Магелланов пролив

Странное, фантастическое это, верно, было зрелище, когда четыре корабля впервые в истории человечества медленно и бесшумно вошли в безмолвный, мрачный пролив, куда испокон веков не проникал человек. Страшное молчание встречает их.

Стефан Цвейг. «Подвиг Магеллана»

Только в октябре погода более или менее установилась и гала приветливее. Восемнадцатого числа армада покинула богатую рыбой Санта-Крус. Магеллан приказывает следовать вдоль побережья на юг. Перед этим состоялся совет капитанов и корм, на котором он сообщил о своих дальнейших намерениях. когда было со всей очевидностью продемонстрировано, что знания, а воля ведет Магеллана навстречу проливу. Пигафетта, например, сообщал, что генерал-капитан хотел продвинуться сторону IОжного полюса до 75°. Андрес де Сан-Мартин предостерегает его:

«Если уже на этой широте мы постоянно попадаем в бури штормы, что же с нами станется, когда достигнем 60° или же 75° и окажемся так близко к Южному полюсу, как планирует ваша милость, или если нам придется искать дорогу на Молуккские острова, следуя курсом О [восток или ОО [восток-северо-восток] в обход мыса доброй Надежды» (цитируется по Кёлликеру).

Да, на случай отсутствия пролива в Южное море Магеллан обдумывал и такую возможность. Не стоит ставить его починным в вину, что их нет-нет да охватывал страх.

Но вот 21 октября 1520 года достигли мыса, за которым вдали виднеется продолжение прерванной береговой линии. Опять устье реки? Так как на кораблях празднуют день святой Урсулы, мыс назвали в честь одиннадцати тысяч дев, принявших когда-то вместе с ней мученическую смерть, мыс дев (Кабо-Вирхенес). Магеллан посылает «Сан-Антонио» и «Консепсьон» на разведку бухты. два других корабля бросают коря юго-западнее Кабо-Вирхенес в виду берега пустынной, Зъеденной расселинами местности, которая очень скоро будет — Огненная Земля. В полдень кормчий Франсиско Альбо измерил высоту солнца над горизонтом и вычислил географическую широту мыса Одиннадцати Тысяч дев. У него получилось 52°, фактически этот мыс находится только на двадцать минут южнее.

Ландшафт вокруг радует глаз. Вдали встают остроконечные горы, отливающие голубизной. С севера и юга вплотную к морю подступают ярко-зеленые равнины, поросшие кустарником. Альбатросы, чайки, морские ласточки парят вокруг парусов, кругом в волнах видны длинные-предлинные стебли-шлейфы гигантских водорослей. Но вечером берег заволакивает туманом, и сильный шторм вынуждает корабли лечь в дрейф до середины следующего дня. Потом вдали, в той стороне, куда ушли «Сан-Антонио» и «Консепсьон», заметили столб дыма, поднимающегося кверху. Неужели произошло крушение? Последующие часы полны неопределенности и надежды. «Почти все на кораблях считали, что оттуда нет дороги к названному Южному морю. Один лишь генерал-капитан настаивал, что такая дорога существует, он ее знает и видел на морской карте короля Португалии, которую когда-то начертал искусный кормчий и мореплаватель Мартин де Боэмиа» (имеется в виду Мартин Бехайм).

Люди на «Сан-Антонио» и «Консепсьоне» в этот момент борются с тем же самым штормом. Тщетно пытаются они обогнуть мыс, отделяющий их от якорной стоянки других кораблей, и с большим трудом избегают столкновения с торчащими по- всюду из воды рифами. Положение критическое, но именно им было суждено пережить знаменательнейшее мгновение во всей истории морских открытий:

«Тут, когда уже решили, что все пропало, они вдруг увидели конце бухты узкий просвет, скорее походивший на речушку, чем на пролив. Словно обреченные, бросились они вперед и таким образом, сами того не желая, открыли пролив.

Когда же они распознали, что перед ними не речушка, а зажатый скальными породами проход, то поплыли дальше, нашли бухту, новый водный проход и еще одну бухту, которая была просторнее предыдущей. Полные радости и ликования, они сразу же повернули назад, чтобы принести эту весть генерал-капитану.

Мы же уже решили, что корабли потерпели крушение, ведь — шторм был ужасный и целых два дня мы не имели о них никаких вестей. Мы все еще томились в неведении, как вдруг заметили оба корабля, шедших на всех парусах с развевающимися вымпелами нам навстречу. Когда они приблизились, команды отдали салют из многих орудий. Мы приветствовали их таким же образом и радостно кричали. Потом воздали хвалу господу богу, деве Марии и тронулись в путь».

Магеллан будет жадно слушать сообщения Мишкиты и Серрано. Они пока не могут со всей определенностью заявить, что открыли пролив. Но многое говорит за это. Были установлены — значительные глубины, часто лот вообще не доставал дна, вода оставалась соленой, и прежде всего прилив, казалось, был значительно сильнее, чем отлив. Сгорая от нетерпения, вводит командир корабли в водный проход, но у первого же сужения приказывает бросить якоря, так как наблюдатели на носу и марсе)рассмотрели приблизительно в миле от судов у самого берега что-то похожее на поселение. Там, видимо, живут люди, у которых можно кое-что выспросить. Матросы спускают лодки на воду и гребут к берегу. Оказывается, он весь усыпан человеческими костями, здесь был обнаружен даже мертвый кит. Выяснилось, что поселок, который ожидали здесь увидеть, — просто романное кладбище, где, судя по останкам, покоятся более Двухсот человек. Ничто и никто не даст тут разъяснений; нет сведений, ни даже намека на них.

За первым водным проходом раздвинувшиеся берега образовали обширную бухту. Леденящая душу тишина прерывается только резкими криками морских птиц да мерным шорохом волн, которые бьются об отвесный берег. Конечно, очень скоро люди на кораблях оказываются во власти удручающей атмосферы, свойственной этой пустынной местности. Она навевает настроение, которое невозможно ни воссоздать, ни прочувствовать, так как наши современники, где бы они ни были и чем бы ни занимались, имеют за плечами опыт прошлых поколений. Наиболее образно и со знанием дела восхвалял выдающийся подвиг тех моряков географ Оскар Пешель. Он писал, что пролив Магеллана «состоит из вереницы каменных мешков с узкими, часто круто изгибающимися водными проходами, у самых стен которых гиря падает в бездонные глубины. Лабиринт проток часто заманивает моряков на ложный путь и приводит в замкнутые бухты. Парусные суда, такие, например, как караван Магеллана, войди в устье пролива со стороны Атлантического океана, должны были устоять против сильных встречных ветров. И требовалось не только высокое мореходное искусство, чтобы пройти сквозь тернии этого природного лабиринта, но и исключительная стойкость духа, чтобы не повернуть назад при виде этих каменных тисков, которые фантазия населяла, как все неизведанное, все- возможными опасностями».

Однажды, именно в те дни, Магеллан призвал к себе на «Тринидад» всех капитанов и кормчих и пожелал услышать их соображения о дальнейшем ходе плавания. Свое мнение он не скрывает: корабли в хорошем состоянии, способны идти дальше, команды здоровы, провианта хватит на три ближайших месяца. Его точку зрения разделяют многие. Уверенность, по-видимому, внушает то, что найден пролив, а воспоминания о бухте Сан-Хулиан, где Магеллан твердой рукой подавил мятеж, помогают принять решение некоторым сомневающимся. Только Эстебан Гомес, всеми уважаемый кормчий, считает продолжение плавания слишком отчаянным предприятием. Его аргументы звучат вполне убедительно. Если все же и удастся выбраться из пролива, еще предстоит пересечь Южное море, и никто не знает, как долго это будет продолжаться. Лучше было бы прямо сейчас повернуть назад и предпринять еще одно плавание с новыми кораблями, отдохнувшими командами и свежим провиантом. генерал-капитана такое предложение неприемлемо. Отступить накануне победы, вернуться с пустыми руками в Севилью и подвергнуться унизительному следствию по поводу мятежа, пять страдать от подозрений и происков врагов. Нет, тому не бывать! Разве этот краснобай не вызывался сам доплыть до островов Пряностей, когда только-только прибыл в Испанию и звался еще на португальский манер Эштеван Гомиш? Разве не был он раздосадован тем, что капитаном «Сан-Антонио» стал Мишкита, а не он, так на это надеявшийся?

Никто не знает мотивов поведения Гомеса, возможно, на него зря наговаривают. Само собой разумеется, что Магеллан может ответить на этот выпад только однозначно — слово, данное императору, он сдержит во что бы то ни стало, даже если придется питаться кожаной обшивкой рей. Итак, армада вошла во второй водный проход и, миновав его, 28 октября бросила якоря с подветренной стороны одного острова. Видимо, это был остров Элизабет, лежащий на пятнадцать морских миль севернее сегодняшней Пунта-Аренас.

28 октября до сих пор остается одной из немногих дат, позволяющих проследить хронологию перехода через пролив. Не ясно даже, когда начался сам переход. Мыс Одиннадцати Тысяч Дев был открыт 21 октября, а «Сан-Антонио» и «Консепсьон» в тот же день начали свои поиски, поэтому будет правильным допустить, что флот вошел в пролив 23 или 24 октября, так как Пигафетта сообщал, что «два дня не имели о них никаких вестей». Он также упоминает, что в пролив направились тотчас по возвращении двух кораблей. Не лучше обстоят дела датой выхода из пролива. Кормчий Франсиско Альбо и Пигафетта называют 28-е, другие 27-е, а некоторые 26 ноября. Если принять за основу данные Пигафетты, общее время, за которое был пройден пролив, составляет тридцать шесть — тридцать семь дней.

Аналогичным образом нет однозначных сведений о названии, данном этой водной дороге. Пигафетта упоминает название Патагонский пролив, один из кормчих, сбивая с толку, говорит проходе Виктория», так как именно с этого корабля было открыто устье пролива, и, наконец, Магеллан, видимо, называет его пролив Всех Святых. День всех святых —1 ноября, но мало что говорит за то, что именно в этот день корабли вошли в пролив.

Кстати, именно во время упомянутой якорной стоянки, скорее всего, и мог состояться тот примечательный совет, который Магеллан закончил энергичным заявлением, что не боится в будущем отведать лакомство из кожаной обшивки рей. В довершение всего он грозит смертной карой каждому, кто впредь заговорит о возвращении или о скудной норме продовольственного пайка. Такие строгости, скорее всего, укрепили Эстебана Гомеса в замысле, который он вскоре претворил в жизнь. Когда двинулись дальше, моряки натолкнулись севернее острова досон (доусон) на разветвление. Один канал ведет в юго-западном направлении, другой — в юго-восточном. Магеллан приказал обследовать последний на «Сан-Антонио» и «Консепсьоне», а сам с двумя другими кораблями направился на юго-запад. Тогда-то и случилось величайшее злодеяние этого плавания: Гомес и другие бунтовщики арестовывают Мишкиту и дезертируют на «Сан-Антонио», захватив вместе с кораблем основную часть запасов провизии.

«Тринидад» и «Викторияlt; огибают тем временем с юга полуостров Брансуик. Ландшафт и климат там меняются: высокие покрытые снегом горы, языки ледников, сверкающие и переливающиеся в солнечных лучах всеми цветами радуги, вплотную подступают к проливу; погоду здесь в основном определяют дождь, снег, град и штормы. Названия, которые последующие мореплаватели придумали для самых примечательных мест этого уголка Земли, сами говорят за себя: гавань Голода, бухта Последней Надежды, гора Страданий, Фурии, остров Пустошь, берег Скорби. Многие путевые заметки великого времени парусных судов сообщают, что даже видавших виды наблюдателей, познавших всякое на своем веку, пробирала дрожь при виде пролива, а образные сравнения с «миром теней» или «концом света» в этих заметках присутствовали постоянно, У Пигафетты, однако, подобные выражения не встречаются — создается впечатление, что его пребывание в проливе совпало с хорошей погодой. В бухте у реки Сардин (сегодня Пуэрто-Галанте) находят защищенную стоянку, где в изобилии водятся рыба, съедобные моллюски, имеется пресная вода и дрова. Четырехдневный отдых завершается салютом и пылкой благодарностью всевышнему, потому что «мы сразу послали лодку, снабженную усиленным экипажем и дополнительной провизией, чтобы разведать выход в другое море. Ее команда вернулась через три дня и сообщила, что нашла мыс и выход в огромное море. Тогда капитан, охваченный глубоким чувством удовлетворения, заплакал и присвоил найденному мысу название мыс Желанный, потому что он страстно стремился к нему и долго его искал». Так был открыт мыс Десеадо — тихоокеанский вход в пролив.

Генерал-капитан тут же двинулся на восток. Его поспешность определяется, скорее всего, принесенной радостной вестью и в меньшей степени заботой об экипажах двух других судов. Вскоре он повстречал «Консепсьон», но Серрано не знает, что. приключилось с «Сан-Антонио». Поэтому обследуют бухту, в которой пропал корабль, «Виктория» возвращается даже назад, атлантическому входу в пролив, но поиски тщетны. Тогда на двух бросающихся в глаза возвышениях устанавливают флаги закапывают там послания, которые так никто и не прочтет. В бухте у реки Сардин флот встречается снова, и здесь от первого кормчего армады Андреса де Сан-Мартина узнают, где в данный момент находятся пропавшие — на пути в Испанию. Он, к, впрочем, все знатоки созвездий своего времени, увлекался астрологией. И это была та самая весть, которую ему сообщили звезды.

Сан-Мартин не ошибся. Мятежники уже давно заковали в железо поруганного и израненного Мишкиту и провозгласили капитаном одного из своих — Херонимо Герру. Они взяли курс а Сан-Хулиан, ищут там, правда напрасно, двух штрафников. потом они двинулись к берегу Гвинеи и, не избежав многих линий, жертвой которых стал патагонский пленник, 6 марта.21 года прибыли в Севилью. Все, о чем они рассказывают, глубоко продуманно: Магеллан будто бы проливает потоки крови подчиненных, тратит впустую и время, и провизию, его Открытия ничего не значат. Очевидно, клеветники находят внимательных слушателей, так как испанское правосудие сначала взялось только за Мишкиту — его сразу же бросили в тюрьму, несмотря на то что он уже полгода провел в цепях, К тому же от него потребовали, чтобы он подтвердил показания своих мучителей. Правда, после тщательного расследования Каса де Контратасьон сумела упрятать за решетку Гомеса и Герру. Однако Дьогу Барбозе не удается ни облегчить судьбу Мишкиты, ни восстановить доброе имя зятя. То, что его дочь в ближайшее время подвергли унизительному надзору, «чтобы она не сбежала в Португалию, достаточно наглядно свидетельствует о том, к какому решению в этом деле пришли судьи. Мишкиту освободили из-под стражи только после возвращения «Виктории». Об Эстебане Гомесе сообщается, что он в 1524–1525 годах возглавлял важную экспедицию на восточное побережье Северной Америки.

Теперь в распоряжении Магеллана оставалось только три корабля. Менее сильные духом люди на его месте воспользовались бы соблазном вернуться назад с сообщением об открытии пролива и свалили бы всю вину в том, что не добрались до островов Пряностей, на Гомеса. Да, он мог бы теперь вернуться назад, как когда-то поступил Бартоломеу Диаш, который, добравшись наконец до мыса Доброй Надежды и открыв морскую дорогу в Индию, вынужден был уступить взбунтовавшимся командам и повернул назад, на родину. И с Магелланом дело могло обернуться, как с Диашем, оставшимся без командования в унизительной роли советчика при прославленном Вашку да Гаме, Гордый в начале своего первого плавания и вовсе ссадил его островах Зеленого Мыса. Но Магеллан знает — генерал-капитаном становятся только один раз в жизни.

Естественно, что дурной пример «Сан-Антонио» заразителен. ли Магеллан не хочет, чтобы ему последовали другие, он жен заручиться поддержкой и тех, кто подчиняется ему из страха. Так возник документ, агитирующий и категоричный одновременно, который был предназначен для всех офицеров и младших офицеров армады, датированный 21 ноября 1520 года. В нем командир требует высказать письменно все их соображения относительно продолжения плавания, так как именно об этом. следует печься. Он не желает знать ничего, что идет вразрез со службой императору и с клятвой, которую вы мне принесли». Из всех ответов сохранился, к сожалению, только ответ кормчего Сан-Мартина. Он составлен по-деловому и откровенно. Конечно, время года благоприятствует дальнейшим исследованиям, тем более солнце стоит на небе семнадцать часов в сутки. И хотя Сан-Мартин сомневается, что с обнаружением пролива найдена дорога на Молуккские острова, он одобряет продолжение экспедиции до января. Дольше плавание продолжаться не может, так как довольствие скудно и недостаточно питательно, чтобы обеспечить командам необходимые для этого силы. «Я заметил, что те, кто Заболевали, выздоравливали с большим трудом». Сан-Мартин не забывает напомнить, какие люди терпят невзгоды:

lt;Кроме того, я уже сообщал Вашей милости, что наши матросы окончательно измотаны, а наших запасов провизии для преодоления пути до Молукк, а оттуда до Испании недостаточно. Также было бы очень хорошо, если бы Ваша милость исследовали эти берега не ночью, а днем, не только в целях безопасности кораблей, но и затем, чтобы предоставить командам необходимый отдых. После девятнадцатичасовой работы днем Вы ведь можете приказать отдать на четыре-пять часов якорь. После захода солнца необходимо останавливаться ради одного того, чтобы избежать столкновения с рифами, между которыми даже днем проходить небезопасно). (цитируется по Кёлликеру).

Действительно, сейчас жажда деятельности Магеллана приобрела такие опасные черты, что неодобрение Сан-Мартина кается вполне обоснованным. Он, Наверное, целыми днями предупреждает и о рифах, и о скалах, совершенно скрытых гигантскими водорослями, которые произрастают на мелях. Продвигаться в темноте было по меньшей мере легкомысленно. Что возразил генерал-капитан на упреки первого кормчего, неизвестно.

Возможно, 23 ноября стало тем самым днем, когда был отдан приказ поднять якоря и следовать каналом, обнаруженным разведчиками, к мысу Десеадо. Там сейчас тоже стоит приятная погода, и Пигафетта называет Патагонский пролив ласковой местностью, где встретишь в изобилии защищенные бухты, хорошую питьевую воду, дрова, вкусные овощи и зелень. Все время по левому борту моряки слышат шум отдаленного прибоя. В самом деле, прилив Тихого океана обрушивается там на берега островов Санта-Инес и Десоласьон. Непонятно, как подобный факт остался без внимания. Ведь картографы еще десятилетия продолжали помещать к югу от Магелланова пролива отроги континента, который, по их мнению, покрывал всю южную часть южного полушария Земли. В этом районе картографы изобразили континент с надписью — Огненная Земля, — так как Магеллан дал ей такое название из-за горящих там постоянно костров.

Вечером 28 ноября 1520 года армада обогнула мыс Десеадо и вышла в просторы открытого моря. Оно получает название — Тихий океан.