Сьюзен Элизабет Филлипс Поцелуй ангела

Глава 1

Дейзи Девро забыла имя своего жениха.

— Я, Теодоусия, беру тебя…

От отчаяния она чуть ли не до крови закусила губу. Отец познакомил их несколько дней назад, в то ужасное утро, когда они втроем ходили оформлять брачный контракт, — вот тогда-то она и слышала его имя. После заключения контракта мужчина исчез, и Дейзи не встречалась с ним вплоть до сегодняшнего дня, когда, зайдя в гостиную отцовской квартиры на Сентрал-парк-уэст,[1] где все было подготовлено для церемонии бракосочетания, она вновь увидела ненавистную фигуру.

Отец стоял позади дочери и буквально трясся от возмущения. Собственно, в его неудовольствии не было ничего нового — отец был разочарован в дочери еще до появления ее на свет, и, как бы Дейзи ни старалась, она никогда не могла заставить отца переменить отношение к ней.

Дейзи украдкой скосила глаза на жениха, которого отец купил для нее. Племенной жеребец — другого слова не подберешь. Громадный, рослый, жилистый, со зловещими глазами цвета желтого янтаря, такой бы понравился ее матери.

Лейни Девро погибла в прошлом году во время пожара на яхте в объятиях двадцатичетырехлетнего парня — восходящей рок-звезды. Сейчас, по прошествии времени, Дейзи уже вспоминала о матери без душевной боли, и ей вдруг стало смешно: пожалуй, ее жених для матери был бы староват — на вид ему около тридцати пяти лет, а Лейни не имела любовников старше двадцати девяти.

У жениха были темные, почти черные волосы и волевое лицо, которое можно было бы даже назвать красивым, если бы не выступающая нижняя челюсть и пугающе хмурый взгляд. Такие суровые личности чрезвычайно привлекали ее мать, но Дейзи предпочитала мужчин постарше и более консервативной наружности. Уже не в первый раз с начала церемонии Дейзи пожалела, что отец не подобрал для нее кого-нибудь менее устрашающего.

Она постаралась взять себя в руки и успокоить расходившиеся нервы — в компании этого страшилища она проведет от силы несколько часов, а потом навеки от него избавится. Как только представится возможность, она познакомит жениха со своим планом, и все устроится ко всеобщему удовольствию — правда, для этого придется нарушить супружескую клятву, а она, Дейзи, не из тех, кто легко относится к клятвам, особенно свадебным… Может быть, поэтому ей изменила память?

Дейзи снова начала произносить ритуальную фразу, надеясь, что имя само возникнет в смятенном сознании. Но… голос снова предательски дрогнул.

— Я, Теодоусия, беру тебя…

Жених стоял как столб, не удостоив невесту даже взглядом, не говоря уж о том, чтобы помочь ей. Он сам только что произнес положенные слова и, конечно, назвал свое имя, но Дейзи, погруженная в невеселые мысли, пропустила имя жениха.

— Александр, — прошипел сзади отец, и Дейзи поняла, что он стиснул зубы от отвращения. Один из лучших дипломатов Соединенных Штатов, он не находил для дочери ни терпения, ни такта.

Дейзи судорожно сжала кулаки и напомнила себе, что выбора все равно нет.

— Я, Теодоусия… — она судорожно глотнула воздух, — беру тебя, Александр… — она снова судорожно вздохнула, — в ужасные[2] венчанные мужья…

Мачеха Дейзи Амелия не сумела удержать глубокий вздох, и только тогда до Дейзи дошло, что именно она сказала.

Жених медленно повернул голову и сверху вниз воззрился на невесту. Он нахмурился, словно сомневаясь, не ослышался ли. «В ужасные венчанные мужья». Уголки губ Дейзи начали подрагивать, и она поняла, что сейчас расхохочется.

Темные брови молодого человека сошлись на переносице, глубоко посаженные глаза оставались бесстрастными — он явно не разделял веселости невесты и не одобрял ее легкомыслия.

Проглотив подступивший к горлу комок, Дейзи не стала поправлять себя, а договорила до конца положенные слова. По крайней мере не пришлось лукавить — для нее это и в самом деле ужасный муж. Неожиданно она вспомнила и фамилию жениха — Марков. Александр Марков. Очередной русский знакомый ее дражайшего отца.

В качестве бывшего посла в Советском Союзе Макс Петров поддерживал связи с русскими как внутри Штатов, так и за границей. Его неугасимая страсть к родине предков проявлялась и в убранстве дома — чисто выбеленные потолки, голые синие стены, печь, облицованная желтыми изразцами, на полу — пестрые коврики, как в русском деревенском доме. Слева от гостиной находился кабинет, отделанный ореховыми панелями и украшенный вазами из синего хрусталя — произведениями императорских заводов в Санкт-Петербурге. Мебель — «ар-деко»[3] и восемнадцатого века, при всей своей эклектике, как ни странно, радовала глаз.

Взяв маленькую ручку Дейзи в свою огромную ладонь, жених надел ей на палец обручальное кольцо. Она поежилась, ощутив его поистине первобытную силу при этом невинном прикосновении.

— Надевая это кольцо, я заключаю с тобой брак, — произнес он суровым, не допускающим возражений голосом.

Дейзи смущенно уставилась на простое плоское золотое кольцо, появившееся на ее среднем пальце. Ну вот, она вступила в брак, как издевательски говорила Лейни, уступила «буржуазным фантазиям на темы любви и брака», но такой брак не мог бы присниться Дейзи даже в страшном сне.

— …властью, предоставленной мне штатом Нью-Йорк, я объявляю вас мужем и женой.

Дейзи внутренне напряглась, ожидая, что сейчас судья Райнсетлер предложит новобрачным поцеловаться. Но судья Промолчал, и Дейзи поняла, что это отец просил его не следовать церемонии во всем, щадя чувства дочери и не желая, чтобы она против воли целовала этот сжатый, неулыбчивый рот. Да, в этом весь отец — всегда помнит о деталях, о которых забывают другие. Дейзи скорее бы умерла, чем призналась в этом, но она, сколько помнила себя, втайне стремилась походить на отца и все время терпела неудачу — не могла разобраться с главными событиями в своей жизни, где уж тут думать о мелочах и деталях.

Жалеть себя было не в натуре Дейзи, поэтому она, тряхнув головой, быстро отогнала мрачные мысли, когда к ней подошел отец и прикоснулся прохладной щекой к щеке дочери. Она ожидала, что он произнесет какие-то прочувствованные слова, но нисколько не удивилась, когда отец ничего не сказал. Дейзи даже удалось сохранить невозмутимый вид, после того; как он отошел от нее.

Макс отвел своего таинственного зятя к окну, где к ним присоединился судья Райнсетлер. Троица говорила о чем-то, глядя на Центральный парк. Кроме них, на церемонии присутствовали шофер, который теперь тактично удалился, и жена отца — Амелия, крашеная блондинка, которая говорила сквозь зубы, растягивая слова:

— Примите мои поздравления, дорогая. Какая вы с Александром чудесная пара. Они прекрасно смотрятся вдвоем, не правда ли, Макс?

Не дождавшись ответа, Амелия обняла новобрачных, обдав их терпким запахом дорогих духов.

Амелия вела себя так, словно души не чаяла в незаконнорожденной дочери своего мужа, и хотя Дейзи прекрасно знала истинную цену ее чувствам, она ценила старания мачехи. Ведь, право же, нелегко иметь дело с живым свидетелем единственного безответственного поступка, который ее Макс совершил, к тому же ни много ни мало двадцать шесть лет назад.

— Не могу понять, дорогая, почему ты так настаивала на том, чтобы надеть это платье. Оно хорошо для клубной вечеринки с танцами, но едва ли подходит для свадебного торжества, — промолвила Амелия, критически разглядывая надетое на Дейзи блестящее платье, заканчивающееся фестонами на добрых восемь дюймов над коленями.

— Но оно почти белое…

— Золотисто-белое это еще не белое, моя дорогая. К тому же оно слишком короткое.

— Зато посмотрите, какой традиционный жакет, — сказала Дейзи, оглаживая борта жакета золотистого цвета, полы которого едва доходили до бедер.

— Жакет не очень-то подходит к платью. Почему было не последовать традиции и не надеть длинное белое платье? Или выбрать более спокойный костюм?

Дейзи не считала предстоящий брак настоящим, поэтому ей казалось, что чем больше она уступит традиции, тем больше нарушит то, что должно быть свято. Она даже вынула из волос гардению, которую прикрепила мачеха. Впрочем, перед самой церемонией она сумела снова приколоть цветок к прическе Дейзи.

Не понравились Амелии и золотые, с металлическим блеском туфли, похожие на сандалии римских гладиаторов, но на четырехдюймовом каблуке, — Дейзи надела именно их, хотя в них было страшно неудобно. Во всяком случае, это не традиционные шелковые туфельки.

— Не очень-то счастливый вид у твоего жениха, — прошептала Амелия на ухо падчерице. — Впрочем, я не удивлена. Постарайся не наговорить ему глупостей хотя бы в первые часы после свадьбы — забудь о своей отвратительной привычке сначала говорить, а потом думать.

Дейзи с трудом подавила вздох. Амелия никогда не говорила то, что на самом деле думала: видно антагонизму мачехи и падчерицы не будет конца. Дейзи не умела лицемерить — возможно, потому, что видела, как всю жизнь притворяются ее родители.

Украдкой она посмотрела на своего новоиспеченного мужа, и ей вдруг стало интересно, сколько папаша заплатил за этот брак. Она попыталась представить себе, как именно происходила сделка. Как расплачивался отец — наличными или чеком? «Простите, дорогой Александр Марков, не возьмете ли вы карточку с аккредитивом „Америкэн экспресс“?» Видя, как ее муж отказывается взять с подноса мимозу, присланную из магазина Минь Суня, она старалась угадать, о чем он думает.

Когда же наконец можно будет увести отсюда эту маленькую капризницу? Алекс Марков взглянул на часы. Жду еще пять минут, решил он. Алекс злорадно смотрел, как перед Дейзи остановился слуга, предлагая напитки с подноса. «Ловите момент, леди, радуйтесь напоследок. Не скоро сможете еще наслаждаться», — думал он.

Пока Макс показывал судье старинный русский самовар, Алекс открыто рассматривал ножки своей жены, опрометчиво предоставившей всем желающим любоваться ими. Ноги были стройными и одновременно женственными. Интересно, остальное, едва прикрытое жакетом, столь же соблазнительно? Однако никакие женские прелести не заставили бы Алекса решиться на этот брак.

Он вспомнил последний перед свадьбой откровенный разговор с отцом Дейзи.

— Она плохо образованна, поверхностна и безответственна, — объявил Алексу Макс Петров. — Мать оказала на нее пагубное влияние. Не верю, что Дейзи способна на что-нибудь стоящее. Она все принимает как должное, но это не ее вина: Лейни до самой своей смерти держала ее на коротком поводке. Слава Богу, Дейзи не было на яхте, когда вспыхнул пожар. Моя дочь нуждается в твердой руке, иначе вы с ней сойдете с ума, дорогой Алекс.

Пока все, что видел Алекс в Дейзи Девро, подтверждало слова Макса. Между полными противоположностями — Лейни Девро — британской манекенщицей, блиставшей лет тридцать назад, и молодым Максом Петровым, только начинавшим свою головокружительную дипломатическую карьеру, завязалась любовная интрига, в результате которой появилась Дейзи.

Своим хорошо поставленным голосом Макс рассказал Алексу, что, узнав о неожиданной беременности Лейни, он предложил жениться на ней, но она отказалась. Тем не менее дипломат пообещал, что не оставит на произвол судьбы свою незаконнорожденную дочь. Лейни же не остепенилась до конца жизни.

Факты, однако, говорили о другом. С закатом карьеры манекенщицы Лейни стала профессиональной девушкой на вечеринках и постоянной гостьей во многих домах. И где бы ни появлялась Лейни, с ней всюду видели маленькую Дейзи. Но Лейни по крайней мере сумела сделать неплохую карьеру, а Дейзи, похоже, не собиралась ударить палец о палец, чтобы чего-то добиться.

Присмотревшись к, невесте, Алекс заметил в ней большое сходство с покойной матерью: черные, цвета воронова крыла волосы и необычайно белая кожа, которая бывает у женщин, проводящих большую часть времени в помещении. Поражала глубокая синева глаз Дейзи — они были почти фиолетовые, как придорожные фиалки. Однако в росте Дейзи уступала Лейни — и по мнению Алекса, была слишком субтильна, — а в лице не хватало материнской решительности. По старым газетным фотографиям Алекс помнил волевой, почти мужской профиль Лейни Девро — у Дейзи же линия носа страдала некоей незавершенностью, а рот был слишком мягким, что придавало лицу глуповатое выражение.

Если верить Максу, Лейни была хороша с виду, но на деле глупа как пробка. Эту черту маленькое легкомысленное создание, стоящее сейчас у противоположной стены, кажется, унаследовало сполна. Она, конечно, не была потаскушкой, все-таки получила хорошее воспитание, но, как полагал Алекс, могла бы стать идеальной игрушкой для пресыщенного жизнью состоятельного человека.

Алекс всегда был очень разборчив в женщинах и, глядя на хрупкую фигуру новобрачной, думал, что эта женщина совсем не в его вкусе. Он предпочитал других, имевших большие достоинства, чем длинные ноги. Марков любил в своих любовницах ум, интеллигентность, независимость и способность не только брать, но и отдавать. Он предпочитал женщин, которые умели от души ругаться, и терпеть не мог тех, кто ныл и дулся. Эта девочка, его теперешняя жена, уже была ему отвратительна — Алекс стиснул зубы.

В противоположном конце комнаты Дейзи, стоя у антикварного зеркала, придирчиво осматривала себя. Делала она это отнюдь не из тщеславия, а просто повинуясь многолетней привычке. Мать говорила, что внешность для женщины — все. Лейни считала потекшую с ресниц тушь большей катастрофой, чем ядерный взрыв.

Дейзи нравилась ее новая прическа — спереди волосы до подбородка, сзади чуть длиннее, вся композиция — воздушная, юношеская, с множеством локонов и крупных завитков. Отличная прическа — особенно если учесть нытье Амелии о том, что такой стиль не подходит для свадебного торжества.

В зеркале Дейзи увидела, что к ней приближается муж, и, сложив губки в вежливую улыбку, подбодрила себя: все будет хорошо, иначе просто и быть не может.

— Собирай вещи, ангелочек, мы уезжаем.

Ей не очень понравился тон Алекса, но Дейзи умела ладить с трудными людьми и преодолела возникшую неприязнь.

— Мария скоро подаст суфле, приготовленное по рецепту ее бабушки. Это блюдо к нашей свадьбе, так что нам придется подождать.

— Боюсь, это невозможно, мы уже опаздываем на самолет. Твой багаж уже в машине.

Что делать? Ей необходима отсрочка. Дейзи еще не привыкла к мысли, что скоро ей придется остаться наедине с этим типом.

— Может быть, полетим более поздним рейсом, Александр? Мне не хочется разочаровывать Марию. Она так старается с обедом.

Губы Алекса изображали приветливую улыбку, но взгляд глаз цвета светлого янтаря был жестким и пронизывающим. Сам цвет напоминал Дейзи о чем-то неприятном Она силилась вспомнить, о чем именно, но не могла, и тем не менее, глядя в эти глаза, начала испытывать беспокойство, граничащее с паникой.

— Через минуту мы покидаем эту комнату, это так же верно, как то, что меня зовут Алекс.

Сердце Дейзи забилось от неясной тревоги, но прежде чем она успела отреагировать на грубость мужа, он отвернулся и, обращаясь к присутствующим, спокойно, но с повелительными нотками в голосе произнес:

— Я надеюсь, вы великодушно простите нас за столь поспешный отъезд — мы опаздываем на самолет.

Амелия выступила вперед и криво улыбнулась Дейзи:

— Так-так, кому-то очень не терпится, чтобы поскорее наступила первая брачная ночь. Наша Дейзи — лакомый кусочек, не правда ли?

Дейзи сразу расхотелось пробовать суфле Марии.

— Я сейчас переоденусь, — сказала она.

— У нас нет времени. Ты и так очень хороша.

— Но…

Взяв твердой рукой Дейзи за талию, Алекс уверенно повел ее к выходу.

— Твоя сумочка?

Она кивнула, и Алекс снял с позолоченной вешалки маленькую сумочку от Шанель и отдал ее Дейзи. Отец и Амелия прощально помахали молодоженам, не удосужившись проводить их.

В планы Дейзи не входило находиться в компании мужа после прибытия в аэропорт, собственно, она и не помышляла ехать куда-то дальше, но даже на это короткое время она всей душой жаждала освободиться от прикосновений Алекса — как грубо он ведет себя! Обернувшись к отцу, она заговорила, ненавидя себя за панические интонации:

— Может быть, ты убедишь Алекса немного повременить с отъездом, папа? Мы же даже не нанесли визитов.

— Делай, как он сказал, Теодоусия. И помни: это твой последний шанс. Если у тебя ничего не выйдет, я умываю руки. Посмотрим, сможешь ли ты хоть раз в жизни сделать что-то путное.

Она уже привыкла, что отец постоянно унижал ее на людях, но переносить унижение в присутствии новоиспеченного мужа было невыносимо. Дейзи едва нашла в себе силы — расправила плечи, вздернула подбородок и, обойдя Алекса, первой вышла из дома.

Она старательно избегала встречаться с ним взглядом, пока они ждали лифт, и потом, когда вошли в него и кабина остановилась на следующем этаже, чтобы принять пожилую женщину с рыжевато-коричневым пекинесом.

Дейзи поспешно прижалась к стенке лифта, обшитой дорогими панелями из тикового дерева, но собачка уже заметила ее. Песик прижал уши к голове, свирепо зарычал и прыгнул на ноги девушки, разодрав когтями тонкие чулки.

— Пошел вон! — вне себя крикнула Дейзи.

Собака не отставала. Дейзи завизжала и изо всех сил вцепилась в медные поручни. Алекс некоторое время насмешливо смотрел на жену, а потом носком ботинка отодвинул собачку в сторону.

— Митци, безобразник! — Дама подхватила песика на руки и критически осмотрела Дейзи. — Не могу понята, что случилось. Мой Митци любит всех.

Дейзи почувствовала, что от страха начала потеть, — она продолжала цепляться за поручни, не отрывая глаз от пекинеса, который, исходя лютой злобой, пытался вырваться от хозяйки Митци бесновался до тех пор, пока двери лифта не открылись в вестибюле первого этажа.

— Должно быть, вы прекрасно знаете друг друга, — заметил Алекс, когда они вышли из лифта.

— Я никогда не видела этого пекинеса, — ответила Дейзи.

— Не верю. Собака тебя просто ненавидит.

— Я не… — Дейзи судорожно глотнула воздух. — Во мне что-то такое, чего не любят животные.

— Что-то такое, — передразнил он. — Лучше скажи, что ты их просто боишься.

Она кивнула и постаралась унять бешеное сердцебиение.

— Потрясающе, — процедил Алекс сквозь зубы, пересекая вестибюль. — Просто потрясающе.

Стояла дождливая и туманная погода, столь характерная для конца апреля. Машина была самая обычная, без шелковых лент, без привязанных к заднему бамперу жестянок и без надписи «Новобрачные». Не было ни одной из тех милых глупостей, которыми тешат себя обычные, нормальные люди, когда любят друг друга. Мысленно Дейзи приказала себе оставить дурацкие мысли и не сентиментальничать. Лейни все время дразнила дочь за то, что та хотела жить, как все. «Но это же естественно, — думала Дейзи, — для человека, которого воспитывали нет так, как всех».

Сев в машину, Дейзи заметила, что тонированное стекло, отделявшее водителя от пассажиров, поднято. По крайней мере никто не услышит предложения, которое Дейзи собирается сделать Александру Маркову до приезда в аэропорт.

«Ты произнесла клятву, Дейзи. Священную клятву». Усилием воли она велела замолчать своему внутреннему голосу — ведь, в сущности, у нее нет выбора.

Алекс сел рядом, и Дейзи сразу показалось, что вместительный салон стал ужасно тесным. Если бы он не был так громаден и физически силен, она бы не нервничала. Нет, Алекс не был похож на накачанных культуристов с цветных плакатов — скорее на спортсмена в пике своей формы, обладателя сильного, гибкого тела. У него были широкие плечи и узкие бедра. Кисти рук с красивыми и длинными пальцами, спокойно лежавшие на коленях, обтянутых черной тканью брюк, дышали силой. Дейзи начинал интересовать этот человек, и это ее расстраивало.

Едва машина отъехала от тротуара, как Алекс ослабил узел галстука и, сорвав его с шеи, сунул в карман пиджака. Вслед за этим Алекс ловко, одним движением расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Дейзи остолбенело смотрела на мужа, от души надеясь, что он не собирается раздеваться дальше. У нее была любимая эротическая фантазия: некий мужчина — безликий, но очень страстный — и она занимаются любовью на заднем сиденье автомобиля — белого роскошного лимузина, застрявшего в манхэттенской пробке, — под песню Майкла Болтона «Когда мужчина любит женщину». Но между фантазиями и реальностью слишком большая разница.

Зажегся зеленый свет, и лимузин тронулся. Дейзи глубоко вздохнула, стараясь сосредоточиться на приятном запахе гардении, приколотой к ее волосам. Алекс, слава Богу, перестал раздеваться, но зато вытянул ноги и стал пристально изучать Дейзи. Под его взглядом девушка съежилась от неловкости. Как ни стремилась Дейзи избавиться от этого чувства, она все время ощущала свое уродство по сравнению с матерью и поэтому, когда ее рассматривали вот так — в упор, начинала чувствовать себя гадким утенком. Дыра в нейлоновом чулке, оставленная когтями злобного пекинеса, не прибавляла уверенности в себе.

Дейзи захотелось закурить, и она раскрыла сумочку в поисках сигареты. Ужасная привычка — она постоянно укоряла себя за приверженность к курению. Хотя Лейни была заядлой курильщицей, Дейзи никогда не позволяла себе больше одной сигареты за стаканчиком легкого вина. Однако после смерти матери Дейзи открыла, что сигареты успокаивают нервы, и пристрастилась к курению. После первой затяжки Дейзи решила, что достаточно успокоилась, чтобы посвятить мистера Маркова в свой план.

— Брось сигарету, ангелочек.

Она посмотрела на Алекса виноватым взглядом, словно прося прощения.

— Я знаю, что это ужасная привычка, и обещаю, что не буду дышать на вас. Но сейчас мне просто необходимо покурить.

Он наклонился к ее дверце, чтобы опустить стекло, и в этот момент сигарета взорвалась яркой вспышкой пламени.

Дейзи вскрикнула и выбросила сигарету, по всему салону разлетелись искры. Алекс невозмутимо достал из нагрудного кармана платок и каким-то образом ухитрился затушить их.

Тяжело дыша, Дейзи посмотрела на свой наряд и ужаснулась — подол прожжен, жакет помялся.

— Что случилось? — с трудом вымолвила Дейзи.

— Думаю, испорченная сигарета.

— Испорченная? Никогда не слышала.

— Пожалуй, выброшу пачку на случай, если там все сигареты такие.

— Да-да, конечно.

Дейзи послушно протянула Алексу пачку сигарет, и он спрятал их в карман брюк. Мистер Марков проявлял полнейшую невозмутимость: откинувшись на спинку сиденья, он скрестил руки на груди и закрыл глаза.

Им необходимо поговорить, в отчаянии думала Дейзи, немедленно довести до его сведения план — этот немыслимый брак должен быть прекращен, но Алекс явно не в настроении вести серьезные разговоры, а Дейзи боялась, что от смущения испортит все дело.

В прошлом году она оскандалилась при важном разговоре и теперь, как правило, ограничивалась при общении с людьми замечаниями о пустяках, избавляя себя от возможности показаться безнадежной дурой.

Она напомнила себе, что все же кое-чему научилась и, кроме того, унаследовала мозги от отца, а не от матери, как полагал ее обожаемый папочка. Дейзи обладала незаурядным чувством юмора и оптимистическим взглядом на жизнь, который не смог изменить даже ужасный прошлый год. В конце концов, она владеет четырьмя иностранными языками, может определить, какой кутюрье создал тот или иной шедевр, и обладает талантом успокаивать истеричек. Но к великому сожалению, не обладает ни граном здравого смысла.

Почему она не прислушалась, когда парижский адвокат ее матери говорил, что после уплаты долгов Лейни на ее счету не останется ни сантима? Теперь-то она понимает, что именно чувство вины перед матерью толкнуло ее на то сумасшедшее расточительство, в которое она окунулась сразу после траурной церемонии. Многие годы Дейзи стремилась избавиться от эмоциональной зависимости от Лейни и вот теперь компенсировала ущербность прошлой жизни погоней за весьма дорогостоящими удовольствиями. Но несмотря ни на что, Дейзи никогда не желала смерти Лейни. Никогда.

Глаза девушки наполнились слезами. Она безумно любила мать, любила, несмотря на эгоизм Лейни, ее бесконечные претензии, постоянные требования подтверждения своей неувядающей красоты. Но Дейзи знала, что мать тоже любит ее.

Чем большую вину испытывала Дейзи по поводу свободы, которую подарила ей неожиданная смерть Лейни, тем больше денег тратила, причем не только на себя, но и на тех друзей Лейни, от которых отвернулась удача. Когда угрозы кредиторов становились невыносимыми, Дейзи тут же выписывала счета и чеки, надеясь заткнуть кредиторам глотки и не задумываясь о том, что денег осталось слишком мало и их не хватит, чтобы покрыть все долги.

Макс узнал об экстравагантном образе жизни дочери в тот самый день, когда прокуратура выдала ордер на ее арест. Дейзи наконец поняла, что натворила. Она упросила отца одолжить ей денег, чтобы расплатиться с кредиторами, обещая вернуть долг, как только встанет на ноги.

Вот тогда-то отец и прибегнул к шантажу. Ей давно пора повзрослеть, сказал он, и если она хочет остаться на свободе, то ей придется распрощаться со своей экстравагантностью и делать то, что он, отец, прикажет.

Сухим, безжалостным тоном отец продиктовал Дейзи свои условия. Она незамедлительно выйдет замуж за человека, которого он для нее выберет. Далее, Дейзи обещает жить с этим человеком в течение по крайней мере шести месяцев, являясь при этом образцовой и послушной супругой. По истечении полугодового срока Дейзи получает право развестись с мужем и пользоваться деньгами фонда, который отец обязуется создать для дочери. Дейзи будет пользоваться деньгами по доверенности — контролировать средства фонда будет ее отец. Если дочь проявит благоразумие и бережливость, то сможет безбедно прожить до конца своих дней.

— Но это несерьезно! — воскликнула Дейзи, выслушав Макса и осознав, что от нее требуется. — В наше время женщин не выдают замуж подобным образом.

— Это более чем серьезно, — возразил отец. — Если ты не согласишься на мои условия, то отправишься в тюрьму. А если не проживешь в браке оговоренные шесть месяцев, то не получишь от меня ни цента.

Три дня спустя отец познакомил Дейзи с ее женихом, не обмолвившись ни словом о его происхождении, состоянии или роде занятий.

— Кое-чему в жизни он тебя научит, — сказал отец вместо благословения. — Это все, что тебе пока надо знать.

Дейзи взглянула в окно и увидела, что их лимузин пересекает мост Трайборо, значит, сейчас они приедут в Ла-Гуардиа[4] и с разговором больше тянуть нельзя. Ее план надо было обсудить до посадки в самолет. Повинуясь привычке, Дейзи достала из сумочки золотую пудреницу и посмотрелась в зеркальце. Убедившись, что все в порядке, она со щелчком захлопнула ее и решительным жестом спрятала в сумочку.

— Простите, мистер Марков.

Он не отреагировал.

Дейзи преувеличенно громко покашляла.

— Мистер Марков! Алекс! Мне кажется, нам надо поговорить.

Веки медленно приподнялись, светло-янтарные глаза обрели осмысленное выражение.

— О чем?

Несмотря на растущую тревогу, Дейзи заставила себя безмятежно улыбнуться.

— Мы с вами только что поженились, но, в сущности, мы — два чужих человека. Думаю, что вследствие этого нам необходимо обсудить некоторые вещи.

— Если ты, ангелочек, хочешь выбрать имя для нашего будущего первенца, то, прошу тебя, давай отложим этот разговор.

«Цинично, — подумала Дейзи, — но, в конце концов, утешительно, что у него есть чувство юмора».

— Нет, я хочу поговорить о том, как мы будем жить в течение полугода, до тех пор, пока не оформим развод.

— Думаю, мы просто проживем их — день за днем. И ночь за ночью, — добавил он.

Дейзи почувствовала, как по коже побежали мурашки.

«Только не наделай глупостей», — подумала она. Муж позволил себе вполне невинное замечание, правда, допустив грубый намек.

— У меня есть план — он очень прост. — Дейзи лучезарно улыбнулась.

— О?!

— Если вы дадите мне чек на половину той суммы, которую заплатил вам мой отец за наш брак, — а я считаю, что это честно, — то мы сможем спокойно разойтись в разные стороны, чтобы покончить с этим неловким положением, в которое оба попали.

Неподвижное каменное лицо Алекса несколько оживилось.

— О какой неловкости ты говоришь? — с недоумением спросил он.

Следовало бы понять из опыта общения с красавчиками — любовниками своей матушки, что нелепо ожидать от красивого мужчины хотя бы проблесков разума.

— Мне думается, что выйти замуж за незнакомца — довольно большая неловкость.

— Я считаю, у нас будет достаточно времени, чтобы поближе узнать друг друга. — В голосе Алекса опять прозвучал невысказанный намек. — Кроме того, мне кажется, Макс не рассчитывал, что мы разойдемся в разные стороны после свадьбы, — не для того он ее затеял. Насколько я понимаю, нам предписано жить вместе и играть роль настоящих мужа и жены.

— Этого хочет мой отец. У него вообще появляются диктаторские замашки, когда речь идет о жизни и судьбе других людей. Но прелесть моего плана заключается в том, что отец никогда не узнает, что мы не живем вместе. Если мы не обоснуемся в Манхэттене, где он может в любой момент навестить нас, то он никогда не узнает, где мы находимся и чем занимаемся.

— Мы действительно не будем жить в Манхэттене, — произнес Алекс.

Он оказался менее сговорчив, чем она ожидала, но Дейзи надеялась, что сумеет убедить новоявленного мужа в своей правоте.

— Я уверена, что мой план сработает.

— Если я правильно понял, ты надеешься, что я отдам тебе половину того, что получил от Макса за брак с тобой?

— Кстати, вы не скажете, сколько он заплатил вам?

— Не слишком много, — процедил сквозь зубы Алекс.

Никогда раньше Дейзи не приходилось торговаться, не желала она заниматься препирательствами и сейчас, но другого выхода не видела.

— Если вы дадите себе труд подумать, то поймете, что я предлагаю вам равную игру. В конце концов, если бы не я, вы вообще не получили бы никаких денег.

— Если я правильно понял, то в будущем ты обязуешься отдать мне половину фонда, который твой отец обязался основать для тебя. Так?

— Я не собираюсь отдавать вам половину положенных мне денег.

Алекс отрывисто рассмеялся.

— С таким решением я категорически не согласен.

— Нет-нет, вы неправильно меня поняли. Я верну вам деньги, как только смогу распоряжаться своим фондом. Сейчас я прошу об одолжении.

— Я отказываюсь дать тебе в долг.

Дейзи поняла, что из разговора ничего не вышло, и, наверное, по ее вине. Дурацкая привычка думать, что многие должны поступать так, как поступила бы она сама, окажись на их месте. Например, если бы она сейчас оказалась на месте Александра Маркова, то, несомненно, одолжила бы Дейзи Девро половину полученной от отца суммы, лишь бы только избавиться от этой девицы.

Ей страшно захотелось курить.

— Отдайте мне, пожалуйста, сигареты. Я уверена, что испорченная была только одна.

Марков вынул из кармана помятую пачку и передал ее Дейзи. Она прикурила и, закрыв глаза, с наслаждением затянулась.

Услышав тихое шипение, Дейзи приоткрыла глаза, и в этот момент сигарета взорвалась пламенем, как и предыдущая. Девушка вскрикнула и непроизвольно выронила сигарету на пол машины. И снова Алекс терпеливо затушил носовым платком разлетевшиеся по салону искры.

— Может быть, стоит обратиться в суд, — мягко продолжил Алекс начатый разговор.

Прижав руки к горлу, Дейаи подавленно молчала — говорить она была не в силах.

Марков протянул руку и коснулся груди девушки — она подскочила от неожиданности и отпрянула, почувствовав сильную мужскую руку. Пальцы Алекса жгли ее даже сквозь ткань. Ее испуганный взгляд встретился с беспощадными янтарными глазами.

— Искра, — произнес Алекс.

Дейзи прикрыла грудь руками и, ощутив, как сильно бьется сердце, подумала: когда ее груди в последний раз касались мужские руки? Два года назад, вспомнила она, во время визита к врачу.

Лимузин приближался к аэропорту, и Дейзи, собравшись с духом, предприняла последнюю попытку.

— Мистер Марков, но должны же вы наконец понять, что мы не сможем жить с вами, как муж и жена, — ведь мы совершенно чужие люди. Это же просто смешно, и я настаиваю, чтобы вы проявили большую уступчивость.

— Настаиваешь? — коротко осведомился Алекс. — Мне кажется, ты не имеешь права настаивать на чем бы то ни было.

Дейзи гордо выпрямилась.

— Я не хочу подвергаться насилию, мистер Марков.

Он вздохнул и взглянул на нее с выражением крайнего сожаления, хотя Дейзи ни на минуту не поверила в искренность этого взгляда.

— Я надеялся, что этого удастся избежать, ангелочек, но я, видимо, ошибся, и иметь дело с тобой окажется не так просто, как я ожидал. Так что я прямо сейчас изложу тебе правила игры, чтобы ты знала, к чему готовиться. Плохо это или хорошо, но мы с тобой женаты и будем женаты в течение полугода начиная с сегодняшнего дня. Ты можешь уйти от меня в любой момент, когда тебе заблагорассудится, но сделаешь это на свой страх и риск. На случай, если ты до сих пор не поняла, могу сказать, что у нас будет брак без интеллигентных компромиссов, о которых ты, наверное, читала в дамских журналах. Нет, наш брак будет весьма старомодным. — В голосе Алекса появились почти нежные нотки. — Это означает, ангелочек, что распоряжаться в семье буду я, а ты будешь делать то, что скажу тебе я. Если же станешь настаивать на своем — заработаешь довольно неприятные последствия. Правда, есть одна положительная сторона: по истечении определенного времени ты получишь неограниченную свободу, и тогда я не стану тебе мешать делать глупости.

Дейзи охватила паника, и ей стоило великих усилий не поддаться ей.

— Я не люблю, когда мне угрожают. Может быть, вам стоит продолжить свой рассказ и осведомить меня о тех ужасных последствиях, которые вы собираетесь обрушить на мою голову.

Алекс вместо ответа откинулся на спинку сиденья и усмехнулся. От этого едва заметного движения губ Дейзи бросило в дрожь.

— Угомонись, ангелочек. Я ничего не собираюсь тебе рассказывать. Вечером все поймешь сама.