную часовню отстроят. И боюсь, эти кресты не последние.

Отпущенные мною матросы ушли в город. Унося с собой подробную, но подправленную версию подвигов адмирала фон Памбурга. Город, казалось, только этого и ждал.

И пловцы ушли. Стало пусто и одиноко. Только перекрикивающиеся часовые давали понять, что русская база не умерла.

К обеду потянулись датские волонтеры. Не ожидал. Возникла проблема, кто их будет тестировать на профпригодность. Вновь пошел на поклон к военным, пусть хоть офицеров дадут. Временно. Мы все же союзники. Пока. На этот раз сходил на охоту более удачно. Некие положительные сдвиги у данов наметились. Вот и славно, осталось их углубить и закрепить.

А рано утром 17 июля случился перелом нашего «датского сидения». Два английских брандера, прикрываясь утренним туманом, который только начал развеивать ветерок, протаранили датский ордер линейных кораблей и взорвались, залив рейд заревом пожара. Даны впали в ярость. Не без моей помощи.

До Копенгагена весть о такой подлости англичан дошла к 10 часам утра, и уже к 11 меня пригласили в адмиралтейство.

Конечно, мы поможем! Плечом к плечу! Дайте нам людей, чтоб мы могли усилить славный датский флот русскими линкорами. Да, русскими, не надо так хмуриться, финансовые вопросы решим позже, теперь главное проучить зарвавшихся англичан! Вот и славно! Перегоняем наши корабли на ваш рейд и немедленно нападаем! Немедленно! Ждать нельзя! У нас, с новыми кораблями, двукратное преимущество получится, и пока англичане с голландцами не придумали еще какой непристойности — одним ударом выметем их от датских берегов. Вперед! На врага!

Команды нашлись. Их сформировали, частично разукомплектовав флот. Своих матросов попытался отозвать из увольнений — с некоторыми это даже получилось, и уже после обеда мы снимались с якорей, разворачиваясь в сторону рейда наших призов у Сальтхольма. С рейда датского флота туда же выходили шесть переполненных матросами кораблей.

Датский кот перестал шипеть, насупил брови и собирался бить морду, даже невзирая на то, что противник отнекивался и на все ноты датчан отвечал непониманием — доказательства были железобетонные, корабли, флаги, найденные трупы экипажей. Данам хватило.

Датские команды прибыли к острову, когда мы уже успели поужинать. Можно сказать они прибыли стремительно, учитывая ветер и типы их кораблей. Эскадре успел донести информацию об изменении международной обстановки. Капитаны хмурили брови и сжимали мысленно пальцы на рукоятках томагавков.

За ужином нарушал традиции — время поджимало. Уединился с Питером за едой и долгой беседой. Хотел славы? Теперь ее у тебя не меньше чем у Крюйса… Так! Вот с этого момента запоминай. Это приказ. Слава у ТЕБЯ. Кстати, заслуженная, ведь ты провел этот бой. Меня не упоминать нигде! Это тоже приказ. Государевы интересы. Мое дело решать политические вопросы и все. Точка. Теперь о славе. Вместе с ней идет и ответственность. Давай обсудим, что и как можно говорить, а о чем говорить нельзя ни при каких обстоятельствах, даже пьяным. Особенно о боевых характеристиках кораблей. Наши матросы это знают, но проведи с ними беседу еще раз.

Все. Пойдем встречать данов.

Ночью на рейде было оживленно и утром линкоры, под андреевскими флагами, в сопровождении четырех датских посудин отбыли к месту несения службы, под командой талантливого флотоводца — адмирала фон Памбурга, всю ночь разрабатывавшего план ответного удара. Удар намечали нанести сразу по приходу кораблей на рейд, чтоб эскадра противника не успела отреагировать на изменившиеся обстоятельства. Бог им в помощь.

Один призовой фрегат загрузили пленными шведскими офицерами, собранными прапорами и регалиями. Оставшееся место догрузили добром для складирования в наших амбарах. Надо будет договариваться на дополнительные помещения.

Два датских фрегата и два наших фрегата оставались сторожить добро. С данами договорились предварительно о разделе призов. Делили по принципу — кто первый встал, того и тапки. Уж очень данов поджимало время, союзный флот провел разведку боем и теперь мог напасть в любой момент. Таким образом — что ушло, то наше, а что осталось тут — то их. Нашего было 10 линкоров из которых 4 серьезно повреждены, хоть и способны к ходу и бою, остальные с разными степенями повреждений ремонтируемые силами экипажей. Пять фрегатов. Из которых три тяжелые пострадали мало, а вот двум легким досталось прилично. Было три легких фрегата, но один затонул уже на рейде — не спасли. Теперь это проблема данов. Двенадцать посудин легкого класса, однодечные по 6-20 пушек. Десять из них готовили на роль брандеров, снимая пушки и загружая порохом.

Про снятое добро с остального батального полотна говорить не будем, что могли — сняли. На наших линкорах места много. И трюмы закрыть можно, чтоб не вводить команды датчан в искушение. И корабли остойчивее с полным трюмом будут.

Несмотря на все это добыча Дании в этом сражении, в котором они виртуально участвовали — очень даже впечатляла. Мы еще с ними поторгуемся на тему небольшой денежной компенсации. Тут одних пушек лежит почти с трех десятков линкоров. Плюс сами линкоры … лежат. Одним словом — работы непочатый край. Только собрать все, что по воде уплыло — уже озолотиться можно.

Проведал пленных шведов, там нарастала проблема с раненными. Моя недоработка. Исправил. Отпустил одного офицера с условием, что он приведет обоз для раненных, которых велел перевозить на шведский берег. К охранному капральству добавили наряды датчан с фрегатов.

Жизнь после баталии постепенно входила в свою колею. Прилагал все усилия, чтоб колея эта была на нужной нам дороге. Вот и призовой фрегат с пленными офицерами и отобранными шведскими солдатами два наших клипера конвоировали в Копенгаген для еще одного парада. Всю дорогу думал, к какому бы постаменту Копенгагена бросать поверженные знамена и какие отобрать для Петра. В итоге решил бросать все, а потом все отвезти Петру, оставив пару тройку прапоров попроще датчанам. А пленные пусть ждут решения Петра в Дании, мне их просто везти не на чем. Только если на этом же фрегате. Подумаю.

Много времени проводил с Алексеем. У него накопились вопросы, а у меня на него появились планы. Вот и занимался внушением царевича, с разъяснением политических раскладов. Понравился посерьезневший подход малыша к делу. Полное море трупов и сожженные корабли к играм уже не располагали. Момент был крайне удобный и рискнул плюнуть на секретность. Юный русский царевич, попирающий шведский флот — это стоило риска. Вот и обсуждали с ним, как и о чем можно говорить. Обсуждали серьезно, как с взрослым. Потом отпустил Алексея готовить себе свиту из юнг, человек пять, а сам взялся за морпехов охранения.

Для начала настругал их на мелкой терке. Надеюсь, теперь им самодеятельность на острове будет сниться в кошмарах. Отстранил большую часть от несения службы, велел разоружаться и поступать в распоряжение боцманов — для них война в этом году закончена. И не надо на меня смотреть глазами котов. Закончена. А вот нескольким морпехам эвакуировавшим Алексея, невзирая на его сопротивление, вынес благодарность, присвоил им всем класс абордажников второго ранга, и закрепил в охране Алексея. Велел морпехам доукомплектовать охранное капральство, взамен наказанных, и помнить — единственной их задачей будет сохранение царевича, даже если за ним черти из ада придут. Хотя расстреливать датских аристократов, наверняка желающих познакомиться с наследником русского трона, все же не надо. Припугнуть можно, но незаметно.

Тем временем, тройка наших кораблей подходила к опустевшей бухте Копенгагена. Мысленно был у пролива Эресунн. Надеюсь, Питер все сделает как надо. Намекнул ему, что у датчан адмирал эээ … мягковат, и велел прожимать свой план баталии, и ее немедленное начало. Оставалось только ждать.

Копенгаген затих, будто набрал в легкие воздух и задержал дыхание. Воспользовался паузой и прошелся по городу вместе с Алексеем и его свитой. Навел на них полировку — а то в матросских робах и с отросшими волосами они несколько не соответствовали моим планам.

20 июля 1700 года русско-датская эскадра двумя кильватерными колоннами линкоров выходила из пролива, держа курс на англо-голландскую эскадру, недвусмысленно расходясь двумя охватывающими союзный рейд рукавами. 47 наших линкоров против 25 союзных линкоров. Из раскрывшегося строя колонн-рук плотной группой вышли 10 брандеров и взяли разгон в сторону плотного строя судов на рейде, расходясь веером.

Но баталия не срослась. А гнаться за ними никто не стал. Точнее попытались. Но … чем больше флот, тем меньше скорость общего строя. Это закон. Союзный флот был меньше нашего в два раза. А русские фрегаты и клипера в бою не участвовали. Союзный флот ушел. Скатертью ему дорога.

К обеду эта новость дошла до Копенгагена, вызвав вначале вздох облегчения, а потом, задышавший город взорвался бурной радостью. Мне пришлось на этот день даже отменить увольнительные, так что мы ждали возвращение флота в наших ангарах, а на причалах бурлил народ, веселясь и периодически сталкивая в воду первые ряды. Велел вывести все шлюпки с наших кораблей на дежурство около пристаней, вытаскивать паданцев, в большинстве своем, совершенно нетрезвых. Как при этом ликующая толпа умудрилась напоить экипажи шлюпок — ума не приложу, они ведь не причаливали. Но работы боцманам добавилось.

Флот победитель вернулся в бухту Копенгагена только 23 июля 1700 года. Ранним утром.

Все это время город готовился к большому празднику. Если до этого думал, что большим праздником стал разгром шведского флота — то ошибался. Судя по подготовке — город собрался гудеть несколько дней и начал это делать заранее, видимо, для тренировки.

Кроме флота ожидали еще прибытия короля Фредерика. Точнее, флот ждал на рейде, когда приедет государь, чтоб торжественно войти в бухту Копенгагена. Позеры.

Безусловно, принял активное участие в организации праздника, обсуждал с аристократами парад победы и прогон пленных шведов. Кидать знамена решили к подножию королевского трона, вынесенного на площадь, ради чего там лихорадочно сколачивали большой помост и обтягивали его тканью.

Флот входил в бухту двумя кильватерными колонами, в голове второй колонны шли наши корабли, под андреевскими флагами, вяло раздуваемыми ветром. Бухта грохотала от приветственных залпов, народ орал и вновь волновался на причалах. Отправил снова шлюпки на дежурство, обещал их экипажам списание на берег в случае повторения пьянства на рабочем месте. Сам поспешил влиться в группу аристократии встречающей своего короля. Вливался несколько нагло, рассекая толпу ожидающих строем абордажников охраны, внутри которого вышагивали мы, вместе с причесанным Алексеем и его свитой, которой строго настрого было запрещено вытирать нос чистыми рукавами новенькой парадной формы. Мысленно вздрагивал, вспоминая, как проводил экспресс-обучение этикету. Сделал зарубку на память — надо вводить эту дисциплину во всех морских школах, а то случаи разные бывают.

Фредерик прибыл пышно, на легком фрегате. Видимо, чтоб корабль мог подойти к самому причалу. Величественно помахал всем ручкой, и сбежал по сходням, опережая толпу офицеров, высыпавшую за ним. Толпу, кстати, возглавили граф Гелденлеве и фон Памбург. Последний все оглядывался на наш рейд, видимо не понимая, почему мы отогнали «птиц» подальше, и скромно стоим в сторонке.

Подождал, пока датская аристократия выразит восторг своему королю, и дал команду морпехам вежливо продавливать строй к месту монаршего присутствия.

Датский король оставил в моей памяти приятные воспоминания с нашей прошлой встречи, когда он был еще принцем, и был уверен, что он не воспримет наше продвижение как агрессию. Он вообще без охраны ходил.

Нас заметили, и, повинуясь внимательному взгляду монарха, освободили нам коридор. Подходил к Фредерику медленно, надеялся, что он вспомнит нашу единственную встречу. Даже оделся так же, как был одет в тот день — тем более что это было несложно, внешний вид формы у нас не изменился. Вот только узнавания во взгляде короля не увидел, жаль. Приветствовал короля поклоном, и на словах приветствовал от имени Петра краткой речью, подведя ее к самому главному.

— … Позвольте представить вам царевича Алексея, наследника престола русского…

Далее, в наступившем онемении расписал, как царевич храбро сражался со шведской эскадрой, будучи в нашем авангарде. Тут такое любят.

Глядя на растерянные лица аристократии, хотелось весело крикнуть «Сюрприиииз!». Будь неладен этот протокол и этикет.

В глазах Фредерика, как в окошечках игрового автомата «однорукий бандит», крутились эмоции. Ничуть не сомневался, что он примет правильное решение. И вовсе не из-за морпехов, сжимающих Дары. Все же мы союзники, одолевшие вместе и шведов, англичан и голландцев. Как там дальше будет, покажет время — а пока мы друзья на век. На несколько месяцев, так уж точно.

Датчанин не подкачал. Возложил руки на плечи стесняющемуся Алексею, даже встряхнул его для верности, и разразился быстрой фразой, которую переводчик истолковал как выражение самых теплых чувств сыну его брата Петра. Вот уж, подобрались братья — Август, Фредерик и Петр. Все трое молодые, ээээ … не очень опытные, и резкие в решениях. Хотя, именно сегодня такие выражения были кстати.

На помост быстренько затащили малый трон, и поставили его рядом с большим. Аристократы косились на меня крайне недобро. Чего это они?

Торжества удались. Особенно впечатляющ был конвой пленных шведов, ради количества которых даже отправляли корабли на остров, за пленными солдатами. Мои матросы и морпехи, марширующие на общем параде вновь вызвали ажиотаж. Все же понимают простые горожане, кому они обязаны этой победой.

От марширующих каре площадь ощутимо подрагивала, хоть гром печатного шага и терялся в гуле толпы. И завершающим штрихом — шведские знамена, накиданные перед помостом внушительной кучей. Даже меня проняло, несмотря на всю циничность.

Парад. Речи. Парад. Бал. Политические маневры. Печень. Ненавижу политику.

На балу в честь победы пришлось трудится как проклятому. Назвал себя политической прилипалой, вот из меня уху и готовили. Раз король одобрил всю нашу самодеятельность, то у меня, а особенно у Алексея, возникло неожиданно много друзей, которые стремились либо набрать очки перед нами, либо за наш счет перед аристократией. Еще хорошо, что Фредерик над Алексеем взял шефство, к ним подходили только с восхвалениями. Весь негатив, соответственно, достался мне. Одному, особо ретивому барону рассказал веселую байку, как недавно на дуэли нарезал ножом дворянчика на ломтики и скормил их собакам. Посокрушался, что собак с собой в поход не взял, ну да ничего, надеюсь в Дании собаки еще лучше, чем в России. Намек поняли.

Поздним вечером, когда начал настаивать, что царевичу пара отбыть в расположение флота, дабы продолжить исполнять свои обязанности — получил аудиенцию у короля. Так называлось официально, действие, когда Фредерик оттащил меня в уголок для разговору с глазу на глаз.

… Нет, не имею права оставить Алексея в Дании… только с личного разрешения государя моего, Петра Алексеевича…И задержаться не можем, у нас еще много дел в Балтике … Нет конечно, русский флот останется тут, с вашего позволения, как и уговорено в соглашении. Им руководит наш победоносный адмирал фон Памбург, он справиться без моих политических советов, так что, нам тут делать больше нечего, и надо выполнять иные поручения нашего государя… Например в Любеке царевича ждут старейшины Ганзы. Помните, мы говорили с вами три года назад о ганзейских факториях?… Да, тот самый… О! Вот об этом давайте поговорим подробнее …

Алексея все же увез. У него и так глаза были квадратные. Мне явно предстоит ответить на много вопросов. Но держался Алексей молодцом. Не зря мы поговорили с ним по душам перед парадом — сделал все как надо — голова гордо поднята, говорил мало, даже старался величия голосу добавить. Вот что может сделать всего одна фраза — «Алексей! Хоть эскадрой и командовал фон Памбург — но это все твои люди! От матроса до капитана! Ты кровь государя нашего, и ты с честью шел вместе с нами через трудности похода и ярость битвы! Ты победитель! Так и будь им! Тебе нечего стесняться! Рядом с тобой твои верные люди, и тебе никто не страшен, ни шведы, не англичане. Даже король Дании тебе уважение выказал. Прими славу достойно, это порой тяжелее, чем достойно принять поражение. Но о том мы после, на корабле, поговорим…».

Вечер опустился на пирующий город, но его отогнали фейерверками, огнями а в нескольких местах и пожарами. Темнота решила не связываться с таким количеством нетрезвого вооруженного народа и отложила визит в город на потом.

Утром отправил «Сокол» в Берген, мало ли, пара англичан заблудиться. Да и апостолы надо домой вести. На эту навигацию, думаю, война закончена. Пока англичане решат, что делать дальше — начнет штормить. А что будет в следующем году — неизвестно. Даже мне неизвестно. Ненавидел себя за плохую учебу. Правильно говорят — «Кто не знает своего прошлого — у того нет будущего».

Настораживали разговоры в кулуарах про Испанию. Больно уж активно обсуждали болезнь испанского монарха Карлоса Зачарованного. Чего там обсуждать? Очередное обострение у эээ … инвалида. Странно обсуждали. С предвкушением. Будто стервятники рассаживались перед трапезой, обсуждая величину обеда и достоинства отдельных частей ожидающего блюда. Настораживает.

Мозговым штурмом выдавливал из себя все, что помню про Испанию. Отбросил Колумба с конкистой, как события явно уже произошедшие. Полюбовался на оставшуюся историческую пустоту на месте Испании в моих знаниях и начал играть ассоциациями. Постепенно пришел к убеждению, что будет война и дележка испанского пирога. И скоро. Мелькало что-то такое на границах памяти.

С одной стороны — хорошо, англичане найдут себе занятие. А с другой стороны — там же Крюйс на Мальте!

Испортил себе праздничное настроение. Мое седалище подсказывало мне недоброе, и мозг глубокомысленно соглашался, сгущая при этом краски. Да что же за времена такие! Тут война, там война, в промежутках голод и групповые казни. У данов за околицей еще неприятель разгуливает и дымок вьется из не остывших пушек — а они обсуждают, какие испанские колонии не помешали бы Дании!

Кстати, а какие испанские колонии не помешали бы России? Задумался.

Копенгаген праздновал. Тут люди жили днем сегодняшним. Светлым и радостным.

Велел капралам собирать по городу наших матросов, загулявших в увольнительных еще до сражения. К обеду собрали почти всех, даже капральства пловцов нашлись. Орал на этот пьяный сброд прилюдно. Кричал, под осуждающие перешептывания горожан, что всех сгною на галерах. И кстати, некоторых действительно сгною. Что пока они пили и гуляли — мы сражались за наши и датские дома не щадя живота. Борт к борту и плечо к плечу!

Хорошо получилось. Внушительно. Вот что значит подготовился! Причем еще неделю назад. И даже речь с кем надо согласовал.

А потом наступила расплата. Присутствовал на похоронах датчан, погибших при вероломном нападении союзных брандеров. Сам пришел. Не мог не проститься с ними. Прощения не просил. Не простят, и будут правы. На душе поскуливала совесть, как побитый щенок. Погано на ней было.

Оставшийся вечер сидел на берегу около нашего причала и слушал чаек. В которых, по легендам, вселялись души погибших в море. И англичане не простят.

Бесит меня этот принцип меньшего зла, вот только деваться от него некуда.

До конца июля Копенгаген не отпускал нас смесью праздника и деловых вопросов. Повадились сидеть с Ермолаем парой за чаем и молчать. Он, скорее всего, знал о грехах моих тяжких, но в душу не лез. Хороший он человек. Все бы священники такие были.

Рисовали с датчанами проекты договоров и союзных действие. Только проекты, хоть и важные. Фредерик отбыл к войскам в Голштинию. Оба наши короля играли в войнушку, и им было не до соглашений. Хотя, безусловно, письма мы рассылали подробные и протокольные.

Первого августа Ястреб прощался с Копенгагеном бортовыми залпами. Нам отвечал весь рейд. Грустно. Устал. Больше всего устаешь от подлости. Особенно своей.

Уходили в сторону Любека, у нас там были некоторые дела, в том числе доставить ганзейцам пачки каперских свидетельств датчан.

Первый раз держал в руках настоящее каперское свидетельство, расцвеченное печатями и подписями. К моему удивлению, документ это оказался очень строг. Для начала — капер должен был внести залог в 15000 талеров. Далее, захват судов можно было производить только в водах воюющих противников и только пока идет война. Капер, имеющий несколько свидетельств, захвативший судно в открытом море, а не у берегов воюющих стран, а так же капер, спрятавший свой флаг — считается пиратом.

Капер не имеет права трогать груз. Совсем. Захваченное судно должно быть доставлено на суд государства выдавшего свидетельство. Там разбираются, законен ли был захват. Если захват признают незаконным, то захваченное судно отпускают, а его капитану платят очень приличный выкуп из залога капера. Остальной залог идет на штраф в пользу государства.

Если все же захват признан законным — судно и груз выставляют на торги, причем сам капер принимать участие в торгах не может. Полученные с торгов деньги делят поровну между владельцем судна, командой и компанией снарядившей корабль. Вот так все непросто.

Но у ганзейцев вроде есть большой опыт каперства, думаю, они разберутся.

А мне надо решить накопившиеся дела в управлении Ганзы и поводить руками, чтоб советники не забывали, откуда ветер дует — а то письма письмами, но личный втык гораздо продуктивнее. И Алексею будет полезно послушать деловые разговоры, а то от хвалебных речей датчан он совсем разомлел — пришлось приводить в чувство его и капральство юнг, после чего Ястреб стал блестеть как новенький. Все же быть адмиралом иногда приятно.

Подходили к Травемюнде длинными галсами против юго-западного слабенького ветерка. Все бы ничего, голубое небо, по которому разбежалось небольшое стадо облачков, теплый ветер, спокойное море — вот только эта благодать означает, что будем мы куковать на рейде крепости, дожидаясь смены ветра, так как лавировать в лоб к ветру в неширокой реке — такого даже мои птицы не могут.

Не могли этого и еще масса торговцев, скопившихся на рейде в устье Траве. И мне это скопление откровенно не нравилось. Особенно их сине-желтые флаги, намекающие на шведское происхождение.

Если честно, очень рассчитывал, что шведские суда будут стоять в Киле, там плечо снабжения шведских войск было бы короче. Но … не повезло. Им.

Подходя к рейду, обдумывал, лезть на рожон или продемонстрировать миролюбие. Даже приказал поднимать на бизани ганзейский вымпел. Хотя, датский вымпел с грота убирать не стал — пусть теряются в догадках.

Шведы теряться не стали. Их посудины габариты имели побольше, чем у Ястреба, а ветер заставлял нас ковылять натужно, буквально ползком, создавая впечатление слабости корабля. Торговцев, поведшихся на эту видимую слабость и хрупкость клипера — было двое, выше по ветру и видимо совсем без мозгов, так как силуэт Ястреба должен был сказать о многом умным капитанам.

Хотя, возможно это опять моя паранойя и купцы просто снимаются с рейда, не помышляя о каких либо столкновениях.

Подозвал Глеба. Отношения у нас с ним так и не восстановились — не мог простить ему глупую потерю апостола. Хоть и нарекания к нему, как к командиру корабля, отсутствовали. Но, увы, сердцу не прикажешь.

— Глеб, видишь двух торговцев снимающихся с рейда? Мыслю, что могут они пакость учинить. Закладывай дугу от них подале, а коль они к нам прижиматься начнут, да пушечные порты отворят — бить их со всех башен. А покамест, вели мешки под борта вытаскивать. Абордажников на палубу, лишних людей в трюм, юнг в самое защищенное место. Боевая тревога!

Сближались. Ястреб забирал восточнее, обходя слева купцов, которые разгонялись по ветру, раскрывая все паруса, что было явно лишнее, если они просто снимались с рейда. А вот если они решат проскочить мимо — всадив нам бортовые залпы — то маневр понятен.

Не угадал. Каюсь. Но уж больно не хотелось начинать баталию в такой хороший день, да еще и первому. Купцы мирно прошли наш траверз, с закрытыми пушечными портами. А вот потом воспользовались набранной инерцией и заложили крутейшие правые виражи, безжалостно сбрасывая передние паруса, гулко захлопавшие на весь рейд.

Молодцы! Рискнули. И избрали единственно верную тактику — взять нас на абордаж. Может они и не купцы? Уж больно слаженно работают. Похоже, сейчас узнаем.

Обе башни правого борта почти дуплетом выплюнули первый залп. Порохом. Экономы! Шимозой надо было! Понимаю, что первые выстрелы палят тем, что заряжено было. Но надо же было раньше думать! Они бы …! … еще холостыми заряжали!

Ястреб завалился в крутой левый разворот, противодействуя абордажу и уходя от бортового залпа разворачивающихся купцов. Левая кормовая отработала по ближайшему купцу. А вот потом досталось и нам. Причем, порты открылись практически вместе с бортовым залпом. Это точно не купцы. Такой слаженности от простых торговцев ожидать не приходиться. Высший пилотаж — выдвинуть жерла одновременно с залпом, и при этом еще и попасть. Профессионалы, чтоб их …

Вновь, пригнувшись за мешки, во всей красе оценил залп пушками этого времени в упор. Гадство. Вокруг визжала картечь и летела щепа. На голову сыпались фрагменты рангоута. На мгновение ощутил себя на борту Орла, в его последнем бою. Наверное, озверел и оглох, так как не могу точно вспомнить, что кричал. Уж больно резкий переход от тихой прогулки к клубам дыма и визгу картечи, в которых потонули наши корабли.

Первый торговец, от которого мы увернулись, проскочил выше на ветер, теряя скорость и разворачиваясь вторым бортом, а Ястреб довернул по ветру и разрядил левую носовую башню в борт второго купца, накатывающегося на место первого. И снова пороховыми снарядами. Прибью пушкарей, если они живы останутся. А вот перезарядившаяся левая кормовая не подкачала, поставив на купце две жирные шимозные точки, немедленно продолженные передней башней в шимозное многоточие, явно уже избыточное — но, чего только от неожиданности не сделаешь. Мазать со ста метров наши канониры уже разучились, и второй корабль просто развернуло внутренними взрывами, вспучив палубу и закидав нас обломками.

Ястреб, яростно хлопая обрывками парусов на посеченной бизани, старался затянуть себя под защиту разгорающегося костра второго купца, уходя от повторного залпа купца первого. Но уйти не удалось. Повезло, что залп с 200 метров картечью был менее разрушителен, чем наш ответ шимозой кормовыми башнями. Все четыре снаряда легли практически точно в середину купца, вызвав концентрированный взрыв, вырвавший из корпуса огромный фрагмент и, видимо, повредивший киль. Так как корабль, с громким треском, начал переламываться пополам, склоняя мачты друг к другу, и заволакивая их дымом.

Набивал трубку трясущимися пальцами. Расслабился! Проворонил! Бездарь! Непогрешимым себя числить начал — и вот! На палубе вновь кровавые разводы.

Бросил набивать трубку, кинулся в трюм. Вздохнул с некоторым облегчением — юнги сидели в гнезде из мешков и смотрели круглыми глазами на острые световые лучи, прочертившие пыльный полутемный трюм из нескольких отверстий в бортах. Рыкнул на них, чтоб сидели тихо — еще ничего не закончилось, и метнулся обратно на палубу. Злость набирала обороты.

Моряки облепили пострадавшую бизань, заводя временные усиления и проводя через блоки сбежавшие фрагменты такелажа. Ястреб продолжал дрейфовать по ветру, отдаляясь от двух разгорающихся костров.

Высматривал в скопище мачт у берега синие флаги. Ни одного гада не отпущу с этого рейда. Заметил, как на некоторых намеченных кораблях опускают флаги, а несколько купцов снимаются с якорей.

— Глеб! Скорее давай! Корабли с рейда уходят!

Чтоб не висеть над душой, сбегал в кубрик к раненым. Четверо тяжелых среди моряков, еще двое среди башнеров и трое легких среди морпехов. Над ранеными колдовали аж четыре человека, двое от моряков и двое от абордажников — впору гордиться поставленной медицинской подготовкой в полку и на флоте. Хотя, Ястреб не показатель — Тая и тут лично экипажи обучала.

На бизань уже поднимали упавший гафель. Корабль начинал разворот фордевинд, хищно прицеливаясь на расползающиеся от устья Траве суда. Тараканы!

— Глеб, кормовые зарядить шимозой, носовые осколочными. Выстрел по курсу кораблей, и сброс на подчинившихся абордажной партии. По не подчинившимся — огонь шимозой. Вопросы? Исполнять.

Только теперь нашел время раскурить трубку. Совсем не такой мне виделась деловая поездка в Любек.

Ястреб ползал по бухте, сгоняя разбредающуюся отару обратно к рейду. Купцы превратились из волков в баранов, упирались, но бодаться уже не рисковали — пара костров угасающих в море наводили на размышления.

Задуматься пришлось и мне. Три шведских купца — добыча законная. Остальные свято уверяли, что к поставкам для шведской армии отношения не имеют. И бочки с порохом у них в трюме исключительно для личного пользования. Хорошо еще, что среди торговцев не оказалось ганзейцев — ситуация могла стать еще неприятнее.

Бочки с порохом выкупил. Поставил вопрос ребром — или они мне продают порох, или от имени датчан арестовываю их корабли и провожаю в Копенгаген. Надолго. Даже в цене сошлись. Все же, добрым словом и пистолетом можно сделать несколько больше, чем просто добрым словом. А вложение бывших шведских средств в порох — можно считать перспективным — порох во время войны только дорожать будет. Велел разгружаться купцам в ганзейскую факторию, как наиболее вместительную и лояльную мне организацию. Потеряли на этой возне еще три дня. Зато выходили раненых.

6 августа Ястреб пробрался на рейд Любека, оставив в 20 километрах за спиной разгорающийся скандал. Если честно — просто сбежали с величественным лицом. Хоть истина частично на нашей стороне, только вот доказать ее порой бывает тяжело. Но комендант Травемюнде, наблюдавший стычку, принял в спорах нашу сторону. И вовсе не из-за подношения в сотню шведских риксдалеров, равных почти трем килограммам серебра. Просто он человек оказался душевный.

Юнги после боя раздухарились, два дня отовсюду слышались захлебывающиеся рассказы про «… токмо голову склонил, а над тем местом каааак вжжжикнет, да кааак …». Но к моменту прихода в Любек команда успокоилась, и принялась деловито заканчивать уже косметический ремонт Ястреба, то есть забивать и зашкуривать чопики и застругивать выщерблены.

В первое посещение штаба Ганзы взял с собой десяток абордажников и десяток юнг, с Алексеем, разумеется. Собственно, весь первый визит свелся к разыскиванию секретаря и сообщению для советников, что назначаю на завтра, после обеда, собрание союза для решения важных вопросов. Быть всем, и подготовить отчетную документацию.

После чего мы просто гуляли по городу — посмотреть было на что. Одна библиотека с сотнями тысяч томов — влекла как мотылька лампа. Еще бы и знание языка поспевало — меня бы из Любека месяцами не вытащить было бы. А так, просто посмотрели.

На собрание союза опоздал, как и положено большому боссу — минут на 30. Вошел, не дожидаясь представления, указал жестом обоим морпехам сопровождения и Алексею, которого теперь постоянно таскал с собой, на стулья, сам с переводчиком обошел стол под заинтересованными взглядами собравшихся. Разговоры стихли. Обменялись рукопожатиями с двумя советниками — третий был в отъезде.

— Спешу всех порадовать — вот так вот, с места в карьер — нашему союзу предстоят три интересных и прибыльных дела.

Устроился на центральном стуле, и начал выкладывать на стол принесенные с собой бумаги. Сделал паузу, обвел взглядом заинтересованные лица за столом.

— Для начала, немного о сложившемся положении.

Сделал еще одну паузу. Развернул датскую карту балтийских побережий.

— Шведская эскадра уничтожена в Зунде, недалеко от Копенгагена. Почти три десятка линкоров пущено на дно, и десяток захвачен в виде призов. Можно считать, что шведский военный флот на Балтике умер и нескоро возродиться. Англо-голландская эскадра отогнана из Скагерака силами русско-датского флота. Скорее всего — минимум до следующего лета.

Еще одна пауза для переводчика — смотрел, как реагируют присутствующие. Сделал вывод, что сам факт столкновения для них уже не секрет, удивлялись только цифрам.

— Швеция еще сильна на земле, своими гарнизонами и армией. Но без поставок воевать долго они не смогут.

Передвинул по столу карту к советникам.

— Даны осадили Тённинг, поляки Ригу. Карл наверняка поведет армию отбивать Ригу, а вот на Тённинг его сил уже точно недостаточно. Слишком опасно доставлять армию кораблями без военного прикрытия. Значит, даны возьмут Шлезвиг.

Все не так однозначно, как озвучиваю — но довольно близко к истине. Народ загомонил, обмениваясь мнениями — как-никак, а Любек входит в границы территорий Шлезвиг-Гольштейн, хоть и является свободным городом.

Не дал разгореться спорам. Огорошил домашней заготовкой.

— Самое время Ганзе вспомнить, что остров Готланд являлся сердцем союза, и пока шведы слабы, вернуть себе исконные земли.

Тишина. Хмыкнул. Мелко все же купцы плавают, такая вода мутная, а они не рыбачат.

Поднял руку, останавливая зарождающийся поток вопросов и возмущений.

— Да, Ганза еще слаба. Но нам помогут! Через две седмицы русский флот уйдет из Копенгагена на патрулирование Балтики. Десять линкоров и шесть фрегатов. Эти суда окажут помощь с моря ганзейским нарядам, высаженным на острове, а в дальнейшем, останутся на рейде порта Висбю. Россия признает за островом статус свободного города входящего в ганзейский союз, в случае подписания соглашения, о предоставлении русскому флоту порта для базирования на 100 лет.

Еще одна пауза. Тут была такая тонкость — по местным правилам, предоставить на 100 лет ассоциировалась с отдачей «на век», и приравнивалась к вечной. Если этого хотели избежать, то писали в документе «… на 99 лет».

Тут стоит вспомнить бытовавшую в мое время байку, что Россия отдала Аляску Америке на 100 лет в аренду. На самом деле — продала, более чем за 7 миллионов, посчитав, с подачи Российской Академии Наук, эти земли бесперспективными. А даже если бы и не продала, а отдала на 100 лет — это все одно, считай навечно. Так было принято. Кстати, Екатерина, как многие уверены в мое время, к продаже Аляски отношения не имеет. Она умерла за 70 лет до этого. Ну да этого еще не случилось. И не случиться. Надеюсь. А вот база русскому флоту в Балтике — нужна прямо сейчас, не ютиться же по всяким Копенгагенам, оставляя наши корабли заложниками прихотей политиков.

Продолжил сразу, как закончил переводчик.

— Вот нанимать солдат для штурма шведского гарнизона на острове нам придется самим, и ради этого указал собрать все отчеты о тратах и наличии денег в Ганзейском банке. Теперь, зная, для чего нам понадобились крупные суммы, уверен, что вы еще раз, и тщательно, просмотрите все бумаги и исправите случайно вкравшиеся туда ошибки.

Посмотрел на всех многозначительно. Ясновиденьем не обладаю, но могу заложить Ястреб против шнявы, что тщательно зашкуренных приписок и недостач в отчетах масса. Добавил.

— В случае, если эти ошибки найдут мои инспектора — буду считать их уже преднамеренным воровством во время войны, которую начинает союз. Сами понимаете, что за это грозит.

А вот дальше начался бардак. Такая стройная вступительная речь, и такие идиотские реплики с мест. Что значит, зачем нам этот остров? Даже если он Ганзе даром не нужен, русскому флоту такая база не помешает. Но просто так его там не потерпят, а вот Ганзу, с ее «исконными территориями» — пропихнуть можно, хоть и со скрипом. Особенно если за ее спиной русский флот поиграет мускулами. Но знать союзу о таких тонкостях необязательно. Вон, у некоторых и так глаза горят — они стены ганзейской крепости на Готланде может, в каждом сне видят. Вот они пусть маловеров и убеждают.

Откинулся на стуле, крутя в руках так и не зажженную трубку. Поймал на себе задумчивый взгляд советника, слегка улыбнулся ему — да, тяжело будет отстранить меня от руководства. Советник уткнулся в разложенные по столу бумаги.

Рассеяно слушал переводчика, пытающегося кратко обозревать споры за столом. Параллельно с этим просматривал сводную цифирь, подсунутую мне в виде отчета. Улыбался, когда переводчик выдергивал из разговоров суммы, озвучиваемые для найма солдат, уже существенно превосходящие цифры отчетов. Купцы сами себя на чистую воду выводят. Правильно говорят — в спорах рождается истина. Суммы истины пометил у себя на бумажке.

Подождал, пока мечтатели перекричат скряг, и хлопнул по столу рукой, привлекая внимание. Надо скряг немного поощрить.

— Второе дело — вытекает из первого. Флот Ганзы, вместе с фрегатами конвоя, становиться реальной силой на Балтике. Настолько реальной, что привез для нас датские каперские свидетельства, позволяющие основательно проредить еще и торговый флот Швеции. Более того, вместе в русской эскадрой придет датское судно, везущее каперского арбитра — достаточно лояльно настроенного к нашему союзу.

Пауза. Поморщился, вспоминая стоимость этой лояльности. Ладно бы одному арбитру — но ведь чуть ли не половине адмиралтейства пришлось дары преподносить, да еще и под выпивку с разговорами о вечной дружбе. Бррр.

— Вернув себе Готланд, наш союз приобретает идеальную базу для каперов против Швеции, причем, капер всегда сможет оттянуться под защиту флота, стоящего на рейде острова. Сами понимаете, какие это открывает перспективы.

Еще бы они не понимали. Вон, даже у скряг глаза стали как у Скруджа Макдака. Можно считать, что вопрос завоевания Готланда уже решен — хотя бы для того, чтоб каперы могли с него всласть и безнаказанно поохотиться.

Присел, пережидая еще одни бурные дебаты и спокойно обсуждая с советниками, сколько и каких каперов может мобилизовать союз. Причем, каперских свидетельств у меня было меньше, чем прорезавшиеся аппетиты союза, и занимались перебором судов, оценивая, кого освидетельствовать в первую очередь, а кому потом придется самим общаться с арбитром. Увлекся. Даже не заметил, как разговоры за столом стихли, и внимание заседающих сконцентрировалось на нашем переборе. Самое время добивать.

Теперь ближайшие цели союза определены, стоит набросать им перспективу.

— Это еще не все — дождался максимальной концентрации заинтересованных и разгоряченных предыдущими сообщениями взглядов — Есть и третий большой проект, который позволит получить благосклонность Дании и значительную прибыль.

Вновь усмехнулся про себя на сделавших стойку купцов — слово «прибыль» тут будет всегда правильным паролем. Начал издалека.

— Даны завоюют Шлезвиг от Тённинга до Киля, это только вопрос времени. А что дальше? Ведь они на этом не остановятся, и очередь дойдет до Любека и Гамбурга… если их не занять другим важным и прибыльным делом. И такое дело есть!

Сделал очередную паузу, делая вид, что внимательно изучаю карту. Поднял взгляд на внимающее собрание.

— Король Дании, Фредерик IV, проявил интерес к строительству канала от Киля до Тённинга. Впрочем, на Тёнинге он не настаивает, и канал можно закончить на Эльбе, соединив Балтийское и Северное моря. Что это значит — вы сами понимаете. Шторма мыса Скагена губят великое множество кораблей, и безопасный путь из Балтики будет пользоваться великим спросом. А где спрос — там и деньги.

Передвинул по столу карту, отчеркнув на ней дугу предполагаемого Кильского канала.

В востребованности такой артерии не сомневался ни секунды, в мое время этот канал был самым загруженным в мире. Даже по Суэцу меньше судов шныряло, чем по Кильскому каналу. И паруса делу не помеха, в крайнем случае будем быками с берега суда тянуть. Вот только подробностей о канале не знал. Все, что читал — это пара шлюзов в начале и конце русла, и то, что он начинается в Кильской бухте, а заканчивается в устье Эльбы. По дороге еще часть реки использует, но подробностей уже не помню. Тем не менее, за год работы моих теодолитчиков вполне можно нащупать нитку канала, там всей длинны то менее сотни километров. И Фредерик действительно сильно заинтересовался этим проектом, вытрясая из меня подробности после первого же оброненного намека. Можно сказать, что он и к своей армии убежал только за тем, чтоб ускорить завоевание территории. И проект соглашения между Россией и Данией у меня с собой. Только вот желательно, чтоб за Россию заплатил кто-либо еще, а то Петр наверняка пожадничает. У него и так казна трещит по швам — мне ли не знать, сам принимаю участие в ее разбазаривании.

Ганзейцы опять открыли бурные дебаты. Записал себе на бумажку еще несколько циферок — богато они живут, однако. Встал из-за стола, собирая бумаги. Ответил на недоуменные взгляды.

— На сегодня заседание объявляю закрытым. До завтра всем обсудить новые дела, привести в порядок отчеты, и выработать предложения на поднятые вопросы. Основные — наем солдат, суда доставки и поддержки, снабжение нового гарнизона Готланда и флота союзников на длительный период. Далее, перенос штаба в город Висбю, организация ремонта и снабжения кораблей союзников, за отдельную плату, и какая будет политика к мирному населению Готланда — ведь именно из-за мирного населения острова у Ганзы в прошлом были проблемы. Думайте, советуйтесь. Завтра продолжим. Дела со строительством канала пока могут подождать, а вот Готланд надо брать сейчас. Учтите — через две недели русская эскадра будет здесь, и наши силы уже должны быть собраны.

Откланялся. Опять пожимал руки. Любят тут это дело.

На обратном пути Алексей похоронил меня под градом вопросов. Но ответы он вполне заслужил, просидев все совещание тихой мышкой. Да, ганзейцы нам не особо-то и нужны в обоих делах — но тут вмешивается политика. Почему Европа довольно спокойно восприняла отчуждение Константинополя у осман? Просто, каждый видит в любом деле то, что хочет увидеть. Европа видит в Константинополе рыцарей мальтийцев. Этого достаточно, чтоб сохранить лицо. И с Готландом та же история. Это не русские отвоевывают себе территории, а ганзейцы возвращают свои исконные земли. Ну а с каналом все еще проще — купцы Ганзы, люди богатые, а главное, от Любека до нитки канала будет около 60 километров. Только ганзейцы смогут обеспечить полноценное снабжение строителей канала. Помнишь, на занятиях много раз говорил — война только на треть состоит из боев и маневров, а на остальные две трети — из снабжения. Обеспечив хорошее снабжение можно выиграть любую войну, конечно, если командиры и солдаты будут уметь это делать. А вот имея гениальных командиров и обученных солдат можно войну проиграть только из-за того, что обозы с припасами застряли в дороге, а солдатам просто нечем стрелять.

Со строительством та же история. Без снабжения стройка замрет. Дания воюет, Россия далеко. А вот ганзейцы имеют налаженные караваны, и для них снабжение нескольких тысяч строителей труда не составит. Вопрос только в деньгах. Но этот вопрос обсудим позже — когда каперы ганзейцев соскребут жирок со шведов, и у них появятся свободные средства, которые нужно будет вложить в прибыльное дело. Пока не до этого, надо решать политические и организационные вопросы.

В очередной раз ошибся. Два последующих дня совещаний говорили практически только о деньгах. Перемежая эти споры отчетами о найме ландскнехтов.

С первым капитаном компании ландскнехтов познакомился на третий день пребывания в Любеке. Как глава союза подписывал контракт с его компанией. С некоторым удивлением узнал, что компания — это официальное название воинского подразделения наемников, что-то аналогичное роте. Вот только численность компании не ограничена, может быть и сотней бойцов и тысячей. Капитан — это глава компании, а его заместители называются «лей тенант», что по-французски и значит — заместитель. Век живи, век учись. Надо подтягивать языки.

Обратил внимание капитана на пункт контракта запрещающий грабежи и мародерство. «Мародер», как выяснилось, это термин, ставший нарицательным по фамилии одного из капитанов ландскнехтов — много говорит о поведении таких компаний во время войны. Поспорили с капитаном по этому поводу. Мне плевать, что там овеяно традициями. Или так, со штрафами за нарушение, или никак — на немецких землях компаний ландскнехтов пруд пруди.

На собраниях союза уже перешли к спорам о дальнейшем существовании Ганзы на новом месте. Вопрос, почему первоначальный финансовый отчет, предоставленный мне, отличался от фактического чуть ли не в три раза — спустил на тормозах. Просто отвел советников на перекур, и мило сообщил им, что в следующий раз, при несоответствии цифр, их семьи тихо исчезнут вместе с ними, и объявятся уже в снегах России, на железных рудниках. Глубокомысленно добавил, выбивая трубку — или не объявятся. От цифр зависеть будет.

Охрану, на всякий случай удвоил, ландскнехты эти нагловато себя вели. Хотя, времена военные, жесткие. По городу бандиты орудуют, нападая на всех подряд, вот и удвоил охрану. А как тут не удвоить, когда вечерами бесследно исчезли капитан и пара лейтенантов их разных компаний. Беспредел, какой-то! Хотя, эти печальные пропажи несколько снизили хамоватость наших наемников, и с ними стало возможно вести деловые переговоры. Как говорят, «…Нежданно беда помогла». Ну и славно, а то ведь наемники могли остаться совсем без командиров.

К ожидаемому сроку подхода русской эскадры на рейд Травемюнде вывели четырнадцать толстобрюхих купцов, частью наемных, частью под ганзейскими вымпелами. Почти три сотни пушек на всех бортах, почти шесть с половиной тысяч солдат и пол тысячи матросов.

Каждый день простоя обходился почти в 400 талеров, мордобои, и проблемы с комендантом крепости.

Ждать не стали. 20 августа эскадра из 15 кораблей пошла на соединение с русским флотом, растянувшись редкой цепью, чтоб не пропустить случайно долгожданных гостей.

Русских встретили только к обеду следующего дня, на траверзе гористого побережья острова Рюген. Памбург лихорадочно пытался резаться против ветра, но линкоры отказывались это делать с приемлемой скоростью. Наш визит адмирал встретил с явным облегчением. Совмещенная эскадра встала в бакштаг правого галса, двумя длинными колоннами, и уверенно начала разгоняться, держа курс на Готланд, до которого оставалось чуть больше четырех сотен километров.

Четыре дня ползли это расстояние, и это еще при попутном ветре и умеренной погоде. Хорошо, три дня. Просто к острову подходили под вечер и встали на ночевку у его южной оконечности в полной темноте, сразу сбросив десант на берег в 400 солдат.

Четвертый день, с утра, штурмовали Висбю. Хотя, штурмом это избиение назвать было стыдно. Шведы нас не ждали, и гарнизон не дотягивал даже до пяти сотен солдат. Настолько не ждали, что рейд Висбю украшали четыре шведских торговца, и с десяток парусной мелочи — которых гарантированно тут бы не было, дойди до Готланда хоть какие то слухи о надвигающейся опасности. Расслабились шведы. А зря.

Залп десяти линкоров по старой крепости, беспорядочно палящий в ответ таким скромным калибром, что ядра отскакивали от бортов линкоров — можно приравнять к безответному. Серьезное сопротивление оказали только две башни на южном и северном молу бухты. Вот только против массированного обстрела десятком линкоров, да плюс еще и шимозой, с наших фрегатов, башни не совладали, и вскоре на молу можно было рассмотреть убегающие из них точки защитников.

Клубы серого дыма поднимались над флотом, создавая впечатление, что на рейд с небес опустилось грозовое облако, и разлеглось на воде, выбрасывая из своего нутра громы и молнии, бьющие по старым стенам ганзейской крепости и высекающие из них фонтаны каменно крошки. Причем, точностью облако не обладало, и фонтаны летели не только из стен, но и со всей округи — хотя, не мог себе представить, как можно промахнуться в такую крупную цель.

Соответственно, вся округа мгновенно попряталась, толпами потянувшись в холмы за городом и привычно неся с собой узелки пожитков. Флот начал сброс десанта, спокойно и деловито, перевозя по четыре сотни ландскнехтов за одну ходку шлюпок. Канонирам Ястреба и фрегатов, согласно распределенным заранее ролям, предстояло прикрывать высадку — подавляя те орудия, которые начнут стрелять по шлюпкам. Вот только разобрать, какие именно орудия крепости посылают ядра в десант — стало сложной задачей. Крепость окуталась не менее густым облаком, из которого вырастали все новые и новые дымовые щупальца — оценить, куда летели гостинцы, и разобрать в многочисленных всплесках отправителя … Делать нам больше нечего. Гвоздили все подряд — передними башнями шрапнелью, а задними башнями — осколочными. Шрапнелью равномерно прочесывали крепость над зубцами, пользуясь тем, что план укреплений имелся достаточно подробный, а пушки стояли на верхних площадках стен, не прикрытые сверху за редким исключением. Сложность была только с подбором значения трубки — а в остальном — сплошное избиение.

Крепость сдалась на пятом часу неторопливого и обстоятельного обстрела. Даже до штурма дело не дошло. Видимо, защитники впечатлились собранными под стенами ландскнехтами. Особенно зная о кровожадности этой волчьей стаи. И было еще серьезное подозрение, что орудийную прислугу мы основательно выбили — крепость стала стрелять редко, над ней даже дымовое облако рассеялось.

До вечера обсуждали условия сдачи — в итоге отпустили гарнизон с личным оружием и знаменами. Даже позволили им забрать с рейда одно шведское судно. Штурмовать крепость откровенно не хотелось — тем более делать проломы в уже почти своем имуществе. К чему Ганзе, а ведь именно она тут заправляет, лишние пленные и потери? Гораздо важнее, занять мало поврежденную крепость. Ну, еще важно — какие слухи пойдут по Швеции.

Захочет Карл отбить остров? Будет просто замечательно! У меня даже план для него заготовлен — как он подводит к мелководью острова тучу кораблей с десантом, лишая их маневра, а пара наших фрегатов ставит окончательную точку в участии Швеции в каких либо войнах. Если десантные корабли придут в сопровождении остатков шведских линкоров — еще лучше! Свяжем толстяков нашими линкорами, потом делаем обструкцию десанту, и возвращаемся к линейной баталии …

Высадят десант тайно? Угу. А кормить и снабжать его, чем будут? Суда сопровождения же не спрятать! А по-другому на остров никак не добраться, до подводных лодок мы еще не дошли, хоть Лейбниц и теребит меня с этим, но пока рано — будут у противника броненосцы, тогда подумаю о потаенных судах.

Одним словом — ловушку для Карла заготовили качественную, и продолжали с Памбургом ее полировать, распределяя корабли на дежурные посты. Вот только сомневаюсь, что Карлу дадут в нее залезть. Он теперь будет внимательнее прислушиваться к своим адмиралам, козыряющими фразами типа «… не надо, ваше величество, а то будет как в проливе …». Даже завидно, вот бы и мне так с Петром!

Вручил бывшему коменданту меморандум для Карла, от имени ганзейского союза, в том, что остров, приобретает статус свободного города, и гарантом статуса выступает союзный русско-датский флот. Про гаранта — это наполовину серьезно — даны выразили осторожное согласие на эту аферу, точнее, не именно на эту, а на помощь Ганзе флотом в случае нападения на ее фактории. А тут считай не фактория а целый штаб Ганзы. А вот мнение Петра спросить не мог. Интересно, Петр все же объявил войну шведам или нет? А то такими темпами мы закончим эту войну раньше, чем она будет объявлена.

До конца августа разбирались с новым приобретением. Точнее, разбираться с ним оставил ганзейцев, ограничившись плаваньем вокруг острова с небольшой эскадрой судов и сбросом десантов. Закруглил свое пребывание на этой гигантской скале посреди Балтики совместным совещанием совета Ганзы с капитанами флота и десантов. Говорили мало, все было уже оговорено — в основном пили. За победу. За нашу победу. Самое интересное, что ганзейцы и ландскнехты радости у достаточно многочисленного населения острова не вызвали — а вот русские были встречены благожелательно. Оказывается, Готланд с начала 12 века поддерживал взаимовыгодные и теплые отношения с Новгородом. Русских на острове, в то время, было полно. Даже пара православных церквей подняли свои кресты над землей викингов — купольные храмы Русский и святого Лаврентия. К ним и улочки прилагались соответствующие — Новгородская и Русская.

Грех было не воспользоваться удачным стечением обстоятельств — отпустил большинство моряков в город, в увольнение, с короткой историей о том, как вскоре тут будет много русских моряков, прибывающим на смену датчан. И как много будет товаров и денег, минимум оттого, что многочисленным командам флота надо будет организовать досуг и питание. При этом матросы претендовать на земельные наделы тут не будут. Идиллия — потребители без претензий. Все люди любят розовое будущее, не зависимо от подданства — думаю, островитяне станут нам минимум лояльны, а максимум … В любом случае, намеки и слухи — что следующий год будет весьма благоприятен для жителей острова — не помешают. Но это дело будущего.

А вот суровое настоящее поднимало серьезный вопрос — и что делать дальше?

До Нарвы от Готланда около семи сотен километров, а до Стокгольма и остатков флота шведов — две сотни. Флот с рейда Висбю уводить нельзя — провороним хорошую базу.

Хотя, поход большого флота к Нарве, да еще и с десантом ландскнехтов, вполне мог решить все проблемы Петра. Вот только в глубине души — мне хотелось, чтоб Карл нашел в себе силы и продемонстрировал Петру всю порочность его подхода к армии, и ее командирам.

Хотя, основной и вполне обоснованной версией отмены похода на Нарву — стала необходимость защиты новой базы, и ремонта кораблей, который им не помешает. Основной ремонт корабли выполнили в Копенгагене, но работ предстояло еще много. К тому же, осенняя Балтика — далеко не сахар, а на линкорах урезанные экипажи да еще большей частью из датчан…

Оставил все, как есть — пусть Петр сам выкручивается. Надеюсь, судьба на мне не отыграется за это решение.

Долго и тепло прощались с Памбургом. Всю ночь вспоминали прошедшие дни, говорили о будущем, запивали беседу красным вином. Обещал ему собрать весь выпуск Воронежской и Холмогорской школ, отправив их весной на замену датских команд линкоров. Оставил в его распоряжение распродажу полных трюмов толстяков — у нас там призов на весьма значительную сумму. Велел забрать выкупленный порох и призовые суда в Травемюнде. В остальном — действовать по обстановке. Патрули, засады, глаз да глаз. Одним словом — рекомендовал устраиваться тут надолго, и всех, кто этому будет мешать, начиная от шведов и заканчивая ганзейцами с датчанами — убеждать, что они не правы, всеми доступными средствами и калибрами. Хотя, с ганзейцами проблем быть не должно — с ними надо только внимательно изучать ведомости на поставки, особенно в графе цен.

Устроили на флоте некоторую ротацию личного состава. Забрал большую часть перспективных канониров, во главе с Семеном, на Ястреба, в виде пассажиров. В том же качестве отобрал часть пловцов, часть навигаторов. Ястреб осел, как в самом начале похода, намекая, что он легконогая скаковая лошадь, а не холмогорский тяжеловоз.

Оставшимся навигаторам поручил составление карт Балтики и организацию на базе Готланда штаба навигационной службы, которую позже растянем на все ганзейские фактории. В распоряжение навигаторов поступали оба наших фрегата, и была достигнута договоренность с каперами ганзейцев, готовыми принимать наших навигаторов пассажирами на свои корабли. Массу дел успели сделать, или, как минимум, начать. Еще больше предстояло сделать Памбургу.

Второго сентября Ястреб уходил в обратный путь, забирая севернее, и держась подальше от шведских берегов. Погода хмурилась, то ли не желая расставаться с нами, то ли наоборот, выпроваживая, и раздражаясь затянувшейся лавировкой, слишком медленно выводящей Ястреба с акватории Балтики.

В душе погода отражалась как в зеркале — те же свинцовые тучи мыслей и секущий дождь сомнений. Наворотили мы тут знатно, а вот отвечать опять мне одному. Еще и обвинят в том, что не привел флот к Нарве. И плевать Петру будет, что таких указаний никто не давал. Найдут в чем обвинить в любом случае. Хоть в Норвегии оставайся.

Появляться на глаза государю откровенно не хотелось. И даже месяц с лишним пути вряд ли поправит дело. Может в Дании политического убежища попросить? Вот ведь странно — из шкурки выпрыгиваю, торю дорогу для страны по мере сил — а в благодарность ожидаю только брань. Странно. Сотни лет пройдут, а отношение к людям в моем отечестве не меняется. Диагноз, однако. Хотя, может это опять паранойя? Но как-то, уж больно она обосновано выглядит.

Копенгаген прошли ночью, не заходя на рейд. Утром прощались с Кронборгом. Холостых выстрелов уже не осталось, палили салютом из картечи, надеюсь, крепость не посчитает это нападением, и случайно не сдастся. А то среди датчан уже начали разные слухи бродить. Нелепые. Ну, с чего они решили, что мы могли одним кораблем англичан положить рядом со шведами? Не могли! Минимум двумя! Хотя, эти слухи старательно опровергал — чем больше слух опровергать, тем он становиться крепче.

Впереди был Скагерак, суровые волны Северного моря, и манящие фьорды Норвегии. Долгая дорога домой, с короткой остановкой в Бергене.

Весь обратный путь занимался с юнгами. Если честно, хмурые мысли подсказывали, что у меня может просто не оказаться времени, заниматься с ними в будущем. А сказать хотел много. Особенно одному из них.

Слишком много и слишком рано вывалил на пацанов за этот переход — с отчаянием понимал, по стеклянным глазам слушателей, все зря. Даже если и не все, то одним наскоком мне не привить нужные мысли царевичу и его будущему окружению. Для них мои рассказы — просто необычные сказки. Ну, хоть так. Сделал особый упор — они теперь боевое братство, скрепленное победой. И кто бы, что не говорил, про знатность и родовитость — все шелуха. Этих родовитых рядом с вами не было! Выводы делайте сами.

Сентябрь штормил Северным морем, Ястреб кряхтел, пробиваясь сквозь трех-четырех метровые валы, захлебываясь в белой пене. Мокрые до нитки паруса отяжелели, и корабль валяло с борта на борт и с носа на корму. Море свободно разгуливало по палубе, деловито проверяя, как закреплены вещи. Шутки закончились, и хмурому морю противостоял хмурый экипаж с зелеными юнгами. Началась настоящая работа моряка, когда необходимо представить все свои маневры на палубе, перед тем, как на нее выскакивать. Да еще подгадать момент, чтоб обрушивающаяся волна уже успела прокатиться, а новая еще только росла из под левой скулы корабля.

Навигаторы стонали в голос, особенно когда их пытались выспросить о месте корабля. Единственным ориентиром, видимым с палубы, было хмурое лицо Глеба, почти неотрывно стоящего у штурвала.

И это еще далеко не шторм. Просто свежая погода. Устроил ученья пушкарям, исходя из того, что лучшего тренажера нечего и желать, а снаряды нам, скорее всего, в ближайшее время не понадобятся. Довольно забавно было наблюдать, забравшись повыше на ванты, как клипер, выныривая из очередной волны, отплевывается дымами орудий в сторону сброшенного заранее плотика. Именно в сторону, а не по нему. После того, как сбрасывали цель, с белым вымпелом, и уходили на разворот — плотик терялся практически сразу. Углядеть его среди волн, даже с вант — было задачей нелегкой. Что видели канониры через прицелы — вообще загадка. Хотя стволы смотрели куда надо. Наверное, это инстинкт. Им бы еще инстинкт на точные попадания — озолотил бы. А так …

Но закончились стрельбы довольно печально. Подветренные башни отстрелялись нормально. А наветренные периодически захлестывало волной, и один из выстрелов, видимо, столкнулся с водой, заполнившей ствол. Орудие разорвало.

Хорошо, что стреляли не шимозой, и что казенная часть орудия выдержала — ствол раскрылся розочкой аккурат от внешнего кожуха усиления и до дульного среза. Башнеры отделались контузией с кровью из ушей и носа. Ученья прекратил, и сделал несколько пометок по усовершенствованию орудий.

В Бергене лил дождь. Боги забыли о нас, посчитав, что все, что они от нас хотели мы выполнили — и их больше не интересует дальнейшая судьба игрушек. Все как обычно. Укрепился во мнении — «на бога надейся, а сам не плошай».

Два дня отдыхали в бухте Бергена, спрятавшись от свежей погоды, за величественными стенами гор. Можно было и еще постоять, дожидаясь смены настроения моря. Но, во-первых, осень, и погода может стать только хуже, а во-вторых, меня по-прежнему грыз червячок торопливости. Думал, что семьдесят седьмое чувство меня подгоняет навстречу шведской эскадре, потом грешил на необходимость скорее занять Готланд — но внутреннее напряжение так и не исчезло, продолжая подгонять незнамо куда.

12 октября Ястреб продолжил свой бег на северо-восток, низко кланяясь мачтами северным ветрам и рассекая узкой грудью черные волны холодного моря. Погода продолжала баловать. Даже небо иногда проглядывало, к неописуемому огорчению навигаторов, которые уже приспособились скрываться в трюме посередине корабля, отговариваясь тем, что они своими телами оберегают хрупкие навигационные приборы. Свой храп при этом они списывали на необходимость постоянной подачи туманных сигналов, чтоб в тесноте и полумраке трюма на них случайно не наступили, и не дай бог, не испортили хронометры. Научил, на свою голову.

В целом, обратная дорога шла … скучно. Ровный свежий ветер гнал клипер по ухабам Норвежского моря, вода заливала палубу, отменяя приборку, и висела пеной на такелаже, пытаясь заледенеть, но у нее это не получалось, так как октябрь выдался на удивление теплым, для этих широт.

Этот фокус удался воде только в конце нашего перехода, когда Ястреб уже рвался к устью Двины через горло Белого моря. Но ветер для нас уже стал попутный, и было наплевать, что на канатах такелажа, палубе, да и вообще всех выступающих частях, наросла тонкая наледь, хрустящая под рукой и осыпающаяся дождем льдинок с парусов. Мы теперь дойдем, даже в шубе изо льда. Хотя, до такого, ни один корабль доводить не стоит, и команды весело взялись за колотушки, применяя их периодически не только по назначению, но и по юнгам, устроившим на палубе филиал ледового катка. Ну и что, если адмирал немного покатался!? Что позволено Юпитеру, не позволено быку! Еще римляне об этом знали. Вбили в юнг и эту истину. Капитан — первый после бога на судне. Даже цари ему не должны быть указом в море! Так колотушками и вбивали. Нежно, и любя.

Рейд Архангельска радовал обычной суетой. И апостолами, присутствующими в полном составе, да еще и под присмотром Сокола. Небольшой камешек отвалился от глыбы, давящей на душу, но легче не стало. Что же опять то не так!

Велел пока не отпускать команду в город, сам ринулся к воеводе, выяснять, как дела, как османы. Даже не знаю, на что еще думать.

До воеводы не добрался, заскочил в Гостиный двор, куда собственно и вел причал. Меня, для начала и слухи устроят. Без подробностей.

С радостным криком «… Кого я вижу!!!..» бросился к первому, смутно знакомому, купцу, распекающего приказчика у перекошенного лотка. Имени купца откровенно не помнил, что не помешало нам выказать обоюдную радость от встречи. Обычные вопросы — «Ну ты как?» и более для меня актуальный — «Как тут дела?». Дела были нормально. Нет не так. Дела шли плохо, торговля в этом году слабая, поясницу прихватывает, приказчики — полные идиоты. Но в остальном — все тихо, османы зашевелились, но пока еще замирены, крымчаки не шалят. Государь мудр — это само собой — и готовиться смести шведов с ижорских земель. Сил собрал тьму! Даже архангельскую, холмогорскую дружины забрал вместе с полком из Вавчуга. Стоп! Чегоооо???

… Как чего? Присылал государь полковника с бумагою — под его начало много люда ушло. Еще летом. К началу осени, помолясь, двинулись в обратный путь. С обозами. А что там, в бумаге было, то купцам неведомо …

Сжал до хруста кулаки, с трудом удержав совершенно нецензурные определения, где видел этого полковника вместе с бумагами. Внутреннее напряжение достигло пика, и лопнуло, окатив мозг жаром бешенства. Чтоб какая-то иностранная тварь, а других у нас в полковниках почти и нет, закинула моих бойцов в мясорубку, а потом пошла дегустировать бокал вина, рассуждая, какие все русские тупые варвары? Пристрелю суку!

Купец даже отстранился под молчаливым напором выплескивающейся из меня ненависти. Откланялся, стараясь не сказать ничего лишнего — он ведь тут не причем.

Тузик летел к Ястребу как на моторе. Морпехам на веслах бросил только одну фразу — какая-то штабная крыса, словом государя, увела наши полки из Вавчуга, а так оно или нет — неведомо, надо скорее домой. Прониклись.

Еще на подходе к Ястребу гаркнул на весь рейд — «Боевая тревога!». Забегали. Причем, забегали и на Соколе. Тузик втягивали на палубу практически одновременно с выборкой якорей.

Такой гонки Двина еще не знала — оба клипера, неслись по стылой реке как призраки, в своем сумасшествии растопырив полный комплект лиселей на выдвинутых шпиртах.

Доведись нам налететь на мель — напряженные мачты наверняка сложатся как сухие прутики. А мне все казалось, что парусов мало, и время безвозвратно утекает. Глеб мялся за спиной, не рискуя воззвать к моему разуму. Но пару часов гонки привели меня более-менее в чувство. Дал команду сбрасывать летучки и добираться до Вавчуга просто максимально быстро. Глеб вздохнул с видимым облегчением.

Спустился в трюм, сел в своем закутке, и стал с остервенением втыкать кортик в разлохмаченный моими нередкими раздумьями угол стола. Картина складывалась мрачная, и вместо стола было, кого представить.

Значит, Петр решил, что нечего добру на севере пропадать?… стук, стук… Все для победы, говоришь? … стук, хрясь… Судьба все же отыгралась на мне за решение не водить флот на Нарву. Злопамятная тварь.

Ладно. Бешенство кристаллизовалось из раскаленного железного расплава в ледяную сталь. Такой толпой они пошли под Нарву пешком — это к гадалке не ходи, столько судов быстро не собрать, особенно после нашей прошлогодней экспедиции. Птицы закинут меня и лошадей максимально далеко по Двине, и ничего, что немного провоняют при этом. Зато у меня будет шанс догнать этого …! …! … полковника и задать ему пару вопросов. Главное, чтоб на все вопросы и свиту патронов хватило. Дар возьму. Два Дара, чтоб наверняка. Одернул себя, все же полковник вряд ли занимается самодеятельностью. Но Дар все же захвачу.

Птицы маневрировали у причала Вавчуга, уходя выше их по реке и, сбрасывая оставшиеся паруса, сплавлялись по течению на остатках инерции, чтоб вписаться точно к причальным сваям. Ювелирная работа. Наблюдал за ней с интересом.

Несколько принятых решений и произведенный прикидочный расчет запаса времени, которое мне дало пешее войско, а заодно и точки перехвата — сдернули красную пелену бешенства с сознания, оставив после себя стальную, сжатую до предела пружину, в глубине души. Теперь сам себя боюсь — капкан на динозавра и то выглядит более мирно чем то, что поселилось у меня внутри. Однако, пообещав своему капкану много крови и скоро — заставил его затихнуть и не мешать спокойно мыслить. Мыслил о животных — о зебрах, исключительно в черную полоску и о козлах, с которых хоть шерсти клок. Еще было немного жаль полковника, по большому счету он просто оказался в неудачное время не в том месте — но это уже лирика.

Ястреб поймал причал выбросками, и команда бодро начала травить толстые швартовы с барабана шпиля. Дома.

На этот раз встречающая толпа выглядела пожиже, хотя на радости встречи это ничуть не отразилось. Надо речь. Надо, и плевать, что не хочется, и мысли об ином.

Спустился до середины сходен. Оглядел ожидающий слова народ, вытянувшийся по широкому настилу причала, будто ножка гриба, с расползающейся по берегу грибной шляпкой.

— Виктория православные! Побил адмирал Памбург флот свеев у Дании. Весь как есть побил. Трудами вашими та победа завоевана! И корабли не подвели, и припасу в достатке было. Низкий поклон вам за то. Потери наши невелики, хоть и есть — но о том у Глеба пытайте, а мне надобно с мастерами через час в управе совет держать — передайте всем, кто не слышал — буду там их ожидать.

Спустился на причал и двинулся к казармам полка, отвечая кивками на поклоны и благословения. Сложным было не через народ проталкиваться — дорогу мне старались уступить — а удержаться на обледеневшем настиле. Зима поморья начинала заявлять о себе.

Прошелся по пустой казарме, благосклонно кивая на доклад. Тихо поразился про себя обиде в голосе дневального, что его оставили тут, не взяв на «большое дело». Какое большое дело? На убой — то вернее будет. Заглянул в оружейку. Обалдеть, даже пневматику забрали — а ее тут под сотню уже должно было быть. Значит, совсем дело плохо.

С офицерами в полку у меня была напряженка — основные обязанности висели на капралах, и то, что в полку оставили на хозяйстве десяток подранков из пехотных рядовых, без капрала, под руководством одного морпеха — говорит о многом.

Вытрясти из морпеха подробности такого исхода не удавалось — по его словам, приехал полковник со свитой и бумагами царя, заявил, что «неча тут хлеб казенный проедать», на что только хмыкнул, так как казна должна была мне весьма прилично. Звали полковника — князь Лобанов-Ростовский, и он требовал от всех почитания своей персоны, с положенными поклонами и подношениями. Так как свой полк и завод в этом отношении несколько распустил — возникли нешуточные трения, и дело дошло до порок. Моя совесть замолчала, перестав вздыхать по будущему полковника. Хорошо.

Выяснить подробности про бумаги и самого князя у морпеха не получалось, он просто был не в курсе. Оставалось только расспросить управляющего — на заводе этот князь также успел покуролесить.

В заводоуправлении раздеваться пришлось чуть не догола — знатно они натопили. Заглянул к подмастерью, в заводской архив — велел делать мне выписку, что было поставлено в полк, и в каком количестве. Оружие, амуниция, боеприпасы. Так как расходные ведомости полка капралы, зачем-то, забрали с собой — оставалось ориентироваться только на косвенные данные.

Управляющий уже дожидался в зале заседаний, обложенный бумагам — похоже, зря озадачивал подмастерья, тут народ с понятием.

Уселся во главе стола, бросил перед собой планшетку, уже изрядно поношенную путешествиями, но до сих пор служившую верой и правдой — не то, что вещи моего времени, которых, либо хватает на пару сезонов, либо их стоимость требует пару кошельков.

Оперся на локти, сцепив пальцы замком, постарался успокоить вновь поднимающуюся ненависть.

— Рассказывай.

И дальше только слушал. Управляющего как прорвало — отвыкли у меня мастера, что может придти человек, точнее недочеловек, и уважаемых мастеров бить по морде только за то, что те шапку не сломали.

Сама история была проста, но с подробностями. Если вкратце, то приехал полковник Казачьего полка, князь Яков Иванович Лобанов-Ростовский. По совместительству еще и майор семеновцев. Хотя, еще до Азова был капитаном. Приехал забрать большую часть семеновцев, а заодно все, что соберет. И под это все он подгреб мой полк.

На этом месте остановил управляющего, уточнил, что было в бумагах. Как обычно, Петр писал расплывчато, про оказание поддержки и всяческое вспоможение. Но конкретно Двинский полк указан не был. Счет к полковнику подрос.

Далее пошло вообще откровенное обдиралово. Князь ходил по заводу и выбирал себе подношения. А заодно и своей свите. Мысленный счет к полковнику даже возрастать не стал, махнув рукой в неприличном жесте и уйдя в глубины сознания — мол, разбирайтесь без меня. Капкан в душе зарычал предвкушающе. Мдя, князь. Ты попал.

Пока управляющий живописал «… а он как заорет, как вы смерды смеете мне указывать …», через двери бочком протискивались мастера, рассаживаясь за столом. Мастера выглядели на удивление пришибленными — мяли в руках шапки и низко мне кланялись, чего раньше за ними не замечал. Вот ведь как — один напыщенный придурок может за день разрушить несколько лет трудов. Почему так? Почему ломать всегда проще, чем строить? Откуда в нас этот комплекс Геростратов? Ведь природа не закладывала в нас этого, это уже наше личное ноу-хау.

Наконец рассказ управляющего исчерпался, и в тишине особо отчетливо стали слышны тяжелые вздохи, скрипы половиц и покашливания. Народ ждал моей реакции. Ну, что ж …

— Что сказать вам, мастера. Полк буду догонять — то понятно, и в этом вы мне подсобите. А что касаемо обид ваших — то и вина ваша, за что еще спрошу с кого след. Неча было на завод секретный этого посланца впускать, коли у него, прямого царского приказа не было! Вы тут, мастера — царское дело поднимаете, и не всем о том знать положено!

Помолчал, ожидая споров — но мастера сидели молча, только поедая меня взглядами.

— Ладно, то вам наука будет, в другой раз от ворот таких посланцев гоните. А то этот в Москву приедет, подарками похваляться, а опосля от князей тут не продохнуть будет. Хотя, этот полковник сказывать о подношениях уже не сможет, то вам пообещать могу. Но чтоб впредь, без указа царского, на заводе никого не видел — хоть полк Двинский для того привлекайте, благо привез морпехов в казармы. И хватит о том. Давайте решать, как полк догонять буду.

Мою идею гнать вверх по Двине клипера мастера зарубили. Они вообще оживились после взбучки. Неисповедимы пути души русской. Может, порадовались, что никого не выпорол? Это они зря — просто еще не дошел до святых отцов, вот с ними у меня разговор другой будет. Это что за секретность на заводе? А?!

На самом деле, к погоне за полком руководящий состав завода готовился практически сразу после ухода солдат, ничуть не сомневаясь, что мне это понадобиться.

Транспортом выбрали ладьи и лошадей. Ладьи перед птицами имели преимущество в виде весел, и мастер транспортник уверял, что выигрыш будет значительный. Поверил специалистам, как поверил и тому, что выходить надо только завтра с утра. В конце концов, зачем растить профессионалов, если потом не слушать их советов?

Оставшийся день посветил заводу. Мастера, как дети, старались похвастать достижениями. Демонстрируя мне свои разработки, именно свои, хоть в них и ощущался след моих эскизов, мужики чуть ли не баюкали эти железяки, ожидая от меня только похвал. Хвалил.

Оружейники продемонстрировали мне стационарную противоабордажную картечницу. Только стрелять было нечем — весь готовый боезапас паковали для перевозки на лошадях и грузили на ладьи. Так что, подергали механизм картечницы вручную, обсудили пружину и вкладыши. Порисовали варианты крепления к станине, и перешли к следующим верстакам.

Вот тут меня мастера поразили. Неоднозначно. На верстаке, прикрытый холстиной, лежал … эээ … оружейный комбайн. Помесь Штуки и Дара, с тремя стволами расположенными вертикально друг под другом по нарастающей — 12мм, 18мм, 50мм.

Комбайн поражал сразу своей громоздкостью. Тот самый случай, когда инженерная мысль рождает нежизнеспособных монстров. Комбайну не хватало только откидной саперной лопатки в прикладе и ложки. Роль котелка вполне могла сыграть барабанная коробка. Хотя, с точки зрения развития конструкторских способностей оружейников — комбайн был вполне к месту. Они и охлаждение принудительное, предусмотрели, и скомпоновали оригинально, на общей силовой раме. Но …

Взял комбайн в руки, ощутил, как он «клюнул» носом, напрягая кисть на рукояти и начал разнос.

… А кто будет о весовой и динамической балансировке думать? Что мешало сдвинуть нарезной ствол далеко назад, и уравновесить барабаном в прикладе вес гладкоствола с барабаном? А картечницу зачем тут поставили? Так было? А голова зачем? Коли поднимаем прицел все одно высоко, так и переносили бы ее над нарезным стволом, ближе к середине — тогда и к механизму спуска не надо будет тянуться через барабан дробовика …

Одним словом — раскритиковал в пух и прах, ни словом не обмолвившись, что такой комбайн пока не очень то и нужен. Совсем не нужен. Но пусть будет. Отработаем на нем конструкторский потенциал оружейников.

Велел все переделывать, облегчать и балансировать. В идеале — чтоб уравновешивался на пальце, лежащем на спусковом крючке.

Мастера благодарили за науку и одарили подарком. Хитрецы. Подарки критиковать не принято.

Крутил в руках семи зарядный полуавтоматический револьвер калибра 9мм. Тяжеленная длинноствольная дура. Да еще с открытыми салазками скольжения механизма. И красота отделки, вкупе с гравировкой ствола — погоды не делали. К черту традиции, а то они Такое в партию запустят.

Положил револьвер на верстак, опершись руками по обеим сторонам от него, и поинтересовался, желают ли мастера моей смерти. Нет? … Так какого …! Его же полчаса доставать потребно будет, а при быстрых поворотах ствол заносить станет безмерно … а механизм … а защита руки при откате … а …

Расстались с оружейниками вполне довольные друг другом. Монстра все же пришлось забрать, чтоб не обижать мастеров. Повешу его на стену, будет родоначальником коллекции извращений. Потом повешу под револьвером комбайн. Хотя … подумаю.

Корабелы заложили «Святой дух». То есть, бронеплиты для него делали уже давно, да еще и в двух экземплярах, уравновешивая карусель — а вот сборку только начали. Посмотрел, прикрывшись рукой, на всполохи электросварки — не понравились именно всполохи, при нормальной работе дуга должна гореть ровно, а бригада работать слажено. Покритиковал.

С корабельным мастером обсудили накопившиеся вопросы. Рутина. Подумал, и велел закладывать рядом вторую канонерку. На удивленные вопросы мастера только пожал плечами. Да, были планы спустить на воду одну, а вторую строить уже с модификациями, набранными при эксплуатации первенца. Не судьба. Вон как события вскачь понеслись.

Оставил за спиной на верфи разворошенный муравейник. Неожиданная закладка второго корабля, пусть и из имеющихся деталей — это аврал, и надолго.

Остальные цеха не отставали от верфи и оружейников — слух по заводу, что завтра князю уезжать — разошелся мгновенно, и домой мне так и не удалось попасть. Может оно и к лучшему — там наверняка пеленки и младенческие протесты. Отосплюсь на ладье.

21 октября 1700 года четыре ладьи с двойными командами, морпехами, лошадьми и спящим мной вышли в погоню за умыкнутым полком. По моим расчетам, в районе Вологды перейдем на конную погоню и где-то после Новгорода должны догнать пропажу.

Сама погоня не имела ничего общего со стереотипом, вызываемым этим словом. Команды стругов лениво перекрикивались и шутковали, морпехи зубоскалили, лошади гадили на сено, укрывающее доски настила. Мимо бортов величаво и обманчиво медленно проплывала земля Русская, славная дураками и дорогами. Впрочем, дорог еще не было, были направления. Зато дураки старались за двоих. Буду постепенно сокращать их популяцию.

Слаженный плеск весел наводил на философские рассуждения. Грустные. Созвучные стихам Вознесенского.

Душой я бешено устал!

Точно тайный горб

На груди таскаю.

Тоска какая!

Будто что-то случилось или случится

Ниже горла высасывает ключицы …

Российская империя — тюрьма,

Но за границей та же кутерьма.

Родилось рано наше поколение,

Чужда чужбина нам и скучен дом,

Расформированное поколение

Мы в одиночку к истине бредем.

Очень похоже. А за империей у Петра не заржавеет. Он еще после Константинополя такие мысли вынашивал, благо, политические мотивы перевесили.

Вот только своего места во всем этом не вижу. Точнее, не сомневаюсь, что мне его укажут. Вот только не хочу, как мои мастера, ломать шапку да отбивать поклоны всяческим Яковам, да его свите, возглавляемой аж целым прапорщиком, хоть и князем, Юрием Трубецким.

Засел под масляной лампой в уголке трюма, уже не обращая внимания на запахи, привычно положил планшетку на колени и вытащил чистые листы с аккуратно обрубленными краями — прогрессируют мои производства. На лист легли первые штрихи высокого форштевня с полого скошенной назад донной ложкообразной частью. Многое брал из уже проработанного проекта малого броненосца, который рассчитывал под размеры соломбальской верфи — но этот проект, в отличие от броненосцев, был только для меня. Петр им не заинтересуется, да и заинтересовывать больше никого не хочу — пусть живут, как хотят. Дорога впереди длинная, недели три минимум, а работа интересная, не зря время потрачу.

От погони остались смешанные воспоминания. Видимо, уверенность, что догнать успеем, не дала развиться азарту, и поход воспринимался рутиной смены дней, дождей и снежных зарядов. По утрам у берегов реки нужно было крошить лед, чтоб зачерпнуть котелки. А умывание превратилось в кошачью практику, окунания руки в ледяную воду и протирания глаз.

Потом потянулись еще долгие дни лошадиной скачки. Хотя и тут все происходило без ажиотажа. Караван двигался мерным шагом от восхода и до заката, десяток морпехов на лошадях сам двое и два десятка грузовых коней, загруженных тюками с боеприпасом.

Тут стоит упомянуть, что полковник, забравший войско, о его снабжении особо не заботился. По моим расчетам в полку было около 1800 солдат-курсантов, вооруженных примерно восьмьюстами штуцерами и двумястами Дарами. И с ними шли четыре сотни моих штурмовиков со Штуками. Ах да, еще три с половиной сотни драгун с двумя сотнями Даров.

При всем при этом, на штуцера имелось от силы по 10 выстрелов, на Штуки по 50 и на Дары примерно по 15 зарядов. Вот такая петрушка. И не уверен, что сможем пополнить боезапас в армии Петра — не быстрое это дело, пули отлить да порох развесить. Да и запасных камор и барабанов в полку мало — ну не предусматривалось такого аварийного срыва войск. Вот и вез с собой все, что успели сделать из остатков пороха — 800 килограмм капсул зарядов, считай еще по десять выстрелов на ствол, 200 килограмм мин к картечницам, которые, впрочем, можно было применять и как ручные гранаты, 200 килограмм стальных камор, то есть еще по пять на ствол штуцера, и сотню запасных барабанов для Даров. Больше просто не успели произвести. Ну, вез еще себя любимого, как главное оружие победы, или, на худой конец, славного отступления. Без понятия, как мне это удастся — буду смотреть по месту.

Неторопливая дорога радовала нас непролазной грязью и стылым холодом по утрам. Провизии захватили самый минимум, лошади каравана и так были несколько перегружены. Вот и отправлял морпехов на промысел, по окружающим деревенькам. Крестьяне расставались с провизией неохотно и только за наличную монету — похоже, войска тут уже прошли. Впрочем, это было видно и по дороге, перерытой ногами, копытами и колесами до состояния грязевого болота. Хорошо, что мастера отговорили меня от телег — их бы точно пришлось тут бросить.

Полк нагнали неожиданно, уже за Новгородом — впрочем, как и планировал. Приятным стало встретить конный разъезд моих драгун, выделяющихся надетыми касками. Зачем они напялили этот атрибут пехоты, выяснять не стал — были более важные вопросы. А приятным стало то, что службу драгуны несли исправно, хоть полковник и не давал приказа вести охранение. Молодцы.

К голове походного строя подъезжали уже в плотной коробочке. Драгуны не жаловались, но по их виду становилось понятно, что моему появлению тут рады и на него в тайне все надеялись. Сильна в нас все же вера, что придет умный дядя и все будет хорошо. Менталитет такой.

Проезжая мимо марширующего походного строя осматривал солдат и кивал на их приветствия. Поход дался полку тяжело, судя по телегам груженым больными. Да и радость бойцов с трудом проступала через серость лиц.

Даже бойцы, не принадлежавшие моему полку, а собранные впопыхах с Архангельска и Холмогор, в том числе и семеновцы, провожали меня взглядами, в которых читалась скрытая надежда и радость. Видимо тот самый случай, что когда хуже уже некуда — любые изменения могут быть только к лучшему. Тревожный звоночек.

Вид полковника и свиты разительно отличался от вида войска. Холеное яркое пятно на сером фоне всеобщей измотанности. И видеть меня они были не рады. Но пришлось.

Представились. Не давая раскрыть рта полковнику, протянул руку и повелительно потребовал бумаги, на основании которых мой полк был уведен из расположения.

Яков начал было хорохориться — не то, что он меня не узнал, хоть никогда и не встречались — о моей форме весь свет судачил, безусловно, в уничижительных тонах, мол, князь, а ходит одетый как босяк, только что с золотой кокардой да пуговицами. Скорее из принципа — «… Хто ты таков, чтоб пред тобой ответ держать».

Ожидаемо. Ткнул ему под нос ледокольную бумагу Петра. Князя аж перекосило, когда он выслушал текст. Именно выслушал, так как сам читать он то ли не умел, то ли считал ниже своего достоинства — только взглянул на печати.

Бумагу мне предоставили, в ней, как и ожидалось, никаких прямых указаний на счет моего полка не имелось. А даже кабы они и были — срывать неукомплектованный полк это должностное преступление.

Свернул бумагу полковника в трубочку, пару раз постучал ей по ладони, раздумывая. Ай, семь бед — один ответ. Повернулся к морпехам.

— Арестовать полковника и его сопровождающих.

После чего обратился уже к князю, лихорадочно схватившемуся за рукоять сабли.

— Коли будешь сопротивляться, пристрелю немедля — и вытащил из седельной сумки так и не оставленного дома револьверного монстра. Монстр князя впечатлил почище угроз.

Морпехи уже проталкивались лошадьми через свиту полковника и повелительно покрикивали, приказывая спешиваться и снимать пояса.

Что ответил князь — упоминать тут не буду, все же, лжа это, что во времена Петра мата было меньше, чем в мое время. Менее изощренный — это да, но и его записывать не стоит.

А полковник то — трусоват. Хоть бы семеновцев, что прямо за свитой шли, кликнул — нет, только карами грозил да слюной брызгал, что не шло к его аристократической внешности.

Можно считать, что смена власти прошла бескровно, ограничившись только обещаниями кар в будущем. Но до этого будущего еще дожить надо.

Вот так походная колонна обзавелась двумя арестантскими возками, а на меня свалилась очередная проблема.

Объявил привал и начал подводить итоги — чего мы имеем, и в каком количестве.

Кроме 2200 солдат и 360 драгун приписанных к моему полку имелось еще 600 семеновцев и чуть менее 800 солдат, в том числе бывших стрельцов, собранных с миру по нитке со всего Архангельского поморья. Кроме того, имелось почти 500 телег и около тысячи некомбатантов. К счастью, ополчения не было совсем. Со всем остальным было плохо. Припасы подъели, пороха не было изначально, совместных действий никто не отрабатывал. А до Нарвы оставалось чуть больше сотни километров. Жуть.

Лагерь разбили на большом поле, и следующий день посветили наброскам совместных построений. Мои медведи щиты имели поголовно, все же щит, несмотря на всю его сложность, произвести проще, быстрее и дешевле чем штуцер или Дар, не говоря уже про Штуку. Шесть сотен щитов, сотня расчетных коробочек капральств. Только лоси имели один штуцер на двоих, медведи вообще делили один Дар на троих, так что — усиливал капральства еще одной линией семеновцев, как наиболее дисциплинированных, и формировал вторую линию из остатков разнокалиберных солдат.

После нескольких экспериментов, переформировал составы еще раз, выделив 50 капральств в первую линию и полностью их укомплектовав, за одно выдав им весь привезенный запас капсул. Еще 20 капральств штурмовиков, укомплектованных почти штатно и доукомплектованных минами к картечницам поставил за первой линией капральств, чтоб они прикрывались медведями и могли неожиданно выдвигаться рассыпным строем из-за спин пехоты, а при возможности — поддерживать капральства огнем, в промежутки между построениями.

Из оставшихся практически безоружными 50 капральств, сделал сборную солянку. Добавив к ним по три десятка разношерстного войска, собранного полковником. Гордо назвал это безобразие резервом и начал тренировки.

До самой темноты смотрел, чему научились капральства в мое отсутствие. Порадовался некоторому прогрессу. На тренировки резерва смотреть было стыдно — там царило непонимание и грызня. Сделал внушение. Десяток внушенных, потирая выпоротые места, заняли места в строю и начали отработку действий. От резерва чудес не ждал, стрелять они могли только с остановки — так что, буду использовать их как стационарные опорные точки. Большую часть безоружных лосей вообще вывел в запас по итогам учений. Мешались они в строю. Свел из них группу поддержки — будут вытаскивать раненных и ловить бегущих, коли таковые появятся.

Вечером у костров, за обильным ужином, растолковывал планы и взаимодействия. Слушали меня умиротворенно, сытная еда располагает к добродушию — не зря посылал за провиантом драгун. Как обычно, монеты воспринимались крестьянами благожелательнее царских указов, и продовольствие находилось даже там, где его быть не могло после царских фуражиров.

Дальнейшие шесть дней прошли довольно бодро — даже, казалось, телеги стали меньше вязнуть в грязи, прихваченной морозцем. Хотя, тут сыграло еще и то, что колонна свернула с основного тракта и пошла менее разбитой дорогой, благо места тут были далеко не глухие и дороги вились со всех сторон, а найти проводника, из переселившихся новгородцев — особого труда не составило.

На седьмой день, когда, если прислушаться, становилась слышна пушечная пальба — после обеда стеной повалил снег. Решил переждать заряд, благо такой сильный снег долгим не бывает — только разослал драгун далеко вперед и в стороны, выяснить, как там дела.

Передовой дозор драгун вернулся неожиданно, вынырнув из снежной круговерти как черти из табакерки. Абордажники, считающие себя ответственными за целостность моей особы, даже Дары вскинули, в сторону криков и мельтешащих теней.

Встал от костра, положив руку на вскинутый Дар ближайшего морпеха, и подождал доклада драгуна, осаживающего танцующего на скользкой дороге коня.

— Князь, под Нарвой бой! Наши со свеями сцепились, там пальба и ничего не видно, но с нашей стороны берега полно беглых, они говорят, что побили войско наше, да еще и генералы разбежались.

Стряхнул с плаща снег, выгадывая секунды на размышления. Лезть в эту мясорубку, да еще не имея преимущества в огнестрельном оружии, которое сожрал этот густой снегопад — будет верхом безумия. Но и отсиживаться нельзя — Петру обязательно донесут, что мог помочь и не стал. Значит, будем помогать … но медленно.

Отдал приказ собирать капралов и готовить войско к выступлению. Обоз бросаем тут — пусть следуют за нами как смогут, все необходимое для боя несем на себе.

Менее чем через час полки уже маршировали через метель, стихнувшую только к вечеру.

Глубокой ночью, практически на ощупь, передовые шеренги вышли к реке Нарове, близь братьев-близнецов — двух крепостей, Нарвы и Иван-города, смотрящих друг на друга с разных берегов реки.

На подступах к реке стало полно беглецов, в том числе высокопоставленных, которые довольно подробно описали положение дел. Даже схему баталии с их слов накидал.

А безоружным лосям нашлась работа — приказал собирать этих беглецов, и формировать из них свои будущие капральства. Разрешил обещать собранным, что в бой они в ближайшее время не пойдут — а то нам этих дезертиров не удержать будет. Так что, у безоружной части моего войска стало на удивление много работы, которой вскоре обещало еще и прибавиться.

Вышли, как и планировали по рассказам беглецов — к переправе на остров Кампергольм. По рассказам на острове была штаб-квартира Петра, и собственно, сам штаб.

Сказать, что мой приезд на остров кого-то заинтересовал — нельзя. Никого из руководителей на месте не оказалось, а бомбардиры охранной роты, расположенной тут, только пожимали плечами — баталия проиграна, если не фактически, то в умах аристократов уж точно, и теперь руководители воевали со свеями уже на поле торговли, под каким соусом подавать Петру это поражение. Самого Петра под Нарвой не оказалось — он еще за день до этого уехал в Новгород торопить припасы, так как осадная артиллерия сожгла все, до последней крупинки пороха. Может, и какая иная причина отъезда была — да кто же признается.

Посылать гонца к руководству, в лагерь свеев, никто не торопился — там таких гонцов отстреливали веселящиеся солдаты Карла. А мне предупреждать кого-либо, о своем появлении, надо было еще меньше.

Зародившийся было план ночного штурма — на корню убила разрушенная переправа. С нашего берега до острова переправа еще была ничего, а вот с острова до левого берега переправу чинили. Причем, чинили медленно и без огонька. Переправил на остров две сотни штурмовиков, и они добавили мужикам, ремонтирующим переправу, мотивации. Недостающие бревна взяли из разбираемых срубов построек около мельницы на острове. Вот ведь — могут, если надо.

Все одно, переправа оказалась способна выдержать переправу войск только к утру. До этого момента мандраж скорой битвы успокоился, полки закусили горячим из подоспевших полевых кухонь. Морить голодом солдат перед боем не стал, да, знаю что ранение в набитый живот весьма опасно — но набивать его особо и нечем было, да и ранения в живот мушкетной пулей все одно практически смертельно при том уровне медицины, который успел развить в полку.

Кроме приятных дел, в смысле спокойной ночной грызни ножки курицы, на мою долю выпали и дела неприятные. К утру зачастили начальники всех калибров, за исключением главных, твердящие в один голос, что с королем Карлом уже достигли соглашения и не мне, с … мордой лезть в этот калашный ряд. Выслушивал молча, благосклонно кивая — даже приглашал разделить со мной остатки курицы, в тайне надеясь, что калибры откажутся. Всегда любил курятину, а с запахом костерка вообще объедение.

В серых предрассветных сумерках, после доклада взмыленного гонца о готовности переправы, приказал поднимать полки. На поднявшийся визг накопившихся в тепле штаба аристократов внимания не обратил, просто проинформировав — что любой, кто попытается, чем-либо мне помешать или предупредить противника, станет предателем и подлежит немедленному расстрелу. Предложил, так сказать превентивно, расстрелять прямо сейчас всех присутствующих — чтоб потом не отвлекаться.

Серьезности моего предложения, может быть, и не поверили бы, больно спокойным и отстраненным голосом все это говорил — вот только плотоядные ухмылки моих абордажников желания спорить не вызывали.

Полки выходили из сумерек правого берега Наровы и исчезали в сумерках на левом берегу. Молча. Без песен и барабанного боя. Не на подвиг идем, на работу.

Стоял в окружении десятка морпехов как конная статуя непоколебимости, посередине этой переправы, на обочине дороги через остров. Мыслями скользил по планам и собранным схемам. Петр нагородил тут много всего, вот только мало у меня людей использовать все эти земляные укрепления. Да и бестолково их понастроили — это же надо додуматься, растянуть свою линию обороны. Зачем? Пристрелить этих стратегов. А за то, что всего одну переправу построили, а не три минимум — еще и повесить.

Теперь у меня особых вариантов действий не имелось. Все что могу — воспользоваться скученностью войск Карла в его лагере и отсечь их от нашего войска. Как рассветет, и Карл полюбуется на прикрытые щитами коробки капральств у своего порога — тогда и поговорим. Выигрывать эту битву намеренья у меня не было. Петру поражение будет диво как полезно — но вот все захваченное, Карлу придется вернуть.

Утро зарождалось промозглым, но ясным. Ночь сдергивала завесу с неприглядной картины прошедшей битвы. Скорее избиения.

По собранным мной за ночь сведеньям — руководство армии практически полностью дезертировало еще до битвы. Порох сожгли осадные пушки, и на солдат пришлось не более двух десятков выстрелов к фузеям, уж не говорю, что стрелять им вменяли в обязанность не более чем с 30 шагов и при этом мазали солдаты по черному.

Русская армия растянулась на полтора десятка километров, и шинковать ее по частям свеям ничего не мешало, только если их малочисленность и общая усталость от мясницкой работы. Что может сделать солдат, если их растянули в одну линию по два солдата на сотню метров? Ничего! Абсолютно ничего, особенно вспоминая скорострельность и меткость их фузей. Хотелось бы знать, кто у нас такой великий стратег. Не Петр случаем? Дилетанты.

Единственным светлым пятном стала оборона преображенцев и полка Вейде. Преображенцы сохранили свое руководство, и оно еще оказалось вполне компетентным, грамотно организовав оборону полка в круге телег, хотя, потери у полка, судя по лежащим кругом телам, были весьма значительные — надеюсь, мои щиты оправдают возложенные на них надежды.

Тем не менее, только благодаря стойкости преображенцев избиение нашей армии не превратилось в мясорубку, в которой потери исчислялись бы уже десятками тысяч.

А теперь наш черед.

Рассветные лучи обострили контрасты света и тени. Высветив шестисотметровую цепочку капральств, стоящих в первом оборонном строю перед лагерем Карла. За цепочкой капральств стояла еще более редкая цепочка штурмовиков, а ближе к нашим насыпям встали еще четыре десятка смешанных капральств резерва. Свободным лосям задача была поставлена одна — собирать разбегающихся солдат в построения около переправы, благо, за щиты встать захотят многие — чисто психологически. Организация порядка на переправе целиком будет на них. Предупредил, что это единственный наш путь отступления — и если его разломают, велю организовывать переправу по их телам.

Как и следовало ожидать, черные флаги с серебряными черепами, над необычными строями пехоты привлекли внимание. Уже через два десятка минут, после того, как рассвело — прискакал вестовой и передал приказ, что меня вызывают для объяснений князь Яков Федорович Долгорукий. Причем, в ставку Карла. Вот ведь бардак, а!

На имя Яков и меня с некоторых пор аллергия, и довольно красочно передал вестовому, кто и где мне может приказывать. А Петра тут нет. И уж тем более меня не интересуют приказы из ставки противника. Гораздо больше меня интересовало наметившееся в лагере Карла шевеление. Точнее, лагерей было два — один на взгорке, где стояла раньше одна из наших батарей осадной артиллерии, а второй, с Карлом во главе, ближе к укреплениям Нарвы. Вот в первом лагере и наметилось шевеление. Зачем солдатам свеев выходить и строиться? Проводить отступающих по соглашению русских до переправы? А мы что, сами дороги не найдем?

С нашей стороны также наметилось шевеление — полки строились и начинали стягиваться к переправе. Вот только пока они соберутся со всей многокилометровой линии бездарной обороны — свеи что угодно сделать успеют.

Приказал передать вестовому из моих драгун готовность по капральствам. Вестовой от Долгорукова, еще так и не унесший ответа, аж позеленел и принялся кричать про нарушение соглашения. Пришлось одергивать это очередное детище дворянства и велеть убираться поскорее с линии огня. Убрался. Даже скорее чем прискакал. Теперь стоит ожидать тяжелую дворянскую артиллерию.

Вот чего не ожидал, так это прибытие от первого лагеря генерала Мейделя, как он представился, со свитой. Не предусмотрел в полку толмача, недоработка, однако. Сделал зарубку в памяти, и посылал вестового по капральствам. Толмача нашли, впрочем, ничуть не сомневался — среди поморов и не такое найти можно.

Первыми фразами, что мне растолковали — стали претензии генерала в том, что мои войска не блюдут соглашения. Старался упрощать ответ, так как толмач был далеко не профессиональным и на сложных фразах терялся. Вкратце получилось примерно так — Соглашение блюду, пока свеи не шагнули в нашу сторону … Коли еще шагнут, буду стрелять и раскатаю всю армию по косточкам … Нет не много о себе думаю, ровно столько, сколько могу сделать…Генерал, вы не угрожайте, а просто попробуйте — сделайте мне такой подарок, ведь начинать первым мне невместно.

Неплохо так пообщались. Покричали и разошлись. Причем, генерал ускакал не к себе, а во второй лагерь. Ну-ну.

Между тем, за нашими спинами строились преображенцы, разворачивали знамена и торжественным маршем направлялись к переправе, косясь на наши застывшие коробочки капральств. За ними начали выстраиваться остальные полки, подтягиваясь от далеких рубежей.

В рядах свеев наметилось нездоровое движение, похоже, приближающийся к нашим позициям основной обоз, в сопровождении не столько строя солдат, сколько толпы мужиков — вызвал у противника алчный ажиотаж. Вот этого и опасался.

Передал в капральства новую директиву — готовность к стрельбе. А штурмовикам подготовиться к накрытию первого лагеря минами, пусть целятся тщательно, мин мало.

После приказов в рядах наших капральств наметилось ответное движение — медведи присели у щитов, а лоси положили на верхний обрез шита стволы штуцеров, тщательно выцеливая противника.

Как жаль, что нельзя открывать огонь первыми — мы бы этот строй в капусту нашинковали, а теперь вынуждены подпускать их практически в упор.

Штурмовики разошлись позади строя капральств, используя промежутки для прицеливания по лагерю неприятеля. Наметили дальность, ориентиры и сдвинулись обратно, под защиту капральств, встав на колено и заняв позу готовности к стрельбе минами через голову пехоты.

Наши приготовления несколько сбили настрой свеев. Их строй замер, но через некоторое время командиры решили, что они все же победители и не им бояться горстки русских после разгрома целой армии московитов.

Спешился, и велел спешиться морпехам. Все. Кубики брошены, и уже катятся, испытывая судьбу и удачу.

Первый залп свеи дали шагов с семидесяти. До боли сжимал зубы, чтоб не начать первым. Страшно боялся, что щиты не выдержат, и потери будут катастрофическими. Но пронесло. Даже от сердца отлегло, потому как вторая опасность — конница свеев, еще стояла на границе их лагеря, и ее накрыли штурмовики первым же залпом картечниц. Потери у конницы были не так, чтоб очень велики, все же четыре сотни мин, по 200 грамм весом да еще почти на пол километра накрытия — этого мало. Но лошадям хватило только одной неожиданности. Второй залп мин пришелся уже по беспорядочно носящейся толпе.

Тем временем коробочки капральств окутались плотными клубами дыма, выпуская по восемь сотен пуль каждые 20 секунд. Аккурат, на каждые 10 метров приближения строя свеев. А когда к перестрелке присоединились штурмовики, удвоившие плотность огня, за счет своей скорострельности — противник не выдержал, судя по беспорядочным крикам с той стороны и картинке в редких разрывах клубов порохового дыма.

Вскочил обратно на лошадь, велел передать приказ на прекращение огня и дозарядку. Минут десять у нас точно есть.

За спиной царил полный бардак — наши солдаты, шедшие на переправу, смешались и толпой бросились к мосту. Моим лосям, оставленным у переправы, явно предстоит много работы. Жаль, что одно боеспособное соединение — преображенцы — уже переправилось, а полки Вейде еще не подошли. Ну да ладно, как тут говорят — осилим с божьей помощью.

Но свеи были хорошими воинами, и десяти минут нам не дали. Беспорядочно мечущаяся конница как-то разом и неожиданно организовалась в плотную лаву, буквально колено к колену, и сплошной стеной накатила на наши щиты, стремясь войти в оставленные промежутки между капральствами. Попались! Не в лоб на ощетинившийся строй поперли, и не охватили кругом — а ударили напрямую, растопыренными, сильными пальцами!

Было страшновато. Особенно, когда конница накатила в упор, а лоси лихорадочно пытались заряжать каморы, снятые для перезарядки. И дернул меня черт за язык дурацкие приказы посреди боя отдавать!

Положение спасли медведи, до этого не принимавшие практически участия в бою.

Когда накатывающая конница начала подбивать копытами дергающиеся тела своей павшей пехоты, образовавшие широкий вал за 60 шагов до капральств — над щитами вспухли новые облака дыма, принесшие слитный рокот катречниц. Вышвырнувшие в сторону плотной конной лавы первые 10 тысяч 8ми мм картечин. Это отстрелялись центральные номера медведей. За ними, с небольшими промежутками, чтоб успели упасть первые ряды, загораживающие еще не побитого противника, ударили картечью боковые номера. Еще два раза по 10 тысяч картечин. И после этого гулко, захлебываясь, затявкали Дары, окончательно окутывая поле избиения пеленой дыма, милосердно укрывшего агонию людей и лошадей. Из дымного облака вылетели только разрозненные всадники, чудом избежавшие картечи. Но на этом их везение закончилось, и они падали, получая по несколько пуль от лосей. Некоторые всадники врубались в линию щитов, и их брали на штыки — и в капральствах начались потери. Но строй не дрогнул. Задние ряды конной лавы отвернули от страшного строя капральств, огибая его двумя рукавами, и разгоняясь.

Штурмовики всколыхнулись перестроением, перебегая с центра строя к его флангам, и присоединяя свой огонь к залпам товарищей, уже начавших выкашивать обходящую строй конницу. Слишком крупная мишень — всадник на лошади, да еще в профиль. А пять лет тренировок воспитали в морпехах неплохих стрелков. Да и сколько той конницы у Карла было — пара тысяч в первом лагере, да тысяча во втором. Ну и пехоты в два раза больше, чем конницы. По пять верховых на одного морпеха. А с учетом того, что больше половины выкосили медведи, вообще достаточно было двух точных выстрелов.

Жуткое зрелище. За 10 минут потери свеев практически сравнялись с нашими, за весь предыдущий день. Вокруг так и не сдвинувшихся с места капральств лежали груды стонущих тел и жалобно ржущих лошадей. Сердце замирало от дикости и кровавости картины. Не мое это, наземные битвы. Кишка у меня тонковата. Привык, что море укрывает страшные последствия баталий, и раненные в нем не мучаются, возносясь практически сразу. Да и полковник из меня хреновый — за все время боя отдал один единственный приказ, да и то дурацкий — хорошо, что капральства, а особенно морпехи, приучены воевать автономно.

Смотрел на побоище, и в памяти сами всплывали строки из «Бородино»

Вам не видать таких сражений!..

Носились знамена, как тени,

В дыму огонь блестел,

Звучал булат, картечь визжала,

Рука бойцов колоть устала,

И ядрам пролетать мешала

Гора кровавых тел.

Лермонтов знал, о чем говорил, хотя видеть такого явно не мог, все же на Кавказе таких сражений не вели. Боюсь, кабы увидел эту мешанину в живую — «Бородино» никогда бы не родилось.

Остатки конницы, рассыпавшейся по всему полю и до сих пор теряющие всадников под удачными выстрелами морпехов, втягивались на взгорок первого лагеря, а вот там наметилась суета. Похоже, выкатывали на прямую наводку орудия. Проверять, выдержат щиты картечь или нет — никакого желания не было. Привстал на стременах, высматривая шевеление лагеря свеев. Обернулся к вестовому драгуну. Прокричал.

— Пушки видишь? — драгун привстал на стременах — Скачи к штурмовикам, пусть дают еще один залп минами, а потом две сотни драгун туда, чтоб Дарами все почистили.

Драгун кивнул, и, ударив в бока лошади ногами, лихо сорвался с места. Почему-то запомнилось, как из-под копыт лошади летели хлопья грязи. Наверное, поднимать взгляд на поле лишний раз не хотелось.

Так как строй с места не сходил — штурмовики ударили сразу, по старым ориентирам. И не одним залпом, а двумя. Мысленно выматерился — хотел оставить последний залп мин про запас — а теперь нам стрелять больше нечем. Одна картечь для картечниц осталась.

Еще не развеялись дымы разрывов а на взгорок влетели две сотни драгун, с моего места было видно, как прыснули по другим склонам из лагеря свеев всадники и пехота. К клубам разрывов на плоской вершине взгорка добавились дымы залпов Даров. Похоже, пушки свеев нам больше не опасны.

А вот дальше драгуны устроили отсебятину. Ну зачем нам эти пушки? Нет, соскакивали с лошадей и наспех привязывали к седлам веревками полевую артилерию свеев. Идиоты! Сейчас конница свеев опомниться, и устроит нашим кровавую баню! Стукнул в бока лошадь, привстал на стременах, разгоняясь. По сторонам слышался дробный топот разгоняющихся морпехов. Что ж мне так не везет то? Второй приказ и опять по-дурацки получилось.

Влетел на взгорок, окинув взглядом лагерь. Непосредственной опасности видно не было. Но во втором лагере наметилось отчетливое шевеление. Вид отсюда на поле боя был замечательный.

— Драгуны! Бросай пушки! Все в седла!!! Лагерь сжечь! Особенно порох! ВЫПОЛНЯТЬ!!!

Вот удается мне под адреналином командный голос, даже мои морпехи дернулись к ровным рядам шатров. Драгуны, так вообще некоторые повскакивали в седла не отвязав пушек, и теперь возились с привязанными к седлу веревками.

А на поле между первым и вторым лагерем закрутился конный хоровод — такое уже видел, свеи так перед атакой кружат.

— РЕЖЬ веревки! ОТСТУПАЕМ!!! Свеи атакуют!

На этот раз послушались моментально. Нестройной толпой драгуны скатывались со взгорка, а на его вершине занимался пожар. Оказалось, очень просто сжигать лагеря противника, используя его же кострища. Главное, чтоб бочонки с порохом занялись, делать из них бомбы просто некогда. И так наперерез нашему строю разгонялась конная лава противника. Прикинул, что сойдемся под острым углом и перекроем нашим линию огня. Прокричал «За мной!» И отвернул коня на встречный курс конной лаве.

Сблизились в считанные секунды, мы с морпехами оказались на острие нашего конного клина а в моей голове крутилась одна фраза из фильма — «Все говорят, немец трус, от лобовой отвернет — а мой не отвернул …»

Уже четко различались открытые в крике рты всадников свеев, многозначительно блестел металл, казалось, весь нацеленный только в меня. Даже создавалось впечатление, что лошади под всадниками смотрят только на меня, и взгляд у них демонический. И казалось, что нападающим нет числа, хотя умом убеждал себя, много их остаться просто не может.

На дистанции шагов в 70 крикнул «ОГОНЬ!!!», пальнул из револьверного монстра и дернул правый повод, пересиливая разогнавшуюся лошадь, но, все же, стараясь не поставить ее на дыбы — а то такие выкрутасы будут у нас с ней последним воспоминанием.

Две конные лавы расходились левыми флангами. Если что-то понимаю в инерции — круто, на 180 градусов, свеи развернуться не могут физически, и мы отрабатывали по их левому флангу Дарами, лохматя его до состояния безвольной тряпки. Ну, хоть третий мой приказ удался, и то радует. 33 % эффективности, не такой уж плохой результат.

Гигантской, правой дугой наша конная толпа уходила за спины неподвижно стоящих капральств. В итоге оказался на том же месте, с которого сорвался, взглянул с удивлением на часы, 12 минут назад. А весь бой длился чуть более получаса. Мы, на море только пристраиваться в выгодную позицию для атаки будем больше времени. Скоротечно тут все. И страшно, видимыми последствиями.

Соскочил с тяжело дышащей лошади, погладил ее по шее, тихонько наговаривая ей в прядущее ухо, что она молодец и все сделала правильно.

За этим занятием меня и застал парламентер. Видимо Карл решил таки выяснить, что за стрельба, а атаки с нашей стороны нет.

Как и положено, переговорщик ехал под белым флагом. Этой традиции уже более полутора тысяч лет, первые упоминания о белом флаге переговоров можно найти в трудах римского историка Корнелиуса, датированных 109-ым годом нашей эры. До этого римские легионы капитулировали, поднимая над головой свои щиты, а после этого прижилась более легкая традиция — нести на переговоры белый флаг, означающий, что переговорщик не вооружен и едет общаться. Хотя, на самом деле, переговорщик, все тот же генерал Мейдель, вооружен был до зубов. И с ним прибыло еще пара типов, один явно русской наружности.

Принимать парламентеров сидящих на конях, стоя на земле самому — явно не стоило. Вскочил в седло. Представились. Русским оказался генарал-майор преображенцев Иван Иванович Бутурлин. Он единственный, кто смотрел на устроенную мной мясорубку с одобрением. Свеи плевались слюной от негодования. Не торопясь, и даже не глядя в сторону разоряющихся переговорщиков, ждал толмача, похлопывая волнующуюся лошадь по холке.

Наконец, мне растолковали, что свеи возмущены коварным нападением и нарушением перемирия, которые мы же, русские, выпросили у милостивого короля Карла. Да, наверное, так это историки и запишут. Плевать.

— Ваши полки — обвел рукой горы трупов перед нашими позициями — открыли огонь первыми, нарушив свое слово, и теперь я, полковник Двинского полка, князь Александр Азовский, считаю себя свободным от вашего лживого соглашения.

Выждал паузу, пока толмач подбирал перевод

— Половину ваших сил мы уже разгромили, и один лагерь спалили, теперь самое время самому мне дойти до вашего Короля и спросить с него за нарушение его слова. И мы это можем сделать! Сами увидите.

Пока переводчик тянул перевод, заметил, как Батурлин довольно откинулся в седле, косясь чуть не с ухмылкой на свеев, а те явно напряглись, не представленный переговорщик так вообще сжал поводья до побелевших костяшек пальцев.

Привстал на стременах, раскатисто, срываясь на хрип, крикнул

— Пооооолк! В штурмовой строй! Стааановись!!!

Первая линия медведей подняла щиты и сделала четыре полушага вперед, волна щитов качнулась и замерла. Лоси за щитами перестраивались в штурмовые шеренги, беря на плечо штуцера — многие из штуцеров зияли пустотой на месте снятых камор. Мдя, похоже, с боезапасом у нас дела даже хуже, чем мне думалось. Но свеям то об этом откуда знать? Если кто либо из морпехов полезет мне сейчас шептать на ухо мол, князь, зарядов нема — пристрелю саботажника. Но обошлось.

За нашими спинами зашевелился резерв. Медведи так же, как и в передовой линии, сделали четыре полушага вперед, но обученных лосей за ними не было, и собранная за щитами пехота просто качнулась следом.

Тем не менее — зрелище впечатляло. Добил свеев.

— Левое плечо! Вперед! Мааарш!!! Драгуны на фланги!

Первая линия начала плавный разворот щитами в сторону второго лагеря свеев. Конница двумя ручейками потекла по обе стороны от поворачивающего строя. Вот тут Мейдель сломался. Залопотал, еще и с повелительными интонациями.

Толмач сообщил, что, коли мы немедленно не прекратим, они, в смысле свеи, казнят четыре десятка военачальников русской армии, содержащихся в их лагере в виде заложников. Ну вот, а в мое время утверждали, что терроризм — новое изобретение. Отнюдь.

Поинтересовался у Мейделя, считает ли он равноценным размен этих заложников на всю армию свеев вместе с ее королем?

Мейдель занервничал, и начал скороговоркой переговариваться со вторым, так и не представленным переговорщиком. Они ничуть не усомнились, что на такой размен мы пойдем. Да и они бы пошли, окажись в аналогичной ситуации.

В итоге у меня попросили перерыв на час, и пригласили в ставку Карла, общаться непосредственно с королем. Они что, совсем идиоты? Особенно после их заявлений о заложниках.

Дал им пол часа и сказал, коли через указанное время, тут не будет всех русских, удерживаемых в лагере, в том числе пленных солдат — начинаю атаку, и никаких переговоров больше не будет. Кроме того, мы забираем все наши орудия и снаряжение, что захватили свеи — после чего уходим всей армией и разрушаем переправу.

А если мои требования хоть в чем-то выполнены не будут, заверяю, что все это мы возьмем сами еще до обеда. Решать королю. Мое решение изменению не подлежит, и отменить его может только Петр, которого тут нет. И демонстративно начал смотреть на часы.

Мейдель начал опять толкать речь в повелительном ключе, но отослал жестом толмача, ставя точку в нашем разговоре. Единственно, что еще сказал, когда переговорщики уже разворачивали лошадей.

— Иван Иваныч, а вы то куда? Неча вам у супротивника делать!

Но Батурлин отговорился, что ему надо все передать нашим, в ставке свеев. Ну, высшие силы ему в помощь.

Смотрел, как завороженный, за минутной стрелкой. Периодически ко мне подъезжали вестовые и докладывали про остатки боеприпасов в капральствах. Скорее об отсутствии оных. Мрак. Намечалась чисто психическая атака. На волоске же все висит! А значит, буду строго исполнять угрозы.

Лагерь свеев бурлил как разворошенный муравейник. Напротив нас строилась пехота противника, а конница явно собиралась идти в обход за холмом. Нервничал. Прикидывал эффективность выхода за щитами на близкую дистанцию и штыковой удар. Но это от безысходности. Нельзя бежать от хищника, у него однозначные инстинкты.

Ровно через полчаса, с тяжелым сердцем скомандовал выступление.

Тонкий слой передовой линии качнулся, и начал неумолимое движение на встречу стоящим рядам пехоты свеев. На скорости 2 километра в час, мы сойдемся в штыковую через 15–20 минут. И, скорее всего, для Двинского полка все будет кончено. Обидно. Надеюсь, хоть вторая линия, более многочисленная, качнувшаяся вслед за первой, вырвет у свеев победу.

Неторопливым шагом ехал на лошади сразу за правым флангом первой линии. Вокруг молча ехали морпехи. Говорить особо нечего, жизнь перед глазами не мелькала, сожаление было только в том, что мразь Яков, сорвавший не дооснащенный полк, остался в обозе и сохранит жизнь. То, что он потом преподнесет Петру свою версию событий — меня уже не волновало, никогда особо не заботился о репутации.

Холодное солнце, косыми лучами высвечивало последний марш полка. Гордился за ребят, ведь понимают все, но идут, печатая шаг и держа строй. Наградил бы всех. Но, видно не судьба.

Все же, судьба оказалось не той злобной тварью, о которой думал последние пять минут марша. Из-за строя свейской пехоты выметнулись несколько всадников — подумал даже было, что конная атака. Но попустило. Карл отпускал пленных. Выдохнул, и скомандовал полку занять оборону. Щиты гулко стукнули в мерзлую землю, и передовая линия замерла. Послал вестовых ко второй линии, чтоб они разворачивались поперек нашего строя и прикрывали нам фланги от бокового удара — все же, встали мы крайне неудачно.

Ко мне подъезжали отпущенные Карлом русские военачальники, представлялись, гомонили. Сколько исторических фамилий, с ума сойти. Даже царевич Имеретинский нашелся, дитя гор и Тифлиса — поручил этому Александру Арчиловичу, заведовавшему при осаде Нарвы всеми пушками, заняться эвакуацией всего добра, порученного его заботам. Остальным рекомендовал приводить в порядок остатки разбежавшихся полков и переправляться на наш берег Наровы. Впрочем, и без моих рекомендаций обошлись.

Правда, князь Долгорукий предлагал — «…вдарить всеми силами по свеям…», на что только пожимал плечами и предлагал ему собирать брошенные им войска и вдарить — а мой полк слово данное держать будет. Поспорили. Нашел он, конечно, время для философских диспутов — имеем ли мы право нарушить слово, коли до нас слово свеи нарушили. Оратор. Остался непреклонным столпом чести — не буду же им говорить, что зарядов у меня нет, мало ли, какой казачек засланный среди них затесался …

Обед застал полк на прежнем месте и в прежнем строю. Голодными. По полю бродило масса народа, собирали раненных и убитых, тащили пушки на поврежденных лафетах. По мне — так бросить тут всю эту рухлядь, но просто так уходить было нельзя, Карл не поймет и посчитает за слабость. А у меня все что осталось — это надутые щеки. Продолжал строить из себя несгибаемого полковника и кость в королевском горле.

Холодно. И самое обидное, что из лагеря Карла, ветерок приносил вкусные запахи, на которые живот отвечал бурчанием. Да когда же эти сонные мухи соберут наше барахло!

К четырем часам пополудни последние русские части втянулись на переправу. Последними были мои безрогие, в смысле безоружные, лоси, набравшие тьму разбежавшегося народа — теперь у меня всем курсантам хватит минимум на треть капральств, а то и на половину. Но начало новым полкам в любом случае положим.

Отдал команду на отступление. Тонкий момент — нас тут могут ведь и рискнуть не выпустить — толпы вооруженных людей за нами больше нет.

Отступали в шахматном порядке. Нечетные капральства снимались со строя и отходили на сотню метров назад, где вновь вставали в оборону. В промежутки между ними отходили четные капральства и, в свою очередь вставали в оборону на сотню метров позади нечетных. Так и шли к переправе.

За нашим отступлением высыпало смотреть масса народа, наверняка и Карл где-то там. Ну да пусть смотрят. В Россию они теперь однозначно не полезут. Хотя, гарнизон Нарвы усилят наверняка. А вот пойти разбираться с Августом у Карла запала еще должно хватить. Флаг ему в руки. Мне бы еще годик у Петра выторговать. Надеюсь, теперь он станет более покладистый.

Переправились без пришествий, и на правом берегу реки полк присоединился к медленно разворачивающемуся хвосту гигантской, по моим меркам, армии, уходящей в Новгород. За спиной два капральства рубили лопатками веревочные связи переправы — пригодились и лопатки.

Шли медленно, можно сказать — ползли. Перегруженный обоз, недостаток телег, недостаток припасов. Страшное это зрелище, армия после, хоть и почетного, но поражения.

Истратил все полковые аптечки на раненных. С ними вообще было сложно — с телег их выкидывали офицеры, так как неначем было везти пушки и воинскую справу. Среди офицеров вообще началась грызня, как у тараканов в банке. Устранился от дележа ответственности — все одно на меня все неудачи спихнут, к чему заранее нервы портить?

Рассылал далеко всех свободных драгун. Запасать провизию. Армейскую казну в 350 тысяч рублей хоть и вывезли — но тратили на припасы ее неохотно, приходилось докармливать своих солдат на личные сбережения, заодно подкармливая раненных и недужных, которых с каждым днем и с каждым падающим на градус морозом становилось все больше. Не удивляюсь, что в нашей армии были такие большие не боевые потери — просто плевать офицерам на мужиков. Бабы еще нарожают.

Но была и положительная сторона у этой медали — капральства курсантов росли как на дрожжах, в них стекались мужики со всей армии — ко мне даже приезжали ругаться некоторые офицеры, требуя выдать дезертиров. Делал круглые глаза и заявлял, что дезертир это когда из армии сбегают — у меня таких нет. Есть несколько человек перешедших из одних полков в другие, но то по велению государя нашего делается, ибо он указывал мне, подготовить капралов да потом собрать им капральства. Вот к Петру с претензиями и обращаться надоть.

Две сотни километров до Новгорода шли почти три недели. Морозы уже опустились серьезные, и на привалах начали оставаться черные земляные холмики, с простыми деревянными крестами из палок. Дааа, война это не только сражения, даже, наверное, не столько — а вот такие будничные и оттого еще более страшные в своей бессмысленности черные холмики на вытоптанном сером снегу. И бредущие солдаты, кутающиеся в тонкий немецкий вариант формы, держащие фузеи под мышкой и пытающиеся отогреть голые руки.

Ругался с князем Долгоруким, рассказывал ему про свои приемы утепления солдат, но бесполезно — для него важнее было, чтоб дошедшие до государя солдаты выглядели по форме. А за недошедших с него спросят меньше, чем за испорченные мундиры. Вот такая проза жизни.

Впрочем, вскоре прибыл гонец, с приказом мне явиться пред очи Петра. Хмыкнул, уже успели сгонять и наябедничать. Но на эту встречу у меня имелись и свои планы. Отобрал полсотни своих штурмовиков, и забрал замаявшегося от безделья князя Лобанова-Ростовского со свитой. Написал несколько заготовок бумаг и отправился с этим караваном на ковер к государю получать незаслуженную ругань.

Новгород. Самый, пожалуй, известный город на Руси. Его ключевое положение на реке Волхов открывало новгородцам все дороги. Вниз по Волхову, через Ладожское озеро и Неву новгородцы попадали в Швецию, Готланд и в земли прибалтийских славян. Через Ильмень-озеро и Мету открывался путь по Волге в Болгарию, к хазарам, на Кавказ, в страны Средней Азии. По Волхову, Ильменю, Днепру пролегал знаменитый путь «из варяг в греки». Новгородские купцы проникали далеко на северо-восток, на Северную Двину, Ваг и Вычегду, плавали по Ледовитому океану на Новую Землю. Да и Любек не без их помощи возводили, ведь именно там стояла славянская крепость Любица.

Сам город поднял свои стены в удачном с точки зрения расположения месте, но не очень удачном месте с точки зрения строительства. В низине, с высокой влажностью и болотистостью почв. Зато землянок тут никогда не строили — кому понравиться жить в бассейне, строили сразу добротные, обязательно двухэтажные, терема — первый этаж складской, а второй, жилой. И улицы тут мостили сразу — клали продольные бревна, на которые набивали поперечный тес. За несколько сезонов этот настил тонул в земле и поверх него сооружали новый. Говорят, по три десятка таких слоев раскопать можно было. Одним словом — город до боли напоминал Петербург в отношениях с местом постройки. Жаль, нет времени походить по улочкам, пропитаться духом города.

Петр ожидал в кремле, чуть не притопывая от нетерпения. По крайней мере, у меня сложилось такое ощущение, так как не успел еще заявить о своем прибытии, только под сводами воротной башни проехал, а на меня уже накинулся служивый народ, и начал подгонять — мол, государь ждет.

Петр не просто ждал — он себя накручивал, впрочем, как обычно. И первые пять минут разноса предпочел стоять по стойки смирно и просто выслушивать те помои, которые для меня тут замесили. Дошли даже до сговора с Карлом, мол, именно по этому мой полк не одержал победу, да еще и другим достойным боярам победить не дал. Это Долгорукий что ли достойный? Ню-Ню.

Благо Петр прервал свою гневную и обличительную тираду на вопросе

— И что ты на это сказать можешь?

Полная светелка народу зримо подалась вперед, ожидая моего ответа. Свинство это, все же — пропесочивать подчиненного при таком стечении злопыхателей.

— Все лжа, государь. Правда токмо в том, что мог быть злой умысел супротив тебя, но не мой, а полковника, что от твоего имени без меня полк к походу готовил. Вот с него и спрос за победу упущенную! У меня же все силы ушли, чтоб планы эти расстроить да хоть от разгрома армию увести, сведя все к почетному поражению.

Сказать, что удивил окружающих — это ничего не сказать. В мою вину, скорее всего, Петр не верил, уж больно неизобретательно он меня костерил. А вот мое заявление — это уже серьезно.

— Это как?

Петр уселся на стул, вновь цепляясь за все своей шпагой, когда же он ее на трость то сменит, ведь страшно же окружающим.

— Покуда ходил с флотом, как ты и приказывал, прибыл в мой полк человек, с бумагами от тебя, и словом твоим весь полк, необученный да воинской справой не снабженный — увел под Нарву. В полку у меня одно ружье на двоих только и имелось! А к тому ружью по пять зарядов токмо. И вот такой полк человек тот хотел на свеев бросить. Измена то, государь мой. Солдат русских за просто так под пули сввевские подставлять. И только проведением господним, удалось мне под самой Нарвой полк перехватить, да полковника того арестовать. Вот только с таким запасом огневого зелья, прости государь, никакой возможности победить не имел. Все зелье на отражение первой атаки положил, а потом только вид мог делать, что в атаку иду. На испуг свеев брал! Но для победы этого мало было, и вынужден был на почетное отступление согласиться. Будь у меня хоть бы еще десяток патронов к ружьям — победа была бы твоя, государь! А виновен в том полковник от тебя присланный — князь Яков Лобанов-Ростовский!

И протянул Петру изъятый у Якова мандат. Петр взял задумчиво, глянул мелком.

— Сказывал, арестовал ты его? И где он?

— Тут государь, с собой его привез, да свиту его, что в сговоре том участвовали, вместе с ним доставил.

— Веди!

Петр опять вскочил и заходил из угла в угол.

Испытывая оргастическое наслаждение от подставы, вышел в коридор, спустился на пол пролета и крикнул вниз морпехам, вести арестованных.

Пока ходил, Петр опять дозрел до нужной кондиции. На входящую в двери нашу компанию он уставился злобным кошачьим взглядом, даже усы встопорщились.

К счастью, меня этот взгляд миновал и уперся в князя Якова.

— А скажи ка мне, Яков, не тот ли ты Лобанов-Ростовский, что с калмыком своим дюжину лет назад на Троицкой дороге у урочища Красной сосны государевых мужиков, везущих в Москву казну податных сборов на разбой взял? Тебя еще кнутом пороли, да мать твоя, княгиня Анна Никифоровна, за тебя упросила. Да видать твое гнилое нутро опять вылезло! Ты почто полк Двинский без огненного зелья на убой привел?!

Яков аж позеленел. Мой внутренний капкан довольно защелкал челюстями. Князь-грабитель бухнулся в ноги Петру и заскулил, что не ведает он, в чем его обвиняют, во всем виновен он, это в мой огород камень, и что полк у меня не готов, и содержу его плохо и мужики все как один непочтительные…

Но Петр уже закусил удила, по себе знаю — этот бронепоезд с рельс уже не сбить. Прослушал ругательную эпопею, которая явно была заготовлена для меня, со стороны. Надеюсь, не улыбался — а то тут моментом можно стать из зрителя жертвой.

Ситуация, несмотря на всю ее неприглядность и сопли — имела и положительный момент. После того, как Петр на ком-либо спускал пар — на некоторое время становился вменяемым человеком. А остывал он довольно быстро, правда, взрывался еще быстрее.

Когда охрана уволокла козла отпущения, вместе с его стадом — уж не знаю куда, да и не интересно мне то — врагом больше, врагом меньше. Обратился к Петру с просьбой об аудиенции. И даже получил ее, на что собственно и рассчитывал — любит государь играть на контрастах, одного пожурил, до смерти, надеюсь, другого надо похвалить.

На аудиенции подробно рассказал, как пропажу полка нашел, «…как догонял, как подрезал». Усмехнулся про себя всплывшему в памяти анекдоту. Собственно чистую правду рассказывал, умалчивая о незначительных нюансах и преломляя все в нужное русло. Про битву рассказал, и переговоры со свеями пересказал — мало ли что Петру еще в ухо нашепчут. Одним словом, вроде отбелился, минимум до серого оттенка и порадовал государя любимыми им батальными сценами. Пока у Петра не иссякло хорошее настроение — подсунул ему болванки приказов о назначении в новые полки моих отличившихся морпехов, командирами. А полки формируем из собранных солдат, что командиры на поле боя бросили, да капралов обученных, что под Нарвой себя орлами показали…

Ну и под это дело лил Петру мед в уши, что иностранцы предали нашу армию, сбежав во время или даже до боя. Нет им веры более. А наши бояре новомодного боя не ведают — вот и хочу, чтоб новыми полками верные тебе, государь, русские люди командовали, да еще, чтоб они не один год бою новоманерному, так славно себя показавшему, обучались. Одним словом — убедительно и сладко врал, что других кандидатур просто и взять в новые полки неоткуда. Убедил. Правда, с довеском — нагрузкой. Петр восхотел, чтоб боярские новики в полках заняли должности младших офицеров. Убеждал его, что будут трения и не пойдут бояре под руку к мужикам бывшим. На что Петр накидал знаменитый указ о субординации, тот самый, со шпицрутенами. Переняли, так сказать, прогрессивный опыт свеев. Мдя.

А вот далее почувствовал себя неуютно. Зашла речь о нашем морском походе. И настроение Петра вновь качнулось в обратную сторону. Нет, недовольство свое он не высказывал, тем более, поведал ему — все как было, как на духу можно сказать. И как на морскую прогулку вышли, и что юнг в поход взял, так как им морской практики набираться надо и как на Сальтхольме юнг высадил, ноги размять. А тут флот свеев, про который мы и знать не знали — ну пальба, мои морпехи царевича грудью закрывали, кстати, буду просить у твоего величества об их награждении, а тут и наши корабли на шум подоспели. Многие корабли свеев огнем побили, несколько призами взяли — но побитые сильно и к бою не очень годные. Одним словом, виктория, в которой покрыло себя славой имя адмирала фон Памбурга, а потом еще и празднование победы в Копенгагене, когда рядом с королевским троном на площади стоял малый трон для царевича, и парад победы царевич Алексей принимал вместе с королем Дании Фредериком. Дружба навек, народ восхваляет … и так далее.

Ну а потом заскочил по торговым делам к ганзейцам, заодно и царевичу те дела показать, чтоб он на ус будущий, науку мотал. А там оказия случилась, что ганзейцы давно хотели себе Готланд вернуть, как землю их исконную, вот мы с ними договор и заключили, что они нам базу для флота Балтийского предоставляют, а мы им чуток подсобим с захватом Готланда. Ну и подсобили, по мере сил. А теперь там твои корабли, государь ремонтируют, и на тот год надо на них команды русские послать, а то сам видишь, как с иностранцами выходит. А еще через год, заверяю тебя, государь — возьмешь ты земли ижорские легко, да дале пойдешь, коль восхочешь.

… Отчего на сейчас? Да видишь государь, как с толпой то необученной вышло … да и припаса огнебойного накопить нужно… Коли торопить начало не будем, быстрее до конца дойдем. Это как со всадником — пока он лошадь седлает — пеший путник далеко убежать успеет, но от конного пеший все одно не уйдет. Так и нам, пару лет надо армию да флот заседлать, опосля чего, ты вскачь по землям пойдешь, никто не уйдет, коль ты того не пожелаешь.

Уфффф. Когда мне будут вручать Оскара за сценарий?

Оказалось, рано расслабился.

— Крутишь ты что-то князь. Недоговариваешь.

Петр заходил по комнате. Ну, недоговариваю, и что? Крамолу же в душе не ращу … Хотя, это с какой точки зрения посмотреть.

— Но брат мой, Фредерик, о тебе добро отзывался в письме. Да и полк твой зело вовремя под Нарву пришел, хош и не смог ты Карла одолеть …

Петр сделал паузу и посмотрел на меня испытующе

— Али не захотел?

Мне ли тренировать честный взгляд и тяжелый вздох?

— Не смог Петр, совсем с припасом худо было, а полки мои только в огневом бое пока сильны, мало их, на штыки обученных свеев брать.

— Ну, сочту, что так.

Петр отвернулся к мутному окну. Вот ведь странность, уже четыре года как заводы мои в полную силу работают, а изменений в стране не видно — стекла слюдяные или из толстого заморского стекла, инструмент у большинства ручной ковки … одним словом, как в прорву все уходит.

— Головин из Константинополя письма мне шлет, мол, поманил князь Азовский прожектами великими, а ему теперь отдуваться, да послам уши наговаривать. Вот и велю тебе — завершай до года нового все дела свои с полками, что ты мне тут сказывал, да отправляйся в Константинополь, за слова свои ответ держать. А то османы там зашевелились. Вот и замиривай, как собирался то делать… Ступай.

Даже чарку не налил. Ну и ладно, послали — не сослали, хотя, это как посмотреть.

Скоро смогу не хуже гадалки выдавать — «А предстоит тебе, касатик, через месяц другой, дорога дальняя, да дом казенный». Ну, или нечто в этом же роде.

Вышел на мороз, под начавший падать легкий снежок. Ответил на немой вопрос в глазах своих верных абордажников.

— Будем жить, морпехи!

Подумал и добавил правду жизни

— Не долго и счастливо, зато ярко и быстро.

Хлопнул по плечу ближайшего и пошел к лошадям, переступающих ногами по утоптанному пяточку у коновязи. Дальняя дорога начиналась.

Еще неделя прошла в беготне, между бредущими полками и Новгородом. Показалось даже, что моя филейная часть приняла форму седла, и это навсегда.

Полки медленно, но упорно шли через мороз и метели. И помочь им почти ничем не мог. Хотя, к чести Долгорукова, армия довольно быстро набрала по окрестным деревням недостающих саней, уже саней, обоза — положение больных и раненных несколько облегчилось. Хотя, крестьяне окрестных деревень, через которые прошла армия — были явно иного мнения.

Да и на своей земле — даже морозы не такими трескучими показались.

Сам князь Долгорукий мрачнел все больше, но это уже моими стараниями. Для начала, прибыв в армию, после аудиенции Петра — устроил грандиозное кровопускание армейской казне. Положено по 6 рубликов на солдата — вынь да положь! И это еще без учета жалованья! Надоело мне из своего кармана все доставать, в нем и так пусто, за исключением странно знакомой скульптурной композиции из переплетенных пальцев.

А споры разразились вокруг суммы. Дело в том, что мы спелись с Адамом Вейде. Он, наверное, страдая от ранения, временно потерял ясность мысли, и согласился на мое предложение — возглавить новое генеральство. К его разлохмаченным 9 пехотным полкам добавляем мой зародыш 10 пехотных полков и получаем десяток полноценных полков, плюс еще один драгунский полк в нагрузку — от него отвертеться не получилось.

27 с мелочью тысяч человек, по 6 рубликов — 165 тысяч. Вот об этих деньгах и была речь с армейскими казначеями и князем Долгоруким. Даже не речь, а крики и ругань — так как к этому делу еще надо было денег на обмундирование и обустройство. Полки то, по бумагам, числились как новые — и денег требовали много. Настаивал на большой сумме сразу, на обустройство — и даже знал, кто ее зажимает.

Торговались. Забрать 250 тысяч, как собирался, не вышло. У меня даже возникло ощущение, что таких денег в казне уже и не было. Куда, интересно, делись? Ведь еще под Нарвой больше 300 тысяч было!

Предложил этим жадинам кнут и пряник — они мне дают денег, и мы не едем к Ромодановскому решать споры … и не надо так хмыкать. Ну а коль денег даете, то переодену свои полки да вам эти камзолы, чистенькими и почти новыми отдам … нет, оружие сдам в Приказ, государю. Ну, так как, православные, по рукам? Угу, это было только начало …

Волю государя о руководителях — Вейде вынужден был чтить, и капральства в полках взяли на себя мои курсанты-капралы, немедленно начавшие вводить наши порядки. А на руководящие должности встали десять свежеиспеченных полковников и 40 лейтенантов. Остальные мои штурмовики привычно взяли на себя роль инструкторов и учителей. У них даже важность некая во взгляде светиться начала. Эдакие барчуки. Собрал свежеиспеченных полковников — довел до них две основные задачи — дойти, не теряя людей и обучить солдат, пока по программе капралов, только капрала не менять … хотя, если будет плохо своих людей учить — менять не задумываясь. И кстати, коли морпехи, начнут носы задирать — отправлю их сортиры в Вавчуге сторожить, так им и передайте!

Все остальные должности в полках предложили уже имеющимся офицерам, не вызвав у них этим бурю восторга. Хотя, многие согласились. В основном те, у кого наметилось повышение, на освободившиеся от гордецов места. Гордецы взяли расчет, и послал их, глумливо ухмыляясь, к Долгорукому — пускай там остатки казны подчищают.

С руководством драгунского полка получилось несколько тяжелее — многие начальники ушли вслед за гордецами. В итоге временно раздробили драгунский полк на 10 эскадронов, разбавленных четырьмя десятками наших драгун каждый, и придали по эскадрону пехотному полку. Осталось только полковую артиллерию добавить.

И тут встал резонный вопрос — а куда идем? Прикидывал разные варианты, но самый красивый выходил один единственный, и он требовал переименования генеральства.

Зимой сумерки опускаются быстро, особенно, когда небо набухло серыми тучами, так и подкарауливающими когда полки встанут лагерем. Наш штабной шатер ставили одним из первых, так что, когда вернулся с объезда лагеря, шатер уже приятно мерцал сквозь брезент масляным светильником и парил верхушкой конуса — значит и жаровню уже раскочегарили. Окликнул вестовых, что-то жарко обсуждающих рядом с шатром, и велел не драть горло на морозе, а позвать ко мне Вейде и полковников.

Сам вручил поводья подбежавшему солдату и нырнул в иллюзорное тепло шатра, оставляя за спиной спешивающихся морпехов и начинающийся снегопад. Погрел руки над жаровней, уши разогрелись сами — осталось дождаться моих отцов командиров и решить, как будем жить дальше. Надеюсь, они не удивятся, застав меня сидя на табурете с задранными над жаровней ногами. Впрочем, их уже сложно удивить.

Начали собрание с выпивки. Пили чай, с печивом. Все же, приятно быть любимым начальником — для меня и пирожков из продовольственных рейдов привозили, и вкусностей всяческих. Каюсь, пользовался служебным положением, и все метелил, правда, не под кроватью, в связи с отсутствием таковой, а вместе с остальными командирами. Да и, сказать по чести — не такой уж у меня устроенный тут быт был, по крайней мере, портянками пахло лишь немного меньше, чем в остальных шатрах. Но аппетита никому такие мелочи не портили. Вот и пили чай с пирожками, да под разговоры.

— Господа, долго думал, как сподручнее будет генеральство содержать да устраивать. Расходиться по селам малым, как остальное войско, нам резона нет нам много и трудно учиться предстоит. А вот разместить такую тьму народа в одном месте можно не вдруг. Но есть у меня одна задумка. Для начала, чтоб мне потом задумку сподручнее провести было, необходимо нам статус генеральства сменить. Будем мы отныне — корпусом морской пехоты! Полки пусть номерные остаются, как и было, а вот знамена у них будут черные, и на них символ серебром вышьем — а вот какой, придумывайте сами. Череп только Двинскому полку государем дарован. А как придумаете все — поедем утверждать новый статус к государю, а потом, в Москве, корпус поставлю в штабе флота на довольствие. Вот так мыслю. Теперь вас слушаю …

Думал, спорить будем, особенно с Адамом. Куда там — предложение прошло на ура. Даже обидно, столько аргументов заготовил. Ну и ладно, отложу их до Петра.

В целом, пришлось раз десять мотаться к Петру и обратно, утрясая назначения и структуры. Да еще выздоравливающего Адама с собой таскать. Плюс решали вопросы с дислокацией и содержанием полков. С дислокацией — настоял на своем. Да, далеко — но прямо сейчас эти полки не нужны, а там, рядом, у меня есть, чем их кормить, да во что одеть. Хотя, и на это надо денег. Но в иных местах и за деньги будет не взять нужного, на такую ораву. В итоге, полки шли под Воронеж. Почти 1000 километров марша. Зимой. Аккурат к весне дойдут. Если найду денег на утепление армии. Иначе — не дойдут.

Ну да о том и речи быть не может! Письма Федору уже составил.

Армия разбредалась по зимним квартирам. Только наш, согреваемый интенсивной работой капралов, корпус — упорно шло на северо-восток. Послал драгун вперед нас в Москву с депешами и деньгами. Вот уж удивиться Федор срочному заказу на 30 тысяч зимних плащей нашего фасона, пусть и без пропитки. Благо делать их несложно — мешок ведь практически, только что войлочный и с капюшоном. Коли найдет столько войлока, да сотен пять человек наймет на шитье — за месяц сделают. А сырья есть много, надо только поискать — ведь войлочных шатров из Крыма привезли уйму. А один такой шатер это почти три десятка плащей. Обрезки пойдут солдатам на утепление ног — вот остальную амуницию мы им быстро не справим, этим уже швейные цеха в Липках пусть занимаются, зря мы, что ли, туда столько станков, в том числе и швейных машин, завезли! Про все это и написал. Особо просил поторопиться — мерзнут люди, а путь неблизкий.

Дорога до Москвы запомнилась не только седлом, но еще и писаниной. Строчил послания как пулемет. На заводы, в школу, южному флоту. Порой даже забывал, кому что написал, и на всякий случай писал еще раз. Как, интересно, со всей этой писаниной Петр справляется?

Еще много говорили с Вейде и новыми полковниками о ближайших задачах. Тут был вообще завал. 12 разных мнений, как нам обучать и оснащать полки.

Вейде строчил не меньше меня, плохо только, что по-старорусски. Предложил ему, пройти курс гражданского письма, который на привалах ноне проходил весь корпус. Отвратительно, надо бы заметить, проходил. Хорошо знали новый букварь только морпехи — курсанты-капралы знали, но … хуже. В итоге дело шло гораздо медленнее, чем хотелось бы.

Пока приходилось разбирать старорусскую вязь генерала, и мотать на ус. Этот человек, пожалуй, компетентнее меня в управлении и снабжении такой толпы народу будет. Хотя, мы оба учились друг от друга. Выделение в полках инженерных служб — его идея, и, для начала, появились летучие постановщики лагеря. Очень удобно — инженерная рота в каждом полку, на лошадях с притороченными к ним оболочками шатров, рубят лес и ставят лагеря, до которых пешие полки доходят к ночи. А утром полки уходят, оставляя роту собирать лагерь и вновь скакать вперед полка. Отлично получилось. Правда, пришлось забрать полторы тысячи заводных лошадей из эскадронов — но это потом наверстаем. Все потом. Пока важно идти, не теряя людей и интенсивно обучая их.

И мы шли. Отметили Новый Год в дороге, где-то в полях между Новгородом и Москвой. Отмечали не менее жарко, чем в прошлом году, и опять два дня стояли лагерем.

Про трудности этого похода вспоминать не хочется. Все же, 30 тысяч это не 2 тысячи, всех сохранить не удалось, и за нами, увы, вырастали все те же земляные холмики с крестами. Хотя, честно скажу — из шкурки выпрыгивал, чтоб не умостить крестами всю нашу дорогу. И Вейде этому учил, хотя, он и без меня прекрасно справлялся — все же, немецкая пунктуальность давала о себе знать, главное было правильные алгоритмы на бумаге записать и ему вручить для неукоснительного исполнения.

В Твери, как и договаривался в письме, нас ожидал первый обоз Федора, и десяток учениц Таи. Что особо порадовало, вместе с Таей…

Задержался в Твери. Исключительно по делу! В результате, ушедшую вперед армию мы с Таей нагнали лишь под Москвой.

В Москву полки заходить не планировали, а у меня были там дела — вновь оставил поход на Адама, предварительно прожужжав ему все уши. Ничего, повторение — мать учения. Хотя, судя по выражению лица немца — не мать, а теща — но это уже нюансы.

Оставил полки, напутствовав их в дорогу к Туле, которая отяготит обоз всем, что наделать успела, и далее к Липкам и Воронежу. Думаю, догнать полки еще успею, несмотря на огромные планы посещения заводов по дороге. А пока — Москва.

Вновь город встретил меня холодом, серостью и снегом. Ну и ладно. Зато, улочки выглядели относительно чистыми, а воздух свежим. Это пытаюсь искать в жизни позитив, а то, в последнее время стало окончательно грустно. Может взрослею? А может понял, что никому тут, кроме Таи, да мастеров моих, не нужен. И придумки мои не нужны, и вообще … Нет! Обещал же себе — буду позитив искать. Тааак, что бы такого позитивного вспомнить? Злые бояре, это не то, долги вечные — побоку, недосып — в топку… Во! На море, в Крым путевку дали! С девушкой! Она, кстати, сказала однозначно, что если еще раз, без нее и надолго то отрежет мне … Нет, обещал только позитив — значит просто, на море с девушкой. А девушка то, кстати — обросла манерами. Даже не узнал поначалу. А как тут узнаешь! Короткий полушубок с капюшоном и юбка-брюки, на поясе которой — шпага. Попробуй такой не пообещать, что без нее — больше никуда. Действительно же отрежет. Надо будет обязательно заглянуть в эту школу благородных девиц и глянуть, какой по счету дисциплиной они изучали шантаж. Наверное, второй. А что изучали первой — говорить не буду. Шпагой Тая, кстати, владела примерно равноценно моим знаниям, то есть, практически никак — видимо на первые две дисциплины отвели много времени. Но старикам, учителям фехтования, свое «фи» выскажу.

Впрочем, вспоминаю о позитиве … так, это личное, это пропускаем, это, на потом — вот! Школы достроили! Приказчики и медички въехали в новенькие классы с общежитиями и немедленно начали подавать прошения на женитьбу. Надо было не общежития строить а множество отдельных домиков, как в Академгородке для профессоров… Ах да, о позитиве же. Ну, позитив в том, что все по плану — этой весной около сотни факторий получат первый выпуск. И полтора десятка еще не посетивших венчания медичек и приказчиков останутся учить новый набор. Видимо, самые страшные — зато усидчивые в науках. Опять сбился! Позитив, позитив … Аууу! Ты где?

Типография сожрала все деньги? Это не то. Хотя, буквари вышли на загляденье. К ним еще бумажные линейки-закладки с транспортиром из плотного картона, с напечатанными на них шкалами, а чтоб место не пропадало, еще и таблицами соотношений всех величин, какие вспомнили к метрической системе.

Часть букварей отправил к корпусу и в морские школы, подумал, и еще на заводы отослал, вместе с письмами — учить рабочих. Основная масса книг пойдет на фактории. Раздавать книги будем не насовсем, а на пять лет, и на каждую книгу положили штраф в три рубля, коли книгу не вернут, али попортят ее. Вообще, с букварями получилось забавно — что медикам, что приказчикам, вменил в обязанность проводить зимние посиделки для жителей, с чтением статей из букваря, а потом и из газет, что к ним будут приходить. На отсутствие энтузиазма будущих просветителей выдал целую проповедь. Возлюби ближнего, тут уже оскомину набило, батюшки льют этот елей ушатами, но есть ведь и оборотная сторона монеты — это доверие к учителям. Что медикам, что приказчикам — доверие населения, с которым они будут жить и работать на одной земле — ох как надо, особенно по началу. Вот и даю им шанс это доверие заработать. Читайте, подсказывайте, разъясняйте, что непонятно будет — и народ к вам сам потянется. Психология.

Вот и полетели мои первые ласточки, разнося отраву знаний. Позитивненько.

Более серьезные ласточки полетели в морские школы и на заводы. Дело в том, что приглашенный Лейбницом Кристофер Рен — решил мою проблему с карманным навигационным калькулятором, точнее, логарифмической линейкой. Там самое сложное — точные логарифмические шкалы — сам с ними возился бы долго. Теперь первые образцы линеек мы посылали для обучения курсантов и мастеров, вместе с буклетом инструкций по пользованию. Сама линейка вышла несколько для меня необычной — но так было технологичнее. Четыре картонных круга с напечатанными на них шкалами насаживались на общую ось и соответственно, шкалы можно было проворачивать друг относительно друга. Круги сшивала крепкая нить, концы которой завязывались снаружи большого круга, образуя подвижный бегунок — очень простое в изготовлении устройство. Разумеется, только после того, как рассчитаны шкалы, по ним вырезаны, а потом и выверены гравильные доски. Теперь могу печатать линейки сотнями … но не для кого. Раздал всем, начиная от профессоров и заканчивая приказчиками. Может и приживется. Потом сделаем капитальные — точнее, для навигаторов уже заказал два варианта — привычную мне, плоскую линейку, и дисковую какую уже сделали в картонном варианте, обе конструкции в деревянном исполнении. Но готовы эти калькуляторы будут позже. Жаль. Давненько не баловался с раритетом, последний раз держал его в руках на курсах рулевых вроде.

Что еще? Нанятые мной два года назад иностранные специалисты рабочие потихоньку потянулись на родину? Да и Бахус с ними. Наплевать и запить. Свое дело они сделали, знания передали — цеха работают. Нууу… в какой-то мере — позитив, а то они мне уж очень недешево обходились.

Федор жалуется, что объемы продаж диковин падают? Да это у него просто аппетиты выросли больше, чем производительность завода. Хотя, да, поменьше делать стали — зато оружия делаем больше, и заказы от Петра огромные. Еще бы денег от казны за них получить … Так! Забылся. Мне же о позитиве надо! Юродивые, какие то, давеча под забором подворья выкрикивали про меня, что антихрист? Не то. Ни одного приглашения на бал или вечеринку? Ну, пожалуй, позитив — не нравиться мне эта светская круговерть. Хотя, звоночек тревожный. Вот! Есть позитив! Давеча, профессора мои, большой мордобой устроили — не по поводу того, сколько ангелов на кончике иглы уместятся — а по поводу подправленной теории эволюции. Действительно, почему все живые существа входят в эту теорию, а толпа нет? Ведь толпа это отдельный живой организм. И страны, и нации — все это отдельные живые организмы, а значит, подчиняются законам эволюции. Вот и применили… друг другу по мордасам. Хотя, результаты интересные — это про теорию, а не практику. Приятно видеть необычное развитие привычных идей.

Много и долго общался с Ньютоном. Запускаем весной новую финансовую систему. По указанию Петра — мелкие деньги типа полушки — четверть копейки, деньги — полкопейки и саму копейку — чеканим из меди. Хотя, доверие к меди в виде денег у населения нет — на сегодня монеты ходят исключительно серебряные, с редким включением золотых червонцев. Петр опасался бунтов, и крупнее копейки пока чеканить монеты из меди не стал. Мне же — было жалко меди, пропадающей так бездарно — ведь каждая копейка это почти 4 грамма меди — по 10 копеек на руки десяти миллионам жителей — уже под 40 тонн меди, а это, между прочим, 400 километров телефонного провода. А если на руках у населения будет хотя бы по рублю мелочью — это уже катастрофа! Проводов хватит от Азова до Москвы, да потом еще и до Архангельска осталось бы.

Предложил чеканить монеты из бронзовых трофейных пушек — их у нас навалом. Более того, создадим этим монетам некоторый ореол величия — будем чеканить монеты с разными картинками — мол, эта а честь Константинопольской победы, из османской бронзы, эта в честь победы нашего южного флота над османским, из бронзы корабельных пушек осман, эта в честь победы северного флота над свеями, из соответствующей бронзы. Будут вполне почетные монеты, и население не так сильно ворчать станет. Можно и наши пушки отправить на монеты — чеканить на них 'Во славу русскому оружию', или нечто подобное. А нюансы, была эта слава у старых бронзовых орудий, или нет — оставим историкам. Хорошая идея. Патриотичная. И медь мне оставят, что особо радует — так как возиться с гальваникой, доставая медь из пушечной бронзы — мне совершенно неохота, кроме того, дорого это. Разливался соловьем, расчерчивая идею бронзовых денег яркими красками, и обещая наладить технологию изготовления штампов для монет путем травления, так как штампы для бронзы будут быстро изнашиваться, и их надо много. Исаак от меня только отмахнулся — похоже, идея его захватила и куда-то увела. Куда именно — только высший разум знает, причем, результат может быть совсем не тот, на который толкаю нашего верховного казначея. С ним всегда так, когда он увлечен идеей — становиться совершенно не коммуникабельным. Ну и ладно, подожду несколько дней.

Подкараулил момент просветления Исаака — точнее пригласил его на обед, обещая ответить на накопившиеся вопросы и по налогообложению, и по банку — а сам грязно его напоил и упал практически в ноги, прося помощи с навигацией. И вовсе не потому, в ноги упал, что сам хорошо принял — а для убедительности. Красочно расписывал, размахивая хрустальным фужером и расплескивая вино — как мы мучались со счислением и как не хватает систематических наблюдений, таблиц и методик. Рассказывал, как мы все это делали, и обещал прислать массу записей, привезенных из похода, в том числе и методик, которыми мы пользовались. Не скупился на посулы — обсерваторию на средства флота оснастим. А через несколько лет обещаю — будет отдельная обсерватория с главным телескопом, обладающим метровым зеркалом!

По мере подогрева спора топливом — зеркало подросло до двух метров. Хорошо еще, что Иссак сломался, а то трехметровое зеркало мне точно не потянуть — тут и пара метров уже перебор, боюсь — надо прямо сейчас начинать пробовать варить стекло, в двух экземплярах, месяц образцы плавно остужать, а потом еще год другой полировать друг об друга. Хорошо, что зеркало делать надо, а не линзу, линзу такую точно не сделать. Да и с зеркалом, на любом этапе может не получиться — придется начинать сначала. Но такова цена. Хочешь привлечь лучших — обеспечивай их лучшим. Понимаю, что такое чудовище для наших целей избыточно — но, почему-то от меня постоянно ждут чудес. Эдакий Дед Мороз с подарками. Надену красный колпак и порадую штаб сметами навигационного обеспечения флота. Приду к ним с Таей, одетой Снегурочкой, и попрошу ее полевую аптечку прихватить — ибо может понадобиться.

Со штабом обошлось. Они уже притерпелись к затратам, в которые их адмирал ввергал флот. Да и на фоне весьма не малых затрат на два наших флота, лавинообразно нарастающие из года в год — мои инициативы становились уже мелочью. Да и штаб опытом обзавелся. Более того, наученные прошлым опытом — штабисты выложили мне весьма интересный пакет аналитики. В котором прочитал даже несколько больше, чем мне насплетничал Федор, и рассказала Тая. Прогрессируют, немчуры. Это их так Петр любя называет — в принципе, он прав, штаб на 80 процентов, то есть на 14 человек, состоит из иностранцев, и четверо самых перспективных выпускников Воронежской школы существенно изменить положение не могут. Пока.

Ключевой новостью аналитики была смерть «Зачарованного» испанского монарха в начале ноября 1700 года. Отмучался …. И вполне закономерные прогнозы, кто, когда и с кем сцепиться, выгрызая из тела испанских колоний свои кусочки. Даже докладная записка для Петра была — рекомендующая поучаствовать в дележке пирога. Записку зарубил, как несвоевременную — у нас с Францией, которая стоит за испанской спиной, есть дела, и она, к тому же, сдерживает осман. Нам в этом деле надо по иному поучаствовать. А для этого нужно переоснащать флот, и строить новый. Грубо, нужны деньги, и много. Будем выкручиваться.

Коли моя немчура выжила после представленных смет, предложил им составить бумагу на передачу верфей под Воронежем новому корпусу. Упирал на рачительность. Две дюжины стапелей нам больше не заполнить разом — денег не дадут, рабочие ушли. Если этой весной заложим хоть шесть фрегатов, будет уже хорошо. Вот и передаем обе верфи, с двумя дюжинами эллингов, пехоте… нет, они им не для этого нужны — каждый стапель это вполне основательный барак в 380 квадратных метров. Его еще на три этажа разгородить можно, и выйдет жилье на полторы тысячи человек. 36 тысяч, считай, пристроили. Главное, чтоб пехота дошла до этих стапелей. Будем строить на них не только властелинов морей, но и царицу полей.

А как же верфь? Вооот! Тут и есть братская помощь. Мы пехоте помогаем, а она флоту. И сотню тысяч из армейской казны, отложенных на обустройство — используем на постройку новых верфей… Чем старые плохи? Да ничем — но большие корабли на них нам не построить, а главное — до моря не спустить. Свою роль верфи под Воронежем отыграли. И теперь нам пора посмотреть … в Крым. Знаю там одну отличную бухту, в которой сам бог велел нам продолжить строить корабли. Но уже большие. И эллинги будем большие строить, каменные.

А ведь у нас еще по плану переоснащение фрегатов на нарезные орудия — тут деньги лишними не будут. Вот сколько этим летом отправили перевооружаться? Четыре? А надо сорок. Вот так вот, господа.

Оставил штаб в шоке, но с листами новых проектов и приказов. С новым годом их.

Светские мероприятия меня обошли стороной, хоть несколько визитов пришлось сделать. К князю-кесарю, например. И съездил в Преображенское, до школы благородных девиц — поблагодарил Наталью Алексеевну, заодно, высказал пару мыслей. Так до вечера, за чаем и высказывал — а Тая вообще в школе осталась, у нее тут были незавершенные дела, которые она хотела закрыть до отъезда.

К Петру не напрашивался, да и он не звал — теоретически, меня уже тут быть не должно, ведь по высочайшему указанию должен ноне находиться в дороге. Но дела не отпускали.

Много писал писем. Даже чертежи кубриков и перепланировки эллингов на верфи отправил. Дернул письмами из Вавчуга половину пловцов и пяток инженеров-строителей с канала, пусть едут к Ростову на Дону и ждут меня у Боцмана. Формировали с Федором обозы. О Федоре вообще отдельный разговор. Заматерел он тут, и несколько … прижимист стал. Бобровая шуба да шапка, из-под которой только щеки, да борода видны — это здорово, только не тот он уже Федор Баженин, с которым мы на коньках по Двине замерзшей гоняли. Незаметно все, как-то, поменялось. Теперь с ним о людях, а он о барыше. Осип так не поменялся, знать, опять Москва виновата. Жаль. Имел долгий и неприятный разговор с Федором — надеюсь, объяснил ему, что люди — это будущие деньги, и в первую очередь стоит думать о преумножении людей, а уж потом на них зарабатывать. Федор многозначительно спрашивал, и когда это «потом» настанет? Что ему ответить? Если честно — то не при нашей жизни, но такой ответ его не устроит. Соврал, что лет через пять. Ну да, очередная программа «500 дней». Не говорить же правду, что будущего у нас нет, у меня, по крайней мере.

18 января 1701 года выехали из Москвы вместе с пятью сотнями саней обоза вещевого снабжения корпуса. Обоз шел медленно, так что трое наших саней лихо умчали вперед, под скрип полозьев и веселое улюлюканье возниц. Как хорошо в санях! Седалищу удобно, всюду толстые меховые шкуры. Сказка! Вокруг ажурная вязь леса, черная на белом — тонкие черные черточки веток, в меховых муфтах снега. Сказочный персонаж на передке саней — мужичок в зипуне, с белой от изморози бородой. Рядом снегурочка, к счастью, не дочка и тем более, не внучка. За спиной остался целый обоз подарков. Вот так можно путешествовать!

А в нашем коротком караване спряталась денежная казна, на которую каждому жителю России можно купить по курице. По при. А вместо этого растрачу ее на военные игрушки… Опять меня на негатив потянуло. Ведь знаю умом — кто не хочет кормить свою армию, того заставят кормить армию чужую — вот только где та черта, когда до нее расходы обоснованы, а после нее это уже паранойя?

Зарылся поглубже в меха, под бок спящей Таи — ну их, все эти умствования. Пусть уж Россия потерпит меня еще несколько лет, а далее — живет, как хочет.

На этот раз наш караван шел по «ямам». Не по углублениям в земле, как можно было подумать, а по станциям ямщиков, расположенным вдоль всех основных трактов примерно через 45 километров — расстояния одного перехода свежей лошади. При ямах были свои гостиницы, но предпочитал ночевать в санях, посетив предварительно ямскую таверну. Готовили тут неплохо, чего не скажу о номерах. А с другой стороны — чему тут удивляться? Ведь ямы, это наше наследство от «Золотой орды». Монголы всегда любили хорошо поесть, а вот в чистоплотности замечены особо не были. Они и мылись то только пару раз в жизни, да и то не сами — их обмывали при рождении, и после смерти. Иначе считалось, что можно смыть с себя удачу в бою и благословение бога войны Сульдэ. Монгольские рати так и вычисляли — по запаху. Даже собаки начинали гавкать за несколько километров до подхода монгольского войска, коли ветерок был подходящий. Вот и приходилось монголам учиться стремительным набегам — иначе они никого застать не могли.

Хотя, это касалось в основном воинов в походе. Тем не менее, со стиркой и мытьем у остальных монголов была не меньшая напряженка — обычай и порядок у них таковы, что весной и летом никто не сидит днем в воде, не моет рук, не черпает воду золотой и серебряной посудой и не расстилает в степи вымытой одежды. Так как, по их мнению, именно это бывает причиной сильного грома и молнии, которые обязательно попадут в лошадь провинившегося, а коли провинность велика, то и в юрту. Много у монголов обычаев было — нельзя копать землю — то есть, наносить земле повреждения железом. Чтоб выкопать колодец — целый многодневный ритуал предусмотрен был, с подношениями духам.

Нельзя оскорблять духов огня и ветра. По большому счету — ничего нельзя. Однако народ с такими жесткими табу имел довольно либеральные законы. Например, закон Чингисхана, «Яса», запрещает ложь, воровство, прелюбодеяние. Предписывает любить ближнего, как самого себя, не причинять обид, и забывать их совершенно, щадить страны и города, покорившиеся добровольно, освобождать от всякого налога и уважать храмы, посвященные Богу, а равно и служителей его. Про эти нюансы узнал в Азове, когда с батюшкой в храме общался и удивлялся наличию православного храма прямо в «Золотой орде»

Были у монгол и странные традиции — нельзя показывать ладони, так как там линии судьбы, а судьбу чужому демонстрировать нельзя. Может, по этому, для приветствия подавали две руки, сложенные лодочкой — и пожимать их надо было обеими руками. И множество аналогичных нюансов — пить можно только сидя, подарки дарить, только уходя и тому подобное.

Ну, да не о традициях речь. Дело в том, что еда в тавернах была нажористая, а вот запах гостиницы пробивался даже сквозь ароматы кухни. Будто там так и остались монголы со времен Чингисхана. Подниматься и проверять не стал, прекрасно и в санях переночуем.

Тула встретила дымами, стелющимися подобно туману. Издалека казалось, что в городе и пригороде идет бой, только пушек неслышно. Вот такие странные появились ассоциации.

На самом деле, там и шел бой. Бились с заказом государя. Заказ побеждал.

Первым делом выслушал стоны своих бывших мастеров, а ноне управляющего и главного инженера завода. Руки опустились в очередной раз. Сотней штуцеров в день тут и не пахло, несмотря на то, что завод работал в три смены, и новые станки уже запустили. В удачные дни делали до 40 стволов, а про неудачные, даже говорить не хотелось. 7 тысяч штуцеров отгрузили ушедшему из Тулы корпусу, в новом году сделают еще тысяч 13, но до 80 тысяч, заказанных государем, заводу было как до луны. Положение нужно было срочно спасать, так как Петр выяснять причины не будет, сразу за свою шпагу схватиться — а это смертельно, даже если он ее из ножен не сможет вытащить. А уж если вытащит …

Написал большую петицию, в которой указал, в связи с появлением новых типов вооружения, собирать на заводе «Дар». Сделать дробовик было проще, как не странно, чем штуцер. Узким местом в дробовиках стала механика — вот ее отписал делать в Вавчуге, там на ней уже собаку съели. 4 тысячи направляющих с механикой влезут в одну телегу, а уж с литьем и проточкой ствола и барабана Тула справиться. Как и со сборкой, благо бригада помощников из Вавчуга все еще передавала Туле передовой опыт.

Понимаю, что логистика выходит сумасшедшая — но куда деваться? Сидели с управляющим и решали, как будем выкручиваться. Дары желательно производить не вместо, а вместе со штуцерами — тогда, даже если не доберем до 80 тысяч, сможем убедительно спихнуть все на сложности нового вооружения.

Рабочих завода было жаль. Но безоружных солдат жаль еще больше. Ничего, прорвемся.

Вот со снарядами и капсулами зарядов в Туле было все гораздо лучше. Тут традиционно хорошо с пороховыми мельницами, а после того, как новые веяния допустили в цеха фасовки женщин — продукция пошла потоком. По началу, сплошь бракованная, но за полгода выпуск наладили, и теперь не успевали подвозить бумагу, а ящики боеприпасов лежали опасными грудами. Велел организовывать несколько складов вне завода и города, с охраной и учетом, словом, как в Вавчуге — благо, тут все руководство понимало, о чем речь.

Кроме снарядов к гладкостволам фрегатов — Тула уже выпускала снаряды под нарезные орудия, на которые планировали перевооружить флот. Вот только шимозу никто, кроме Вавчуга не производил. И производить пока не будет. Посему, снаряды Тула делала с начинкой из желтого пороха, у него эффективность в три раза выше, чем у дымных собратьев, хотя, конечно, заметно ниже, чем у шимозы. И как метательное вещество желтый порох не годиться, слишком взрывной у него характер. Ничего, есть у меня иная задумка. Подкорректировал чертежи снаряда — теперь, засыпая заряд в камеру снаряда — будем оставлять осевую пустоту под детонатор, ограниченную бумажной трубочкой, до самого дна. Треть этой пустоты займет детонатор, а под него можно будет вкладывать капсулы с различной гадостью. Пока, на роль гадости претендовал только фосфор в свинцовой капсуле — а дальше будет видно. Оговорили с мастерами конструктив капсулы — жаль только, снаряд у нас маловат, больше 50 грамм фосфора не влезет. Ну, сколько влезет. Всяко веселей супостат гореть будет. Заказал изготовление нескольких железных форм под капсулы, для литья свинца, и чтоб к моему отъезду из Тулы были готовы.

Плодотворно поработали. Даже Тая не сидела на месте, о объезжала с половиной морпехов город и предместья, собирая новых абитуриенток, а Ермолай пропадал с секретчиками завода — там, как выяснилось, было не паханное поле работы. Еще и заросшее сорняками.

Покидали Тулу со сложными чувствами — постоянно казалось, что забыли нечто важное. Но, судя по всему — коли во все вникнуть да решить, буду в Константинополе аккурат следующей зимой. Петр такого точно не поймет.

На прощание собрал большое совещание заводчан и городской администрации, предварительно посидев вечером с воеводой за чаркой вина. Может по этому, на собрании был несколько груб — а нечего им было друг на друга кивать! Почему обязательно должен приходить дядя со стороны и решать их вопросы?! Может этот дядя не один придет, а вместе с заточенным колом, или пеньковой подружкой. Вот дождутся Петра с ревизией …

Под полозья саней стелился со скрипом воронежский тракт, наезженный селитряными караванами. Ведь, как не странно, больше всего производили селитры именно под Воронежем — даже думал одно время набивать снаряды там, но пока нет сил, строить еще несколько сборочных линий, пусть возят селитру в Тулу и Липки.

Более трех сотен километров до Воронежа и чуть менее до Липок. И где-то там, на тракте, идет мой корпус. Ждал встречи с нетерпением.

Встретились через день, после нашего отъезда из Тулы. Вначале вокруг наших саней прогарцевали несколько драгун, молодцевато отдав честь — дурные привычки, как известно, перенимаются первыми. Затем была довольно долгая пауза, и уже ближе к вечеру наши сани заскользили мимо длинного обоза, полного людей и вещей. Уже к середине обоза охрип отвечать на приветствия и только кивал, бог с ними, пусть думают, что загордился — но у них там более тысячи глоток, а у меня одна, да еще и сорванная совещаниями в Туле.

В первый лагерь, въехали практически одновременно с головой обоза, и тут уже одними кивками головой отделаться не удалось. И чего они так радуются? Можно подумать, Петр собственной персоной приехал. Подбодрил напутственной речью, что корпусу осталось десять дней до зимних квартир, и позади, идут еще обозы снабжения — так что, держитесь, чуток осталось.

Аналогично взбадривал остальные лагеря, через которые мы проезжали.

Заночевали в головном лагере, рядом со штабным шатром. Именно рядом, так как ночевать в санях под мехами было теплее, чем в шатре с жаровней. Хотя, без совещания в шатре дело не обошлось. А Тая вернулась с осмотра больных в обозе вообще поздней ночью. Без нее и меха показались не такими теплыми, вот и мучил командиров словоблудием и планами. Но они мне достойно отомстили. До неприличия. И кто их надоумил? Утверждают, что это коллегиальное решение — как обычно, виноватых нет.

Они додумались обозвать корпус «Соколиным». Теперь у меня «1-ый Соколиный полк морской пехоты», «2-ой Соколиный …» и так далее. Скромнее надо быть! Соколы мои. А что они на знаменах запланировали?! Ну, нет у людей фантазии! Серебряный атакующий сокол на черном фоне, и цифра полка, это конечно красиво — но вообще-то, это мой знак качества! Его еще заслужить надо! Так и сказал. Коли за год не будут соответствовать — добро на полковые прапоры не дам. Да и потом буду следить за этим внимательно. И Адаму строго настрого велю соблюдать традицию высокого качества подготовки. Нет качества — нет сокола. Подлизы. Или они думают, что под это дело стрясти с меня можно будет больше? Напрасно, их адмирал гол как сокол. Гмм. А может это намек что и они голы как, соответственно, соколы? Вот ведь! Всегда и в любом деле, коли покопаться, можно найти негатив. Помню, как в моем времени негатив демонстрировали даже в детских стишках — «… Вдруг из маминой из спальни, хромоногий и кривой, выбегает …», мдя, что тут скажешь … В любом деле важно не только само дело, но и угол зрения, под которым на него смотрят.

Ну да это все лирика. Как раз на одну ночь разговоров.

А утром наши сани были уже в пути, причем, меня даже будить не стали — проснулся сам, ближе к обеду. Еще одна ночевка и будем в Липках.

Липкинский завод походил на тульский — как брат близнец. Вот только баталию он вел речную. Многочисленные дымы, поднимающиеся над заводом, втягивались вдоль русла реки и висели над ней плавно клубящимся маревом. Пованивало. Хотя, после полевых шатров меня уже не раздражали запахи. Теперь лучше понимал канониров, способных стрелять, когда у меня уже глаза готовы были за борт выпрыгивать.

Завод порадовал дальними дозорами, что отсутствовало в Туле. Видимо сказывалось отсутствие городской администрации, без нее все вопросы решались самим заводом, без оглядки на воевод.

И обстановка на заводе была спокойнее — хотя, они и не гнали оружейный заказ — все, что они делали, это снаряды для орудий — остальная их продукция была сугубо гражданской.

Посчитал это несправедливостью, и начал загружать завод привезенными планами. Они — ближайшее производство к корпусу, значит, на них будет львиная доля производства зарядов. Капсулы 12 и 18мм, гранаты 50мм, показавшие отменные характеристики при залповой стрельбе по площадям и плотному строю.

Обсудили с мастерами давно вынашиваемый мной проект двуколок, для поля боя. Для обоза у двуколок грузоподъемность маловата — а вот использовать их во время боя для подвоза припасов и вывоза раненных — будет в самый раз. По скорости и маневренности никакая телега не сравниться с двуколкой, а на поле боя, да под обстрелом — скорость и маневренность становиться решающей.

Этот заказ берег для Липок по одной простой причине — тут уже налажено производство больших стальных колес для сельской техники. Если такие колеса поставить на двуколку, да еще опустить платформу двуколки ниже оси колес — будет быстрая, проходимая и устойчивая конструкция, кроме того, защищенная по бокам самими колесами, не хуже чем броневыми щитами медведей. То, что ось будет выше пола платформы — не страшно, поместим ее в деревянный «туннель» из пары досок, являющихся параллельно спинками сидений, а длинномеры можно будет под спинками пропихивать.

В любом случае, надо собрать несколько опытных образцов и протестировать, благо, лучше русских дорог весной и осенью испытательного полигона еще не придумали.

Тая на двух санях, традиционно, с половиной морпехов охраны — отправилась на рыбалку. Причем, наживкой у нее были письма от студенток предыдущего набора — в которых расписывалось, как это замечательно и что они уже замужем, и работу дали вместе с жильем … Думаю, ее рыбалка будет на удивление обильной, и она уже намекала, что коль не позаботились о вывозе абитуриентов, придется мне тряхнуть кошельком. А что там трясти? Одна медная копеечка об тряпочные стенки кошелька звенеть не будет! Или это покушение на армейскую казну? Опять меня под монастырь подводят!

Тем не менее, дня на три Тая пропала — с тихим ужасом представлял, какую толпу она приведет. За три дня сделали деревянный макет двуколки, с настоящими колесами, осью и рессорами, благо, были запчасти. Далее приступили к самому интересному — ломать сие недоразумение. К чести конструкции — ломалась она неохотно. Нечему там ломаться. Самое узкое место — бронзовые вкладыши ступицы и застывающее смазочное сало. Но и эту технологию завод неплохо отладил на сельской технике. За счет больших колес, даже на максимальной скорости обороты не превышали 150 в минуту и вкладыши справлялись легко, да плюс еще хорошее охлаждение ступицы большой площадью железа колес. Проходимость, опять же — феноменальная, по буеракам двуколка ехала легко и легко выбиралась из оврагов, из которых могла вылезти лошадь, не подпрыгивая. Все хорошо … вот только тяжеловата конструкция. Дал задание облегчать колеса, как самый тяжелый элемент двуколки. Только чтоб отверстия облегчения в дисках не совпадали друг с другом, и не образовалось сквозных дырок. Нарисовал эскиз, но дожидаться новой партии колес уже не стал. Составили заказ на три типа двуколок — основной тип, двуколка для перевозки раненных и боеприпасов, но с узлом крепления стационарной картечницы выше спинок, отгораживающих туннель оси. Второй тип — пара двуколок, станина и зарядный ящик к 75мм орудию, на них смонтируем пушки, снимаемые с кораблей. Тут была сложность, что требовалось изготавливать одиночную станину под ствол, в результате выпуск лафетов будет низкий. Хотя, весной придут заказанные на Урале нарезные пушки с лафетами, стволы от них отправим на флот, а лафеты поставим на колеса, снабдив гладкоствольными стволами. Вот такая ротация. Лишней работы тут не будет, все равно Урал поставляет все в разобранном виде и без колес. Достаточно будет написать письмо в сборочный цех Нижнего Новгорода, где теперь разгружаются ладьи с Урала и скорректировать логистику. Пусть везут по Цне почти до Тамбова, а там, 40 километров волок до реки Воронеж. Что-что, а вот логистика выходила самым тяжелым и узким делом. Велика земля наша и непролазна. Точные приборы, оптику и взрыватели везем с поморья, массивное железо с Урала, порох, так вообще со всей страны. А ведь это по тысяче километров в один конец минимум. Обозы и флотилии идут месяцами, а везут мало. Теперь на первое место выходят не производительности заводов, а способы транспортировки. Вопрос с самодвижущимися речными баржами встал особо остро. Те прикидки, что мы в Вавчуге собрали в виде опытного экземпляра еще только проходят стадию детских болезней — а нужны они были еще вчера. К ним еще сеть заправочных станций потребна, соответственно, с заводиками, чтоб было чем заправлять. И из чего гнать топливо…. И когда, простите всем этим заниматься? Кому поручить? С Федором отношения стали сложные, слишком много всего на него нагрузил, цех моих транспортников озадачить? Так им такое не по силам, тут надо фигуру уровня Нобиля. Куда не кинь, всюду клин.

Вообще, вспоминая о Нобиле, первым делом в памяти всплывает Нобелевская премия. А вот истоки богатства семьи Нобиля лежат, как не странно, в России. Родоначальник семьи, уже не помню, как его звали, приехал в Россию в начале 19 века, так как на родине его объявили … банкротом. Вот так вот. В Петербурге Нобель открыл небольшую механическую мастерскую и уговорил русское военное ведомство спонсировать разработку им морских мин. Получает 25 тысяч на эти работы. К слову сказать, русские мастера, выходившие с аналогичными предложениями получали только … Ну да не секрет, что нет пророков в своем отечестве. Через пару лет Нобиль получил еще 40 тысяч рубликов, и на его заводике трудилось уже под тысячу человек. А потом началась Крымская война, и Нобеля завалили военными заказами. Сказать к его чести — когда возникла реальная опасность атаки англо-французского флота на Петербург, Нобель со своим сыном и рабочими завода лично устанавливали морские мины своего же производства по льду финского залива, и в результате, атака флота сорвалась — по словам адмирала Напье — «Финляндский залив буквально кишит этими чертовыми минами…». Делал Нобиль и рельсы для первой железной дороги, участвовал в изготовлении механизмов первых русских паровых боевых судов, строил самоходные баржи для Волги — собственно, отсюда и начались заправочные станции Нобиля на реках. А, будучи монополистом, севшим на Бакинскую нефть — он еще и мешал поиску других месторождений, скупая перспективные участки, платя за них аренду, но ничего не делая — как было с той же ухтинской нефтью.

Три поколения Нобелей делали для России все, начиная от турбин гидростанций и заканчивая осями для экипажей. Теперь уже далеко не банкроты, семейство Нобиля начинают массу новых дел, в том числе и на своей родине. Строят заводы, изобретают динамит, причем, проповедуя исключительно пацифистские взгляды — мол, если у армий будет оружие, способное всех поубивать — то войны не будет. Только вот динамит оказался слабоват для этих целей, надо было им ураном заняться.

В России семья Нобиля работала аж до 1917 года, а потом покинула ее, оставив в Петербурге завод, который в мое время носил гордое звание «Русский Дизель» и семейные могилы на Смоленском кладбище. И уже в мое время, на Петровской набережной, президент нобелевского фонда открыл памятный знак — летящий через бесформенные темные массы голубь, символизирующий одиночество и борьбу. Символично. И созвучно моим мыслям. Только что у меня летят серебряные соколы на черном фоне. Сокол не голубь, так просто не схарчаешь.

Вот вспомнил про Нобиля, и задумался. Ведь иду по его стопам, если можно так сказать про будущее. Заводик, военные заказы, корабли, оружие. Знать и от Волги мне не открутиться, деваться ведь некуда — у Нобеля наверняка та же проблема с логистикой возникла. А коль иду по проторенной дорожке, с некоторыми модификациями — чего ломиться то в открытую дверь? Помниться, Петр после северной войны, даже года не просидел на месте и ушел в Персидский поход. Подробностей похода, безусловно, не помню, но раз никаких битв в памяти не отложилось, а вся война длилась пару лет, то проблем там особых не было. Вот и флаг в руки нашему ледоколу. После него буду организовывать поставки нефти по Волге. Сунуться туда сейчас — это цены задрать до небес. А пока, надо переговорить с Боцманом, пусть он договаривается с черкесами на торговлю «земляным маслом». Но особой заинтересованности не высказывает. Всяко больше, в таком раскладе, нефти соберем — чем из Ухты привозят. Хоть с маслом решим проблемы, а топить будем … чем придется. Не даром велел газогенераторы под любое топливо делать — собственно, с ними больше всего возни и было.

Вот газогенераторы были вторым заданием для Липок. Не срочным. Они нужны всего лишь «вчера», а не «год назад», как задачи для Тулы. Но намекнул липкинским специалистам фигурной резьбы по железу, что несколько опытных газогенераторов хочу вскоре увидеть на верфях, а летом уже в артелях. Вот такие скромные пожелания.

Зачем? Ответ очень прост — переделанные поливальные машины, опытный образец которой гоняли в Вавчуге — однозначно сказали, что категорически не согласны работать на конной тяге — слишком большой объем воды нужно было вылить на коротком отрезке пути. Всплыла проблема мотопомп. Собственно, для налаживания выпуска 5 сильных двигателей сюда из Вавчуга и направляли группу поддержки. Помпу сделали. Пока только помпу, с передвижением на конной тяге. Однако, проблема трактора не за горами, даже сами заводчане уже задают вопросы «… а пошто бы нам эту паровую крутильню к колесам не приспособить …». Собрал совещание, как раз в тот день, когда драгунские дозоры корпуса на завод прискакали, да провел малый мозговой штурм. Собственно, мои мозги и штурмовали. Меловая доска тут была в единственном экземпляре, вот и приходилось, набросав эскиз трактора, деталировку рисовать по свободным углам, затирая нарисованные до этого детали. Чтоб десять раз не повторять — рисовал узел, спрашивал, кто будет им заниматься и после звенящей тишины голосов желающих — назначал очередного счастливца. Далее рассказывал принцип работы узла, с рисунками и пояснениями — но без размеров. Просто сам их не знал. Эскизы трактора оригинальностью не блистали. Основных задач было две — сделать опытный образец, и сделать его примитивным, но легким. Газогенератор, как источник топлива, газовый паровой шатровый котел водотрубного типа, три двигателя и система управления раздачей пара. Предлагаемая к экспериментам конструкция имела трехколесную схему. Сзади два больших колеса, вращаемых каждое своим двигателем, спереди маленькое, свободно ориентирующееся. Соответственно, управляется трактор наподобие гусеничных машин. Поворотом штурвала внутри распределительного клапана перемешался сектор, открывая больше доступа пару то одному, то другому двигателю, в зависимости от угла поворота штурвала. Рычаг хода, открывающий доступ пару либо прямо, либо на реверс, либо перекрывающий пар совсем обеспечивая эффективное торможение колес. Рычаг газа, собственно, и регулирующий подачу газа в горелки котла. Вроде, проще не придумать — но полезли мелочи — понижающие редуктора на колеса, герметичность паровой аппаратуры, весовая балансировка и так далее.

Если честно, совершенно не рассчитывал, что выйдет нечто путное. Очередная разминка для заводов, по принципу оружейного комбайна Вавчуга.

Тем не менее, с суровым видом изрек, что, возвращаясь из Константинополя, захочу покататься на опытном образце — и сильно обижусь, коли этого не случиться.

Но это все дела, так сказать, жестяные. А кроме этого, все освободившиеся от парусов мощности ткацкого цеха и швей — пускаем на пошив обмундирования. Наконец то у меня получилось сбалансировать проект зимней формы. Самым дешевым вариантом оказался … ватник, только набитый шерстью. Вот, что значит — поговорить вовремя с умными людьми! Точнее промышленниками, которые, по плану, будут поднимать производство сукна в России. Мне, на званном обеде, вежливо объяснили, что шерсть шерсти рознь, например, ту, что для овчины используют — свалять практически нельзя. И рецептик подсказали, простой — как сделать, чтоб шерсть воду не впитывала да не сваливалась. И ничего изобретать не надо — осталось только степняков да артели мои озадачить на сырье, глядишь, к следующей зиме корпус приодену. Шерсть будем чесать — что получше, отправляем на сукно, остатками набиваем ватники. Ватники делаем по принципу грубой и прочной брезентовой ветровки, пропитанной каолином и с нашитыми усилителями, а к ней толстую, ватную стеганую подстежку. И со штанами также. Просто, и без затей. Чего, спрашивается, мучился? Ведь стеганки на Руси испокон веков использовали как простейшую броню. И от татар нам тегиляй достался, в виде длиннополого стеганого кафтана набитого конским волосом. И технологии отработаны — набивку вываривали в соленой воде, чтоб не гнила — и долго пользовались. Затык тогда был в ручном шитье, что выходило недешево — а при шитье стеганых подстежек на машинах — дело пойдет на потоке. Верхнюю куртку только придется делать большого размера, чтоб зимой под нее стеганку пристегивать — но и эта проблема решена — хлястик сзади, как на шинелях, перестегивающиеся погоны и по паре пуговиц на рукавах — легко меняют верхнюю одежду на пару размеров. И со штанами аналогично — пару застегивающихся закладок по бокам у пояса, решающих проблему сезонного увеличения размера, и ширинка. Заодно и пояс сделаем высоким, чтоб поясницу солдаты не морозили. Хорошо выходило. Главное — практично и дешево.

Форма у корпуса будет зеленого цвета. Не только из соображений маскировки, дорогая в этом времени черная краска, как никак, ее из сандалового дерева гнали. Импорт, так сказать. В это же время, прекрасную краску цвета хаки можно получить из коры и ягод можжевельника. Кору и ягоды вываривают полчасика, процеживают, и жидкость упаривают до густоты. Работы на пяток часов с ленцой. А чтоб крашенная ткань не линяла, ее сначала кипятят в растворе квасцов, отжимают, сушат и потом кипятят в краске. Так сказать — результат, гарантированный веками практики. Все чаще задаю себе вопрос — а почему же тогда человечество перешло на искусственные красители? Ведь все под боком — можжевельник дает краску цвета хаки, береза или крапива дают зеленую краску, корни конского щавеля дают желтую краску, зверобой — красную, ежевика и черника — фиолетовую, коричневую краску получаем из коры ольхи или той же луковой шелухи. Можно перечислять очень долго. Вся палитра растет под нашими окнами. Так почему?

Краски менее устойчивы? Угу, а тканные узоры из этих красок до моего времени дошли спокойно, не выцветая и не линяя. Скорее дело в том, что с натуральными красками надо дольше возиться, а фабрикантом нужен был поток окрашенной ткани, чтоб макнуть ткань в краску и дальше гнать. Не мне судить. Зато точно знаю — аллергии на ткань в этом времени нет, красители кожу не раздражают, а главное — они под рукой, чем грех не воспользоваться.

На утверждение формы корпуса прискакал Вейде, благо корпус рядом проходил. И тут все началось по новой. Даже до ругани дело дошло. Вот уж не ожидал — ведь не на пустом же месте отсебятину несу! Все функционально, от вставок до погон, держащих плечевые ремни. Вставки, правда, решили делать не из кожи, как планировал, а из нескольких слоев ткани, прошитой и пропитанной нашей фирменной каолино-масляной пропиткой. Собственно, функциональность генерала и не устраивала. Сел и схватился за голову.

— Адам, ты же видал, как под Нарвой стрелки баталию вели? Коли мишень яркая, по ней целиться легче! Вон глянь …

Вскочил, подтаскивая Вейде к окну.

— Майор твой на коне сидит, галантный и красивый, а вокруг мужики в сером. Куда у тебя глаз с первую очередь смотрит? Можешь не говорить, и так ясно, что на яркое. А глаз тот через прицел смотреть может!

Сел обратно к столу. Оглядел притихших баб со швейного цеха, с кем детали формы разбирали. Продолжил, не глядя на хмурившегося генерала.

— Ведомо мне, берег ты людей своих под Нарвой, так отчего же ты их ноне на пули насадить желаешь? Форму яркую для них требуешь. Али думаешь, только у нас штуцера точно пули мечущие есть? А даже ежели так, думаешь, и дальше так будет?

Именно в этот момент распахнулась дверь, запуская клубы пара и помянутого ранее майора, отрапортовавшего, что заболевшие устроены на заводе, и он готов исполнять … и так далее. Потом майор стушевался под прицельными взглядами всех находящихся в комнате, заозирался, и проверил форму, вдруг штаны по дороге потерял. Выглядел майор действительно мишенью, ярким пятном на фоне зимнего сумрака помещения, развеиваемого только масляным светильником на столе. До ламп и генератора завод еще не дозрел, но его очередь была следующей, когда с Тулой закончим.

Посмотрел выразительно на хмурящегося еще больше Вейде, и махнул майору, мол, ступай служивый.

Плох тот генерал, который отступает с занятых им позиций сразу, еще до того, как выяснит все силы неприятеля. Воевали.

Адам согласился, что быть мишенью, это плохо — но позиций не сдал. С его слов, солдат должен блистать, это и боевой дух поднимает и престиж среди местного населения и вообще …

Фиг они у меня получат отдельно парадную форму! Денег нет, а то, что есть — уже распланировано на оружие и флот — когда еще удастся так удачно растрясти казну Петра? Это можно сказать — разовая улыбка фортуны.

В итоге сошлись на компромиссе. Первой идеей был декоративный вышитый нагрудник, пристегиваемый поверх формы — видел такие в свое время у рот почетного караула. Вот только возни с ним выходит многовато, и надевать такой аксессуар станут только для парадов — хлопотно с ним. А генерал настаивал, чтоб пехота на марше блистала и ослепляла.

Сетуя на судьбу, усложнил куртку — теперь к двойному запаху бушлата подшиваем две декоративные вставки — когда бушлат запахнут он равномерно зеленый, а если половину запаха отстегнуть от одного плеча, откинуть, и пристегнуть к другому плечу — выставляем напоказ две половинки декоративной вставки. Прикинув, как это хозяйство будет быстро пачкаться, вставки утвердили спарываемыми и подшиваемыми, как подворотнички. Вот ведь … не было печали. Ну, уж, коль такая пьянка — нарисовал эскиз гусарского долмана, точнее, оформление грудной части и крючки соединения — мысленно стеная, зачем нам все эти сложности.

Уже утвержденный картуз переделывать не дал, но с идеей широкой ленты, под которую на картузе надо сделать несколько шлиц, и на лобовом хлястике крепить кокарду — согласился. Попросил у баб платок, скатал его в ленту, повязал на свой картуз, чтоб концы свешивались сбоку, одел на морпеха, поглядел так да сяк, поправил и утвердил. Бог с ним пусть будут ленты — зато знаю, какой пункт добавлю в обучение оказанию первой медицинской помощи — иметь под рукой прочную полоску ткани будет не лишним.

Воодушевленный генерал бросился в атаку на остальной декор. Покушался на штаны! Предложил нашить декорации на планируемый войлочный «пендель», носимый в походном положении на пояснице. Будут солдаты как мартышки, светить яркими пятнами на известном месте. С одной стороны хорошо — к врагу спиной точно не повернуться, кому охота получить заряд в место красочной мишени. А с другой стороны … ну его в баню, этот трансформер! Зарубил.

И еще раз зарубил, и гетры в топку. И … Адам! Мы вообще солдат обсуждаем или придворных на балу! Им еще по грязи ползать…

Какого цвета выбирать вставки — тут вопрос не стоял. Уж что-что, а про цветовой круг еще со школы знал. Все мы, со школы помним, что — «Каждый Охотник Желает Знать Где Сидит Фазан». Да только это лишь половина знания. Вот если эти цвета, свернуть в кольцо, соединив края замочком из восьмого цвета, логично вытекающего из смеси красного с фиолетовым — то есть пурпурным — получится «цветовое кольцо». По нему легко подбирать сочетающиеся цвета. Один цвет будет напротив другого. Против зеленого — красный к примеру. Надо три цвета подобрать — не проблема, берем цвета лежащие в трети круга друг от друга. Четыре цвета — в четвертях круга друг от друга, и так далее.

Будет зеленая форма с красной, закрывающейся, отделкой и золотым шитьем. Шитье, безусловно, будет просто желтыми нитками с плетеными шнурами, и так из сметы выпали.

Обещал Адаму, что, вернувшись из Константинополя, устрою большой парад, а потом еще большие ученья. И если … и тогда … уууууу… За каждый лишний стежок спрошу лично с него. А потом и с полковников, стыдливо прячущихся за дверью во время нашей перепалки. Но это уже крикнул в дверь для проформы, не проверял, прячутся они там или нет — хотя, половицы в сенях скрипели, а чужих сюда морпехи не пустили бы без доклада.

Очередной поздний вечер, наводил на меня думы — «как плохо быть начальником». Мои военные квасили, обмывая новую форму, мастера ковырялись с интересными им делами, периодически прибегая в гостевой «вагончик» с вопросами и отрывая меня от нелюбимого дела. Причем, индикатором для всех был свет в оконце — коли окна светят, знать князя можно дергать независимо от времени суток. А может у меня боязнь темноты просто! Может мне без ночника не заснуть! Ироды. И так с мыслями не собраться.

Пересчитывал сметы. Можно из одной шкурки белки шапку сделать? Воооот! А мне надо было минимум две шапки, и белка еще попалась не очень жирная, голодала, наверное. Интересно, как с этим Нобель справлялся? Хотя, его так время не поджимало, как меня.

Из-за печи вышла Тая, набросив платок поверх длиннополой нижней рубахи и, подволакивая при ходьбе ноги обутые в валенки, выглядевшие как галоши, размера на три ей великоватые, накинула мне на плечи бушлат.

— Почто не ложишься, Мастер, зябко в доме, всех дел все одно не переделаешь.

Бушлат захолодил спину и плечи остывшим нутром. Откинулся на лавке, прижимаясь к сонному теплу Таи, вставшей за спиной.

— Всех не переделаю, верно, говоришь. Да только уезжать с утра, а заводу казны часть оставить потребно, да такую, чтоб и на другие дела той казны хватило. Вот и крою, из лоскутов.

Приятно, когда теплые девичьи пальцы перебирают волосы. Сразу захотелось бросить заниматься тем, что не нравиться.

— Так ты и в Туле то говорил, и тут. Мниться мне и на верфях о том же скажешь. Может, просто на день другой задержал бы отъезд? да решил все, сна себя не лишая, вон, внове у тебя под глазами кровь набрякла.

Согласиться что ли?

— Нету у меня тех дней, милосердная ты моя. Со шпагой.

Закинул руки за спину, прижимаясь теснее, и в тайне потягиваясь.

— На верфях нам надо наперед корпуса быть, а дале, к морю идти, пока зимник стоит, да еще по пути в артели заглядывая. А то не малый конец выходит, и проскочить его надо, пока дороги не развезло.

Тая отпустила волосы и сложила руки на моей груди, теребя уже ворот рубахи

— Так и не надо под ледоход трогаться! Опосля на кораблях и дойдем. Государь наш, батюшка, милостив, урока тебе несполняемого не вменит, к чему живот то надрывать?

Эх, Таисия, знала бы ты, что только невозможным последнее время и занимаюсь. Люб мне этот народ, ведь действительно напишу в завещании, что можно сделать антигравитационные платформы и вечный двигатель — и пока ученые не разобрались, да не отговорили — мастера ведь сделают. Да, раскачиваются тяжело и долго — зато потом не остановить, попрут на теорию своей практикой. Плюнут, проходя, в удивленные глаза теории и пойдут дальше, не замечая границ. Не получается? А мы вот тут поправим. Все одно не выходит? А мы соседей кликнем, да всем миром навалимся. Главное, чтоб не разрозненные люди по своим домам прятались, чтоб реакция пошла. А мне в той реакции отведена роль катализатора. Расходуемого. Скорее даже детонатора — коли взорвусь тихо и неторопливо, детонации не будет — а коли ярко и разом — полыхнет, будь здоров. Вот и тороплюсь, сжимая годы до месяцев, создавая критическую массу. Но про ядерную физику Тае не рассказывал, приводить пример бессмысленно.

— Хозяюшка моя, ты давеча тесто ставила. Вот и скажи мне, отчего ты печиво выделывала не раньше не позже, а именно в срок? Отчего ты тесто не неделю назад поставила, чтоб вчера не возиться?… Вот и с моими делами так — летом уже поздно будет… А «Опосля» у меня нет. Помнишь, еще в стольном граде тебе признался — нету у меня вида на старость, уж прости еще раз. Жизнь моя, как у птицы — лечу, пока крыльями махать есть силы. Вот и не могу крылья складывать.

Тая прижала меня к себе теснее, и, зарывшись носом в запутанные ей волосы, тихонько сказала.

— Ну, хоть до утра тогда отложи свои дела …

Да и действительно, полежат они, не тесто ведь. Прикрыл светильник глиняным колпачком, гася транспарант «Добро пожаловать». Все мастера, дальше сами…

Отсыпался все же в санях, пока вокруг проплывал парадный строй леса, блестящего начищенными снежинками и белея идеальными подворотничками. Дожил, даже мысли по ранжиру начинают строиться и отдавать честь.

Кстати о лесе. Выкарабкался из мехов и постучал в спину нашего зипуна — едем к лесорубам. Буду их огорчать, как уже отработали в Вавчуге. Теперь приемщики леса будут принимать столько стволов, сколько лесорубы посадят новых. Правда, за стволы теперь будем платить дороже. Ну а с Боцманом обсудим механизмы защиты этой схемы, так как приписки и в этом времени никто не отменял.

Собственно, корни проблем с коррупцией моего времени и лежат в годах немногим предшествующих моему появлению тут. Государственных чиновников ставили на должности «на кормление», то есть крестьяне должны были нести им, если и не деньги в конвертиках, то в узелках вкусную «мзду», что в это время переводилось как «вознаграждение за работу». От казны такой чиновник ничего не получал.

Потом опомнились, и чиновники начали получать жалование от казны, а мзду брать им запретили. Угу… Так до моего времени и запрещают …

Еще порадую артельщиков новым заказом. Будем покупать у них саженцы деревьев, по цене в половину ствола. Это помимо тех лесов, что они засаживать должны будут. Пусть баб своих к делу привлекают, леса тут буреломные, коли молодые саженцы пересадим — вреда лесу не будет, одна польза от прореживания. А вот если саженцы повредят, и они не приживутся — будем штрафовать. А чтоб обид не копить, кто виноват, что не прижились — их же бабы со стариками пускай и сажают деревья, где укажем — и за то будет им вторая половина цены ствола. Вот так, теперь лесорубы в два раза больше заработать смогут. Но и потрудиться в два раза больше надо. Это пряник. Про кнут им напоминать, думаю, без надобности — сколько у меня людей на все эти работы найдется, они уже видели.

До первого куста эллингов верфи добрались в кромешной темноте, и застали его гулко пустым, чего и следовало ожидать. Переговорили с охраной и дедком-смотрителем из местных — обрисовал обстановку. Через пару дней тут встанет на постой 15 тысяч человек, так что — все лишнее убрать, баб в селе спрятать, свиней увести к соседям. Или наоборот. Это, конечно, шучу. Но в каждой шутке есть доля правды, и мужики от земли это хорошо знают. Особенно жившие на порубежье.

Инструмент и оборудование верфи вывезли в первый куст, еще, когда уходил народ, выполнивший царский заказ. Верфь законсервировали неплохо, снежного намета внутри нет, стены не проморожены. Старичок клянется, что протапливал длинные хребты печей каждое утро, но верилось в это с трудом, печи стояли холодные. Ну да ничего, скоро добавим этой мрачности оживляжу. Велел начинать протапливать, и весь следующий день этим заниматься.

День провел в инспекции верфи, сразу писал бумагу для Адама, куда кого распределяем. В первую очередь оставляем тут самых ослабших — в первом кусте до лета эллинги не освободятся, да и эти эллинги еще не перестроены по трехэтажному плану. Пока не отстроили казарм, ночевать на верфях будем по очереди, ночь через две. Офицеров в рабочий поселок. Остальным, ставить шатры и обкладывать их соломой. Солому покупать в деревне, под лозунгом — кто продаст нам соломы, у того и живность на мясо купим. А летом эти счастливцы смогут пару новых животин завести.

Особо подчеркнул генералу, что корпус тут будет стоять долго, и отношения с местным населением должны быть теплые. Жалобы на задранные юбки и воровство буду рассматривать очень внимательно, и виновных подводить под указ Петра о шпицрутенах. Собственно, можно считать — смертная казнь с садистским уклоном.

Во второй половине дня сделали короткий рывок к первому кусту верфей. Тут душа отдыхала, глядя на суетящийся муравейник. Даже сумерки февраля не скрывали россыпи огней с этого праздника жизни. Остановил сани на подъезде, раскурил трубочку, собираясь с мыслями. Морпехи весело переговаривались с парой конного охранения верфи, встретивших нас минут 15 назад. Наш зипун спокойно и вдумчиво журчал в сторонке. Жизнь текла, не особо интересуясь нашими планами.

Выбил трубку, времени действительно мало, до весны, кровь из носу, надо спуститься до Азова, посетив при этом артели и Боцмана, а то все лето улетит коту под хвост.

Трое оставшихся на верфях мастеров-корабелов встретили нас как родственников. Этим вечером даже не обсуждали дела. Хорошо так посидели, по семейному.

С утра, аккурат после заутрени, отправил Таю на рыбалку и засел с мастерами за дела, сразу отринув накопившиеся у них проблемы — мол, вы мастера, флот построившие, или кто? Уж достроите эту восьмерку фрегатов, коли с предыдущими справились, а вот новые шесть — закладывать не будем! … Об этом у нас и пойдет речь.

Расписывали план. Точнее два плана — как эвакуируем все имущество верфей на построенных фрегатах, и кого из плотников оставляем переоборудовать эллинги под казармы. Соответственно, кого их работников забираем на новые верфи, а кого дамой отпускаем.

После первых же прикидок стало понятно, что фрегаты у нас станут подводными лодками, да еще и распухшими от людей. Все было надо. Тут и десятка фрегатов на перевозку маловато будет. Решили засылать гонцов в Воронеж, там Петр с торговым флотом игрался, оттачивая навыки, полученные за границей — вот и пригодятся эти толстопузы с галерами. Даже плоскодонки, похоже, пригодятся — нам бы до моря сплавиться, там будет на кого перегрузить.

Три дня обсасывали ребра этой проблеме. Не успел вовремя смыться, и прискакали гонцы от корпуса, устраивающегося на постой во втором кусте верфей, выше по течению. Как обычно, это не так, да то не эдак, да … Сбежал. Каюсь, самым трусливым образом сбежал. Мое основание мне подсказало, что или сбегаю сейчас, или рутина затянет меня до весны. Дождался Таю с рыбалки и укатил, оставляя за спиной обиженные стоны. Пусть сами разбираются, не маленькие — все основные проблемы уже оговорили, решения приняли, казну облегчили. Взрослейте.

Ночевали уже в Воронежской школе. Вроде и времени то, с ее постройки, прошло всего ничего, а школа уже вписалась в город, базар рядом, выше по течению, сразу за земляными валами школы, вырос. Домики, опять же, карабкались от школы вверх по склону холма, отсвечивая в сумерках свежим тесом. Появились новые причалы и склады, отсутствовавшие в первоначальном проекте. Не узнать. Но приятно. А охранные дозоры нас не встретили — спрятал этот камень за пазуху.

Ввалились в здание штаба, веселой гурьбой, в клубах морозного тумана. Охрана на валу нас встретила, хоть это порадовала, и обещала послать гонца к начальству. Махнул на них рукой, мы тут и без начальников не заблудимся.

Привычно полезли на чердак штаба, где ночевали в прошлый раз — дежурный по штабу лез за нами и заливался соловьем, как у них тут все хорошо. Потемкинская деревня просто. Чердак удивил наличием учебных комнат, чего в прошлый раз еще не было, ну и ладно, в учебных классах лучше всего спится. Это вам любой студент скажет.

Устраивались, под недоуменным взглядом дежурного, на ночлег, отодвинув лавки. Уже когда устроились, ко мне морпех подошел

— Княже, дежурный сказывает, гостевой дом у них есть. Но коли нам удобно …

Покряхтел, над своей непролазной тупостью, ведь видел же, что много поменялось.

— Удобно, удобно. Завтра и гостевой дом посмотрим.

Дежурный ушел с видом, будто воочию убедился в правдивости рассказов о чудачествах князя. Да и ладно, байкой больше, байкой меньше. Лениво мне уже переезжать.

Утро выдалось не менее суматошным, чем вечер — надеялся, что отосплюсь. Угу. После заутрени звали на завтрак, надеюсь, по взбрыку моей ноги догадались, что завтракать мне не хочется, оставили ненадолго, а потом уже проснулся сам. Не успел выйти на автопилоте, как внизу уже напал начальник школы, и его зам, по учебной части. Начальник со всякой ерундой, а зам у него — сама любезность — «… коли вы почивать, изволили закончить, дозвольте нам занятия там начать …». Ууууу, нельзя так на адмиралов со сна наваливаться, они ведь могут чудить. Кстати, все одно собирался … Учебная Тревога! Нападение на школу!

Вот, минут 15 у меня есть в себя приползти, да снегом умыться. Потом гляну, как тут живет мое творение.

Забил колокол, школьное начальство посмотрело на меня с осуждением, зато радостные вопли молодежи, выскакивающей на истоптанный снег, дали понять — ничего не меняется в этом мире. Обратил внимание и на нововведения — много стало тут мальтийцев, как молодежи в обучении, так и усатых кавалеров с нитками седины, сейчас активно выстраивающие каре курсантов у арсенала. Змеи строя курсантов протекали через арсенал, вываливаясь уже растрепанной косицей из других дверей, зато вооруженные трофейным, османским, огнестрелом.

Полюбовался, как вновь собранные каре убегают на валы и в сторону адмиралтейства. Ничего так, глянул на часы — восемь минут — пожалуй, даже шанс отбиться у них есть, ежли они стреляют не хуже чем бегают.

Пока никого нет в учебных корпусах — обошел казармы и кабинеты. Бардак. Буду зверствовать, и демонстрировать, как койку надо заправлять. Не то, чтоб мне это нужно было, но бардак действительно был беспредельный. Занялся дрессурой начальника школы … да, деспот и самодур. И это радует, раз начал придираться к дисциплине — значит, остальное меня устроило.

После обеда объявил построение. Час сидел и сочинял речь, зачерпывая, не глядя какую-то наваристую вкусность из выданной мне миски в офицерской столовой.

Потом, с трудом просматривая строй курсантов сквозь мелкий падающий снежок, вещал, как героический Памбург крошил свеев и спасал датчан от англичан. В итоге, у нас есть база в Балтийском море с почти двумя десятками боевых кораблей — но, без экипажей. И лежит вам, голуби, дорога дальняя, апостолами заканчивающаяся. А чтоб дошли — тут вместе с корпусом привел обоз — он корпусу больше не нужен в таком количестве, теперь эти сани ваши. Впереди великие битвы! Ваши Холмогорские боевые братья ждут вас! Плечом к плечу! Господь с нами — так кто же тогда против нас?!

Школа была готова в едином порыве прямо сейчас уйти громить свеев.

Было бы там уже что громить…. Думаю, надо перенацеливаться на иного морского противника. Да и письма для Джеймса Бонда, приходящие в московскую факторию, о том же говорят. Но уж очень иносказательно. Что, значит — спустили две дюжины больших торговых кораблей по новому проекту? Это то, о чем думаю? Или все же действительно торговцы? Конспираторы…

Опять допоздна совещались — кто идет, кто в команды восьми фрегатов назначается, кто в школе остается. Ночью вновь сидел с планами, сметами, графиком поставок и потребности в обозах снабжения — корректировал и перепроверял, пока Тая решительно не пресекла эту унылую картину. Похоже, за мое здоровье она взялась основательно. И шпагу на видном месте держит, хорошо еще, что из учебных аудиторий кадку с замоченными прутьями не приволокла. Надорваться, наверное, опасается — там кадки большие.

Следующим днем — порадовал школьного ассенизатора, что назначаю его мастером очистного цеха, с соответствующим жалованьем. Дедок — то ли казахской наружности, то ли просто ветром ему жизнь на лице целую сеть каньонов проложила — благогодарил искренне, и обещал в лепешку расшибиться. Вот, собственно — об этом у нас и будет речь. Сели в столовой, чтоб никому не мешать в штабе — там народ бегал как угорелый.

Новый цех делаем в довесок к тому цеху, что у нас фосфор добывает, не буду говорить из чего. Цех литейный и фасовочный. Так как новый мастер местный, его первая задача — найти пару хороших литейщиков в Воронеже — они будут свинец по формам разливать. Еще пару фасовщиков, с ловкими руками — они будут запасенный фосфор в водяной бане греть, да по формочкам свинцовым разливать — после чего горловину капсулы зажимать да заплавлять об раскаленную в печи железку. Тонкости расскажу, как новый цех соберется, все необходимое — и печи под навесом, и литейные формы — уже имеется, дело за людьми.

Дедок обещал не подвести и до ужина пропал — неспешный тут народ, так что пояснял технологии новому цеху уже на следующий день — сделали десяток пробных капсул, используя свинец из арсенала, его там прилично запасено. Некоторые сложности возникли с замерзшей водой, под которой хранили фосфор в чанах — пришлось разогревать весь чан. Как обычно, жужжал в уши техникой безопасности — не вдыхать, вставать на ветер от рабочего места, не облизывать, несмотря на то, что желтоватая масса действительно выглядит аппетитно. Не поджигать, и не держать на воздухе лишний раз. Ну и меры пожарной безопасности, на случай когда все вышеперечисленное игнорировали. Надеюсь, школу не сожгут — цех, все же, на отшибе.

Для эксперимента взял в столовой высокий кувшин, поставил туда снаряженную капсулу и засыпал кувшин порохом — далее обычным образом — пробка, фитиль, обмотка веревками — Константинопольская технология. Самым сложным, оказалось, найти достойный объект для эксперимента — вытащенные на берег корабли и галеры, на которых упражнялись курсанты — было жалко, рука не поднялась. Тем не менее, уже довольно большая толпа, собравшаяся поглазеть, легко решила эту проблему — мол, банька тут невдалеке есть у реки, заброшенная и полусгнившая. Главное, рядом ничего горючего нет.

Минут сорок добирались до жертвы по глубокому снегу — вернусь с курорта, займусь лыжами.

Двери в баньке отсутствовали, да и покосившаяся крыша намекала, что заходить внутрь не стоит. Запалил фитиль и катанул пробный шар внутрь промороженной избушки, по наметенному снежному языку на полу. Потом все же пришлось аккуратно забираться внутрь, и поджигать фитиль еще раз — поганые фитили в арсенале, обязательно поставлю на вид штабу — это что за поставки такие?!

Выскочил за дверь, рискуя обрушить обреченное сооружение, и как утка запрыгал по глубокому снегу. Бабахнуло неожиданно — коротковат, все же, фитиль получился. Падая, извернулся, надеясь увидеть результат. Мдя. Прежде всего трухой запорошило глаза, да так, что потом пришлось в баню лезть — даже в штанах труха обнаружилась, надеюсь, что труха, а не песок из меня сыплется. Затем с надеждой проследил полет деревяшек с крыши — все одно по глубокому снегу не увернуться, вдруг не в меня? Угу, не с моим везеньем. А вот потом наблюдал густой белый дым с синеватыми огнями пожара внутри. Даже обратно к баньке приковылял — осматривая, что и как горит. А неплохо ведь горит! Учитывая промороженные стены, так совсем хорошо. Только воняет сильно, что в принципе, тоже хорошо.

В целом, остался доволен — маловато, конечно — но на безшимозье и фосфор хорош. Банька, кстати, так и не сгорела — оставшись торчать обугленным намеком на людскую неблагодарность. Но решил потешить себя надеждой, что сухой внутри корабль противника, да в теплую погоду — оправдает мои ожидания.

На следующий день, сразу после батюшки, зажигал речью кутающиеся в плащи ряды курсантов на долгую дорогу. Вот всегда так — или снег стеной или небо чистое, но холод собачий. И не скажу, что лучше. В любом случае — надо выходить, и мне и им. Мне 900 километров до Азова, им почти 1500 километров до Холмогор. На Дону ледоход на месяц раньше, чем на Двине — укладываемся впритирку. Курсантам придам одну роту постановщиков лагеря из корпуса, и роту охраны — а сами мы, как ни будь, справимся — все же трое саней это не пять сотен.

Гомон города оставался за спиной, постепенно сменяясь зимней тишиной дороги, скрипом снега, топотом лошадей по укатанному зимнику. По берегам вновь встали в карауле леса, отгородившие короткий караван саней от мира. Казалось, время замерло, и ничего не меняется день ото дня. Но время обманывало. Оно втихаря совершило обходной маневр и неслось вскачь. А когда посчитало, что набрало достаточно преимуществ — напало на нас, со всей неумолимостью, заставляя капитулировать. Но не на тех напало.

Тогда время начало подстраивать нам козни и засады — то снег начал налипать на все подряд, а то и потаившая полянка хватала нас за полозья. В партизанской войне время явно начинало выигрывать. Скоро март.

За этой войной со временем — посещение земельных артелей прошло на заднем плане. Ну, стоят по берегу Дона деревеньки с большими общинными домами и артельными сараями под скотину. Хорошо стоят. Народ внутри гостеприимный веселый, хоть и настороженный по началу. Казаков пожилых много. Бабы появились, и, судя по налаженности быта — уже давно. Османских батраков, так же с семьями — было на удивление много — гораздо больше, чем изначально закладывал в планы — но и поля планировали значительно расширять. Народ видел за этим делом будущее, и это радовало.

На переходе меж артелями нарвались на конный десяток казаков, чуть до стрельбы дело не дошло — потом до мордобоя, так как казаки несколько преувеличили свою значимость.

Точнее не так — до мордобоя дело дошло, но в единственном экземпляре. Молодой казак довыступался, а мне даже не дали его приструнить. Морпех вежливо вывернул юношу из седла, лошади то низкие, и применил мой любимый прием — разгон тела, удерживаемого за шиворот, вниз, навстречу разгоняемому вверх колену. Дикие нравы тут. Уперся стволом револьверного монстра в печень ближайшего всадника, вежливо ему улыбнувшись — свои мы, свои. В Ростов на Дону едем. Пришлось задерживаться, и праздновать примирение. Время провели не без пользы — казаки обстановку пересказали. Удивили. Полный Крым войск, а набеги каких-то заблудившихся татар не прекращаются. Хотя, до артелей эти пересыхающие ручейки не добираются, и патрулирование артелей у казаков считают отпуском. Хорошо оплачиваемым.

Судя по словам патруля, Боцман поставил себя тут как надо, нашел общий язык со стариками, а уж те набили, в смысле, договорились с кем надо.

Строительство плотины посетили проездом — не интересно, строят и строят. Глядишь, года через четыре достроят, и станет интереснее. На водохранилище у меня были большие планы. Как и на канал, куда потом перейдет вся эта многотысячная толпа.

До Боцмана добрались только 7 марта. Отметив наш почти закончившийся забег грандиозной … эээ … посиделкой. Заодно и 8 марта отметили — народу было уже абсолютно все равно, что праздновать.

Девятого марта, к треску в голове присоединился треск реки. Вот ведь … не успели.

Хотя, теперь дойдем и на конях. От одной этой мысли к общему нездоровому состоянию организма добавились фантомные боли основания, теперь обладающему условным рефлексом на слово седло. Раньше читал, что к седлу быстро привыкают. Наверное, мне седла попадаются неправильные — чем дальше, тем больше они напоминают пыточный инструмент для организма.

Делами занялись только 10 марта, и четыре дня обсасывали результаты работ, выводы и планы. Казну пополнили — приятная неожиданность. Этот жук, в смысле Боцман, часть зерна все же толкнул за рубеж. Действительно, не простаивать же торговому флоту! А связи иначе не наладить. Но претензий у меня быть не может — все мои проекты снабжались нормально, строителям плотины подкидывали, по-соседски, хотя, там снабжением петровские приказы занимаются. Еще и на фактории завезли — многим продавали в кредит. Так что, задел для новых приказчиков, считай, создали.

Рассказал Боцману о новых проектах, в том числе, попенял ему — редкий гость он на заводе в Липках, а ведь завод, считай, на него и работает. Теснее надо.

Обсудили, как вела себя техника на полях — хоть у меня и сложилось впечатление, что Боцман о многом недоговаривает, но отзывался он о механизации благосклонно. Примерно в том ключе, что «вон та ковырялка, в принципе, ничего — но надо на нее еще это, это, немного этого, много того … и вообще, надо сделать по-иному». Как именно — только плечами пожимал, мол — его дело рассказать, что и как эта штука делать обязана, а уж как это сделать — не у него голова болеть должна. Еще раз попенял, что на липкинском заводе не видел замученных работой конструкторов — недоработка. Указал мучить до посинения, и пусть копалка будет какой надо, а не какой получилась. Озвучил сумму денег, оставленную в Липках на разработки. Значительную. Боцман обещал спросить с завода за каждую копейку, но трактор обозвал «бисовой затеей», без которой артели прекрасно проживут. Вздохнул. Опять ликбез. Благо, царевич задавал вопросы похлеще, оставив в моих мозгах массу примеров — начал вываливать примеры на Боцмана.

…Сколько гребная лодка увезет? … А парусник? … А почему? … Правильно! На дела большие — физических сил маловато, как не крути — что человеческих, что лошадиных. Вот сказывал ты, воды для полива мало, и лошадей загоняли, туда-сюда бочки таская. А коли бочку большую сделаем? Эдак, раз в пять? Два десятка лошадей в нее уже запрягать натужно будет, да и кормить табун, потребный чтоб пяток таких бочек возить — накладно. Вот и мыслю, заменить силу физическую, на силу паровую — в которой бесов ничуть не больше, чем в электричестве… Нет! Это не значит, что и в электричестве бесы есть — нету их, не там, ни тут! Еще скажи, что и в порохе бесы живут … Мдя.

Дальше были примеры по расширению полей — в два раза шире захват комбайна делаем — можно полей вдвое больше убрать почти теми же силами. Кстати, о комбайнах …

Плавно, под вечер, совещание перетекало … в посиделки. Тая возвращалась с объезда лагеря. Обсуждения перетекали в разговоры за жизнь. Попели даже. Нашел в себе силы не плакаться в жилетку Боцману, как маленького князя все обижают. Кстати, жилетка у боцмана была. Овчинная. И в целом Боцман смотрелся Орлом, настоящий хозяин земли, со строгим взглядом и властным голосом — но без придури. Послушал, как он работников своих распекал, поучился. Явно — человек на месте, хоть и утверждает до сих пор, что это все не его, и он не справится. Вспомнил про нефть, вот ведь, насколько причудливы человеческие ассоциации — не справляется — не хватает — нефть… Обсудили. Оружием решили не торговать, хоть для черкесов это лучшая валюта … но она же нам потом и аукнется. Ограничимся пока зерном, Боцман уверял, что зерно черкесам даже выгоднее можно продать, чем османам. Попробуем.

Когда спал рабочий ажиотаж первых дней — нашлось время посмотреть на поднимающийся город, да и просто у реки посидеть — все одно, пока лед сплошным потоком идет, нам на тот берег не перебраться. Точнее, перебраться можно, но это из разряда эквилибристики и удачи. Среди неторопливо плывущих льдин порой попадались льдины-торопыги, лезущие на соседок, стряхивающих этих надоед под воду, после чего торопыги выныривали в совершенно непредсказуемых местах, всплывая ребром, и разнося в крошку все, что попадается им на пути. Это, наверное, от обиды, что их спихнули на глубину. Но в любом случае, оказаться в эпицентре этих семейных разборок — весьма чревато, как и в человеческих семейных ссорах, крайним всегда будет некто третий. Лучше несколько дней на берегу переждать — потом напор льда схлынет, а разрозненные льдины уже не так опасны.

Сидел на берегу, наслаждаясь теплым солнечным днем. Думал о переправе. Не нашей, с нами все было просто, а переправе корпуса. Вечная проблема форсирования водных преград большими силами. И мысли эти увели далеко в сторону.

Дело в том, что самым простым способом будет таскать капральству с собой лодку. Морпехи они, в конце концов, или «мазута сухопутная»!? Так и вспоминается Раскольников с его коронной фразой про тварей дрожащих.

Однако, таскать с собой полтонны веса лодки только из соображений морского престижу … нуууу … можно конечно — вон, некоторые спортивные команды моего времени за собой своих талисманов-животных возят, порой весьма увесистых. Тем не менее — есть идеи получше — сделаем понтон-телегу для капральства. Их можно будет и в мост объединить, если надо много войск перевезти, и как лодку использовать, для индивидуальной переправы сходу, и захвата плацдарма. Только вот размеры обычной телеги были явно маловаты для этой задачи. Переправить было желательно все капральство сразу, да еще с боезапасом — а то получится удар не кулаком, а растопыренными пальцами — а значит — три тонны грузоподъемности понтона минимум. При этом осадка у него должна быть не более чем по колено, если глубже — то спрыгивающие в воду бойцы сильно замедляться, выходя на берег — и станут легкими мишенями. Простейший расчет — 3 тонны водоизмещения на 30 сантиметров осадки — это

10 квадратных метров площади горизонтальной проекции погруженной части. 5 на 2 метра. Вот и наметились габариты понтона — длина 5 метров, ширина 2 и высота борта 60 сантиметров, чтоб надводный борт был хотя бы сантиметров 30. Эти габариты, в свою очередь, потянули другие проблемы. Тяжелая повозка — ей уже маловаты будут обычные, 60–70 сантиметровые тележные колеса. А представить, как будут забираться в такую телегу, имеющую 60 сантиметров высоты борта, да еще и стоящую над двухметровыми колесами — у меня просто фантазии не хватило. Значит, колеса будут по бокам от понтона, и оси колес пустим не под днищем понтона, а над его палубой — тогда устойчивость телеги будет отличной и дорожный просвет останется 40 сантиметров — как и у обычных телег.

Мысли поскакали дальше вскачь — имея такие военные телеги-понтоны для армии, что мешает делать их потоком для решения вопросов грузоперевозок? По рекам сплавлять их как плоты — соединяя гирляндами несколько штук. И за буксиром такой плот можно таскать — отстегивая нужные понтоны при достижении адресата, следуя с оставшимися понтонами дальше. Отстегнутые понтоны, вытаскиваем воротом на берег, пристегиваем оси с колесами и везем до факторий. Гармоничная схема выходит. Остаются, как обычно, мелкие, но важные детали — надо делать дуги и парусиновый верх, как на телегах американских переселенцев, виденных мною в кино — иначе будет заливать дождями, и захлестывать волнами. Надо широкие колеса, чтоб телеги не вязли в земли и их могли везти 3–4 лошади. Дороги, опять же, не рассчитаны на колею шириной 2 метра — у обычных телег она около метра всего. Значит, на дороге таким широким телегам будет не разъехаться друг с другом. Для армии то это не показатель — там телеги все в одну сторону идут и плевать им на мнение гражданских — а вот для мирного грузопотока …. С другой стороны — все равно дороги надо расширять, почему бы это ни сделать под предлогом военных поставок? Еще и грамоткой от Петра прикроемся, чтоб новому транспорту препятствий не чинили.

Рисовал универсальный понтон, которому, надеюсь, уготована судьба контейнеров моего времени — то есть, некоего стандарта, под который затачивают транспорт. Хотелось сделать сразу хорошо и предельно просто, для дешевого поточного выпуска.

Простая конструкция не получалось, злился и курил трубку. Вес понтона в деревянном исполнении выходил около 450 килограмм, при довольно хлипком запасе прочности. Более полтонны иметь вес контейнера было крайне нежелательно.

Вспоминая соотношение массы конструкции обычного контейнера моего времени к его разрешенной загрузке — имеем цифру примерно 2 к 30. Соответственно, для 3х тонного контейнера желателен собственный вес около 200 килограмм, и при этом его прочность должна быть достаточной. Без железного понтона будет не обойтись. Хотя, пока сделаем деревянные модели и посмотрим на удобство использования — дальше можно и Уральский завод напрячь, чтоб они сплавляли нам товары в таких, только сделанных из железа, контейнерах — будем использовать и продукцию завода, и тару, в которой она поступает.

Отдал чертежи Боцману — наказал ему посетить Липкинский завод сразу, как дороги просохнут — все равно он поедет с инспекцией по артелям. И письмо заводу передать — пусть сделают десяток макетов и отдадут их на пробу корпусу — эти сломают новинку с удовольствием, а осенью вернусь, гляну на обломки и решу, что дальше делать будем.

Прощались. Самый тяжелый отъезд за всю дорогу. Хорошо тут. Но основной ледоход уже прошел, и тянуть с переправой дальше — смысла не имело, разрозненный лед еще долго будет караулить нас на реке.

18 марта были в Азове. Львов принял радушно, передал несколько писем, дожидающихся меня тут разве что не с осени. В основном, от Головина — отчеты об обстановке в разрезе подготовки меня к встречам в Константинополе. И чем свежее были письма, тем истеричнее. Да, придется еще поднажать. Хотел ведь сам привести новые фрегаты в бухту будущего Севастополя — но видимо ограничусь тем, что покажу бухту и залив Мартину, который повезет нас на юг, и прикажу вести флотилию, которая спуститься по Дону, сюда самостоятельно. Жаль. Ну да успею еще насмотреться.

До 23-его марта болтались в Азове, поторапливая лениво выходящую из спячки жизнь крепости. Ничего интересного, сплошные расстройства. Хотя, хорошо, что Азов меня подготовил к виду Таганрога. Ужас. Думал увидеть южный флот во всей красе, а увидел только вялое шевеление и полную неготовность судов, зимовавших тут. Надеюсь, эскадры зимовавшие в Константинополе и на Мальте выглядят лучше, хотя, теперь не удивляюсь — почему зашевелились османы.

Устроил разнос, затем еще один, и еще и … Помогало, но слабо. Морячкам, а особенно вице-адмиралу Мартину, страшно повезло, что вместе со мной прибыла Тая, послужившая демпфером. За такой бардак и медлительность на боевом флоте надо вешать. Они тут на лаврах почивают, а османы страх потеряли — и это нам может многими жизнями аукнуться. Медведи сплючие! Будто жук в меду трепыхается — все указания вязнут в этом болоте.

Пошел на крайние меры — объявил 26-ого марта выход на маневры и длительный поход. Дал 4 дня на подготовку и загрузку. Мало конечно, но они сами виноваты — полдня затаскивать на борт одну бочку солонины, это уже никуда не годиться. Пусть считают меня деспотом и самодуром, но пошевеливаются. Ведь наверняка в походе всплывут недоделки, и надо будет тратить на них время — а у меня Головин там уже не знает, что османам соврать. Мне же, врать не хотелось — гораздо проще будет пройти флотом на виду османских берегов, да еще ученья устроить напротив Синопа, например. К чему нам лишние слова?

Грузились. Выскребали склады подчистую, так как весенние караваны снабжения еще не спустились по Дону. Но это уже не пугало — за зиму склады загрузили основательно, корабли теперь могли свободно нести по два боекомплекта — но они в них просто не влезали. Впихнули полтора — запас карман не тянет. У меня на нехватку снарядов уже пунктик развился.

В первых числах апреля уже демонстрировал капитанам и Мартину бухту Севастополя. Даже проговорился про название города, вызвав вежливое любопытство. Что им сказать? История города мне подробно не известна — знаю только, что такая шикарная бухта, одна из нескольких идеальных бухт мира, не могла остаться без внимания Генуи. Побережья этих морей вообще очень плотно нафаршированы генуэзскими крепостями. Эта бухта исключением не была — тут стояла крепость Херсонес.

А потом пришли османы, и все испортили, до состояния руин. Оставив на месте бывшего великого Херсонеса только деревеньку Ак-Яр, что дословно означало «белый овраг». Бухту стали называть Ахтиарской.

Далее в моей истории этой бухтой заинтересовалась уже Екатерина Вторая. Тогда с Крымом все было не так однозначно, как теперь и Екатерина создавала здесь, якобы, отдельную Константинопольскую империю, вассально связанную с Россией. Даже императора для нее заготовили, внука Екатерины — Константина. Соответственно, чтоб подчеркнуть римские корни новой империи — все города именовали на античный манер: Симферополь, Мелитополь, Ставрополь, Александрия… Хотели назвать город в ахтиарской бухте обратно Херсонесом, но к тому времени в низовьях Днепра уже был Херсон.

И тут Екатерина вспомнила, точнее, ей наверняка подсказали — что в начале эры, Октавиан Август, новый император Рима, подтверждает свободу Херсонеса, дарованную Цезарем, а заодно переименовывает город, называя его в свою честь — Севастополем. Греческое Себастос — эквивалент латинской титулатуры Август, означающее «священный». Это почетное имя было присвоено Октавиану сенатом, его носили все последующие императоры Рима. Название Севастополь буквально означает «Город Императора». Собственно, новый город и должен был стать столицей нового императора Константина.

Но потом решили не заморачиваться, и просто присоединили территории Крыма к России. А названия города осталось. Его потом переименовывали в Ахтиар, и обратно в Севастополь — но это уже дело обычное. У нас, в России, отчего-то любят менять вывески при смене властителей, и вычеркивать имена неугодных из летописей. Наверняка и обо мне историки упомянут скупо, вскользь, мол, да, был такой гад — но о нем и доброго слова никто сказать не может … Капельку обидно, но, думаю — мне уже будет все равно. В конце концов — чтить достижения и неудачи предков — это надо живым. Переписывая историю нам плюют в душу, но когда такие мелочи интересовали сидящих на Олимпе?

Капитанам пояснил, что Константинополь, город бывших императоров, стоит на такой же удобной бухте — будет справедливо, если новый город назовем аналогично — Севастополем.

Выпили за это дело. С днем рождения тебя, новый город. Жди гостей и подарков.

Далее, как и обещал, нас ждали маневры у Синопа. Да, провозились дольше, чем планировал — но дружеский визит в город, с пояснением, что это не нападение, а мы просто проводим учения по быстрому захвату укрепленных городов побережья, на примере Синопа — был необходим. Одни наши ученья, выметшие османские корабли из моря от горизонта до горизонта, а может и дальше — дадут больше, чем год переговоров. Перед османской администрацией города извинился лично — снаряд во дворец попал совершенно случайно! Извините за разрушения, уж такие у нас мощные снаряды, и это еще учебный был, хорошо, что не боевой …

Задарили, откровенно трусивших осман, подарками — мне не жалко, склады Таганрога все еще ломятся от этого добра, а возить с собой «бусы» для переговоров, как и толмачей — уже вошло в привычку. С осман взял бумагу, что претензий к нам не имеют. Они ее давать не хотели, ссылаясь, что надо ждать решения султана. Наивные. Обещал, что подожду решения их султана прямо тут, и чтоб было не скучно — продолжу учения. Правда, учебные снаряды на исходе, будем боевыми стрелять, но постараюсь, чтоб таких досадных промахов по дворцу больше не случалось.

Решение султана, отчего-то, не понадобилось. Вот ведь могут делать все оперативно! Только мотивировать надо правильно. Ученья удались.

Уходили от Синопа, двумя красивыми кильватерными колоннами. Надеюсь, османов встряхнул — нет у меня времени, проводить ученья перед каждым прибрежным городом. Хотя, Мартину Гослеру, который официально водил черноморский флот — будет задание. С базой он меня подвел, о чем не преминул ему красочно упомянуть, и проведение массированных учений будет его последним шансом оправдаться.

За наказанием должно следовать награждение — этого у Петра набрался. Подписывал наградные списки экипажам по результатам учений. Потом еще лично наградил некоторых канониров. Молодцы! Будут у меня первые в разряде «канонир-снайпер». Соскучился народ за зиму по лихим развлечениям. Хотя, рубить такелаж на судне своей эскадры, взятом на абордаж — было явно лишним, увлеклись абордажники. Ничего, до Константинополя доковыляем, там и починимся.

На подходе к Босфору приказал идти малым ходом, высматривая ориентиры. Где-то здесь.

— Мартин, паруса долой, эскадре лечь в дрейф.

Подняли на флагмане флаги сбора, дождались прибытия капитанов. Собрал всех на палубе.

— Господа офицеры, запомните это место.

Сделал паузу, всматриваясь в дымку, слегка размазывающую очертания берегов. Чуть левее, все же.

— Именно тут русский морской флот понес первые в своей истории потери. Здесь лежат восемь наших фрегатов, а недалеко от них — клипер Орел. Корабли, принесшие нам переломную победу над османским флотом. Почтим память героев. И будем чтить ее каждый раз, проходя рядом с этим местом, пока будет жив хоть один моряк черноморского флота!

Сделал еще паузу. В груди давило. Выполнившим свой долг до конца — хорошо и покойно, а вот адмиралу, втащившему их в этот долг за уши ….

— Разойтись по кораблям, подготовить экипажи к парадному прохождению, и отдачи салюта месту гибели героев русского флота тремя холостыми залпами.

Развернулся, и, не глядя, ушел под палубу, в свой закуток, оккупированный Таей и нашим почти постоянным гостем Ермолаем.

— Давайте, Тая и отец наш, помянем ребят, легших в чужое море, но сделавших его нашим. Вот ведь, как выходит — чтоб новые земли стали нашими, обязательно приносим человеческие жертвоприношения. А ты говоришь — христиане. Язычники мы.

Заметив, как Ермолай в грудь духу набирает, для отповеди, махнул рукой.

— Прости отче, не хочу спорить. Ты, конечно прав, по-своему. А ребятам уже все равно. Давайте помянем лучше. Это ведь не ИМ надо, это надо нам. Пока живые помнят о цене их жизней, есть шанс, что они не спустят эти жизни в выгребную яму, не пропьют и не прогуляют. Будем помнить!

Пока говорил, достал из парусиновых кармашков бортового шкафчика четыре чарки, а из рундука бутыль хорошо перегнанного химического реактива для заводов. Разлил. Одну поставил на стол, привычно обернув веревочной петлей. Жаль, хлеба нет. Но после первой не закусываем. И ребята не закусывали.

Выпили. Посидели.

Поднялись на палубу. Эскадра одевалась парусами, и на палубах сквозь паутину такелажа, виднелись ровные ряды матросов. Строй приходил в движение, заваливаясь мачтами на левый борт, будто кланяясь, теперь уже историческому месту. Гулко ударили три первых залпа флагмана. Эхо выстрелов покатилось по морю, и вслед за ним по волнам поплыли серые облачка. Громыхнуло сзади, потом еще и еще и еще … Будьте спокойны ребята, нас теперь много, нам пока не ставят палки в колеса свои же адмиралы, вы дали нам время научиться… Теперь порвем любого, кто соберется помахать кулаками после драки. Мир вам.

Строй кораблей уходил к Босфору, оставив за кормой плывущее над водой пороховое облако, укутавшее место первого боя и первых потерь русского флота. Настроение было … серьезное. Теперь можно и с османами поговорить, и с испанцами, и с французами. Если они, конечно, не передумают.

Заходили в пролив, будто и не прошло двух лет. Навалились воспоминания. Так и простоял весь день, привалившись к фальшборту на баке.

Но в одну реку не входят дважды — Константинополь показал это весьма ярко. Вроде город и прежний, но внутри уже все по-иному — улицы полны народу, гул толпы, крики, слышимые от самой бухты. От кораблей в бухте тесно, место у причалов охранять приходится, а то местные торговцы, постоянно пытаются «на минуточку» причалить и разгрузиться. Чувствую, быстро мне тут проблемы не решить.

Как в воду глядел. Понимаю, что накопились вопросы к «представителю государя», но не в таком же объеме! Даже с гроссмейстером посидеть по-дружески не дали. Чего мы за один вечер обсудить могли? Так … поговорили просто. Он мне своих проблем накидал, в ответ загрузил магистра своими болячками — мне нужны грамотные люди, и в банк и в больницы, и просто нужны люди …. В результате решили, ну их, эти дела — подумать то подумаем, что сделать можно, а пока лучше … вино продегустируем, из запасов магистра. Оно мне еще в прошлый раз понравилось.

Думаете, дали спокойно посидеть? Зря мы пить начали — у русских на это дело нюх, Головин появился буквально в течение получаса, еще и француза какого-то из послов привел. Пришлось говорить о делах. Так сказать, с корабля на бал.

Ничего страшного, кстати, не происходило — зря Головин так нервничает. Мало ли что османы говорят и насколько наглеют. Магистр сказал, что переброски войск через пролив нет, патрули кораблей высадку десанта не засекали — а значит, нет у осман сил на штурм Константинополя. Говорить они могут что угодно, у южан язык всегда был хорошо подвешен — это не повод верить всему, что они расписывают. Хотя, безусловно, ничего не мешает провести несколько превентивных действий. Ученья флота, ученья войск, посулы, опять же. Это все и без меня прекрасно известно. Спрашивается, чего тянули? Ладно еще Федор Алексеевич, но гроссмейстер то давно должен был нечто крупномасштабно-военное учинить. Подробно говорить об этом при французе не стал, успеем еще.

Что касаемо француза, тут дело было понятным и очевидным, еще из аналитики штаба флота. Даже без нее, очевидно, чего хочет Франция, на пороге войны.

Отношения России с Францией никогда раньше не отличались близостью — были эпизодические контакты, в основном французы хотели от нас хлеба, а мы им обеспечивали зрелища. Послов французы присылали в Москву без подарков, ссылаясь, что у них это не принято — соответственно, могу себе представить сцены, которые послам устраивали бояре.

Потом было посольство Потемкина во Францию, еще до воцарения Петра. Особых подвижек в отношениях оно не принесло — людей, знающих французский язык в России можно было пересчитать по пальцам. Так что, ничто пока не намекало о будущем засилье французского языка в российской аристократии. Может, оно и к лучшему — а то бывало, в моей истории, русские представители голубых кровей по-русски и говорить-то не умели.

Пока, Франция начала века, была очень далека от роли будущего светоча Европы. Все, что узнал о ней за прошедшие годы — рисовало довольно печальную картину.

Монархи этой страны уже не знали, как извратиться — при дворе было полно должностей типа — «хранитель королевской трости» или «капитан королевских собачек-левреток». Все эти должности весьма недурно оплачивались — 1700 ливров. Один ливр, можно считать как 8 грамм серебра. Выходит, русский корабельный мастер имел жалованье скромнее, чем капитан собачек-левреток. Это, конечно, их дело — но неприятный осадок остался. При всем при этом, страна не могла похвастать устойчивой финансовой системой — внутри страны действовали пошлины на перевоз из одной провинции в другую, порой дешевле было привезти товар из Америки, чем довезти его из порта до Парижа. Налоги монарху было лень собирать самому, и он отдал это дело на откуп. Откупщики платили определенную сумму в казну, после чего собирали налоги с народа — и суммой налога себя уже не особо ограничивали, так что, это дело стало весьма прибыльным, понятно, не вызывая энтузиазма народа.

Франция постоянно нуждалась в импорте хлеба, при этом масса плодородной земли в ее границах пустовали, а по стране бродили сотни тысяч, а то и миллион нищих. Говорят, французы даже пытаются хлеб из травы печь.

С одной стороны — такое положение дел требовало от французов иметь сильную армию, так сказать, сидеть на штыках. А с другой стороны — рассчитывать на мобилизационный резерв в этой стране будет очень самонадеянно, значит, с военной точки зрения — армия и флот Франции имеют только то, что имеют — на быстрое пополнение им рассчитывать нельзя, соответственно, они мало-мальски длительную войну просто не выдержат и, понимая это сами, задумываются о союзниках.

Коль заговорили о Франции, стоит упомянуть и Испанию с военной точки зрения. Аналогичная Франции роскошь королевского двора и повальная бедность страны. Более того, Новый Свет сыграл с Испанией злую шутку, видимо мстя за конкисту — все активные испанцы покинули родину и осели на новых территориях, оставив дома самых ленивых. В связи с этим, что флот, что армия Испании не могли похвастать инициативностью и стойкостью. Сброд, одним словом. Лучшие из худших. Нет, среди них, безусловно, попадались выдающиеся личности — но в целом, ситуация виделась мне и моему штабу весьма удручающей. Собственно, именно из соображений военной слабости что Франции, что Испании, штаб строил свои рекомендации и прогнозы. Пессимистичные.

Весь сыр-бор разгорелся, по большому счету — на ровном месте. Да, Испания имела большую территорию колоний, но делать там, что-либо серьезное у нее просто сил нет. Соответственно и сопротивляться чужим вмешательствам испанцы не могли.

Очень здравая тактика остального мира — подождать, пока испанцы потратят силы и средства на поиск чего-нибудь интересного, а потом это интересное прибрать к рукам.

На данный момент Испания владела:

— в Европе — Нидерланды (которая мне известны как Бельгия), Неаполь и Южная Италия, Милан и другие провинции в Северной Италии, Сицилия, Сардиния и Балеарские острова.

— в Новом Свете — Куба, Пуэрто-Рико, часть континента, которая разделена в мое время между испанскими государствами в Америке, и возможность масштабного расширения дальше.

— в Азиатском архипелаге — обширные владения, не имевшие, однако, большого значения из-за слабости присутствия там Испанской короны.

Еще больше земель были нанесены испанцами на карты, и теоретически считались приоритетом Испании. В том числе, кастилиец Кабрильо прошел вдоль восточного побережья Америк, делая эскизы и наброски. После него, вдоль этих побережий прошелся еще известный Френсис Дрейк. И, в общем-то, все.

Словом — земли Испания нахватала много. Но переварить эти земли была не в состоянии. Под шумок этим все пользовались. Но Зачарованный король скончался, завещав все земли Франции. Франция, несмотря на все свои проблемы — это не Испания, и способна потихоньку придавить вольное пользование чужой собственностью. Собственно, тут-то все и взвыли, мол, давайте тогда поделим де-юре, что уже прибрали в закрома де-факто. Людовик, который солнечный, встал в позу — воля усопшего и все такое. Более того, прямо из этой позы еще в январе этого года послал свои войска в нидерландские города, которые де-юре теперь вроде как за Францией, так как герцог Анжуйский все же связан вассальной присягой с Людовиком, не говоря уже про родственные узы. Де-факто эти Нидерландские города своими уже считала Голландия, а вместе с ней и Англия. Тут вообще было сложно разобраться на скольких престолах сидит одно монаршее основание.

Вот с этого все и началось. В феврале английский парламент помахал шашками и решил — быть войне. Голландцы лихорадочно грузили корабли сухарями и абордажными партиями, а австрийский император двинул войска в северную Италию, в тайне сожалея, что у него нет кораблей и приходиться тащиться по морозу.

Более свежих сведений у Головина нет. Но можно обойтись и без них — Франции труба. Три сильных противника — один с суши и два с моря. Куча шакалов, готовых присоединится к пиршеству, когда будет понятен победитель. И ни одного союзника. Испанцев и османов со счетов можно списывать. Испанцев, понятно почему, а осман Франции привлекать невыгодно — за поддержку султан захочет помощи в выбивании русских из Босфора. А на Мальте наш флот. Два и два сложить могут даже французы.

Остается единственный вариант — наш же флот на Мальте, прикрывающий Испанию от англичан и голландцев, тогда французы могут на равных поспорить с австрийцами.

Но нам-то это все зачем?

Возвращаясь к нашим вечерним посиделкам у гроссмейстера, стоит отметить, что мнение французского представителя в корне отличалось от мнения моего штаба. Еще один вариант шапкозакидательства. Уже в третий раз наблюдаю нечто подобное — сначала в окружении Петра, еще той весной, потом летом, в поведении флота Карла, теперь вот французы чудят. Предложил этому полномочному представителю короля де Бурбона, покурить со мной на террасе. Понимаю, что не по протоколу — но стоит сразу расставить все точки над «Ё».

Пока набивал трубку и слушал вежливое прощупывание посла — думал, а так ли нам нужна Франция? В конце концов — она не панацея против осман. Хотя, и пренебрегать не стоит.

— Уважаемый месье Дебонак, мне крайне приятно, что вы так дружески отзываетесь о России, не менее дружественно относящейся к Франции. Вот только военный во мне стремиться расставить все по ранжиру. Давайте обрисую вам, как этот военный видит славную армию и доблестный флот Франции и Испании. А так же возможные баталии. Поправлять меня не надо, на своих видах не настаиваю …

Ну и высказал. Правду. Понятно, что, правда, обычно, у каждого своя — француз неоднократно пытался добавлять свою правду к моей — но даже с этими костылями дело вырисовывалось дохлым. Каюсь — нагнетал. В моем повествовании английские флоты топили всех подряд, делая особый упор на галеоны с серебром и золотом из Америки. Соответственно, платить армии становилось нечем. Потом, вдоль всего побережья Испании выбрасывались десанты. В это время во Франции и Испании бунтовали крестьяне, окончательно задавленные военными налогами. А войска австрийского императора, не встречая ожесточенного сопротивления армии, давно не получавшей жалованья, занимают один город за другим …. В результате Франция будет вынуждена подписать кабальный мир, и потерять массу территорий, с Испанией аналогично. Все колонии у них, наверное, не отберут — но вот самые вкусные — обязательно.

Старался говорить убедительно. Отсутствие знания французского сильно мешало — посол мог говорить по-русски, но на уровне Эллочки Людоедки. Видимо выучился, пока несколько месяцев ждал меня тут, и слушал Головина. Боюсь, многие аргументы он просто не понял. Хотя, ему, похоже, хватило и понятого…

— Спрашиваете, что предлагаю? … Ничего! Мои слова все одно при вашем дворе не услышат, и слушать не восхотят, покуда англичане с союзниками, которых соберется много на дележ колоний, не постучат в ворота Парижа. А потом будет уже поздно…

На самом деле, план у меня был — но клиент должен дозреть.

Остаток вечера прошел скомкано, француз хмурился и отвечал невпопад, Головин нервничал, видимо оттого, что француз хмурился. Магистр думал над ученьями, на которые ему все же намекнул. Ну а мое хорошее настроение, как главного пакостника, в расчет не принималось — один в поле не воин. Все расходились задумчивые.

Мстя за довольный вид — меня допоздна терзал Головин. Какие планы? Ну, как обычно — дождаться эскадру Крюйса с Мальты, а он уже уложит правых и виноватых штабелями. Правых в один штабель, неправых в другой … Да шучу, шучу. Настроение пока хорошее. В один он их штабель будет складывать, господь сам потом рассортирует, негоже нам на себя брать божий промысел. Вон, и Ермолай кивает, знать соглашается, что негоже.

С османами ничего делать не надо. Они нас пока просто на вшивость проверяют… Нет, это присказка такая, делать османам больше нечего… Они пока как карманник — толкнет в толпе прохожего, коли тот не обратит внимания на толчок — мошну с него срежет, а коли обратит, карманник сделает вид, что случайно.

Мы внимания не обратим. Мы просто сгребем этого непоседу за шиворот, приподнимем и, глядя в его честные глаза, скажем только — «не надо». Бояться пары вышибал за спиной карманника — не стоит. Для начала, мы сами вышибалы еще те, а для конца — вышибалам скоро станет не до нас. Уловили мою аллегорию? … Мдя. Ладно, давайте по простому …

Что касаемо Франции — нет, заключать с ними союзный договор государь меня не уполномочивал, да и нельзя нам это делать — можем осложнить себе жизнь. Но коли французы с испанцами найдут, как нас заинтересовать — действительно заинтересовать, а не банально предложить денег — подскажу им пару лазеек, способных склонить чаши весов войны в их сторону. Вот так этим послам и передайте. Шанс есть, но стоит он дорого. Хотя, возможный проигрыш в войне будет им стоить еще дороже.

И дайте, в конце концов, поспать! Ничего срочного ведь нет! Вряд ли османы с войском ждали под стенами моего прибытия, а французы нам все равно прямо сейчас не поверят.

Отпуск у меня!.. ээээ … в смысле государь дозволил мне провести лето на средиземном море в неге и праздности. Отослал он меня, одним словом. Покойной ночи всем.

Ночью строили планы на отпуск с Таей. Так как понятие отпуска тут отсутствовало полностью, обсуждали просто, чего хотим делать. Тая распланировала, чуть ли не неделю времени, у нее были рекомендательные письма к госпитальерам, и очевидные рекрутские планы. Просто побродить по городу или полежать на песке перед проливом … она соглашалась, но явно делая мне одолжение.

Ну и ладно. А то будет как с моим знакомым по прошлой жизни — он женился, и на свадьбу им подарили путешествие в Крым. Причем, времена тогда были сложные, путевок не достать днем с огнем, отправили в Крым, договорившись о жилье со знакомыми знакомых и так далее. Билетов на поезд не достать, чуть не с боем выковыряли один билет в купе, и договорились с проводником, мол, молодым рай не то что в шалаше, а даже на одной купейной полке. Доехали. По указанному адресу их послали далеко, но вежливо. А другие адреса в сезон найти сложнее, чем билеты на поезд. Молодая супруга, уставшая от шалаша поезда, чуть не со слезами просила плюнуть на этот Крым, и вернуться домой, на любимую ей дачу. Решили искупнуться в море на прощанье. Так с чемоданами на пляж и пришли. Выяснилось, что нет купальника, и ничего его заменяющего. То белье, что могло заменить купальник — было любовно подготовлено для супруга, но на пляже в то время вызвало бы однозначный фурор. Посмотрели на море, сидя на чемоданах, подобрали по ракушке на память, и уехали на вокзал, ловить отходящий поезд, на котором они сюда приехали. Почему именно этот? Ну, билеты все равно не достать — а проводница, с которой они сюда доехали, вполне вошла в их положение — видимо из-за шока — ведь редко кто приезжает в Крым подобрать ракушки, и даже не искупаться. Зато обратно ехали в купе проводника, весело и спокойно.

Вот такая нехитрая история отпуска в Крыму. Поучительная. Причем, всех учит разному.

Согласился с Таей — действительно, чего зря время терять на этот песок и солнце. Может потом…. Когда-нибудь.

Два дня радовался жизни и безделью, а вокруг меня кругами ходили акулы от политики. Тут как в море, когда вокруг тебя нарезают круги настоящие акулы — никаких суматошных движений, спокойное, по мере сил, ожидание. Все равно быстрее, чем акулы, человек плавать не может. Ну а когда акулы решат попробовать незнакомую вещь на зубок — они это делать любят, как дети, ей-богу, все незнакомое в рот тянут — можно встретить это чудо природы ударом в нос. Нос у них больное место, можно и отпугнуть. А можно и не отпугнуть … но хуже уже точно не будет, даже с точки зрения пессимиста.

Вот и с политиками надо так — жаль, что удар в нос не отпугивает их от кормушки.

Француз явно спелся с Головиным — интересно, сколько они на пару выпили? Теоретически, месье мне было даже жаль — монархи любят давать невыполнимые поручения, и этому наверняка вменили в обязанность без союзников не возвращаться. Как там, у Филатова было?

Царь:

Исхитрись-ка мне добыть

То-Чаво-Не-Может-Быть!

Запиши себе названье,

Чтобы в спешке не забыть!

А не выполнишь к утру –

В порошок тебя сотру,

Потому как твой карахтер

Мне давно не по нутру!

До боли знакомо. Но безопаснее соболезновать со стороны.

Очередная семейная ссора, где третий лишний. Хорошо еще Головин проинструктировал своего собутыльника, и золотых гор мне лично не обещали — а то действительно зверею — с живыми людьми мне заработать эти золотые горы проще, чем сидеть на золоте среди мертвецов.

На иные толковые мысли послу соображалки видимо не хватало, или уж очень узкие рамки ему монарх отвел. Их проблемы.

На третий день стало скучно. Обеды, разговоры, маневры. Еще и магистр укатил организовывать пугающе большие маневры. Сдался. В удобном курительном кресле, слегка продавленном и скрипучем, но приятно обнимающем скучающее тело — поведал жадно слушающему французу и скептическому русскому о шансах.

Пункт первый — наземных войск от Петра Франция не дождется однозначно. Самим мало.

Пункт второй — лезть в эту войну под своим флагом России откровенно не выгодно, и никакие посулы не перевесят тот вред, который может возникнуть. Как это будет правильно по-французски? Шер ше ля имбецил? Вроде угадал, судя по лицу француза, явно срисованному позже японцами для своих мультиков. Теперь меня еще заподозрят в тайном знании французского, судя по тому, как глаза француза преобразовались из мультяшных в прищур создателей этих мультиков. Игнорируем фразу на французском — не парле ву франсе. Осталось только вспомнить Кису Воробьянинова, с его «жё не манж па сис жууур «. Но это все лирика. Общий смысл ее — нам такого не надо.

А о каких шансах тогда говорил?

Вот тут и кроется пункт третий. Насколько мне известно, умирающий Карл Зачарованный завещал Испанию герцогу Анжуйскому, Филиппу. Волю умирающего надо чтить, а не переписывать, как будет удобно. Да и моя встреча с представителем Бурбонов оставила приятное впечатление. Только поэтому и предлагаю шанс.

Наемники! Филипп, именно он, а не Франция, может нанять для Испании флот, воюющий под испанскими флагами. Вот только нанять такой флот, который действительно решит его проблемы на море, не допустит потопления галеонов с серебром и высадки десантов — стоит дорого. И не только в деньгах. Такой флот доверить чужим людям никто не рискнет. Значит, корабли будут со своими экипажами и командирами. Самыми лучшими командирами, понимаете, на кого намекаю? Да, именно на него. Им командовать не надо, он сам все сделает в лучшем виде.

Еще флоту нужна база. Думаю, крепость Гибралтар подойдет. С нее флот легко будет контролировать все побережье Испании, да и через пролив чужих не пустит. Рисунки крепости видел — есть там крепостица, как нельзя лучше подходящая для отдельной базы. Все наемники будут жить в ней, и хозяевам мешать не станут. Мы еще усилим эту старушку своими орудиями — и тогда за базу флота можно быть совершенно спокойными.

Но это все планы. Без высочайшего дозволения этим планам сбыться не суждено.

Дело в том, что хорошие флоты сами по себе не бывают. Чтоб отдать их в наем — надо получить дозволение у соответствующего монарха. Тайное или явное — это уже другой вопрос. А монарха могут заинтересовать две вещи — деньги и территории. В данном случае, интересует сумма денег равная содержанию флота на время контракта — большая, но разумная, и территории в Америке…

Достал из планшетки листок бумаги с ручкой, накидал в общих чертах рисунок «привидения», растопырившего руки и с огромной, гипертрофированной ногой — призванный изобразить северную и южную Америки.

— Понимаю, что колонии нужны самой Франции и Испании. Невозможного не предлагаю. Все возможности ваших стран уходят на освоение восточного берега, вы туда вложили много сил, это все ваше по праву. И некоторые силы даже почти готовы помочь вам отстоять эти права. Нам же много не надо, вполне достаточно будет узкой прибрежной полосы вдоль всего западного побережья. Там идут горные хребты, вот их восточные границы и будут границами нашей колонии на западном побережье Нового Света, которую Испания и Франция преподнесут, в благодарность за флот, России. Вот так. Для вас эта благодарность практически ничего не стоит, вам ходить к западному побережью все равно трудно, через «ревущие сороковые» и мыс Горн. А наш флот с этим справится.

Посмотрел на вытянувшееся лицо француза. Богатая мимика у этого народа.

— Решать, конечно, вам. С одной стороны вы отдаете колонии, которые вам в тягость, да и не исследованы они вами еще сполна, так, прошли мимо и нанесли их на карты. А с другой стороны — есть шанс потерять те колонии, которые приносят вам богатство. По мне, так даже говорить не о чем …

Тем не менее, проговорили до вечера. Уточняли формулировку границ колонии — горы, это слишком растяжимо — но рисовать подробную карту, отчего-то мне не хотелось, да и подозрительно бы такая осведомленность выглядела.

Торговались за границу в 250 милях от берега. Нет, ну точно торгаш попался. И чем ему 300 миль не понравилось? Все равно он не знает, что там — зачем этот торг? Мне, конечно, все не ведомо — но за Анды готов буду перегрызть горло не только англичанам, но и нашим союзникам Датчанам — Анды, на языке инков значит — медные горы. Там и серебро, там и остальные вкусности. Там, где-то Чили, со своей селитрой, там каучуконосы …. Где, то горло, что надо перегрызть?

А в довесок еще и Аппалачи, с долиной Сакраменто …. Муррр.

Теперь главное торговаться со скучным лицом. Никакой заинтересованности — да, нам нужны прибрежные территории, чтоб наш флот мог найти там себе базы. Исключительно для престижа. Ну еще красное дерево для кораблей интересует… Нет, это не повод ограничиться одним побережьем. Мы хоть и почти союзники — но предпочитаю, чтоб наши границы в колониях разделили горы — и вам так спокойнее и нам. Через горы лезть к соседу будет очень накладно. Ничто так не укрепляет дружбу, как недоступность чужих территорий. Давайте округлим до 300 миль от берега, тогда горный хребет будет точно между нашими территориями. Там где ширина земель меньше 300 миль — делим, сколько есть, пополам. Все равно эта узенькая полоска займет сотую часть всех ваших текущих и будущих владений. Будущих, если вы, безусловно, сможете дать отпор чужим жадным рукам, покушающимся не на сотую часть, а на все! Вдумайтесь! За сотую часть у вас даже налоговые откупщики не работают, десятину требуют. А тут целый флот, готовый к бою! Впрочем, как уже сказал — это ваше дело. Государь мой, войной на севере занят, и ему наш спор не интересен.

Француз сдал позиции. Видимо тоже подумал, а чего это он упирается?

Рисовали на «привидении» и согласовывали цифры. Увлеклись. Понимаю, что все это вилами по воде, и еще должно пройти утверждение у монархов. Но никогда себе не прощу, если шанс миром загрести западное побережье пройдет мимо меня. А так хоть попытаюсь.

Утром Головин устроил мне головомойку из серии «Что ж ты, гад, казенные земли разбазариваешь …». Видите ли, это дело исключительно Петра. Угу. Петр урвет нам кусок пустыни и укажет сажать там пшеницу. Успокоил Федора Алексеевича, что мы и готовим бумаги для монархов, так сказать, решаем технические вопросы. А вот дальше пусть французы везут нам согласованный документ, одобренный их монархами, обязательно обоими — который уже и представим Петру. Далее все в его власти — коли восхочет чего поменять, то его право. Но без бумаги с согласием Филиппа и Людовика нам и показать Петру нечего будет — разговоры одни. Государь наш любит, чтоб точно все было, с чертежами. Вот с ними и надо на прием идти!

А собственно сколько? Берингов пролив на шестидесятой широте северного, а мыс Горн почти на шестидесятой широте южного полушария. 120 градусов, треть окружности земли. Плюс еще вытянутость побережья по долготе градусов на 100 примерно. Надеваем на эти умозаключения Пифагоровы штаны, и получаем минимум 15 тысяч километров протяженность побережья от Горна до Аляски. При ширине отчуждаемой полоски в 400 километров это … Это 6 миллионов квадратных километров. Мама дорогая. Доторговался. Россия моего времени имела 17 миллионов квадратных километров, занимая первое место в мире по площади. Нееее … такое Петру говорить нельзя — лихорадочно снижаем площадь в десять, нет, в сто раз. Все равно Америку еще никто точно не мерил.

Вот теперь и Головина просветить можно…. Сотой части мало? А вы знаете, о каких площадях речь? Нет? Ну, хоть примерно скажите… Ладно, разглашу вам государеву тайну, но коли она к французам попадет — сами знаете, что будет. Так вот … точно длину побережья, за которые мы торговались — никто не знает. Попадались мне старые карты, они, конечно, привирают — но за 60 тысяч квадратных километров поручиться можно! Площадь отвоеванного нами Крыма менее 30 тысяч квадратных километров. Вдумайтесь! Два Крыма можем государю преподнести! А то и три! Именно так ему и рассказывайте о наших переговорах… Да, к государю ехать вам, Федор Алексеевич. Вам и слава вся, за деяние такое великое. Ну а коль государь недоволен будет — валите все на меня, впрочем, вы и сами знаете, что и как надо сделать.

Мысленно ухмылялся, представляя возмущение Петра — «Я ж этого князя услал, чтоб тут воду не мутил, а он и там за свое принялся!!!». Грустно ухмылялся, опять вспоминая Филатова. Жаль только, в жизни не бывает сказочных окончаний.

В ожидании вестей из Франции, отдыхаем. Ждем, когда мои мастера-строители до Константинополя доберутся, потом поедем на будущую великую стройку.

Французы, кстати, утром отправили корабль к себе домой. Как долго ждать! Ведь уже мысленно … впрочем, ладно, отвлекусь на Суэц. Значит — копаем … нет, не Сакраменто, брысь противная мысль — копаем пустыню. Во, почти попал.

Что в пустыне главное? Вода и направление. Вторым эшелоном пойдут — еда и люди.

Копать будем от большого озера, которое должно быть где-то посередине Суэца, строго на юг и строго на север — небольшой канал для питьевой воды из Нила. По уровню этого канала будем строить потом большой, судоходный канал. Пока главное прокопать питьевой ручеек. Заодно посмотреть, куда он нас выведет. Вот потом можно начинать копать основной канал, параллельно питьевому. Подвозя лодками по питьевому каналу запасы еды и корма для быков.

Остальная схема стройки уже отработана, и есть люди хорошо в ней разбирающиеся. Только вот застряли они. Ну да не к спеху. Вон, каналом у меня народ интересуется гораздо реже, чем моими мыслями о войне. Все бы им шашками махать. Никто ведь не поверит, что славу можно сыскать и лопатой.

Лопат, к слову, не захватил умышленно — как уже многократно говорил на ушко кому надо — нам пока не важен результат, а важен процесс. Вот надорвется Англия воевать с Францией — мы этот овражек лет за 5 прокопаем. Ну, за 10. А пока пусть спокойно идут подготовительные работы.

Еще бы стенки укрепить, чтоб песок не оплывал. Бетона бы. И гидроизоляции. И десяток гурий в комплекте. Тяжело вздохнул, надоело выкручиваться. Надоело чесать левое ухо правой ногой и показывать фокусы населению. Плюнул. Надо все же поваляться на пляже. Не лежит душа к этим раскопкам — дождусь специалистов и свалю все на них.

Неторопливо тек апрель. Вот ведь странно — когда время несется вскачь, как ужаленное — плохо. Когда еле тянется, позволяя себя обогнать даже хромым на все четыре лапы черепахам — еще хуже. Где же та, обещанная, золотая середина? Между «плохо» и «очень плохо»?

Только 28 апреля прибыл фрегат из под Севастополя, выгрузивший зеленых человечков, утверждающих, что они мои строители. Чего только вода с людьми не делает.

Стало веселее. Дал денек мастерам отлежаться и устроил вечером, как стало прохладнее, мозговой штурм. За почти две недели безделья успел не то, что планы накидать — потребное количество телег и волов рассчитал. С османами и французами согласовал, по-моему, даже с волами договорился. Еще немного, и договорился бы с пустыней, чтоб она сама себе сделала харакири. Похоже, прибытие мастеров с облегчением воспринял весь Константинополь. А то ведь тут и пушки были плохо надраены, и порох не расфасован, а после того, как расфасовали — оказалось, что точность фасовки недостаточна. Купцы больше не лезли к военным причалам, и почти ходили строем. Великий магистр, вернувшийся от второй крепости, буквально на следующий день решил проверить войска вдоль нашей границы. Правильно! Хотел напроситься с ним, проверить все досконально и там — но гроссмейстер вежливо порекомендовал мне заниматься флотом. А чего им заниматься! У меня теперь там даже корабельные крысы ходят в лапу и сверкают подворотничками. Скууууучно мне!!!

Уже 29ого числа город затаил дыхание и готов был толкать фрегат в сторону дельты Нила, если, не дай бог, стихнет ветер. Но ветер не подвел, и после обеда один наш фрегат и толстопузый галеон вышли из бухты Золотого Рога на рекогносцировку. Османы заверяли, уже не в первый раз, что нас в дельте Нила ждут с нетерпением, чуть ли не с ковровой дорожкой. Отвезут на озеро Тимисах, и покажут старые каналы для пресной воды из Нила. Все, что угодно покажут. Надо было еще покапризничать, и османы пообещали бы сами все прорыть. Ладно, пора действительно немного развеяться. Засиделся.

Особенность Босфора — что из него можно выйти в Мраморное из Черного моря даже при полном безветрие — течение пролива уверенно протащит корабль и выплюнет в десятке километров от Константинополя. Кстати, обратная дорога верхом на течении вполне возможна — кроме поверхностного течения из Черного в Мраморное море есть еще не менее мощное глубинное течение в обратную сторону. Даже читал, в свое время, проекты использования тяги этого глубинного течения при помощи притапливаемых «парашютов». Идея понятна — плавучий якорь морякам известен давно, вот его и затапливать на глубину встречного течения. Тогда глубинное течение подхватит и потянет купол плавучего якоря, а он, в свою очередь — потянет весь корабль. Вот тут то и начинались сложности — ведь на корабль действует не менее сильное встречное течение …. Словом — для легких посудин с минимальными мидельными сечениями такой вариант «лифта» получался вполне возможным, особенно для катамаранов — а вот сухогрузы и галеоны фортуна обошла благосклонностью, для них «купола лифтов» примерно с пролив размером и выходили.

Но это все к слову о течениях проливов, которые выкинули наши корабли подальше от вздохнувших с облегчением жителей Константинополя в Мраморное море. После чего течения сделали нам ручкой, вместе с ветром. И вот, уже вторые сутки наши кораблики ползут к Дарданеллам, используя бризы, намеки на ветер и реактивную струю из гальюна, которая, впрочем, нас только тормозит. Все дело было в толстопузе — фрегат уже давно бы вышел в Эгейское море.

Посчитав курсы и скорости, прикинул, что все лето, такими темпами, у меня уйдет на это познавательное турне к нильским крокодилам. Не так уж мне нужен этот Суэц, чтоб плюнуть на другие, с моей точки зрения более важные дела. Тут гроссмейстер мне надавал несколько явок идущих в комплекте с сопровождающими нас мальтийцами, в ответ на мои стенания, в первый же день приезда, по поводу найма людей. Как сказал магистр — в Италии уже всем ясно, будет война на их территории, соответственно, мне надо только поманить пальчиком нужных специалистов, практически сидящих ныне на чемоданах — и будет мне счастье, за скромные деньги. А если вывезу специалистов вместе с семьями — они еще мне и благодарны будут довольно долго. Франция и Испания еще не совсем дозрели — но и там можно провернуть нечто похожее. И все это коту под хвост из-за ветра и тормознутого галеона? Дудки!

Ночью третьего мая, на стихающем бризе, бросили якоря, так и не доползя до Дарданелл. Собрал совещание, на котором поставил вопрос ребром. На это ребро назначил начальника из своих мастеров-строителей, для убедительности его распоряжений — перевел ему под руку половину абордажников фрегата плюс наблюдателей от французов и осман. Наблюдатели, кстати, вооружены были отнюдь не оптическими приборами, а вполне так, по пиратски — то есть, всякими железками под самые зубы включительно, ибо зубы у них имелись вполне себе боевые, даже странно — у меня уже давно все крошиться начало, заставляя периодически бегать по стенам, а у этих господ улыбки сверкали вполне по голливудски. Обидно. Вот тебе и средневековье.

Ну да не о том речь. Наша экспедиция разделилась, перераспределив личный состав по кораблям. Теперь галеон шел к крокодилам, а фрегат к акулам, в смысле к Крюйсу на Мальту. Не знаю как всем — а мне стало хорошо — неприятную обязанность скинул на широкие плечи мастеров, заодно обеспечив им комфортное путешествие на менее валком корабле, а себе очистил простор для самодеятельности, которым немедленно и воспользовался.

Мастера, к слову, не сильно то и сопротивлялись — за три для безветрия они от меня уже прятаться начали, крестясь каждый раз после моей фразы «… а давайте повторим, как действовать будем…». Впрочем, после памятного собрания, разделившего экспедицию, прятаться пришлось уже мне — но это все рабочие моменты. Главное, за начало работ на канале был совершенно спокоен — да и морское путешествие, для боевого галеона должно быть вполне безопасным, хоть и долгим. Критских пиратов изрядно проредили, в том числе казаки, которым запретили грабить побережья осман. Правда, под шумок торговые суда осман пропадали, и мы каждый раз обещали возмущенным османам почистить моря от пиратов, но связать эти пропажи с казаками — османам не хватало доказательств. Хотя, довольным казацким мордам пришлось высказать ошибочность их тактики в перспективе. В ответ они жаловались, что пираты пошли бедные да к тому же и попрятались. Как дети, ей богу. Пришлось сводить атаманов со святыми отцами, мол, отцы многие разговоры слышат не на исповеди, а просто так, и вполне могут подсказать — куда именно прячутся пираты. Соответственно, моему уважаемому страхолюду специального помазанья, рекомендовал усилить работу с «контрабандистами», обеспечив цели для ушкуйников. Впрочем, святой отец сразу оценил перспективы, а уж пираты это будут или нет — дело пропаганды, так ему и намекнул. Но чтоб наш район был чистым, а волки сытыми! Кстати, переправляющиеся, втихую, войска осман — это вполне себе пираты, хотя афишировать сей факт, как и оставлять свидетелей — не надо.

Впрочем, то уже дела прошлые, так сказать — накипь слишком долгого сиденья в Константинополе, и систематизации заваренных ранее дел. Впереди ждали свеженькие дела и впечатления. Каюсь, обожаю тропить дорогу по целине, это гораздо интереснее, чем потом ее расширять и мостить…. Сам знаю, про недостатки, а кто у нас святой? Только если Ермолай с Таей — выдерживать меня несколько лет подряд еще ни одной девушке моего времени не удавалось. Можно сказать, в этом времени поставил свой личный рекорд. Впрочем, отвлекся.

Фрегат растопырился всем имеющимся парусным гардеробом, половина команды чесала мачту, а капитан тихонько посвистывал на баке. Худо-бедно, но в пролив мы вошли, и весело выкатились по течению в Эгейское море. Течение в Дарданеллах аналогично Босфорскому — поверхностное из Мраморного моря в Эгейское, глубинное в обратную сторону. Кстати, это явление довольно обычное — тут все дело в разной солености воды — более пресная вода течет по поверхности, а более соленая — в глубине. Так как соленость Черного моря меньше чем у Эгейского, за счет опреснения Черного моря реками — выходит этот градиент, обеспечивающий, вкупе с другими факторами, такие течения. Кому кажется, что соленость — это мелочь — приведу простой пример. Соленая вода держит корабли существенно лучше, чем пресная — смех смехом, но морское судно, входя в пресную реку «тонет» на 3 %. Грубо, если у него осадка в море 10 метров, то в реке осадка станет 10,3 метра. В Питерском порту, кстати, этим часто пользовались — можно загрузить судно, сидящее в пресной воде, по ватерлинию, а потом еще и догрузить эдак процентов 5 от веса груза. Почему не 3 %? Ну, так вес груза — это ведь не водоизмещение, там еще и вес судна учитывать надо, вот и выходит дополнительная прибавка. 5 % от 1000 тонн, это 50 тонн — пара морских контейнеров дополнительно. Как говорил нам инструктор на курсах рулевых — учите физику, сможете достойно объяснить рыбам, почему ваш корабль затонул.

Возвращаясь к течениям — соленая вода тяжелее, и идет вдоль дна, держа на своих «плечах» более легкую и менее соленую воду, идущую по поверхности. Конечно, они смешиваются, но дело это не быстрое, учитывая объемы воды, вот и установились разнонаправленные потоки, существующие тысячелетия. Теперь можно представить внутреннюю борьбу этих течений, подводные водовороты и прочие прелести. Именно благодаря своим течениям эти проливы довольно опасны, и купаться в них порой чревато. А с другой стороны, проливы неплохо защищают европейский берег от азиатского, затрудняя десантные операции. Физика, и ничего более.

Опять отвлекся! Видимо это из-за скудости впечатлений от путешествия. Крепость в Дарданеллах мы проскочили без посещения, сославшись на срочность дел командиру патрульной галеры. Сама крепость активно перестраивалась, обернувшись строительными лесами. Из бросившихся в глаза нововведений было обширное боновое заграждение — мальтийцы явно учли наш способ взятия этой крепости. Начал прикидывать варианты, как брал бы это укрепление в новых условиях. Выходило плохо, при условии паритета в артиллерии. Хотя, можно будет поднимать пушки нападающих в гору, пользуясь береговым расположением крепости — такие горные батареи будут стрелять дальше, а крепость не сможет достать их в ответ снизу вверх. Надеюсь, проверять эту теорию не придется. Хотя … Задумался над противодействием горным батареям — похоже надо строить пару высокогорных фортов. Изложу мысли гроссмейстеру, по возвращению — пусть сами думают, у них опыта больше. Впрочем, может, эти форты уже давно построены — зря все же мало интересовался текущими вопросами обороны Геллеспонта.

Эгейское море встретило нас сонно, слегка морща свой лик полутораметровой длинной и покатой волной, подгоняемой еле ощутимым ветром. Вот ведь попали! Было от чего морщиться — фрегат, забыл, что он скоростная гроза морей и мелко кивал форштевнем спящему морю. До Мальты полторы тысячи километров, и такими темпами мы там будем не ранее чем в июне.

Зато пейзажами налюбуемся, все же красоты Эгейского моря с россыпью островов, вкупе с самими проливами — это восьмое чудо света, хоть об этом официально и не заявляли. Заявляли о семи чудесах, хотя, изначально их было только три, если верить Геродоту. Но верить ему не стоит, это тот самый случай, когда каждый лягух хвалит свое болото — по его словам все чудеса сконцентрировались на греческом острове Самос, ограничиваясь акведуком, дамбой и храмом богине Геры. С таким же успехом можно в каждой стране набрать чудес — даже у древних людей нашего поморья все скалы были петроглифами иссечены — чем не чудо? Особенно, если учесть, что эти петроглифы дошли из глубокой древности до моего времени, в отличие от чудес Геродота.

Позже список чудес расширили и добавили ему интернациональности. Пирамида Хеопса, это все знают — единственное чудо, дожившее до туманного будущего. Вторым чудом посчитали Александрийский маяк — высотой он почти не уступал пирамиде Хеопса, поднимая огонь сигнального костра на 140 метров. Говорят, маяк был виден за сотню километров и его огонь манил корабли в Александрию. Если учесть, что это был практически первый морской маяк, просуществовавший почти тысячу лет — да, чудо. Жаль, что землетрясение не пощадило его сложную, трехъярусную конструкцию.

Третьим чудом назначили висячие сады Амитис, что будет правильнее, чем устоявшееся название — садов Семерамиды. Хотя, с моей точки зрения, еще правильнее будет называть их садами Навуходоносора, ведь именно он решил порадовать свою жену зеленью садов посередине пустыней Ирака, и приказал построить в Вавилоне пирамиду из четырех ярусов, под сотню метров общей высоты. Ярусы поддерживали 25 метровые колонны, между которыми засадили всяческую зелень — какую именно, это к специалистам, меня, как технаря, больше интересовало устройство этого чуда. Не простое устройство, хотя, от чуда стоило бы ожидать большего. Спишем это на давность лет, все же строили еще за 600 лет до нашей эры, и на сложность закачки воды. Кстати, все эти сложности сады в итоге и убили — четыре сотни лет воду качали, а потом бросили, вот и все чудо.

Четвертым чудом считали статую Зевса. Статуя, конечно, впечатляла — но на чудо тянула условно. Хотя, говорят, эта пятиэтажная статуя смотрелась очень внушительно — тем не менее, статуи по 10–15 метров высотой у греков редкостью не были. Тут дело скорее в Олимпийских играх — вот это действительно было чудо — действо, объединившее весь мир и прерывающее войны. Почему Олимпийские игры не назвали чудом света — вопрос сложный, вместо этого, чудом света назвали лучшую статую Зевса, которому Олимпийские игры и были посвящены. Словом, увековечили символ, вместо процесса. Но символ разрушило землетрясение, а процесс дожил до моего времени, пройдя несколько реинкарнаций — так что, зря они, наверное, чудо к мрамору и золоту привязали. Время все рассудило.

Пятым кандидатом считали храм Артемиды. Подробности, опять же, скрыло время, оставив одни развалины — но утверждают, что храм был великолепен. Шикарен на столько, что именно его поджег Герострат, добывая себе славу. Думаю — дело именно в этом тщеславном гражданине Эфеса. Храмов, в то время, было много, жрецы богатые — думаю, многие храмы могли сравниться с пристанищем Артемиды. Но сожгли напоказ только один храм, выделив его особенно. Вот он и попал в чудеса. Хотя, это мое личное мнение, никому не навязываемое.

Шестым чудом назначили мавзолей в Галикарнасе — но это уже откровенная натяжка. Ничего такого, особо чудесного этот надгробный памятник собой не представлял, просто громадная, почти 50 метров высотой, прямоугольная усыпальница, украшенная барельефами и колоннами. Можно сказать только о чудесных строителях — умудрившихся качественно возвести это сооружение, простоявшее почти две тысячи лет. Сравнивая их со строителями хрущевок моего времени, почти готов признать чудо. Однако, тогда много таких чудес строили и на растворе не экономили. Думаю, тут просто персы лоббировали свое участие в чудесах света и протолкнули, многозначительно покачивая мечами, эту усыпальницу во всемирный список.

Вот седьмое чудо — действительно заставило потрудиться. В портовом городе Родос, поставили, при входе в порт, гигантскую, бронзовую статую, посвященную богу Солнцу — Гелиосу, названную в дальнейшем Родосским Колоссом. Почти сорокаметровую высоту колосса можно было использовать как ориентир — его даже с ближайших островов видно было. Достаточно сказать, что большой палец статуи не всякий мог обнять двумя руками. Еще можно сравнить Колосс со «статуей Cвободы, озаряющей мир», именно так звучит название гордости Нью-Йорка моего времени — 36 метров Колосса, против 46 метров Свободы. Но Свобода тянет факел вверх, выигрывая рукой и факелом минимум 12 метров роста, а Колосс стоял подбоченясь — так что, если считать по голове, то Колосс на пару метров выше Свободы без учета высоты пьедестала. Вспоминая, что построили Колосс за три стони лет до нашей эры — чудо натуральное. Особенно, учитывая способ строительства — вместо строительных лесов насыпали потихоньку земляной курган вокруг статуи, постепенно поднимаясь все выше и выше. По окончанию строительства курган срыли. Как именно работал архитектор, не видя нижней, засыпанной землей, части статуи — разговор отдельный, и весьма непростой. Недаром ведь, 12 лет строили.

А землетрясение подвело всему этому итог. Хотя нет, итог чудесам у нас, как обычно, подвели купцы — снарядившие караван почти в тысячу верблюдов и вывезшие павшего в борьбе со стихией Колосса на переплавку. Такая проза жизни.

Семь чудес света. Гордость моряков, Настойчивость египетских строителей, Внимание к супруге, Воспевание силы и спорта, Увековечивание человеческих страстей, Потворство политическим соображениям, Гимн мастерству и технологиям скульпторов. Необычная трактовка? Так у нее гриф — «для личного пользования».

Но, как не крути — нет в этих перечнях величия Земли нашей.

Где 30 метровые волны, обрушивающиеся на гранитные иглы берегов и подбрасывающие пену выше десятиэтажного дома? Где вулканы, самый скромный из которых выбрасывает при извержении по 2 миллиона кубометров пород в час? Для сравнения, такой вулкан выбросит за трое суток объем пород равный выкапыванию Волго-Донского канала. Канал в сотню километров длинной за три дня — мне бы такого землекопа! Где величественные айсберги, поднимающие посреди моря, в районе Фолклендских островов, свои надводные части на высоту до полукилометра? Вы представляете величие этой картины? Ледяная гора посреди моря, выше всего, что построено человечеством. А когда от айсберга откалывается кусок — возникает целое цунами. И это все не чудеса? Лунная дорожка на глади озера, тайфун, играющий со скалами размером с дом, фьорды Норвегии, Ниагарский водопад, карстовые пещеры, перелетные птицы, ажурная вязь снежинки …. Вокруг нас сплошные чудеса.

Лично мне не интересны были экскурсионные туры моего времени по развалинам рукотворных чудес — походы, где каждый шаг пронизан чудесами природными, всегда были ближе сердцу. Жаль только, что человек шагает по этим чудесам в грязных сапогах, оставляя повсеместно дурно пахнущие груды своих следов, и пытается ухватить жадными руками утреннюю песнь жаворонка.

Вот такие мысли наводит средиземноморское побережье.

Хотя, мыслей еще бродило великое множество — частью оседая на бумаге, частью кончая жизнь самоубийством от своей несвоевременности. Кипа бумажек потихоньку подрастала, радуя Ермолая и огорчая Таю — они у меня теперь как образец дуализма, пример единства и борьбы противоположностей. Как обычно, добро побеждало, или дулось на нас с Ермолаем.

Основных дел было два — планы охраны Испании и способ максимально полно обобрать Италию на предмет специалистов. По мере перехода до Мальты, планы по Италии перерастали в письма и проекты договоров, согласовываемые с мальтийцами, выданными мне магистром на роли вербовщиков. Законченный вид этому разделу придавали еще и рекомендательные письма самого гроссмейстера — так что, надежды на хороший улов у меня были весьма обоснованы. Жаль, что список фамилий выходил на диво скромный — как любой петербуржец могу сказать, что город застраивали, в том числе, итальянцы Трезини, Растрелли, Росси. Из художников сразу вспоминаются Рафаэль и Микеланджело. Из литературы Данте и Петрарка. Это что касается только итальянцев и без привязки в веках — ну не вспомнить мне, когда они жили, хоть пытай. Еще, отчего-то, постоянно всплывала в памяти сборная итальянская мебель моего времени, на которую сложил массу … негативных эмоций при сборке, поминая российских шабашников самым добрым словом по отношению к шабашникам итальянским. Но это к делу не относиться. К нему больше подходила проблема моей дырявой памяти, усугубленной тем, что Рафаэлей с Трезини в Италии может быть ничуть не меньше чем Ивановых и Сидоровых в России. Так что, будем грести не по фамилиям, а по делам.

Вот дел Италия, за свою историю, успела наворотить много. Например, все те же банки, деятельность которых меня живо интересует, родились тут еще во времена Рима, то есть, до нашей эры. Соответственно, к временам Петра банки Италии стали весьма развитыми учреждениями — у них даже безналичные расчеты, к этому времени, почти сотню лет как используются. Думаю, сотня таких специалистов Русскому банку не помешает. Да и остальные специалисты — от архитекторов до певцов и часовых мастеров — лишними не будут. По самым скромным прикидкам на одной только эскадре Крюйса могу пару тысяч человек с семьями вывезти. А если мальтийские вербовщики наберут больше — у меня и флот толстопузов для эвакуации найдется. Словом, были бы специалисты — а тара приложится.

Приятным штрихом в этой эпопее было осознание того, что пока Франция, Испания, Англия и Голландия с Австрией грызутся за Италию, которая и стала тем камешком, что вызвал лавину войны, Россия потихоньку вывозит из Италии все самое ценное — людей и оборудование. Причем, величественное соизволение на рекрутирование «пары тройки» итальянцев, от сильных мира Средиземья, мною было получено еще в Константинополе. А то, что пара тройка станет парой тройкой тысяч — к чему оглашать такие рутинные подробности? Ведь не на каждом же корабле флота столько вывезли, хотя … можно ведь несколько раз сходить. Задумался. Потом сел и посчитал свои финансовые возможности. Тяжело вздохнул. Если рассчитывать только на себя, то даже две тысячи итальянцев с семьями меня утопят. Пока им всем дело найду, да прибыль от них пойдет, или минимум — самоокупаемость, успею два раза стать самым настоящим, а не техническим, банкротом. Урезал осетра до 800 человек — больше не потянуть. Зато закапал мальтийцам все мозги — как дорого мне будет обходиться каждый человек и как тщательно его надо выбирать.

Тая встала на защиту вербовщиков … Ну и что, если скоро три часа ночи? Мы ради их удобства сделали крюк в пол тысячи километров, довезя до Неаполя. Утром уже сбросим наш вербовочный десант в порту, и впереди у них будет долгая дорога до Венеции, где мы их и подберем в конце лета. Выспятся по дороге! Повторение, мать учения …. Что бы еще такого умного сказать?

Словом, ступайте и грешите, подкупайте и ввергайте в искус, заставляйте завидовать и проставляйтесь богатым застольем. Как грешить — лучше меня знаете, у вас у всех пособие в виде книжечки есть. Главное, чтоб результатом вы могли гордиться, хотя, гордыня это тоже грех, так что, сделайте так, чтоб моя гордость за вас не знала границ.

Хорошо, что меня Ермолай не слышит.

Особо напомнил, что этим летом вывозим только первую партию — наверняка масса мастеров будет колебаться, ехать или нет — таким говорить, что можем забрать их следующим летом.

Учитывая, что следующим летом первая партия переселенцев напишет письма на родину — думаю, наш улов возрастет многократно.

Утром нас встречал Неаполь, или Наполи, как его называли местные. Город удивил своими размерами, вольготно раскинувшись на холмах, он явно претендовал на одно из первых мест по заселенности в видимой мною Европе. Пара-тройка сотен тысяч населения тут вполне может жить. Ну и славно — будет из кого выбирать.

Хорошая погода, легкий ветерок и наша фамильная наглость, привела фрегат в гавань города прямо к его историческому центру, крепости Кастель-дель-Ово, с которой, говорят, и начался Неаполь. Особенностью крепости было место строительства — небольшой островок рядом с берегом. От берега до островка и дальше в море итальянцы построили волнолом, заодно прикрыв бухту центра города от волнения. Сама крепость выглядела весьма солидно, пугая супостатов почти тридцатиметровыми стенами в рыцарском стиле, вот только защитить эти стены, разросшийся город уже не могли — любой здравомыслящий адмирал сбросит десант вне зоны поражения крепости и выпотрошит город, не обращая внимания на возмущенные крики со стен непреступной цитадели. Даже мне, как начинающему адмиралу, и то пара мест для сброса десанта в мертвых зонах крепости приглянулись — чего уж говорить о таких зубрах как Крюйс и Памбург. Они этот Наполи схарчат даже не поморщившись. Так и рассказал мальтийцам, пусть гордятся адмиралами, под чьим началом служат некоторые их братья. Реклама, двигатель прогресса. Если в меру, конечно. Тут, как в любом деле — главное соразмерность, ведь раскрученный быстрее нормы маховик и порвать может.

На осмотр достопримечательностей города — было жалко тратить время. У меня там еще Крюйс не … эээ … вразумлен к бодрому несению службы, а уже середина июня! Да и тактику с Италией выбрал змеиную — укусить, впрыснув яд, и отскочить, дожидаясь готовности жертвы, после чего неспешно все заглотать. Да, буду выглядеть как гадюка, сожравшая слона — но этот слон для гадюки уже не первый, надеюсь управиться. А пока мой яд на четырех шлюпках направлялся с рейда в сторону мола, того, что с башней и статуей. Надеюсь, слон окажется не только большим, но и полезным для здоровья моей страны — а то уж больно дорого мне вся эта самодеятельность обходиться, можно считать, что на шлюпках, в компактном виде, увозят еще один фрегат, ужатый до звонких монет. Жаба смотрела вслед десанту с лютым неодобрением, но у нас с ней разные взгляды на жизнь.

С вечерним бризом фрегат ушел к Мальте, времени действительно было мало, а дороги тут длинные. Надо будет подумать на досуге об авиации. Хотя где тут найти досуг? И хорошую, жаропрочную сталь. Эхх…

Пять с хвостиком сотен километров до Мальты проскочили за неделю — это еще ветерок поднялся. За это время отполировал приказы и планы по средиземноморскому флоту, на случай заключения договора найма.

Подумать было над чем — при всем моем уважении к адмиралу Крюйсу, кидать наши корабли на амбразуры английского флота будет верхом расточительства. Нам бы подловить англичан и голландцев пьяными да связанными — тут бы мы им показали! В остальных случаях рекомендовалось только демонстрировать преимущество в скорости и дальнобойности. И это был приказ!

Таким образом, на первый план выходила разведка и информаторы — если рассуждать логически, англичане поручат флот уже знакомому мне адмиралу Руку — так сказать, для реабилитации за неоднозначную ситуацию с Данией. Стиль войны англичанина большой напористостью ранее не отличался — думаю, англо-голландская эскадра опять зависнет где-то у Испанского побережья, вместе с линейными монстрами и десантом. Логично, если это «сиденье» будет происходить где-то рядом с Гибралтаром. Где? Уэльва? Город, откуда отчалили каравеллы Колумба. Кадис? Говорят город основал сам Геракл, что, впрочем, не помешало Френсису Дрейку разграбить город до основания. А больше портов с удобными рейдами около Гибралтара и нет, есть еще в другой стороны пролива — та же крепость Гибралтар, с бухтой — но надеюсь, это место уже будет основательно занято нами.

Ну так где? Уэльва или Кадис? Кадис к проливам ближе и сам город богаче, есть, чем соблазнить десант на кораблях. Думаю, Рук будет стоять на рейде Кадиса. Хотя, безусловно, разведки и информаторов это гадание на кофейной гуще не отменяет. Какими силами будут располагать англичане? Ну, флот, который стоял у берегов Дании будет точно — значит, минимум три десятка линкоров. Увеличиваем вдвое, для страховки. Шесть десятков. Да еще суда с десантом. Продолжим рассуждать — Голштинии англичане и голландцы пообещали по 6 тысяч солдат десантного корпуса. Но зажали исполнение обещаний — значит, эти 12 тысяч десантников у них есть. Удваивать? Нет, думаю, столько народу на один портовый городок будет уже верхом расточительности. Пусть будет 12, ну может 15 тысяч. По пять сотен солдат на крупный корабль — 30 кораблей десанта. Округлим до 50, там ведь и лошади и пушки и припасы должны быть. Буду считать, сотня кораблей — костяк флота, ну и еще примерно столько же, или чуть меньше, вспомогательных судов. Две сотни, против двух десятков фрегатов.

Крюйсу стоит быть Очень осторожным. И экономным. 320 стволов его эскадры даже при 5 % попадании в корабли противника, потребуют по сотне снарядов на ствол, чтоб потопить эту армаду. Считай, опустошат орудийные погреба полностью. А если еще и канониры будут мазать, или, не дай высший разум, потеряем часть кораблей — задача станет совершенно невыполнимой.

Из этого несколько следствий — застать врасплох, бить с минимально безопасной дистанции, кружить как акулам вокруг флота, выбивать скоростные суда противника и десант в первую очередь, остальные тихоходы можно хоть неделю расстреливать. Вот такой скромный рецепт поедания слона по кусочкам.

Рук еще даже флот не собрал, наверное, а мы за него все уже распланировали. И пусть только попробует не придерживаться сценария! Ему его же лорды из правительства шею намылят и веревку в дар преподнесут. Вернусь в Таганрог — надо будет подготовить большой транспорт со снарядами на базу будущего наемного флота.

К слову о базе. Гибралтар уже откровенно считал нашим — мы там сядем всерьез и надолго — сначала на правах наемников, потом договоримся об аренде, есть у меня пара козырей в рукаве. Крепость быстро не перестроить, но этой осенью можно решить вопрос башнями фрегатов. Снимаем с фрегата башню в сборе, и ставим ее на деревянный сруб, как делали в Вавчуге, построенный на вершине крепостной башни. Башен в Гибралтарской крепости, судя по гравюрам, много — думаю, аккурат под 30 башен с четырех фрегатов и хватит. И боеприпас этих фрегатов полностью сгрузим. Разоруженные фрегаты отправим в Таганрог для перевооружения на нарезные орудия, надо будет заранее подготовить запросы к заводам по изготовлению новых башен, за зиму фрегаты переоденем.

Словом, планы толстыми пачками листов ложились в совершенно секретную папку, и ждали только отмашки от французов. До моего возвращения в стылую зиму, мне эту отмашку из монархов надо любыми способами заполучить — уж больно вкусные перспективы. Ладно еще колонии — их скорее от жадности запросил, чем от насущной необходимости, хотя, теперь буду торговаться за западное побережье Америк до посинения — главное, можно прищучить англо-голландский флот, пока он не воцарился на морях, при этом оставляя себе простор для политических маневров.

Без Дамоклова меча флота англичан — Северную войну закруглим за несколько лет, и у меня закончиться, наконец, этот вечный цейтнот. Сил терпеть уже нету! Хочу спокойно пройтись по Белому морю на Катране, обсудить с мастерами шесть способов отливки бронзовой статуэтки пегаса, чтоб фактура крыльев не потерялась, открыть парк развлечений с «русскими горками» и колесом обозрения. В гонках на паровых скутерах или паробегах поучаствовать!

Кстати, такие смешные названия придумали сам мастера — когда мы с ними обсуждали и экспериментировали, ввел в обиход термин пароход и паровоз. Тут все понятно. А вот трактор мастера обозвали сами — паротягом. Самое смешное, что термин закрепился, и теперь завод в Липках делает пробные паротяги, очень редко называя их тракторами. Понятное дело, что, обсуждая перспективы наземного транспорта — касались и легких, скоростных паровых повозок для передвижения человека без груза, или со скромным грузом — вот их и обозвали паробегами. Чего только народ не придумает. Думаю, следующей концепцией станет паролет — как только движки на принципе внешнего факельного сгорания до ума доведут. Или парОплан? Не путать с парАпланом, это совсем иная концепция, имеющая в основе парашют. Хотя, чтоб не путаться может и придется обозвать этот тряпочный цветок неба как-то иначе — например: парус, купол, одуванчик… Да мало ли как! Главное, хочу не количество снарядов к пушкам рассчитывать, с учетом криворукости канониров, а придумывать название белым цветкам, плывущим в знойном голубом небе под крыльями хрупкого паролета. При этом лежать на одуряюше пахнущей серединой лета траве, с соломинкой в зубах, и беспокоиться только о том, чтоб не обгорели голые ноги ниже шорт. Ууууу …. Выть охота!

Пусть только Рук попробует действовать не так, как ему уготовила моя больная на всю голову логика. Ермолаю на него пожалуюсь! Святой отец в небесную канцелярию служебный пропуск имеет, попрошу его походатайствовать о девятибальных штормах персонально для адмирала Рука, пока он не одумается, и не сыграет свою партию как по нотам. А уж Крюйсу расписал алгоритмы детально, вплоть до победной речи. Надеюсь, Корнелиус меня не подведет. Хотя — даже на этот случай была скорбная речь, про то какими жертвами в неравном бою … и так далее. Случаи ведь разные бывают, план «Б» никто не отменял.

Величие Мальты выкинуло меня из угара виртуальных баталий как раз на том месте, когда начал детально прорабатывать откровенный бред типа — «что будет, если Рук не примет бой и всеми кораблями выброситься на берег…». Понятно, что бой гладким не бывает — после первых залпов начинается откровенная свалка, без связи и при скрытых в дыму сигнальных флагах. Тут уже могут быть любые варианты в меру разумности и храбрости капитанов — и на абордаж пойдут, и на берег выбросятся. Вот и расписывал варианты противодействий всему, что фантазия подсказала. А она у меня богатая.

Сводил все к кратким инструкциям. Потом по этим бумажкам зачеты у капитанов фрегатов принимать буду — нет ничего более страшного в бою, чем растерявшийся командир.

За день до подхода к Валетте поднялся столь долгожданный ветер, и теперь он выдувал остатки горячечного бреда из моей головы, остужая подстегнутую почти неделей похода фантазию.

Стоял на палубе, ловя лицом соленую морось волновых брызг, и наблюдал, как легионы волн штурмуют твердыню мальтийцев. Твердыня делала вид, что не обращает на такие мелочи внимания, однако, старательно прикрывала выщербленное основание кружевами белой пены.

Нам твердыня, тем не менее, оказала знаки расположения, вспухнув несколькими дымными облачками, немедленно растерзанными ветром.

На рефлексах слегка втянул голову в плечи, ожидая характерного жужжания ядра — не выйдет из меня, наверное, боевого адмирала, вечно мне всякие жутики мерещатся. Вместо ядра дождался приглушенных пушечных приветствий, хрипло докричавшихся до нас сквозь ветер. Махнул дежурным у передних башен, перекрикивая играющий снастями ветер, велел разряжать боевые и заряжать холостые — похоже, нам тут рады.

В большую, северную, бухту входили как на параде — только под носовыми и в сопровождении двух галер, с которых радостно и приветственно кричали, вроде даже на ломанном русском. Братство народов просто.

Любовался на наш флот, заякоренный в бухте — Корнелиус либо молодец, отлично флот содержит, либо его предупредили о моем визите — если второе, очень хочу посмотреть на это судно, опередившее нас.

День прошел суматошно, даже Тае не удалось вырваться на промысел элитного дерева — соответственно, утром, скорее днем, болела голова. Отложили совещание еще на один день.

Вечером стало окончательно хорошо и покойно, сидел на зубцах крепости, слушая рокот атакующих волн и бесславный шелест их отступления, курил трубку, глядя на затухающий за горизонтом плазменный пожар, и грелся душой о прижимающийся со спины чистовой опыт Творца. Усмехнулся этой старой шутке — ну и что, если женщину творили из ребра, единственной кости в организме не имеющей костного мозга, зато ее сотворили, учитывая ошибки прототипа, а сочувствие и теплое соучастие порой важнее холодной логики. Никакой логикой не объяснить порой, что в мире делается.

Новостей за эти пару дней на меня вывалили на год вперед, будто специально заготавливали. Капитаны наперебой, размахивая двузубыми вилками, демонстрировали на примере зажаренного мяса, как они гоняли пиратов. А меня больше интересовало, как и каким образом, пираты гоняли их — вот эту информацию приходилось тянуть клещами, но для меня она была более информативна. Ситуация складывалась примерно следующая: от Каира до Триполи было относительно тихо, там курсировали пары фрегатов, и чистых пиратов находили с трудом — то, что любой купец этого времени, на достаточно хорошо оснащенном корабле немедленно становился пиратом, коли ему выпадал удобный случай — то дело житейское, это как с партизанами воевать. А вот от Триполи до Алжира было жарко — типичный передел территорий, с выяснением у кого ствол длиннее, стенка на стенку. Хотя, нынешним летом ажиотаж уже спал, точнее утонул. Теперь на этом участке предпочитали неприлично изъясняться с берега и прятаться по портам Туниса Махдии и Аннабы, причем, крепости старательно защищали кривлявшихся на стенах беглецов, а Крюйс благоразумно не лез на штурм. Однако, стоило только нашим фрегатам растаять на горизонте — как ситуация шла по второму кругу. Самое печальное, что это все были османские территории, и сжигать дотла крепости, в сложившейся политической обстановке будет несколько опрометчиво. Хотя, если нацепим вымпелы наемников …, ладно, это пока терпит — серьезных потерь Корнелиус не понес, порванные паруса и чопики в бортах не в счет.

Гвоздем нынешнего сезона, разумеется, были концерты смешанных испано-французко-австрийских трупп с англо-голландскими дирижерами на подмостках северной Италии.

Солнечноликий Людовик помахал платочком вслед своим войскам, отправленным «отвоевывать» испанские Нидерланды и испанскую же северную Италию.

Хотя нет, не так, чего это меня на правду потянуло? Официально это выглядело так, испанские войска, под предводительством типичного испанца Николя Катины, совершенно случайно числящегося французским маршалом, практически без боя заняли нидерландскую провинцию Испании, в это же время, не менее испанские, с легким вкраплением итальянских, войска под командованием савойского герцога Виктора-Амадея вошли в Милан и Мантую. Вот только на этом успехи весенней кампании закончились, начались разочарования. Войска роптали, снабжение растворилось где-то по дороге, наверное альпийские гномы разворовали. Соответственно, роптало население, так как голодные тролли, обворованные гномами, проводили повальные ревизии у населения.

Маршал Катина, слал панические письма в Париж, что через Альпы лезет злой и не добрый Евгений Савойский с австрийским войском. Герцог Виктор-Амадей слал другие письма, в них он активно торговался с Людовиком о том, какие земли выделят ему лично. Людовик при этом лихорадочно искал союзников, так как, спрятав платочек после проводов типично испанских войск, вдруг обнаружил себя в одиночестве. Ну, не в прямом смысле, конечно — лизопятоков у него вокруг хватало, иначе слухи обо всех перипетиях французского двора не дошли бы до Мальты, да еще так быстро. Но в военном плане перспектив на союзников у Франции было мало. Единственной надеждой Людовика была Германия, и послы потекли туда полноводной рекой — вот только герцог Пруссии, Фридрих Третий, воспользовался ситуацией по иному. О Фридрихе вообще слухи разные ходили, сходясь в одном — Фридрих купил благосклонность Леопольда, который император священной римской империи, своими войсками и деньгами. Как там было на самом деле, сложно сказать, но в середине января этого года Леопольд, в торжественной обстановке рыцарского замка Кёниксберга, дарует Фридриху титул короля Пруссии.

Ура, все кидают чепчики. Кроме Людовика, грустно проводившего еще один выпавший из обоймы патрон. Понятное дело, коронованный Фридрих теперь на стороне Леопольда, и сторона эта, отнюдь не французская.

Кстати, надо будет слегка покуражиться подметными письмами Фридриху — намекну ему, что Леопольд то, не настоящий! Тут такие коллизии любят, будут пару лет разбирать у кого какие права, и кто владеет Константинополем, держа знамя, выпавшее из рук канувших в Лету римских легионов. Озадачу этим линию Джеймса Бонда — подметное письмо из Англии будет особо пикантным. Главное, не засветить резидента.

Но это все лирика. На практике, этим летом опереться Солнцеликому совершенно не на кого. Более того, понятно, почему войсками командует один герцог Савойский, с французской, пардон, с испанской стороны — в то время как другой Савойский лезет через Альпы с австрийской стороны. Кадровый голод. Знакомо.

Тем не менее, на месте Людовика у меня бы духу не хватило доверить войска Виктору Савойскому. С моей колокольни, вероятность предательства в ближайшее время видится не менее 80 %. А если учесть слухи, что отношения Виктора с Евгением хоть и не отличались теплом, но в прошлом имели факты взаимовыручки, то мои прогнозы предательства подскакивали до 100 % в случае неудач Франции в этой войне.

А какие могут быть удачи? Пока это все еще разминка — Евгений тащит через горы около 30 тысяч австрияков, а вот когда еще тысяч 15 высадят англичане в тылу испанцев, да Фридрих с прусаками подтянется — будет основание.

Пока этого не случилось — нужно срочно переламывать ход событий. Англичане исторически не любят второй фронт открывать — надо им помочь затянуть эту затею, или совсем от нее отказаться. Тут особых проблем не видел, планы у меня уже были детально проработаны.

Фридрих — с ним сложнее, его в своих планах не учитывал совсем, а тут такой джокер. Надо заставить его, и остальных сильных мира сего, сомневаться в регалиях, и не торопиться вступить в войну, ожидая, когда определиться победитель. Операция «Леопольд» … мдя, ее еще провернуть чисто надо. Опять цейтнот.

Были еще игроки второго плана, всяческие маркграфы и курфюрсты, но там речь шла о единицах тысяч войск — справимся с основной болезнью, переживем и осложнения.

Остается Евгений Савойский. Весьма неординарная личность. Великий полководец, по нонешним временам. Жаль, не удалось его нанять, хотя Петр и пытался.

Родился этот талантище в Париже, слабым и хилым. С детства его готовили к духовному званию. К семи годам у него уже было прозвище «савойский аббат», но, как и все мальчишки, он грезил военной службой, хоть и много читал при этом. К 10 годам отец Евгения, начальник швейцарских наемников при дворе Людовика, умер, и семья попала в опалу. Думаю, отец не просто так умер, не особо он и стар был. Но это все вилами по воде.

Евгений подает прошение королю о зачислении его на военную службу, но король, вместе со своим военным министром Лувуа, только поиздевались над хилым юношей.

Понятное дело, отрок нацелился пытать счастья у других королей и напоследок поклялся вернуться с оружием в руках и смыть кровью … в общем, обычный набор для этого возраста.

В 1683 году, османы пнули, как следует, Австрию, император Леопольд, по обыкновению всех высоких чиновников — безусловно, обоснованному необходимостью — сбежал, в смысле отступил, из Вены в Пассау и там начал собирать войско из всего, что подвернулось под руку. Под руку подвернулся и 20-ти летний Евгений, начитавшийся к этому времени про военное дело, фортификацию, математику и геометрию.

В этом же году, проявив личную храбрость в бою с Портой под Веной, Евгений получает под командование драгунский полк. Через пару лет, на полях сражения Венгрии его чин подрастает до генерал-майора, еще через год, при осаде Офена он уже начальник обороны, еще через год он преследует осман, громя их лагеря драгунами, и получает чин генерал-лейтенанта. Еще через год — он командующий австрийскими войсками посланными в Италию на помощь … Виктору-Амадею, да-да, тому самому, что ныне клянчит у Людовика земли и титулы.

Ну да речь о Евгении — в 1689-ом ему было 26 лет, он успешно командует армией в Италии и к 30 годам получает чин фельдмаршала. Его девиз — напор и маневр, никакой осадной войны, никаких вялотекущих сражений. Удар — уклонение.

Наш человек. Никаких денег бы не пожалел …

Людовик видимо посчитал примерно также, и начал зазывать Евгения к себе на службу, предлагая звание маршала, земли в Шампани и 20 тысяч ливров содержания.

160 килограмм серебра! Стоимость 5 фрегатов почти.

Настала очередь Евгения слегка поиздеваться над Людовиком, чем он не преминул воспользоваться.

Потом были победы в Венгрии, в Боснии, знаменитая победа при Зенте. Благосклонность императора Леопольда и обширный военный опыт, приправленный так и не остывшей обидой на Людовика. Южные люди, что с них взять.

Теперь Евгений лез через Альпы выполнять свое юношеское обязательство, и ставить ему палки в колеса будет не по-божески, пусть они сами разбираются.

Вот такой расклад, приправленный слухами, кто с кем спит, как именно и что нынче модно. Эта такая местная специфика ведения войны. Тут вообще начинает входить в моду не бить противника, пока он не отутюжит манжеты и не расправит жабо. Наступает время Галантного века, будь он неладен.

Ничего, инфантилизмом Россия еще не заразилась, а канонирам в дальномеры жабо все одно не разглядеть. Отполируем эту галантность шимозой…

Да, мерзавец! И даже не горжусь этим. Злой и угрюмый тип, делающий контрольный выстрел в противника вместо перевязки и всепрощения.

Просто, у них есть будущее, а у меня нет. Нет второго шанса, нет права на ошибку … и это меня убивает вернее, чем новомодные агрегаты Ромодановского, при этом, не менее мучительно, чем вышло бы у них.

Пробиваться вслед слову «Надо» всегда было много тяжелее и больнее, чем комфортно плыть в кильватере слова «Хочу».

Тяжело это, знать, что можно изменить — тихие слезы моей матери, не знающей, купить на задержанную полгода зарплату детям колбасы или зимние ботинки — и бояться ошибиться. Каждый проходящий месяц ложиться гранитной плитой сомнений. Сны стали сниться поганые. И подсказать некому. Порой задумываюсь, зачем это все? Ведь мог незаметно работать шкипером на поморской ладье, и спокойно кануть в веках. Но тогда вновь будут слезы матери и бессильно сжатые кулаки отца. И это не давало опустить руки. И нарастал ужас, что могу сделать только хуже.

Нет пытки страшнее, чем не иметь возможности остановиться, и при этом не иметь уверенности, что не делаешь ошибок, которые проявятся только тогда, когда исправить их уже будешь не в силах.

Вот и эта война — не ошибка ли это? Прожила же Россия без колоний в моей истории, нам Сибири хватило. Но Сибирь и ныне от нас не убежит, некуда ей, да и есть люди, без сопливого меня, торящие там путь. Надо, кстати, на эти пути экспансию факторий нацелить. Но в целом, вопрос оставался. Стоят ли колонии — русских ушей, торчащих из-за спин французов и испанцев. Могу сколько угодно надеяться нивелировать участие России в заварухе наемничеством, но, как гласит еврейская мудрость — «… бьют по лицу, а не по паспорту». Еще один Рубикон.

Сидел на крепостной стене, под догорающим закатом, и впитывал душевную теплоту женщины, уверенной, что ее мужчина делает все правильно. Что бы без тебя, Тая, делал. Наверняка стал бы окончательно зверем. Хорошо, что творец создал вас, набравшись опыта, и хорошо, что из ребра.

В голове сам собой всплыл тихий, напевный перебор гитары Тюряева, предпочитающего откликаться на «Сауроныча».

Много лет до нынешних дней

Мы все время чего-то мудрили

В нас всегда было много идей

Мы всегда одинаковы были

Разгильдяи и странники вечные

Слишком много мы пели и пили

Но любили нас наши женщины

Непонятно за что … любили.

Мужики создавали царства

Или бились с враждебным племенем

Мужики покоряли пространства

Для любимых не было времени …

Слишком часто делами заверчены

Невнимательны к ним мы были

Но любили нас наши женщины

Много больше, чем мы заслужили

…

Утро вечера мудренее.

Крепость Валетта просыпалась, даже не подозревая, что ночью отбила еще один штурм, победив в незримой войне сомнений и понеся потери из очередных разбитых иллюзий. Впереди у нее была привычная война, привычная кровь и обязательные жертвы.

Говорят, мир не стоит слезинки ребенка. А его матери? … Нет? А у ребенка спросили?! …

Собрал совещание капитанов и адмиралов. Будем наемничать, господа. Жестко и по плану.

Собрание затянулось, а у меня постоянно возникало ощущение дежавю. Только на месте Крюйса виделся Памбург.

Кроме этого, в своих мыслях и планах уже давно проскочил начало компании — очень тяжело, оказалось, откатывать все посылки к истокам и начинать разжевывать капитанам с нуля. Но делать нечего, опыта у них нет, так, одиночные стычки — пусть заучивают последовательность действий в разных ситуациях. А чтоб понимали, почему так, а не иначе — мы играли на огромном столе малой трапезной рыцарей в кораблики. Картузы прекрасно заменяли нам макеты судов, а пара моих охранников изображали, стойкой «смирно», куда и откуда дует ветер. Славно развлеклись.

Еще четыре дня развлекались штабными играми. Утром совещание, после заутрени, куда ж без нее, на котором разбираем очередной пакет инструкций, после совещания играем в кораблики на отработку. Вечером разговоры.

Магистр, заменивший гроссмейстера на Мальте, принимал живейшее участие в наших настольных сражениях. Гроссмейстер рекомендовал мне его как надежного человека, так что утечки опасаться не следовало. Более того, магистр еще и своих капитанов позвал, после одной из наших вечерних бесед, на которой оговорили вопросы секретности и последствий утечки. С мальтийцами стало еще интереснее — они лезли на абордаж как полчища мышей, мы им в виде корабликов выдали по две ложки. А мне пришлось надрывать горло в роли рефери — а то сплошные детские обиды «попал — не попал». В этой совмещенной баталии провели еще три дня, перевалив недельный рубеж штабных учений. Капля в море, само собой. Но на пару вариантов конкретной баталии капитанов натаскал. Осталось насмерть вбить в голову Корнелиуса, чтоб он подобрал место и время для именно такой, отработанной, баталии — а не занимался маниловщиной. Собственно, баталий отрабатывали две — внезапную атаку превосходящего флота на рейде и защиту от превосходящего флота под стенами своей крепости с прикрытием ее артиллерией. Оба варианта вполне реально будет свести к победе, особенно если «нашу» крепость нашпигуем шестью десятками наших орудий.

За штабными ученьями последовали маневры флотов, нашего и мальтийского. Стало еще интереснее. Взрослым дядькам — большие игрушки. Чинили две галеры и фрегат — дядьки увлеклись.

Неспешно и жарко шел июль, обмахивая легким ветерком ленивое средиземное море.

В очередной раз задумываюсь — нужно ли этому миру радио. Зачем? И десяти дней не прошло, как все, кому надо уже были в курсе, что политический представитель Петра — на Мальте, и не меня повалились письма, которые толмач еле успевал переводить. Письма большей частью совершенно несоразмерные — какой дурак пойдет почти тысячу километров похода ради приглашения на званный ужин?

Тем не менее, дурак нашелся. Точнее, письмо от герцога де Вандома, моего старого знакомого, намекающего, что он отмахал семь сотен километров от Парижа до Марселя ради удовольствия распить со мной бургундского — вызвало отклик в душе. Это будет справедливо — он семь сотен километров проехал, так и нам тысячу километров пройти не зазорно будет, тем более, ветерок стал живенький последнее время.

Решено, сходим проветримся. Еще и всей эскадрой, для демонстрации товара лицом. Будет на что смотреть с балкона, потягивая густое красное винцо.

Вышли в поход на двух десятках фрегатов, по пути отрабатывая стрельбы и перестроения. Вместо 5 дней похода шли почти 11 суток, но в целом переход мне понравился — хитрый Крюйс собрал свой флот из лучших представителей, что были у нас под рукой, отдав всю отбраковку черноморскому флоту. Становилось понятно разительное отличие двух флотов, их содержание и применение. Поговорил на эту тему с Корнелиусом — надо совесть иметь, и хоть четыре элитных корабля вернуть черноморцам, пусть они зелень окучивают. Слишком уж велик дисбаланс получился.

Марсель, как обычно, шумел и бурлил. Заякорили флот на нашем старом месте, помниться, с балкона на этот рейд открывался хороший вид, да и тактические соображения боя и ухода не изменились с прошлого раза — нечего нам в перекрываемой цепями бухте делать.

На этот раз портовые чиновники приплыли вежливые до приторности — великая вещь, репутация. Привезли письмо от герцога, с приглашением на ужин, без даты, и судя по засаленности конверта — ожидающее меня в порту уже минимум неделю. Интересно, герцог что, как любящая жена каждый вечер накрывал поляну и ждал нас сидя у окна?

Возгордился и выпятил грудь колесом. Потом чиновники сообщили, что герцог в отъезде и будет только завтра. Сдулся. Жаль, такую сказочную картину порушили. Ну да надо пользоваться трепетным отношением к нам марсельцев.

— Сударь, не окажете ли любезность, сведя меня с комендантом крепости Иф. Пока мы ожидаем его светлость герцога, хотелось бы провести учения нашего флота, согласованные с вашей крепостью

Окажут, куда они денутся.

На самом деле, мне эти учения не особо и нужны — но если уж пускать пыль в глаза, то делать это надо качественно. За согласованиями весь день и пройдет, значит, учения проведем завтра, герцог наверняка вернется, и будет с интересом наблюдать за представлением. Как и весь город, по которому слухи разлетятся за этот вечер как бусины с порвавшегося и рассыпавшегося ожерелья.

Даже скучно, насколько все предсказуемо.

Обедал в крепости, осматривая исторические стены. Орудия не впечатлили — противокомариный калибр, за редким исключением. Вверг коменданта в ступор предложением, стрелять в нас из мелкого калибра боевыми снарядами. Бедный генерал чуть рыбой не подавился. А после моего задумчивого продолжения, что и мы будем стрелять в ответ боевыми — еще и красными пятнами пошел. За столом наметилось оживление, мои капитаны, с которыми мы прибыли на осмотр достопримечательностей, радостно галдели, офицеры крепости, которых было, раз-два и обчелся, настороженно переговаривались.

План зарубили — ничуть не сомневался. Трусоват тут комендант, и не азартен до боя. Значит, будет обычная показуха.

Ужинали уже на кораблях, потом совещались, как эффектнее провести парад. То, что это будет не бой, а парад — оговорил с капитанами сразу, да некоторые полезные элементы отработаем, но не более. Главное, как атака будет смотреться с берега.

Вновь рисовали на бумажках и катали по столу картузы. Эффективность приходила в противоречие со зрелищностью, и … отступала. Совершенно бездарная выходила операция — на деле расстрелял бы крепость Иф, из-за острова Ротенау, и только после этого торжественно вошел бы в пролив между крепостью и материком. Обсудил с капитанами реальный вариант штурма, опять поиграли картузами.

На палубах кораблей оживленно перекрикивались команды с купцами, окружившими фрегаты на своих лодочках. Благодаря большому количеству мальтийцев в составе команд фрегатов, купцов даже понимали, отчего галдеж возрос на порядок. Только глубоко к ночи рейд притих. Капитанам сказал, что если увижу еще одну шлюпку с девицами, то завтра на ученьях они будут отрабатывать буксировку своего тела за фрегатами.

После учений дам увольнительные командам — вот тогда пусть и лечат токсикоз. Подробно намекнул, что еще им придется лечить, но не уверен, что впечатлил. Тяжело вздохнул — и на флоте от не боевых потерь никуда не деться. Надо заранее подумать о пополнении.

Утром затягивал начало учений — не сомневался, когда вернется герцог, он сразу даст о себе знать. Угадал. Ближе к обеду, завидев активно гребущую к нам шлюпку, пошел переодеваться в парадное, на ходу раздавая последние указания.

Баталию смотрели с памятного мне балкончика, на который набилось народа как в автобус «часа пик», моего времени. При этом Некто постоянно терся приятными формами по моей спине, оттеснив Таю в самый угол балкона. Наивные, у меня же иммунитет! Когда штурмовал, в свое время, электричку «лыжной стрелы», там, чем только не терлись, вплоть до насаживания на лыжные палки. Толстокожему слону утиная дробь не помеха, а удовольствие. Так и мне — использовал ситуацию с толком, почесал левую лопатку о край корсета. Пусть думают, что хотят. Потом сделаю выговор морпехам, совсем мышей не ловят. В баню бы ….

Показуха разворачивалась почти по сценарию — Крюйс добавил от себя стрельбу из-за острова. В целом, получилось красивое шоу. Эскадра прорыва лихо вывернула из-за Ротенау, окуталась дымами и положила довольно ровную линию пороховых снарядов вдоль кромки воды перед крепостью. Дымы окутали основание стен, и вяло поползли к зубцам, над которыми вспухали облачка ответных залпов. Канониры, пользуясь практически идеальными условиями для стрельбы, легким ветром и минимальным волнением в защищенной бухте, клали линию за линией под стены крепости, перепахивая каменный массив берега. Дорвались.

Фрегаты красиво переложили галс, растопырившись всем имеющимся гардеробом, даже лисселя с одной стороны фок-мачты вывесили. Показушники. На самом деле, в настоящем бою такой гардероб невозможен — слишком много людей надо на снастях, и слишком крупная мишень для противника. Но соглашусь, что смотрелось это … величественно.

Растопырившиеся фрегаты проходили под стенами крепости, которую заволокли дымы — даже людям далеким от морских боев, впрочем, таких в Марселе было мало, становилось понятно, что канонирам в крепости ничего не видно. Навстречу, отходящей от стен крепости эскадре прорыва, из-за острова вывернула эскадра обстрела. Фрегаты как по линейке разошлись двумя кильватерными колоннами и эскадра обстрела, проходя мимо крепости в сторону открытого моря, добавила дымовой завесы примолкнувшей цитадели.

Герцог уже откровенно смеялся, хлопая меня по плечу, и шутливо прося не добивать поверженного противника, а то у него весь гарнизон Марселя разбежится, после чего старейшины начнут скакать по берегу и искать, кому бы вручить ключи от города.

Досмотрели двухчасовое шоу до логического конца, то есть до сброса абордажа, который крепость встретила радушно раскрытыми воротами, и пошли пить обещанное бургундское.

Настроение герцога быстро испортилось — каюсь, поспособствовал. Просто подробно изложил ему мое виденье ситуации, и последствий. Единственно, очень вскользь намекнул на предательство савойского, который Виктор — мало ли, какие у них отношения.

Так как наше распитие проходило с глазу на глаз, герцог не стеснялся в выражениях, по поводу этой войны, кивал ему, смакуя вино. Вино, кстати, мне не понравилось, кислятина, хоть и терпкое. Видимо, дело вкуса, и мой вкус, испорченный «Советским, полусладким», воротил нос от элиты виноградников Бургундии.

Если честно, надеялся на ответную откровенность герцога, но он не спешил заваливать меня информацией, обронив только, что его вызывают в Париж, назначая новым командующим войсками в Нидерландах. Как понял из скупых слов графа — старому командующему, тот, что Николя, уже настучали по носу, и при дворе Людовика воцарились угрюмые настроения. Самое время выдирать из Франции обещания и земли с мясом.

Понимаю, что обещать, это одно, а дать — совсем другое. Но меня обещания с подписями монархов вполне устроят — возьмем, что нам надо, мы сами, особенно, когда броненосцы на воду спустим. Но об этом никому знать не положено, пусть Солнцеликий тешит себя чем угодно. У них свои секреты — у нас свои.

Этот вечер был разведкой — за гигантским, праздничным ужином чествовали Крюйса и капитанов. Те, в свою очередь распушали хвосты, но ничего лишнего не говорили — об этом предупреждал всех заранее, и даже озвучивал, в каком гарнизоне они продолжат службу, если не найдут управу на свой язык. А что? Самое время создавать дальневосточный флот. Будут там эвенками командовать на боевой рыбачьей лодке.

Видимо перспективы впечатлили, теперь их разговоры вертелись вокруг светских тем и показанного шоу.

Вокруг меня и герцога нарезали круги акулы от чиновничества — то, что у них был согласованный проект договора, стало довольно быстро понятно, как и то, что его содержимое мне сильно не понравиться — уж больно активно меня пытались споить. Намекнул еще раз, что в связи с проигрышем французских, тфу ты, испанских войск — договор теряет смысл, так как становится слишком накладен для нас. Акулы ускорились — смотрелось смешно — даже герцог взирал на неприкрытую лесть своих помощников с неодобрением — но сам ничего не обещал. Правильно, он лицо, обличенное властью и доверием монарха, его обещания слишком весомы — а от слов этих акулышей и отмежеваться можно.

В этот день совершенно ничего не решили. Хотя, для себя нашел интересное занятие. Дело в том, что еще до ужина меня решили удивить легким перекусом. С картошкой. Нууу … удивили. Так погано приготовить «земляное яблоко» еще умудриться надо.

Кстати, к репе вместо картошки уже давно привык, замена была вполне равноценной, свои старые мысли о массированных посадках картошки в артелях не забыл, но и проблемы ухода и сбора урожая никуда не делись. Однако, что мешает начать с небольших артельных огородов? А чтоб не отвлекать людей на незнакомое дело — надо привезти в артели американских аборигенов. Осталось только их сыскать.

Вот тут и подвернулась эта толченая и сушеная картошка на перекусе перед ужином.

На мой вопрос герцог подозвал слугу, и с внимательным удивлением слушал мои наставления слугам, как картошку почистить, на какие палочки порезать, как солить и в каком масле сварить. Ухмыльнулся про себя на удивление герцога — удивил, называется. Ничего, мне перед предстоящими торгами надо набирать очки. Закидав слуг указаниями, сделал вид, что остался недоволен и указал вести себя к местному главному по половникам. Герцог отпустил нашу компанию величественным кивком, ему также не помешает подумать в одиночестве.

Кухня подавляла. Спортзал, заставленный колоннами, подпирающими высокий потолок. Жарко, пахнет, символично, портянками и еще тяжелоатлетические тренажеры в виде чугунных чанов с четырьмя ручками. Впору над плитами корабельные тали подвешивать.

Понятное дело, объяснять по второму разу не стал, сведя слуг с назначенными главным поваром, на роль экспериментаторов, поварятами, преклонных лет — а сам уединился для предметной беседы с королем кухни.

Как и предположил — аборигены тут были. Мало, но попадались. Их дворяне как диковинки держали. Некоторые индейцы даже растили картофель, который претендовал пока исключительно на роль деликатеса с заморским колоритом — противного, но необычного. Сразу вспомнился шикарный фильм про смену профессий — «… икра заморская, баклажанная!!!».

Слово за слово, вытянул из повара картину местного рабовладения — стало понятно, что на основной улов можно будет рассчитывать только в Испании, там индейцев полно. Хотя, за скромное вознаграждение в десять ливров, то есть в 20 рублей, графский повар, который в Марселе далеко не последним человеком был — обещал поспособствовать в поиске для меня такой экзотики, как индейцы. Он даже не спросил зачем — и так понятно, солидный дворянин хочет завести еще десяток левреток — его дело, лишь бы платил.

Забегая вперед, скажу, что левреток набралось почти два десятка, так как обещал по рублю за каждого. Набралось бы больше, но отбирал только знакомых с посадками картошки и менее забитых. У меня на них были большие планы. Собрал аборигенов на флагманском фрегате, уже после того, как отчалили из Марселя, и озвучил им ожидающую их великую судьбу — несколько лет работы в артелях на равных условиях с артельщиками, а потом возвращение на родину, кто пожелает. Понятно, что мне не поверили, ну да ничего, оботрутся, плечи развернут, там и вера возникнет. Хотя, каюсь, немного лукавил — на родину они попадут несколько с другого берега, послужив детонатором общения с местными племенами, но потом обязательно помогу им посетить родные пенаты, если они захотят, или перевезти их родных, хоть целыми деревнями. Но это пока туманные планы.

На первом собрании аборигенов назвал и ближайшую их задачу — они пойдут уговаривать своих земляков в Испании, перейти на новую службу, надеюсь, они понимают, какие мне нужны специалисты. Вопрос со сменой владельца, безусловно, будет на мне, их дело — наводить меня на нужных людей. И понятно, что одни они по городам ходить не будут — у меня масса абордажников для этого есть. Впрочем, дойдем до Испании — там видно будет.

Возвращаясь к первому дню переговоров в Марселе, стоит еще упомянуть, что герцог отнесся с пониманием к моему желанию прикупить слуг из индейцев, и обеспечил это понимание окружающим. Даже письма рекомендательные для испанцев дал, чтоб мне было полегче заниматься наймом в союзной державе. Хотя, он упомянул, что лучшими рекомендательными письмами там будут полноценные дукаты… будто мне это не известно.

Два дня переговоров в Марселе абсолютно ничего не прояснили — чиновники и герцог подробно и обоснованно рассказывали мне, почему они не могут отдать те или иные земли. Выходило, что никакие земли они отдать не могут. Просто совсем никак.

На третий день, с утра, мне надоело.

— Господа, думаю, сегодня мы закончим переговоры, так как их смысл утерян. Отказываюсь от своего предложения, помочь вашей войне флотом, и обещаю убедить в этом моего государя.

На недоуменные вопросы акул и приподнятую в удивлении бровь герцога, поднял обе руки в отторгающем жесте.

— Дайте мне договорить! Если вы еще не поняли, или сделали вид, что не поняли, то ситуация очень тяжелая. Уверен, уже следующим летом англичане и голландцы будут у берегов Испании, с флотом не менее 200 вымпелов, плюс еще десант. Сами понимаете, эту силу вы не остановите. Если не верите — сходите в порт и посмотрите на свои корабли, которые уже прозрачны от старости. Кроме того, флот англичан легко перехватит все ваши серебряные галеоны, на которые вы все так надеетесь, и платить наемникам вам станет нечем. Далее, флоты сбросят десанты, и под удар с земли попадут ваши крепости, в том числе и Гибралтар, как база наемников. Ваши государи подпишут мир, и лишаться колоний, но наш флот к этому времени умоется кровью, а у нас не так много кораблей, и за такие потери мой государь живо с меня голову снимет.

Герцог молчал, хмурился, но не перебивал. Хороший признак. Прервал свою речь, отошел к красивому столику на гнутых ножках и набранной из разноцветных кусочков дерева столешницей, поддерживающей фужеры и несколько высоких графинов с вином. Богато, все же герцог живет, как по Эрмитажу хожу.

— Когда вносил свое предложение, еще не ведал, насколько все будет сложно. Теперь мне ведомо достаточно, чтоб отказаться от этого дела, усугубленного вашими поправками. И государя моего отговорю, ведь у нас есть иные перспективы. Сами понимаете, какие. И это не угроза, господа, незачем нам это. У нас с вами другие прожекты имеются, угрожать компаньонам не след. Но и вмешиваться в их семейное дело — не резон. Словом, давайте завершим этот неудачный прожект…

Демонстративно поднял фужер с вином, приветствуя присутствующих. Вот белое вино у них тут было приятным, слегка вяжущим и с тонкой ноткой лета.

Герцог подошел к облюбованному мною столику, плеснул себе красного, на донышко бокала, и зашел издалека, убеждая, что делу уже предан ход, и так просто отказываться от него нельзя, при дворе не поймут.

Торги пошли по второму кругу, но уже конструктивные, чего, собственно и добивался.

До вечера чертили на срисовках с карт. Карты у них, кстати, были неверные — но не мне их поправлять. В их картах отчуждаемые колонии смотрелись вообще мизером.

Как и предполагал, северную и южную часть западного побережья Америк мне уступали без боя, уточняли только ширину полосы, но торговались вяло, под это дело загреб себе все горы целиком. А вот начиная от юга Мексики и до Эквадора — французы легли костьми на свои земли. Именно на свои, они так и оговаривались. Эквадор и ниже французы уступали довольно спокойно, так как Эквадором все равно испанцы управляли из Перу, то есть практически никак, и кроме бананов ничего от Эквадора не ждали, не говоря уже про колонии дальше на юг. В самом Перу торговались за прибрежную Лиму, город, основанный испанцами и неплохо разросшийся.

Торговались. Делал круглые глаза и возмущался, что нам хотят отдать только каменистые берега, а как дело до нормальных городов доходит, их зажимают. Зачем нам вообще тогда эти колонии? Камушки блинчиками в воду кидать?

Еще два дня провели в спорах. Перечеркали массу скопировок с карт. Слуги не успевали для нас контурные заготовки делать.

Как не торговался, но центральную часть мне не отдавали. На мои возмущения, что нам надо через центральную часть караваны переводить — мне резонно намекали про мыс Горн, мол, хвалился, что наш флот все может, вот и тромбон нам в руки.

Окончательно утрясли северную колонию, до устья калифорнийского залива на юге. Северную границу даже не назначили, просто прописав — до скончания земель. Французы и сами не знали, что там есть, а карты их безбожно врали.

Южную колонию шерстили по новой. Тут дела обстояли менее радужно — этот участок берега испанцы использовали довольно активно, у них тут и города были и рудники, хоть и весьма хилые, и подать они собирали активно с местных касиков.

Цивилизация, одним словом. Если таким образом продолжим торговаться — нам времени на подготовку к военным действиям не останется! Так и намекнул. Что за жмоты такие! Нам ведь надо не пустые берега, а полноценные колонии, меня мой государь не поймет, если ему принесу вместо богатых земель пустыни и камни! Соответственно — никакого соглашения не будет.

Утрясли Южную колонию от залива Гуякиль, что в южной части Эквадора, и ниже. Согласился — в этом месте размежеваться будет действительно удобно, тут горы к самому морю подходят, и закрыть северную границу южной колонии можно будет одной крепостью в глубине залива. А восточная граница колонии пройдет по горам. Словом, все как и хотелось.

Вернулись к торгам за центральную колонию. Опять нарвался на яростное сопротивление. Явно просматривался Заказ. Мол, дадим этим дуракам западное побережье, а доступ к нему ограничим, и спокойно продолжим там хозяйничать. Ню-ню.

Осознав, что центральные колонии мне не светят, даже в виде узкого коридора — приторговал к северной и южной колонии немного добавочной ширины. Всего-то, по сотне километров, Теперь Анды точно к нам попадали, а то не помнил, на сколько они по глубине в материк простираются.

И все равно, торгами остался недоволен. Контроль над Панамой или Никарагуа сделал мне ручкой. Хотя … время покажет. Нам эти перспективные канавки пока противопоказаны, минимум до тех пор, пока обе колонии уверенно на ноги не встанут. А там — «Либо ишак сдохнет, либо эмир …»

Десятый день переговоров ознаменовали очередным пиром. За ночь слуги нарисовали нам красивую карту, с границами новых земель, да еще и не в одном экземпляре. К картам прилагались несколько листов описаний, будто приданое за невестой перечисляли. На фоне всего этого — пара листов самого договора просто терялась — хотя и тут было сломано немало перьев и несколько раз истощен запас чернил перьевой ручки. Ручку, кстати, пришлось подарить герцогу. Жаль, уже привык к ней. Так вот, скорбя по потере, обобрал Крюйса, у него ручка была ничуть не хуже. Вот так и покатилась волна поборов вниз по команде. Увы и ах, никто не совершенен.

Условия договора найма удалось протолкнуть даже лучше, чем рассчитывал — наблюдателей на кораблях отправили в топку, оставив только наблюдателей в крепости. Соответственно, там Крюйс и будет получать ЦУ вместе с оперативными сводками. Вопрос информирования флота поставил отдельным пунктом договора, пояснив, насколько нам важно вовремя отслеживать перемещения противника.

Сумму содержания флота завысил, но по меркам французов она была все равно скромной, примерно как в Москве моего времени гастарбайтерам платят. Поторговаться то французы поторговались, но без души — по сравнению с баталиями за центральную колонию это было сразу видно.

Еще, отдельным пунктом в договоре фигурировало досрочное прекращение его действия при малейшем шевелении со стороны осман. Тут только развел руки — сами понимаете, оборона наших земель для нашего флота приоритетна. Но страшного тут ничего нет — раз говорили, что у Франции есть влияние на султана, так повлияйте! Пусть султан вывозит всех недовольных на строительство канала — там они быстро станут всем довольны, особенно если Франция вспомнит о своих обязательствах и пришлет на строительство пару полков… Да, понимаю, что времена военные — но пара полков для великой армии Франции — это мелочь.

Договор заключали на 5 лет или до победы в войне. В случае продолжения войны договор можно перезаключить, но пойдет речь о новых уступках. За этот пункт торговались не менее ярко, чем за центральную колонию.

Собственно — не доставшуюся нам центральную колонию этим акулам постоянно и поминал. А то ишь, чего удумали! Кислород нам транспортный пережали, да еще хотят, чтоб мы за них до победы бились. Фигу! Они так эту войну никогда не закончат. А по моим расчетам через пять сем лет может быть рецидив. Вот тогда и поговорим.

За ужином было много слов, но мысленно был уже далеко от этих мест. Проект договора, хоть и всего лишь проект, но уже имеющий сопроводительные письма от значительных людей. С ними и крепость Гибралтар глянуть можно, и к будущей стройке приценится. Словом, мыслями уже был в Испании, заодно и гитару себе новую справлю, а то последнее время душа все чаще требует лирики.

Утром эскадра уходила из Марселя полным составом в сторону Гибралтара — скучное полутора тысячекилометровое путешествие. Разбавленное только введением в курс дел индейцев, и заходом во все подряд порты Испании, начиная от Барселоны. В портах действовали по накатанной, визит к градоначальнику, торжественный прием, после размахивания нужными письмами, вежливое прощупывание меня местной аристократией, кутеж команд, прикрывающий поисковые операции абордажников. На следующий день, или через день, торговля за индейцев, мастеров или иных полезных испанцев, которые нам попадались. Потом короткий переход до следующего порта.

К Гибралтару пришли не боевой эскадрой а круизными лайнерами, полными туристов. Зато несколько нанятых мастеров прямо в Гибралтаре и пригодились — повесил на них строительство срубов под корабельные башни.

Сама крепость произвела очень гнетущее впечатление — пьяный и малочисленный гарнизон, трусоватый комендант. Мне эту крепость можно будет десятком кораблей взять не напрягаясь. Да и то десяток нужен только из-за малочисленности абордажных партий на борту каждого фрегата.

Словом, ходили с Крюйсом по крепости как у себя дома, комендант только следом таскался, не в состоянии даже подробно рассказать, что у него есть, а чего нет. Хотя, скорее ничего тут нет. Напротив крепости, 7 километров через залив, стояла большая деревня Мадера, хоть она и не та Мадера, которая связана с вином — но и в этой вино лилось рекой, и купцы активно принимали натуральный обмен. Как при этих условиях не растащили крепость по блокам — ума не приложу, видимо блоки были очень уж тяжелые.

Обратил внимание Крюйса на этот нюанс, надо внимательно смотреть за нашим добром, и в крепость никого из гарнизона испанцев не пускать, а то у нас мигом пушки без затворов останутся, а запасы приберут гномы.

Несмотря на то, что заселение начнем только после отмашки монархов, обсуждали нюансы, как будто вопрос был уже решен. Ну и правильно, пора адмиралу самостоятельно водить эскадру, вот следующей весной пусть и начинает — схему действий ему накидал. Всего то и надо, летом подловить англичан, хорошенько им всыпать и сбежать — после чего можно пару лет не торопясь курить трубку, дефилируя вдоль побережий и изредка помахивая парусами рядом с Ла-Маншем. В случае засад большими силами — сбегать к Гибралтару, тут у нас будет выигрышная позиция, особенно когда привезу 100мм орудия, и поставим их на вершине скалы, над крепостью.

За всеми этими заходами в порты, сбором рекрутов и обсасыванием строительства вкупе с поставками — незаметно прошел август. Море начало намекать, что курорт закончен, а мы так и не искупались. Мытье в море не в счет, а вот как положено — с шезлонгом, бокалом мартини со льдом и девушкой в мини рядом — такое, увы, миновало.

Именно тут, на развалинах, в смысле на потрескавшихся стенах крепости Гибралтар, из меня вытянули публичное выступление под гитару. А чего не попеть, раз шезлонги отменились?

Перебор за перебором, засиделись заполночь.

«Гимн наемников» Тюряева повторял несколько раз на бис. Откуда же мог знать, что рубленый мотив и слова приживутся?

На наших шлемах нет живого места,

Щиты от крови потеряли цвет,

И женщины, не жены не невесты,

«Вернись и защити» кричали в след.

И старый капитан решился первым,

В ладони меч, осталось лишь сказать

«Сегодня мы сражаемся за веру,

Сегодня нам на золото плевать».

…

Припев, прошедший красной нитью через всю песню, через несколько дней уже слышал на всех фрегатах. Осталось только вышить его золотой нитью на испанских вымпелах. Кириллицей.

27 августа 1701 года эскадра ушла от Гибралтара в Константинополь. Впереди у нас было 6 тысяч километров пути, с учетом захода в Италию. Прорва времени. Пару месяцев точно ползти будем, хотя, ветер крепчает, может, и быстрее управимся. Главное, чтоб в Константинополе нас ждали подписанные Солнцеликим бумаги. А то и там придется задерживаться.

Переход проходил совершенно скучно. Пираты не показывались, видимо смущенные количеством боевых судов, море штормило по-дружески, просто, чтоб мы не расслаблялись. Рекруты учили русский язык и служили постоянным поводом для насмешек всех экипажей. Но подтрунивали над новыми членами наших артелей без злобы — это даже новички чувствовали. Нет, совсем без трений, понятно, не обходилось — люди, они разные. Но в целом, новички, похоже, сообразили, что фортуна им улыбнулась, и старались угодить новым нанимателям. По крайней мере, через месяц с некоторыми уже можно было объясняться по-русски, сдабривая разговор жестами и мычанием.

Запас картошки в наших трюмах, мало того, что мизерный, так еще и прорастать начал от темноты и сырости, хорошо, что заметили эту тенденцию сразу — поставил специалистам из аборигенов «на вид», что если сажать будет нечего, то и их работа становиться сомнительной. А еще вся зима впереди.

Массу свободного времени занимался с Таей художествами. У любой женщины в крови заложено чувство прекрасного и соразмерного. Вот мы и работали тандемом — за мной были эскизы архитектурных изысков Петербурга, в меру моей памяти и способности к рисованию, а за Таей была критика этой мазни. В итоге, дело продвигалось медленно, Казанский собор Тая раскритиковала насмерть, хотя, может, это у меня так плохо вышло его изобразить. А вот адмиралтейство у меня вышло хорошо, с него, в чистовом варианте, и начали собирать альбом для архитекторов. Пусть только мои мальтийцы попробуют не набрать в Италии специалистов.

Обсуждали планы нового города. Как мог, нарисовал кроки устья Невы, с контрольными точками затопления — это каждый нормальный петербуржец знает, в мое время по радио постоянно транслировали места, угрожающего затопления.

Если говорить в реалиях моего времени, то сильное наводнение затапливало город по Большой Самсониевский проспект на правом берегу и по Литейный проспект на левом берегу. Все, что выше по течению, за редкими исключениями, затоплению не подвергалось никогда. К сожалению, все острова устья: Васильевский, Петровский, Крестовский, Аптекарский, Елагин и так далее, хоть по разу, но окунались под воду с головой. Петропавловская крепость на Заячьем острове, так вообще окунается при малейшей возможности, при этом воду сдерживают только стены крепости и высоко поднятые ворота. Выходит своеобразный кессон посреди разлившегося моря воды. Кессон, кстати, постоянно протекал, даже ездил смотреть в свое время, как во время наводнения со стен Петропваловки били фонтаны откачиваемой изнутри воды, сюрреалистическая картина. А львы, охраняющие просторы вод?! Когда их постаменты уже скрываются под бурлящими и пенящимися гребнями. Много необычного можно увидеть в моем городе. Он не только «город на болоте», но еще и великая сокровищница тайн, которые далеко не все еще были разгаданы в мое время. Каждая страна должна иметь свой город-тайну. У меня теперь есть возможность взвинтить ажурную вязь «северной Венеции» до максимума, при этом обойдя извечную проблему Петербурга. Так чего сидеть, сложа руки? Уже через несколько дней поднимем на борт мастеров, а у меня еще сеть новых каналов для города не оптимизирована!

Началась сеть каналов всего лишь каналом от Фонтанки до Невы, аккурат по Невскому проспекту. Да, вид у центральной улицы города будет необычный. За этим каналом напросился еще один, параллельный, примерно совпадающий с Обводным каналом… и пошло-поехало. Венеция, так Венеция. Петр хотел такой сетью Васильевский остров покрыть, но зачем нам подводные фарватеры при затоплениях? В этих областях, что несут угрозу затопления — сделаем парки. На острове, где в мое время стояло адмиралтейство, и который отсекается Фонтанкой, сделаем парк по образцу Петергофа. Надо только подумать, где воду под напором для фонтанов брать. Подозреваю, что будут мастера строить первый в мире электрифицированный парк, с фонарями, насосами для фонтанов и цветной подсветкой водяных струй. Петр точно язык проглотит, видя такое. А галантный запад засунет язык себе … между зубов, и прикусит его, надеюсь надолго. С упоением вспоминал и зарисовывал фонтаны. Больное воображение преподнесло еще один сюрприз — садов будет несколько, надо обозвать их — Дворянский сад, Купеческий сад и так далее. Соответственно, отдать их содержание и совершенствование гильдиям и собраниям соответствующих слоев — пусть соревнуются. А у Петра попросить какой-либо переходящий приз, ну не знаю, там послабление в налогах, или еще что, но чтоб было, к чему стремиться.

И Ленэкспо отстроить! Зачем нам Парижских выставок дожидаться? Все новинки в ближайшие годы все одно будут иметь местом прописки Россию.

Отлично провел этот месяц! Насколько все же приятнее думать о проектах на столетия, чем о стволах на ближайшую перспективу. Но и без стволов не будет столетних проектов. Увы.

Загрузка мастеров на фрегаты прошла относительно мирно, опасался, что в связи с военными действиями будут некоторые проблемы — но добрые слова и 320 орудийных стволов, решили все коллизии к обоюдному удовольствию.

Мастеров набралось чуть больше двух сотен, плюс еще семь сотен примерно их семейств. От войны бежали даже быстрее, чем мог себе представить — даже солидные дядьки, с проседью в волосах, предпочли неизвестную Россию вполне известным последствиям войны.

Сортировать мастеров было совершенно некогда, а поговорить с каждым, переходя с фрегата на фрегат — особого желания не было. Ограничился пока отчетами вербовщиков, кстати, почти 8 тысяч они мне вернули, не ожидал. В смысле, не ожидал не то, что они вернут, рыцари к этому весьма строго подходили, а то, что мне специалисты обойдутся дешевле, чем рассчитывал, с учетом цен военного времени. Ну и хорошо, найду еще на что потратить.

К сожалению, кроме людей грузили еще их багаж, которого было ужасающе много. Да плюс еще любимые инструменты мастеров, порой весьма объемные и тяжелые. Хорошо, что эскадра за эти месяцы душевно постреляла, а то стал бы у меня флот подводным. Шучу, конечно, но теснота была жуткая. То, что флот однозначно потерял боеспособность — смирился, нам тут ходу осталось не так много, а со стороны мы выглядели по-прежнему грозно. Башни пока задраили намертво, совместная работа это одно, а совместные секреты, пусть хоть и Полишинеля, это другое.

На флагман загрузили два десятка самых маститых, по словам вербовщиков, архитекторов. Растрелли, кстати, среди них не было, был некий Растрелли среди скульпторов, но тот это или нет — поди разбери. А вот 30-летний Доменико Трезини среди архитекторов был, хотя, опять же, кто его знает — тот или нет.

Отчалили только утром, были опасения налететь ночью на подметку итальянского сапога. Фрегаты шли тяжело, зарываясь в волну и переваливаясь как утки. Кажется, слегка превысил рамки разумного. Надеюсь, хоть лимит удачи на этот год не исчерпал — а то шторм поставит точку на всей нашей эскадре.

Немедленно по выходу собрал мастеров на летучку. Порадовал планами. Будем строить город, лучший на всей планете. Символ, можно сказать. Место, конечно, не очень, да и денег будет в обрез, а то и меньше — но на то вы и мастера. С деньгами да на удобном месте каждый каменотес построить может. Кстати, каменотесов тоже вам подбирать и учить. Дам вам на это … эээ … три года. Потом привезу в чисто поле, и будете там строить город. Так что, за эти три, а может и два, года продумайте, что и как вы будете делать. Пока поселю вас в новом, строящемся городе — Ростове на Дону, может и там что присоветуете да построите в виде тренировки. Главное, там вокруг десятки тысяч людей, часть из них были у осман каменщиками, да и иных мастеров там хватает. На следующий год сходите в поход на ладьях к строящейся плотине, там посмотрите, да людей для себя подыщете. Словом — несколько лет у вас есть, чтоб создать себе артели. Все это время будете на жаловании, о котором с волонтерами договаривались. А вот затем — будет у вас основное дело вашей жизни. Там все ваши уменья спрошу.

Гордясь проделанной работой, выложил перед мастерами толстый альбом каракуль — плод более чем месячной работы. А они еще и носы морщить стали. Обиделся — как могу так и рисую. Соответственно, раздал мастерам поручение — нарисовать до Константинополя лучше, чем у меня.

Где именно будет город — какая разница? В России! Что вам важно, так это — земля болотистая, слегка, весь материал привозной, строим из камня — деревянные только временные сооружения, лет на 10. Но и их располагаем красиво. Будут там несколько полков солдат стоять, это надо учесть. Завод по металлу будет большой, но в 5 лье примерно от строительства, кстати, обязательно к изучению русский язык, русское мирское письмо, чтоб записки служащим передавать, и русские единицы измерения — по ним до завода будет 25 километров. Да, еще зимы там суровые. Снег крыши проломить может, окна двойные, печи большие — впрочем, сами все знаете. Будут и особые требования к внутреннему интерьеру — пришлю своих мастеров, они вам покажут новинки интерьеров. Вот, собственно и все — работайте. Планы города можете черкать, это черновики.

Вышел из душного трюма на палубу, под умеренный ветерок. Хорошо. Любая дорога начинается всего с первого шага. А вот ее продолжение требует финансов, ибо надо где-то есть и ночевать. Два десятка мастеров, да бригаду каждому по полсотни — минимум 20 тысяч рублей в год на содержание. Сколько на материалы — даже боюсь подумать, но если взять зарплату, как 10 % стоимости постройки, то по 200 тысяч в год на строительство надо выделять минимум. У меня столько нет. По 100 тысяч, обрезав все свои проекты, наскребать смогу. Но этого мало. Надо стрясти с мастеров красивые проекты и везти Петру, мол, вот государь, твой новый город. На него надо по 300 тысяч в год выделять, плюс еще несколько тысяч людей, что на Ладоге камень рубить будут — с Ладоги удобнее всего материал везти. И это еще без учета коммерческого строительства дворцов знати за их деньги, но по согласованным проектам.

Словом, первые шаги потянули за собой и первые неприятности. Все как всегда. Но город они у меня построят!

Путешествие к Константинополю скучным уже не было. Фрегат перенял эстафету у Вавилонской башни, на нем стоял разноязыкий гомон и споры. Итальянцы — народ горячий, несмотря на вполне мирную профессию — а тут им еще и «лебединую песню» подкинули. Понятно, что мнения, как именно должна выглядеть эта песня резко разделились. Нашлось дело и абордажникам.

Спорили до хрипоты, своей и толмачей. Потом переходили на жесты, порой неприличные. Сон вновь стал роскошью. Хорошо то как!

Обещал сделать мастерам сусальное золото на потоке. Те, кто думают, что позолота в интерьерах — это сложно — ошибаются. Золото просто плющили до тонкой пластинки, потом прокладывали эти пластинки большими листами бумаги и пленки с бычьей печени, для скольжения, складывали бумаги с пластинками стопкой и плющили уже эту стопку. В результате выходила почти прозрачная фольга, много тоньше человеческого волоса. Вот эти листки с прилипшей к ним фольгой и использовали для золочения интерьеров. Просто приклеивая фольгу мездровым или рыбным клеем.

Да, свои секреты были и в этом деле, как и в любом ином. Поверхность перед золочением надо было идеально обработать и заполировать, саму стопку листов надо было плющить несильными ударами, и по хитрой технологии, чередуя удары в центр и по краям. Но мастера этого дела существовали везде, в том числе и в России. Больше всего мастеров-сусальщиков было в Ярославле, судя по тому, что именно оттуда потоком шли иконы с позолоченными окладами. Вот только строители с меня требовали сусального золота совсем уж в астрономических масштабах. Они что, весь город золотом покрывать собрались? А с другой стороны, вспоминая строгий стиль Эрмитажа — белый камень и позолота, понимаю, что сусального золота надо если и не километрами, то сотнями квадратных метров. Без станков дело затянется. Придется налаживать в Колпино еще и ювелирный цех, раскатывать золото в максимально тонкую фольгу валками, а потом по старинке, собирать ее в пачки, перекладывая бумагой и стучать небольшим паровым молотом. Мастера поставить только чтоб он пачку под молотом двигал. Соответственно, без мастера не обойдусь — надо сманивать. Записал в блокнотик.

К слову, раздел «Петербург» у меня там уже распух от записей. Похоже, по России мне придется объявлять мобилизацию. Соответственно, мои финансовые расчеты вышли явно приуменьшенными. А жаль. Сумма и так была неподъемная. Даже начал с вожделением подумывать о Стокгольме, хотя, ему до Константинополя далеко будет. Как не крути, проблема денег встает в полный рост.

Так как проблема денег напрямую связана в России с проблемой стяжательства — начал думать над финансовым механизмом стройки. Где бы мне ангелов в фин. отдел найти? Которые собирали бы сметы с мастеров, проверяли бы их, и давали запрос на деньги напрямую Петру. Школу благородных девиц на это подрядить что ли? Во главе с царевной! Мысль может и бредовая, но в моем отечестве только такие и срабатывают, на остальные у людей выработан иммунитет и запасены отмычки.

Константинополь возник на горизонте крайне не вовремя. В пылу архитектурных споров не заметили, как проскочили проливы. Не то, что считал себя архитектором, но как коренной петербуржец имел некоторое понятие об архитектурных ансамблях и диссонансах. Постройте рядом готику и ампир — вот вам и диссонанс. А если учесть, что мой взгляд более привычен стилю барокко, точнее даже «петровскому барокко» — то ренессанс, или все та же готика, сильно напрягали, вклинившись в рисуемые мастерами «першпективы».

Только задумавшись о парках и об общих планах города, вспомнил про Леблона. Именно он ведь был «генерал-архитектором» при Петре. Надо будет попросить в Константинополе у французов любезности — разыскать мастера, и направить его в Ростов на Дону, к соратникам.

В Константинополе, к счастью, не задержались. За четыре дня решили все вопросы. Договор, кстати, Людовик не подписал. Вместо этого, к договору шло сопроводительное письмо и ларец. И то и другое запакованное как младенец у неопытной мамаши, да еще и печатями со всех сторон обвешанное. На словах послы передали, что король дает высочайшее соизволение и так далее. Ну и ладно. Тем интереснее будет разгадывать шараду, как аккуратно вскрыть пакеты, а потом сделать все как было.

Что делать, любопытен с детства. А вдруг там бомба?!

Мастера, за пару недель путешествия, оценили, что их ждет. Теперь они строчили мне «челобитные», на итальянском, требуя денег на закупки. Можно подумать, за Константинополем цивилизованные земли заканчиваются, и будет только степь с медведями. Ну да ладно, раздал из сэкономленных 8 тысяч почти треть, под строгую отчетность, базары Константинополя действительно побогаче Московских и Архангельских будут.

Еще день ушел на сортировку, кого куда отправляем. Часть осаживалась в Ростове на Дону и артелях, часть потом переберется в Севастополь, а 63 человека пойдут со мной до Москвы. Там их ждет академия, зачатки банка и театр царевны. Точнее, обоз выходил более двух сотен человек, со всеми иждивенцами — но для меня такие скромные караваны из полусотни саней были уже мелочью. Соответственно, пойдет обоз по зимнику, значит, до зимы будут сидеть под крылом у Боцмана и петь ему серенады.

Сутки просидел с банкирами. Вот тут сразу ощутил себя не в своей тарелке. Банкиров набралось полтора десятка всего, а голова после них болела больше, чем после недели мозгового штурма с архитекторами. Но работа финансистов мне будет не менее важна, чем труд строителей. Скорее даже более важна — на них основная надежда в добыче дополнительных денег. Обрисовал им структуру Русского банка и его филиалов в факториях, пририсовал сбоку еще и ганзейский банк, перечислил вложенные суммы в первом приближении. Был немедленно раскритикован — не так дышу, не тем летаю. Даже не обиделся — сам знаю, что птица не этого полета. Как говориться, вам и карты в руки — думайте над новой структурой, с учетом еще и промышленных союзов, научных центров в виде академий и социальной нагрузки, хотя, она входит в банк пайщиком, и надо просто учитывать этот нюанс в планах. Еще пайщиком входит церковь, ее пай не денежный, а скорее демпферный. Еще государь, еще …

Словом, одни эти переписи с указанием областей влияния — нас на пару часов заняли. Банкиры хватались за лысины и пытались устыдить меня моим невежеством. Наивные, мы с моим невежеством уже давно мирное соглашение заключили.

Потыкал их носом, что собственно и нанимал специалистов для структурирования и отладки банковской машины. Надо выводить что-то в дополнительные подразделения — выводите, но если будут недовольные — скормлю им кого-нибудь из вас. До Москвы можете думать — а там будем работать. Сразу хочу сказать, что и кадров у нас нет.

Словом, порадовал людей вплоть до предынфарктных состояний. Ничего, у нас впереди морская прогулка по штормам, говорят, море сердечникам полезно.

До ночи банкиры расстреливали меня вопросами. Толмач периодически только плечами пожимал — ну не знает он как это перевести. Словом, непереводимый итальянский фольклор. Хотя дело сдвинулось с мертвой точки — у меня хотя бы обнажились белые пятна недоработок с тонкими черными перемычками ошибок. Ладно, прорвемся.

На четвертый день десант на базары продолжился с новой силой. Народ разобрался с новыми указаниями, и им понадобились новые, жизненно необходимые причиндалы. Пришлось спустить еще три тысячи, и это еще при условии жесткой экономии. Всем указал, что теплую одежду будем закупать на месте — тут на нее цены кусались.

Ермолай опять пристал с вопросами католицизма — да какая мне разница?! Творец велел воздавать по делам, а не по чему-либо еще, вот и блюду дух заповедей. А с пропиской к конкретным версиям ада и рая пусть святые отцы сами разбираются. Конечно, Ермолаю высказал все в подобающей форме, так сказать, емко и толерантно, типа — «Ермолай, иди ты … сам с этим разбираться. Некогда мне! Нас шторма не сегодня так завтра накрыть могут, люди разного требуют, дергая за рукав. Имей совесть!»

Головин уже месяц как отбыл в Москву, практически на следующий день как ему доставили наш многостраничный проект и карту. Легкой дороги ему и доброго государя.

Особо спешить выполнить курьерские функции не торопился, мне еще в Севастополь заглянуть надо, с Боцманом посидеть, на заводах разносы учинить и угробить пару единиц колесной техники. Словом, зима обещала быть интересной.

Прокатившийся по Константинополю вихрь собрал очередной груз, притопивший фрегаты. Даже начал подумывать, перегрузиться на толстопузов. Но время поджимало, еще есть шанс проскочить перед ноябрьскими штормами — а провозимся, обязательно получим от моря все его неудовольствие.

С гроссмейстером опять по-людски не посидели. Все на ходу, даже скорее на бегу. Хотя, записи из блокнотика ему сбросил — и про крепость, и про осман. Еще и корзину вина отдал, которой мне герцог за перьевую ручку отдарился. Вкусное, наверное.

Пора было что-то решать с выходом в море. Ладно, рискну еще раз. Объявил отплытие.

К счастью — не прогадал.

Первоначальный план черноморского рывка предусматривал заход в Севастополь, осмотр там достопримечательностей, раздачу пряников и их антиподов — все, как положено. Далее зайти надо было в Керчь — решить накопившиеся вопросы по постройке крепости в том самом месте, где задумал, лежа с травинкой в зубах на берегу пролива. Этой крепости планировал отдать списываемые орудия Черноморского флота — ей пока и гладкостволов хватит. Потом меня ждал штаб Таганрога — вопросов по летним кампаниям следующего года накопилось изрядно, и пускать их на самотек было бы опрометчиво.

Когда выходили из Константинополя, планировал пройти по этому маршруту всем конвоем — для солидности. Море нахмурилось, от такой наглости — и был готов пройти маршрут одним флагманом, отправив остальные корабли разгружать улов в Азов.

Море только тяжело вздохнуло — оно торговаться не собиралось — и оправдало свое название.

Собственно, названий за Черным морем водилось несколько. Самыми первыми, кто оставил письменные свидетельства, море осваивали иранцы — и обозвали его «темным» — Ахшайна. За ними пришли греки и закрепили за морем название «негостеприимное» — Аксинос Понтос. При этом, красочно расписывая, сколько судов и товаров они потеряли в этих краях. Потеряли не только от погоды, но и от прибрежных жителей, с радостью и оружием встретивших прибывшее к ним разнообразие. В дальнейшем море называли именно по обитателям берегов, наиболее отличившихся в деле пополнения летописей батальными сценами. Море называли: Киммерийское, Таврическое, Крымское, Греческое, Грузинское и даже Армянское. Но чаще всего, в те времена, звучало имя — Русское море. Звучит, безусловно, приятно — да только смысл слова был несколько иной. Слово «рос», или его искажение «рус», тогда переводили как «светлый». Хотя, капая бальзамом на патриотизм, можно добавить, что именно так называли светловолосых славян и скифов, судя по летописям — проживавших на черноморских берегах. А то, что эти славяне и скифы прославили море, вплоть до наименования его Русским, грабежами купцов — наш патриотизм игнорирует — времена тогда были такие…

Впрочем, все эти страсти отгремели уже несколько сотен лет назад — последнее время вернулись к первоначальному наименованию моря «черным».

Почему черное? Ведь вода в нем откровенно голубая, искрящаяся под солнцем ничуть не хуже, чем в любом другом море! Ключевое слово — солнце. Как только оно садиться в тучу — каждый моряк вспоминает морские мантры:

«Солнце село в тучу — жди на море бучу»,

«Если тучи сплотятся и низко летят,

скоро все ванты твои затрещат.

Тучи на части начнут разрываться,

ставь паруса, их не стоит бояться»,

«Дождик раньше, ветер в след,

Жди моряк от моря бед.

После ветра дождь пойдет,

Значит скоро шквал пройдет.»,

«Ходит чайка по песку

Моряку сулит тоску

И пока не сядет в воду

Штормовую жди погоду».

И таких побасенок целые тома написаны, вплоть до конкретных указаний:

«Барашки ль по небу бегут,

иль небо мётлами метут,

Когда рангоут твой высок –

оставь лишь марсели да фок».

Все побасенки имеют одну, ярко выраженную, направленность — вовремя засечь и пережить шторм. Вот именно тогда, когда тучи закрывают голубизну моря от солнца, а ветер раздувает на море величественные валы, накрывающие своими седыми гребнями шестиметровые борта судна — вот тогда вода видится черной и страшной. И этот вид ярко впечатывается в память на всю жизнь. После шторма море уже не может обмануть моряка своей голубизной — он точно знает — это море «Черное».

А как же с другими морями? Ведь на них шторма ничуть не слабее!

Так, да не совсем. Черное море имеет свой фирменный стиль. Дело в том, что море сильно опреснено реками и в нем складывается особенная обстановка, когда вода на глубине более 50 метров соленая и «тяжелая», держит на своих «плечах» более легкую, опресненную воду. Чем «легче» вода тем «злее» ее волнение — более короткие и высокие валы с обрушающимися гребнями. Шторм в 6 баллов на Черном море и в океане — это две большие разницы. В океане это просто шторм, а на Черном море уже борьба за выживание. Хорошо, что такие шторма на Черном море редки, от силы два десятка дней в году. И все эти дни приходятся на конец осени — начало зимы. Мдя.

Для полноты картины стоит добавить морю еще одну особенность — разделение воды на два слоя, поверхностный, более легкий и глубинный, более соленый — привело к тому, что через границу этих вод плохо проходит кислород, в результате — глубины Черного моря почти мертвы и заполнены сероводородом — результатом жизнедеятельности бактерий. Якоря и прочие железки, опущенные на глубину, поднимаются почерневшие, будто вымазанные черной краской. А если шторм перемешивает глубинные слои — то волны забрасывают корабли и берега тонкой черной взвесью — только укрепляющей за морем его название.

Одним словом — Черное море имеет свой характер и любит его демонстрировать. Особенно зимой, когда холодно и неуютно. Капризничает, в общем.

И мне не стоило забывать об этом, чтоб не утруждать море напоминанием.

Серые клочья облаков неслись клоками грязной ваты над самыми стеньгами, придавленными сплошным облачным покровом. Волны поднимали конвой, заставляя его протыкать вершинами мачт облака, и из их распоротого брюха сыпалась мелкая крупа, не то дождь, не то морось. Паруса набрякли, потяжелели, и добавили кораблям валкости. Солнце не то, что село в тучу — оно вообще не просматривалось, хотя, морские подсказки были не нужны, чтоб понять — какой, нафиг, Севастополь с Керчью — надо сматываться, пока целы.

Ветер плавно усиливался, море смаковало свой каприз, оно точно знало — никуда мы не денемся. На этом его и подловили.

Большой и сильный зверь обычно страдает самоуверенностью, впрочем, часто обоснованной. И это дает шанс мышиной семейке проскочить под шумок у него между лап, пока он потягивается и демонстрирует всему миру впечатляющие зубы в богатырском зевке. Мышкам главное не наглеть, не заниматься обследованием лап зверя, с задумчивым их ковырянием, а быстро-быстро перебежать из одной норки в другую. И уже оттуда, коли хочется адреналина, подергать зверя за хвост. Хотя, лучше не надо — звери бывают злопамятны.

Конвой подходил к керченскому проливу, укутавшись пеной и кланяясь редкими парусами расходящимся волнам, периодически прокатывающим по палубам фрегатов. Хорошо, что не перегрузились на толстопузов — с ними конвою точно был бы каюк. А так — имели неплохой шанс дойти. Более того, конвой держал некое подобие кильватерного строя, всеми силами противясь воле Зверя, стремящегося разбросать корабли и поиграть с ними по отдельности. Правда, в видимости флагмана было только два ведомых, причем вторые пляшущие мачты уже тонули в дымке серой хмари — но был шанс, что остальные корабли держались друг за дружку, как за последнюю соломинку.

Фрегат скрипел, как пожилой ветеран, со снастей срывались гирлянды водяных струй, барабаня по брезентовой штормовке. По палубе волны гоняли размотавшуюся бухту, норовящую поймать змеями канатов пробирающихся матросов. Идиллия. И это еще не шторм, волны не доросли даже до марса, лишь немногим возвышаясь над форштевнем. Метра четыре от силы. Хотя, о высоте волн всегда говорить сложно — моряки постоянно завышают высоту волн, уж больно впечатляющее это зрелище изнутри.

Керченский пролив в преддверии шторма — место весьма неприятное, при некоторых направлениях ветра и волн — но нам повезло, почти всю дорогу конвой сопровождал северо-восточный-восточный ветер, соответственно, волна почти «в лоб». Скорости нам это не добавляло, зато при подходе к Керченскому проливу волны слегка спали, правда, прислав себе на смену летящие рваные клочья тумана. Была мысль пересидеть непогоду в Керчи, заодно пристрелив хоть одного зайца — постройку крепости в проливе. Но заяц явно хотел спокойно жить и дальше, для чего нашептал непонятно что Зверю, и море слегка поднажало — усилив ветер метров до 12.

Прорывались через пролив без остановок — намек был яснее некуда. Задержимся тут хоть ненадолго — будем куковать до зимы, ожидая у моря погоды. Подлый заяц корчил нам рожи с берега. Бог с ним, пристрелим летом.

Азовское море стало уже жалким подражателем своего более крупного собрата. Мелкое оно, вот и запросы скромнее. Волна упала метров до двух, уже с трудом добираясь до фальшборта, но, компенсируя потерю высоты — стала «короткой», и теперь, вместо плавного подъема и спуска, корабли затрясло как в лихорадке, соответственно, экипажи немедленно позеленели. Каждому морю — свои радости.

До Таганрога шли уже без особых происшествий, сбросив ход и собирая в кучку растянувшийся конвой. Ночью, как обычно, корабли расцветали множеством огней, создавая приятную душе дорожку из светляков посреди черноты моря. Особенно впечатляла эта дорожка после улучшения видимости — сразу вспомнились ночные улицы моего города, с гирляндами фар автомобилей. Ассоциация, правда, не очень похожая — но кто эти ассоциации разберет, отчего они вдруг возникают.

Экипажи несколько оживились — теперь наши многочисленные пассажиры не только молились под палубами всем богам, но даже вылезали на нее, взглянуть на результаты. Вновь начались деловые разговоры, пока еще робкие, но быстро набирающие темп и градус южного темперамента. Народ сбрасывал напряжение — благое дело. Даже пара выбитых зубов этого стоили. Выкарабкались. Вновь прошли по лезвию, и вышли без потерь. Это дорогого стоит. Придем в Таганрог — поставлю крест на насыпной косе. Пусть он мне напоминает о том, что зарываться не следует.

Бухта Таганрога встречала нас лесом мачт. Патриотизм в душе расцвел буйным цветом, невзирая даже на яд сомнений, что места для новоприбывших может и не найтись.

Как не крути, но последнего, Таганрогского, зайца надо было пристреливать обязательно. Без разъяснений штабу планов на летнюю кампанию — уезжать к Петру нельзя.

Чтоб не создавать толчеи на рейде — отправил средиземноморские фрегаты разгружаться в Азов. В Таганроге на берег сошла только наша теплая компания плюс адмирал Крюйс с двумя помощниками.

В Таганроге появилась своя атмосфера. Теперь это уже был не просто форт, заполненный войсками и кораблями. Теперь тут начинал ощущаться гам портового города. Как грибы после дождя вдоль побережья высунули шляпки крыш многочисленные домики. Берега ощетинились разнообразными причалами, начиная от солидных, купеческих и заканчивая мостками в два бревна, о которые бились бортами пара рыбачьих лодок. Штабеля сложенных на берегу бревен, грязевое месиво, обозначающее дороги и украшенное завязшими телегами, с суетящимися вокруг мужиками, многочисленные дымы, частой гребенкой причесывающие низкие серые тучи. Город жил.

Нет ничего приятнее, смотреть, как частичка твоего труда обретает свою жизнь. Раньше задавался вопросом — зачем мы живем. А ответ на него так прост! Мы живем ради преумножения жизни. Ради того, чтоб наши дела обретали новую жизнь. Коли человек не породил новое — в умах ли, в сердцах, или просто своим трудом — он прожил жизнь зря. Говорят, надо вырастить сына, посадить дерево и построить дом. Так это программа минимум. Возродить расу, построить город, и посадить сад в пустыне, да еще, чтоб он там прижился — можно считать программой медиум. Ну а программу максимум, судя по писанию, продемонстрировал нам Всевышний — построив мир, создав все живое, и заселив мертвые камни, да еще так, что жизнь на них прижилась. Мы же по его образу и подобию? Значит, есть куда стремиться.

Медитировал, стоя на мокрых и скользких досках причала, под мелким холодным дождем, на разросшийся город. На душе было тепло, а промокшим ногам — холодно. Победил, как обычно, прагматичный организм, уведя упирающуюся душу в сытное тепло штаба. Вот и вся духовность.

В тепле и суете штаба думы приобрели новую направленность. А почему в штабе столько посторонних? Где собственно все начальство? Какого …! Найдите мне немедленно …! …

Особо раздражала довольная улыбка Крюйса — понимаю, что он радуется передаче меня, со всеми моими тараканами, по эстафете следующей жертве — но нельзя же делать это так явно! Посмотрел на Корнелиуса прищурившись, будто прицеливаясь. Он моментально все осознал и исправился, натянув на себя скорбную мину — вот что значит опыт.

Ну-с…, приступим.

На семь дней штаб южных флотов перешел в состояние цейтнота. Каюсь, некоторую роль сыграли неисполненные мной летние планы. Планов было громадьё — начиная от посещения крокодилов и до личной закладки Севастополя. Вместо этого все лето шлепал по волнам к Геркулесовым Столбам и обратно. В результате, мое чувство неудовлетворения делами несколько повлияло на восприятие штабной действительности, еще и усугубленной отвратительной погодой. Но они тут действительно «не так летали и не тем дышали».

Провел смотр кораблей, облазив выборочно несколько штук. Раздавал кнуты и пряники. Пряников было очень мало. Смотр команд, экипажей морпехов, хозяйства интендантов. Ревизия документации штаба, подведение итогов, раздача пряника и множества его антиподов. Пряник был действительно только один — маневры рядом с османскими городами черноморский флот провел на твердую четверку.

В конце недели штаб флота уже был готов к любым, даже самым немыслимым, авантюрам — лишь бы умилостивить своего адмирала. Так что, планы поддержки и снабжения наемнической кампании прошли без возражений. Под четкое «Есть!» и «Будет исполнено!». Посмотрим, может, действительно исполнят.

Таю и Ермолая эти дни практически не видел, они исполняли свой долг, как они его понимали, в войсках, окруживших Таганрог, и в лагере моряков, по-прежнему раскинувшемуся рядом с причалами и Константинопольскими складами. За медленную перестройку лагерей, кстати, отдельно взгрел портовых строителей. Денег им было отпущено явно больше, чем они тут понастроили. А за разбазаривание складов велел повесить двух кладовщиков, по результатам выборочной ревизии. Увы, приходилось быть жестким, бардак в Таганроге царил явный. Народ почувствовал, что скоро будет переселение флота, и под шумок начал запасаться сетями для ловли рыбы в мутной воде. Без крайностей было не обойтись, хоть Тая и придерживалась иной точки зрения. Ермолай, к слову, мои действия молча одобрил.

В день отплытия к Азову погода испортилась окончательно. Ветер задувал во все щели одежды морось, больше похожую на снег. Купец, который уже два дня уговаривал меня отплыть к Азову на его судне, которое все одно туда идет за припасами — повел себя странно. Для начала, уже когда мы все собрались на борту, и уже намеревались отдавать концы — он начал жаловаться на погоду, мол, боязно ему. В принципе, понять его боязнь несложно — судно у него было из бывших утят, выкупленное только этим летом и команда на нем была … эээ … разношерстная. Да и сама шнява сильно уступала фрегатам в мореходности. Тем не менее, два десятка километров от Таганрога до устья Дона можно даже на шлюпке проскочить, невзирая на плохую погоду. Шнява имела еще и то достоинство, которое собственно меня и подкупило, что могла свободно подняться до Ростова на Дону, вычеркивая из перехода сухопутный участок.

Далее странности только нарастали. Купец проверил товары в трюме, взвалил дела на приказчика и раскланялся с нами, сообщив, что он остается. С одной стороны — ничего необычного, купцы нередко так делают, особенно имея несколько кораблей. А с другой стороны — необычно это, зазывать на совместный переход а потом «спрыгнуть с подножки». Подозрительно.

Моя паранойя выглянула из глубин души, поводя глазами и предлагая заглянуть в трюм.

Заглянул. Горящих фитилей не обнаружил, а разгребать наваленные тюки и короба — это на день работы минимум. Паранойя погрозила мне пальчиком и напомнила, что бывает с самоуверенными типами. Потом мы с ней сели в трюме, аккурат под кормовой отдушиной, выдернули из отдушины чопик и закурили одну трубку на двоих. Приходила Тая, звала на палубу, махать платочком уходящему в дымку Таганрогу. Сделал вид, что на меня накатило — теперь меня точно не побеспокоят и можно подумать спокойно.

Отбросим все естественные причины — мою паранойю интересует только злой умысел. Рядом с городом со шнявой ничего сделать не рискнут — думаю, всем будет спокойнее если наш кораблик просто исчезнет на маршруте. Пираты? Возможно, но довольно сложно — слишком много ртов потом придется затыкать. Бомба? Более вероятно — тогда становится понятен подбор команды. Такую команду купец для работы взять поостерегся бы, а вот смертников на один раз — самое то. Буду исходить из бомбы с замедлителем ориентировочно на час. Как именно сделали замедлитель — интересно чисто теоретически, сам могу десяток придумать, начиная от тлеющей трубки до часов с электрозапалом от Константинопольских бомб. Ради интереса прошелся еще раз по трюму. Прислушивался. Принюхивался. Зря тут накурил, теперь непонятно ничего. Ну и ладно.

Поднялся на палубу, присмотрелся к капитану. На фанатика не похож, скорее похож на растерянного юношу, которому первый раз доверили управлять судном самостоятельно. Мдя. Смертнички.

Прошел к румпелю, с которым боролись два матроса

— Поворачиваем в Тагонрог, капитан. Погода сейчас окончательно испортиться, у нас только и осталось сроку до бухты вернуться. Не будем море гневить самовольством.

С опытным капитаном этот трюк у меня бы не прошел, ведь видно же, непогода на убыль склоняется:

«После шквала дождь пойдёт,

значит — скоро шквал пройдёт».

Но в данном случае «морской волк» только и искал, на кого бы спихнуть ответственность. Вытащил из внутреннего кармана наручные часы, прикинул время, спрятал их обратно, в очередной раз обновив зарубку в памяти — сделать настоящие «командирские» часы, не боящиеся воды и грязи. Успеваем, если конечно права моя паранойя.

Причал Таганрога заливали косые струи дождя. Принять швартовы — дураков не нашлось, тем более, на купеческих причалах. Собаки и те прятались под ступенями многочисленных крылечек домов, облепивших эту часть берега. Сказать команде, что на корабле, возможно, заложена бомба? Зачем? Так это или нет — вилами по воде, есть способы и попроще.

— Капитан! В честь избавления от непогоды, ставлю команде бочонок медовухи в корчме. Всех зову!

Ну вот, сразу стал «отцом родным». Выдал боцману червонец — невелика команда, им и червонца упиться хватит. Как и предполагал, вахтенные плюнули на свои обязанности, и шнява обезлюдела. Задержал только капитана, мол, раз распустил свою команду — ему за судно и отвечать. Не мне же, в конце концов.

Но с корабля капитана увел, предложив ему посидеть под навесом в конце причала перед складами. Так сказать, поговорить о жизни.

Двух своих морпехов отправил искать нашего сбежавшего купца — уж очень хотелось посидеть под навесом вместе с ним — посмотреть на море, изъеденное оспинами ливня и сморщенное ветром. Эта картина навевает думы о вечном.

Время тянулось медленно. Дождь отстукивал по навесу мгновенья, а они все не кончались. Общие темы с капитаном у нас быстро исчерпались, и теперь мы сидели молча. Тая рядом куталась в платок, отметая все мои настойчивые предложения спровадить ее в наш временный домик при штабе, где мы жили всю эту неделю. Ермолай ходил вдоль навеса, подозрительно посматривая в мою сторону. Еще минут 10 и он насядет на меня с дурацкими вопросами.

Может, у этих пиротехников часы сломались? Замедлитель отсырел? Ну нет, пойти на такое дело и не проверить все три раза — так плохо о противниках думать не стоит. Однако уже больше часа с момента отплытия прошло — мы же скоро к Азову доплыть должны! Кто у этих заговорщиков стратегию разрабатывал?! Бездари! Уже минут 15 как должно было рвануть! Они явно силу и направление ветра в расчетах не учли.

На этих возмущенных мыслях собственно и рвануло. На душе сразу стало спокойно. Паранойя пожала плечами, и со словами «…ну ведь говорила же!» гордо удалилась в глубины сознания.

Грамотно подорвали, без лишних разрушений. Даже причал не пострадал особо. Просто бабахнуло, вздыбив доски палубы рядом с мачтой, окутало центр шнявы серым облаком, быстро разметанным дождем и ветром, после чего шнява начала медленно заваливаться на корму, оседая и натягивая швартовы. Понаблюдал за процессом. По причалу бегал капитан, рядом вскочила Тая, прижимая к груди руки, напротив меня встал Ермолай, сверля меня насупленным взглядом и заслоняя картину почти удавшегося покушения. Даже пришлось отодвинуться в сторонку, а то выглядывать из-за рясы нашего почти святого отца стало неудобно.

— И как ты, Князь, это объяснишь?!

Ермолай убедился в очередной раз, что его мимика на меня не действует, и перешел к словесному общению.

Ну вот. Разрушил всю картину. Тишина, дождь, тонущий корабль…. Правда, шнява легла на дно, так и не утонув. Ладно, действительно пора переходить от созерцания к действиям.

— Это мне у тебя, святой отец, объяснения спрашивать надобно! Как так вышло, что под нами корабль, будто крепостной бастион, заминировать смогли, а тебе о том не ведомо. Не вернись мы с пол дороги — пошли бы все на дно, и никому о нашей судьбе неведомо было бы. И не случайность это, то сам понять должен. За делом этим многие люди стоят! Тут и корабль купить потребно было, и инженеров найти, которые в подрыве крепостей опыт имеют, и мину особую создать, чтоб не сразу взорвалась, а в строго намеченный срок. И все это мимо тебя прошло, Ермолай!

Встал, привычно отряхивая брюки от налипшего мусора. Посмотрел на Ермолоая, олицетворяющего собой вселенскую скорбь.

— То, что угадал с бомбой — вот это действительно случайность, уж больно странно себя купец повел. Кабы не это, наши души уже бы стучали в ворота Чистилища, наплевав на оставленные земные дела.

— Не кощунствуй, Князь — привычно, но как-то потерянно, остудил меня Ермолай.

— Знаешь, Еермолай, думается мне, а не приложила ли руку к этому деянию и сама церковь.

Остановил жестом готовые сорваться возражения святого отца.

— Не вериться мне, уж прости, что такая подготовка без ее молчаливого согласия пройти могла. Что никто о душах загубленных моряков не исповедался, что грех свой не замаливал. Не отвечай мне сейчас, не надо. Просто подумай, да поговори с кем надо. Опосля к этому разговору вернемся.

Тая слушала наш разговор молча, опустив голову. Такое ощущение, что ей было стыдно, только непонятно отчего. То, что она к этому делу точно непричастна — не сомневался. В конце концов, должны же быть в жизни люди, в которых не сомневаешься — иначе останется одна дорога — в «скорбный дом» при монастыре.

На причал начали стягиваться зеваки, малочисленные, из-за погоды. Как обычно, любопытных баб было больше, чем любопытных, но ленивых мужиков. Отправил Таю распространять слухи — мол, бочонок худого пороху перевозили, на него лампа масляная упала, от непогоды. А команды на борту не было, и никто не заметил, как занялось да бабахнуло. Шито белыми нитками — но слухи тем и хороши, что народ сам все додумает. А Тае полезно будет встряхнуться, а то она как в воду опущенная. Впрочем, мы тут все мокрые по самое исподнее включительно — пора бы и в тепло. Похоже, купца мои орлы не нашли.

Еще минут 15 посидели под навесом. Самое смешное — капитан шнявы сам поверил дурацким слухам. Более того, он чуть ли не божился, что знает, где стоял бочонок, и какая лампа на него могла упасть. До чего же гибка человеческая психика.

Пришла целая делегация из штаба, вместе с дежурным капральством. Безобразно поздно прибыли на место ЧП! Будет на ком сбросить нервное напряжение и мне.

Собственно, на этом дождливый день и закончился. Сушились, обедали. Проводил разбор полетов. Делал оргвыводы и сомневался в занимаемых должностях. А если бы не дождь? Ведь порт мог сгореть запросто, с такой расторопностью.

Ночью, по-тихому, ушли на фрегате в Азов. Мало ли, у ребят с такой подготовкой был план «Б». У меня бы точно был.

Не задерживаясь в Азове, пересели на «чайку» идущую вверх по Дону. Для сохранения лица написал краткое письмо коменданту, что дела государевы требуют моей расторопности, и воспользоваться гостеприимством Азова никак невозможно, хоть и очень хочется — далее словесные кружева. Заметил за собой легкость, с которой теперь удается плести эти узоры. Великое дело — практика. Скоро смогу по памяти исписать страницу письма полным титулом Петра — а это показатель! Там одного только перечисления земель на треть страницы, а остальное — связующие кружева, в которых не дай бог ошибиться.

Врастаю потихоньку в эпоху. Грустно. Моя прошлая жизнь выгрызается из памяти Лангольерами. Уходят звонки трамваев на перекрестках, гудки автомобилей, подгоняющие перебегающих дорогу пешеходов. Стираются посиделки у костров, когда над ночным берегом разносился веселый тост хором «… мы за это пить не будем! Мы за это кааааак Жахнем!..».

Больно это, быть единственным свидетелем несуществующей эпохи, и знать, что ее уже никогда не будет. Более того, прикладывать к этому руки.

Все чаще вспоминается, куда выложена дорога благими намереньями. Вот только, как не крути, но выходит, что туда выложены дороги любыми намереньями, в том числе и бездействием. И есть только одно мерило — здесь и сейчас. Мой прошлый опыт скептически относиться ко всему, что намекает — «… надо потерпеть несколько лет, и будет рай на земле». Было уже все это в моей истории. И коммунизм через 50 лет, и квартира каждому через 10 лет, и все остальное. Гораздо проще обещать блага в будущем, чем каждый день делать лучше мир вокруг себя. Устал от легких путей, больно уж они бесконечные. Грел себя мантрой — «Делай что должно — случиться чему суждено». Перенимаю фатализм местных жителей.

Ростов на Дону встречал нашу продрогшую экспедицию хорошей, хоть и морозной погодой, жаренным поросенком и праздником. Что именно праздновали, уже было неважно — вроде как начали отмечать несколько свадеб. Потом прибыл мой улов, праздник грянул с новой силой, и теперь он тлел, в ожидании главного блюда, в смысле гостя. Дождался. Бедная моя печень. Хотя, напряжение действительно стоит сбросить.

И если хоть какая-то сволочь отравит мне жаркое — с того света достану, честное слово.

Город Боцмана приютил нас до ледостава. По началу, порывался прорываться через непогоду к отложенным делам и заброшенным заводам. Но Боцман, со свойственной ему неспешностью, рассудил, что в конце ноября на Дону встанет лед, и в первой декаде декабря уже можно будет отправлять легкий санный поезд. Коль так, к чему все эти подвиги? Причем, зная меня — напрямую он это все не высказал, наоборот, спешно вываливал на меня проблемы артелей. Хитрюга. К слову, до меня дошла вся подоплека этой суеты далеко не сразу — провели как юнгу. Ну и ладно. В конце концов, много нужных дел порешали. Именно тогда родили идею централизованного ассенизационного предприятия. Полив полей — это хорошо, но удобрение их будет еще лучше. Навоз от ферм — это четверть дела. Коли организовать вывоз «удобрений» из сел и городов — будет шикарное подспорье для полей. Причем, настолько шикарное и активное, что если его просто так в поля вывалить — удобрение сожжет все посевы. Тут надо действовать тоньше — ямы завести, куда сваливать эту ценность, золой ее пересыпать, с торфом или молотой соломой перемешать, дать побродить этому коктейлю — глядишь, через годик можно и на поля раскладывать. Загружать с новые, широкие, телеги и разбрасывать с них лопатами перед распашкой. А может, и механизирую сей процесс со временем. Да и иные способы есть — водой можно разводить, давать несколько дней настояться и поля поливать — запаха уже не будет никакого, одна польза.

Зола опять же. Всю солому пускать в переработку, в том числе в газогенераторы, а золу из них складировать в сухом месте и рассыпать на поля. Ведь солома забирает из земли все, что надо растению. В процессе пережигания сгорает, большей частью, углерод — который из земли растению не нужен, оно углерод из углекислого газа нащипывает, вот и выходит, что в золе содержится все самое необходимое растению. Остается только рассыпать золу на поля. А вот сжигать ее на полях — это расточительство. У меня и так проблемы с топливом.

Вот такие две ключевые фигуры в мире удобрений. Про эти ухватки мне еще дед в деревне моей юности рассказывал — мол, зола на поля это первое дело, но только чтоб сухая была. И сортир для огорода чуть ли не полезнее хлева. Скотина она в рационе ограничена, а вот человек и мясцом балуется, и рыбкой — много после него полезных веществ остается, грех добро выбрасывать.

Собственно, после очередного обильного обеда, стоя в коротенькой очереди к сортиру, и родили с Боцманом совместную идею. Градоначальники, за подобный вывоз «добра» из городов только спасибо скажут — можно даже посуетится, чтоб спасибо звучало в звонкой монете. Даже попробую Петру намекнуть, пусть это дело указами припечатает — и городу хорошо, и урожаям подспорье. Можно будет даже общественные туалеты построить. Много. Гм. И фосфор, опять же. Целая отрасль намечается. Прибыльная, хоть и с запахом. И еще мусороперерабатывающие предприятия при каждом городе. И чтоб они сами мусор сортировали! Вот ведь размечтался. Самому смешно. Но указ из Петра выдавить надо. Каждая река начинается с тоненького, порой невидимого ручейка.

Ближайшая к городу артель постепенно становилась нашей «Потемкинской деревней». Все новые идеи ехали обсуждать к ним, так как до остальных было сложнее добираться. Думаю, еще месяц нашего мозгового штурма и артельщики начнут прятаться от нас по лесам. Но было интересно.

Привезенные нами мастера осваивались на новом месте. Уж не знаю, каких юрт и медведей они ожидали, но поселили их пока в рабочих бараках, благо наплыв людей в городе спал, разошедшись по артелям, а жилье осталось. Барак — это просто название. На самом деле, длинные рубленные избы, крытые сосновой дранкой. С печью и окнами, правда, частично затянутыми бычьим пузырем — но постепенно заменяемым нормальными стеклами. Город то еще молодой!

Отойдя от шока отсутствия вигвамов и медведей — горячие итальянцы начали задавать вопросы а где тогда их каменные хоромы и выездные экипажи. Пришлось проводить разъяснительные беседы, срывая голос и размахивая руками — по иному этот контингент не понимал. Насколько все же проще было с индейцами. Но эту простоту взял на себя Боцман. Особенно после того, как разъяснил ему подробно перспективы «земляного яблока». Обещал ему урожайность в два раза больше привычной репы, а вкус даже лучше, коли правильно приготовить. Пожертвовал пятком клубней для посева, из самых проросших — отварили картохи с лучком и солеными грибочками. Под водочку. Боцман обещал взять дело под личный контроль. Доброго пути.

Тем временем, южные гости нашего города окончательно оклемались от «страшного» путешествия. Пришлось немедленно занять их работой. Самое первое и безотказное средство, что пришло на ум — готовим подарки для государя. И от того, какими они будут — вся их дальнейшая жизнь зависит.

Вот! Совсем другое дело! Правда, теперь меня доставали другими жалобами — нет того, нет этого. Кожа у нас, видите ли, выделана плохо, из нее ничего стоящего сделать нельзя. Ну, так учите как надо! Кто тут мастера? Дерево вам не такое? Идите … вслед за скорняжниками. И, кстати, времени у вас только до того, как встанет зимник!

Что хорошо в южном темпераменте — работают они не менее споро, чем ругаются. Главное направить эту реку кипучей энергии в нужную сторону.

Строители рисовали здоровый альбом видов нового города, всех, кто мало-мальски подходил им для задумок — привлекли для создания макетов. Скульптор один долго возмущался, что для него эти поделки не по мастерству — предложил ему слепить небольшой макет коней Клодта. Почему именно их? Сложно сказать. Это одна из жемчужин моего города, и пока меня не прибили, хотелось бы убедиться, что жемчужина не будет фальшивой.

С этими скульптурами вообще не простая история, в моем времени приключилась. Как собственно и с мостом, на котором они стояли. Этот мост через Фонтанку строили как пограничный. Да, да — именно по Фонтанке проходила граница Петербурга в далеком, но еще не наступившем 1715 году. Мост строили солдаты, из батальона подполковника Аничкова. С тех пор так мост и называют — Аничков мост. Выстроили мост из дерева, длиной в три раза больше, чем существующий в мое время — чтоб мост перекрыл не только реку, но и болотистые ее берега. Более того — мост был разводным, не только для того, чтоб пропускать корабли с высокими мачтами, но еще и для того, чтоб разводить его на ночь, мешая волкам из лесу бегать по городу. И это не шутка.

На мосту стоял пограничный шлагбаум, где и собирали въездные пошлины — деньгами и камнями. Все же, организовано строительство города, особенно снабжение его стройматериалом, было отвратительно. Ну да это поправимо.

Впрочем, возвращаясь к мосту, можно добавить, что перестраивали его множество раз, за почти полторы сотни лет он успел поменять несколько видов, одеться в камень, укоротиться и потерять разводной участок, так как давно перестал быть пограничным. Зато обзавелся статуями. Правда, первоначально кони Клодта выглядели несколько иначе и предназначались для набережной, напротив академии художеств. Но туда привезли сфинксов, прямо из Египта. Кстати, хорошо, что вспомнил — надо будет выцыганить у осман достояние фараонов, под шумок строительства Суэца. Может и пирамиду попросить? Тогда точно все будут дивиться на восьмое чудо света — как эти русские умудряться перетащить около пяти миллионов тон каменных блоков на три тысячи километров. Всего то около семи тысяч ходок Апостолов. А если их десяток работать будет — то за 350 лет легко уложатся. И ведь никому не объяснить значение волшебного слова «халява».

Впрочем, опять отвлекся. Скульптуры коней ведомых юношами установили на мосту в гипсовом варианте. На следующий год скульптор обязался отлить скульптуры в бронзе — и таки отлил. Но по указанию Николая I, скульптуры подарили прусскому Фридриху-Вельгельму. Получив от него, в качестве ответного жеста пару изваяний Славы для Конногвардейского бульвара. Вторая попытка Клодта закончилась аналогично — на этот раз бронзовых коней подарили королю Сицилии Фердинанду. На третий раз Петр Карлович решил не рисковать, и сделал неразрывную смысловую серию — «Покорение коня человеком». Раздавать ее по частям станет неправильно, а отдать все четыре статуи — жаба задушит. Так и обзавелся Аничков мост скульптурной группой. Как писал Блок:

…Лошадь влекли под уздцы на чугунный

Мост. Под копытом чернела вода.

Лошадь храпела, и воздух безлунный

Храп сохранял на мосту навсегда…

Впрочем, писал о конях не только Блок. Более того, писали и на самих конях, практически сразу, после их установки — на крупе одного из коней появились четыре строчки:

«Барон фон Клодт приставлен ко кресту

За то, что на Аничковом мосту

На удивленье всей Европы

Поставлены четыре жопы…»

Узнав об этой выходке из полицейского рапорта, Николай I размашистым подчерком вывел прямо на рапорте:

«сыскать мне пятую жопу и расписать на ней Европу»

Вот такие кипели страсти вокруг коней. Да и сами кони имеют свои секреты — те кони, что смотрят в сторону Адмиралтейства, подкованы, а те, что направлены в сторону Литейного проспекта — не подкованы. Такая аллегория, в сторону литейных мастерских и кузниц ведут неподкованных лошадей, а обратно уже подкованных. Есть и еще секреты. Впрочем, Петербург полон ими. Меня всегда бесили экскурсоводы по городу, заманивающие людей на «двухчасовую экскурсию». И что? Посмотрите налево, посмотрите направо? Да два часа можно говорить про город, не сходя с места и ни разу не повториться. Взять ту же Александровскую колонну, посреди Дворцовой площади. Кстати, она не посередине, а на 40 метров ближе к Эрмитажу, чем к арке Главного Штаба. Когда готовили под нее фундамент — наткнулись на сваи, забитые еще по проекту Растрелли для памятника Петру. Впрочем, это не помешало забить рядом еще сваи, уже для колонны в честь победы над Наполеоном. При этом делалось все, как обычно, в спешке и зимой. «Чтоб к лету стояло!». Не правда ли — знакомо. Вот только стоит добавить, что за качество стройки спрос тогда был особый, фундамент обязан был выдержать шесть сотен тонн веса колонны, и держать их много лет. Иначе полетели бы головы. В прямом смысле.

В общем, цемент замешивали не на воде, а на водке — и фундамент не подвел, даже, несмотря на заливку его посреди зимы.

О самой колонне можно говорить еще дольше. Не буду про то, как высекали цельный монолит и везли его в Петербург из Выборга. Скажу только, что колонна не врыта в землю и не закреплена — она стоит под собственным весом, на идеальном фундаменте, лежащем на болотистой почве, и с идеально выровненной подошвой монолита, строго перпендикулярной вертикальной оси колонны.

Поднимали колонну в вертикальное положение вручную, две с половиной тысячи солдат. А еще 10 тысяч горожан пришли посмотреть на это.

Есть своя история и у барельефов в основании колонны, и у ангела на ее вершине. Кстати, ангела на вершине колонны хотели заменить в 1925ом году статуей Ленина, как идеологически более выдержанной. Мдя.

И так — куда не копни. Вот казалось бы — история Летнего сада проста и незамысловата. Ну да, первый сад, разбитый через год после закладки города по проекту самого Петра. Засаживался однолетними цветами, по этому всю красоту набирал только летом, отсюда и название — летний сад. Но и там полно изюминок. Например, на месте современной мне ограды Летного сада, при Петре были крытые галереи для пережидания непогоды. Внутри них имелись свои фонтаны, и стояла статуя Венеры, подаренная Петру римским папой Климентом. Так вот, рядом с этой статуей вынуждены были выставить часовых, а потом и постоянный пост — так как это была первая в России публичная скульптура обнаженной женщины. Соответственно, нашлись и вандалы, и просто любопытные с шаловливыми ручками. Пост оказался весьма не лишним.

Чем глубже влезаю в планы постройки города — тем страшнее. Велика эта ответственность — взять на себя наглость огранить новый алмаз, не будучи ювелиром. Хоть и спихиваю с себя ответственность на специалистов, но отвечать то все равно мне. Перед самим собой.

Постараюсь не запороть «Лебединую песню» мастеров. Ведь она и моя песня. Лишь бы дали ее допеть. Или хотя бы начать.

Но с этими итальянцами мне и врагов не надо. Они пережигают мои нервные клетки быстрее, чем это даже у Петра получалось. Теперь мне становиться понятно назначение слова дуэнья. Хоть оно и испанское, но итальянцам нянька будет весьма не лишней — «туда руки не суй, сюда не ходи, снег башка попадет». А еще из меня повадились делать судью. Совсем озверели. Чтоб судить, надо разбираться в вопросе не хуже их. Впрочем, результаты моего судейства их не особо то и интересовали — просто в мою фигуру было удобно тыкать пальцем, забивая гвозди в гроб своих оппонентов.

Но некоторые бонусы из такого положения вещей вынес. Например, когда споры банкиров расслоились на несколько течений, из которых можно было выделить два основных — банкиры помоложе предлагали строить банковскую систему с нуля и на внутренних ресурсах, а те, что постарше предлагали завязывать ее с существующими системами, опираясь на свои связи — влез в споры со своим предложением. Игнорировал удивленные взгляды финансистов, живо напомнившие мне анекдот — «… оно еще и разговаривает!..». И рекомендовал реализовать оба варианта. А что тут удивительного? … Ну да, есть у меня и еще один зарождающийся банк — Ганзейский. Там у меня считай не то, что контрольный пакет, а мои деньги в основном и вложены. Вот на нем мы проведем политику развития по связям, а на Русском банке попробуем развитие с нуля. Более того, оба банка будут представлены на территории России, Ганзейский, правда, пока менее плотно, но это дело времени — ганзейские фактории расширяются довольно активно, судя по прошлогодним отчетам Федора. Вот и флаг в руки.

Думаете, решил спор? Как бы не так. Только масла в огонь подлил. Особенно после моего финансового стриптиза, когда довольно подробно изложил суммы из блокнотика, куда и сколько вложено и где, по моему мнению, меня надули. После чего тихо ушел с этой вакханалии. Надеюсь, в порыве энтузиазма они не поубивают друг друга.

Пожалуй, индикатором, что все идет как надо — стали письма. Большинство мастеров уже к концу ноября гонялись за мной и пытались убедить, что им срочно надо отправить письма на родину, и даже не на родину, а друзьям и единомышленникам в иные границы, с ключевой фразой — «свистать всех наверх». Живо вспомнился мультфильм моего детства — «… эй, птичка, летим со мной, там много вкусного …». Намекнул Боцману, что летом у него может быть наплыв специалистов. И не надо делать круглые глаза … да, итальянцев … а чтоб не разнесли — строй дома из камня … а деньги тряси вон с тех спорщиков, они финансами заведовать взялись, вот и поинтересуйся у них, где прибыли. Стой! Ну не прямо сейчас же, право. Хоть годик им надо дать на раскачку, имей совесть…

Кроме работы с приезжими специалистами Боцман подсунул мне еще и круг своих старейшин. Старейшины были не совсем его, а скорее казацкие — но в компании Боцмана прижились, или он в их компании — не суть важно. Главное, что завел себе Боцман Думу, и озадачил их думами меня. Вот делать мне было нечего, как Донским рупором при государе стать. Даже представляю, куда мне этот рупор засунут. Впрочем, поработать почтальоном на благое дело согласился. Вопросы действительно были сложные и политические. Не все гладко было в казачестве, и не всем нашим порубежным друзьям нравилась русская экспансия.

Взамен, озадачил старейшин своими задумками. Скоро большая часть корпуса морской пехоты оставит казармы под Воронежем, и не уверен, что корпус скоро в них вернется. Потребно отроков собирать на воинскую службу, благо, есть указ государя, по которому можно только на пять лет в солдаты идти. А служба в новом корпусе это не только постижение новоманерного строя и оружия, но еще и нововведенного государем письма гражданского, счета, да много чего. Казаков не переманиваю, не подумайте дурного, но думаю, много отроков найдется, восхотящих и эту службу государю испробовать. А если с ними еще и несколько опытных казаков придет, чтоб ухватки казацкие передать, да за молодью присмотреть — таким мой низкий поклон будет и жалование достойное. Словом, думайте старейшины, как это дело повернуть, чтоб лучше всего вышло. Да помните, что коль начнут шалить наши порубежные друзья, так самым надежным заступником именно этот корпус и станет. А коли много в нем сынов станиц казачьих будет, на этот корпус сможете положиться как на самих себя. Решайте. До лета время есть.

О многом еще говорили. Холода загнали людей в дома. Дома покрылись первыми снегами. Мужики по утру рубили полыньи для хозяйственных нужд, и с каждым днем лед становился все основательнее. Приходила пора продолжить путешествие к Москве.

Уже с первого дня подготовки к отъезду, после объявления даты отхода каравана, стало понятно — этот санный поезд меня доконает. Вот что мне мешало набирать специалистов в Дании? Спокойные и уравновешенные в своем большинстве люди. Нет! Дернул меня черт на экзотику… Словом — сборы итальянцев это номер не для слабонервных. Раньше смеялся над мультфильмом «Ограбление по-итальянски», теперь молча соболезную.

По началу думал ограничить караван двумя десятками саней. На второй день подготовки их стало три десятка, и позывы были к увеличению еще больше, но сделал вид, что саней больше нет — а то у меня создалось впечатление, что приглянувшуюся итальянцам избу они собрались раскатать по бревнышку и забрать с собой.

Выехали в снежную круговерть, как водиться — с больной головой. На Потемкинскую артель уже насмотрелся, по дороге только остановлюсь пару раз, сравнить образец с дубликатами, и двинусь к Воронежу — путь длинный, а зима короткая. Вот, никогда бы раньше так не сказал про нашу зиму! А теперь, когда сани в день делают от силы по 30–40 километров, да и то по гладкому зимнику и при условии отсутствия заносов, выходит — 20 дней до Воронежа, скорее даже 25 дней с форс-мажором и дневками, потом еще 20 дней до Москвы, и по дороге заехать на заводы — еще пару недель. Вот вся зима и прошла.

На самом деле, сидя в санях по брови укутанным тулупом, внутри снежной карусели, когда даже спина очередного нашего водителя кобылы просматривается смутно — самое время думать о скором конце зимы. Вот и думал. Точнее, думал, что будет дальше.

Новый Год отметили немного не доехав до Воронежа. Жаль, конечно, а с другой стороны — получился прекрасный пикник в лесу, с настоящей елкой, ее даже обтрясли от снега и нарядили всяческими лоскутками, лентами и платочками. Выглядело, правда, будто капральство развесило портянки на просушку, но это не помешало всем вдоволь повеселиться, сбрасывая напряжение довольно тяжелого и холодного перехода.

Через два дня отъедались в Воронеже. Места каравану в школе было вдоволь — осенний набор вышел не таким обильным, как предыдущие. Похоже, со всей ближайшей округи юношей мы выскребли, пора присылать абитуриентов от дальних весей.

Кроме обычной школьной рутины, утверждений и согласований, меня в Воронеже ждал еще один сюрприз.

Курил спокойно после ужина на валу, медитируя на рассыхающиеся на берегу учебные пособия школы, обратил внимание на мнущегося поодаль капрала охранного полка. Вот ведь, умеют же люди делать вид, что им неудобно подойти, да так, что хочешь, не хочешь — обратишь внимание. Наверняка этому учат на курсах капралов — уже не первый раз ко мне так подкатывают.

— Что стряслось, служивый?

— Просительница к тебе, княже, с осени дожидается

— Так прямо с осени и ждет?

Улыбаюсь, представив эту картину бессменного зимнего ожидания.

— Точно так! Ваше сиятельство.

Не понимает тут народ сарказма.

— Тогда веди свою просительницу.

Собственно говоря, вести ее особо и не надо было, дородная тетка явно не просто так поблизости мялась. Непонятно только, чего сама не подошла.

А вот дело у тетки было интересное. Не принимают ее кровинушку в школу, говорят, мал еще. А у нее мужик утоп, да на руках трое «кровинушек» осталось — хоть в петлю лезь. Ну и дальше, как обычно, пособи батюшка и век благодарна.

Задумался. А ведь это целый пласт. Сколько таких баб по Руси? А сколько младенцев мрут от голода, так как на все рты не хватает? И никакая медицина тут не поможет.

Начал в уме перебирать сметы содержания школы и корпуса. Вот почему, спрашивается, так впритирку сметы составляю? Некуда всунуться. Хотя … Прикинул по финансам коммерческое использование. Можно при школе готовить команды для купцов, будет небольшая денюжка, на нее делаю корпус юнг. А в корпусе морской пехоты делаем школу кадетов. А вообще, надо Петру протолкнуть идею при каждом полку иметь школу кадетов или юнг. Лет с девяти, чтоб царевича в пример приводить. Сколько там затрат? Пусть будет 10 % от состава полка, это около 400 рублей в год удорожания содержания каждой тысячи солдат полка. Ммммм… Предложу государю штуцера изготавливать на 40 копеек дешевле. И по орудиям надо прикинуть скидку. Сложно, конечно, будет, но попробовать можно.

Мою задумчивость тетка восприняла неправильно, ударившись в заверения, что век молить будет и тому подобное.

Прервал ее жестом.

— Приводи завтра в школу свою кровинушку, да бабам, которые как ты, без кормильца детей поднимают, скажи, что будет в школе новый стол, для юнг, которым девять годков исполнилось. Примем всех, да морскому делу научим, но после того им послужить государю на флоте должно. Срок государь сам определит. Коли согласна с этим — приводи. И благодарить меня не надо, государя благодари — все по воле его делается. Ступай.

Последнюю фразу добавил, заметив, как тетка набирает воздуха в легкие. Тихий морозный вечер не хотелось портить потоком восхвалений. Зима тишину любит.

Вечером писал приказ по школе и приказ по полку морской пехоты. Будет у нас пару рот юнг в школе и полк кадетов в корпусе. Если Петр не поведется на финансирование этих бойскаутов — разорюсь окончательно.

Потом долго сидел над готовыми приказами. Постукивал ручкой по столешнице, перекатывая ручку между пальцев. По столу плясала длинная тень, прихотливо извивающаяся под колеблющимся огнем масляной лампы. Лампа, кстати, была дрянная, точнее, масло в ней было отвратительным, и пахло соответственно.

То, что утрясу утром вопросы с начальником школы — ничуть не сомневался. Вот только вопроса это не решало. А младенцы? А как в остальных местах?

Надо дом малютки и интернаты, с военным, само собой, уклоном — иначе к Петру можно вообще не подходить.

Дом малютки повесить на социальную функцию факторий. Хотя, это более важно для городов. В селах редко когда младенца без опеки родни оставят. А в городах — запросто. Вот тут и нужны эти дома. И прием младенцев анонимным сделать, иначе их просто душить будут, как и было в истории. Помниться, даже монастыри практиковали анонимный прием младенцев — висела веревка с корзинкой у глухой стены. В корзину, инкогнито, клали младенца, дергали за веревку — наверху звякал колокольчик — инкогниты уходили. Монашки поднимали корзинку и выращивали младенца при монастыре.

Сложно будет? Видимо да. В мое время ежегодно в роддомах матери отказывались примерно от 10 тысяч младенцев. Если верить газетам. И это при наличии средств предохранения. Увеличить цифру вдвое? В десять раз? Буду считать, один отказник в год на каждые 3 тысячи жителей. Значит, для Москвы надо закладывать дом минимум на сотню жителей в год. А пока им лет 10 набежит, чтоб могли в кадеты пойти — уже тысяча проживающих наберется. Жуть. А Москва еще и подрастет… Словом, тысячи на три надо закладываться в каждом крупном городе. И сотен на пять в среднем. С селами и мелкими городками фактории справятся.

Парней пристрою на военную службу и на школы при заводах. А с девчонками как? Школа благородных девиц у нас для аристократии. Как же этот девичий питомник обозвать то? Да еще так, чтоб Петр купился. Юнги есть, кадеты есть…

Девчонки будут валькириями. Это, кстати, вовсе не значит, что они должны быть воительницами. Изначально валькирий позиционировали как дочерей славных воинов, впрочем, в скандинавской мифологии иных и не было, которые подбирают на полях сражений павших и сопровождают их в Валгаллу. Вполне себе сестры милосердия.

В чертогах бога Одина на них еще накладывали дополнительные функции по обносу пирующих хмельными медами. Функции воительниц на валькирий навесили позднее, если верить литературе. Да и то, они не сами рубились, а давали благословение Одина одной из сторон.

Что выходит? Сестры милосердия, вспомогательный обслуживающий персонал и священнослужительницы в одном лице. Меня все устраивает. Интересно, а как посмотрит Ермолай на священников женщин? Что-то, не помню такого. В женских монастырях вроде были игуменьи, а вот так, чтоб в поселковом храме и женщина службы отправляла — не помню такого. Одни попы по храмам. Толстенькие в основном.

Но это все духовное …. Где же мне столько денег то взять?

Посмотрел на часы — первый час ночи. Где там мой духовник?

Вломился в соседнюю дверь, держа лампу на отставленной руке, со словами — «Благослови, отче». Ермолай продрал глаза как бывалый солдат — еще дверь не успела полностью распахнуться. Завидую. Например, меня из пушки не разбудишь. Следующим, вполне понятным движением, в меня полетел валенок. Хороший, между прочим, кожей подшитый. Не скупятся святые отцы на благословения.

Поставил светильник на стол, отвернув отражатель, чтоб Ермолаю в глаза не било, уселся у него в ногах на кровать.

— Дело важное у меня, Ермолай. Давай расскажу кратко, а потом поговорим.

Ну и рассказал, про тетку, детей, младенцев, подкидышей, девчонок, валькирий и священнослужительниц. К концу рассказа Ермолай окончательно проснулся, и слушал внимательно, морщась исключительно к месту, то есть на деньгах и женщинах-священниках.

Далее была моя очередь слушать. Скажу сразу — моя недоработка. Вот сколько раз хохмил по поводу — «… если ничего не помогает — прочти, наконец, инструкцию» — а сам Библию так и не удосужился изучить и законспектировать. Оплошал. Поставил жирную зарубку в памяти.

Смысл был в том, что женщины считались вторым сортом. Это не брак, конечно, но для священниц не годились. Оказывается, одно время серьезно дискутировали — есть ли у них вообще душа. Мол, делали их из ребра, так что это просто довесок к мужчине, так сказать, кухонный, прачечный и родильный комбайн.

Слегка ошалел. Еще соглашусь, что в связи с ребром может наблюдаться недостаток мозга — но вот душа, точно фору мужской дать может.

Кроме сомнений в наличии души, на женщин повесили еще и кучу собак в связи с их детородной функцией. И нечистые они, и муками их наградили специально, и яблоко им припомнили, как причину разрыва с небом.

Ермолай давно закончил краткую проповедь — «почему бабой быть нельзя» — а мой ступор никак не мог найти выхода. Вот ведь … копни глазурь, а под ней такое …

— Ермолай… ты сам то во все это веруешь?

Ну да, нашел что спросить. Нарвался на очередное — «не богохульствуй» — и лекцию о вере вдогонку. Тупик.

— Подумай, Ермолай, может, и не по канону скажу — но ты душой подумай. Может господь создать негодное творение? … А коли так, значит женщина люба ему не меньше чем иные его чада… Не перебивай!.. Сказал Он, плодиться и размножаться, коли верно помню и Сам определил как именно. Женщины ни шагу в сторону от воли Его не сделали. Так за что их так? Какие грехи у матери, что в любви и венчании детей растит?

Наверное, хорошо, что ко мне духовника приставили — этот меня знает как облупленного, и то пятнами пошел. Или это свет так пляшет? Отвратительное в лампе масло, все же. Завтра будет «большая стирка».

За этими мыслями пропустил большую часть отповеди. И мысли у меня вовсе не еретические, а вполне обычные, атеистические. Впрочем, ввязываться в теологический спор со священником, сидящем на догматах отточенных тысячелетиями — дохлый номер.

Ладно. План «Б».

— Вот скажи мне, Ермолай, одобряет ли церковь лекарок в войсках? … Тогда ответь мне дальше — коли воин, на поле дух испускает, а лекарка уже сделать ничего не может, как быть? … Дааа?! Ты под Нарвой поле тел видел? И как ко всем один полковой священник успеет? Что ж мы слова последнего умирающего лишаем-то! Подумай о том. Лекарка хорошая, ведь не только тело, но и душу поддержать должна. Сам ведаешь, коли душа в теле жить не захочет — никакими травами ее не удержать будет. Значит, лекарки должны и о душе заботиться, пока раненного выхаживают.

Дальше было уже не интересно. Торговались. В процессе торгов всплыли и интересные моменты — были диаконнессы в древние времена при церкви. Даже рукоположенные были. Не все так однозначно оказывается.

После этого намека торг разгорелся с новой силой. Хитрый все же этот святой отец. Разбрасывает приманки, когда жертва начинает терять интерес, а потом ловит. Надо будет поинтересоваться о его детстве. У него папа рыбаком не был?

Утром, не выспался опять от радостных криков молодежи. Поймал себя на том, что себя уже молодежью не считаю. Быстро тут состарился.

Так с тяжелой головой и пошел мылить головы и раздавать приказы. Встретил бодрого и румяного с мороза Ермолая — вот ведь … ничто его не берет. Надо будет почаще с ним полуночничать.

С инспекцией школы управились за три дня, плюс день на раскачку. Обсудили перевод школы на газогенераторы. Попробуем. Может и невелик прибыток получиться, столовая на газу да обогрев казарм — но по зернышку, по зернышку, глядишь, и на юнг хватит. Электрическое освещение будет вторым этапом. Заодно машинный цех в школе создадим, и появиться четвертый факультет — механики. А они мне уже скоро нужны будут.

От школы до казарм корпуса — рукой подать. Более того, уже на второй день пребывания в Воронеже из корпуса потоком пошли гонцы. Ну, ничего сами сделать не могут!

Казармы корпуса впечатляли. Казармы — это слабо сказано, вокруг бывших эллингов разбился огромный военный лагерь. Когда его видел по частям — не создавалось впечатления демонстрации, а вот теперь — типичный Первомай на Красной площади моего времени. Многочисленные дымы, постоянный гул, смешанный с позвякиваниями, стуком молотов походных кузниц, ржанием коней и дудками. Опять дудки! Что у военных за пристрастия к духовым инструментам?

Штаб корпуса расположился в бывшем рабочем поселке, занимая несоразмерно большое здание. Это мне так казалось, пока не начали собираться офицеры. Все же плохо у меня с представлениями о численности. Вроде, 30 тысяч это немного. Если построить всех строем, то будет прямоугольник 100 на 300 человек, с размерами, грубо, 60 на 180 метров. Это если их плотно поставить. А когда они разбредаются по лагерю … выходит, будь здоров. Кстати, и со здоровьем было не очень. Полевых кухонь на всех еще не хватало, кухни верфи на такую толпу рассчитаны небыли, медиков мало, даже с учетом братской помощи школы. Обмундирование пошили еще не всем, мясо по округе подъедали, а от Московского штаба поступало только кормовое содержание деньгами.

Пригласил на совещание одного из молодых финансистов-итальянцев. Он на совещаниях раньше кричал, что все знает — флаг ему в руки. А то еще в школе эти итальянцы меня достали. Теперь пусть разбирается — и посажу его в штабе флота на финансовые потоки — все одно он, как мне кажется, из обоймы банкиров выпал. Вообще, итальянский мирок постепенно приобретал очертания — народ объединялся в группки по поставленным задачам, оставляя за бортом некоторые хвостики, которые по тем или иным причинам в группах не прижились. Теперь мне еще одна головная боль — пристраивать особо самостоятельных. Вот за что мне все это?

Тая пропадала со своими медичками, которых приписали к корпусу еще на марше. Чувствую, завтра уйдет в рекрутский рейд, соответственно, растряся казну. Вообще, после покушения она стала тихая и печальная, зря она все так близко к сердцу принимает. Так и хочется вспомнить Карлсона — «… пустяки, дело житейское». В конце концов — мы, вроде как, военные люди, и мы на войне. То, что воевать приходиться на несколько фронтов, в том числе и со своими — так кто сказал, что будет легко?

Вейде порадовал. Устроил парад и маневры силами одного полка. Интересно. Больше всего интересовала работа полковой артиллерии и телеги капральств. Переждал, пока мне пускали пыль, скорее снег, в глаза, и занялся делом.

Облазил полевое орудие. Плохо. Будет еще одна большая стирка на заводе. Мало того, что щиток хлипкий, так еще и руки к железу примерзают. Что? Деревянных накладок было не догадаться сделать? Механизм откатника открыт, смазка на морозе стала никакая. Это мы еще стрелять не начали! А ведь начну сейчас.

Перешел к боевой двуколке, это уже ротный уровень. Они так и шли строем — капральство, за ним телега капральства, потом еще три такие группки, затем ротная кухня и боевая двуколка с картечницей. 10 лошадей на роту, четыре телеги, кухня и легкая артиллерия. Все, как и задумывалось. Вот только исполнение …

Покрутил картечницу на опорном шесте. Заглянул в зарядные ящики. Три барабана? Мдя. Крохоборы. В остальном — ничего нового, все тот же механизм Дара, только удлинили ствол. Попробуем.

Перешел к телегам. Вроде все и по задумке, колеса, брезентовый верх на дугах. Внутри поперечные рундуки под снаряжение и припасы. Вот только схема двуколки для тяжелой телеги явно не удалась. Солдаты, видно невооруженным глазом, опасаются всем капральством лезть в телегу. Перевешивает она, как качели. Похоже, за лошадей опасаются. Сел на рундук. Задумался. Потом вскочил, проверил, что в рундуках. Как и предположил — фиг с маслом. Загружать по-походному мое творение явно опасаются.

Стоит заметить, что все мои осмотры сопровождала стайка офицеров. Мне бодро рассказывали, как все замечательно, а по поводу техники еще и пояснения давали, как все работает. Мне! Пояснения! Приятно конечно. Жаль только, что так бравурно у них все.

Обтирая руки ветошью, после ковыряния в ступицах колес, обратился к Вейде.

— Ладно, Адам Адамович. Давайте на стрельбы посмотрим. Покажите, чему орлы ваши обучились.

Пришлось лезть на лошадь. Зато быстрее всех домчали до излучины, где и назначены были стрельбы. Даже мишени расставили на грубо связанных треногах.

Было время засечь скорость изготовления полковых пушек к стрельбе.

Долго. Очень долго. Для начала, четверка лошадей нехотя вытащила на поле орудие, затем расчет, не торопясь, начал распрягать лошадей. Потом они скинули сошки с зарядного ящика и начали вручную ворочать орудие на позицию. Дальше моя психика не вынесла — повернулся к полковнику-артиллеристу, из «старой гвардии» Вейде.

— И как это понимать, полковник?

В ответ детски-обиженный взгляд и дурацкий ответ.

Как же так? На лошадях же такие красивые попоны, артиллеристы все делают, чуть ли не строевым шагом, а начальству еще и не нравиться …

Похоже, наш караван задержится тут надолго.

Велел кликнуть пушкарей. Собрал всех, вместе с полковником, в кружок. Предложил им представить, что вот тут и там наш полк выходит из лесу а вооон там, у излучины, уже стоит противник. Трубят трубы, бьют барабаны, и шеренги шведов, ну пусть будут шведы, уже пошли навстречу лихорадочно перестраивающимся колоннам полка. А артиллерия шла сзади, и из леса выкатиться, когда до противника будет рукой подать. И что? Так и будем танцевать строевые па? Если воображения не хватает всю эту картину представить — могу завтра назначить ученья, где все это вживую увидите. А по полкам передам, что ученья проводим потому, как артиллеристы представить в уме картину не могут…. Можете? Ну, тогда сами понимать должны — сомнут вас, и это бы еще ладно, дуракам туда и дорога, но вы ни разу пальнуть не сдюжите и полк свой подведете — вот что страшно. Как надо? … Вот это и будем тренировать. Общая мысль — упряжкой выходите на позицию, упряжкой же и орудие разворачиваете. Никакого распрягания лошадей, вон тот стопор выдергиваете и возница лошадей в упряжи отгоняет за линию поражения, или просто подальше. Расчет тем временем разводит сошники и доворачивает орудие. Заряжающие чтоб уже с картузами наизготовку стояли! Давайте еще раз. Запрягайте, заезжайте в лес и покажите, как меня поняли.

Поняли раза с четвертого. Полковнику велел всех артиллеристов гонять именно по такой схеме. Проверю.

Только через часа полтора дело до стрельб дошло. Замерз как собака. Одним пушкарям хорошо, от них пар шел. Ну, еще может моей меланхоличной кобыле.

У опушки уже давно костерки разложили. Офицеры, и отобранные на стрельбы части, с комфортом представление смотрят. Бездельники.

Стреляли плохо. Мои флотские пушкари на волнении и то лучше стреляют. Как говорил мой знакомый — все плохо.

Закурил. Пошел к костру, ведя в поводу свое пыточное приспособление.

— Что же, Адам Адамович, выходит? Заводы наши дни и ночи напролет работают, сил не жалея. Государь из казны все что можно на ваше снаряжение изыскивает, другие дела забросив. Хлеб в голодный год на корпус собрали. И чем солдаты это доверие оправдали? Чем, вас спрашиваю?!

Голос сам собой набирал громкость. Пришлось даже одернуть себя — негоже при подчиненных.

— Извольте, генерал, пройти со мной.

Отвел Вейде в сторонку и отвел душу. За все. За накопившуюся усталость, за вечное безденежье, за упертость ….

Назначил на вечер штабные ученья, потом взгромоздился на пыточное устройство и отбыл к выделенному мне домику. Не готов корпус к войне! Плохо то все как.

Вечером в штабе опять было тесно. Играли в солдатиков. На удивление хорошо играли — похоже, мои полковники-протеже тут привили это развлечение. Что ж, тогда поиграем посерьезнее — все то же самое, но под хронометраж. Сколько времени строй будет перестраиваться? С какой скоростью идти? Как быстро развернем орудия к бою? Вооо! Засуетились. Это вам не чисто тактические задачи.

Ночь думал над телегами. Похоже, надо сделать седельный тягач на гужевом ходу. Двуколку «передок», на седло которой ставить «форштевень» телеги. В полевых условиях можно будет сбрасывать телеги с «седел» на упоры и будет у роты еще четыре двуколки для оперативной поддержки на поле боя.

В новом варианте ограничивается угол поворота этой седельной сцепки, но вариантов особых и не было больше, если, конечно, не пересматривать всю концепцию.

Весь день провел опять на стрельбище. Вечером с Вейде ковыряли бумаги корпуса. Подсунул ему приказ о создании кадетского полка. Проинформировал про договоренности с казаками.

Ночером шаманил над доработками деталей орудий. Скажем так, первый блин — он первый и есть.

Утром ездили ко второму кусту казарм корпуса.

Вечером с офицерами.

Неделя. Неделя круговерти, как один день. Даже не спросил, где Тая.

Устроил полноценные ученья четырьмя полками. Именно столько в корпусе было полностью оснащено. Пятый был укомплектован частично, а остальные — это просто слезы. Зато драгуны укомплектованы были на 80 %. Радовало. Но не сильно. Уж больно прямолинейная у них была тактика.

С учений возвращался похожим на изюм. Все плохо. Надо повторить.

Повторили через день. День проверял знания личного состава. Мдя. Обучить тысячу, и 30 тысяч — это две большие разницы. А тут еще Вейде, со своими правками к Уставам.

Когда же это все кончиться? Хочу в Москву, к бретерам и отравителям — они хотя бы мозг не полощут.

Из расположения полка отбыли только 23-его января уже 1702 года. Как время летит.

Всю дорогу до Липок пытался разобраться в своих чувствах. Готов ли корпус сцепиться со шведами? Однозначное нет, не получалось. Первая встреча явно будет в нашу пользу. А вот дальше …. С другой стороны, и корпус боевого опыта наберется.

Так и прибыл на завод, терзаемый сомненьями.

Липкинцы, видимо давно получили весточку, что к ним едет конец света, только что разложивший на пот и сопли 30 тысяч человек, и встречали свою судьбу ровными шеренгами, чистыми цехами … сам знаю, что так не бывает … и настоящими, радостными улыбками.

Не стал затягивать удовольствие. Мы и так опаздывали безбожно. Где тут обещанный мне паротяг?

… Уже почти в темноте, вылезая из очередного сугроба — был искренне и кристально счастлив. Здорово то как! Плевать, что блин вышел, как ему и положено. Хотя, давно у меня такого веселья не было. Прекрасный аттракцион получился. Главное не это. Главное, что у паротяга появился свой Кулибин. Боже мой, радость то какая, поговорить с понимающим человеком. Да, знаний у парня маловато, но схватывает все на ходу и шестеренки в мозгу смазаны серым веществом в достатке.

Собственно, как обычно, помог случай. Мастера, получив заказ на паротяг спихивали его друг другу, пока заказ не нашел подмастерья, которому действительно это стало интересно. Мастера хором заявили, что помогут ему, всем, чем смогут — и умыли руки.

Можно считать тот шедевр, на котором мы днем кувыркались, его дипломной работой на звание мастера. Хотя нет, сделает мне модифицированный паротяг — будет ему мастер.

Нет, ну какая соображалка у парня! Надо же, додумался соединить педаль газа и клапан в котле. Автомат газа вышел, поддерживающий в котле почти постоянное давление. И грунтозацепы на колесах. Забыл про них, если честно, в основном проекте. А, судя по дополнительным щитам от снега вокруг котла — он уже в сугробы вокруг завода на паротяге не раз заваливался. Смелый. Наш человек, словом.

Вечером уединился с кулибиным в заводоуправлении. Обложились старыми эскизами и его рабочими набросками.

Все будет не так. Делаем двуколку шириной с нашу грузовую телегу. Двигатели, как обычно, на колеса, котел ставим поперек, рабочее место кочегара сбоку от водителя, так сказать, второй пилот. Выходит такая, компактная двуколка. К ней, на сцепке по типу воротных петель цепляем вторую двуколку с кунгом под топливо и седлом тягача, которое разрабатываем для нового варианта телег. Обсудили детали. В принципе, ничего не меняем в деталировке, но меняем все принципиально в компоновке. Жаль, на новом паротяге уже не прокачусь — некогда ждать.

Второй и третий день разбирался с рутиной. А глаз все косил в сторону механических мастерских.

Генератор для завода привезли, и даже запустили, повесив в цехах несколько десятков наших синюшных ламп. Но зимой пережгли обмотки коротышом, несмотря на плавкие предохранители. Собственно, все как обычно — горят предохранители — надо жучка поставить. А проверить проводку — это уже выше разумения. Поубивал бы. Теперь снова кукуют при светильниках и ждут ремкомплект со специалистами из Вавчуга. Если и в Туле такая беда — буду наказывать рублем. Про рубль пояснил мастерам. Добавил сколько именно стоит генератор, и с кого будет спрос. Пусть походят в прострации.

В остальном, завод, входил в рабочую колею. Дополнения к орудийным лафетам восприняли спокойно, дооснастить телеги корпуса двуколками с седлами обещали за весну и начало лета. Меня это даже удивило. Оказалось, у них колес больше, чем они успевают делать изделий. Основные оси телег сдвинем немного назад, благо к телегам оси крепятся на стремянках и их можно сдвинуть даже в полевых условиях.

Занимались пару дней зачисткой выползших огрехов. Задержался еще на один день, так как мне обещали продемонстрировать переделанную телегу. Собственно, все запчасти на заводе имелись, только и надо было изготовить пирамиду водила и ответную часть к стандартной двуколке.

За день не справились, но этого даже не заметил, общаясь с кулибиным. Вот через день — проверил на ходу гужевую шаланду. Неплохо. Особенно, когда прицеп пустой. По снегу идет хорошо, никаких лыж не надо. Подумал, и решил дальше ехать на ней. Обкатывать. Подкупила возможность передвигаться с комфортом, в домике, с печкой. Курорт просто. Перегрузились с наших двух саней, попробовали. По зимнику пройдем, а вот в глубокий снег лучше не забираться.

Пожелал заводчанам творческих успехов и рискнул обкатывать сцепку в сторону Тулы. Благо, тут не очень далеко, а там, если что, пересядем на сани.

Про итальянцев не упоминаю. Дело в том, что они меня в корпусе достали окончательно и были отправлены прямиком в Москву, в сопровождении капральства пехоты. Видеть их больше не могу! Итальянцев, конечно — свою пехоту еще пока терпеть в состоянии, хоть они и бездельники.

В Туле было совсем скучно. Тут вообще никаких нововведений — сплошной поток и конвейер. Все для армии и победы. Задержался на пару дней, посидели с мастерами над планами производств, да и то они постоянно косились на свои цеха. Государев заказ по-прежнему висел над заводом дамокловым мечом. Свет в цехах сделали, и жучками не баловались. Образцовые исполнители.

Шаланда выдержала переход без нареканий, хоть в нескольких местах ее ширина и мешала нам жить. Решил рвануть на ней до Москвы. Места тут пошли обжитые — если что — выкрутимся.

В целом, зима прошла под скрип снега под полозьями. Со своими маленькими радостями и неудачами. С яркой, как фонарь, луной в морозном небе. Редким солнцем и частым снегом. Все как всегда — а еще год, считай, минул. Призрачно все, в этом мире …

Москва встретила оттепелью, грязью на дорогах и, как всегда, хмуро. Зато, оценил проходимость шаланды и узость улочек столицы. Проходимость хорошая, улочки отвратительные.

В узкие проулки мы и не лезли, там, мало того, что застрянем, так еще и по шее получить можно. Большинство улиц для шаланды можно считать условно проходимыми. С санями мы умудрялись разъезжаться, а вот со встречной аналогичной шаландой в некоторых местах могут быть проблемы. Но, в конце концов! Если не будет проблем, что мы будем героически преодолевать?

Зато разговоров по Москве завтра будут полные кубышки. Мне можно даже не представляться государю. Он сам догадается, что за лягух в коробчонке приехал. Хотя, протокол блюсти, конечно, надо, будь он неладен.

Остановились у Федора. Он даже был рад. Сложно теперь однозначно о наших отношениях говорить. Яда в чай он мне не подсыплет, а в остальном — разберемся со временем.

На следующий день посетил Ромодановского, доложился. Так и так, бяки князя обижают. Не впечатлил. Да и бог с ним. Потом до Кремля скатался. Государь изволил быть в Преображенском, так что — ждите ответа.

Остаток дня провел в типографии. Наверное, устал писать технические инструкции и уставы. Захотелось чего-то для души.

Сидели в закутке у Василия, пили чай с рогаликами. К слову, первыми булочку в форме полумесяца выпекли в Вене, два десятка лет назад, как символ победы над османами. Петру эти рогалики понравились, так понимаю не вкусом, а подоплекой. Теперь рогалики стали модны и в Москве.

С Василием говорили о сказках. Более того, задумка была сделать большой сборник сказок народов мира. Ну, не всего мира, но иностранцев у нас полно — потрясем их про детские воспоминания, глядишь, натрясем на книжечку. Под это дело напишу своими словами те сказки, что припомню, скажу, по миру собирал.

А смысл? Он простой. Всегда лучше поймешь инородца, когда знаешь, что ему в детстве мама читала. Нашему подрастающему поколению, надеюсь, окна рубить будет не надо — им бы больше понимание подошло. Вот и начнем со сказок. Про снежную королеву и девочку Герду, про Симбада-морехода, про Красную Шапочку и Маугли. Буратино, куда же без него, жаль только, первоисточник не читал. Припомню и фильмы, что смотрел в свое время — от Щелкунчика, до Стойкого Оловянного Солдатика. Да много чего припомню. Может и не на одну книжку хватит. И перед каждой сказкой краткое вступление, в какой стране родилась сказка, и что это за страна. Буквально пару-тройку строк.

Пили чай. А за тонкой перегородкой мерно стучали станки, переделывающие мир. Завораживало. Надо переходить на рулонную печать. Но некогда заняться этим.

Кто сказал, что война — дело настоящих мужчин? Дам в глаз любому, кто усомниться в наличии у меня подобных качеств. Даже государя приложу, правда, мысленно — но потом найду способ отыграться. Тем не менее, совершенно не хочу этой войны. Она вроде, как и не началась еще, а уже все нервы вымотала и нутро вытянула. Сколько полезного мог бы успеть уже сделать!

А с другой стороны. Как не по скотски это звучит — но без войны ничего бы вообще сделать не смог. Даже не представляю, как в ленивое мирное время можно было бы так проломить экономику. Только на переломе перед войной такое и возможно.

Но война уже свое дело сделала, взломала лед. Теперь она будет только проедать ресурсы.

Ладно. Не мне конечно решать, но пару ударов кувалдой, с обратной стороны двери, которую вскрывает Петр сделать можно. Незаметненько так, а то не приведи Высший разум — государь осерчает. Кому приятно штурмовать крепость и обнаружить внутри свои войска с хлебом солью? Нет, войска надо будет перед штурмом из крепости незаметно вывести.

Впрочем, рано об этом.

Государь изволил принять меня в Кремле после обеда. Опять буду под перекрестным огнем доброжелателей стоять. Собственно, задача как обычно, получить аудиенцию — при народе Петр только ругает и хвалит. Последнее — редко. Деловые вопросы он решает за столом в кабинете и при наличии бумаг — уж за столько лет до меня простые истины дошли.

Началось все не очень гладко. С вопроса Петра

— Дошло до нас, от людей верных, что староверов ты, князь, к себе приблизил. Так ли это?

А где здравицы? Опять же, о погоде? Да и не спрашивал никогда при найме о религии — откуда мне знать, может, и староверов набрал.

— Здрав будь, государь, Петр Алексеевич. Коль верные люди тебе донесли, то так оно и есть, наверное. Сам знать об этом не знаю, не выспрашивал работников своих о том. У меня ведь и католики наняты, и мусульмане попадаются. И все они работают для Руси нашей, матушки, и для тебя, государя нашего, не щадя живота своего, не отлынивая, да справно службу неся.

Петр еще посверлил меня взглядом, оглядел шушукающийся бомонд, усмехнулся.

— Коли так, пойдем, подробно поведаешь.

При этом смотрел не на меня, а на пухлую и габаритную папку у меня подмышкой. И сдались ему эти староверы? Ладно, главное без нервотрепки на деловую беседу проскочил.

Правда, от староверов Петр не отстал и в кабинете. Пояснил ему еще раз, что действительно не спрашиваю пристрастий работников. Для меня главное, что дело человек хорошо делает. Под эту беседу сделал круглые глаза и попросил Петра на меня не серчать, а объяснить мне, тупому в этом деле — почему и католики и мусульмане и еще не пойми кто нам любы, коли они дело делают споро и верно — вон, и в армии они у нас, и на флоте, и при дворе — а староверы, хоть они дело не хуже делают и не меньше пользы несут — враги. Переждал вспышку монаршего неодобрения, с хватанием за шпагу — специально папку на коленях держал, положив на нее подбородок — да, габаритная вышла папочка — Петр точно сквозь чертежи насаживать меня на вертел не будет, у него пунктик на инженерной документации. Потом зашел с другого боку. Церковь у нас одна, никто уже с этим не спорит. Этих староверов раз-два и обчелся. Спокойно наши церковники относятся к иным храмам, даже к мечетям. Так отчего не отнестись так и к староверам — это уже не наша, а чужая религия. Но она есть, как отдельная ветвь, как католики, как мусульмане. Пусть живут, коль верны земле нашей будут. Может кого и перекрестим со временем, как с иностранцами нередко выходит… Переждал еще одно неудовольствие, правда, уже более задумчивое. Добавил, что Всевышний сам покарает отступников, не стоит нам кровь на себя брать, лучше использовать все, что есть под рукой в нашей земной юдоли. Нужны нам грамотные люди. И много. Край как нужны!

Нарвался на резкую отповедь, что не мое дело про Бога рассуждать, и тому подобное. Но вопрос о староверах больше не поднимался. Добрый знак. Надо будет попозже прошерстить мастеров, кто у меня там застароверился, и подробно с ним поговорить. Что могут предложить своей стране они, что хотят получить взамен. По скромному варианту. Потом можно будет попробовать пошуровать рогатиной в медвежьей берлоге еще разок.

Говорили с Петром про наемников.

Судя по всему, вопрос был уже решен, похоже, даже ответ отослан. По крайней мере, бумаги Петр просматривал без интереса. Спросил только, готов ли у меня южный флот. Отчитался ему о проведенной рекогносцировке, и про крепость, и про перевооружение, и про режим дежурства по Черному и Средиземному морям оставшимися кораблями. Словом, нарисовал радужную картину. Государь даже оживился, и, как кот, зашевелил усами, будто пробовал на вкус расписываемые мной картинки.

Поговорили о возможных баталиях наемников. Покивал с восхищенным видом на план, который Петр набрасывал на обратной стороне какого-то документа. Да-да, именно так мы и сделаем, растянем жалкие 20 кораблей цепочкой поперек Гибралтара. Гениально. А вот под пушки крепости заманивать — этот план уже с Крюйсом обсудили, все верно, государь, так и сделаем!

Пока у Петр приподнятое настроение — подпихнул ему планы по юнгам, кадетам и валькириям. Сказал, что даже со священниками договорился. И вовсе не врал! Преувеличивал чуток. Священник был в единственном числе, да и то ничего особо не решающий. Хотя в последнем — сомневался все больше и больше.

Опять пел дифирамбы. Да, затраты приличные — но заграничные кадры нам много дороже обходятся. А тут мы поднимем свои кадры с нуля, вырастим их как нам надо, и не будет у тебя, Петр, более верных последователей. Любое дело им поручить можно будет…. А куда денусь? Гарантирую, конечно.

Не любит Петр деньги расходовать. Надо его срочно подбодрить. Выложил альбом эскизов.

— Вот твой новый город, государь. Как выбьешь шведов с Невы, так его и закладывать готовы будут. Уже мастеров собираю, вон, летом с Италии привез. На будущий год еще привезу. Наши мастера плечи расправляют. Будет, государь, не город, а алмаз в твоей короне. Во всей Европе не сыскать такого алмаза будет.

Петр, чуть ли не благоговейно рассматривал альбом. Перелистывал страницы, возвращался обратно, к общим планам. Мастера явно хорошо потрудились. Слова тут были лишними. Тихонько сидел на стуле.

Петр перелиснул последнюю страницу. Набил трубку, подтолкнул ко мне кисет, а сам встал к бюро с бумагами и достал оттуда главный ингридиент для письма. Разлили.

— За город

Провозгласил Петр.

— За Петербург.

Внес свое уточнение. Петр покатал усами слово.

— За Петербург.

Выпили. Окутались клубами дыма. По новой начали просматривать альбом. На этот раз с моими комментариями.

Все, государь запал. Даже смету затребовал, и что странно, не испортил себе настроения кругленькими цифрами.

— Этим летом и начнем

Спокойным голосом, не отрываясь от альбома, заявил Петр.

Чуть трубкой не подавился. Государь поднял на меня насмешливый взгляд, любуясь, как давлюсь дымом.

— Али не готов город свой строить?

— Твой город, государь. Нам там только жить.

— Верно речешь. Что у тебя еще?

Если честно, все из головы вылетело. Что там еще было? Ах да!

— Государь, трудности у меня с кадрами.

Петр только хмыкнул.

— Офицеры, чин имеют, а знаниями подтвердить его не могут. И заменить их некем, так как остальные не лучше.

— И что мыслишь?

— Надобно закрепить экзамен ежегодный, и по знаниям, и по силе и по сноровке — а то, что это за генерал выходит, который только кряхтеть может, и ему пара слуг в горку подняться помогают. Распишем артикулы, чтоб каждому чину — знания соответствовали да набор ухваток, которые офицер продемонстрировать должен будет. А то случается и такое, что командир и доклад написать не может, и солдату продемонстрировать лично приемы с оружием не в силах. Куда это годно? А они еще и дворяне — поперек им слова не скажи. Унял бы ты, государь, эту вольницу. Коль взялись служить, так пусть служат! А коли ты еще укажешь, что молодые дворяне должны свой титул службой закрепить, и только тогда они в право войдут — совсем хорошо станет. А то видал этих молодых барчуков. Папенька за него всего достиг, а сынок только и годен, что покрикивать.

— Эк ты загнул. Роды боярские из корней Руси растут, а ты вершки им рубить вздумал?

— Государь! Не рубить! К чему тебе бездельники? У нас ведь каждый человек на вес золота. Коли будет такой указ, отцы сынам сами баловать не дадут. А уж о тех, кто ноне чины по табелю выслуживает, и подавно речи нет. Коль дослужил до звания дворянского — честь тебе и хвала. А вот сыну его, честь еще подтвердить перед тобой, государь, надобно будет.

Петр хмыкнул еще раз.

— А коли дочки народятся?

— Вот тут будет у меня еще одна просьба к тебе. Школу благородных девиц, что под рукой сестры твоей — хочу на большое дело приспособить. Бабы, они хозяйственные, копейку к копейке сцепить сумеют. Подучим их сполна, у меня и специалисты привезены итальянские — и поручим им за тратами из казны следить. Ревизии проводить. А потом может и казначеями, в приказы рассадим. Будет у тебя и резерв людей, и девицы отслужить титул смогут. Будет всем единый спрос! Каждый дворянин державе послужить обязан, чтоб доказать свое дворянское достоинство! Но обязательно отслужить после того, как образование получит — а то его служба без знаний только вред нанести может.

— У тебя, небось, и опись соответственная заготовлена?

И чего такого смешного сегодня во мне есть? Может, ширинка не застегнута? Так нет у меня ширинки, штаны сбоку застегиваются. Вытащил три сшитые листка. Молча передал Петру.

— Еще чего?

— Вот, казачьи старейшины передали послания — говорят, назревает нехорошее на порубежье. Просили прислушаться к их словам.

Передал пакет Петру, он взял и отложил в сторону. К слову, мои сшитые листочки с очередной бомбочкой под дворян Петр оставил поверх альбома. Может и действительно подумает.

— Про границы мне ведомо. Что сам сказать можешь?

— Не могу государь. Мотаюсь через всю страну, даже по сторонам оглянуться не успеваю. Вот об османах сказать могу. Зреет у них недовольство, и никакие посредники султана не удержат. Султана просто не станет, а будет другой султан. На его бы месте, всех недовольных посылал отвоевывать Константинополь. А после неудачных штурмов казнил бы зачинщиков, как обещавших и не справившихся.

— Ты думаешь, что речешь?!

Ну вот, снова родной и знакомый государь, а то уж не по себе становилось.

— Петр, защита Константинополя ноне сильна как никогда, а дальше будет слабеть, люди будут уведены от стен мирной жизнью. Теперь самое время! Коли наши послы в Измире намекнут султану, что мы готовы уменьшить под стенами Константинополя численность его недоброжелателей — султан с радостью за этот выход схватиться. Трон под ним явно шатается, самое время избавиться от тех, кто может его свергнуть. А нам этот султан еще и должен останется.

Петр задумался. Интриги он явно умел лучше меня заворачивать.

— А Константинополь точно устоит?

— Коли не больше чем полусотней тысяч, да нам шепнут заранее — точно. Коли сотней, устоит, но будет много крови. Надо намекнуть султану, про ограничения. Лучше несколько раз повторить, чем один раз, но много. И еще. Такие подарки бесплатными не бывают. Можно будет и восточный берег Черного моря под свою руку взять. И султану о том говорить не надобно. Хотя, потом он может пенять зачинщикам — мол, вот что из-за вашей затеи вышло, потеряли еще земли. А коли замирились бы с Россией, было бы все по-старому…

— Гладко складываешь. Что, так во флоте уверен, что уже и на восточные берега замахиваешься?

— Прошлым летом флот Черноморский у тех берегов маневры проводил. Некому там сопротивляться. Сильные крепости в осаду возьмем, на измор, с моря и с суши. А слабые крепости нам не противник. Писал все в отчете тебе, государь.

— Ладно, подумаю над словами твоими. Ступай. Завтра к обеду будь в Преображенском, совет военный соберу.

На этот раз не спросил, чего у меня еще намечено. Значит все.

Поклонился по военному, оставил государя мыслить под характерное бульканье.

Через ближний круг пришлось буквально пробираться — все норовили меня отловить и побеседовать. Можно сказать, поставил рекорд — почти час преодолевал небольшую залу. Хорошо еще, что дальше такие любопытные не попадались — а то бы точно домой сегодня не попал. Представляю, какие завтра будут гулять слухи — уж если терять час времени на светские разговоры — так с толком.

Этой ночью спал как убитый. Не до сказок было.

А на следующий день меня убили. Почти в прямом смысле.

Как обычно, на военном совете мне достались только голые факты. По которым, армия выступает летом. Так сказать, отвлекающий маневр. Петр, с гвардией и двумя полками морской пехоты идет в обход. Про этот обход вроде даже читал в свое время. А оказывается, Петра на эту мысль натолкнул мой давнишний рассказ о Беломорском канале. Теперь он намеревается послать верных людей в начале лета торить путь от Белого моря до Онеги, а там сплавиться в Ладогу и внезапно напасть на, пока еще шведский, «Орешек». Как именно он собрался незаметно торить дорогу — вопрос сложный. Только если у шведов с разведкой совсем все плохо. Но добил он меня желанием тянуть по этой дороге корабли. С ума сошли. Вспоминая, как мы жалкие ладьи по волоку тянули — ужасаюсь только одной мыслью о фрегате на волоке, да еще таком длинном. Без рельсов точно не обойтись. А столько рельс у меня нет, и не будет в ближайшее время. Да, с Урала придут баржи с рельсами — был такой заказ. Но это капля в море. Можно конечно переставлять пройденные рельсы вперед. Но двигаться будем в час по чайной ложке — а Петр задумал «Блицкриг». Наверное перемедитировал на альбом с эскизами нового города.

Голоса в штабе слились в единый гул. Вот ведь люди! Спокойны и уверены — у них все получится. Провести семь тысяч человек через болота вместе с пушками и припасами — пожалуйста. Проволочь вслед за ними корабли — да запросто. Живой пример рыцаря без страха и упрека. А мозг рыцарю только вреден, не дай бог, будет сотрясение после удара булавой по голове.

Вышел покурить на крыльцо. Оттепель. Солнышко ярко светит и даже чуток пригревает. С сосулек капают редкие капли. Дааа … похоже, лето будет веселое.

Мысли скакали с одного на другое. Трубка опять тлела без толку. Затянулся, раздувая яркие угольки и ровняя мысли в шеренги. Значит так. Спорить с Петром — себе дороже. Зачем ему этот обход в 2 тысячи километров? Он то точно фильм про Бармалея не смотрел. От Москвы до Питера, по прямой, примерно 600 километров, а через Архангельск — тысячи 2 с гаком будет. Убедить его, что корпус, даже не весь, а 3–5 полков, сметет шведов как крошки со стола — можно, но сложно. Боевых примеров маловато. Значит, бог с ним, с обходом — пусть идут. Лето, погода хорошая, оснащение у корпуса первоклассное — нехай потопчут дороги да проверят телеги в режиме сплава по рекам. Даже полезно будет, дойдут до Вавчуга — поправим выявленные переходом недостатки. Тест-драйв.

Ползти им месяца три. Дороги просохнут к маю, значит, в июле, ближе к концу, могут быть в Архангельске. Далее самый скользкий момент. Допустим, Петр построит дорогу. Хотя и не представляю, как ему это удастся. Выглядеть это будет примерно как на новгородском волоке, то есть, грунтовка, периодически переходящая в гати из разнокалиберных стволов. Корпус пройдет точно. Даже пушки пройдут. А вот фрегат …

Сразу представил себе фрегат, продавливающий гать и оседающий в болото. Даже если рельсы проложим — нечему держать эти рельсы. Нереально. Вот шняву еще можно попробовать волочь. Но нет шнявы.

Основная задача флота — прикрыть лодочную переправу войск через Ладогу. Могут быть в Ладоге шведские корабли? Могут. И наверняка есть, но мелкие. Линкоров и фрегатов нет точно. Зачем тогда туда волочь фрегат? Только потому, что ничего мельче у меня нет. Недоработка. Хотя … да, можно попробовать! Тогда все реально, можно соглашаться с гениальной идеей Петровского штаба. Пусть тешутся.

Настроение улучшилось. Сложно ходить хмурым, когда такая благодать вокруг. Посипел погасшей трубкой, постучал ей задумчиво о брусья перил. Сколько шведов могут сидеть в крепостях? Не думаю, что больше тысячи человек. Пары полков должно хватить за глаза. В полку то у нас тысячи по 2–3 солдат, плюс еще Петр гвардию ведет — еще два полка. Знатная выходит мухобойка. А главное — никакого ополчения.

Остаются в корпусе еще три полка с удовлетворительной оснащенностью. А войну эту надо закончить быстро… Гении петровского штаба говорили про отвлекающие маневры? Будет им маневр. Особенно, если верить штабистам, что Карл после Нарвы ушел к Риге, выбив из-под нее Августа. Точнее, Август сам сбежал. После чего Карл двинулся на побережье к Либаве, надеясь на пополнение запасов. Наивный. Пусть потрошит свои крепости и занимается самоедством.

А потом его шаги еще более очевидны — будет гонять Августа, пока не зажмет его, где-либо в укромном углу. Или пока не получит сведений о наших действиях.

Но в любом случае, от Либавы до Нарвы пару месяцев ходу. А за лето Карл еще дальше уйдет …. Отвлекающий маневр говорите?

Настроение улучшилось окончательно. Видел ту Нарву…. Наши три полка, соответственно, три десятка 75мм орудий и около трех тысяч 50мм картечниц в режиме минометов из-за щитов. Даже неудобно как-то перед Петром будет за предыдущий штурм Нарвы. А параллельно с этим, выводим флот с Готланда. Фрегаты и птицы смогут подняться по Неве минимум до Иваньковских порогов. Но Ниеншанц накрываем однозначно. Линейные корабли с десантом отправляем блокировать Выборг и заодно, контролировать Финский залив на линии Выборг-Нарва. Что выходит?

Плохо выходит. Нельзя уводить от Готланда «перехватчики» — а то Карл ненароком припасы по морю получить может. Жаль. Красиво могло получиться. Петр берет Нотебург, в смысле «Орешек», у истока Невы, куда фрегатам подняться сложно — радуется, всех награждает и прославляет свой военный талант. А потом спокойно идет к устью Невы по расчищенной дорожке, экономя мне массу времени. Как говорят — и волки сыты и бараны съедены.

Задумался. Уж больно заманчиво. Попробую форсировать спуск на воду канонерок. Да, будут недоделанные и разукомплектованные. Но что делать, коль монарху вожжа под хвост попала. Перегоним канонерки на Готланд … тфу-тфу-тфу через левое плечо … а оттуда их в Неву направим. Фрегаты и птиц оставлю дежурить вдоль побережья, а двумя канонерками буду брать Ниеншанц.

Авантюра. Хотя … 16 сто миллиметровых орудий и десантные отсеки, забитые Двинским полком … Все равно авантюра. Но если использовать настрелянных Балтийским флотом утят, и загрузить их войсками, да под прикрытием пары канонерок… Откуда утята? От шведов вестимо! Не зря же наш флот в Балтике все лето промышляет. Вот только Двинского полка мало будет. Значит, к Архангельску пойдут три полка, два из них пойдут возвеличивать имя государя, а один посажу на апостолов…. Тогда к Нарве пойдут два полка, а этого уже маловато.

Куда не кинь, всюду клин! Мне бы еще годик! Прошли бы тогда по Балтии метлой — быстро и качественно. Но мы же не ищем легких путей … блин.

Под эти мысли набил вновь трубочку. Может, хоть второй раз табак сотлеть не успеет, пока крою лоскутное одеяло.

За дверями усилился шум разговоров, значит, эти штабисты сюда идут. И чего им не спорилось за столом? Не умаляя важности их споров — какие собственно части и под чьим командованием будут «шуметь» в Ингрии — хотелось бы спокойно подумать не над тем, как выиграть сражение, а как закончить эту войну. Хотя, мысли штабисты высказывали здравые — вокруг Невы свеев хватало. Генерал Шлипенбах, примерно с 8 тысячами солдат в Лифляндии, где-то в районе Дерпта и генерал Крониорт примерно с 7 тысячами солдат в Карелии. Супротив них выдвинулись князь Репин, Аникита Иваныч и Апраксин, куда же без него. На место Репина Петр хотел поставить Шереметьева, но неспокойные крымские земли задержали фельдмаршала. Хотя, Репин вроде неплохо справлялся. Всю зиму он пощипывал за бока Шлипенбаха, действуя из Пскова, а в декабре вообще умудрился дать генеральное сражение, при котором уполовинил войска свеев, потеряв около тысячи своих солдат. Петр назвал Аникиту Иваныча — «отважен без задору, но готов, если надо для великого дела, и умереть, не пятясь». В итоге, Шлипенбах был связан боями с Репиным — к Нарве дорога от Новгорода была открыта, разве что ковром не застелена.

Апраксин особыми победами похвастать не мог, но Карелия меня пока и не интересовала — связал боями Крониорта, честь ему и хвала. Больше от него не требуется.

Ситуация напоминала двух драчунов, схвативших друг друга за руки. Патовая ситуация. И тут один драчун вытаскивает из-под полы вторую пару рук, да еще со здоровыми дубинками … Нечестно? Все вопросы к Петру — это его план. От себя к плану добавляю только кувалду по затылку и коленом по … впрочем, это уже садизм. Зато потом, к месту погромов, придет Карл и можно будет быстренько перейти к торговле, что наше, а что наше условно. Нет, ну промежуточный этап между приходом Карла и торговлей будет наверняка. Но надеюсь, к этому моменту дооснастятся и подтянутся еще пять полков корпуса. Куда подтянуться? Подозреваю, к этому времени дело уже дойдет до Риги. Впрочем, пророк из меня никакой — поживем, увидим.

На широкий балкон вывалили разгоряченные спорами отцы командиры и дымящий Петр — он себя условностями про курение не ограничивал. Опять у меня табак сотлеет впустую, к гадалке не ходи.

— А ты что ж, князь, в совете отмолчался?

Петр щурился на весеннее солнышко как довольный кот.

— Генералов слушал, государь, да на ус мотал. А то долго меня не было, диспозиции не ведаю.

— И как? Намотал?

Больно хорошее настроение у Петра, наверное, утром разжаловал кого-нибудь. Еще и свита ему подпевает … Ладно, сделаю вид, что не слышал их присказок, а то опять дело до мордобоя дойдет.

— Да государь, два полка корпуса морской пехоты прибудут в Архангельск, под твою руку к июлю месяцу, раньше просто не успеют. Еще один полк прибудет к Архангельску для погрузки на корабли и пойдет на усиление острова Готланд. Еще два полка, а даст бог и три, пойдут на Новгород, и далее — «шуметь» по Ингрии. Флот поддержки для Ладоги будет готов к концу июня, коль отпустишь меня его готовить как лед с рек сойдет. А флот на Балтике подготовлю лично, прибыв туда в середине сентября вместе с полком морской пехоты, коли на то, будет твоя воля.

Пока говорил — смешки стихли, а Петр нахмурился. Похоже, опять чего-то не то ляпнул.

— Это ты так решил?

— Нет, государь, это твое решение. Это именно то, что на ус намотал, внимая вашим спорам. От себя только приложил, как волю твою имеющимися средствами лучше всего сполнить.

Петр помолчал, хмурясь, а потом его настроение резко опять качнулось к веселости, он задрал усы в довольной ухмылке и повернулся к свите, окружившей нас полукругом.

— Учитесь! Спорщики. Князя год как не было, час другой вас послушал, и готовый план выкладывает, кто, куда и сколько.

Государь повернулся обратно к моей скромной персоне

— Ну-ка, излагай подробно.

Изложил. Куда деваться. Подробно, с цифрами, и почему именно столько. Петр только кивал, видимо, про оснащение корпуса ему кто-то подробно и систематически докладывает. Учту.

Правда, про то, что нацелю отвлекающие полки под командой Вейде на Нарву, говорить не стал — мало ли, как выйдет. Их задача — отвлекать, и с ней они наверняка справятся. Все равно никто не поверит, что Нарву можно взять силами двух-трех полков. И про планы пробивать флотом «туннель» навстречу Петру говорить не стал по той же причине. Всяко может быть. Задача флота блокировать поставки? Сделаем. А коли перевыполним план слегка, так исключительно от рвения.

Петру расклад понравился, судя по его коронному «так тому и быть». Эххх. Опять меня ждет дорога дальняя и все положенные к ней причиндалы. А вечерами еще эпистолярный жанр, так как мои планы надо подробно изложить Вейде, да еще расписать, как действовать — а то он мне половину полков под Нарвой угробит. Нам на стены лезть некспеху. Пусть поработает артиллерия, а капральства, не торопясь, наступают в шахматном порядке — одно стоит в защите и поливает минами из-за щитов обороняющихся, второе несколько шагов вперед делает. Потом роли капральств меняются. Главное, чтоб защитники, а особенно пушкари, нос высунуть не могли. А ворота вынесем артиллерией.

Еще на заводы большую депешу надо — «Все бросить, и обеспечить полки тройным боекомплектом». Даже снаряды для Черноморского флота полкам отдать. Хотя … ладно, вечером еще подумаю, со штабом флота посовещаюсь. Будем кроить очередным «сестрам по серьге».

Объем проблем постепенно проявлялся перед мысленным взором. Сколько надо всякой всячины 9 тысячам человек на год войны? Одного только мяса около 500 тонн уйдет. Это стадо в тысячу говяжьих голов минимум. По три тонны овса на лошадь, а их в полку, с учетом тягловых и боевых у драгун — пять сотен. Итого на три полка 450 тонн. И то при условии, что лошади частично на подножном корму будут. Жуть. И так везде, где не копни.

Петр обсуждал с окружением, что у нас на обед, и аналогичную мелочь. Можно подумать, только у меня голова должна болеть о массе нюансов. Надо срочно вводить на военной кафедре Академии специальную, и одну из важнейших в армии дисциплин — снабжение. Может хоть тогда, будущие военачальники, подумают — во что им и стране обойдется лезть во всяческие героические квесты.

Выбил так и прогоревшую зря трубку и зашел в пустующий зал. Пока свежи мысли — лихорадочно набрасывал их на бумагу, сколько и чего надо прислать к Новгороду, сколько к Архангельску, ориентировочные графики и стоимости поставок по ценам Архангельска. Попугаю государя, пока у него хорошее настроение.

Возвращались уже поздно вечером. Голова гудела. Правда, не только от мыслей. Чем-то эти заседания штаба мне напоминают посиделки у костра моего времени. Поговорили, жахнули, обсудили еще всякую-разную ерунду, еще жахнули. И только под конец, будто опомнившись, скоренько обсудили, куда наша эскадра плывет на следующий день. Вот и с Петром так. Да на кой демон мне знать про похождения «…этого повесы…»? А про новые веянья кулинарии? Хотя, в тот момент удачно вставил про картошку — обещал осенью всех удивить массой блюд. Но это мелочь. Прямо не штаб, а клуб по интересам какой-то.

Видимо взвинченным состоянием только и могу объяснить, что отпустил возок, который тезка любезно выдал мне как средство доставки до дому, и пошел на подворье пешком, сопровождаемый только парой своих морпехов.

Дурость конечно. Ноги вязли в раскисшей дороге, так и не примороженной вечерним похолоданием, свежий воздух маскировался за запахом множества печей и следами проехавших по дороге лошадей. А район был торговый, караванов много, как и напоминаний о лошадях. Брехали собаки. Редкие светящиеся окна только добавляли темени над дорогой. Да еще и на группу несознательных горожан напоролись.

Причем, даже не сразу понял, занятый мыслями, что эти биндюжники по мою душу. Они сами о себе напомнили. Обидно, банальное «кошелек или жизнь» спросить забыли. Вот всегда знал, что в Москве народ неприветливый. А поговорить? Нельзя же так сразу «в морду».

Выручили морпехи. Честное слово, когда из-за спины, вроде не с того ни с сего ударили два Дара — даже подскочил. Яркие сполохи выстрелов выхватывали вспышками толпу людей, несущуюся к нам. А потом дорогу заволокли клубы дыма, заставляя отступать от хищно пахнущего облака, задерживая дыхание и опасаясь, что сейчас из облака выскочит куча народу. Даже испугаться, как следует, не успел. Пока лихорадочно лапал кобуру — все уже закончилось. Совсем форму потерял.

Теперь стоял ошарашенный посреди дороги, в сотне шагов от нашего подворья. И совершенно по дурацки радовался выучке морпехов. Мало того, что среагировали вовремя, хотя, еще не факт, что адекватно — так теперь перезаряжали по очереди. Один стволом поводит, а второй перезаряжает. Поймал себя еще на одной своевременной мысли — порох у Даров сгорает не полностью, сноп огня длинноват. Днем это не видно, а вот ночью стало весьма очевидно. Мысленно стукнул себя по голове — о чем только думаю!

Только теперь всплыл вопрос — «и что это было?». Хоть бы лозунг, какой, нападающие выкрикнули! А то за минуту нашей скоротечной свалки только и было слышно, что рык, с неразборчивыми криками, да хлесткие удары Даров, будто кожаными ремнями выбивают тяжелые половики.

Теперь звучал только заливистый лай собак по всей округе, просыпающийся людской гам на подворьях, стоны и богохульства с дороги, да удаляющиеся дробные шаги, сопровождаемые чавканьем и неразборчивой бранью. Погуляли вечерком, блин …. И не видно ничего. Темные тени на черной дороге.

Дожидаться пока из подворий народ подойдет? Да мало ли, какой это будет народ! У нас зарядов на всех не хватит.

Засунул в кобуру так и не пригодившийся пистолет.

— Уходим! По дороге подранка подберите, и на подворье его.

Морпехи дружно бросились вперед меня, растворяясь в темноте дороги. Хорошая у нас форма, для ночных вылазок. Поспешил за ними, вновь доставая из кобуры оружие. А то стоило выпустить из рук рукоять, и начали одолевать запоздавшие страхи. Нервишки то шалят…. Все же, с оружием в руках страхи переживаются гораздо легче.

Подходили к нашим воротам почти в то время, когда они распахнулись, и выпустили нам навстречу несколько человек дворни, окруженных световым пятном от фонаря и вооруженных только гомоном. Вот и чего они вылезли? Хотя, гомон и стук засовов на воротах слышался уже по всей улочке. Дорога расцветала пятнами света. Надо будет проверить, как идут дела в нашем московском электротехническом кумпанстве. Хотя, до уличного освещения этих районов дело еще всяко не скоро дойдет. Как же все медленно!

Оставил морпехов разбираться с пленником и дворней, поспешил показаться в доме, а то мало ли, переполох начнется. Да и у Федора надо поинтересоваться, что в таких случаях делают.

Оказалось, ничего не делают. То самое — дело житейское. Год был голодный, шакалов развелось много. Только что плененного татя в Преображенский приказ отвезти можно, да и то не обязательно. Хотя, в моем случае — все же лучше отвезти, как никак, на князя покушались. Ну, еще могут армейские на шум отреагировать. Хотя …

Вечеряли. Федор вновь приказал выставить большой фарфоровый сервиз, нашего производства. Он к нему явно неровно дышит. Сервиз получился действительно неплохой. Красочный, и ажурный. Лишний раз намекающий, что без меня производства прекрасно обходятся. Немножко грустно, но уже без надрыва. Видимо примирился, что моя дорога все дальше уходит от того, чем мне было бы действительно интересно заниматься. Все как в моей прошлой жизни.

Тая переживала молча, закармливая меня пирогами. Запихивал в себя печиво, не столько по потребности, сколько делая ей приятно. А вот Федор надрывался пустыми восклицаниями «…как же так!». Правда, мне самому было интересно. Это просто стечение обстоятельств, или совсем даже не просто? Моя паранойя пожала плечами и с фатализмом добавила, что мало фактов, и еще пара тройка покушений не помешала бы для статистики.

Сходил в теплый дровяной закуток у кухни, где задавали вопросы пленному. Сделал пару ничего не значащих выводов — ничего тать не знает, и, скорее всего, выживет — дробь только руку и плечо посекла. А может и не выживет, кто их, в преображенском приказе, знает.

Искать на дороге атамана — можно конечно. Но толку то? Даже если их и наняли — зуб даю, наниматель не представился и адреса не оставил. А начну искать среди раненных — меня совесть сгрызет, и придется оказывать медицинскую помощь. Пусть дохнут.

Сидел на дровах, размышлял о своем обострившемся цинизме. Вот ведь — проблема контрастов. Не делил раньше так резко людей на своих и чужих. А что теперь? Теперь, для меня, все уже становится круг «своих». И все меньше склонен прощать ошибки. Плохо. Как там пел Макаревич? …

Друзьям раздайте по ружью,

Ведь храбрецы средь них найдутся.

Друзьям раздайте по ружью,

И дураки переведутся.

Когда последний враг упал,

Труба победу проиграла,

Лишь в этот миг я осознал –

Как нас, друзья, осталось мало.

Выбил трубку, считай, первую спокойно выкуренную за этот день. Видимо действительно «Эра Милосердия» наступит …. Но не сегодня.

Пошел спать. В ближайшие дни будет много работы, много писанины, и много уговоров. Особенно с сестрой Петра придется повозиться. А милосердие … оно придет потом. После нас. И заклеймит это время ярлыками жестокости.

Усмехнулся, вспоминая старую байку — «Добро обязательно победит зло, поставит его на колени и безжалостно прикончит, под бурное одобрение толпы».

В наши ворота так никто и не постучал. Надо будет отвезти татя завтра Ромодановскому и поговорить с ним про несение службы. Не грех ему подсказать пару мыслей, а уж реализует он их или нет, только время скажет.

Неделя в Москве прошла в привычной беготне. Вечерами предпочитал сидеть дома и портить зрение, переводя чернила литрами. Даже несколько приглашений от бомонда игнорировал. Некогда мне веселится, а политическую обстановку неплохо в штабе донесли. Штаб флота, кстати, порадовал. Да, нареканий еще много — но все принципиальные вопросы уже нашли своих руководителей, и появилось даже некоторое стратегическое планирование. Такими темпами им и самостоятельное планирование военных кампаний скоро можно будет поручать. По крайней мере, мои наброски на летнюю кампанию они проработали на «хорошо».

Исаак не преминул меня озадачить. Дело в том, что старая истина — «кто предлагает, тот и страдает» — работает во все времена. Петру понравилась идея мелкой бронзовой монеты с отчеканенными на ней событиями. Пока утвердили четыре события — Азов, Крым, Константинополь и Скагеррак. Нарву, Петр отчего-то не стал увековечивать на монетах. Пушечную бронзу, хоть и собирались использовать для каждого события из тех пушек, которые в нем участвовали — но в итоге переплавляли пока только османские пушки. И тут в полный рост вылезла проблема штампов.

На самом деле, проблем с бронзой вылезло много. Отчеканить монету — это только вершина айсберга, сама чеканка занимает примерно 15 % всех трудозатрат. 40 % трудозатрат занимает выплавка монетного цана — металла, с определенным составом, заданной формы и толщины. Еще 45 % трудозатрат занимает выделка монетных пластин — тех самых кружочков, на которых будет отчеканена монета. Кружочки должны быть одинаковые, гладкие, отполированные, да еще, по новой моде — с гуртом, то есть с насечкой по торцу монеты. При этом за кадром остается бешеный труд граверов, изготавливающих штампы.

Все это монетный двор мог делать, но бронза, как твердый металл, вызвала у монетного двора лихорадку. Монет нужно много, штампы изнашивались быстро, изготовление монетных пластин по старой технологии — отсеканием от круглого стержня цана — задерживало все производство. Словом, денежная реформа началась, и забуксовала, выдавая слишком мало монет. Бронза — это вам не серебро и не золото.

Теперь, наш главный казначей меня откровенно шантажировал — мол, некогда ему заниматься моими вопросами. Обещал ему поставить в Москву набор станков. Будем прокатывать бронзовую полосу, и рубить из нее монетные пластины. Это значительно ускорит процесс. Еще подумаю, над травлением штампов — это ускорит процесс еще больше. Но тут надо экспериментировать, так как хорошо знаком только с технологией травления электронных плат хлорным железом. Теоретически, процессы похожие. Чтоб протравить печатную плату — на медную фольгу наносят рисунок дорожек будущей печатной платы и потом окунают заготовку в раствор хлорного железа. При этом наносить рисунок можно чем угодно — лаком, клеем, лишь бы в растворе рисунок не размылся и защитил медь. В итоге, через несколько минут вытаскиваем из раствора плату, на которой всю, не защищенную рисунком, медь сожрало хлорное железо — остается только смыть нанесенный рисунок и плата готова. По логике, с железом можно проделать аналогичную операцию. Предположительно, если медь травим хлорным железом — можно попробовать травить железо медным купоросом, а для хлорности еще и соль добавить. Больно уж жалко кислоту расходовать. А практически — надо пробовать.

Почему просто не отливать штампы? Можно, конечно. Но отливка, а потом долгая чистовая обработка твердого штампа — скорости не прибавит. Можно отливать мастер-штамп, а потом делать с него рабочие штампы путем выдавливания. Вот только для мастер-штампа металл надо брать еще тверже, а у меня такой номенклатуры пока нет. Для бронзы и так потребен штамп из максимально твердой стали. Не до жиру. Попробую травить.

Итальянцы влились меньшей частью в мои бизнес проекты, а большей частью в стены заработавшей осенью академии. Федор рассказывал — государь лично открывал это торжество. Москва потом почти неделю гуляла. Сразу представил себе, как Петр толкал речь на склоне холма перед академией, а куча рабочих с обратной стороны главного корпуса лихорадочно заканчивали кладку. Ну и ладно, главное — открыли. Дам годик устояться и займусь учебными программами — пока некогда.

В средние школы прошел новый набор. Медичек свозили добровольно принудительно, а вот в школу приказчиков даже некоторый конкурс образовался. Надо расширяться. И филиалы в других городах открывать. Но денег нет. И некогда. Надеюсь, эта война закончится быстро.

Дела закручивали и намекали минимум на пару месяцев продолжения. Тут и «Дом Малютки», и интернаты, и школьные программы — в том числе, руководители этих программ, так как Тая категорически отказывалась оставаться в Москве без меня. Непоседливые профессора, множество переведенных книг, которые нужно было вычитать и по мере сил исправить в них ляпы. Загрузка типографии новыми заказами, в том числе и сказками, которые еще собрать и написать надо. И это только кусочек дел. Штабы меня повадились потреблять до жаренного состояния в собственном соку. Письма. Визиты послов… Надо немедленно сваливать из этого гадюшника — а то не за горами и угощение особо вкусными грибочками. Если уже не попотчевали, чем ни будь долгоиграющим.

К середине марта исчерпал лимит сдержанности. Ледоход на Сухоне в конце апреля? Успеем! Даже если не успеем, бороться со стихией много проще, чем с людьми. Выезжаем. Заодно, испорчу планы супостатам — они явно ждут от меня традиционного спуска по реке. А мы пойдем на армейской телеге по льду и раскисшим дорогам! Надеюсь, она весеннее бездорожье осилит. Четверку лошадей запряжем.

Покидали Москву по утреннему туману. Вспомнилась песня «Миража»

Звезды нас ждут сегодня,

Видишь их яркий свет.

Люди проснутся завтра,

А нас уже нет.

За спиной кричали неоконченные, да даже толком и не начатые дела. Им вторили руководители, на эти дела назначенные и брошенные в самостоятельное плаванье. Хорошо, что весь этот гомон только у меня в голове слышен — случись иначе, в городе точно бы переполох случился.

Чувствовал себя предателем. Зато плечи постепенно разворачивались, сбрасывая неподъемный груз хлопот, людского влияния и давления. Вырвался. Плевать, что огромные колеса нашей телеги обросли муфтами грязи, что движемся в час по чайной ложке. Зато внутри, в домике, тепло, дорогая мне женщина смотрит одним глазом за печью, а другим штудирует очередную книгу, Ермолай с морпехом за столом углубились в теологию — даже слушать не хочу. Второй морпех кемарит у переднего брезентового полога, делая вид, что неусыпно охраняет мою персону. Пастораль. Задвинул обратно брезент полога, через который подсмотрел эту отогревающую душу картину. Хорошо то как. Вокруг Русь-матушка, укрытая снегом с редкими проталинами. Впереди вьется дорога, проложенная особо нетрезвым ямщиком. Позади люди, с которыми мне хорошо.

Так и надо делать великие дела, открытия и путешествия. Не сотворить их, сидя в кабинете посреди зависти и злобы.

Справа, на чистоту неба поднималось солнце, в деревьях перекликались птицы, мерно шлепала по грязи четверка лошадей, звякая сбруей и изредка фыркая. Приходил в согласие с самим собой. Первый шаг в Северной войне, для меня, был осознан именно теперь. Скоро из Воронежа выступят полки, покатятся вереницы телег, боевых двуколок и орудий. Скоро потянутся гирлянды телег снабжения, выскребшие до донышка склады заводов и артелей — к ним присоединятся купеческие караваны, и крестьяне будут перекликаться друг с другом, делясь новостями и слухами. Страна вставала на колеса, и начинал реять призрак лозунга «Все для победы».

Но вокруг пели птицы. Не вязалась война и весеннее солнце. И это радовало особо — все мы в чем-то страусы, радующиеся хоть временной возможностью засунуть голову в песок. Кстати, про страусов — это распространенное заблуждение. Страус приближает голову к земле, чтоб лучше слышать распространяемые по земле звуки. Примерно как индейцы прижимали ухо к земле, слушая, где добыча или погоня. Но заблуждение прижилось и вошло в поговорки.

Наслаждался спокойным днем, и предстоящим путешествием. Можно считать, у меня месячный отпуск, когда есть возможность забыть про дела, про обязанности адмирала и про все, к чему не лежит душа. А для того, к чему она лежит — у меня была припасена внушительная пачка чистой бумаги, но пока и этого не хотелось. Перенапрягся, похоже.

Никогда не думал, что буду рад примитивности транспортного сообщения. Пока до Вавчуга доберемся — душа затянет свои болячки, под целительный шум лесов. А если бы паролет меня за десяток часов до Вавчуга доставил? Прилетел бы туда злой, как собака. Может в этом корень проблем моего времени? Слишком быстро вздрюченный начальник добирается до своих подчиненных. Нет у него времени подумать. Рубим с плеча, считая правыми только себя — ведь рассмотреть иные варианты нет не времени ни желания.

Звякала сбруя. Не торопясь, проворачивались громадные колеса, отмеряя за каждый оборот более шести метров пути. Шлепала грязь, отваливаясь с ободов и днища телеги. Сидел на облучке, забыв про Москву и Швецию. Хотелось верить, что есть только здесь и сейчас. Мне простительно. Впереди еще больше месяца перехода, есть время потешить себя наивными надеждами.

Переход выдался непростой. Оценил, что 5 человек маловато, для завязшей армейской телеги. Добавил в мысленное комплектование телег — набор канатов, блоков и якорь — морпехи они у меня, в конце концов, или нет! Должны уметь и якорь завести, если деревьев поблизости нет, и кабестаном пользоваться. Да и якорь в режиме сплава по рекам лишним не будет — упустил этот момент.

Как обычно, конец похода выдался самым сложным. До этого проблемы с природой, флорой и фауной, как голодной четырехлапой, так и с бедной двуногой — решались добрым словом, пистолетом и запасом веревок. А вот к концу апреля лед перестал держать телегу, впрочем, как и земля — пришлось сделать почти недельную дневку, тщательно экономя припасы и организовывая конные разведки по всем направлениям.

Потом испытали телегу в водоизмещающем режиме, оценивая ее весьма скромные плавательные свойства. К слову, переправа на телеге с загруженной в нее четверкой лошадей — это экстрим, покруче порога шестерки для зазевавшегося экипажа. Спасала только наша малочисленность — иначе лошади просто не влезли бы. Она же и губила, проблем образовалось больше, чем рук способных их решить. Лошади не хотели стоять спокойно, понтон вышел перегруженный, и сил гребцов не хватало для маневрирования среди льдин.

Пару раз думал, что каюк — не забывая, безусловно, покрикивать, что все идет как надо, и осталось совсем чуть-чуть. «Верной дорогой идете товарищи!». Лихорадочно набрасывал наметки, что и как надо поменять в понтоне. В бутылку, что ли, запихать записки? Мало ли…. Но нет бутылки — а плывущий по реке горшок, боюсь, будет не по устоявшимся традициям.

К Вавчугу подъезжали практически волоком. Грязи на колеса намотали больше, чем ее мог себе представить даже теоретически. Подумаю над изменением конструкции колеса — более узким его делать нельзя, а вот всякие выступы обода надо убирать полностью.

Предместья Вавчуга с земли огорчали. Раньше, большей частью, подходил к городку с воды — там картинка была вполне приятная. Теперь мы волочились через вырубки и горы шлака, с которых текли темные ручейки. Уж не буду говорить, как это все пахло. Про вырубки — задам вопрос управляющему — где посадки? Где лесники, которые за этим следят? Кого надо повесить? Так мало? Давай еще …. Впрочем — увлекся. Хотя, как выяснилось — это очень даже помогает. Совесть — цыц.

Со шлаком сложнее. Без понятия, как его в мое время утилизировали. На память только щлакоблоки приходят. И как следствие — нужен цемент.

До этого момента — прекрасно обходились кирпичами на связующем растворе из глины и извести. Но мы и без картошки раньше прекрасно обходились, сидя на репе. Видимо пришло время очередных козырей.

Что такое цемент? Да все та же глина и известь. Только ее не просто надо смешать, а смешать в определенной пропорции и прокалить при температурах выплавки стекла. Проблема только в том, что подробностями не интересовался. Однако запомнилось, из книг моего времени, иное…

Для меня слово «цемент» весьма однозначно. А вот для этого времени — слово цемент подразумевает собой совсем иное. Под этим словом маскировали клей. И знаете, какой самый надежный клей для керамики и камней? В жизни бы не догадался — это растертый в каменной ступке чесночный сок. Говорят, клеит намертво. Но не проверял.

Есть еще «горячий цемент» — смесь смолы, кирпичной пыли и воска, прокипяченные в воде. Кирпичи, соединяемые этим цементом должны быть горячими, и тогда цемент соединяет их намертво.

Есть еще «холодный цемент» — смесь овечьего сыра, молока, яичного белка и извести. Цемент дорогой и секретный. Более того, рецепты его большинство каменщиков хранят как семейную тайну. Кстати, каменщиков по-французски называли масонами. Любопытно, не правда ли — каменщики, тайны, масоны …

Любопытно и другое — по-русски, все, что затвердевает при строительстве — называют «камедь» от слова камень. Этот термин сложными путями у нас заимствовали другие народы, вместе с технологиями цемента на животных и растительных белках.

Почему у нас? Русские кирпичные храмы и кремли собранные на белковой камеди известны с 15 века. А в Англии и Италии подобные постройки появились только в 16 веке. Случайность? Отнюдь. Но на Руси, было не принято кичится знаниями, и авторские свидетельства у нас не выдавали. В результате, уже после Петра, по наторенной дорожке заимствования иностранных слов — в Россию из Голландии пришло слово цемент. А если подумать, и сравнить «cement» — cо старорусским «камедь»… да еще припомнить, что русские храмы использовали эту технологию на сотню лет раньше — закрадывается подозрение, что мы заимствовали слово, которое еще раньше заимствовали у нас. И в пылу повального подражания — этого никто не заметил.

Возвращаясь к цементу — не помню состав, но поверю мастерам этого времени. Они берут на одну часть глины половину части извести. Выходит, 66 % глины и 33 % известняка. Надо поэкспериментировать вокруг этого соотношения.

Далее, если все это перемешать и просто запечь — наверняка получим просто кусок спекшегося камня. Значит, в процессе запекания надо трясти печь, или крутить ее, что проще.

Для скорости затвердевания — в цемент можно будет попробовать добавить гипс — насколько помню, алебастр, а это тот же самый гипс — схватывался у меня при ремонте квартиры буквально за 5 минут. Думаю, добавляя его в цемент, можно ускорить затвердевание. К слову, и известняком и гипсом район Холмогор весьма богат.

Ну и возвращаясь к кучам шлака — стоит поэкспериментировать, добавляя шлак как наполнитель. Правда, вылезет проблема, что все это надо молоть очень мелко — насколько помню, цемент выглядит как тончайший, серо-голубой порошок — но тут можно попробовать позаимствовать технологии с пороховых мельниц.

Зато, если получиться — первым делом отольем фигурную брусчатку, мостить дороги от повальной грязи, затем, плиты перекрытия с железной арматурой и на закуску — шлакоблоки, утилизирующие гигантские следы доменных печей.

Надо будет еще провести исследования на раздавливание и слом полученных изделий — а то про номера бетона от 300 до 600 слышал, а как связана прочность с составом бетона — без понятия. Подозреваю, это цифры давления, которое выдерживает изделие, но подозрений для будущих инженеров мало — им надо знать точно. Будем восполнять пробелы.

А название, все же, оставлю — камедь. Так будет справедливо.

Подволакивая колеса, продирались к Вавчугу со стороны завода. Завод продолжал меня удивлять. Настоящий Феникс. Сколько не обрезал у этого дерева ветки — оно все куститься, разрастаясь вширь. Проезжали мимо цехов, совсем новых, судя по свежим срубам. И эти цеха стояли уже весьма далеко от основного завода. Просто предместья какие-то. Более того, небольшие цеха, вынесенные с основной территории — окружали домики рабочего поселка, а сами цеха дымили трубами паровых машин. Причем, дымили скромно, без черноты — что говорит о наличии газогенераторов. Кроме того, у дороги стояли столбы, все еще отливающие белизной, поверх которых шли пучки проводов на фарфоровых изоляторах. А ниже проводов, горизонт отчеркивала труба шарового цвета, подозреваю, что газовая. Надо будет поговорить с управляющим по поводу газовой техники безопасности.

Но в целом — будто в другой век въехали. Умилился. Потом спрятался внутри домика, надеясь спокойно доковылять до заводоуправления и своего дома, где младенец, по моим расчетам, уже не должен был так заполошно радоваться жизни.

Наивный. Оказывается, охраняющие меня морпехи — личности не менее приметные чем их объект охраны. Еще на дальних подступах к телеге начал подходить народ, интересуясь у правящего телегой морпеха моим здоровьем и новостями, а потом еще долго идя рядом, придерживаясь рукой за телегу, и продолжая обсуждение полушепотом. Дело в том — что морпех сказал, будто князь спит.

Теперь постепенно собирающаяся толпа галдела весьма громким шепотом и цыкала на громогласных вновь прибывающих. Даже грудь сдавило. Не просто другой век — а еще и другой народ. Ермолай смотрел на меня осуждающе — а мне недоставало сил выйти, и со всеми поздороваться. Трус, наверное — но это не помешало мне мысленно готовить речь — «Мы на пороге войны, а через месяц на заводе будет государь».

День приезда стал наградой за всё наше «героическое преодоление» препятствий похода. И не стоит вспоминать — что мы сами не вовремя полезли. Зато провели отличную проверку оборудования.

Вспоминая мое время — если директора «Автоваза» заставили бы ездить только на серийной «Ладе», вместе со всем остальным руководством завода — наверняка, «Лада» стала бы совсем иной. Почему директор концерна, в который входит «Мерседес», ездит только на авто своего производства? Почему другие директора заводов по всему миру гордятся своими изделиями и обязательно их используют сами? Почему директора швейных или обувных фабрик моего времени и отечества — не носили свою продукцию, предпочитая иностранную? Откуда это пошло? От Петра? Возможно. Но теперь порублю эту корни в капусту! В Москве уже сейчас становятся более модны фасоны моего старичка-портного, чем веянья западных послов. Более того, судя по отчетам все того же портного — западные дамы и их кавалеры к нему в очередь стоят, да еще и пихаются, стараясь побыстрее проскочить на прием. Моя московская поточная швейная фабрика работает с перегрузом, что говорит и о высоком потреблении среднего сегмента — служек и приказчиков. Элементы новой военной формы уже видел на крестьянах — особенно им по душе пришлась стеганная зимняя подстежка, которую они носили отдельно. Как именно она к ним попала — это отдельный разговор — поставил эти факты на вид и Вейде и Липкинскому заводу.

Но факт остается фактом — Россия, медленно, кряхтя, обзаводилась своей модой, своими аксессуарами и своей гордостью за все это. Да, сценарии балов и этикет пока заемные — но уже озадачил творческую часть итальянского десанта. Пусть, для начала, Щелкунчика поставят — зря, что ли, корпел ночами над сборником сказок. Потом будет еще больше. Дам Ермолаю почитать «Мастера и Маргариту» в моем пересказе — интересно, удавит или нет? Коль живой останусь — Ермолай еще об этом не раз пожалеет…

Вечер прошел отлично. Мне даже дали попариться в бане. Сбывшаяся мечта …. Нирвана с гурией, пусть и с одной. Пар клубился под черным потолком, прилипшие к разгоряченному телу листики одуряюще пахли окончанием долгого пути. Веник вышибал из тела все сомнения, оставляя только расслабленность. Какие мысли о свеях?! Думы! Брысь из моей головы! Заходите завтра, и мы вас порвем.

Сегодня праздник единения! Кругом близкие сердцу люди, натопленная баня, жар по телу, и легкий холодный сквознячок по ногам. Жбан квасу, с черпаком, ничуть не меньшим того, который стоит в кадушке с заваренной можжевельником водой, для плескания на камни в парилке. Свежая льняная одежка приятно прилипает к еще влажному телу. Дома. Кузьма, незнающий, чем еще угодить. Ермолай, снисходительно взирающий на эту суету, и уже практически прописавшийся в моем доме. Надежда, хвастающая карапузом, который серьезно меня рассматривал и пробовал натуральность бороды. Тая, грустно глядящая на младенца, познающего мир тактильным способом.

Свеи? Считайте, нет более этой проблемы. Не дам порушить чувство дома всепожирающим пламенем затянувшейся войны.

А ведь у свеев есть такие же дома, где счастливая мать хвастает перед уставшим воином младенцем, тянущим пухлые ручонки.

И нет выбора. И мы, и они — «за Честь и Родину». Все правы. А виноват обычно стрелочник.

Куда деваться?! Кто в очереди на стрелочника последний? Никого? Значит, буду первым — но войну закончу быстро. Желательно одним ударом. Хотя, судя по стратегическим прикидкам — ударов будет три, разнесенных по времени. Но людей ляжет все одно меньше, чем от 20 лет войны. Только об этом никто не знает, и на стрелочника повесят особую жестокость и бесчеловечность. Не сейчас, так лет через 300.

Надеюсь, море меня примет — не хотелось бы, чтоб потомки плевали на найденную могилу.

На следующий день начался аврал. Нет, не так — начался Аврал.

Кто сказал, что в средневековье не было магии? Очень даже была. По крайней мере — заклинание «к нам едет государь» произвело ошеломительный эффект, хоть и звучало уже второй раз. И начался Ад. Но веселый, и с энтузиазмом.

Бронзовые винты не дают расчетной тяги? А кувалда нам зачем?! Бить кувалдой, по задней кромке лопастей, пока тяга не станет ожидаемой. Если и это не поможет — бить кувалдой литейщиков, которые подвели всех перед государем… Поможет отстукивание лопастей? Тогда не забудьте их потом отбалансировать и дать поправки к модели тем самым литейщикам.

Оптики перепортили кучу стекла, пробуя разливать заготовки сразу в формы линз? Гм. Хорошо, что это было не мое указание — теперь можно с умным видом начать разбираться — где ошибка. Хотя, думаю — все те же проблемы быстрого остывания и каверн. Надо попробовать держать в печи для медленного охлаждения. В итоге еще неизвестно, какой способ окажется дешевле и производительнее — шлифовать вручную или отливать, долго выдерживать, а потом все равно шлифовать вручную. Тем более что «вручную» — это уже метафора. Мои труженицы оптических цехов давно напоминают гончаров, с персональными гончарными кругами на механической тяге.

Сварщики хвалились высоким качеством труб — пришлось устроить им показательные испытания давлением и гидроударом. С давлением была самая большая проблема — рабочее давление коловратников планировали на 10 атмосфер. А для испытаний нужно было больше. Попробовали испытывать трубы паровым котлом с зажатым предохранительным клапанном — выяснили только, что труба получилась прочнее котла. Печально. Но радует, что эту важную информацию добыли без жертв — контузия не считается.

Что касается жертв — этот вопрос начал курировать отдельно. А то «тихой сапой» выяснилось, что на заводе уже почти сотня инвалидов, накопившаяся за весь период его работы. Большей частью покалеченные живут по своим домам — получая четверть своего прежнего жалования. Меньшей — в рабочем поселке, если им некуда идти. Более того, в рабочем поселке обнаружились и жертвы тренировок Двинского полка. Хоть и менее десятка человек — но мне ведь и об этом никто не докладывал! Где моя шашка?

Поручил Тае подыскать место в Холмогорах под военный госпиталь, с «инвалидным» отделением. А вообще, похоже, пришла пора запускать мои давнишние задумки по пенсиям. Да, не вовремя. А с другой стороны — в самый раз — солдаты хоть увидят, перед отправкой на фронт, что их будущим озаботились, какое бы оно не было.

Вообще, это мое посещение Вавчуга больше склонялось к решению социальных вопросов, чем технических. Никаких новинок не вводил, хоть и очень хотелось. Всю энергию завода вложил в скоропалительный спуск канонерок, подготовке их снабжения и дополнительно — снабжение полков. Это все поверх основной задачи — снабжения северного флота. Выпуск диковин дозволил несколько уменьшить, но не прекращать — все одно многие специалисты по диковинам в оборонных цехах были лишние — а рынки сбыта для этого узкопотреба всегда найдем. Османов побалуем, в крайнем случае.

Канонерка…. В ее эллинг первый раз входил с трепетом. Воображение рисовало то, что чудилось все дни, пока корпел над проектами. То, что увидел — вызвало желание прибить хоть кого-нибудь. Наверное, это от рухнувших ожиданий. Хотя все было не так и страшно.

Уже через месяц аврала, стоял, прижавшись лбом к форштевню, и мысленно заклинал возвышающийся надо мной на пять метров гордо задранный нос — «не подведи». В эллинге одуряюще пахло краской, особенно под крышей, которую, чихая, разбирали рабочие, готовясь к установке складных мачт канонерок. Пока мачты лежали на козлах, гордо демонстрируя сплав дерева, металла и технологий.

Сплошные новинки. И это пугало больше всего. Есть такая примета — если в автомобиле больше 20 % инноваций — ему предстоит долго болеть доводками. А у меня почти 100 % этих новинок. И нам не по дороге ехать, а прорываться сквозь шторма. Мдя. Вот ведь … просил море меня принять, а оно и радо стараться.

Вздохнул, отрываясь от серой махины «Святого Духа». Окликнул бригаду механиков на палубе — велел начинать подготовку к холостому прогону машин. Как только разберут крышу — так и начнем. У задних ворот эллинга разгружали с телег вонючие бочки с топливом для канонерок — обещал выкупать в топливе того, кто прольет хоть каплю на свежую краску. Будь неладен этот аврал.

Пошел на полигон, где тренировались пушкари канонерок. Собственно, начал свой обычный многоугольник — верфи, полигон, полк, завод, пороховые форты и снова по кругу. Карусель.

8 мая 1702 года в Вавчуг прибыла флотилия Петра. Как всегда — «зима наступила неожиданно». Если раньше думал, что кругом цейтнот и аврал — теперь вспоминаю эти дни с легкой грустинкой — это был почти отпуск.

Еще хорошо, что заботы о размещении государя со свитой взял на себя Осип, а временное размещение войск — Боян. Мне хватило быть экскурсоводом для этого тайфуна. Хотя, Петра понять можно — он явно Такого не ожидал. Про то, что он посещал новые цеха в Туле и Липкинский завод — мне докладывали. Но флагман нашей промышленности стоял на голову выше. Как тут не сунуть шаловливые ручонки под паровой пресс? А токарные станки? Это вообще любимый Петром инструмент…

Единственное, что спасало — государь внимательно слушал прихорошившихся мастеров и соблюдал некое подобие технологической карты при пробных работах. Детали он, конечно, запорол — но тыкать в это его никто не стал. Хотя, пару образцов он сделал неплохо — правда, даже подмастерье сделает аналогичную деталь раза в два быстрее. Но, с другой стороны — человек со стороны не сделает и так, как вышло у Петра. Молодец. Хвалил вполне искренне. А вот повторить подвиги государя никто из его свиты не решился.

Стоит заметить, что свита прибыла весьма внушительная — 118 знатных персон не включая обслуживающего люда. Тут были все: Меньшиков, Ромодановский, Трубецкой, Нарышкин, Зотов, Шаховский …. Был даже польский резидент Кенигсек. Ну и наш резидент, в смысле шпион, в смысле разведчик Василий Корчмин, утверждавший, что Орешек изучил вдоль и поперек. Из остального списка ВИП персон дернула ухо фамилия Чаадаев. Тот самый? В смысле, предок? Впрочем, какая разница, боюсь, что уже вся моя история с ног на голову встала. А может с головы на ноги? Кто ж теперь ведает.

Однако говорить с этой массой народа особо было не о чем. Слушать их восхваления пира, который им устроили в Вологде? Вот ведь подвиг, умять 215 щук, два десятка баранов и остального без счету. Это намек, что у нас пир вышел скромнее? Так Вологда и побольше будет — она не сильно то уступает Архангельску, по крайней мере, одних купцов в «гостиной сотне» там две с половиной тысячи. Кстати, выбор Вологды, как пункта отправления лодочной эскадры Петра был вполне понятен. Эту лодочную эскадру еще сделать надо было. И к чести вологодцев — они с этим делом справились. Впрочем, как и оба предыдущих раза, когда Петр отправлялся на север. Хотя, в этот раз потрудиться пришлось особо — государь шел с армией. А вслед за ним пойдут еще полки морского корпуса. Не завидую Вологде.

Но и у нас положение не сахар — завод работает в три смены, а на завтра государь назначил спуск канонерок на воду. Мама! Лишь бы они не утонули сразу, не кильнулись и не переломились при спуске. И чтоб им винты не оборвало, а то начали строить, по привычке, носом к воде. И чтоб … а впрочем, ладно. Кому суждено утонуть — того не повесят. Но ночь все одно проведу на верфи — буду уговаривать канонерки быть паиньками.

Утро спуска выдалось ясным, солнечным и каким то радостным, звенящим. Что в корне не вязалось с моим состоянием. Взирал как нахохлившийся филин, мыргая глазами, на украшение канонерок флажками. Все никак не мог прочитать, что они там вывешивают. Похоже, просто белиберду повесили, исключительно для симпатичности. Ох уж эти технари. Могли ведь и у специалистов спросить. Но давать команду на перевешивание не стал — надоели лозунги. Пусть историки гадают, разглядывая старинные фотографии.

Вообще — денек не задался с утра. Лавина мелочей портила нервы с середины ночи. И это радовало. Гораздо страшнее, если все идет гладко, а потом, на спуске кораблей каааак …

Постепенное устранение шероховатостей давало надежду, что спуск пройдет как по маслу. Точнее как по салу, которым намазывали направляющие.

Над городком звонко голосил колокол церквушки, сзывая к заутрени. Все, время вышло.

Поднимающееся солнце высвечивало волнующееся море голов, растянувшееся вдоль берега Двины. Все наличные плавсредства крутились неподалеку, впрочем, не подплывая близко к эллингам. Как никак — это не первый спуск с верфи, а на этот раз обещал, что судно будет более тяжелое.

Петр, с ближним кругом, занял коронное место у носовых тычков, всем своим видом выражая готовность выбивать стопора. У остальных упоров суетились празднично одетые мастера, перекрикиваясь о готовности. Петр не стал дожидаться полной легенды, вышибив первый из носовых стопоров. Благо, мастера подошли к вопросу более ответственно, и корабль пошел без перекосов. Закрыл глаза. От меня теперь ничто не зависит. Хорошо быть верующим — всегда есть на кого переложить ответственность.

На громком плеске не выдержал — подглядел как там дела.

«Святой Дух» загреб Двинской воды, перелив волну через нос на палубу, будто купающийся слон. Теперь он, величественно отходил от берега, чуть покачивая сложенными мачтами и разматывая с кормы хлысты канатов, которые, сдирая щепу со свай, через которые они были пропущены, постепенно притормаживали канонерку. Что же. Неплохо. Киль держит уверенно. Что там под ватерлинией — потом посмотрим.

Народ ликовал. Да и мне картина нравилась. Петр так вообще в выражениях особо не стеснялся, хотя и до брани не дошел. Повторим? Ладьи облепили канонерку, и по оставленным на ней штормтрапам наверх уже карабкались швартовые команды.

Отчего же не повторить? Сейчас Духа оттащат и продолжим.

Подошел Петр, возбужденный до трясучки.

— Ну каков корабль! Хорош мерзавец! Диво как чуден. И ходок, вестимо, отменный. Так князь?

— Так государь. Он и при ветре хорош, и без ветра может конного в галопе обогнать.

— Читал, читал твои описи. Терпежа нет испробовать.

— Не можно сразу государь — корабль как жеребенок новорожденный, ему, да и команде его время надо дать ходить научится.

— И это в пояснениях твоих читал, дотерплю уж до Архангельска, где корабли твои и испытаю. Но уж тогда не обессудь, подхлестывать буду без всяких скидок.

Мысленно тяжело вздохнул еще раз. Нам бы еще дойти до этого Архангельска без поломок. Хорошо, что Петр завтра уедет к устью Двины — будет полегче латать огрехи.

— Ну а второй то корабль когда спускаем, и как его назвали?

Из государя бил фонтан нетерпения. Упс. А как мы вторую канонерку назвали? В народе их обе называли «Духами». Название на бортах не написали, так как хотели сделать позолоченные буквы, а с этим авралом все украшательства отложили на потом. И как теперь выкручиваться?

— Второй спустим сразу, как «Святой Дух» отведут в сторону. А имя … окажи честь, государь. Поименуй корабль.

Петр поведал, как ему это «любо» и задумался, заставляя меня напрячься. Сейчас как выдаст нечто наподобие названия своего корабля «Гото Предестинация», который он лично заложил в Воронеже, рядом с морской школой….

Пожалуй, это был последний корабль старой кораблестроительной школы, заложенный в России. Построенный скорее не по необходимости, а по воле Петра, желающего доказать самому себе свое корабельное мастерство. К слову, оригинальных решений в корабле было много. Да и 58 пушек при обороне порта лишними не будут, так что, приняли это «Божье провидение», как переводиться название, в состав Черноморского флота. А куда деваться. Надо будет, кстати, перегнать его в Севастополь, пока там форты не отстроят.

— Говоришь, быстрый корабль?! Так быть ему «Быстрым Гонцом», дабы споро нес вести супротивникам о нашем неудовольствии!

Мдя. Сам пошутил, сам посмеялся. Гонец, так гонец. Махнул рукой ликующим мастерам, всячески одобряющим наименование корабля государем. Думаю, они и на «Предестинацию» ликовали бы. Не важно, как назвали — главное кто назвал.

Праздник продолжался, мастера занимали места у новых рядов стопоров. Скоро эллинг опустеет. Но ненадолго. Петр весьма впечатлился заводом, а особенно кораблями. Вот покажу ему канонерки во всей красе и основательно растрясу казну. До дна, если получится. Будем закладывать на соломбальских верфях «большие канонерки». У мастеров дух захватывает — больше сотни метров длинной и сотня миллиметров толщиной обшивки. Правда, не везде, но это уже нюансы.

Гонец резво побежал в свою родную стихию. Доброго пути вам, вторуши. Помните про первенца.

Дальше было ликование, восхваление и прочие кружева. А у меня пошел откат, глаза слипались, и организм требовал кровати в виде аванса. Но Петр еще не наигрался. Он вбил себе в голову, что именно эти корабли потащит волоком в Ладогу. Пришлось разубеждать.

— Государь! Слишком тяжелы корабли эти. Мало того, что гать под ними провалиться, хоть в десять слоев ее накрывай, так еще и не вытащить их на берег будет. Коль мне не веришь, спытай сам, обратно по подготовленному и оборудованному слипу корабль на верфь втащить. Но прошу тебя, не рви люду жилы понапрасну. Все одно не сдюжить.

Настроение Петра опять изобразило маятник, но так стало даже проще.

— Так что ж ты … сын мне флот в Ладоге обещал?! Как твои слова понимать!

— От слов своих не отказываюсь. Дозволь государь показать, что ты в поход возьмешь.

Петр вновь выглядел заинтересованным, и пока мы шли к старому эллингу — успел набраться нетерпения.

— Вот государь! Это малые корабли, суть, копии больших. Эти кораблики мы называем катера, и их несут канонерки в своих отсеках на палубе. Для защиты твоего похода отдаю все восемь катеров, запас горючего к ним и несколько боекомплектов зажигательной смеси. Ты не смотри, что пушчонка у них одна. Зато палит она не хуже, чем бортовой залп малого фрегата. А снаряды в комплекте идут дюже злые — ими любой корабль спалить можно, хоть целый линкор. Хотя с ним придется повозиться. А еще катерам парус не надобен, и они могут виться вокруг супротивника как мошки — в них не попасть, а они закусают до смерти. И не уйти от них, и на мелях не укрыться. Коли восхочешь ты корабль целым взять — с катерами пойдут абордажные команды, на эти суда обученные и к абордажу привычные — морпехи Двинского полка. И главное, по волоку катера пройдут легко, мы ноне и колеса для них готовим специальные. Будь спокоен государь — катера тебя не подведут. А как в них нужда отпадет — канонерки их к себе на борт подберут. Уже в устье Невы.

Последние фразы говорил в спину Петра. У государя появилась новая игрушка. Да, не такая крупная, как канонерки — но выглядит внушительно, а главное, по волоку действительно пройдет.

Возможности картечниц, установленных на катера, может, слегка и преувеличивал. Но 50 мм мины, забитые под завязку фосфором, собранным холмогорской школой, действительно показали неплохие результаты. Отдам все, что успели сделать за зиму и сделаем за лето. На приличный флот деревянных кораблей точно должно хватить. Плюс еще обычный набор — картечь и осколочные мины. Этого добра накопилось уже прилично, особенно после того, как наладились поставки свинца.

Провели еще полчаса в старом эллинге за разговорами. Вокруг слышался приглушенный шум толпы. А мне хотелось спать. Но день обещал быть длинным.