Глава 15

Родька, находясь в поисках мистической рассады в Абрикосовке, познакомился с Эллой. Она, смеясь, выяснила у Родиона, что он невинный, как младенец, и так же со смехом предложила снять, хоть на одну ночь самый дорогой номер отеля. Он не стал возражать, посчитал что-то в уме и снял Малахитовый номер на сутки. Стоил он! Когда Родька увидел знакомую Малахитовую мебель и понял, что за это отдал целое состояние по своим меркам, он заскулил, как раненный зверь. Сапожник купил свои сапоги, но Элле об этом он ничего не сказал. А она сказала, что придет к нему на пару часов вечером. Родька в душе весь перевернулся: из-за двух часов отдать столько денег! Снять на сутки! Он взял себя в руки и заказал в номер романтический ужин, за этот ужин он бы полмесяца ел! Он все же побрился, постригся в местной парикмахерской и понял, что утром надо уносить ноги из отеля, пока у него есть деньги на дорогу. Потом он решил, что это будет его дебют в любви, а он стоит денег!

Элла явилась в девять часов вечера в черно — белом платье, в черно — белых босоножках на шпильках. В руках у нее ничего не было. Волосы у нее были уложены в длинные спиральки и сверху схвачены черно — белой заколкой.

— Вот это номер! Класс! Хоть посмотрю, за что люди деньги платят! — Она присела на Малахитовый стул, закинула ногу на ногу, нижняя часть платья упала вниз, верхняя осталась где-то по центру ног, и ноги, во всей своей красе предстали перед Родькой, — отлично, мальчик, но мои два часа для тебя обойдутся…

Родька готов был зажать уши, чтобы не слышать новой денежной цифры, но он ее услышал, в голове появилась мысль: собрать остатки денег, отдать этой всеядной женщине и больше ее никогда не видеть! Но, нет, он решил с детством распрощаться, и сегодня, поэтому достал деньги и отдал Элле. Ужин уже стоял на столе в столовой: шампанское в серебряном ведре, второе на тарелках под колпаками, фрукты в многоярусной вазе. Родька Эллу уже не хотел, он ничего не хотел, у него отшибло все желанья, он не привык много тратить денег, он считал финансовые потери и не смотрел на красивую женщину. Элла открыла окно, выглянула на улицу, и стала смотреть на море.

А у Родьки появилось желанье скинуть ее подальше, чтобы никогда больше не видеть, это жадное по его меркам создание. Любви в его душе не было, а было, вселенское негодование от своей непролазной бедности, можно сказать нищеты, правильно она его определила при знакомстве. Он посмотрел на славянский шкаф, вспомнил его на свалке, потом в шалаше у бомжей, улыбнулся шкафу, и. И ничего не произошло, шкаф стал богатым, респектабельным и шутить не хотел. Родька посмотрел на Малахитовые часы, но те гордо двигали Малахитовые стрелки и не реагировали на Родьку.

— Элла, садитесь к столу, — выдавил Родька из себя первую любезность.

Она села за стол, подняла металлический колпак с тарелки, и стала медленно перебирать столовые приборы.

Он открыл неумело шампанское, налил его в фужеры.

Она пить отказалась:

— Прости, но я шампанское не пью.

Он опять на нее рассердился, пока еще мысленно, и залпом выпил свой фужер.

Она съела виноградинку и подошла к нему, обхватила его сзади двумя руками.

Он сквозь злость не ощущал радость от ее прикосновения, и просто ел, жевал.

Она поцеловала его в щеку.

Он непроизвольно дернулся всем телом.

— Что ты ко мне пристаешь?! — закричал Родька, неожиданно для себя, и для нее.

Она оттолкнула его от себя.

Он лег лицом на тарелку.

Она вышла из номера, бросив деньги в комнату через свое плечо. Купюры взлетели и упали.

Он вздохнул облегченно, собрал деньги, сунул их в карман, и решил никогда сюда больше не приезжать. Оставаться в Малахитовом номере ему не хотелось, у него и так был его маленький номер.

Родька вышел на улицу, пошел к морю, вспоминая, где встретил Эллу, и пошел дальше по берегу, ограниченному скалами с дух сторон. Он дошел до скалы и стал смотреть на море. К берегу подплыла обычная шлюпка, в ней сидела обычная девушка, с небольшим хвостиком светлых волос.

Она затащила шлюпку на песок, и подошла к Родьке:

— Парень, ты чего такой скучный, словно пристукнутый, смотри: звезды, море, скалы, — и она раскрыла руки всему свету.

— Девочка, а ты, почему вечером и одна? Не страшно?

— А, что, тут кто-то есть? Я не вижу! Ты — не считаешься. Ты — галлюцинация собственной бездны, тебя — нет!

— Не обижай! Я вот он, весь здесь. Я — нормальный, можешь потрогать.

— Правда, что ли? — она, коснулась его руки. — Ты, смотри, человек, — потом поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— У вас здесь принято в щеку целовать? Девушки подходят и целуют!

— Ты такой белый и пушистый, тебя и целуют, как игрушку.

— Мне много лет, я взрослый!

— Да, а по тебе не скажешь! — она тряхнула хвостиком и пошла к отелю.

Он оторвался от скалы и пошел за ней следом.

Она остановилась, запрыгала на одной ножке, сказала, что острый камень уколол подошву.

Он стал искать острый камень, который уколол ее подошву ног.

Она, воспользовавшись моментом, залезла ему на плечи:

— Если ты взрослый, вези меня до отеля, у меня там дело есть, — она крепко ухватилась руками, за его подбородок.

— Что ж вы бабы такие наглые! — крикнул он. — Как бы мне отсюда скорей уехать!

— На мне поедешь? — спросила девушка, и необыкновенно проворно оказалась лежа на песке.

— Я понял, ты из цирка шапито! Лазишь по мне туда — сюда! Лягу рядом и никуда не пойду, чтобы тебя на себе не тащить!

Он лег на песок и стал смотреть на море.

Она легла на него и стала смотреть в небо.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я простудилась, лежа на песке? На тебе теплее.

От возмущения Родька молчал.

Она перевернулась на нем, и поцеловала в губы:

— Ух, ты, вкусный какой! Можно я еще поцелую не в щеку? — и она впилась в его губы своими губами.

Он осознал, что ему ее наглость — нравится, и денег она не просила, он ответил на ее поцелуй неумело, но чувственно.

— Ты, смотри! А ты еще и целуешься! — воскликнула девушка, — ну, все, пошутили и пошли, — она встала.

— Требую продолжения поцелуев! — крикнул дурашливо Родька.

— Ты, чего? Того? Мне некогда, — и она бегом побежала к боковому входу в гостиницу.

Он побрел в свой маленький номер. Через десять минут к нему постучали.

На пороге стояла — Элла:

— Простите, так нехорошо получилось…

— Ничего, все нормально, — и он закрыл перед ее лицом дверь.

Через минуту к нему вновь постучали.

Он сделал недовольное лицо и распахнул дверь настежь.

На пороге стояла девушка с хвостиком:

— О, я вас нашла! Можно я к вам зайду на минутку, руки помою и уйду.

— Хоть вся мойтесь.

Она пошла в ванную комнату.

Шум воды его убаюкал, он прикрыл глаза, лежа на спине, на одноместной постели. Он задремал, а проснулся от того что, на нем кто-то переворачивался.

— Ой, как неудобно на вас спать!

Услышал он женский голос.

Он окончательно проснулся, а светлый хвостик волос гладил его лицо.

Она на нем лежала.

Он резко дернулся в сторону.

Она оказалась рядом с ним.

Он лежал на боку и держал ее за талию, чтобы она не упала, потом через себя перекинул ее ближе к стене.

— Я вам мячик? Что вы меня пасуете? — спросил удивленный голос.

— Какая же ты наглая!

— Я не наглая, я бедная.

До него что-то стало доходить.

— Циркачка, у меня за сутки оплачен номер, иди за мной. Сможешь в него незаметно проникнуть?

— Без проблем, сотрудники гостиницы меня не видят, я им примелькалась, ты не думай, я не такая, я тут работаю, а проще говоря: я мусор выношу.

— Ладно, идем.

Они пришли в Малахитовый номер.

Она тут же допила и доела все, что было на столе.

Огромная, Малахитовая кровать стояла по центру спальни.

Он предложил ей лечь на эту кровать, а о себе сказал, что ляжет на диване.

Она легла на роскошное лежбище и уснула, почти мгновенно.

Он стоял и смотрел на нее, потом лег на диван, не раскрывая его, и уснул.

Он проснулся от свежего потока воздуха.

Она стояла у раскрытого окна и смотрела на море.

Он замерз, и медленно потянул на себя одеяло.

Она заметила его движение и легла на него сверху.

Он нисколько не удивился.

Уверенный поцелуй скрепил их временный союз.

В дверь постучали.

Раздался голос Эллы:

— Родя, открой дверь, я к тебе пройду, тебя нет в своем номере, значит ты здесь.

— Чего ей тут надо? — зашептала девушка с хвостиком, — скажи, что ты занят.

— Я ей просто не отвечу, — прошептал Родька.

Элла постояла у дверей и ушла.

— Вот ты какой! По тебе женщины сохнут! — сказала девушка, и сбросила одеяло на пол, потом потянула его на Малахитовое лежбище.

Он пошел за ней на огромную, Малахитовую постель.

Малахиты слабо мерцали на спинках кровати.

Он лег.

Она стала крутиться вокруг него, как волчок, потом положила свой хвостик волос на его грудь и притихла.

Он стал медленно гладить ее руками, зарываясь, все глубже под ее одежду.

— У меня еще никого не было, — прошептала девушка с хвостиком.

— И у меня никого не было, — прошептал Родька.

Они были первыми, и проснулись в обед. Родьке пора было уезжать домой. Они перешли в маленький номер

Он собрал вещи.

Она поцеловала его в щеку на прощание и сказала:

— Оставь свой адрес, а то ребенок получится, а его отец об этом не узнает.

Он важно достал свою визитку и отдал девушке.

Она выпорхнула из комнаты, потом вернулась и сказала в приоткрытую дверь:

— Меня Раиса зовут.

— А меня Родион.

Она тут же закрыла дверь с той стороны.

Он услышал ее шаги по коридору, вскоре они затихли.

Галина сидела и думала, что делать дальше? Для комплекта мебели известному хоккеисту она использовала неприкосновенный запас мистики. Родька вернулся из командировки влюбленным котом без мистических предметов. От Тараса информация не поступала. У Григория Ивановича был почти готов очередной комплект, а у нее за душой было пусто. Кстати, о душах? А, где эти души водятся? В бездне. Правильно, но туда нельзя. Мистика должна быть живой. Тогда, где могут быть предметы старины на поверхности земли? Если с юга Родька приехал пустой и влюбленный, то надо послать его на север, где людей ходит мало, где что-нибудь залежалось на чердаках старых домов.

Родька, услышав новое задание, пришел в отчаянье, ему так нужна Раиса, а ему говорят:

— Брысь, на север. Ищи ветра в поле трехсотлетней выдержки.

А, что делать? Надо ехать, хоть щепу привезти, главное, чтобы натурально древнюю.

Стал он изучать историю северных городов, да запутался, и вновь позвонил Галине:

— Галина, помоги! Скажи, где у нас на севере города, которым более трехсот лет, чтобы от них можно было нащипать мистики?

— И это правильный вопрос. Родя, кстати, где твой друг Тарас?

— Ты, чего? У тебя крыша поехала? Хотя, знаешь, ко мне приходил один мужик, говорил явную глупость, на лицо чужой, а по спине Тарас.

— Так и я, видела этого мужика — Тараса, а потом он исчез!

— Вот это да! Он, что медаль? С одной стороны неизвестный, а с другой — Тарас!

— Ладно, а ты знаешь, как его найти? — спросила Галина.

— Представления не имею. Лучше найди северный город и скажи, как туда проехать, и что там искать.

— Начни с древнего Новгорода. На городище постоянно идут раскопки, не найдешь предмет обихода, так от стены древних домов всегда можно отщипнуть лучину, не те, что снаружи, они каменные, а те, что в земле разрыты. Храмы там тоже каменные, но в них есть деревянные предметы, не первой исторической важности.

Поехал Родион в северный, древний Новгород, то ли покорять, то ли ущемлять, это уж как получиться. Город, как город, а ворота у одного храма такие огромные, да кованные. Колокола гигантские и все на месте, еще и звонят. Но такие большие предметы оказывают мистическое влияние на огромное число людей. Вон, сколько автобусов со всего мира в город приезжает! А сколько среди них зарубежных туристов? Почти половина. И все они ходят по городу в поисках древности, визуальной или карманной. Попал Родька на одну экскурсию за город, он думал, что там древность есть, а там был выстроен деревянный город, стилизованный под старые дома, а бревна новехонькие, и отщипнуть нечего. Внутри домов была собрана утварь, но тоже видно, что она — новая. Горько стало Родьке, опять задание не выполнил, решил опят поискать в ближнем лесу. Пошел Родька в лес. В лесу старушку встретил, махонькую, сухонькую, с курносым носом, с седыми волосами, заплетенными в тоненькие косички, и вокруг головы напутанные. В руках она несла корзину с грибами.

От корзинки Родька глаз оторвать не мог.

— Бабуля, сколько лет твоей корзинке?

— Родимый ты мой, если бы знала, так сказала, она мне от бабки досталась, много у меня других корзинок было, да все состарились, а этой — хоть бы что!

— Продай корзинку, я тебе заплачу, сотню новых корзин купишь, еще внукам останется.

— Так почитай, жалко ее.

— Слушай, бабуля, твои внуки грибы собирают в лесу?

— Ты, что, касатик, они в городе каменном живут, шампиньоны в магазинах покупают.

— А я о чем! Продай корзинку, бабуля!

— Так я тебе новую корзинку продам, зачем тебе это старье!

— Мне эта корзина нужна! Меня за ней послали. Хожу я тут по лесам, ищу тебя.

— Правда что — ли меня ищешь? — лукаво спросила старушка.

— Тебя, ищу, с корзинкой.

— Фу, ты как привязался! Не крещенный ты парень, был бы ты крещенный, никогда не стал бы из рук корзинку выпрашивать.

— Сколько хочешь денег за свою корзинку? Ведь я мог бы у тебя из рук ее вырвать, но я с тобой переговоры веду, можно сказать на государственном уровне!

— Вот треклятый, почини мне забор да крышу, тогда отдам тебе корзину.

— Ты, бабуля не промах, идем, покажи свою хибару.

Бабуля повернула в другую сторону. Покрутила его вокруг елей да сосен, он вообще потерял ориентир, откуда пришел и куда идет. Пришли они к избушке, старой, не в пример музейным. Треть избы занимала огромная печь.

— Бабуля, зачем тебе печь такая огромная?

— Ты, чего, сизый мой, так я в ней моюсь, после того как хлеб испеку, я на ней и сплю.

— Ох, тяжело ты бабушка живешь!

— А куда легче! У меня все есть!

— Продукты, где берешь?

— А мне много надо? Колбасы я ваши не ем. Грибков насобираю, муку мне привозят. Так и подумай, зачем мне твои деньги?

— Вот попал! Неужели тебе ничего не надо?

— Почто не надо? Надо. Дровишки завсегда мне нужны, люблю я тепло.

— Где дрова взять?

— Ты, чего, родимый, больной? Гляди лесу-то сколько! Неужели, мне на дрова не хватит!

— Может тебе пилу "Дружба" купить?

— Так я с малолетства топором дрова рубила.

— Ладно. Показывай забор и крышу.

Через три дня, поработав топором, Родька получил корзину и свободу. Старушка денег у него взяла совсем немного, и столько, сколько считала нужным. Он купил жесткую сумку, упаковал в нее корзину, чтобы не сломалась, и домой поехал.

Галина, увидев корзину, всплеснула по-стариковски руками:

— Молодец, Родион! Прощаю первую поездку! Чудо! Это настоящее чудо! Свет выключи.

Родька выключил свет, закрыл окна. Корзина светилась матовым блеском.

— Настоящая! Проси, что хочешь!

— Хочу, Раису с моря.

— А не много ли ты просишь за корзинку?

— Ладно, я ушел, мне завтра на работу к Григорию Ивановичу выходить.

— Отлично.

Тарас в ночном клубе приобретал популярность, он стал любимцем публики. Его внешность пользовалась успехом и приносила доход. Эльвира держала его на коротком поводке, никуда не отпускала, никого к нему не подпускала. У него появился автомобиль с личным шофером, но жил он все еще на даче. Зимой дорога становилась проклятьем, поэтому он снял номер в гостинице. Это стало известным Элле, она повадилась его встречать у номера.

Эльвире донесли об Элле. Две женщины крупно поговорили, и Эльвира сняла Тарасу однокомнатную квартиру, рядом с ночным клубом. У квартиры появились женщины — поклонницы, его ожидающие в любое время суток. Об этом ей тоже донесли. Эльвира взяла его к себе домой. Как-то она заметила, что одна дорогая дверь превратилась в труху. Выяснила, оказывается, Тарас в дверь кидал нож. Это Эльвиру насторожило, она боялась ножей и запретила ему кидать ножи в доме.

Тарас кидал нож в дверь от ненависти к своему лицу, он его не любил, он скучал по Галине, а Эльвира его одного никуда не выпускала. Чем больше у него становилось денег, тем злее он становился. Он хотел — свободы! Ради свободы он изменил внешность, но был опять на привязи. Для него тайга становилась несбыточным раем, он готов был поехать хоть куда лишь бы подальше от ночного клуба и женских глаз! Его всегда сопровождал крепкий мужик.

Однажды Тарас не выдержал и стал у охранника просить, чтобы тот отпустил его в магазин. Мужик охранник сказал, что живым его не выпустит, и пошел к двери на свой пост. В спину охраннику полетел нож. Тарас подошел к трупу, вынул нож, вытер его, взял документы, деньги и шел без сумки. Как обычно уходят мужчины.

Детектив Илья понял, кто был в городе. Опрос родственников ничего не дал, Тараса давно никто не видел, о его сходстве с неким незнакомцем, Галина и Родька благоразумно промолчали.

Тарас поехал на море, но не доехал, а пересел на другой поезд, до знакомого полустанка в тайге на Малахите. Он, рассчитывал выйти на заброшенном полустанке, где нет перрона для пассажиров, но за время его отсутствие, здесь все изменилось. Его нога из вагона ступила на новый перрон, вокруг разворачивалось строительство. От такого вида, он захотел нырнуть назад в вагон, но поезд стоял минуту или две, и сразу стал набирать скорость. Он прямо, скажем, растерялся и

немного обрадовался: если строительство на начальной стадии, значит, люди здесь нужны.

К своему удивлению, в отделе кадров строительства сидела дочь лесника. Она Тараса не узнала. Здесь нужны были бульдозеристы, разравнивать площадку под новый промышленный поселок. Люди говорили, что рядом нашли залежи какой-то редкой руды. Тарас сказал, что права на вождение машины у него имеются, но он ехал в лес, в отпуск, и с собой их не взял. Ему назначили испытательный срок, и на следующий день он вышел на работу. Девчата в косынках, завязанных на шее, приметили молодого человека, над ним посмеивались, ему строили глазки. А он пытался освоить рычаги бульдозера с помощью одной такой девушки, помня, что последнее его вождение на автомобиле было неудачным.

С бульдозером у него получилось лучше, или ему очень хотелось его освоить. Убитого охранника он пытался не вспоминать, о себе никому и ничего не говорил. Однажды он взял свой складной нож и забросил его в одну из самых глубоких на стройке ям. Таких ножей в местном сельпо не продавали. Ножами он старался не пользоваться. Он был не женат, что сразу отметила дочь лесника, он ее притягивал, как магнит. Девчата заметили страсть начальника отдела кадров и дорогу ей не переходили.

Тарас работал старательно, насколько вообще мог это делать. Они стали встречаться. Дочь лесника звали Флора. Его утонченное лицо загрубело от ветра, солнца, дождя, приобрело бронзовый оттенок, теперь бы его в ночной клуб не взяли. Волосы отрасли, он их завязывал резинкой в хвостик, их неухоженный вид его вполне устраивал. Он начинал свою вторую, двойную жизнь. Ходил в простых куртках, телогрейках, в таких же ватных штанах, в кирзовых сапогах. На голове у него была старая кепка, потом шапка из затертого кролика. В одном из первых домиков он поселился с Флорой. Они расписались, он взял ее фамилию. Теперь он сам не помнил, кем раньше был.

Простая задача: как скрестить новую мебель со старой корзиной, — была Галине по силам, это она четко осознавала. Дерево к дереву, и чтобы лучилось! Сердце ее в это время было абсолютно свободным, деньги ей были нужны, и вечерами она сидела с сыном и прорисовывала вензеля с вплетенными в них прутиками из корзинки. Корзинку расплели, предварительно замочив, чтобы она не ломалась. Старые веточки напоминали по внешнему виду копченый сыр.

К Галине на огонек стал заходить Родька, то ли его тянула корзинка, то ли она сама, но он играл с малышом и уходить домой не собирался. Раиса стала забываться, а вот Галина заполонила все его существо. Или это корзина их связывала? Кто знает.

Галина иногда шутила:

— Тараса не боишься?

— Не знаю, если честно, но мне с тобой уютно.

— Как у Григория Ивановича работается? Не обижает?

— А чего нам с ним делить? У нас разные обязанности, я свои выполняю.

— Давай назовем новый комплект мистической мебели "копченый сыр".

— Галина, ты лучше ничего не придумала?

— А чем плохо? Предложим его директору мясо — молочного комбината, где этот чудесный сыр выпускают.

— Ты этот сыр любишь? Он дорогой!

— Так он сухой. Возникает иллюзия, что его ешь, ешь, челюсти устанут, а ты при этом не поправляешься.

— Если так, а по мне лучше бутерброд. Сообрази чай с лимоном и бутерброд с обычным сыром и маслом, я это все купил, в холодильнике лежит.

— Раз лежит — сделаем, мне недолго.

Интересные у них складывались отношения: без страсти, без видимых взглядов. Так, теплые отношения, тихие слова, никаких совместных планов на будущее, у обоих были однокомнатные квартиры, и не было родственников в этом городе. Работа у Григория Ивановича на фирме благоприятно отразилась на внешнем облике Родиона, он стал уверенней в себе, стал лучше одеваться, лучше стричься. Они не кидались друг другу на шею, не было поцелуев, но все чаще вечера Родька и Галина проводили вместе, втроем гуляли по выходным в парке. Возникало ощущение, что они начинают жить с чистого листа. Этого не могла не заметить Инесса Евгеньевна, но и она не возражала против дополнительной опеки ее внука, Евгения.

Название нового комплекта мебели "копченый сыр' Галина предложила директору комбината, производящего копченый сыр. Директор удивился, рассмеялся и купил за хорошие деньги весь комплект мебели.

Весной Виктор Иванович вместе с Эллой поехал на дачу. С первого взгляда было видно, что здесь зимой никого не было. Элла отказалась от услуг Лады, и сама занялась уборкой помещений. Ее хозяйская жилка подсказывала, что это сущая роскошь одним жить на такой большой даче. Элла предложила дачу городскому детскому саду. Приехала комиссия, дачу одобрила, и к лету сюда заехали малыши с воспитателями. Элла, таким образом, спасла своего Виктора Ивановича от посягательств чужих женщин. Он не возражал. Лада после такого расклада в жизни Виктора Ивановича, пошла на работу к Григорию Ивановичу. Его предприятие расцветало. Ее взяли на упаковку готовой продукции. Григорий Иванович, получая зарплату, сразу отстегивал деньги Ладе на Инну.

Неважные дела складывались у Раисы, она не могла дозвониться до Родиона. Дома его постоянно не было, а работу он сменил. Его визитка морально устарела. Три месяца беременность развивалась в скрытом варианте, потом так стала такой, что ничем нельзя было живот спрятать. А Родион молчал. Раису дома ни то, чтобы ругали, а презирали. Хуже было другое — финансовых средств в ее доме хронически не было, деньги ее дом стороной обходили. В гостинице, где Родион жил, она узнала его домашний адрес, на последние деньги купила билет на поезд. Раиса приехала к его дому, ждать его, пока не появится.

Родька пришел поздно от Галины, у нее он спать не оставался. На скамейке у его подъезда сидела Раиса с большим животом. Он ее с трудом узнал. Да и она его узнала, только потому, что впивалась глазами в каждого мужчину, заходящего в подъезд. Код замка она не знала и в подъезд пройти не могла. Родька привел ее к себе домой. Срок у Раи был серьезный, а живот такой огромный, что Родька его с первой минуты забоялся.

Рае было немного плохо после переезда. Она сразу легла на диван. Теперь уже пришлось бегать Родьке и ухаживать за Раисой. Он не отрицал своего участие в образовании этого гигантского живота. После работы он теперь шел домой, а к Галине больше не заходил. Она и не спрашивала его не о чем. Был — хорошо, нет — тоже хорошо. Родька и Рая были вынуждена расписаться, потому что Раисе требовалось наблюдение врачей, она даже приехала со своей медицинской картой. Родила Рая ближе к лету мальчика и девочку. Весь временный лоск с Родьки слетел. Деньги уходили на детей и Раису.